Текст книги "Адская ширма"

Автор книги: Ингрид Дж. Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– И давно вы работаете у Ясабуро? – спросил Акитада.

– Почти год.

– Стало быть, вам мало известно о представлениях, которые у них принято было устраивать?

– Да уж, немного. Я посмотрел как-то раз одно, да с тех пор больше охоты нет видеть, как они дурачатся.

– Значит, вы не принимали участия в семейных трапезах?

Харада обернулся через плечо.

– Что?! Я? Да никогда! Даже если б предложили, не согласился бы. Я работаю в садовом домике, а сплю в конюшне.

Другого Акитада и не ожидал, видя, как неразлучен Харада со своим стеганым одеялом.

К тому времени, когда они достигли столицы, Харада все еще продолжал изливать душу, но теперь по поводу своей работы. Ясабуро сдавал бедным крестьянам земельные наделы в обмен на урожай риса, который он обменивал на серебро или вкладывал в покупку новых земельных угодий. В задачу Харады входило собирать ренту и содержать счета в таком виде, чтобы ежегодные наезды налоговых сборщиков обходились хозяину наименьшим количеством потерь. О незаконных действиях он, конечно, умалчивал, но о них можно было догадаться по его тону. Сам он такого положения дел не одобрял, но выбора у него не было, поэтому приходилось мириться со столь непривлекательной участью, как служба у Ясабуро. К тому же, как он особо отметил, благодаря такой работе у него находилось время на чтение и сочинения и на периодические поездки в столицу.

Передернувшись от холода, он вздохнул.

– Наверное, не надо было мне устраивать эту ужасную скачку из преданности человеку, к которому я не питаю ни малейшего уважения.

Еще задолго до того, как они добрались до западной тюрьмы. Харада начал все больше и больше обмякать в седле и к тому времени, когда они прибыли к месту, уже крепко спал.

– Поместим его в какую-нибудь камеру, – сказал Кобэ, увидев, как они плетутся по тюремному двору – Харада, уткнувшийся носом в шею лошади, и Акитада, сосредоточенно пытающийся удержать старика в седле.

– По-моему, у него жар, так что в камеру ему нельзя, – сказал Акитада. – Ведь нельзя же допустить, чтобы старик умер в тюрьме из-за того, что натворил Ясабуро. Если вы не возражаете, я заберу его к себе домой, и Сэймэй позаботится о нем. К тому же у меня есть ощущение, что он, сам того не ведая, кое-что знает об этих убийствах.

ГЛАВА 19
ХРАМ БЕЗГРАНИЧНОГО МИЛОСЕРДИЯ

Сабуро открыл ворота и помог Акитаде снять с седла бесчувственного Хараду. Уже стоя на дрожащих ногах, он пробормотал:

– Прошу прощения, должно быть, хлебнул лишнего. Голова что-то трещит. – С этими словами он покачнулся и чуть не упал, но Акитада поймал его и взвалил на себя. Весил Харада мало, даже вместе со своим одеялом.

– Сходи за Сэймэем и пригласи его в мою комнату, – сказал Акитада старому Сабуро и потащил Хараду в дом.

Он уложил его в своем кабинете. Харада открыл глаза и, моргая, уставился на него.

– Что это?.. Где я?

– Не волнуйтесь. Мой секретарь знает толк в целебных травах, и жена моя тоже. Они вмиг поставят вас на ноги.

– Какой вы добрый, – пробормотал Харада, глядя на Акитаду с беспокойством. – Э-э… А кто вы? Я что-то подзабыл.

– Сугавара. Вы находитесь в моем доме. Мне показалось, вы были не совсем здоровы, вот я и привез вас сюда.

Харада недоуменно хмыкнул и разразился продолжительным сухим кашлем, сотрясавшим все его нутро. Дверь открылась, и вошел Сэймэй.

– Вот тебе еще один пациент, – сказал Акитада. – Это профессор Харада. Он служил управляющим у тестя Нагаоки Ясабуро, арестованного теперь за убийство Нагаоки. Наш гость проходит по делу свидетелем. А сюда я его привез, потому что он очень болен.

Сэймэй сразу же переключился на больного. Приветствовав Хараду поклоном, он опустился на колени и внимательно заглянул ему в лицо. Харада таращился на него в ответ. Сэймэй еще раз поклонился и пощупал Хараде лоб.

– Жар сжигает ваши жизненные силы, господин, поэтому вам немедленно нужно в постель, – сообщил он больному старику, потом повернулся к Акитаде: – Может, отвести профессора Хараду в комнату госпожи Акико?

– Да. И посмотри, что можно для него сделать. Харада лежал с закрытыми глазами – то ли спал, то ли лишился чувств. Акитада отвел Сэймэя в сторонку и вкратце обрисовал ему историю злоключений Харады, в конце прибавив:

– На его долю выпало страданий больше, чем под силу вынести одному человеку. Такого никто не заслуживает.

Сэймэй сочувственно покачал головой, однако заметил:

– Нам неизвестно, господин, чего он заслуживает, потому что мы не знаем, в чем он провинился в предыдущей жизни. – Сэймэй свято верил в карму как в высшее определение жизненного пути, в наказание за прегрешения и в воздаяние за добродетели в последующих жизнях.

– Ну а как Тора? – поинтересовался Акитада. Сэймэй улыбнулся:

– Гораздо лучше, хотя, конечно, ни за что не признается в этом в присутствии дам.

– Дам?

– О да. Его каждый день навещают.

Акитада снова сгреб в охапку больного старика и отнес его в другое крыло дома, где пустовала бывшая комната Акико. Там Сэймэй достал из сундука постель и расстелил ее. Вдвоем они раздели Хараду и укрыли его одеялами.

В комнатушке, которую Тора делил с Гэнбой, было полно народу. Тора, укрытый одеялами, возлежал, опершись на подлокотник, на циновке посередине. Рядом с ним на перевернутом бочонке, поверх которого кто-то заботливо положил одну из подушек из комнаты Акитады, царственно восседала госпожа Вишневый Цвет. По-видимому, она отказалась сидеть на полу, как все остальные. У нее за спиной приютилась ее служанка, прятавшая исполосованное шрамами лицо за складками веера, а по другую сторону от Торы сидела на коленях очень миловидная девушка со сверкающими глазами. Оставшееся пространство комнатушки занимала глыба Гэнбиного тела. Все они при виде Акитады заулыбались и раскланялись.

– Ну? – Акитада обвел взглядом всю компанию. – Надеюсь, что застал вас всех в добром здравии. Особенно тебя, Тора.

– В самом что ни на есть добром, – отозвался Тора с видом измученного болями страдальца. – Вот гости не дают унывать, а по ночам-то плоховато, каждое движение вызывает боль.

Миловидная девушка взяла его руку и, погладив ее, нежно проговорила:

– Мой бедный Тигр!..

«Вот хитрец!» – подумал Акитада и тоже сел. С самым что ни на есть серьезным лицом он обратился к госпоже Вишневый Цвет:

– Я рад, что между вами установился мир. – Он чувствовал себя немного неловко рядом с этой объемистой дамой, возвышавшейся над ним как гора.

Зато ее такое нарушение пропорций нисколько не смущало.

– Да, мы все четверо пришли к взаимопониманию, – сообщила она Акитаде и с довольным видом улыбнулась, обнажив вычерненные по моде зубы. – Юкио, глупая девчонка, исправит свою вину перед несправедливо обвиненным бедняжкой Торой – она поможет ему найти маньяка-изувера. Мы обязательно поймаем этого ублюдка, даже если это будет наше последнее деяние. – Она энергично закивала, и красные ленты у нее в волосах весело заплясали.

Акитада вопросительно посмотрел на Тору, и тот ответил ему беспокойным взглядом.

– Это все я придумал, господин, – виновато проговорил он. – В общем-то это была одна из причин, почему я пошел к госпоже Вишневый Цвет. Ведь наконец нашлось дело, которое я мог бы расследовать самостоятельно.

Акитада хотел было возразить, напомнить ему о кое-каких мелочах – о том, что Торе пока нужен покой, о делах, которые ждут его, когда он поправится, и о том, что маньяку до сих пор худо-бедно удавалось скрываться от полиции и от бдительного людского глаза. Но, увидев выражение лица Торы, он передумал, оставив эти опасения при себе.

– Вот и отлично! – добродушно сказал он. – Я желаю тебе всяческого успеха! Твои редкие способности и опыт да еще словесные описания Юкио помогут тебе победить там, где потерпел неудачу сам начальник полиции Кобэ.

Тора зарделся от удовольствия, но госпожа Вишневый Цвет сказала:

– Глупая девчонка говорит, что плохо видит в темноте. С уверенностью она может только утверждать, что он был низенький, тощенький, но очень сильный. Вот так-то!..

– Удивительно вообще, что она хоть что-то помнит после такого жестокого нападения. Возможно, со временем ей удастся вспомнить что-нибудь еще.

Девушка что-то тихо проговорила.

– А-а… Она говорит, что запомнила его по запаху, – объяснила госпожа Вишневый Цвет. – Можно подумать, мы будем ходить по улицам и обнюхивать всех подряд!

– А что это был за запах? – поинтересовался Акитада, внезапно оживившись.

Тора перебил его нетерпеливым жестом.

– Не берите в голову, господин. С этим мы сами разберемся. Лучше скажите, как ваша поездка? Поймали убийц?

– Начальник полиции Кобэ арестовал тестя Нагаоки, а я привез домой гостя, профессора Хараду. Он служил у Ясабуро. Он очень болен, но, возможно, сумеет дать нам кое-какие сведения. Сейчас им занимается Сэймэй. – Акитада с интересом посмотрел на миловидную девушку. – Это, случайно, не та ли молодая женщина, что работает в труппе Уэмона?

– Да, Злато акробатка. Я ею просто восхищаюсь! – с гордостью проговорил Тора и улыбнулся девушке, которая ответила ему столь же восторженным взглядом.

– В таком случае, Злато, – обратился к ней Акитада, – может быть, ты сумеешь ответить мне на вопрос. Ты ведь была в монастыре, где убили ту женщину? Пятого числа последнего месяца.

– Да, господин. Тора уже спрашивал меня об этом. Я ничего не видела, как ничего не видели и другие, господин.

Акитада постарался скрыть разочарование.

– И ты не выходила из своей комнаты после наступления темноты?

– Нет, не выходила. В тот день мы давали представление, и я очень устала. К тому же шел дождь.

– Ты спала одна?

– Нет. В одной комнате с сестрой и Охисой. Они легли позже, но сестра тоже ничего не видела.

– А Охиса?

– Охиса уехала еще до того, как мы проснулись.

– Уехала?

Злато скорчила рожицу.

– Охиса была девушкой Дандзюро. Это наш ведущий актер, и все женщины сходят по нему с ума. – При этих словах Тора насупился, и она с улыбкой прибавила: – Все, кроме меня. Терпеть не могу этого спесивого ублюдка. А Охису он отверг, она расстроилась и уехала. Мы даже могли бы остаться без танцовщицы, если бы к нам не поступила новая девушка Дандзюро.

– И что же, другие тоже не видели ничего подозрительного?

Она покачала головой.

– Если б видели, то сказали бы мне. Мы обсуждали это убийство всю обратную дорогу в столицу.

Поблагодарив ее, Акитада обратился к Гэнбе:

– Надеюсь, в мое отсутствие все было спокойно? Гэнба кивнул:

– Да. Только вот недавно зашел сюда какой-то странный человечек. Вас спрашивал. Насчет ширмы, которую он вроде бы должен был изготовить для вашей госпожи. Ну я и отвел его к ней. Ведь я верно поступил?

– Боже! Ноами! – Акитада вскочил. – Очень неприятный человек. Надо бы мне перехватить его, пока он не привел в расстройство мою жену.

Тамако он встретил в коридоре возле ее покоев. Она слышала, как он приехал, и пошла поискать его.

– Я рада, что ты благополучно вернулся. – Она поклонилась ему в своей обычной сдержанной манере, но глаза ее пытливо заглядывали ему в лицо.

– Я сразу же пошел навестить Тору и нашел его в обществе очаровательных дам, занятых мыслями о том, как поймать маньяка-изувера. – Видя в глазах Тамако непонимание, он пояснил: – Человека, который калечит и убивает молодых женщин в городе.

Глаза Тамако округлились.

– Какой ужас! – прошептала она. – А я и понятия не имела, что происходят такие вещи! А из дома-то выходить не опасно?

– Нет. Если будешь выходить днем в сопровождении служанки и не будешь наведываться в дурные кварталы. Кстати, я привез тебе еще одного пациента. – И он рассказал ей про Хараду.

Тамако кивнула и взяла его под руку.

– Пойдем! Там тебя ждет один человек, художник. Я оставила его, чтобы он дал урок рисования твоему сыну.

Акитаду охватил подспудный страх.

– Ты оставила его с Ёри?

Но картина, представшая их глазам, оказалась прямо-таки невинной. Монах-расстрига с аккуратно зачесанными назад волосами, облаченный в пристойного вида серое кимоно, сидел на коленях рядом с сыном Акитады. Оба держали в руках кисточки, сосредоточенно склонившись над огромным листом рисовой бумаги.

Оторвавшись от своего занятия, мальчик улыбнулся, вскочил на ноги и бросился обнимать отца.

– Я рисую! – радостно сообщил он. – Я уже нарисовал кошек. Иди посмотри!

Акитада кивнул Ноами, и тот ответил ему неожиданно учтивым поклоном.

– Я зашел, господин, справиться насчет той ширмы для вашей госпожи. Что вы надумали? Приступать мне к работе? Поскольку вас дома не было, я счел для себя величайшим счастьем познакомиться с вашей прекрасной госпожой и вашим очаровательным сыном.

Сегодня этот человек источал любезности, но Акитаде хотелось, чтобы он держался подальше от его семьи.

– Очень мило с вашей стороны, что вы зашли, – сухо сказал он, – но, признаться, мы еще не обсуждали этот вопрос.

Ёри дергал отца за рукав.

– Возможно, я назвал тогда не совсем разумную цену, – сказал Ноами.

Это упоминание о денежных затруднениях заставило Акитаду покраснеть.

– Нет, дело вовсе не в этом. Просто я был очень занят и обязательно дам вам знать о своем решении, когда мы обсудим этот вопрос. – Он надеялся, что после этих слов Ноами сочтет визит законченным.

Но художник замешкался.

– Маленький Ёри хочет что-то показать вам, – напомнил он Акитаде.

С большой неохотой Акитада позволил сынишке подвести себя к Ноами. На листе бумаги были нарисованы кошки. Некоторые из них выглядели весьма и весьма правдоподобно – кошка, прыгнувшая за мышью: кошка, наблюдающая за рыбкой в чаше; кошка, играющая с жуком; шипящая кошка и кошка, пожирающая птичку. Другие рисунки были выполнены детской рукой; на них в черно-белых тонах, оживленных кое-где красными штришками, Ёри усердно и старательно копировал рисунки взрослого художника.

– У вашего сына прекрасное чувство цвета, – заметил Ноами, пристально изучая лицо Акитады.

Красный цвет на рисунках изображал кровь. Ёри представил себе растерзанную птичку и, воспользовавшись материнскими красными румянами, мазнул ими густым слоем на птичку и на мордочку кошки. Видимо, довольный полученным эффектом, он раскрасил мордочки и остальным кошкам.

– Вот это кровь! – объяснил он безо всякой надобности. – Кошки едят птичек и мышек, и те измазаны кровью.

Тамако подошла посмотреть на рисунок и, всплеснув руками, прикрыла ими рот.

Ноами усмехнулся, издав противный сухой кашляющий звук.

– Мальчик буквально прочел мои мысли, – сказал он, положив руку Ёри на плечо. – Такой маленький и уже такой наблюдательный. Со временем из тебя выйдет толк!

Тамако схватила ребенка и потащила его прочь из комнаты со словами:

– Ему пора спать!

Ёри громко протестовал.

Акитада метнул на художника взгляд, полный ненависти. С трудом сдерживаясь, он холодно сказал:

– Не хотим вас больше задерживать. И в другой раз вам заходить сюда вовсе необязательно. Если мы решим насчет ширмы, я пошлю к вам кого-нибудь.

Ноами кивнул.

– Говорят, вы видели мою адскую роспись в монастыре.

– Да. Работа, вызывающая восхищение. Склонив голову набок, художник искоса посмотрел на него.

– Но не у вас. Не так ли?

– Я мало знаком с буддийскими представлениями об аде, – сухо ответил Акитада.

– Ах вот оно что! А у меня, наоборот, проблемы с Западным раем. – Ноами подошел ближе, буквально пожирая Акитаду своими глубоко посаженными горящими глазами. – Разве есть такие удовольствия, что могли бы быть приравнены к боли? Все мы знаем, что такое муки ада, но никто из нас не отведал райских наслаждений. – С этими словами он повернулся и вышел.

Окончательно поправившись через пару дней. Тора решил приступить к своему расследованию. Для этого он облачился в самую худшую одежду, какую только смог найти – рваные, заляпанные штаны, полотняная рубашка в лохмотьях, заплатанный стеганый ватник, подпоясанный простенькой пеньковой веревкой, и старенькие соломенные варадзи. Он распустил свои длинные волосы, сбил их в нечесаный комок, смазал их жирным ламповым маслом и обвязал голову рваной тряпкой. И вот в таком виде, придав небритому лицу угрюмое выражение, он отправился на дело.

Путь его лежал в трущобы западного города, населенного беднотой, нищими попрошайками и всяким преступным сбродом.

День выдался пасмурный и промозглый. Тора старался ступать размашисто, чтобы избежать неприятных ощущений, связанных с недавним недугом, и все время думал про Юкио. Она постаралась как можно подробнее описать своего обидчика. Стыдливым шепотом она поведала о своих чудовищных ранах – об изуродованном лице и о глубоких порезах в области груди и живота. Живодер, видимо, получил удовольствие от содеянног, но убивать девушку явно не собирался, иначе зарезал и выпотрошил бы ее. Такая невероятная жестокость заставила Тору усомниться в том, был ли это вообще человек. Уж не демон ли повстречался ей? Буквально все указывало на это – и его малый рост, и сверхъестественная сила и жестокость, и какой-то едкий запах, исходивший от него. Но Юкио упорно качала головой и утверждала, что это был человек. Запах же, как ей показалось, был больше похож на горячий лак или ламповое масло.

Значит, какой-нибудь мастеровой, подумал Тора, продолжая путь. Но вывод этот не прояснял дела. Сколько их, мастеровых, в целом городе. Тора решил сегодня пройтись по следам Юкио, начиная от места, где она повстречалась с изувером возле дешевого дома свиданий. Там она приставала к прохожим мужчинам в поисках заработка, а когда, отчаявшись поймать свою удачу, побрела прочь, из темного переулка к ней подскочила закутанная в капюшон фигура и потащила ее в тень. Хриплым шепотом человек этот предложил ей тридцать монет за то, чтобы она пошла с ним. Для бедной девушки тридцать монет были целым состоянием, на эти деньги она могла бы кормиться несколько недель, поэтому охотно согласилась.

Они шли долго по темным закоулкам, пока не оказались на отшибе, на самой окраине западного города. Краем глаза она видела узорчатую крышу какой-то пагоды, а вскоре, пройдя через бамбуковую рощицу, они вошли в какой-то пустой темный дом. Там, не зажигая огня, он дал ей чарку вина. А дальше она помнила только, что оказалась в каком-то другом переулке, где, корчась от боли, смотрела в перепуганные глаза людей, столпившихся вокруг нее, полураздетой и истекающей кровью.

Дешевый дом свиданий Тора нашел без труда. Это был шаткий деревянный домишко с внушительной вывеской «Журавлиная обитель». На нижнем этаже располагалось питейное заведение, а верхний был отведен для свиданий клиентов с женщинами легкого поведения. Над входом в заведение висела драная замызганная дверная занавеска с рисунком в виде какой-то бесформенной птицы. Сбоку здания Тора заметил узенький проходец. Здесь, среди выброшенных объедков и пустых винных бочонков, маньяк поджидал в темноте свою жертву. Тора только покачал головой. Даже полуголодная шлюха должна была найти хоть каплю здравого смысла, чтобы убежать.

Он нырнул за занавеску и сразу же оказался в полумраке убогой харчевни. От густого едкого запаха пищи и дыма его сразу замутило.

Стоя на грязном полу. Тора огляделся. Справа крутая лесенка вела наверх. Посреди зала над очагом поднимался дым, и неописуемая мерзкая вонь исходила из котла, в котором что-то помешивала лохматая старая карга. Слева от себя Тора заметил сидящего на бочонке одноглазого верзилу. Трое оборванцев в лохмотьях подняли на нового посетителя затуманенные взоры.

– Винишко по медяку, а там уж как знаешь, – объявил одноглазый хозяин харчевни. – Еще за медяк можешь поесть.

Тора подавил в себе отвращение.

– Вина! – грубовато распорядился он, подсаживаясь к троим оборванцам.

– Сначала деньги покажи!

Тора положил на стол медную монетку. Хозяин харчевни схватил ее, поднес к единственному глазу, потом кивнул. Опустив монетку себе за пазуху, он наполнил чарку темной мутной жидкостью из бочонка. Такого дрянного пойла Торе отведывать еще не доводилось, он даже чуть не поперхнулся.

– Я разыскиваю одну девушку, – сказал он, когда вновь обрел дар речи.

– Я шлюхами не снабжаю! – отрезал хозяин. – Походи тут в окрестностях и найдешь себе.

Один из посетителей ухмыльнулся.

– Да нет, она моя сестра, – соврал Тора. – Мать у нас умирает и хочет повидать ее перед смертью, вот я и пришел в столицу разыскать ее. Говорят, она промышляет где-то в этой части города.

– Да уж, по всему видать, не повезло девчонке, – сокрушенно сказал одноглазый. – А как она хоть выглядит?

Ответить на этот вопрос было не так-то легко, поэтому Тора объяснил размывчато:

– Примерно вот такого роста, худышка, волосы красивые. Да в общем, обычно выглядит.

– Значит, не толстая Митцу, – встрял в разговор один из оборванцев.

– И не Кацуко – та-то ведь лысая, что твое яйцо, – прибавил другой.

Одноглазый повернулся к старухе, колдовавшей над котлом.

– Ну а ты что думаешь, мамаша, по этому поводу? Та рукавом вытерла вспотевшее лицо.

– Может, та дохленькая козявка? Заходила сюда всего-то несколько раз. Кажись, зовут ее Юкио.

Тора оживился:

– А не знаете, с кем она ушла?

– Да ни с кем, – сказала старуха. – Заходила сюда, да только желающих здесь не нашлось. Такой болезненный был у нее вид, что я даже похлебки ей налила в долг. Она поела да ушла.

Тора достал еще одну монету.

– Вот возьми-ка. Может, мы и бедные, но долги свои выплачиваем.

Этот широкий жест сотворил настоящее чудо. Присутствующие разом бросились вспоминать и обсуждать всякого мужчину или женщину, с которыми могла разговаривать Юкио, но мужчины, посещавшие дом свиданий, как выяснилось, по большей части были народом захожим – какие-то безымянные трудяги, продавцы, носильщики, нищие или монахи.

– Монахи? – удивился Тора. – Чтобы монахи искали себе женщин?..

Его наивность повеселила всех.

– Да ты не знаешь монахов, сынок, – закхекав, сказала старуха. – Некоторые из них похлеще обычного мужика будут. Да и был здесь, если разобраться, всего-то один – все эту девчонку караулил. Видать, надеялся посмотреть, на что он еще годен. Только я не видела, чтобы он с ней разговаривал.

– А что, нет ли тут монастыря или храма поблизости? – спросил Тора, вспомнив про пагоду.

Ему ответили отрицательно, и разговор зашел в тупик. Тора поблагодарил всех и ушел.

Он отправился на север, долго бродил закоулками бедных кварталов и начал подозревать, что маньяк, по-видимому, избегал любых броских объектов, которые могла бы запомнить жертва. Он плутал зигзагами, огибая главные ворота кварталов, вот почему Юкио не смогла дать точного описания их нуги.

Он пожалел, что не поговорил с ней подольше, но после возвращения его хозяина Юкио отказалась показываться в их доме. Госпожа Вишневый Цвет недоумевала:

– Прямо и не знаю, что такое случилось с этой девчонкой! Когда мы уходили, она схватила меня за руку и буквально потащила к воротам. А теперь вот не желает больше к вам носа показывать!

Но Тору беспокоил не только этот необъяснимый страх девушки. Было совершенно ясно, что маньяк только искромсал и изрезал ее; Юкио была уверена, что ее не изнасиловали. Нездоровую, садистскую похоть извращенца Тора еще как-то мог понять, но здесь явно было что-то другое.

Квартал, в который его только что занесло, производил еще более угнетающее впечатление, чем предыдущий. Здесь имелось жилье, если его таковым можно было назвать, но на улицах ему встречалось слишком много праздно слоняющихся оборванцев. Отсутствие работы означало повышенный уровень преступности или медленное умирание от голода. В связи с этим Торе припомнился еще один факт. Маньяк предложил Юкио тридцать монет за то, чтобы она пошла с ним. Для безработного человека это были огромные деньги, а для нищего оборванца или монаха-попрошайки тем более.

Тора стоял, озираясь по сторонам и ища глазами шпиль пагоды, когда его вдруг сильно пихнули, так что он отлетел к стене здания, услышав вдогонку россыпь отборной брани. Тут же град ударов посыпался на его голову и грудь. Он прикрыл лицо руками и ждал удобного момента, чтобы ответить. Но побои прекратились столь же неожиданно, как и начались. Его обидчик злобно сплюнул и повернулся, чтобы уйти прочь.

Тору обуяла холодная ярость. Он поднялся с земли и бросился на обидчика. Схватив его за локоть, он развернул его к себе лицом и крикнул:

– Вот тебе, ублюдок! Ты ударил человека безо всякой причины! – И с этими словами он направил кулак прямиком незнакомцу в подбородок. После удара он мгновенно отступил назад. На голове у парня, молодого и бедно одетого, была окровавленная повязка, закрывавшая часть лица.

Парень заслонился рукой, но Тора сказал:

– Брось! Я не стану с тобой разделываться. Вижу, что кто-то уже и так поработал над тобой. А я не люблю нечестный бой.

– Ну и зря! – пробурчал незнакомец. – Ведь я-то могу поколотить тебя в другой раз.

Он был выше Торы ростом и гораздо шире в плечах, но боевая прыть, похоже, покинула его.

– Зачем ты меня ударил? Незнакомец медленно опустил руку.

– Ты толкнул меня, урод. Никто не смеет меня толкать.

– Да я просто не видел тебя. Искал пагоду.

Глаз, не закрытый повязкой, прищурился, оглядывая Тору с ног до головы.

– Ты здесь чужак, что ли?

Сочинять новые басни не имело смысла. Тора снова рассказал про умирающую мать и потерявшуюся сестру, прибавив к этой истории несколько душещипательных подробностей, от которых у самого-то у него на глаза навернулись слезы.

Парень поскреб щетинистый подбородок, покрасневший после встречи с кулаком Торы.

– Ну, извини, приятель, – хрипло сказал он. – Похоже, у тебя-то делишки еще похуже моих будут. Не хотел тебя обидеть, просто денек выдался неудачный, поцапался тут кое с кем. Теперь вот башка трещит, а когда ты меня толкнул, у меня аж искры из глаз посыпались.

– Ну, в таком случае позволь угостить тебя чарочкой винца, – сказал Тора и представился.

– А меня Дзюнси кличут. – Парень осклабился в улыбке, обнажившей зияющую пустоту на месте, судя по всему, недавно утраченных зубов. – Ну, спасибо. От этого не откажусь. Тут за углом есть одно местечко, где торгуют вполне приличным пойлом.

Местечко оказалось даже хуже «Журавлиной обители» – еще более тесное, грязное и вонючее, – но вино там подавали вполне сносное.

– Теперь насчет твоей сестры, – сказал Дзюнси, замявшись. – Видишь ли, ее, может, и в живых-то уже нет. Я работаю у старосты и могу сказать тебе наверняка – уличным девчонкам туго приходится в этом квартале.

– Знаю. Но я буду искать до тех пор, пока хоть что-то не разузнаю.

Дзюнси вздохнул.

– Большинство мужчин здесь готовы заплатить не больше пары медяков за женщину, а швали тут сколько бродит! Вот мой хозяин мог бы тебе рассказать, сколько мертвых девушек они выуживают из каналов да находят среди мусора в переулках.

– Бог ты мой! Квартальный староста! – Тора хлопнул себя по лбу. – И как же это я не подумал?! Где его можно найти? Где его приемная?

Дзюнси усмехнулся:

– Приемная! В таком-то квартале?! Если она тут когда и была, то уж и вспомнить нельзя. Староста у нас управляется и без приемной, в дневное время обычно ошивается где-нибудь около храма. Тора насторожился.

– Храма? Какого храма? Пагода там есть? А монахи? Дзюнси рассмеялся.

– Его называют храмом Безграничного милосердия, а это просто смешно, когда всем известно, что милосердие уж где-где, а там ты найдешь в самую последнюю очередь. Но пагода там точно есть. Осталась после монахов с давнишних времен. Храм и пагода. Люди поговаривают, будто туда по ночам наведываются демоны, а потому это местечко пришлось по вкусу всякого рода головорезам. Одним словом, ходить туда после наступления темноты опасно для здоровья. – Он потрогал свою повязку и поморщился.

Тору передернуло. Между прочим, ему только надо было найти дом, куда маньяк отвел Юкио, да к тому же день был еще в разгаре.

– А ты можешь познакомить меня со своим начальником?

Дзюнси хохотнул.

– Только не сегодня. А то он обязательно отправит меня разыскивать этих ублюдков. Лучше я провожу тебя к храму, а там уж ищи его сам. И не говори ему, что виделся со мной.

Тора расплатился за вино, и они пошли к северо-западу через трущобы. Люди, завидя их, переходили на другую сторону улицы. А между тем Дзюнси, не теряя времени, стращал Тору жуткими подробностями жизни квартала.

– Мертвецов тут находят на улицах почти каждый день, – сообщил он как ни в чем не бывало. – Если б не наш староста, то совсем худо было бы. Полиция-то сюда не заглядывает. Охота им была возиться с таким сбродом! А моему начальнику безразлично, что человек собой представляет и чем владеет, и сам он людей не обижает.

– По твоим словам, так он хороший человек, – сказал Тора. – А нет ли в окрестностях храма бамбуковой рощицы?

– Никаких рощиц там нет. Только сосны кое-где. Они вышли на площадь перед полуразрушенным храмом. Там Дзюнси вдруг схватил Тору за руку и сказал:

– Вон он, мой начальник! Ну, удачи тебе! – И он исчез, прежде чем Тора успел поблагодарить его.

Перед обвалившимися воротами храма, скрестив руки на груди, похожей на бочонок, стоял бородатый великан в окружении местных мальчишек. Тора медленно пересек площадь. Предстоящая встреча не казалась ему радостной, потому что староста больше походил на главаря разбойников, нежели на представителя власти.

Громила смеялся, о чем-то разговаривая с мальчишками, но глаза его сразу зацепили Тору и сделались настороженными. Он отделился от компании и пошел навстречу незнакомцу.

– День добрый! – прогремел он раскатистым басом. Тора тоже с улыбкой поприветствовал его.

– Говорят, вы здешний староста, – сказал он. – Не подскажете ли, где я могу найти здесь бамбуковую рощу?

Глаза старосты подозрительно прищурились.

– А зачем она тебе? – спросил он. Тора ощетинился:

– Послушай, я человек нездешний и просто спрашиваю, как пройти. Что, трудно сказать?

– А я привык знать, зачем чужаку понадобилось пожаловать на мой участок! – рявкнул в ответ громила. – Или говори, что тебе здесь надо, или проваливай!

Тора быстро прикинул, что к чему, и сказал благодушно:

– Эх, не очень-то приятно, но, видать, придется объяснить. Я ищу свою пропавшую сестру. Она работает где-то на улице, торгует собой. А теперь вот матушка наша при смерти и хочет повидать ее. Люди будто бы видели ее здесь, а потом она, кажись, ушла с каким-то монахом. В сторону бамбуковой рощи.

Глаза громилы прищурились еще больше, он внимательно разглядывал Тору, его аккуратные усики и руки.

– И кто сказал тебе это?

– Ну-у… хозяин харчевни. Староста хмыкнул и уже открыл было рот, но тут его слух привлекли звуки борьбы, доносившиеся с территории храма.

– Нет у меня на участке никаких монахов и никаких бамбуковых рощ, – торопливо отрезал он. – Тебе лучше поискать в другой части города. – И он пошел выяснять, что за шум.