Текст книги "В Дикой земле (СИ)"

Автор книги: Илья Крымов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)

Часть 3, фрагмент 25

Пробуждение было долгим и сладким, как в редкие утренние часы тех праздничных дней, когда Академия освобождала адептов от занятий и не надо было пробуждаться ни свет ни заря. Эту роскошь серый волшебник позволял себе так редко, что мог вспомнить все разы.

Воздух за пределами теплового мешка под одеялом слабо пах сосновой смолой, цветами и мёдом, свет проникал в дом через зашторенные окна и распахнутую настежь дверь. Нежась в полудрёме, Тобиус разглядывал потолок, убранство стен, бессмысленно шевелил пальцами ног, лениво потягивался и чувствовал себя несказанно хорошо. Таким живым, здоровым, сильным, он будто бы никогда прежде и не бывал.

Сев наконец, на кровати, волшебник попытался сгустить из воздуха влаги для умывания и только тут вздрогнул – от укола в астральном теле. Пускай плоть и восстановила силы, но Дар всё ещё отходил от полученных травм и, видать, в ближайшее время Тобиусу придётся пожить простым смертным. Не самая приятная мысль, однако все прочее ощущалось так хорошо, что рив почти не ощутил уныния. Более того, подле его ложа находилась скамья с умывальным кувшином и тазом, а на протянутой через комнату верёвке висела его одёжка, выстиранная, высушенная, благоухавшая лавандой. Начищенные сапоги стояли у двери.

Тобиус умылся как следует, оделся в свежее, стянул волосы шнурком и, прежде чем начать обуваться, полез в сумку. Все вещи, которые были на нём ныне, он перед уходом из Храмового города сам же в сумку и сложил. Однако вот они, изъятые. Мысль о том, что кто-то изучал его имущество вопреки охранным чарам, не обрадовала. Тем не менее, волшебник нашёл внутри всё, что должен был найти, кроме, пожалуй, Лаухальганды.

Оглядевшись, он не обнаружил своего компаньона поблизости, однако внимание привлекла статуэтка, стоявшая на каминной полке. Прошлой ночью он не заметил её, но теперь вещица бросилась в глаза, видимо, очень старая, из почерневшего дерева, но всё равно до странности завораживающая. Неизвестный резчик изобразил в причудливой соблазнительной позе женщину без одежд, сидевшую на коленях спиной вполоборота к созерцателю. Привлекала внимание изящная плавная линия позвоночника, волнующий изгиб длинной шеи, груди с острыми сосками. Она была бы совсем обворожительна, кабы имела лик молодой девы, а не юной козочки, и кабы ноги её не были покрыты мехом, и не оканчивались раздвоенными копытцами. Статуэтка вызывала одновременно отторжение и необъяснимое притяжение, которые боролись, сменяя друг друга, и, если провести перед ней достаточно долгое время, Тобиус думал, можно было сойти с ума.

– Довольно возиться, копуша! – донеслось снаружи. – Иди чай пить!

Перекинув сумку через плечо и взяв сапоги в руку, волшебник босым вышел на крыльцо, чтобы стать там и глубоко вдохнуть ароматы цветения. Прошлой ночью ему не померещилось, – воздух внутри большого кромлеха был прогрет и пах летом. При свете дня распустились цветы, над которыми теперь перепархивали бабочки, жужжали пчёлы. Кое-где в траве белели шкурки кроликов… За пределами же каменного круга царствовала осень. Деревья там уже частью лишились жёлто-красного убранства, да и небо не радовало голубизной. Казалось, будто лучи солнца светили в полную силу лишь для этой поляны.

Под окном домика прямо на траву был поставлен стол и два кресла. Старушке хватило сил перенести наружу мебель; и времени, – чтобы заставить скатерть снедью. Посреди всего царственно возвышался старый, мятый, но очень большой чайник, гревшийся на чаше с горячими углями и непрестанно выдыхавший пар. А кроме него на тарелках горками были навалены лесные ягоды всех видов и сезонов созревания, горшочки с мёдом жидким и тарелки с сотами, судя по запаху, дикого, липового мёда; обильно были нажарены и напечены оладьи и блины, ватрушки, а также лимонные, клюквенные и вишнёвые пирожки; исходила душистым паром большая кружка круто заваренного чая. Маг с ходу различил запахи мяты и тимьяна ползучего.

– Садись, завтракай. Сейчас уж обед, но я не стала тебя будить.

– Спасибо…

– Хотя могла бы, ведь ты проспал пять дней и ночей подряд.

– Сколько?!

– Устал, мальчишка, набегался, оно и ясно. Ешь.

Старушка сменила большое «звериное» кресло на изящное кресло-качалку и спокойно покачивалась теперь слева от стола. Если в ночь своего появления Тобиус и мог разглядеть в ней тень таинственной, мистической силы, то при свете дня он видел пред собой лишь маленькую сморщенную толстушку, совершенно безобидную хрупкую женщину во вдовьем платье. Лишь пара моментов его немного смутили, – колени старицы укрывал плед, бывший, совершенно точно, мимиком, а поверх него мурлыкал, позволяя гладить себя, Лаухальганда. Мало кого Тобиусовы компаньоны допускали принимали так близко.

Усевшись за стол, маг с тревожным предчувствием обозрел горизонт грядущих свершений.

– Не вздыхай так, всего есть не обязательно. И можешь говорить. Чай зовётся напитком мудрецов, потому что за ним протекают самые осмысленные беседы.

Кивнув, серый волшебник отхлебнул горячего и крепкого чая, отломил ножом и отправил в рот кусок медовых сот.

– Как мне обращаться к вам, госпожа?

– Для тебя я бабушка Эгге, мальчишка. Хотя, за время своих путешествий ты мог слышать иное моё имя…

– Карга Лесов? Да, я уже дога…

Взгляд, брошенный старушкой искоса, не на шутку обеспокоил рива. Ему почудилось, что в маленьких заплывших глазках полыхнуло алым.

– Простите… я… больше… не буду вас перебивать.

– Уж лучше бы тебе своё слово сдержать, Тобиус из Ривена. Ага, твоё имя мне известно, можешь не утруждаться представлениями, волшебник. Я, знаешь ли, приглядывала за тобой, и ты какое-то время ухитрялся замечать меня. Но потом привык и «ослеп». Хах, люди! Вы и драконов замечать перестали бы, коли те не палили б вас огнём!

Эгге скрипуче рассмеялась.

– Спасибо, – сказал маг, свернув трубочкой блин, смазанный малиновым вареньем, – без вашей помощи я сейчас переваривался бы в брюхе чудовища.

– Нет-нет, мальчишка, нет! Ярон не таков. Даже в самом жутком бешенстве он не подарил бы тебе быстрой смерти. Твоя агония длилась бы веками, не сомневайся.

Он нервно проглотил блин.

– А вы, бабушка Эгге, хорошо знакомы с привычками… этого существа.

– Мать должна знать своих детей, – пожала старушка покатыми плечами, – иначе что она за мать такая, верно?

Волшебник долго прихлёбывал чай, заедая восхитительно вкусными блинами и оладьями, вымазанными свежей сметаной и пытаясь при этом осознать услышанное.

– Вы… – начал серый нерешительно, – вы дали жизнь… этому?

– И этому и многим другим. Хм. Знаешь, мальчишка, я могла бы пуститься в воспоминания о делах былых, окунуться в собственную древность, поведать историю… да не буду. Всё, что нужно тебе знать, – в прежние времена я была богиней. Встречал богов на своём пути уже?

Тобиус растерялся.

– Да как-то не приходилось, бабушка.

– Врёшь! – беззлобно погрозила ему пальцем Эгге. – Лучше думай!

– Клянусь… ой. А ведь…

– Эхе-хе-хе, – довольно улыбнулась она.

– Но ведь тогда получается… – догадка прогремела у волшебника в голове громовым раскатом. – Это я одел вас во вдовье?

Эгге не спешила с ответом. Умиротворённая, хоть и печальная немного, она раскачивалась в кресле. Жужжали пчёлы, подпевал им мурчанием Лаухальганда.

– Не бери в голову. Он был стар, безумен и уже давно мёртв. Тьма поглотила и извратила его, так что… спасибо тебе, Тобиус. Я не смогла бы сделать это сама.

Не каждый день вдова благодарила убийцу своего мужа, Тобиусу такое было внове.

– Значит, он тоже был богом, я не ошибся в предположениях.

– Хорн – его имя. Самое первое. Хотя в истории этого мира их ещё в достатке было: Херн Охотник, Дулкас Сильный, Йорненгар, Владыка Охоты. Не путай с Дикой Охотой.

– Эти имена мне знакомы, – уверенно сказал рив, – мифология! Боги-охотники разных народов, неужели это всё был он?!

– По большей части когда-то был, – подтвердила Эгге глубокомысленно. – Я же была богиней диких лесов и всего, что обитало в них. Мы составляли хорошую пару, жили в ладу очень долго, но ты же понимаешь, что никакое счастье не длится вечно?

– Разлад?

– Разлад, – печально согласилась старушка. – А когда сварятся родители, страдают их дети. Что думаешь о моих фа’ун?

Он растерялся.

– Ну, ну, говори открыто, за правду не наказываю…

– Они ужасны и омерзительны во всех отношениях! Даже по меркам кровожадных чудовищ эти твари просто… просто… я знаю больше десяти языков, но даже у меня слов нет! И…

– Так, довольно! Я поняла твою мысль, и она справедлива. Хватит.

Какими ужасными ни были бы дети, а мать всё же остаётся матерью всегда.

– Хватит хулить их, мальчишка. Хули уж меня. В конце концов, родились они все маленькими, белыми, мягкими, пушистыми и очень, очень добрыми созданиями. А в том, во что они превратились, виновата я. Как и в том, как низко пал на закате своих дней их отец. То моя вина. Дело древнее, кровавое, и очень тяготящее мою совесть. Но на том и всё. Это ясно?

– Как полдень посреди пустыни, – не стал перечить Тобиус.

Некое чутьё подсказывало ему, что не стоило подвергать слова гостеприимной хозяйки сомнению. Много кто мог назваться богом, но мало кому ты верил.

– Так и… зачем?

– Хм? Хочешь знать, с какой стати я проявила к тебе интерес и спасла? – совершенно точно истолковала его Эгге.

– Если вы не против… это очень вкусный мёд!

– Ну почему же. Я приглядывала за тобой с тех пор, как ты перешёл речку, духа которой поработил своим жезлом. Тонкая работа, кстати, молодец. Но не это привлекло моё внимание. За тебя попросили, мальчишка. Кое-кто, кого я очень, очень, очень сильно почитаю, кто сделал для меня очень много добра, попросил за тебя.

– И…

– Аб-аб-аб-аб! Нет, не раскрою я его или её имя. Ни к чему. Меня просто попросили приглядеть за тем, чтобы ты не умер, и, должна признать, мальчишка, действительно что-то делать мне пришлось лишь дважды: после твоей первой встречи с хищной плотью и после твоего знакомства с моим сыном. Ты, не могу не признать, невероятно живучий, везучий и сильный человек. Что такое, не удивлён?

– Тем, что это вы спасли меня той зимой? Нет, я догадался ещё во время умывания. Но на добром слове спасибо. – Волшебник допил чай. – В таком случае, быть может, вы расскажете мне про фа’ун?

– Они доживают свой век в забвении Дикой земли, вот и всё, что тебе нужно знать.

– Ладно… это было резко. Тогда, наверное… я не раз наталкивался на следы некой древней и довольно жуткой цивилизации в этих…

– Имя ей было Мерместус и стала она историей задолго до того, как род людской начал хоть что-то из себя представлять в Валемаре, так что знание это тебе ни к чему, поверь…

– Но тогда… – Тобиус чувствовал, что у него в руках оказалось сокровище, источник знаний древний и уникальный, который стремился растаять прежде чем маг сможет хоть часть его присвоить. – Тогда, может быть, вы что-то расскажете мне о Диком Гоне, раз уж сами упомянули? Ну хоть это можно у вас спросить?

Рука Эгге, гладившая Лаухальганду, замерла, отчего его уши встали торчком.

– Он появился в тот день, когда я… убил Хорна. Дикий Гон, Дикая Охота, кавалькада…

– Я знаю, что это, мальчишка. В отличие от тебя. В тот день и час, когда ты убил моего мужа Король, имя коему Хаос, оседлал своего коня Суматоху и повёл свиту по небесным дорогам. Его меч оставил на тебе отметку, знаешь?

– Что?

– Отмечен Хаосом! – голосом внезапно окрепшим и углубившимся повторила Эгге, полыхнув алыми очами, отчего Лаухальганда в ужасе скатился наземь, а следом сполз и мимик.

Тобиус понял, что уже какое-то время сидит ни жив, ни мёртв, парализованный, окаменевший, с тревожным холодом, разлитым по телу. Довольно быстро это чувство прошло, однако вместе с ним ушло и желание как-либо дальше испытывать терпение хозяйки. Похоже было, что и ей самой это странное происшествие причинило неприятные чувства.

– Скажи, Тобиус из Ривена, – вернулась прежняя Эгге, – был ли ты кормлен, поен, мыт, да спать уложен?

– Был, – не задумываясь, ответил тот.

– Стало быть, законы гостеприимства соблюдены. Осталось лишь одарить тебя перед уходом.

– Вы сделали для меня больше, чем я мог мечтать, – быстро заговорил маг, – спасли меня! Дважды! Мне больше ничего…

– Не части, мальчишка, это не вопрос твоего желания, это вопрос гостеприимства. Накормить, напоить, помыть, да спать уложить, а перед уходом – одарить.

– Звучит как то, что ведьмы в сказках делают. Некоторые, по крайней мере.

– Конечно, – сказала Эгге, поднимаясь с кряхтением, – так и есть. Это старые ведьмовские законы, которые я же ведьмам и придумала. Была когда-то их богиней и королевой, оставила след.

Она удалилась в домик, а ошарашенный Тобиус вновь застыл, но уж по своей воле.

– Йеггара?! – спросил он, когда Эгге вернулась. – Богиня ведьм?! Госпожа Перекрёстков? Хозяйка всех тёмных сил?!

– Всех? – хмыкнула она. – Богиня и королева ведьм, многому их научила. Перекрёстки… ну, они для многих волшебников важны, места-то магические. А вот про тёмные силы, это всё слуги твоего бога надумали. Всех к Тьме и пеклу привязывали, кто их «чистому» огню не кланялся. Ведьмы, – тоже люди, и, как уже говорено было, они разные бывают. Тёмные в том числе, но не все же! Вот, кстати, возьми.

Тобиус уставился на статуэтку женщины-козы.

– И… что мне с этим делать?

– Лучше, конечно, носи в сумке. Или в своём дружке, места в нём полно. Это тебе подарок на память. Хороша была, скажи?

Его брови взлетели.

– Это вы?!

– В юности. Один охотник вырезал подношение, чтобы хорошо шла добыча ему и его родне, возложил на алтарь. Мне понравилось.

– И что же, встретил он добычу?

Старушка вложила статуэтку в руки Тобиуса.

– Ну, и да, и нет. На следующей охоте его растерзал и съел вепрь. А что ты так смотришь? Деревяшки деревяшками, а кровавая жертва кровавой жертвой. Зато потом его семья не знала голода целый год, и никто из них ни разу не пострадал. Я умела быть благодарной.

Серый маг взглянул на, вероятно, очень древний предмет искусства, покрутил в руках, да и сунул в сумку.

– Теперь всё, можешь идти.

Клюка указала за пределы кромлеха, и теперь там вместо сплошного осеннего леса, за ближайшими деревьями виднелся водный простор.

– Это…

– Да, это озеро, где живут черепахи. Ты ведь слово дал, а?

– И верно.

– Хочешь хитрый совет от старой женщины, Тобиус? Чтобы достичь успеха в их нелёгком ремесле, отринь то, чем ты являешься в первую очередь. Хоть на миг отринь. Нельзя достичь самоотрешение, не отдав самого дорогого.

– Я… попробую…

Вместе они дошли до огромных менгиров, на которых мягко светились незнакомые человеку знаки.

– Мы ещё когда-нибудь встретимся? – спросил волшебник.

– Как знать. Я обретаюсь только в Дикой земле, и нигде больше. Здесь я многое вижу, многое слышу, многое могу. Коли забредёшь опять в эти леса, возжаждешь помощи, – позови. Может, услышу, может, явлюсь, может, помогу. Но знай наперёд, Тобиус, я задаром ничего не делаю. Старая привычка с божественных времён. Будь здоров!

Старушечья ручка с неестественной силой толкнула рива в спину и тот вышел из каменного круга, сразу ощутив укус холодного сырого воздуха и мгновенно уловив изменение света. Без особой надежды он обернулся и нисколько не удивился тому, что за спиной своей не обнаружил ничего, кроме дикого леса.

Его возвращение в Корс не вызвало никакой особой ажитации. Тестудины занимались своими обыденными делами, жизнь требовала постоянного труда и на всякие мелочи времени не оставалось. Однако черепахи всё же отрывались от дел и гудели, видя давно утраченного чужака живым. Никто из них, пожалуй, не допускал и мысли о том, что существо столь мелкое и мягкое могло выжить в Дикой земле. Но всё же они были рады, что ошибались.

Несмотря на общую медлительность аборигенов, весть о возвращении человека достигла Основы раньше, чем сам человек. Там его уже встречал посланец совета Лучших.

Часть 3, фрагмент 26

– До-Рей! Как я рад!

Попытка обнять тестудина не удалась даже наполовину, уж слишком тот был широк.

– Мы тоже рады видеть тебя живым, То-Биус. Это зело неожиданная радость. Лучшие ждут.

И они действительно ждали у себя, в Зале Лучших.

– Вернулся живым, да? – протянул Ду-Гэмон, покачивая когтем в сторону всех остальных. – А я говорил вам. Я говорил. Ну что расскажешь, какие приключения ожидали тебя на пути?

Волшебник вздохнул, собираясь с мыслями, и повёл рассказ. Который занял несколько дней. Таким образом отчитавшись, маг попросил дозволения перевести дух перед возвращением к учёбе, на что, разумеется, получил утвердительный ответ.

Неделями, складывавшимися в месяцы, он медитировал у себя, работая ровно над одним – усмирением Дара. На это время рив полностью отказался от любых магических практик и всячески замедлял ток гурханы в астральном теле, что было внове для него. Обычно маги делали ровно обратное.

Почувствовав себя готовым, Тобиус пришёл на занятие к наставнику Хо-Раду и погрузился в транс под звуки музыкальной вазы. Ощущая магию слабее, чем когда-либо за всю прежнюю жизнь, он познал великую внутреннюю пустоту, словно огромное пространство, занимаемое прежде чем-то крайне важным и большим, освободилось и серый нырнул сквозь эту пустоту легко, да так глубоко, как не нырял никогда. Полное самоотрешение, существование на грани растворения своего Я, погружение к корням существования, туда, где жило чувство ощущения времени.

Тобиус открыл глаза и не осознал, что внутренний взор его устремился на чешую бирюзового змея, который образовывал символ бесконечности. Волшебник неосознанно, движимый отголоском оставленного позади стремления, вновь протянул к этой аллегории руку и коснулся чешуи сначала одним пальцем, затем вторым и третьим. Всякий раз раздавался мелодичный звон, а когда запястье начало проворачиваться…

Открыв глаза, Тобиус обнаружил себя посреди залы для занятий, окружённым тестудинами, – как молодняком, так и взрослыми мастерами касты Направляющих. Надо всеми древним утёсом высился сам Ду-Гэмон и его неподвижный клюв всё равно выглядел так, словно Лучший улыбался.

– Второй человек, смогший воздвигнуть Запруду вокруг своего существа. Чествуйте его!

Они загудели, раздувая свои горла, они стали раскачиваться в синхронном танце на месте, топать, стукаться краями панцирей.

– Молодец, То-Биус! – возвестил Ду-Гэмон. – Ну хватит уж чествовать! Идём, хочу потолковать с тобой.

Серый волшебник, пребывавший в состоянии близком к эйфории от осознания содеянного, прислушивавшийся к себе в попытках ощутить разницу, не вполне понимал, о чём его просили, но повиновался приглашавшему жесту. Вместе с Ду-Гэмоном он выбрался на улицы Корса и, подстраиваясь под неспешную ходьбу гиганта, добрался с ним до самых вод озера.

– Как ты себя чувствуешь, То-Биус? – протянул тестудин, глядя на открывшийся с края улицы простор. – Как тебе изменения?

Человек медлил, хмурясь, искренне пытаясь найти их.

– Не утруждайся так, ничего не почувствуешь. Однако я могу их видеть прямо сейчас.

– Правда?

– Запруда построена внутри головы и теперь голова защищена от тока времени, а также всего, что связано с ним. От магии, например.

– Простите, но боюсь, о магии вы знаете не больше, чем я о об искусстве строительства Запруд.

– Или даже меньше, – кивнул Лучший Направляющий, – ибо я за свою жизнь не сотворил ни единого кудесного деяния, но ты смог совершить первый шаг по пути нашего ремесла. Справедливо сужу, да?

– Этого не отнять.

– Но даже я знаю, что цвет магии – глубоко синий с искрами бирюзового, не так ли? А бирюзовый – это цвет времени. Магия существует во времени, не так ли?

– Я… имел возможность в этом убедиться.

– Эти явления связаны эфемерными, гибкими, но прочными узами. Ограничение времени так или иначе ограничивает магию, но не наоборот, что интересно. Однако, чтобы сосредоточиться на одной из этих сил, тебе пришлось отринуть иную. Ты освободил себе путь к глубокому пониманию времени. Отныне знай, что разум твой закрыт для любого кудесного посягательства, ни одна волшба не проникнет внутрь Запруды, ибо ты отгородился от тока времени малую, но важную свою частичку. О том мы знаем от Жар-Саара.

Вспыхнувшее понимание нового преимущество вскружило Тобиусу голову! Если старик не ошибался, ничего не путал, и серый получил полный ментальный блок, то… это было невероятно полезной особенностью! Такой полезной, что многие архимаги могли лишь мечтать! В мире, где существовали чтецы мыслей, иметь защиту от них… великолепно!

– Теперь, То-Биус, думаю, ты захочешь вернуться восвояси, да? Мы не гоним тебя, оставайся насколько пожелаешь, человек благородного духа. Но я понимаю, что зов родных земель силён. Он всегда силён.

– Это правда. Раз наш уговор исчерпал себя, я отправлюсь на север сегодня же.

– Так скоро, да? Что ж… тогда я буду просить тебя о снисхождении.

– Снисхождении?

– Вернувшись в царство сородичей своих, ты наверняка пожелаешь рассказать о находках. От имени всех тестудинов молю не открывать тайну нашего существования тому миру. Видишь ли, мы привыкли к уединённой жизни, будучи сравнительно близко к вашим границам. Если люди твёрдо вознамерятся отыскать нас, это потребует от них скромных усилий. Нам не хотелось бы …

– Ду-Гэмон, – серьёзно обратился к черепахе человек, – вам не нужно ни в чём меня убеждать. Достаточно просто высказать пожелание. С безмерным почтением к вам и любовью к вашему народу я клянусь, что не выдам его местоположения ни одной живой душе. Но я не могу обещать, что никто из людей никогда не найдёт дороги в Корс.

Древний старец вздохнул протяжно и шумно, сбрасывая с себя тяжесть тревог.

– Благородный дух, – протянул он, сверкая невероятными глазами.

Казалось, что Тобиус покидал Корс в спешке… но так и было. Он быстро собрался, попрощался со всеми, кого знал, перебрался на северный берег, укрытый снегом и, бросив последний взгляд на приют удивительной цивилизации, поспешил домой.

То ли зима была тому причиной, или, быть может, благословение Эгге ещё сопровождало его, но вплоть до самой границы Дикоземья с волшебником не случилось ничего дурного. Он пересёк великий Якон, чьё течение не смогли полностью сковать морозы, и выбрался к долине златосерда. Проходя близ обители клана лекантеров, Тобиус слышал отдалённый вой, но видать, двуликие не заметили одинокого путника, и никто не поспешил встретить его. Решив, что не стоило беспокоить это уединённое жилище, маг продолжил путь, а через несколько дней пешком перешёл речушку Ильму.

После зимовки, превратившейся в более чем двухлетнее путешествие, волшебник и исследователь вернулся в Доминион Человека.

Когда он приближался к южным воротам деревни Под-Замок, над частоколом которой возвышался краснокирпичный замок Райнбэк и вились дымные столбы. Стояло морозное утро десятого дня месяца дженавя новорождённого одна тысяча шестьсот тридцать четвёртого года Этой Эпохи. К его удивлению, волшебник увидел, что за пределами частокола, который он же помогал возводить, тут и там стояли сравнительно новые дома и домишки, хлева, амбары, огороженные плетнём подворья. Всего-то два года прошло, а деревушка разрослась, вылезла за границы, которые и прежде-то были довольно просторными для неё. Надо же, кто приехал селиться в таком медвежьем краю?

– Стой! Назови себя! – донеслось с дозорной башни, что стояла прямо за воротами.

– Новенький? – крикнул Тобиус вместо подобающего ответа, продолжая идти к воротам. – Скажи там кому-нибудь, что блудный маг вернулся из Дикой земли!

– Чего?! Стой! У меня мушкет заряжен!

– Удачи с этим!

Волшебник перенёсся на башню и хлопнул укутанного в олений тулуп стража по плечу, отчего тот, совсем молодой парень, вскрикнул и выстрелил. Мушкетный залп, – это как раз то, что неплохо бодрит по утрам.

– Ты что там, опять по воронам палишь?! – донеслось снизу гневное.

– Господин старший сержант, тревога! – возопил дозорный и попытался ударить Тобиуса прикладом в лицо. – Вторжение!

– Поздравляю с повышением, старший сержант! – крикнул маг, уклоняясь.

– Не может быть! – ответил Эрвин, который вместе с несколькими другими стражниками выскочил из караульного домика на мороз. – Господь-Кузнец! Не может быть! Чар Тобиус, вы ли это?! Рядовой, отставить! Отставить, я сказал!

Когда волшебник спустился с башни, солдат встретил его крепкими объятьями, которые тут же прервались, – от переизбытка чувств Эрвин проявил недопустимое панибратство.

– Прошенья просим! Эй, парни, а ну-ка немедля доложить в замок, что чар Тобиус вернулся! Живо! Ей богу, чар Тобиус, это… это… вы простите, но мы уж и не чаяли! Господи, два ведь года…

– Не стоит больше слов. Ты на посту?

– Конечно! Уйти не могу, простите, но вам выделить сопровождение…

– Не заблужусь! Выпьем позже в трактире!

– Я только рад буду!

Волшебник зашагал по небольшой улочке, осматриваясь и отмечая про себя, что домов со времени его ухода появилось больше, а сами они стали выше. Меньше древесины, больше камня, старые деревенские домики были частью снесены, а новые явно строили умелые люди из города. Выбраться на крошечный пятачок перед замковыми воротами много времени не составило, однако теперь то место было выложено булыжником и напоминало самую настоящую площадь. Пройдя по другой, некогда единственной и главной улице, Тобиус не смог сдержать улыбки при виде трактира «Под короной». Сколько вечеров было проведено в этом уютном заведении, сколько историй сказано, сколько пива выпито!

Вокруг, несмотря на ранний, сумеречный час появлялись люди, выстрел слышала вся деревня, многие проснулись и теперь встревоженно покидали жилища. Некоторые лица были новы, но другие, удивлённые и сомневающиеся, всплывали в памяти Тобиуса, обзаводясь именами. Раскрылась дверь «Под короной» и на крыльцо выступил Томас Бэйн, сжимавший в руках старую свою алебарду.

Трактирщик малость изменился за два года, отдал положенную дань годам, но это был всё тот же полный невысокий мужчина с заплетённой в косицы бородой, ещё крепкий и вполне здоровый. Бывший солдат уронил боевую подругу, улыбаясь, и распростёр объятья.

– С возвращением, чар Тобиус! Слава Господу-Кузнецу!

– Чар Тобиус! – кто-то обхватил волшебника сзади и сжал так, словно стремился выдавить саму жизнь.

– Доброго утречка, – прохрипел маг, – господин Гофер!

Вслед за старостой, приветствовать радостно и громко волшебника стали все, и те, кто его помнил, и даже те, кто поселился в деревне после его ухода. Трактирщик возвестил громко, о том, что сейчас будет кормить волшебника завтраком и на это время никто не посмеет мешать усталому человеку! Все вопросы потом, когда чар Тобиус передохнёт и оклемается! На нём же лица нет! Но прежде чем сердобольный Томас Бэйн втянул серого под крышу трактира, над собравшейся толпой разнёсся зычный глас:

– Чар Тобиус! Король ждёт вас!

– Тобиуш? – прищурившись, уточнил маг.

Сын деревенского старосты из высоченного и широкоплечего малого с простым добрым лицом переродился в заматеревшего и посерьёзневшего капрала королевской стражи. Панцирь, шлем и палаш выглядели на нём как влитые, на лице появилось несколько новых шрамиков.

– Точно так! Рад видеть вас в добром здравии! Соблаговолите следовать!

– Рожу сделай проще! – насупился Мартин Гофер-младший. – Ишь ты! К нам наш дорогой чар Тобиус вернулся, а ты даже руку пожать ему не хочешь!

– Ну пап, – процедил Тобиуш сквозь зубы, – я на службе, не положено!

Рассмеявшись, маг, провожаемый людьми, отправился к воротам небольшого замка, сложенного из красных кирпичей. Райнбэк, бывший славным тем, что внутри отчего-то казался много больше, чем снаружи, встретил его чистыми коридорами, множеством хороших свечей в подсвечниках, опрятной прислугой и стражниками, стучавшими алебардами в пол, когда Тобиус шёл мимо.

Словно в свой самый первый день более двух лет назад, он вошёл в большой замковый чертог, бывший, на самом деле, довольно небольшим, но зато намного более чистым и хорошо обставленным чем прежде. Бейерон Карторен встречал его не подле своего высокого кресла, но быстро шёл навстречу, сухопарый и твёрдый мужчина за шестьдесят, обладатель высокого лба, пронзительных синих глаз и усов, переходивших в пышные бакенбарды. Отрёкшийся монарх заключил волшебника в объятья, словно родного сына, однако Тобиус не отважился ответить соответствующе.

– Сир. – Освободившись от рук сюзерена, он отступил, опустился на одно колено и упёр в пол рядом с собой жезл. – Я вернулся и готов продолжить службу!

– Полноте, чар Тобиус! Встань же, дай взглянуть на тебя! Господи!

– Да, мне сегодня уже часто это говорили…

– Богохульство – тяжкий грех, – послышался за спиной тихий голос, лишённый эмоций.

– Брат Марк! – радостно воскликнул маг, оборачиваясь.

Ему в лицо плеснули освящённой над церковным огнём водой, горячей и пахшей благовоньями. Следом прозвучала короткая молитва изгнания нечистой силы. Утерев лицо, не изгнанный Тобиус усмехнулся:

– Доброе утро, брат Марк!

– Благословенное начало дня, – по своему обыкновению ответствовал серый монашек. – С возвращением, чар Тобиус. Рад, что вы ещё живы.

– А я-то как рад!

– Брат Марк, дадим нашему магу возможность передохнуть. Вероятно, он желает посетить свою башню, может быть, поесть. Мы умерим наше великое любопытство.

– О, благодарю, сир, я… я не устал, но я утомлён… очень хотелось бы вернуться в башню… знали б вы, как я скучал по ней! – по-детски улыбнулся тот. – Сейчас проверю, не похерила ли ученица все мои наработки, а потом… что?

Отрёкшийся король и монах ордена Петра переглянулись.

– Не знаю, как сказать, но лучше не стану оттягивать, Тобиус: Эммы здесь больше нет.

– …что?

– Она ушла, – молвил брат Марк. – Однажды ночью просто исчезла.

– Мы не знаем куда, чар Тобиус. Вероятно, за тобой?

Вот эта новость огрела его пыльным мешком. Два года прошло, – думал серый маг, – всего-то два. Как такое могло произойти? А с другой стороны, он бросил её на целых два года…

С мыслями столь невесёлыми, он вышел на стену замка и добрался до двери в основании своей собственной башни. Дверь оказалась уже довольно давно заколочена, однако он смог выдрать доски и попасть внутрь без труда.

По меркам волшебников башня Тобиуса была роскошной, особенно для молодого мага. Семь этажей, вмещавших библиотеку, лаборатории, мастерскую, жилое помещение и не только. Поднимаясь выше, он заставал всё таким, каким оставил перед уходом, Эмма ничего не поменяла. Все вещи покрывал слой пыли и воздух был спёртым, неприятным. Добравшись до последнего этажа, Тобиус надолго замер возле окна, обозревая заснеженные окрестности. Завершение подъёма далось ему непросто, ибо, наверное, он в глубине души верил, что всё же сможет застать нерадивую ученицу дома. Теперь эта странная надежда была развеяна и серый остался наедине с тишиной и пустотой.