Текст книги "Бог из глины"

Автор книги: Иннокентий Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

Вычеркнуть из жизни.

Растоптать, растереть в пепел.

Забыть навсегда, и никогда, никогда больше не возвращаться…

Стоя у холодного окна, наблюдать, как стекают по стеклу огромные черные капли. Подпевать осеннему дождю, царапая ногтем растрескавшуюся раму, с остатками краски.

Спускаться по лестнице, считая ступеньки. А под лестницей, где темно и сквозь щели в ступеньках можно рассмотреть, что творится там, вверху.

Слушать пение существ, замурованных в толще стен, и даже подпевать, ловя незамысловатую мелодию осенних снов. Улыбаться серебряной луне, что стыдливо заглядывает в окно.

Слушать, как скрипит дверка шкафа, и существо, живущее в нем, неторопливо выбирается наружу, чертыхаясь, царапая полировку, путаясь в белье, скрежеща зубами в радостном нетерпении.

И обжигающие скобы колодца – единственный путь наверх – кто сказал, что их всего четыре? Их бесчисленное множество, и одолеть каждую из них – уже само по себе маленький подвиг.

Карабкаться, веря в удачу, считая искорки, что обжигают сетчатку, плача, задыхаясь от боли, понимая, что там наверху никто не поможет избавиться от всего этого кошмара. Он останется с тобой, чтобы тебе было не скучно темными ночами, когда рядом сопит любимая проказница-женушка, и гудит обогреватель, и если прислушаться, можно услышать, как потрескивают обои на стене, а за окном поет сверчок.

И это тоже частичка твоей никчемной жизни, и было бы глупо разбрасываться всем этим, но вот только нет больше сил сдерживать дыхания, потому что крик, который вырвется из твоей груди, может оказаться настолько сильным, что голосовые связки станут кровоточащими лохмотьями, а сам крик и вовсе превратится в неровное шипение, или судорожный кашель.

Тебе страшно, детка? Прости, это всего лишь маленькие капельки пота на твоем лице. И стиснутые зубы, и налившиеся кровью глаза, лишь смутные терзания души, случайно попавшей в унисон с нескончаемой арией боли.

И твое нелепое мычание, лишь догадка, что боль никуда не уйдет.

Останется с тобой.

Надолго, а быть может даже навсегда.

Боль бывает разной.

Боль может быть очень сильной. Невероятной. Такой, что даже не верится, что все это, на самом деле, происходит с тобой. И даже тогда, когда сознание начнет растворяться в потоке этой обжигающей боли, даже тогда останется мысль, что все это неправильно, нелепо.

– Восемь, девять…

(Давай, малыш!)

Хей-хо, парень, покажи на что способен, вывернись наизнанку, и сдвинь этот гребаный мир, и пусть тебя не смущают ни кровь, хлынувшая из носа, ни шатающиеся зубы, что рассыплются маленькими белыми камушками, у тебя под ногами.

Сделай это, чтобы можно было разорвать грань между мирами, и попасть туда, где старый дом похож на огромный старинный замок, а в пруду растут прекрасные лилии, и плавает золотая рыбка, которая поможет тебе исполнить все желания…

Сергей водил пальцами, копаясь в мягкой, сырой глине. Глина набивалась под ногти, ее было так много, что казалось, можно было слепить огромную глиняную куклу, статую, божество.

(Глиняного бога, что избавит от страданий)

А когда он слепил и положил в рот первый кусочек глины, словно что-то коснулось его лица. На мгновение умолкли и вновь, с удвоенной силой запели существа, и в воздухе запахло дымом.

Мир начал свое движение, так, что задрожал старый дом, и с потолка посыпалась штукатурка вперемешку с грязью и мусором. И что-то огромное, важное зашевелилось там, под землей, и сказало первые слова. Там, в подвале, в кромешной тьме, нашлось местечко для них обоих.

Стены сдвинулись, и мир сдвинулся вместе с ними. И это было прекрасно – ощущать свою власть над временем и пространством, пускай даже с каждым мгновением уходила маленькая частичка души.

Сергей хрипло рассмеялся, и выплюнул вместе с кровью первый зуб…

9. Надежда в ванной

В ванной было холодно. И страшно…

Страшно стало с того самого мгновения, когда Надежда услышала, как где-то неподалеку раздается голос мужа. Сначала это было похоже на нераздельное ворчание, бормотание. Затем он ненадолго утих, и слышно было, как он возится где-то там, не то в погребе, не то в омшанике.

В последнее время, она все чаще и чаще стала приходить к мысли о том, что выбрала не тот путь, который следовало бы выбирать на ее месте.

(Ты совершила большую ошибку, девочка, и, как известно за все ошибки рано или поздно приходится платить…)

Что-то поселилось между ними еще до того, как они переехали в этот дом. Все мелкие ссоры из-за пустяков, все обидные слова и безразличные взгляды, все это было и раньше – просто здесь, каждая мелочь становилась чем-то непреодолимым, словно этому способствовала сама атмосфера дома.

И если Надежда раньше и задумывалась о том, что все не так, как хотелось бы, то теперь она была уверена в этом на все сто.

(Вспомни детка, все, что происходило с тобой – это какой-то бред, странные фантазии и сны, словно ты поселилась сказочном месте, где все наоборот, как в стране зазеркалья…)

С мужем что-то происходило. И тогда, когда он сидел, опустив взгляд, раскачиваясь из стороны в сторону, и было видно, как шевелятся его губы. Или тогда, когда Сергей листал старые журналы, и Надежда буквально чувствовала, как каждый раз, когда она входила в библиотеку его спина каменела, а тишина становилась звонкой и прозрачной как слеза, и можно было ощутить, как в воздухе скапливается электричество, словно перед грозой.

(Хей, детка, может быть, ты уберешься отсюда подобру-поздорову, и перестанешь надоедать своим молчаливым присутствием?)

Он замыкался в себе, возводя между ними толстую стену из самого крепкого камня. И если закрыть глаза, можно было рассмотреть каждый кирпичик, из которого она состоит.

И не тогда ли ты в первый раз подумала, что у этого парня не все в порядке с головой, когда любопытства ради, решила заглянуть, – чем же он все-таки там занимается?

Толстые подшивки журналов – время, замершее в глянцевых фото, и ровных рядках статей. Репортажи с полей, интервью с передовиками производства, и, конечно же, групповые снимки.

Люди, стоящие в ряд. Старой кройки костюмы и летние, с большими полями, шляпы. Толстые и худые, высокие и коротышки. Вот только объединяло их всех одно – замазанные тушью лица, неряшливые прямоугольники вместо имен, внизу, под снимками.

Кто-то здорово постарался, чтобы ты не смогла узнать, кто скрывается за зелеными пятнами вместо лиц. И этот кто-то был ее муж!

Надежда бегло пролистала подшивку – везде было одно и то же. Ни одна фотография не осталась без этого странного вмешательства.

(Этот парень окончательно съехал с катушек. Свихнулся, сбрендил…)

Со стороны это наверняка выглядело смешно – взрослый мужчина, высунув от усердия язык, замазывает лица на фотографиях в старых журналах…

Вот только почему-то Надежде было не до смеха. Слишком много всего навалилось сразу – сны, в которых не было ничего, кроме страха и боли, дом, что оживал на глазах и пытался вернуть давно ушедшее время, когда молоко разливали в смешные бутылки с крышечками из фольги, а в городском парке по воскресеньям играл духовой оркестр.

Надежда поежилась. Июнь подходил к концу, но эта ночь казалась вырванной из осени. И если закрыть глаза, то вполне можно представить, как шумит за окном ветер, и деревья в саду роняют желтые листья. Осенняя симфония умирающей природы.

(Ну, уж нет – эта июньская ночь принадлежит лету. Самому лучшему из времен, не считая, конечно весны…)

Надежда с трудом поднялась на ноги. Ее мутило…

Она проковыляла к корзине с грязным бельем, и, не глядя, вытащила свой старый, стиранный перестиранный халат. Не бог весть что, но кому, какое дело? Когда царит ночь, и за окном нехорошей улыбкой ощерилась луна, не имеет значение что на тебе. Куда важнее то, что таит в себе эта ночь!

(И кто знает, какие сюрпризы ожидают тебя этой ночью, детка!)

А еще в голове раненой птицей порхала одна и та же мысль.

(Беги, детка. Беги пока не поздно. Брось все, ради всего святого, и беги…)

Вот только куда деться от себя самой?

Сначала это было похоже на тихий шепот. Словно дом, рассказывал тихонько о том, что ему бы хотелось сделать с ней, с ее плотью.

(Высосать душу, выпить жизнь, не спеша, смакуя, капля за каплей…)

Надежда застыла, вслушиваясь в этот шепот. В нем было что-то… непристойное. Словно кто-то подсмотрел за тем, как она сидит, ерзая на унитазе, ожидая, когда освободится мочевой пузырь, и теперь пытается рассказать об этом всему свету.

Шепот становился все громче, настойчивее, и когда он обрел силу, стал более уверенным, Надежда поняла, что слышит голос мужа!

Он возился где-то рядом, не то в погребе, не то в омшанике. Надежда подошла к дальней двери (той самой, что выходила в тамбур, за шторами) и прислонилась к ней, пытаясь расслышать, что же творится там, за ней.

(Черт, ничего не разобрать!)

Надежда прильнула к двери, на миг, ощутив ее неприятную прохладу, но через секунду совершенно позабыла об этом, поскольку там, за дверью, происходило что-то странное.

Шепот перешел в тягучее бормотание. Словно школьник зубрил домашнее задание, повторяя вслух ненавистные глаголы и деепричастия, вместо того, чтобы самозабвенно гонять со сверстниками мяч, и в этом бормотании было нечто такое, от чего хотелось забиться как можно скорее в самый дальний уголок, и съежиться, превратиться в маленький клубочек, чтобы только не видеть, не слышать, не ощущать того ужаса, что забирается в мозг, подчиняет душу и тело.

Слов было не разобрать. Какие-то обрывки фраз, словно Сергей пытался кому-то что-то рассказать, объяснить.

А потом ее накрыло, словно волной. Как будто мир качнулся, поднялся на дыбы. Ее бросило в сторону. Надежда больно ударилась плечом о холодный кафель, и заскулила от боли, пытаясь сохранить равновесие. Она уперлась рукой в стену, и мотнула головой, приходя в себя.

Внезапно дохнуло гарью. И откуда-то издали, явственно раздался тихий, тревожный перезвон колокольчиков.

Надежда судорожно сглотнуло. От запаха паленого кружилась голова, и снова подкатила рвота. Колокольчики стихли и вновь зазвучали, наполняя ночную тишину мелодичным звоном.

(Хей, детка – неужели ты до сих пор думаешь, что все в порядке? Если так, – ты действительно непроходимая дура, и тебе давно пора вправить мозги!)

Дом оживал. Его стены слегка подрагивали, а к звону колокольчиков добавился тихий призвук. Словно кто-то подпевал тонким голосом. Черт возьми, множеством голосов.

Тихие серебряные голоса, они звучали отовсюду, все усиливаясь.

Надежда в ужасе замерла. На миг ей показалось, что голоса исходят от самих стен дома, но она отогнала эту мысль.

(Это просто… сон! Ну конечно же это сон. Обычный сон, не более того. И если ущипнуть себя побольнее, то…)

Чуда не произошло. В этом доме не осталось больше чудес. Надежда, что есть силы, ущипнула себя за руку, и вскрикнула от боли. На коже явственно расплылся небольшой синяк.

Да что же происходит на самом деле?

Колокольчики тренькнули в последний раз, и умолкли. Надежда многое бы отдала, чтобы вслед за колокольчиками смолкли и голоса, которые наоборот стали громче и противнее. Они пели, и если сильно захотеть, можно было бы расслышать незамысловатые слова этой песни.

(Мы здесь, крошка, мы рядом, только руку протянуть… И не спи, не поворачивайся к нам спиной, пока мы рядом с тобой, маленькая аппетитная толстушка…)

Это существа, внезапно поняла Надежда. Существа, подобные тому, что жило в шкафу, чтобы там не говорил на этот счет Сергей. Мерзкие противные существа, что прячутся в стенах дома, поджидая момент, когда можно будет выбраться наружу, чтобы утолить голод, насытить утробу, сладко отрыгнуть и убраться восвояси, назад в свои владения, до следующего раза…

(А пока что, детка…)

А пока они только поют, предвкушая сытный, неторопливый ужин. И если ты решила, что тебя забыли пригласить на этот ужин, то ты сильно ошибаешься. На этом славном пиру ты будешь главным участником. Вот только пригласят тебя не в качестве гостя, не забывай об этом детка, когда они потащат тебя, упирающуюся, мычащую, блеющую от страха прямиком к праздничному столу. Они будут волочить тебя, перекрикиваясь, радостно гогоча, перебрасывая с рук на руки, сочиняя на ходу небылицы о том, что давно не было такого славного пиршества, и как теперь будет весело на этом небывалом празднестве…

– Не сходи с ума, сосредоточься, это кошмар, не более того. Страшные картинки, что подсовывает подсознание… – Надежда успокаивала саму себя, напрасно надеясь, что вот прямо сейчас, она проснется, и будет лежать в теплой постели, потихоньку приходя в себя, возвращаясь из царства теней в мир привычных будней.

Вот только все вокруг было насквозь пропитано явью, что ни о каком сне не могло быть и речи.

Реальность была во всем – в трещинках на кафеле, в корзине с грязным бельем, и даже в разводах ржавчины на облупившейся эмали ванны.

А голоса неведомых существ, колокольный перезвон, да гарь, перебившая запах алкоголя, – все это лишь отражение чьих-то снов в твоей бедной, испуганной головешке, милая.

Не стоит придавать особого значения этим признакам нереального, тем более что впереди предстоит масса интересного. И ты, как никто другой, понимаешь, это – иначе, почему тогда ты притаилась в холодной ванной, притихла как мышка, стараясь не шевелиться, не дышать, согласная исчезнуть, испариться… все что угодно, только чтобы не дай бог, не выдать своего присутствия?

У нее не было ответа на этот вопрос, так же, как и на сотню остальных.

Зато Надежда могла с уверенностью сказать – все, что происходило сейчас и с ней – лишь короткая ненавязчивая прелюдия, вступление перед основной партией, которую вздумала исполнить судьба, которая затащила ее в этот ненавистный дом.

(О, детка, тебе в голову иногда приходят потрясающие мысли!)

И если продолжать вот так сидеть на холодном полу, упершись в стену спиной, то можно дождаться финальной части концерта…

Голоса чуть притихли, оставшись навязчивым фоном, и за дверью вновь раздался тихий голос мужа.

Надежда осторожно подползла к двери (почему-то ей показалось, что если она сейчас поднимется на ноги, то обязательно привлечет внимание Сергея, и стены опять начнут свое движение), и прислушалась.

Ничего не разобрать. Словно он набил полный рот, и пытался говорить при этом, обращаясь к неизвестным слушателям.

Он говорил, и с каждым словом, мир менял свои очертания. Надежда заворожено наблюдала, как оплывает кафель, словно тающий воск свечи, и дверь, за которой голос твердил о чем-то своем, казалась живым существом.

А потом наступила тишина.

10. Глиняное божество

Кровь хлынула ручьем, и Сергей запрокинул голову. Лунный свет вверху и темнота внизу прекрасно гармонировали, дополняя друг друга. Голоса существ были тем самым фоном, что придавал законченность ночной картине, написанной болью и страхом.

Глиняное божество, оно было здесь все это время, просто нужно было подобрать время и место, чтобы встретиться с ним, в темном погребе – именно там, где фантазия маленького мальчика поселила его давным-давно, когда все было проще, лучше, и лето, что пролетало как один миг, было прекрасным тому подтверждением, поскольку стоило того, чтобы ждать его, всматриваясь в очертания осенних капель, ловя языком колючие снежинки, пуская кораблики из спичечных коробков в мутные весенние ручьи. Его всегда не хватало – прекрасного лета; но даже тогда оставалась весна – лучшее из времен, поскольку до лета было уже рукой подать, и холодные зимние ночи, когда не хочется казать носа из-под теплого одеяла стали воспоминанием; и пускай весна была еще короче, чем долгожданное лето, все равно она оставалась в памяти теплым ветром, зеленой листвой, пением птиц и запахом свободы.

Божество было с ним, было всегда, и оно говорило с ним тысячей голосов – и пением существ, и царапаньем веток березы за окном, и жужжанием изумрудных бронзовок, что слетались на сладкий запах цветущей липы, и даже старый дом, казался частью всего этого совершенства.

А потом, когда мир начал движение, смолкли все голоса, и остался только один – голос божества. Этот голос говорил с ним, и Сергей с жадностью ловил каждое слово, внимая неземной мудрости, наполняясь уверенностью, что он все делает правильно, и ни на шаг не свернул с той заветной дорожки, ведущей прямиком к месту, где сбываются мечты…

Глиняный бог говорил, и почтительное молчание дома свидетельствовало о важности этих слов.

– Хей, малыш – говорил голос. – Слушай внимательно, и не отвлекайся на боль. Ее больше нет, ей здесь не место, так же как и сомнениям и тревогам. Слушай внимательно малыш, и да прибудут в тебе спокойствие и уверенность.

Ведь ты сам захотел этого, и я, и неведомые существа в толще стен, и даже чудовище-страшило, живущее в шкафу, – все мы твои дети, и хотим только одного – чтобы исполнились все желания.

Посмотри на себя – ты долго шел сюда, и путь твой был долгим и трудным. Но теперь, когда ты здесь, тебе осталось совсем немного, чтобы закончить свое путешествие…

Слушай же, слушай!

И пусть молчит луна, и существа, живущие в толще стен, перестанут подпевать ей тонкими пронзительными голосами, – все для того, чтобы ты не растерял ничего из того, что обретешь в темноте.

Все, что было с тобой – дни и ночи, часы и секунды, времена года, мысли, чувства, мгновения жизни, сомнения и вечерние слезы, ожидание неизбежного, так и останется с тобой, вместе с сожалениями о том, что не сделал, не увидел, не почувствовал. Не бойся парень, с тобой не случится ничего, чего бы ты не захотел сам. Здесь нет света, разве что отблески лунного света, да пара горящих глаз, что смотрят из тьмы, но послушай парень – эти глаза твои, и в них я вижу боль и страдание.

И все, что ты сейчас испытываешь – лишь скорбный итог всему тому, что ты наворотил в своей жизни. Признаться мне тебя немного жаль. Всем нам очень жаль.

Поверь, парень, ты достоин большего.

Здесь темно и сыро, но мне хочется верить, что ты способен все изменить.

Ты способный и по-своему талантлив. Вспомни, как бабушка говорила твоей любимой женушке, еще тогда когда вы не были женаты, и ты привез ее на смотрины. Он талантлив – сказала бабушка, размешивая чай старинной серебряной ложкой. И она была права. Не каждый способен вытерпеть все то, что навалилось на тебя.

Вспомни, как было страшно холодными зимними вечерами, когда ты засыпал, судорожно натянув одеяло, словно веря, что оно способно защитить от страшного существа, что царапалось за тонкой дверкой шкафа, как вздрагивал каждый раз, когда звонили колокольчики, что, висели над дверью.

Они больше не звонят, эти предвестники боли. Разве что иногда, тогда, когда действительно случается что-то по-настоящему плохое. Как в тот Новогодний вечер, когда ты выскочил на пару минут, даже не предполагая, что эти несколько минут превратятся в несколько кошмарных часов в холодной глубине колодца.

Колокольчики не звонят, да и существо покинуло тебя однажды осенним дождливым днем. В тот день, когда дедушка навсегда покинул всех вас, и ты помог ему никогда больше не возвращаться в этот мир.

Ты сделал все, что мог – выполнил свое обещание. Мертвые не лгут и не плачут. Ты лежал в постели, слушая, как капли дождя стучат по крыше. Капли стекали по стеклу, стекали по щекам, и дверка шкафа не скрипнула в тот вечер. Не скрипела она и потом. Может быть, ты понял, что за ней только тетрадки и книги. Старые игрушки и обломки розового с черными полосами детства. А может быть, ты просто вырос…

Ночи, которые стали твоими. Возможность возводить спасительную стену, отгородиться от старых пятен новыми поступками и принципами. Смотреть на мир взрослыми глазами, подсмеиваясь в душе над нелепыми детскими страхами.

Так ли страшны существа, рожденные твоим воображением? Страшны ли мутные образы полуночи? Кто знает…

Ты оставил глупые кошмары и живешь новой жизнью.

Оно дало тебе небольшую передышку, а само в это время было где-то рядом, собираясь с силами, чтобы появиться вновь, забрать к себе. Забрать в свою страну – в зазеркалье тьмы, в страну боли и отчаяния.

И даже теперь, когда ты понял что все это просто странные фантазии, которым не место в твоей жизни, ты вздрагиваешь каждый раз, когда из шкафа раздается какой-нибудь подозрительный шорох…

Ну а то, что случилось на чердаке, и твои приключения в погребе вполне можно списать на разгулявшуюся фантазию, вот только ты прекрасно понимаешь, что все это происходит на самом деле, взаправду.

Может быть, иногда сон и явь просачиваются друг в дружку, образовывая странный коктейль, в котором место и полуночным фантазиям, и обыденной повседневности, и пробуя на вкус этот странный напиток, понимаешь, что это и есть настоящая жизнь?

Кто знает… Лично я не собираюсь ни в чем тебя упрекать. Иногда мы сами не властны над своей жизнью. Чаще всего вот так все и происходит – некоторые называют это роковым стечением обстоятельств, для кого-то просто не так сложились звезды на небе, а кто-то просто проиграл свою удачу, как бы то ни было – итог один, и чаще всего этот итог очень даже печален.

Эй, малыш, или ты готов поспорить, что все не так? Что солнце освещает твой путь, и у твоих ног начинается широкая дорога неизведанных возможностей и счастливых случайностей?

Если ты и в самом деле думаешь так, то нам не о чем с тобой толковать, поднимай свой зад и выметайся отсюда, поскольку здесь только сырость и паутина, да темнота, которая рассеется с первыми лучами солнца; но мы-то оба знаем, что ты никуда не денешься из этой тесной каморки, в которую так давно стремился попасть, и главная причина вовсе не сломанные, переломанные ножки, а то, что иногда должны сбываться самые невероятные мечты.

Святая правда, дружок – поговаривают, что если чего-то очень сильно, ну прямо очень, хотеть, то желания могут сбываться; правда редко, кто способен хотеть по-настоящему, до выступивших на лице вен, до крови, что хлыщет из носа даже не собираясь останавливаться (странно, что она еще есть в твоем теле, парень), до шатающихся зубов, которые, если провести по ним языком, отзовутся тупой болью…

Но ты из таких, не так ли, Сереженька?

Ты же наверняка знаешь, чего хочешь! Твое желание горит в твоих глазах огромными восклицательными знаками!!

И я готов спорить, что тупое провинциальное тление вовсе не то, о чем ты мечтал, когда просыпался теплым летним утром, и наполовину высовывался в распахнутое окно, чтобы набрать полную грудь воздуха и выкрикнуть в просыпающееся лето воинственный клич:

– Хей-хо!!!

Именно так, парень, и да пребудут с тобой сила и уверенность, которых так тебе не хватает сейчас. Посмотри на себя – ты словно червяк в навозной куче, ворочаешься в маленькой тесной норке, даже не подозревая, что вокруг огромный мир, полный чудес, и этот мир может стать полностью твоим, достаточно только захотеть. Но ты заперся в темной каморке отчаяния, даже не пытаясь, что-нибудь изменить. Ведь это так просто – захотеть, чтобы исполнились мечты.

Все пошло не так с самого начала. И даже когда ты лежал в маленькой колыбельке, и ночник освещал твое личико, даже тогда в темном углу спальни горели яростным огнем глаза существа, живущего во тьме.

Мгновения – они способны изменить всю дальнейшую жизнь. Вспомни тот яркий летний день, когда она вышла из подъезда, цокая каблучками, и ты чуть приподнял голову, провожая ее взглядом. Что бы произошло, если бы ты так и не отвлекся бы от изучения пивной этикетки? Быть, может эта толстая дуреха, что морочит тебе голову, так и не вошла бы в твою жизнь, а точенее не ворвалась бы в нее, чтобы испортить, развернуть вспять, разбросать семена сорняков на дорожке ведущей к счастью?

Подумай сам, насколько было бы легче, если бы она не стояла у тебя на пути! Нет, не подумай ничего такого, я не хочу вмешиваться в ваши отношения, но посуди сам малыш – разве вас ждет впереди хоть что-то хорошее?

Ты уже не прыщавый юнец, и способен видеть перспективу – так скажи, какова вероятность того, что ваш брак принесет полезные плоды? С самого начала она раскачивала ваше маленькое неуютное гнездышко, словно нарочно стараясь как можно больше досадить тебе!

А эти маленькие секреты? Что толку каждый раз возвращаться к одному и тому же, пожалуй, хватит копаться во всем этом дерьме – пора начинать смотреть на мир трезвым взглядом. И все что я тебе говорю сейчас – только для тебя одного.

Да она просто смеется над тобой! Считает тебя неудачником, и уже сейчас пытается вертеть тобой, как сама захочет. Подумать только, возомнила о себе невесть что, воображает себя королевой, но мы знаем (уж мы то знаем, приятель!) какова на самом деле цена ее словам…

Она морочит тебе голову малыш, и ты как последний неудачник позволяешь ей так с собой обращаться. И вот что я тебе еще скажу – впереди веселые деньки, только потерпи немного. Если хочешь, я расскажу, что ждет тебя, хе-хе:

Ночи без сна, и бесконечный, непрекращающийся рев – изматывающий, надрывный до хрипоты. Это маленькое тельце исторгает его, синюшное сморщенное личико кривится, задыхаясь от переполняющего его крика, стараясь как можно больше досадить тебе. И пеленки, они кругом – на батареях, на веревках, что протянуты вдоль кухни. Распашонки, пеленки, подгузники – и клубы пара. Она готовит, одновременно пытаясь раскачивать коляску, чтобы хоть не надолго угомонить орущее существо.

Оно не смолкает ни на час, ни на минуту, ни на мгновение. И ночью, проваливаясь в блаженную негу, ты каждый раз будешь вскакивать, как ошпаренный, ибо оно только и ждет, когда ты закроешь глаза, чтобы безжалостно выдрать из сна, своим несмолкаемым ревом.

Как тебе такая перспектива малыш? Да, я еще не до конца рассказал тебе, как это все выглядит на самом-то деле:

Ты будешь каждый вечер возвращаться домой, усталый, голодный, сатанеющий от бесконечной усталости. И у самой калитки, ты каждый раз будешь не надолго задерживаться, находя тысячу поводов, чтобы постоять хоть немного, хоть пару минут, наслаждаясь вечерней тишиной. И поверь – и с каждым разом эти минут будут становиться все дольше и дольше. Ты только представь – задерживаешь дыхание, словно бросаясь в прорубь, и рывком распахиваешь двери, чтобы клубы пара окутали твою фигуру, приглашая последовать в ад грязных пеленок, парующих кастрюль и оглушительного рева…

И скажи мне парень, ответь как на духу, не стесняясь, и не отводя глаз – быть, может, на самом деле стоило тем проклятым летним днем поставить на теплый асфальт недопитую бутылку пива, и уйти ко всем чертям, побродить по аллеям городского парка, покормить хлебными крошками наглых голубей на главной площади, а то и просто завалиться дома перед телевизором, включив какой-нибудь мексиканский сериал – да все что угодно, лишь бы только не встретить ее – ту, которая разворотила аккуратную ровную дорожку, ту, которая разбросала в стороны все мечты и надежды?

И если ты сейчас скажешь, что не все так плохо на самом деле, я отвечу – тебя обманули, обвели вокруг пальца, как самого последнего простофилю.

Раскрой глаза пошире, чтобы видеть то, что приведет тебя к цели…

Раскрой уши, чтобы не пропустить ни слова из того, что я тебе тут толкую, и быть может, тогда мы придем к общему знаменателю, и каждый получит то, что хочет.

Ты ведь не просто так сюда пришел, малыш, не так ли?

Наверняка найдется причина по который ты здесь сейчас. И мы оба знаем, что все это не просто пьяная выходка съехавшего с катушек полоумного психа!

Ты здесь, в погребе, малыш – в месте, где сбываются мечты, и пускай для этого придется, малость потрудиться, поверь, – оно того стоит. И если ты скажешь, чего хочешь на самом деле, – кто знает, может так все и произойдет, и ты уйдешь отсюда счастливым. Было бы желание приложить немного усилий для осуществления своей мечты!

Чего ты хочешь, парень?

Не стесняйся своих желаний – ты достоин всего, что только возможно в этом безумном мире.

Только представь – широкая лестница, выстланная ковром, и ты, не спеша, поднимаешься по ней, небрежно кивая на приветствия, следуя в своей кабинет. Там, за необъятным столом ты творишь историю, и любой твой каприз становится законом для всех остальных. За окнами вечер, и ты включаешь небольшую настольную лампу с зеленым абажуром. Ее свет тысячекратно преломляется в прозрачных подвесках люстры, оставляет следы на старинной мебели, на огромной, во всю стену карте, а в бокале из горного хрусталя, уже налито самое лучшее вино…

Признайся, ты не раз мечтал об этом, и затертые лица в журнальных подшивках – лишнее тому подтверждение. Я только показывал тебе, как это могло выглядеть на самом деле, ты же пугался того, что вполне могло быть твоим. Ты трус, парнишка, и это намного хуже.

Чего стоят детские страхи? Сейчас, когда тебе почти тридцать ты вполне способен ответить на все вопросы, и ты как никто другой понимаешь – страшнее всего делать выбор, тот самый, от которого зависит твоя жизнь. Я же только предлагаю тебе сделать этот выбор, не более того.

Выбор за тобой, парень. Любые желания, все, что пожелаешь…

Хотя на самом деле, я точно знаю, чего ты хочешь. И это тоже часть и тебя и меня – что может быть лучше тех прекрасных деньков, что остались позади. Все вокруг словно сошло с ума, в бесконечных попытках измениться, отбросить груз прожитых лет. Город, что меняет свое обличье, старые дома – они словно другие. Не такие, какими их помнишь ты. И проходя мимо, ты иногда совершенно случайно ловишь взглядом, то тут, то там маленькие кусочки прошлого – дома, улицы, что остались неизменными с того самого времени, когда ты окончательно порвал с сопливым детством. Деревья, пруд, заросший камышом, и даже пустырь возле кладбища – эти места словно вобрали в себя волшебство, что осталось с тех времен.

Я могу помочь тебе, парнишка-Сергей, если ты со своей стороны готов помочь мне кое в чем…

Сергей облизал пересохшие губы, и выдохнул, сплевывая кровавые сгустки:

– Чего тебе нужно?

Голос замялся.

Все то время, что он говорил, Сергей почтительно внимал ему, принимая за откровение каждое слово. Голос менял интонации, и мир сдвигался в такт ему. Сергей ощущал, как меняются размеры погреба, словно дом существовал в сотне тысяч параллельных миров, и теперь колебался, делая нелегкий выбор – в каком же из этих миров остаться навсегда.

– Все дело, в том, малыш – наконец решился голос – что нужно мне, совсем не важно здесь и сейчас. Главное – что нужно тебе самому. И мы оба знаем, что можно подойти к самому краю, и выглянуть наружу, если это стоит того…

В тебе есть сила, нужно только не бояться выпустить ее наружу.

Не робей, парень, и ты увидишь сам, на что способен.

Я хочу, чтобы ты понял, наконец – здесь, в месте волшебных снов и желаний, возможно все. И если ты не из тех сопляков, что боятся собственной тени, то сумеешь показать, кто здесь самый главный.