Текст книги "В Дикой земле (СИ)"

Автор книги: Илья Крымов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

Судьба не жалела Тобиуса, без устали нанося всё новые удары. Он не знал, верить ли собственным ушам, но если эльфка не соврала, то она являлась дочерью врага всего рода людского!

На подоспевший помост взошла сама Тильнаваль, – на языке лонтильских эльфов это значило то ли «подснежник», то ли «лютик», – а кроме неё лаушани и ещё два эльфа.

Покуда их уносили прочь под торжественную музыку, остальные нелюди принялись обустраиваться. По их воле древоходы, переместившиеся на свободное место, сняли с себя поклажу, и стали менять форму. Расплетаясь, эти существа срастались воедино, образуя на глазах у завороженных сару небольшой изящную постройку, лавку, внутри которой уже раскладывались товары. Лонтильцы явились за сотни лиг от дома чтобы поторговать.

– Какие уродливые безволосые существа, – проскрипел мартышкообразный старичок, стоявший поблизости своему собеседнику-носачу.

– Но зато товары у них знатные, – ответил тот, – умные вещи! Я вот собираюсь выменять кое-что.

– Тогда поторопись, не ты один такой охотник, вон сколько народу собирается.

Итак, – думал Тобиус, спеша скрыться на соседних улицах, – старый Вийджа не ошибался и не кривил душой, рассказывая, что в затерянное средь лесов царство разумных обезьян знали дорогу эльфы Лонтиля. Здесь они никому не были совсем уж в новинку, хотя и считались, видимо, эдакой диковиной. Привозили свои товары, удостаивались посольских почестей. Представляли опасность.

Истинных чародеев следи эльфов рождалось намного больше, чем среди людей, но даже те эльфы, которым не посчастливилось обладать Даром в полной мере, имели его зачатками, – то есть видели и ощущали больше любого заурядного человека. Попав им на глаза, Тобиус рисковал выдать себя. Те четверо, что уехали, вероятно, в Храм, были настоящими чародеями, сильными, он сразу это почувствовал. Если бы маг оказался ближе, не прикрытый толпой, они легко заметили бы его и вскрыли маскирующие чары.

Отныне с магией в городе придётся быть очень осторожным, а мудрее всего запастись пищей и убраться поскорее. Уж лучше тяготы суровой зимы, чем крепкие руки извергов из дома Сорокопута.

* * *

Невзирая на свой первый испуг, Тобиус не сбежал из Храмового города сразу. Это неизведанное место, оплот чужой цивилизации требовало хотя бы какого-то исследования. Он не смог бы считать себя тем, кем желал являться, кабы просто утёк. Вместо того серый маг наполнял свою книгу заклинаний зарисовками с разных ракурсов и описаниями. Особенной красотой отличался каменный мост, перекинутый через реку практически над самым водопадом. Вид с него открывался завораживающий, а с некоторых участков крепостной стены, отделявшей Горкагохон от остального плато, в определённые световые часы можно было сделать восхитительные рисунки Храма.

Часть 3, фрагмент 22

В конце концов он смог оторваться от любимого занятия. Торговцев на площади становилось меньше день ото дня, они расходились по своим родным землям, предчувствуя, что до снегов осталось немного времени. Симианы делились на большие группы и отправлялись вовне, ведомые паладинами.

Тобиус успел накупить некоторое количество еды, составить карту мест, по которым он прошёл вместе с сару и где с высокой долей вероятности можно было пролететь, не попав ни в чью пасть и не став жертвой пространственной аномалии. Серый хотел рискнуть и попробовать. Датой отбытия из Горкагохона он выбрал двадцать восьмой день зоптара, когда погода стояла ещё солнечная и тёплая, но по ночам становилось действительно холодно. Духи ветров накануне вели себя сонно, а значит, ещё довольно долго небеса останутся чистыми. Прекрасное предзнаменование.

Однако, проснувшись утром выбранного дня, волшебник понял, что предсказывать погоду это всё же не его сильная сторона.

В воздухе висел красновато-бурый туман, в котором не было места обычным духам ветров, или творцам облаков. Природа тумана, совершенно определённо, имела магическое происхождение, это чувствовалось. Прохаживаясь по стенной галерее, будучи невидимым, Тобиус своим естеством ощущал нечто зловещее и тяжёлое, набиравшее силу ежеминутно. Во рту разливался металлический привкус крови.

Всем, кто находился внутри Горкагохона запретили покидать защищённые пределы, Храм Предка поставил под копьё всех паладинов, послушников, а также обычных стражников. Туман тем временем густел, делая солнце почти невидимым светловатым пятном на бурых небесах. Когда оное завершило путь с востока на запад, наступила непроглядная ночь. Темнота была густой и масляной, липкой, носившей дурные запахи. Источники света в ней слабли, – шипели факелы, едва горели лампы и уличные фонарики. Город захлестнула всеобщая тревога.

Как ни странно, свет взошедшей луны пробивался сквозь туманную пелену намного легче, нежели солнечный и после времени совершенной темноты, наконец-то стали видны просторы мира, окрашенные в призрачно-красный, давящий оттенок. Долгое время гориллы, обходившие стены и смотревшие вниз с края плато, тщетно выискивали причину, или хоть какой-то намёк, пока в первом полуночном часу из лесов не начали доноситься звуки. Они не стихали очень долго, лишь становясь громче, множась в числе… наводя ужас.

Чёрно-красное небо над Дикой землёй наполнил рёв, стоны, вой и блеяние, истошное, яростное, жуткое. Голоса летели из тьмы лесов, вторгаясь в город необоримой армией, скача захватчиками по улицам, заставляя сару-рилл дрожать внутри своих жилищ, крепко прижимать к себе детей. А потом на расчищенную от деревьев землю там, внизу, выступили чёрные фигуры. Они продвинулись не очень далеко и остановились под предупреждающие звуки труб, десятки тёмных силуэтов, которые невозможно было хорошо разглядеть.

Истошное блеяние и крики стихли, как затих лес, а чёрные фигуры так и остались стоять в ожидании.

Вскоре из бронзовых врат Горкагохона выступил отряд сару-рилл, состоявший из верховых паладинов, а также присоединившихся к ним эльфов.

* * *

Серебряный Дремм вызвался быть тем, кто выйдет за ворота и встретится с напастью. Послы безволосых тварей, что звались эльфами, настояли на своём присутствии. Они утверждали, что сила, сотворившая туман, имела связь с магией, в которой оные были искушены. Решение далось прочим Серебряным непросто, ибо старейшины Храмового города не желали впутывать инородцев в дела сару по многим причинам. И всё же Тильнаваль проявила удивительную настойчивость и дипломатические навыки, убеждая сару-рилл.

Отряд паладинов, возглавляемый Дреммом и поддерживаемый эльфами, выступил из врат. Свет факелов, которыми они освещали путь, казалось, задыхался в густой красноте, слабел и рассеивался, позволяя, самое большее, хорошо видеть, куда ступала нога. Впереди же их поджидала зыбкая, слегка клубившаяся темнота, облёкшаяся в формы десятков чёрных силуэтов, совершенно непроглядных, совершенно недвижимых и… злых. Злобой был отравлен воздух, злобой и протухшей кровью.

Приближаясь, сару-рилл и эльфы чувствовали крепчавшее зловонье, тошнотворное и губительное. Источавшие его фигуры молча взирали из мрака горевшими красным очами, преисполненными кровавой жажды; все они были рогаты, но одна отличалась от прочих разительно. Это существо было не только выше прочих, но на широких своих плечах носило три головы вместо одной. На голове средней оно имело рога столь толстые и длинные, что, запрокинув оную назад, могло пронзить остриями собственную спину. Две крайних головы обладали рогами менее величественными. Длинные руки триглава оканчивались когтями-крючьями, а ноги упирались в землю раздвоенными копытами. Свет боялся касаться его покрытого шерстью тела, отчего фигура казалась темнее самой тьмы, поглотившей чащу; он вдыхал воздух и выдыхал миазмы панического ужаса, окутывавшие тех несчастных, которым выпало встать против него.

Но Дремм не содрогнулся, не бросил посох и не ударился в бегство. Глаза его светились белым, сила переполняла немолодого уже, но опытного мастера и наставника. Он видел тысячи ужасных оскалов Великой Пущи за долгую свою жизнь, и уже разучился бояться. Поэтому голос посла сохранял твёрдость и превосходство:

– Явившись сюда, вы нарушили древний договор между нашими народами. Убирайтесь в свои земли сейчас же. Иначе мы не остановимся, пока не изведём весь ваш род под корень.

Волна негодования прокатилась в темноте меж рогатых фигур, чужаки замотали головами, завыли, зарычали, заблеяли, стали бить копытами в землю так, что та задрожала, но всё оборвалось в мгновение ока, стоило носителю трёх голов поднять длань. Его голос шёл через пасть средней головы будто с глубины, гудел так низко и тяжеловесно, что заставлял даже руки эльфов, проживших, сражаясь, многие века, трястись. Этот голос мог двигать горы и поворачивать вспять реки. Так верил каждый, кто слышал его.

– Угрозы свои прибереги для тех, кого они не заставят смеяться, бледное подобие воина. Мы пришли не за твоим народом, не за твоей землёй, и даже не за этими мерзкими остроухими выродками, которых вы пускаете в свой дом.

Тильнаваль сжала зубы до скрежета, воспламеняя в душе гнев. Сильнее! Ещё сильнее! Гнев сделает её плетения сильными, гнев поможет ей не чувствовать себя маленькой беззащитной девочкой, глядящей в раззявленную пасть Зверя! Гнева! Больше гнева!

– Зачем же вы пришли тогда, ненужные, незваные, нежеланные?

– Вы, – коготь указал на Дремма, – дали укрытие нашему врагу.

Серебряный чуть скосил взгляд в сторону Тильнаваль.

– НЕТ ЖЕ!!! – воскликнул триглав на все три глотки, да так громко, что ездовые чудовища под паладинами припали к земле ровно испуганные мыши. – Вы укрываете у себя нашего врага! Мага! Человека! Он нанёс нам смертельное оскорбление, убив моего отца, больного, немощного старика! – Речь прервалась взрывом свирепого рыка, переходившего в блеяние и обратно, а потом уж головы завыли в полный голос: – ОН УБИЛ МОЕГО СЫНА, ВОРВАЛСЯ В ЕГО УСЫПАЛЬНИЦУ, КОГДА ТОТ БЫЛ СЛАБ, УЯЗВИМ, И УБИЛ ЕГО!!! МОЕГО СЫНА И ВОЕВОДУ!!!

Мир застонал в ужасе, когда пришельцы возблеяли, завыли и заревели, потрясая рогатыми головами, раздирая на себе шкуры когтями, визжа и… плача. Из лесов им вторил многоголосый вой боли и гнева, а потом в красном свете луны, из-за деревьев хлынула волна. Тысячи Пожирателей устлали землю живым покровом своих тел, тысячи слепых чудовищ явились на зов. Среди них двигалась и хищная плоть, формировавшая тела при помощи чужих костей, либо струившаяся бесформенными мышечными комьями; а ещё были колоссы, – скелеты мёртвых гигантов, найденные в лесу, собранные как попало жутко, кривые, неповторимо-уродливые, многорукие и многоголовые, обвитые кровоточащими живыми мышцами. Целая армия пришла из далёких западных земель в страну сару, страшное воинство, которое не остановит никакая высота и никакие ворота.

– Мы выследили его, – вновь заговорил кровавоглазый предводитель, – мы чуем его. Он в вашей обители, и если это не изменится до следующего заката, если вы не выдадите его нам, клянусь перед лицом великих Господ, я сравняю Горкагохон с землёй, а вас всех превращу в хищную плоть! И не только вас! Я ПРОЙДУ КРОВАВОЙ ПЛЕТЬЮ ПО ВСЕМ ВАШИМ ЗЕМЛЯМ И ВЫЧИЩУ КАЖДЫЙ ГОРОД, КАЖДОЕ СЕЛЕНИЕ!!! Я СОЖРУ ВАС ВСЕХ!!!

– Грязное отродье! – взревел лаушани, поднимая посох. – Ты сдохнешь здесь!

– МОЛЧАТЬ, ПРЕЗРЕННЫЙ ЧЕРВЬ!!! РОГА НЕ ДЕЛАЮТ ТЕБЯ РАВНЫМ НАМ!!! ПОДДЕЛКА!!! ТЫ НЕ ЗАСЛУЖИЛ ИХ!!! ТЫ НЕ РОДИЛСЯ С НИМИ!!! ЕЩЁ ОДИН ЗВУК, И Я ПРИБЬЮ ТЕБЯ К ДЕРЕВУ, ВЫРВУ ПЕЧЕНЬ И БУДУ ПОЖИРАТЬ ЕЁ НА ТВОИХ ГЛАЗАХ!!! НЕНАВИЖУ!!! КАК ВЫ СМЕЕТЕ ЗВАТЬ СВОЕГО ЖАЛКОГО ВОЖДЯ РОГАТЫМ ЦАРЁМ, НИЧТОЖЕСТВА?!! Я РОГАТЫЙ ЦАРЬ ЛЕСОВ!!! Я БЫЛ ИМ, ЕЩЁ КОГДА ВАШИ ПРАЩУРЫ ПОДЫХАЛИ В РАБСКИХ КАНДАЛАХ, ЖАЛКИЕ, ОМЕРЗИТЕЛЬНЫЕ…

– Давайте не будем терять самообладание.

Серебряный Дремм, казалось, обладал собой столь полновластно, что вид ужасного воинства не вызывал в нём ничего кроме скуки.

– Воевать с эльфами ты можешь в их земле и без нашего участия, если хочешь. Вы, госпожа посол, пожалуйста, следите за своими спутниками, ибо ни они, ни вы, не имеете права голоса в этих переговорах.

Воцарившуюся тишину нарушало лишь громкое и глубокое дыхание чудовища, захлёбывавшегося своей ненавистью и сжимавшего кулаки так сильно, что когти пропороли ладони и теперь наземь капала ядовитая густая кровь.

– Я буду ждать до заката. Если вы не выдадите нашего врага, мы уничтожим вас.

– Я передам твои слова остальным, Ярон, – молвил Дремм, – однако скажу сразу, ты ошибаешься. Мы никого не укрываем. А если бы даже и укрывали, то ты не получил бы его, сколько бы гнилого мяса ни привёл. Если к закату завтрашнего дня всё это протухшее воинство не исчезнет из пределов нашей страны, защитники Горкагохона напомнят тебе, почему нельзя нарушать данное Храму слово.

Смех триглава был неожиданно тих и как будто даже устал. Он взмахнул рукой и армия, тряся землю, утекла обратно под сень деревьев, оставив за собой изрытую тысячами ног землю.

– Выдайте убийцу моего сына, и я пощажу вас.

На том чёрные силуэты, которых боялся касаться свет, стали исчезать, растворяться в кровавом тумане, пока не осталось никого.

* * *

Серый маг пробил по улицам, прислушиваясь и приглядываясь. Вокруг царила тревожная тишина, всё живое стремилось найти укрытие, лишь симианы при оружии продолжали нести свой дозор. Теперь, когда направление было известно, сару-рилл всё больше собирались над краем плато, рассчитывая, как будут вести оборону.

Волшебник пытался узнать, что за новости расходились среди них, но не осмеливался подойти близко. Мало того, что паладины могли ощутить его присутствие, так ещё и эльфы теперь были при них. Остроухих насчитывалось мало, однако они явно собирались присоединиться к защитникам. Лаушани и два чародея вместе творили какое-то мощное заклинание, вероятно, охранное, Астрал отзывался на их зов охотно и громко, Тобиус всё время чувствовал перемещение энергетических масс.

Кроме эльфов, магию творили и те, кто явился из леса. Там, в царстве пожелтевших древесных крон что-то происходило, какое-то большое и зловещее колдовство, какой-то туго скручивавшийся ком магии. Слишком пугающий и чуждый пониманию, чтобы человек осмелился потянуться к нему и попытаться воспринять.

Тем не менее, прислушиваясь к изменениям в энергетической прослойке бытия, Тобиус решил провести эксперимент. Он сместился на отдалённые окраины Горкагохона, спрятался в пустом закоулке и попытался осуществить Перенос, то есть просто переместиться между двумя точками, как делал это обычно. Не вышло. Пространство упруго оттолкнуло волшебника, утвердив на изначальной точке. Тогда он попробовал телепортироваться и на этот раз отдача оказалась сильнее, – завибрировало и заболело всё тело. Когда же он попытался взлететь, Крылья Орла оторвали его от земли на высоту шага в полтора-два и только. Вывод был прост, над Храмовым городом распростёрся обширный купол плетения, блокировавшего любую транспортную магию. Ни войти, ни выйти иначе как на своих двоих.

Решив, что риск оправдан, волшебник всё же проскользнул внутрь Храма. Паладинов там стало меньше, а из чародеев осталась одна лишь эльфка. Рив легко смог прокрасться внутрь, гораздо труднее оказалось сориентироваться, Храм был велик и имел множество больших и малых помещений. Стражники, – молодые послушники, не уделяли внимания зачарованному человеку, как и разговорам, так что подслушать их не удалось. Возвращаться к бывшим хозяйкам он не стал, вряд ли кто-то делился с ними информацией. Поразмыслив, Тобиус решил попробовать найти обитель старших иерархов, для чего стал подниматься на более высокие этажи.

Один раз он видел дверной проём, который сторожили два эльфа. Проскользнув мимо того коридора, маг ещё некоторое время плутал, стараясь не приближаться к сару-рилл, дабы не привлечь их. Обычно удавалось, послушники были не столь чувствительны, тогда как от паладинов приходилось держаться подальше. Он бродил довольно долго, пока вдруг, в одном из переходов, который рив изучал, не появились стразу два паладина. Они приближались плечом к плечу, полностью перекрывая всё пространство, огромные взрослые гориллы в деревянных латах.

Первая мысль велела отступить, убежать, спрятаться… Оглядевшись, Тобиус скользнул в ближайший дверной проём, благо самих дверей в Храме не было, только занавеси, а за той занавесью как раз оказалось темно и тихо. Замерев там мышкой, волшебник слышал, как прошли мимо паладины и смог наконец выдохнуть.

– Кто это? – донёсся тихий голос из темноты, от которого человек вздрогнул. – Кто здесь?

Волшебник молчал и почти не дышал. Он не мог даже применить чары Енотовых Глаз, столь сильно не желал привлечь эльфов.

– Я знаю, что кто-то здесь есть, – продолжал слабый голос. – Если ты не отзовёшься, я позову стражу. Эй, там!..

Голос стал лишь немного громче, он был надтреснут и подрагивал, принадлежа, видимо, существу немолодому. Вряд ли кто-то вне комнаты слышал этот призыв.

– Эй… неужто никого? Куда же все подевались? – причитал голос. – Что ж, придётся самому.

Вдруг посреди кромешного мрака вспыхнули две белые точки и незримая сила схватила Тобиуса за горло, вцепилась в члены, сдавила грудь. Он не мог понять, что это было, такое сильное, способное раздавить его, но при этом и совершенно неосязаемое! Сила паладинов Храма…

– Пожалуйста, не надо… – захрипел волшебник.

– А, теперь ты решил говорить со мной. Всего-то и было нужно, что немного надавить. С дураками всегда так. Хм. Здесь светло?

– Что?

– Я спрашиваю, в моей опочивальне светло? Ну же, я ведь слеп!

– Здесь темно…

– Тогда иди на голос, незваный гость, тут, подле ложа, ты найдёшь свечу. Сможешь разжечь наощупь?

– Постараюсь…

– Постарайся. И не пробуй бежать, ни то я сломаю тебе спину. Понимаешь? – Голос окреп, стал твёрже. Видимо его хозяин отошёл ото сна и теперь чувствовал себя лучше.

– Понимаю.

Ощущение чужой силы осталось только на горле, да и то ослабло, хотя в любой миг оно могло сдавить туже удавки. Тобиус двигался на ощупь, понимая, что помещение, которое он сначала посчитал тёмной кладовой, было довольно просторным. Рив нашёл небольшой деревянный предмет, стоявший на полу, тумба, нащупал свечу и сжал фитиль пальцами. Такой мелочи эльфка заметить была не должна.

Родился огонёк, проливший свет на каменный стены, испещрённые множеством знаков обезьяньей письменности и искусными барельефами. В дальнем углу комнаты находилась стойка, на которой пылились деревянные доспехи и подставка с треснувшим вдоль клинка деревянным же мечом. В середине комнаты находилась лежанка, обычное для сару спальное гнездо, правда, без ограждения.

На мягкой перине, укрытый шерстяными одеялами, лежал старый сару-рилл. Его шерсть была белой очень длинной и всклокоченной, изрезанная шрамами и морщинами кожа имела неестественный для этого подвида белый же цвет, а глаза совершенно точно ничего не видели. В паре белёсых бельм, однако жил свет. Старик вытащил из-под одеял руку и Тобиусу стало окончательно ясно, насколько немощным тот был. Ладонь огромная, но на ней почти не осталось мяса, только обтянутая белой кожей кость, да ещё и два пальцы скрючились из-за высохших сухожилий.

Часть 3, фрагмент 23

Невидимая сила толкнула волшебника вперёд, и старец смог ощупать его лицо.

– Эльф?

Маг скривился, когда его ухо было больно сжато.

– Нет, – поправил себя сару-рилл, слепо таращась в потолок, – человек. Вот, значит, что, слухи не врут, в Горкагохон проникло человеческое существо. Впервые за всю историю.

– Извините… господин…

– Кажется, мои братья не верят в твоё существование, – не обращал внимания старик, – но вот он ты, здесь. Удивительно. И что же ты натворил?

– Я… я ничего не…

– Неверно, человек, неверно. Ты, как говорят, есть кровный враг круторогих с запада.

– Круторогих?

– Никогда не слышал? Сами себя они зовут фа’ун, но мы всегда звали их иначе. Я слышал, ты убил Хорна, их всеотца, а потом ещё и собственного сына Ярона – их повелителя. Хм. Это, если спросишь меня, настоящий подвиг. Однако армия чудовищ под стенами несколько смазывает впечатление. Дал себя выследить.

Тобиус оказался ни жив, ни мёртв, внезапная весть поразила его ровно молния.

– Где… вы такое слышали, господин?

Старик тихо закашлял:

– Воды.

На низенькой тумбе кроме свечи и блюдца с несколькими травяными шариков была ещё и миска. Тобиус взял скатанный из трав шарик, принюхался, узнал сложный сбор. Оставив лекарство, он подал сару-рилл воды и терпеливо ждал, пока закончатся мелкие глотки.

– Бедная женщина, – сказал старик, напившись, – столько сил на меня потратила, столько зелий извела, да всё зря. Незачем цепляться за жизнь в мои годы, тело разрушается, пора в землю.

– Вы Серебряный Монкнут.

– Самый старый из Серебряных Храмового города, – подтвердил слепец. – Я учил многих других Серебряных, когда они были послушниками. Я учил учителей некоторых молодых Серебряных тоже. Думаю, этим я заслужил некоторое почтение и потому, даже теперь, когда я не в силах исполнять свои обязанности, они стараются доводить до моего сведения всякое. Спрашивать моего мнения. Так я и узнал, что происходит снаружи, человек.

Тобиус оказался потерян и молчал, не замечая, как пропало присутствие незримой и непонятной силы, как погасли глаза старца. Перед его внутренним взором мелькали неприятные, надо признать, воспоминания: прогнившее нутро крепости Га-Нор, в которой была умерщвлена тёмная сущность; усечённая пирамида, затерянная на болотах и обитатель саркофага, оказавшийся недостаточно мёртвым для своего ложа; хищная плоть, удовлетворившаяся тем, что нашла мага.

– Они пришли за мной.

– О чём прямо и сказали.

Маг сглотнул.

– Что вы будете делать?

– Я? – старик улыбнулся слабо, показывая остатки зубов. – Время моих деяний давно прошло, ныне деют другие. Но когда эти другие спросили меня, я дал им совет: взять оружие, сомкнуть ряды и дать врагу такой бой, который отвадит его от нашей земли ещё на тысячи лет. А лучше – изничтожить всех под корень. Круторогих осталось не так много, и они давно уже не множатся, хотя и от старости не мрут, вечные твари. Были бы силы, сам возглавил бы поход и истребил эту мерзость наконец, сделал бы мир чище напоследок.

– Их там неисчислимое множество. Пожиратели, хищная плоть… ещё бог знает что. Вы не должны платить такую обильную дань жизнями и…

– Мы были созданы, чтобы сражаться с чудовищами. Собрать паладинов, сжать кулак воли и очистить мир от этой мерзости… Думаешь, старику легко грезить о войнах, в которых он уже не поучаствует?

– Я думаю…

– Я знаю, о чём ты думаешь, если не лишён совести. Вот тебе совет: когда начнётся битва, уходи так далеко, как только сможешь. Ты послужил поводом для тяжёлого, но хорошего дела и наш народ наконец-то стряхнёт с себя грязь бессмысленных междоусобиц, объединится против общего врага. Ярон наплодил мерзости, как это он умел всегда, поверил, что теперь за ним великая сила, но это не так. С тех пор, как Господ не стало, их прихлебатели покрыты несмываемым позором и уничтожены в своём бессилии. Все вместе как было заповедано, плечом к плечу будем мы биться и сокрушим… жаль, что не я. Беги, человек, здесь тебя не ждёт ничего кроме вечных страданий… Прощай.

– Постойте! – воскликнул Тобиус. – Господа! Что за господа?!

Серебряный Монкнут вздрогнул всем своим иссохшим, но всё равно обширным телом, захрипел и испустил дух, превратившись из личности в предмет. Остаток свечи к тому времени прогорел, и маг оказался один в темноте рядом с мертвецом, но увы, не только с ним. Окрепли тяжёлые мысли, воспылали вопросы, разрослись сомнения.

Каким-то образом посреди нигде, посреди земель, прозванных Дикими, он один ухитрился стать причиной войны, которая обойдётся… во сколько жизней? Сотни? Тысячи? Тысячи симианов, не людей, а обезьян, далёких и чужих сыну Вестеррайха, должны будут положить свои жизни на то, чтобы избавить мир от чего-то очень дурного. И их лидеров такой исход вполне устраивал.

Только человека, ставшего причиной, почему-то нет.

Он просидел подле тела довольно долго, слушая собственное дыхание, собственные мысли, и пытаясь нащупать внутри Путеводную Нить.

Выбор. Вопрос выбора появлялся перед волшебниками также часто, как перед обычными смертными. Роль Нити в нём играла странную роль, доводя до парадоксов. С одной стороны, маги любили утверждать, что судьбы не предначертаны, а с другой часто отслеживали, куда стремилась их Путеводная Нить и старались не натягивать её слишком сильно, послушно следовать. В чём же разница? А в том, что простые смертные не чувствовали никакой Нити, руководствовались наитием и тем освобождали себя. Маги же могли сознательно идти иной дорогой, отрекаясь от той, на которую легла Нить.

И тогда, в темноте, Тобиус принял решение не противиться своей.

* * *

День прошёл в тревожных заботах, и ко времени наступления заката все, кто мог сражаться, были над краем плато. Тысячи сару-рилл взяли в руки оружие, и первыми среди них готовились вступить в бой паладины. А кроме них вооружались все остальные симианы, которым не повезло попасть в западню. Выходцы из всех племён объединились как некогда прежде, хотя были напуганы и с надеждой смотрели на могучих горилл.

Зато эльфы не проявляли и тени страха. Боевой раскрас нанесённый на их лица единожды, почти не трескался, ибо воины дома Сорокопута, сражались и умирали бесстрастно. Они не удостаивали врагов выражениями ярости, боли, кровавого торжества, они были намного выше этого. Разве что долгие искусные пытки, которым подвергались их пленники, заставляли эльфов улыбаться.

Два чародея из их числа, творили магию на опустевшей площади, расплетали и сплетали заново древоходов, создавая из шести орясин одного гиганта в виде кабанообразного существа, из спины которого рос человекоподобный торс с длинными руками-хваталками. Заклинание происходило через красивый синхронный танец чародеев, состоявший из изящной череды жестов и магических песнопений. В это время Тильнаваль и рогатый лаушани пребывали рядом с Серебряным Дреммом, возглавившим воинство сару. Остальные Серебряные тоже заняли свои места среди воинов, они являлись главным оружием города, ровно как Направляющие Корса.

Солнце зашло. Над лесами раздался громовой рёв и Астрал заволновался, отзываясь на него. Серебряные ответили, колотя себя ладонями в грудь и ухая, дабы вселить в сердца сородичей отвагу. Их глаза горели белым, а глаза прочих сару воспламенялись решимостью. Крики и гомон вознеслись над Храмовым городом защитным пологом в дополнение к тому, что воздвигли чужеродные чародеи.

Из лесов выступили рогатые фигуры. Они скользили поодиночке, не держа порядка, не спеша и не медля, но за каждой тянулся ширившийся клин слепых чудовищ; огромные комья живых мышц перебирали отраставшими и убывавшими ногами, вышагивали, шатаясь неестественно, каркасные великаны.

Самый большой ком хищной плоти выбрался вперёд, неся на себе триглава. По мановению руки предводителя чудовищная рать замедлилась, а потом замерла в тишине.

– ВРЕМЯ ИСТЕКЛО, – долетел с низин тройственный глас, – ВЫДАЙТЕ МОЕГО ВРАГА, ИЛИ УМРИТЕ!!!

Ответа не было, сару приготовились к обороне, а эльфы намеревались поддержать их своей магией настолько, насколько смогут.

– РЕШЕНО!!! ТАК ТОМУ И…

Никто не заметил, как крошечная фигурка упала с края плато, однако все заметили, как в месте, куда она упала, родился источник ярчайшего света. Как гость из иного, светлого мира, он полыхнул и погас, а крошечная фигурка продолжила свой путь от города в сторону леса.

Тобиус был обнажён, если не считать сумки, что висела на его шее и длинного кожаного шнурка с десятками небольших пластинок на нём, – ожерелья. Пластинки были деревянными, глиняными, металлическими, костяными, на каждой помещались тонко нанесённые магические знаки, каждая была напитана гурханой. На том же ожерелье висели кольца волшебника, серебряное, вмещавшее дух бурана, и чугунное, в котором спал худукку. В правой ладони серый волшебник держал горсть всякого сора: гранитные камушки, крупные кристаллы морской соли, красные кристаллики мутного, дешёвого аловита. В левой лежал фиал с грибным эликсиром.

Продвинувшись достаточно далеко, Тобиус откупорил фиал и залпом осушил его. Бурлящий ток силы вторгся в его астральное тело, заставляя кровь вскипать, ломя виски, проявляя вздувшиеся, потемневшие вены по всему телу. Несравненное чувство мощи наполнило его.

– ПОКАЗАЛСЯ!!!

Маг переборол дрожь, гулявшую по телу, успокоил мышцы, требовавшие действия, сосредоточился, глубоко вдохнул.

– Они… меня… не укрывали! Я прятался… ото всех!

– ЭТО БОЛЬШЕ НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ, ОТРОДЬЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, ПРИДИ КО МНЕ И ПРИМИ СВОЁ НАКАЗАНИЕ!!! ВЕЧНОСТЬ БОЛИ ЖДЁТ ТЕБЯ!!!

– Иду, иду…

Чары Силы Гиганта пробудились, начав трансформацию тела, стремительную и мучительную. С треском и хрустом удлинялись кости, росли огромные мышцы, человек увеличивался втрое против себя прежнего, а поверх его раскалившейся кожи нарастал светившийся индиговый панцирь материализовавшейся гурханы.

– Иду!!!

Топор Шааба врезался в хищную плоть, взорвался, заколыхав её и охватив пламенем. Мышечный ком задёргался в немой агонии, стал терять плотность, но триглав его уже покинул. Он воплотился рядом с Тобиусом, скалясь тремя пастями и протягивая к волшебнику длань.

– Боль!

И человек ощутил боль, внутри его тела словно проросли тысячи тонких иголок, которые… тут же пропали. Ярон слегка отшатнулся в недоумении.

– БОЛЬ!!! – взревел он на три глотки.

И вновь иглы возникли на миг, чтобы тут же исчезнуть.

– ЧТО С ТВОЕЙ КРОВЬЮ, СМЕРТНЫЙ?!!

Перевитое тёмными венами лицо человека, нездоровое, пятнистое, исказилось вымученной улыбкой:

– Твой… сын, кажется, пытался вскипятить её, – Тобиус материализовал в руке копьё из твёрдой гурханы, – и перед встречей с тобой я решил немного… разбавить. Сейчас во мне столько алхимических реактивов, что печень и почки уже пульсируют болью, однако ты можешь попытаться найти и кровь тоже!

Маг совершил выпад и вонзил копьё фигуре в горло, но та потеряла плотность, растаяла и вновь восстала уже далеко, во главе орды.

– РАЗОРВИТЕ ЭТО СУЩЕСТВО НА ЧАСТИ И ПРИНЕСИТЕ МНЕ ЛОСКУТЬЯ!!!

Массы Пожирателей всколыхнулись и чёрной волной устремились в сторону Храмового города, зашагали колченого гиганты, заструилась хищная плоть. Тобиус обозрел эту несметную силу, вздохнул, возвёл очи горе. Свет луны кое-как разгонял кровавый туман, и волшебник был ей благодарен. Собираясь с силами, он думал о том, что порой, желая сделать правильный выбор, человек понимает, что выбора-то и нет, что путь лишь один. Вот это он и был.