Текст книги "Бог из глины"

Автор книги: Иннокентий Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)

2. Встреча

Там, в месте чужих снов, всегда царила осень. Желтые листья чуть покачивались на воде. Сухой камыш шумел на ветру, и тихонько гудели трансформаторы электрической подстанции.

Надежда стояла на мостике, всматриваясь в мертвое великолепие осени.

– Волшебство, оно повсюду, им пропитана каждая ветка, каждый лист, это место волшебных снов и желаний – Степан незаметно подошел сзади, заставив ее вздрогнуть от неожиданности.

Он успокаивающе положил руку ей на плечо.

– Не бойся. Пока ты здесь, с тобой ничего не случится. Я раньше частенько наведывался сюда. Здесь не так много людей, и можно часами стоять на мостике, смотреть, как падают листья, слушать, как плачут ивы, расставаясь с летом. Это место моих снов, и чтобы не случилось со мной, где бы я ни был, это место всегда со мной, и только здесь я могу ненадолго обретать покой. Это место, где всегда осень…

Надежда пожала плечами.

– Это всего лишь сон, и на этот раз я точно знаю это…

– Не имеет значения – перебил ее Степан. – Сон это лишь кусочек реальности, вывернутый наизнанку. И кто знает, где ты наиболее настоящая, здесь, во сне, или там, где кипят неуемные страсти, и на десяток грешников не отыскать ни одного праведника. Пока мы здесь, еще есть возможность исправить все, что произошло, найти выход. Все зависит от тебя, от того, насколько ты хочешь этого.

– Я умерла? – равнодушно спросила Надя. Здесь во сне – она была совсем не такой, какой был на самом деле. И в отражении на воде, она видела хрупкую красавицу, с белыми как снег волосами.

– Не думай об этом – мягко ответил Степан Королев. – Ты здесь совсем не для того, чтобы переживать по пустякам. Смерть не самое страшное, что может приключиться с тобой на самом деле. Поверь, есть вещи пострашнее смерти.

Надя пожала плечами.

– Что может быть страшнее?

Степан наклонил голову. Он был высок и неимоверно худ. Словно из него высосали все жизненные соки, оставив только изнеможенную, пустую оболочку. Скелет, обтянутый кожей. Тем не менее в его глазах плескались уверенность и спокойствие.

– Идем, я покажу тебе, кое-что…

Он взял ее за руку и повел прочь, из места осенних снов. Надежда покорно позволила ему вести себя.

Тропинка виляла, огибая кучи мусора. Качающийся на ветру камыш, провожал их печальным шумом, словно прощаясь навсегда. Они пошли вдоль высокой бетонной стены, на которой среди множества различных надписей выделялась одна:

"Помни, воруя у государства – воруешь…"

Окончание фразы стерлось от времени, но Надежда могла произнести ее по памяти. Теперь она вспомнила это место. Оно было совсем недалеко от дома, в котором они жили раньше. И если свернуть в один из бесчисленных проулков, на самой окраине города, можно было дойти до того места, где за ржавым шлагбаумом заканчивается асфальтовая дорога, и дальше, ведет узкая, натоптанная тропинка

Тропинка поворачивает у самого болота, густо обросшего камышом, и обрывается небольшим железным мостиком. Именно по этой тропинке они и шли сейчас обратно.

Они дошли до дороги. Сразу у шлагбаума Степан оставил свою машину. Огромная черная иномарка внушала уважение если не размерами, то, по крайней мере, ценой.

Королев усадил Надежду на переднее сиденье, сам же уселся за руль и завел двигатель. Не глядя, ткнул пальцем, в одну из многочисленных кнопок на приборной панели, и салон автомобиля наполнила приятная медленная музыка.

(Поехали, детка…)

Степан развернулся, и черный БМВ, взвизгнув шинами, рванул вперед. Надя откинулась на сиденье, чувствуя, как неприятный холодок прошел по позвоночнику. Ей захотелось закрыть глаза и целиком отдаться дороге.

Они выехали за город.

Степан прибавил газ, и двигатель послушно взревел. Автомобиль мчался по дороге, оставляя позади километры мокрого асфальта, истертые полосы разметки, приближаясь к цели, которая была уже совсем близка.

– Эй детка, есть кое что, о чем ты даже и не догадываешься… – Степан повернул голову, и Надя с ужасом увидела как в карих глазах писателя плещется такое знакомое ей веселое безумие. Точь-в-точь как у…

Королев вывернул руль, и машину занесло. И все те секунды, когда летели с обрыва, выскочив за разметку, сбив пару бетонных столбиков-надолбов, он, не отрываясь, смотрел на нее.

Когда передок машины коснулся земли, он засмеялся пронзительным смехом, в котором не было ничего человеческого.

А потом когда железный остов начал сминаться, сдавливая жалкие тела, пришла настоящая боль, смешанная со страхом, приправленная безумием, и обильно политая страданием. И все, что было до этого, оказалось мелким и несущественным. Как укус комара. Как сломанный ноготь…

И выворачиваясь наизнанку, она думала только об одном – скорее бы закончилась эта невыносимая мука!

И небеса услышали ее. Боль ушла, истончилась, улетела мелкими капельками за горизонт. Стала легче пуха, прозрачнее слезы.

И наступила тьма…

(Вот так детка, все и происходит…)

В темноте не было ничего. Совсем ничего. И от этого хотелось выть и беситься. Вот только толку от этого не было никакого.

Позже тьма понемногу рассеялась, и Надя сумела расслышать, что говорит сумасшедший писатель.

– Вот так, все и происходит на самом деле…

Они мчали вперед, не останавливаясь, и Надежда заерзала, пытаясь сообразить, что с ней. Степан сосредоточенно крутил баранку, словно ничего и не произошло. Все так же играла медленная, тихая музыка, изливаясь из динамиков печальными нотами страдания.

– Страшно… Боже, как страшно… – прошептала Надя, и закрыла глаза.

– Нет, детка, совсем нет… – скривился в улыбке Степан. – Куда страшнее, крошка, ощущать это все, когда ты знаешь, что там, за пределом.

Машину занесло. Черная иномарка кувыркалась по дороге, высекая искры. Мир за пределами лобового стекла менял очертания, становясь с ног на голову, вертясь в немыслимом круговороте.

Надя вжалась в сиденье, и закрылась рукой, как будто это могло чем-то помочь ей. Сил хватило только на то, чтобы простонать:

– О нет, пожалуйста, не надо! ТОЛЬКО НЕ ЭТО!!!

– Да, детка, да! – Степан бесновался, сжимая руль, раскачиваясь в безумном ритме.

Потом вернулась боль. Она была в сто крат сильнее прежней. Так же как и страх, и ужас, и страдание.

Всего этого было слишком много. Чересчур много. Много как никогда. И когда сил оставалось только на то, чтобы прошелестеть пересохшими губами – хватит, все изменилось:

Боль стала сильнее, острее. Она была пронизана жилками отчаяния. Она бурлила, меняла свои состояния. Она была вездесущей. Как свет, как тьма. Ее было много. Так много, что хотелось вывернуться наизнанку, раствориться в буйной пене, упасть на дно округлой галькой, выброситься на берег, чтобы только не чувствовать ее всепоглощающей страсти.

– Нет!!! – прохрипела она.

И этого оказалось достаточно.

Боль ушла. Сгинула, пропала, растворилась, стерлась из памяти, оставив только неровные очертания, блеклые контуры, смутные образы, суетные мысли.

– Но страшнее всего детка (поверь мне, я знаю, о чем говорю) – осознавать, что все это будет продолжаться вечно.

Степан посмотрел на нее, и Надя содрогнулась, поймав его взгляд. Взгляд в котором было все. И боль и ужас. И свет и сумрак.

(И осень, детка. Осень, которая повсюду, и от нее никуда не деться, ни во сне, ни на яву…)

– Я не знаю, что это. Но это происходит снова и снова, с того самого дня, как…

Степан старательно подрезал "Москвич" и погнал дальше, разбрызгивая грязь, пытаясь вырваться из капкана сновидений.

После того, как кто-то решил, что все это лишь малая толика того, что должен испытать доверчивый простак, имевший несчастье оказаться на чьем-то пути…

А где-то далеко, летит, кувыркаясь, по выбоинам и ямам черная иномарка, высекая искры из равнодушного асфальта дороги, готового принять и поглотить истерзанную аварией плоть…

Только из-за того, что сила, равная богу, взялась за тебя. Изменила твой путь. Отсекла блестящими ножницами линию судьбы.

(Глина… много глины…)

– Я достану тебя, сволочь…клянусь, достану…

И сила глиняного бога, способная вершить правосудие, она подобна молоту. Она неотвратима и вездесуща. И от нее не спрятаться, не скрыться. И в темных сумерках, когда угасла последняя надежда на чудо – остается только затаиться и ждать, подвывая от страха. Зная, что эта надежда эфемерна и пуста. Зная, что время собирать камни пришло. Зная, что нет больше чудес, и корзинка пуста, и огромная, сверкающая золотом рыба не наполнит криком эту больную вселенную страха, и вслед за полуденным зноем придет вечерний сумрак.

Все будет так детка, если кое-кто возьмется за тебя. Исправит твою судьбу. Перевернет вверх дном сосуд жизни, вытряхивая из него последние капли.

Вот так, детка, все и происходит. И пусть слова льются нескончаемым потоком, и пускай огненные искры расчертят вселенную, мы будем вместе, здесь, в этой гребаной машине, из которой никуда не деться, и надежда – лишь только пустые слова, в которых нет смысла, скажи мне детка, ответь, проникся отчаянием и сочувствием, поделись участием, подари малюсенький шанс, только обрати свое внимание, (ибо ты способна на многое, как бы ты не верила в свои силы), да детка, все так, не обращай внимания, вернись назад, чтобы исправить то, что должна.

Степан засмеялся. В его смехе не было радости.

(Я смеюсь, детка, хотя на самом деле, мне хочется плакать, но даже это не доступно мне…)

Он хохотал как безумец, сжимая руль так, что на руках взбугрились черными реками вены. За окнами его БМВ, в черной мгле, вспыхивали алые искорки, и дворники не уставали сметать огромные мохнатые снежинки, что бились об лобовое стекло.

– И это продолжается снова и снова… Каждый раз когда рассеивается мгла, впереди брезжит свет. И это свет встречных фар, проносящихся мимо авто, и я знаю, что будет дальше. Мгновения полета, и встреча с землей, и проклятая жестянка сминает мою плоть, и скажу тебе детка, у меня нет сил, терпеть это. Мне хочется верить, что на самом деле все не так. Что свет, который вижу сквозь неплотно прикрытые веки, исходит из пыльных стеклянных плафонов на потолке, и темные пятна, что время от времени склоняются надо мной – суетящиеся медики, которые пытаются удержать жизнь в изломанном теле…

– Это все он… – прошептала Надя.

– Да – просто ответил Степан.

Они снова стояли на мостике, и тихое гудение проводов, наполняло уходящий день осенней печалью. Где-то вдалеке, с шумом пронеслась электричка, и этот звук заставил вздрогнуть обоих.

Степан повернулся к ней, и взял ее руки в свои.

– Да, это он. Вернее сила, которой он, сам того не зная, обладает. Сила существа, сила глиняного бога.

– Ты все знаешь… – прошептала Надя, всматриваясь в бледное лицо Степана.

Степан не ответил. Он отпустил ее и вытащил из кармана маленькую блестящую монетку. Надежда заворожено смотрела, как он ловко перекатывает ее между пальцев.

– Иногда, когда проклятые сумерки отступают, я могу слышать голоса. Половина меня все еще разбивается в проклятой машине, снова и снова, но другой половиной я способен ощущать кое-что еще. Я слышу тихий писк датчика в палате, слышу, как разбиваются об окно капли дождя, и даже слышу, как маленькая медсестра подолгу сидит возле меня, пытаясь о чем-то разговаривать со мной. Она держит на коленях одну из моих книг, и иногда читает вслух. Она хорошая девчонка, моя маленькая поклонница, и если случится чудо, быть может, я смогу отблагодарить ее…

Так вот, я слышу, как поют тонкими пронзительными голосами неведомые существа. Они поют о том, как грустно и одиноко длинными зимними вечерами, о том, как холодно в ночи, когда тарахтение холодильника напоминает о том, что не все еще закончено в этой жизни, о том, как неторопливо ворочается в подвале огромное глиняное божество, которое только и поджидает, когда же придет тот, кто придумал его однажды, играя в погребе, слушая тишину. И чудовище, которое живет в шкафу, и даже существа, замурованные в толще стен – все они его дети.

Я не знаю, как у него, получается, делать так, чтобы оживали самые невероятные фантазии. Возможно это дар, или проклятие, не важно. Важно то, что мы оба с тобой находимся в плену его грез. И скажу тебе по секрету детка, мне это уже чертовски поднадоело.

Степан ловко подбросил монетку, и она упала в воду. Надя следила за тем, как монетка исчезает в темной воде.

– Что я могу сделать? – спросила она.

– Я не знаю, милая – честно ответил Степан. – Но быть может, стоит начать с того, чтобы вернуться назад?

Надя пожала плечами.

– Я не понимаю… – начала, было, она, но Степан не дал ей закончить.

– Детка, возвращайся назад – ответил он. – Я здесь для того, чтобы помочь тебе в этом. Это все, что я могу сделать для тебя.

Надежда упрямо покачала головой.

– Я не вернусь.

Степан отвернулся.

– Ты должна, милая, не бойся – все будет хорошо. А если даже и не будет – что ж, у каждого свой путь, и нужно пройти его до конца, каким бы страшным он не был.

А потом он вновь повернулся к ней, и Надя увидела, как Степан нервно покусывает губы.

– Тебе пора, детка – прошептал он, и приблизился к ней.

– Я не хочу – закричала Надя, но было поздно.

Степан приблизился к ней, и она испуганно попятилась, ощупывая ногами железный мосток.

– Возвращайся – он прошептал это единственное слово, и оно показалось невероятно громким. Громче шума камыша, громче гудения проводов, громче крика тепловоза.

Потом он столкнул ее с мостика, и Надя упала в холодную, мертвую воду…

(Холод и боль!)

Ночь.

Тьма.

И тишина…

Темнота, душно. Ты царапаешь атласную обивку, срывая ногти. Сверху полтора метра земли, еще выше венки и деревянный крест…

Боль и страх. Тебя тянет на дно, и лучи солнца вязнут в темной воде, оставаясь там, у поверхности. А внизу, толстый слой ила, и водоросли обовьют твое распухшее тело…

Смерть и ужас. Машина летит, переворачиваясь тысячи раз. Обломки руля вспарывают грудную клетку, пытаясь добраться до самого сердца…

Ночь, тьма и тишина – верные спутники. Так же как и серебряный голос луны, шум дождя и песня ветра. Голоса существ, и тишина дома. Все это прибудет с тобой…

Только возвращайся, детка.

Вода начала наполнять легкие, и Надежда с ужасом поняла, что не сможет дышать. Она рванулась вверх, изо всех сил сдерживая дыхание. Освещенная ярким светом, колышущаяся поверхность казалась невероятно далекой. До нее оставались тысячи световых лет, сотни километров, ближе, ну, пожалуйста, ближе, еще чуть-чуть, совсем немного, да, вот так, дотянуться рукой.

(Вырваться на поверхность, жадно вдыхая насыщенный запахами помойки, гниющих листьев, но такой прекрасный воздух…)

Открыть глаза, ощутив щекой твердую поверхность ступенек.

Услышать сзади тихий хруст и тяжелое дыхание существа, что широко расставило ноги, и примерилось нанести последний, завершающий удар.

Сейчас, крошка, потрепи немного, и ты услышишь, как конец водопроводной трубы рассечет воздух с пронзительным свистом, и врежется в твой затылок, и тогда ты шагнешь за край вересковой пустоши снов.

В голове шевельнулся тихий, но отчетливый голос.

– Не подведи крошка. Ради всего святого, ради нас с тобой, ради маленькой жизни, что зреет внутри тебя. Не сдавайся крошка, поднимайся быстрее. Беги детка, беги…

Надежда подняла голову. Боль, всепоглощающая, адская боль…

Ее вырвало, и Сергей, уже занесший над головой отрезок водопроводной трубы, замер, не веря своим глазам.

(Подумать только, эта сучка решила испортить достойное завершение этой ночи. Она решила испачкать лестницу. Видишь, даже теперь, она старается хоть как-нибудь, но досадить тебе, приятель!)

И это мгновение решило все. Надежда, что есть сил, лягнула существо, принявшее обличье ее мужа. Нога попала во что-то мягкое, и уже вскарабкиваясь на четвереньках по лестнице, Надя поняла, что угодила ему прямо в пах.

Существо взвыло.

Оно выронило трубу, и та покатилась вниз, подскакивая на ступеньках. Сергей замычал, с ужасом понимая, что теряет равновесие. Он попытался ухватиться за перила, но было поздно.

Взбираясь по ступенькам, Надя услышала, как существо грохнулось вниз, подвывая от невыносимой боли. Оно упало, с неприятным отчетливым треском. Затем наступила тишина.

Надя, по-прежнему стоя на четвереньках, оглянулась. Сергей распластался внизу, его голова была свернута набок, а изо рта вылилась темная густая жижа.

– Ты убила его! – отчетливо произнес в голове голос матери. – Посмотри, что ты натворила, маленькая дрянь…

Надя отмахнулась от голоса, как от надоедливой мухи. Она кое-как сумела привстать, и теперь с ужасом смотрела вниз.

(И, скажи честно, детка, не правда ли эта ситуация несколько забавна – ты вверху, а твой муженек, или существо похожее на него, внизу, и вас разделяют несколько гребаных ступеней, которые перескочить – раз плюнуть, вот только вряд ли у тебя хватит пороху спуститься к нему, посмотреть как поживает любимый супруг, не так ли? Или ты готова рискнуть?)

Надежда тихонько ойкнула. Она попятилась, нащупывая дверь, ведущую в прихожую.

(Убирайся отсюда, милая. Уноси ноги…)

Ей было от чего прийти в смятение – там, внизу, шевельнулось существо.

3. Переход

Все вокруг было залито ярким светом.

Темнота ушла, спряталась где-то вместе с болью, и в светящейся пустоте ему почудилось, как метнулась чья-то тень.

– Кто здесь? – Вопрос остался без ответа.

Сергей краем глаза вновь ощутил движение. Потом тень сгустилась и приобрела четкие очертания.

Отец вышел из света, и присел рядом. Он просто смотрел на Сергея, и по его взгляду невозможно было понять, что он думает на самом деле.

– Да, парнишка, похоже, все происходит именно так, как я и говорил – Отец вздохнул. – Нынешняя молодежь – сущее наказание для нас, стариков. Никогда не слушает старших.

– Где я?

Отец насмешливо смотрел на Сергея.

– Послушай, парень – сейчас не время задавать вопросы. Поверь мне… Хотя на твой второй вопрос я все же отвечу – ты в дерьме, сынок. В полном дерьме… Но не все так плохо. Поднимайся, парень, ты по-прежнему в строю, как бы ни хотелось им всем списать тебя на берег.

– Конечно папа – прошептал Сергей. Он открыл глаза, и увидел длинную-предлинную лестницу, а сверху на него таращилась женушка, которую следовало проучить, как следует.

(Выбить дурь!)

Наставить на истинный путь…

Надежда, что есть силы, дернула дверь. Безрезультатно.

(Эй, детка, попробуй провернуть ключ, который торчит из замка, хе-хе…)

Замок послушно щелкнул, и дверь чуть приоткрылась. Надежда осторожно обернулась, готовая в любой момент рвануться с места.

Сергей все так же лежал на полу, у основания лестницы, тем не менее, он не сводил с нее глаз, и в его взгляде Надежда прочитала свой приговор.

(Я достану тебя, детка, клянусь, достану. Так же как и того неудачника, что осмелился стать у меня на пути, чтобы он там тебе не рассказывал про надежду в счастливый исход. Сейчас детка, я встану, подожди немного, не уходи, и ты убедишься в этом сама. Ох, дай только встать!)

– Она уходит, парнишка-Сергей, и погоди немного, вот прямо сейчас эта сучка хлопнет дверью, и ты не сможешь догнать ее. Ни за что не сможешь… – голос глиняного бога отдавался болью в ушах.

Сергей с трудом приподнялся на локтях. Голова болталась словно кулек, набитый тряпьем.

– Она уходит!!! – пропели существа из стен.

Боль вернулась и стала в сто раз сильнее.

Острее бритвы.

А потом ему стало все равно. Сергей почувствовал, как сползает по стене, мир украсился багровыми полосами, затем потускнел, и поплыл вниз.

– Эй, парень, не знаю, что ты удумал, но самое время оторвать свой зад, и сделать что-нибудь! – Прохрипело существо из шкафа, и чуть-чуть, не сильно, скорее, для острастки, царапнуло душу острым коготком.

– Я не могу – ответил Сергей, и не услышал собственного голоса.

– Что? – не поняло существо.

– Я не могу!!! – проорал Сергей, и ему стало легче. Совсем немножко…

Самую малость.

– Ты можешь, парень. Ты способен на это. Только ты и никто другой! – Существо убеждало хриплым голосом, в котором Сергей без труда услышал знакомые оттенки.

Иногда, когда очень сильно хочется, случаются разные чудеса. Мир сдвигается навстречу желаниям, и все становится предельно простым и понятным. И бросая слово в кипящий океан безмолвия, ты постигаешь суть вещей, принимая мир таким, каким ты делаешь его сам, по своему разумению, согласно своим прихотям. Так что же мешает тебе сделать это здесь и сейчас? Глупые страхи, которым нет места в реальности? Осознания собственной ущербности?

Перестань малыш. Отбрось эти глупости. Им не место на твоем пути, в миг, когда исполняются желания. Когда черное становится белым, а тени растворяются в лучах уходящего солнца. Когда поет луна, и существа из стен подпевают тонкими пронзительными голосами. Когда глиняный бог шепчет о том, что счастье близко, стоит только дотянуться рукой.

Оно там, за железными дверками. И тебе не проникнуть за них до тех пор, пока не закончены все дела.

Девять ступенек, пройдя которыми ты получишь все…

Все мечты – лишь слабые искорки перед тем, что там, в конце пути. Они померкнут и растают, когда ты пройдешь этот путь, и все что ожидает тебя в итоге – невозможно описать словами, даже если рассказывать вечность, невозможно нарисовать, даже если смешать тысячи красок, так стоит ли медлить теперь, когда цель так близка?

Стоя на пороге, не решаясь прикоснуться к мечте, вздрагивать в испуге – это то чего хочешь ты на самом деле?

Лежать на холодном полу мешком дерьма, пуская кровавые пузыри – это ли то, к чему ты стремился все время?

Нет, малыш, нет, – все не так. Может быть, просто нужно вытереть сопли, и взглянуть в лицо своим ночным кошмарам?

Ты из тех, кто точно знает, чего стоит на самом деле. И то, о чем мечтаешь ты – вернуться назад, туда, где царят весна и лето, и нет места осенним дождям и туманам.

Так может, стоит сделать первый шаг, и получить все, о чем мечтал?

– Давай, парень, помоги мне, помоги нам всем. Останови эту сучку, которая уносит то, что по праву принадлежит этому дому.

– Она убегает, тряся огромным задом… – Существа перестали петь, и зашептали жаркими хриплыми от возбуждения голосами. – Останови ее, сделай так, чтобы она получила по заслугам…

Сергей затрясся, сплевывая кровь и гной.

(Черт, у тебя не так много времени, – меньше чем ты думал!)

– Я не могу – кричать не осталось сил, и все что он мог сейчас – шептать подобно существам из стен, пытаясь заглушить голоса, что не давали уйти, раствориться в зловещей тишине дома, спрятаться в сумерках, уползти туда, куда не дотянется серебряная луна.

– Не глупи – пробормотал глиняный бог. – Даже если так, если ты на самом деле такой неудачник, каким хочешь казаться, не стоит опускать руки. Я дал тебе силу. И хочу получить кое-что взамен…

Девять ступенек, что ведут далеко за край желаний.

Девять маленьких надежд, девять отчаянных вздохов.

Тихий всхлип, и ожидание боли…

Подобной ржавой проволоке, что впивается в тело, уродуя слабую плоть…

Не глупи, малыш, доверши начатое, ради всего святого, не вздумай отступиться сейчас:

Когда ты почти всемогущ, когда луна почтительно внимает каждому твоему слову.

Как и существа в стенах старого дома, как чудовище-страшило, что запуталось в одежде, пытаясь выбраться наружу, из тесного, пыльного платяного шкафа.

Как все мы…

Тени снов, вереница безумных миров, ночи и дни – к чему торопиться, малыш.

Не спеши, подумай, как следует.

Готов ли ты променять сладкие судороги, на мгновение истины?

Готов ли отдать победу в чужие руки?

Потерять все, не найдя ничего взамен!

Уступить своим слабостям, показать всем, какое ты на самом деле ничтожество!

Но нет, парень, ты не таков – ты не раз давал возможность убедиться в этом!

Когда взбирался по шаткой лесенке на чердак, вопреки всему, что мешало тебе…

Когда багровая ярость застилала глаза, и ты отталкивался от земли, набирая полные пригоршни глины…

Когда цеплялся из последних сил, взбираясь по обледеневшим железным скобам, на самый верх, из глубины колодца, крышку которого утащили неизвестные воры…

Нет, парень, ты не таков – ты способен на многое, если цель близка, и есть все шансы закончить эту игру!!!

– Давай, малыш, хватайся за перила, цепляйся за них зубами, только останови эту суку – существо выплюнуло эти слова, словно насмехаясь над ним.

(Вставай, мать твою, ты, гребаное ничтожество, дай нам еще один шанс убедиться, что не все еще кончено!)

– ВСТАВАЙ!!! – проревело божество, и Сергей нащупал непослушной рукой перекладину перил.

– Давай помогу, сынок – наклонился отец, протягивая руку. – Я знал, что ты не подведешь старика…

– Иди к черту! – прохрипел Сергей, отталкивая руку. – Я сам.

Отец довольно улыбнулся.

– Ты не перестаешь удивлять меня, малыш. Похоже, мы с тобой не зря затеяли все это. Совсем не зря…

А потом Сергей осклабился, выплевывая вместе с кровью остатки дыхания. Мир сдвигался, скользил, и движению этому не было ни конца, ни края. И каждое мгновение забирало жизнь, капля за каплей, потому что…

Потому что это он сдвигал этот гребаный мир.

Наполнял его волшебством…

Так, как умел только он один.

Сейчас, он немного отдохнет (самую малость), и мир сдвинется навстречу желаниям.

Как сдвигался каждый раз, когда он брел домой, пошатываясь на ветру, считая все выбоины и неровности дороги, после тяжелого дня, и запах гари витал вокруг, пропитав все на свете.

Вот только на этот раз все будет по-настоящему. Она никуда не денется, эта маленькая гребаная тварь, вообразившая себе равной богам. Даже если он не может прямо сейчас подойти к ней и выколотить дурь, это вовсе не означает, что все ее проступки так просто сойдут с рук.

Он сдвинет этот мир так, что ей некуда будет бежать.

Чего бы это ни стоило!!!

Сергей уставился на супругу, и изо всех сил ухватился за перила. Он вдохнул, ощутив как воздух наполнился замахом паленого, и услышал ровное гудение. Воздух уплотнился и задрожал.

(Давай парень, сдвинь этот гребаный мир. Так, как еще никто ни делал до тебя!)

Кровь хлынула ручьем, и Сергей запрокинул голову. Гудение усилилось, и он почувствовал дрожь, от которой заныли кости, и зубы. Рот наполнился кровью, она стекала по подбородку, и огромные черные капли разбивались о ступеньки.

Мир застыл на мгновение, и затем начал свое движение.

– Давай парень, старайся изо всех сил – пропели существа, пытаясь выбраться из стен, чтобы наброситься, разорвать, растащить на клочки чертову толстуху, которая стала причиной того, что мир встал вверх ногами.

Сергей не ответил. Он медленно опустил голову, и прикрыл глаза.

(Еще немного и она убежит. Эта проклятая дрянь, из-за которой у тебя сплошные неприятности, дружок, так что потерпи еще немножко, соберись, сожми этот мир в ладони, и забрось подальше, ко всем чертям, так, чтобы самые страшные сны стали реальностью…)

Потом он выдохнул, и рванулся навстречу, невзирая на боль, которая появилась ниоткуда, чтобы пилить живую плоть. Он рванулся навстречу миру, чувствуя, как вместе с дыханием уходит жизнь.

– Детка, ты убиваешь меня – пробормотал он, и услышал, как где-то вдали тренькнули колокольчики…

Надежда тоже услышала тонкий тревожный отзвук. Она ухватилась за ручку двери, и что есть силы, дернула на себя. Сергей, похоже, начал приходить в себя, и от осознания того, что он сейчас преодолеет разделяющее их расстояние, становилось не по себе.

А потом что-то произошло, и мир начал расслаиваться.

Очертания комнаты поплыли. На мгновение Наде показалось, что стены дома разлетелись в стороны. Она увидела серую штукатурку, от которой отстали обои, кирпич, электрические провода. Она увидела, как сверлят ее голодными взглядами странные существа, замурованные в стенах, похожие на птиц и одновременно на маленьких лесных зверьков. Это они пели о том, как холодно и одиноко зимними ночами, и только свежая сочная плоть может развеять неземную тоску.

Стены разлетелись, чтобы собраться вновь…

Комната стала другой, Надежда могла бы поклясться в этом. Словно какая-то злая сила переместила ее за тысячи километров, в совершено другой дом, пусть даже отдаленно похожий на тот, который она оставила.

Все стало другим, каким-то чужим, нездешним. Надежда уставилась на дверь. Если раньше это была обычная, ничем не примечательная, крашенная белой краской дверь, то теперь она стала похожа на произведение искусства. Огромная, дубовая, украшенная причудливой резьбой, со сверкающей бронзовой ручкой, она казалась привнесенной сюда из какой-нибудь старинной сказки.

(Беги детка, не обращай внимания, это все видимость, мираж, сон, если хочешь, только выбирайся отсюда, не задерживайся ни на мгновение…)

Снизу раздался тихий сдавленный сон. Надежда невольно обернулась и застыла как вкопанная.

Сергей сумел встать на ноги, и теперь стоял, покачиваясь на нижней ступени. Он смотрел на нее, и по его лицу блуждала улыбка.

Мир по-прежнему менял очертания, но теперь это было похоже на колебания нагретого воздуха. А еще ей показалось, что между ними возникла тонкая светящаяся перегородка, которая разделила сон и явь, реальность и оживший кошмар.

Сергей сделал шаг. Он смотрел на нее, и Надя поняла, что он думает только об одном – дотянуться до нее, задушить, затоптать, уничтожить, растереть в пыль…

(Хей, детка – во всем свете не отыскать силу, способную остановить его, и если ты постоишь еще немного, сжимая эту гребаную ручку, то все, о чем ты сейчас подумала, станет самой что ни на есть реальностью!)

– Смотри же, парень, до нее всего ничего… – пробормотал глиняный бог, и Сергей не мог с ним не согласится.

Она была так близко, что хотелось скрипеть остатками зубов, от разочарования и злости. Он видел ее – для него мир, в котором пребывала супруга, казался отражением настоящего. Словно тонкое полупрозрачное зеркало мерцало перед ним, и там, в зазеркалье, куда он отправил Надежду, не было пути для жалкого неудачника, не способного сделать шаг за грань. Он мог только наблюдать, не в силах пробраться туда, в мерцающий, играющий красками мир.

– Ты не сможешь попасть туда, как бы сильно не хотел этого – прошамкало беззубым ртом существо из шкафа.

– Она там, в мире, который ты создал, и в который не ведут дороги – не успокаивались твари, живущие в стенах дома.

Сергей схватился за перила и почувствовал, как улыбка перекашивает лицо.

– Так что вам еще нужно от меня? – выдохнул он, и существо явило свой лик из темноты. Оно вынырнуло откуда-то из закоулков памяти, царапаясь в мозг, заставляя мир менять очертания каждый раз, когда тонкие злые иглы прокалывали виски.

– Отправь меня к ней, приятель, и мы будем в расчете – прошептало оно. – Помоги мне, и ты никогда больше не услышишь мой голос… Отправь меня вслед за ней, и твой шкаф станет простым деревянным ящиком для одежды, обещаю… Тихие шорохи ночи, шум падающих листьев, капли дождя и завывания ветра – вот все что ты будешь слышать, просыпаясь каждый раз, когда тебе приспичит отлить. Верь мне, малыш – я уйду, растворюсь последним вздохом прощания, и наши пути никогда не пересекутся больше. Разве не этого хочешь ты? Или тебе по нраву, когда острые коготки ранят душу, и огоньки глаз расчерчивают ночь, оставляя тускнеющие следы? Лично мне кажется, что все не так… Сделай это, и мы навсегда покончим со всем этим дерьмом…