Текст книги "Адская ширма"

Автор книги: Ингрид Дж. Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 15
ПУСТАЯ КЛАДОВКА

Проснулся Акитада без сил и полный уныния. Похоже, буквально все в его доме шло наперекосяк. Он едва успел вернуться из долгой отлучки с севера, как все устои его жизни начали рушиться. Сначала Ёсико спуталась с каким-то простолюдином, загремевшим в тюрьму по обвинению в убийстве. Потом она восстала против воли брата и заставила Тамако принять ее сторону, отчего супружеская жизнь Акитады впервые дала трешину. А теперь вот еще Гэнба с Торой рассорились вконец и нарушили покой и гармонию, на которые он так рассчитывал после долгих лет борьбы и тяжких испытаний.

Акитада понимал, что обошелся с Торой и Гэнбой резковато. Разве можно было ожидать, что они по уши погрузятся в дело в первую же свою вечернюю вылазку по столице? И что с того, если после стольких лет почти монашеского воздержания Гэнбу потянуло к какой-то особе, судя по всему, соединившей в себе женские прелести с интересом к спортивным состязаниям? В таком влечении вовсе нет ничего противоестественного. И Тора гоняется за каждой юбкой в городе, потому что такова уж его натура. Его стычку с Дандзюро спровоцировал не Тора, а сам актер. А Тора так уж устроен, что не терпит оскорблений – слишком трудной ценой завоевал он свое нынешнее положение. Нет, виноват во всех этих неприятностях только он сам, а вернее, его проклятый характер. Вместо того чтобы спокойно справиться с напряжением, возникшим из-за последних событий, он позволил себе сорваться, вскипеть и взял на себя зачем-то судейскую, карательную роль.

Уныло вздохнув, Акитада встал, скатал постель и принялся одеваться. Он чувствовал себя старым и уставшим. Только ни возраст, ни нажитый опыт явно ничуть не сгладили шероховатостей его пылкого характера.

Он задумался о деле Нагаоки, в котором не продвинулся ни на шаг из-за семейных неурядиц. Бедолага-арестант так и сидел за решеткой. Парень, как оказалось, совсем не соответствовал тому представлению, которое сложилось о нем у Акитады, – что тот якобы выскочка из простолюдинов, соблазняющий беззащитных высокородных девиц с целью улучшить свое положение. Поэтому и допрос в тюрьме, считай, не получился. По правде говоря, у Акитады даже не было неприязни к этому Кодзиро, по чьей милости на его дом навалились все эти неприятности. Парень неожиданно повел себя достойно и мужественно. И Нагаока оказался человеком культурным, начитанным и на редкость образованным. Только, конечно, это не снимаю с него подозрений в убийстве жены.

Акитада расхаживал по комнате, размышляя о деле Нагаоки. Нагаока интересовался театром, а в ночь убийства в монастыре как раз останавливались актеры. Нагаока мог нанять одного из них, чтобы тот убил его жену, когда ему стало известно о ее неверности. Все-таки Тора, несмотря на все свои предубеждения, был прав насчет актеров. Такие странствуюшие труппы часто становились хорошим прикрытием для примкнувших к ним беглых преступников всех мастей. Так где же, как не среди актеров, лучше всего найти наемного убийцу?

Глупо было с его стороны прогнать с глаз долой Гэнбу и Тору, не выслушав прежде их подробного отчета. А еще глупее было не пустить Тору на свидание с этой девушкой-акробаткой, от которой тот мог почерпнуть любопытные сведения.

Чувствуя себя по-прежнему вялым и разбитым, хотя головная боль почти прошла, Акитада решил выпить чаю. В такую рань Сэймэй скорее всего еще спал. Поэтому он самолично отправился на кухню, где заспанная служанка Кумой только начала возиться с завтраком, сам налил себе кипятку и отнес его в свою комнату.

Чаевничал он на веранде, откуда любовался садом. Рассвет еще едва брезжил, но небо, похоже, расчистилось. По веткам сосен, тихонько чирикая, порхали воробьи. Вялые рыбки в пруду и не думали резвиться. «Надо бы запастись для них кормом», – подумал Акитада.

Внезапно перед ним возник Сэймэй. Увидев у хозяина в руке чашку, он извинился за то, что проспал, и тут же сообщил:

– Господин, за дверью ждет Гэнба. Он просит только самую малость вашего времени.

– Прекрасно! Пригласи его сюда!

Гэнба неуверенно приблизился к хозяину, все так же потупив взгляд. Он стоял, смущенно сжимая и разжимая свои огромные кулачищи, потом хрипло сказал:

– Мы очень виноваты, господин, и просим прощения.

– Садись, Гэнба. – Акитада постарался придать тону дружелюбность. – Я обошелся с вами слишком резко и совсем забыл, что у вас с Торой не выдавалось свободного времени с самого возвращения. Вы служили мне верой и правдой все эти годы на далеком севере и во время нашего сурового путешествия обратно. И здесь на вас сразу же навалилась эта тяжелая работа в конюшнях, да еще похороны. А я вот не оценил по достоинству ваших трудов, вместо этого сорвался и накричал на вас. Вы уж простите меня и возьмите себе выходной на сегодня и на всю ночь. А завтра мы обсудим ваши новые задания.

Гэнба теперь добродушно лыбился.

– Ура-а! Спасибо, господин! Только ведь вы оказались куда как правы. Нам не следовало ссориться. И я вот пришел сказать, что мы уже помирились. А Тора все волновался за ту девушку-акробатку, с которой вы не позволили ему встретиться. Он назначил ей свидание в веселом квартале, а туда таким миловидным девчушкам лучше не ходить в одиночку.

– Уверен, с ней не произошло ничего неприятного. – Акитаду удивило, с чего это Тора вдруг озаботился репутацией девушки, так охотно согласившейся переспать с ним в первый же вечер знакомства. – Вчера вы мало что успели сказать. Есть у тебя что добавить к отчету Торы?

Гэнба поскреб затылок. Его некогда обритая наголо башка уже обросла густым ежиком, еще, правда, коротковатым для узла на макушке. Пока он все пытался прилизать волосы, то и дело смачивая их водой и приглаживая руками. Но они высыхали и упрямо дыбились кверху, и тогда Гэнба снова принимался их приглаживать. Акитада сейчас впервые за все время заметил, что Гэнба, оказывается, начал седеть. Акитада никогда не интересовался его возрастом, подозревал только, что ему, должно быть, сорок с хвостиком.

– Я вот насчет Ториного беспокойства, господин. Госпожа Вишневый Цвет, ну та дама, владелица учебного зала, уж больно она озабочена тем, что какой-то душегуб шляется по городу и полосует ножом уличных женщин. Вот и ее служанка стала жертвой этого ублюдка. Та, видать, была хороша собой, пока он не изуродовал ее. Все лицо теперь в шрамах. Из-за этого уродства она лишилась работы и голодала. Совсем туго ей приходилось, когда госпожа Вишневый Цвет подобрала ее.

Акитада насупился. Он уже не впервые слышал о подобных историях, только до сих пор они не волновали его.

– Конечно, это ужасно, но уличные женщины своим поведением сами провоцируют некоторых мужчин на подобные зверства, – небрежно заметил он. – Она пожаловалась на своего обидчика в полицию?

Гэнба покачал головой.

– Уличные женщины обходят полицию стороной. Да к тому же она могла не разглядеть его хорошенько. Может, подцепила в темном переулке да повела к себе домой. Госпожа Вишневый Цвет говорит, что какие-то люди нашли ее полумертвой в заброшенном храме. Они решили, что на нее напали демоны.

В этих словах было что-то знакомое, но Акитада затруднялся связать их с чем-либо, поэтому просто выбросил из головы.

– Да, жуткая история, – сказал он, – но я не вижу тут никакой связи с нашими актерами. Нам известно, что они ночевали тогда в монастыре. Они говорили что-нибудь об убийстве?

– Нет. И это как раз странно. Тора утверждает, что никто не захотел разговаривать с ним после того, как Дандзюро всех предостерег. Кстати, та служанка шпионила за Торой и его девушкой, и он поймал ее. Она укусила его за руку и удрала, вопя, что на нее напали.

– Что же тут удивительного? – сухо сказал Акитада.

– У актеров с Дандзюро явно какие-то нелады. Кажись, Уэмон недавно передал руководство труппой Дандзюро, у которого откуда-то появились немалые деньги.

– Вот как? – Акитада задумчиво покачал головой. – Только непонятно, какая тут связь с делом Нагаоки. Ладно, может, сегодня вечером Торе больше повезет с этой девушкой. А если он так ничего и не выяснит, нам придется приступить к опросу монахов.

Наладив мир с Торой и Гэнбой, Акитада решил поговорить с женой.

Тамако уже поднялась – смотрелась в огромное круглое серебряное зеркало. Ставни были еще закрыты, но дневной свет проникал в комнату. Всего одна-единственная свеча горела рядом с ней, и в розоватых бликах мерцающих угольков в жаровне она казалась созданием воздушным, прямо-таки неземным. Она еще не одевалась, и белый шелк нижнего кимоно, когда она двигалась, красиво струился по ее телу, то и дело открывая и прикрывая его изящные изгибы. Акитада почувствовал острый прилив желания, теперь ему еще больше захотелось заключить ее в объятия, касаться ее.

– Прости меня, Акитада, – сказала она, потупившись. – Я сейчас оденусь. Вчера выдался длинный день, и я проспала. Ничего, если я продолжу заниматься собой?

Расстроенный, он повернулся к двери.

– Ну конечно. Я просто хотел… поговорить. Она нагнала его у двери.

– Подожди! Что случилось? Ты болен? – встревоженно спросила она, вглядываясь в его лицо.

– Нет. Просто устал. И беспокоюсь за Ёсико.

– Ты выглядишь ужасно. А за Ёсико не волнуйся. К счастью, нам с Тосикагэ и Акико удалось убедить ее слушаться тебя в этом вопросе. Ну-ка пройди и сядь.

Она усадила его на еще разобранную постель и помогла ему ослабить тугой пояс. Он безропотно повиновался, дивясь про себя тому, как, оказывается, ошибался насчет нее. Выходит, все это время она была на его стороне.

Опустившись рядом с ним на колени, Тамако массировала и поглаживала его шею и плечи, пока он не почувствовал в мышцах легкость и не расслабился, закрыв глаза и покряхтывая от удовольствия.

Он сам не понял, как это произошло, но в какой-то момент поймал ее руку и поцеловал с благодарностью. Помедлив несколько мгновений, она пересела вперед и скинула с его плеч кимоно. Прикосновения ее пальцев напоминали нежный трепет крыльев бабочки или мягкие губы рыбок вчера вечером в пруду. У Акитады перехватило дыхание. Замерев, он смотрел на нее в надежде, что она прочтет этот голод в его глазах.

Тамако задула свечу и помогла ему сбросить одежду.

Позже, когда, счастливый и согретый, он снова сидел у себя в кабинете, Сэймэй принес свежезаваренный чай и завтрак. Акитада заметил, каким бледным и изможденным выглядит старик. Даже поднос с едой казался для него слишком тяжелым. А когда старик наливал хозяину чай, руки его так дрожали, что он даже расплескал несколько капель.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Сэймэй? – спросил Акитада.

– Да, господин, у меня все хорошо. Уж простите за эту неловкость. – Сэймэй вытер разлитый чай рукавом, но не ушел, как обычно, а остался стоять, потупив взгляд в пол.

– Что-то не так?

– Нет, все так, господин… Только…

– Только что?..

– Я вот только тревожусь, все ли хорошо у молодой госпожи Ёсико. Хозяйка говорила мне, что этот полицейский принес какие-то не очень радостные вести. Вот я теперь и беспокоюсь.

– Боже! Так тебе не известно?! – Акитада напряг память. Неужели Сэймэю забыли рассказать? Он вдруг осознал, что впервые в жизни не поделился со стариком своими семейными проблемами. – Прости, Сэймэй. Мне следовало поставить тебя в известность, но в последнее время столько всего случилось, что я попросту забыл. Пожалуйста, садись, потому что рассказ не будет кратким.

Глаза старика увлажнились, когда он садился. Акитада поведал ему об отношениях Ёсико с Кодзиро, о ее визитах в тюрьму и о том, как Кобэ решил, что Акитада таким образом использовал ее для поддержания связи с арестантом. Потом он рассказал о своем уговоре с Кобэ и о нынешнем состоянии дела. Дослушав до конца, старик закивал, вытирая глаза.

– Ну? А теперь-то в чем дело? – спросил Акитада. Старик улыбнулся сквозь слезы.

– Теперь ничего, господин. Это я от радости. Я ведь боялся, что потерял ваше доверие. – Он низко поклонился хозяину. – Я сделаю все, чтобы всегда заслуживать его.

– Ты его всегда заслуживал и будешь заслуживать. – Акитада ощутил угрызения совести за то, что в момент напряжения пренебрег стариком и тем самым ранил его чувства. – Я просто допустил промашку, Сэймэй, и не надо так переживать. Лучше скажи, как там Ёри? Ты все еще учишь его владеть кисточкой?

Сэймэй распрямился и почувствовал себя свободнее. Теперь он без смущения улыбался.

– Молодой господин делает большие успехи. Недаром ведь говорится, что возраст не преграда для учения. Он, правда, не так усидчив, как вы в его годы, зато, по-моему, рука у него тверже.

Акитада усмехнулся, довольный тем, что старик наконец ожил.

– Не сомневаюсь, что ты уже неоднократно напоминал ему, что даже самый незадачливый стрелок обязательно попадет в цель, если будет усердно упражняться.

– Да, господин, и это я ему твержу, и про каплю воды, что камень долбит. Он, правда, не слишком-то любит слушать мои назидания. А однажды вот пожаловался, что пальчики у него замерзли и трудно кисть держать, так я объяснил ему, почему не мерзнет водяное колесо – потому что всегда крутится. После этих слов он взялся за работу куда как усердно! – Сэймэй заулыбался.

Теперь уже с легким сердцем Акитада придвинул к себе миску с рисом, но тут же передумал и отнес ее в сад, где принялся кормить рыбок. Выплывая на поверхность, они жадно ловили зернышки, резвясь и плескаясь. Их живость повеселила Акитаду, он даже рассмеялся.

– Ты напомнил мне, мой старый друг, о том, что я совсем забыл и о других обязанностях. – сказал он, поворачиваясь к Сэймэю и с удовольствием видя на лице старика привычное радостное выражение. – Боюсь, в последнее время я был не очень хорошим отцом.

Сэймэй улыбнулся:

– Это невозможно, господин. Любовь родителя к сыну всегда сильнее, чем любовь сына к отцу.

– Ну что ж, я надеюсь, Ёри не думает обо мне плохо. – Акитада взглянул на небо. Оно по-прежнему было хмурым, но кое-где сквозь прорехи в облаках проглядывало солнышко. На сосне судачили две белки, то и дело принимаясь гоняться друг за другом по стволу вверх и вниз. Воздух был чист и свеж. – Как думаешь, не погонять ли нам мяч во дворе? Торе с Гэнбой полезно будет порезвиться, а ты вел бы для нас счет.

Сэймэй хлопнул в ладоши.

– Прекрасная мысль, хозяин! А уж как обрадуется молодой господин! Физическая закалка красит мужчину не меньше, чем духовные знания.

Акитада нашел Ёри в обществе матери. При виде кожаного мяча мальчик несказанно обрадовался. Дружно обувшись на веранде, отец с сыном выбежали во двор. На возбужденные крики Ёри прибежали из конюшни Тора с Гэнбой. Быстро разлиновали игровое поле, и участники, закатав повыше штаны, заняли свои места.

Их задачей было пинать мяч, передавая его друг другу так, чтобы тот не касался земли. Ёри в свои неполные четыре года уже умел на удивление хорошо справляться с мячом и сразу же начал обходить соперников. Акитада вскоре объявил передышку, чтобы снять тяжелое верхнее кимоно. На веранде он заметил Тамако и Ёсико. Тамако улыбалась, а вот сестра его выглядела по-прежнему бледной и удрученной.

К Акитаде постепенно возвращалось мастерство. Ведь он и припомнить не мог, когда последний раз играл в мяч. В свое время он владел им превосходно. Он старался поддаваться маленькому сыну, но Ёри отнюдь не зевал и умудрялся воспользоваться каждой такой поблажкой. А способности Торы и Гэнбы к этой «игре знати» вызывали у Ёри безудержный смех.

Взрослые закончили игру взмыленные и вымотанные, они едва переводили дух, зато Ёри был объявлен победителем. С криками «Я победил!» он радостно носился по двору, пока Сэймэй и дамы рукоплескали ему. В приступе счастливого возбуждения Акитада схватил малыша на руки и подбросил его в воздух. Ёри взвизгнул от радости и обхватил ручонками шею отца. Акитада, давно не испытывавший подобных чувств, прижал к себе сына и отвесил глубокий поклон в сторону веранды.

Вернувшись к себе в кабинет все в том же благодушном настроении, он попросил Сэймэя принести ему одежду на выход.

– Хочу еще разок наведаться к Нагаоке, – сказал он старику, когда тот помогал ему одеваться. – Судя по всему, он много о чем умолчал. В прошлый раз я не расспрашивал его об отношениях с женой, а между тем ее личность кажется мне, пожалуй, самым загадочным моментом во всей этой истории. У меня теперь сложилось впечатление, что он избегал этой темы.

Сэймэй поджал губы.

– В осеннюю пору веер ни к чему. Из ваших слов я понял, что господин Нагаока был староват для своей жены. Возможно, теперь он испытывает чувство великого облегчения.

Сэймэй был закоренелым женоненавистником, однако Акитада не исключал той возможности, что Нагаоку действительно могла утомить юная и легкомысленная жена, к тому же стоившая ему немалых расходов. Не в силах пока разрешить эти сомнения, он сказал:

– Но как ни крути, она была очень красива, и он любил ее.

Сэймэй покачал головой.

– За ангельским ликом часто прячется демон, – заметил он, но тут же спохватился: – Разумеется, у этого правила бывают исключения.

На это Акитада лишь усмехнулся.

Проделав небольшой пеший путь, он вскоре оказался на улице, где проживал Нагаока. Он не мог еще раз не подивиться тому смиренному спокойствию, что царило в квартале, населенном степенными и состоятельными торговцами. Голые, обронившие листву деревья больше не загораживали вил и позволяли разглядеть постройки внутри стен, которыми были обнесены владения Нагаоки. Удачливый торговец стариной, по его подсчетам, должен был жить богато.

Акитада немало подивился тому, что ворота Нагаоки были распахнуты настежь. Кто же охраняет все это добро? В прошлый раз он видел здесь лишь одного-единственного неприветливого слугу, но сейчас куда-то запропастился даже этот неряха.

Он вошел во двор, явно не метенный уже много дней. Акитаде сразу вспомнился его первый визит. Он громко позвал, но никто не откликнулся. Тогда он проследовал через воротца главного дома к задним дворам и садикам. И здесь повсюду царило запустение. Более того, здесь, подальше от людских глаз, все постройки пребывали в самом что ни на есть плачевном состоянии, как и сад, поразивший его своей неухоженностью. Облупившаяся краска на карнизах и перилах, расшатанная ступенька на лестнице, покосившиеся ставни – все это было куда как знакомо самому Акитаде по тем временам, когда семья Сугавара не имела достаточных средств на починку пришедшего в упадок дома. Но почему состоятельный человек позволяет себе содержать свое жилище в таком запустении?

Поразило Акитаду и отсутствие людей. Где же слуги, коим надлежит заботиться о доме? А что, если Нагаока сбежал, испугавшись обвинения в убийстве?

Акитада торопливо прошел через садик, мимо заваленного сухими листьями пруда, и оказался во внутреннем хозяйственном дворе, посреди которого возвышалась складская постройка. В отличие от других строений она была сделана из камня, покрыта штукатуркой и имела черепичную крышу. Такие кладовки имелись во всех богатых домах, в них обычно хранились семейные ценности, оберегаемые таким образом от пожаров. Дверь в кладовку Нагаоки была распахнута настежь, так же как и ворота.

Акитада ступил на порог и осторожно заглянул внутрь. Стеллажи вдоль стен были пусты, если не считать нескольких мешочков с рисом или бобами, небольшой горки репы и горстки каштанов. Рядом с огромной корзиной стояли глиняный кувшин и бочонок с вином. Зайдя в кладовку, Акитада заглянул в корзину – та оказалась наполнена углем. Он взял в руки кувшин и понюхал горловинку – дешевое масло. Винный бочонок был пуст – только мутный вонючий осадок на дне. У дальней стены Акитада заметил кованые деревянные сундуки с открытыми замками. Он заглянул в каждый – пусто, если не считать каких-то обрывков оберточной бумаги. Куда же подевались все принадлежащие Нагаоке древности?

Акитада вышел из кладовки и остановился посреди двора, осмысливая увиденное. Первое свое опасение, что это было вооруженное ограбление, повлекшее за собой гибель хозяина и всей прислуги, он отмел сразу же – иначе откуда взялись в кладовке съестные припасы, когда ее более ценное содержимое было вынесено? Припасы эти, скудные и убогие, вряд ли могли бы служить пишей состоятельному торговцу, и все же кто-то, похоже, обитал здесь после пропажи ценностей.

В глубокой задумчивости Акитада направился обратно к дому и постучал в парадную дверь.

– Хорош шуметь! Уже иду! – послышался голос с улицы. – Прямо ни на миг в покое не оставят человека даже в таком Богом забытом месте!

В проеме ворот показалась фигура слуги. Он шел ленивой, развязной походкой, возможно, даже несколько нетвердой, и нес в руках какой-то слегка дымящийся сверток – судя по всему, купленную где-то горячую пищу. Вид у него был еще более неопрятный, чем в прошлый раз – нечесаные волосы, небритый подбородок, замызганное платье.

Завидев Акитаду, он остановился, прищурился и вперил в него затуманенный взор.

– А-а… Это опять вы, – сказал он наконец тоном грубым и развязным. – Что вам нужно на этот раз? Нет его дома уже давно, а у меня дел полно.

– Но-но, ты не забывайся! – отрезал Акитада. – Где твой хозяин?

Слуга злобно оскалился.

– Кто его знает! Забрал деньги и сбежал, я так подозреваю. Или сбежал, или сиганул с моста и теперь кается перед владыкой преисподней. Оставил меня тут одного без еды, без питья, я уж про жалованье не говорю.

Акитада смотрел на него с подозрением. И наружность его, и поведение говорили о том, что он не ждет своего хозяина скоро.

– Здесь холодно, – сухо сказал Акитада. – Проводи-ка меня в комнату своего хозяина и там ответишь мне на кое-какие вопросы.

Слуга ощетинился:

– Это еще зачем? Когда его нет, мне не позволено входить в дом.

– А что у тебя в свертке? – спросил Акитада, прищурившись.

– Что-что? Еда! Есть-то надо человеку!

– И где же ты взял на это деньги? Ты же говоришь, тебе не заплатили.

Слуга смутился и заметно приуныл.

– Сумел кое-что поднакопить, – угрюмо пояснил он.

– Врешь! – накинулся на него Акитада, сверкая глазами. – Я думаю, что ты украл деньги у хозяина. Я обязательно сообщу в полицию. – Шагнув с крыльца на землю, он угрожающе подступил к слуге. – Вообще-то я не верю, что твой хозяин сбежал. Зачем ему так поступать, если он недавно потерял жену, а брат сидит в тюрьме, дожидаясь суда? Может, ты убил своего хозяина? Что ты с ним сделал? А ну, давай говори, паршивый ублюдок!

Слуга побледнел и резко отшатнулся, так что даже сверток выпал у него из рук на землю. Какая-то мерзкая клейкая стряпня разлетелась в разные стороны. От ее вони да от пьяного перегара и запаха немытого тела Акитаду замутило.

– Я правду говорю, – захныкал слуга. – Он ушел на прошлой неделе. Выглядел ужасно, весь белый был, словно призрак. Ни слова мне не сказал. Просто вышел за дверь и больше не возвращался. Может, он и лежит где-нибудь мертвый, но я-то к нему и пальцем не притронулся.

Акитада смерил его долгим, испытующим взглядом.

– Посмотрим. А ну, открывай дверь в дом! Дверь оказалась не заперта, так же как ворота, кладовка и сундуки.

– Почему так плохо сторожишь дом? – проворчал Лкитада, следуя за слугой по темному коридору в комнату, где в прошлый раз беседовал с Нагаокой.

– А зачем? Красть-то здесь уже больше нечего. Красть действительно было нечего, Акитада обвел взглядом погруженную в полумрак комнату и пошел распахнуть настежь ставни. Со стен исчезли картины, с полок все их содержимое, даже тяжелый деревянный стол резной работы тоже куда-то делся. Остались только толстые циновки на полу и две подушки, на которых они с Нагаокой сидели в прошлый раз.

– А куда же подевалось все добро и мебель? – спросил Акитада, удивленно озираясь.

– Он их продал.

– Что, прямо все продал? Все свои предметы старины? У него же их было не счесть!

Слуга закивал:

– Да. Все до последней мелочи.

– Но зачем?!

– Да потому что дела у него уже давно шли плоховато. А на госпожу сколько тратился – и на наряды, и на прислугу для нее, и на побрякушки всякие. В общем, распродавал он все потихоньку, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. – В его голосе появились обиженные нотки. – Платил этой ее заносчивой служанке да бездельнице-поварихе больше, чем мне. Служанка сбежала, как только услышала об убийстве. А повариха ушла, когда увидела, что у хозяина едва наберется денег на достойные похороны. Они сразу смекнули, что сладкая жизнь закончилась. А я вот, дурак, остался работать задарма. И черт меня только дернул?! Торчи вот теперь здесь, словно привязанный!

– Я тебе уже говорил как-то, чтобы ты следил за языком, – отрезал Акитада. – Больше повторять не буду. Ты жрешь хозяйский рис, так хотя бы имей уважение к этому дому и верность.

– Если бы рис, а то одно просо с чечевицей, – проворчал слуга.

– Когда твой хозяин начал избавляться от собственности?

Слуга задумчиво пожевал нижнюю губу.

– Последние остатки своих древностей он начал распродавать сразу же, как только это случилось. Покупатели все как один уходили, усмехаясь. Видать, молва-то пошла, потому что народ буквально повалил к нему. А потом он продал все барахлишко своей жены. И правильно сделал! Хоть рыбки с рисом тогда поели, да и в бочонке плескалось кое-что получше.

Акитада вспомнил, что в последний свой приход видел в руках у Нагаоки маску «бугаку». Видимо, тот собирался продать ее по дешевке. И почему только тогда Акитада не насторожился, почему не задумался, что заставило опытного антиквара пустить на продажу редкий предмет старины по столь низкой цене?

– Продолжай, – сказал он слуге. – Когда же было распродано другое добро, его личные вещи?

– По-моему, после прихода ее отца. Тогда он совсем раскис. И после того как сюда снова явился этот полицейский начальник и велел моему хозяину прекратить посещать брата в тюрьме – уж это точно было последней каплей. Прямо на следующий день люди вытащили отсюда остатки мебели, а когда они ушли, хозяин сидел вот здесь, на своей подушке, и все обводил глазами пустую комнату, словно умирать собрался. А на следующее утро он ушел.

– И как давно он ушел?

Слуга призадумался, потом, отсчитывая пальцами дни, сказал:

– По-моему, семь дней назад.

Семь дней! Да что же могло случиться с Нагаокой? Может, Кобэ напугал его насмерть своими угрозами? Довел до состояния паники? Ведь Нагаока был не похож на человека, который оставил бы слугу присматривать за домом, не выделив тому денег на еду.

– А может, он и вправду покончил с собой? – предположил слуга.

Такое объяснение Акитада мысленно отверг. Зачем распродавать имущество и уносить с собой все вырученные за него деньги, если планируешь совершить самоубийство? Разве что… Разве что он передал все дела в чьи-то руки, прежде чем покончить счеты с жизнью?

– А были у него друзья или какая-нибудь семья, которая могла бы его приютить?

– Нет. Только брат в тюрьме.

Конечно, Акитада не исключал и другой возможности – что Нагаока, боясь обвинения в убийстве, сбежал, оставив брата на произвол судьбы. В это Акитаде не хотелось верить.

– Когда твой хозяин уходил, у него было с собой что-нибудь? Сундучок или узел с одеждой? Как он был одет? Как для долгого путешествия? Может, на нем были сапоги или теплое кимоно?

– У него в руках был мешок, что-то вроде переметной сумы, что обычно крепят к седлу. И сапоги на нем были, и ватное стеганое кимоно. – Слуга прищурился, пытаясь поточнее припомнить картину. – По-моему, я видел еще рукоятку короткого меча, торчавшую у него из мешка. – Снова открыв глаза, он вдруг воскликнул: – Так, значит, эта старая св… значит, он все-таки укатил путешествовать! Нет, как вам это нравится?!

– А куда бы он мог податься? Нет ли у него каких-нибудь деревенских владений?

– Только где живет его брат. В Фусими. А к тестю он вряд ли подался бы. – Он загоготал.

Акитада удивленно вскинул брови.

– А почему бы и нет?

– Они поссорились сразу после похорон. Вы бы только слышали, какой тут стоял крик! Хозяин буквально выставил его за дверь, и старик ушел, пригрозив ему кулаком.

– Вот как? – Акитада оживился. – А где живет его тесть?

– Неподалеку от хозяйского брата. Щеки раздувает, будто благородный господин, а сам щеголяет в заплатках да в соломенной обувке.

– Так-так… – Заметив, что полезные сведения у слуги, похоже, иссякли, Акитада повернулся к двери. – Ну что ж, я проверю твои слова. Если ты мне солгал, то тебя арестуют. Кстати, ты бы прибрался тут везде, на случай если хозяин вернется.

С превеликим облегчением слуга пообещал приступить к уборке немедленно, но Акитада чувствовал, что Нагаока не вернется в эту пустую скорлупу, некогда служившую ему домом.