Текст книги "В Дикой земле (СИ)"

Автор книги: Илья Крымов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

Часть 1, фрагмент 16

Архгрра’Храгр бережно поддерживал огонь, скармливая ему хворост, что добыл сам, и тот, что остался после человека. Снег был несильный, но шёл, не переставая и холод пробирал до костей. Время от времени приходилось срываться с места, чтобы быстро обежать руины, принюхаться, убедиться, что никто не крадётся к временному укрытию. Только после этого он возвращался к свету, теплу, вновь поддерживал огонь.

В минуты отдыха шхаур’харрах позволял себе отдалиться от хлопот насущных, телесных, и подпитать свой дух. Он опускался на корточки для удобства, складывал ладони перед собой, а потом раскрывал их как книгу. И хотя ладони были пусты, пред его глазами действительно была открыта книга. Та книга, которую ему тайно читала старая няня, по которой он учился читать, сначала запоминая священный молитвенный текст на слух, а потом и на взгляд. Всё меньше сородичей уделяли себя изучению исконной веры своих предков, всё чаще они слепо шли за адептами Рогатых Владык и видел Архгрра’Храгр, что было это плохо.

Он помнил каждую строчку от первого до последнего слова. Перелистывая невидимые страницы, шхаур’харрах водил взглядом по невидимым строкам, слыша невидимые слова в своей голове чётко и ясно. Постепенно он начинал совсем немного покачиваться взад-вперёд, уходя в религиозный транс, но даже в таком состоянии уши стояли торчком. В Великой Пуще тот, кто не настороже, – тот мёртв.

Потому, когда снаружи раздался короткий звук, похожий на надсадный возглас боли, Архгрра’Храгр закрыл свою священную книгу, достал нож и очень осторожно выглянул из укрытия.

Он не приближался к яме прежде и даже не желал вдыхать воздух, проистекавший из её затхлых недр, но в этот раз пришлось подойти, ибо на самом краю поверх камней виднелись пальцы. Нависнув над чернотой, задержав дыхание, Архгрра’Храгр увидел человека, висевшего на одной руке. Кхрррай’Яй свидетель, – эта тупомордая тварь выглядела ещё хуже, чем обычно. Верно, потёки спёкшейся крови на лице были тому виной.

Архгрра’Храгра постиг соблазн полоснуть ножом по пальцам, насладиться коротким падением человека обратно и убежать прочь. Тот выглядел так, словно был на последнем издыхании, он не смог бы воспротивиться… нет, нельзя! Как бы мерзостно ни было его, Архгрра’Храгра позорное положение, но правда такова, что человек спас его от долгой и мучительной смерти. Глупая тварь, неужели трудно было понять, что шхаур’харрах предпочёл бы умереть, а не возиться теперь, помогая кровному врагу выживать в Великой Пуще?! Но дело было сделано.

Лёжа в дурацком деревянном доме, выстроенном на виду у всех хищников леса, Архгрра’Храгр несколько раз пытался покончить с жизнью, дабы избавиться от долга, но к стыду своему, не смог. За то возложил на себя наказание, тяжёлое, позорное, такое, которое следовало перетерпеть и забыть, никому никогда о нём не рассказывать. Лёгкое избавление сделает наказание недействительным.

Архгрра’Храгр убрал нож и схватил человека за руку, чтобы вытянуть на поверхность, после чего потащил, оставляя в снегу глубокий след. Вскоре бесчувственное тело уже лежало у костра, в который ушли остатки топлива. Шхаур’харрах подумал было, взять и отложить булаву, в которую Тупая Морда вцепился другой рукой, но стоило протянуть к ней пальцы, как по коже пробежали предостерегающие мурашки. К этой вещи лучше было не прикасаться.

День давно перевалил за половину, закат приближался, а Архгрра’Храгр ни за что не собирался ночевать в обители древних. Тащить же человека на себе… у долга должны быть какие-то границы.

Человек захрипел, шевельнулся слабо, попытался открыть глаза, но не смог из-за крови, залепившей веки. Ворча бранно себе под нос, Архгрра’Храгр взял немного снега и стал отирать кровь, смывать её с глаз Тупой Морды. Кровавые дорожки протягивались ещё и из носа, кровь запеклась в уголках рта чёрной сухой плёнкой. Когда глаза открылись, шхаур’харрах отшатнулся, ибо взглянули на него залитые кровью сферы, явно полуслепые, явно болящие.

– Дружок?

– Почему ты не сдох там, Тупая Морда? – выплюнул Архгрра’Храгр раздражённо.

– Я только и делаю, что разочаровываю тебя, Дружок.

Движения, да и речь, давались ему с заметным трудом, однако человек быстро приходил в себя, убивая последнюю надежду на освобождение до срока. Тупая Морда с натужным стоном подтянул себя к стене, опёрся о неё, уронил голову раз, другой, шея плохо держала вес. Справившись с этим, он обратил внимание на свою правую, в которой лежала булава.

– Ахог подери, кажется, у меня эпидермис припекся.

Морщась, человек с силой разжал пальцы, оставляя на рукоятке частицы собственной кожи.

– Что там было? – решил-таки спросить шхаур’харрах, – что с тобой произошло?

– М-м-м… Не знаю.

Архгрра’Храгр оскалился и стал издавать отрывистые хрипы, – смеяться. Ему было так весело, что он даже о колено шлёпал.

– Какой же ты глупый, Тупая Морда! Какой глупый! Посмотри на себя, полутруп! Посмотри! Едва не сдох там! Едва не сдох! И что, много знаний получил? Много? Уморил!

Он покатился по притоптанной снежной корке.

– Сколько прошло времени? Сколько я там был?

Отсмеявшись, Архгрра’Храгр через силу поднялся.

– День всего прошёл, Тупая Морда. День.

– День… господи… а мне казалось, я бродил там неделями…

* * *

Усечённая пирамида куталась во влажный туман, полный болотных огней. Тишина стояла над подмёрзшей трясиной и лишь тяжёлые шаги нарушали её. Некто огромный шествовал в ночи, меся грязь копытами, и там, где появлялся он, многие опасные твари старались спрятаться в самые глубокие норы.

Некто брёл к пирамиде, бесстрашно, целеустремлённо, неспешно. Выбравшись на остров твёрдой почвы, некто промедлил немного. Он с силой втянул воздух тремя парами ноздрей, понюхал ещё раз, задумался, и метнулся ко входу. То, что увидел он внутри пирамиды, заставило его окаменеть и ещё долго некто таращился шестью пылавшими во мраке очами на пустое пространство, оплавленные, искажённые стены. Чем дольше он смотрел, тем громче клокотало у него в горлах, звук поднимался из глубин брюха, рос, переходил в рычание. Некто обернулся, вышел под открытое ночное небо и взревел громко, протяжно, страшно. Три голоса его разносился далеко вокруг, заставляя чудовищ сжиматься в ужасе. Но не всех, не всех. Некоторые чудовища беззвучно отозвались на зов и пронзили мрак ночной, добрались до болот и пришли к пирамиде чтобы припасть к ногам звавшего.

Получив приказ, они обрыскали весь островок, всю пирамиду, и бросились на поиски.

* * *

Дружок был неправ, кое-что Тобиус с собою вынес. Воспоминания его были отрывочны, маг помнил, как спустился во тьму, как бродил средь стен, видел ужасные… ужасные, ужасные, ужасные статуи, помнил, как нашёл громадную залу… А дальше – болезненное беспамятство. Как ни старался Тобиус найти путь в чертогах своих воспоминаний, терпел неудачу. Сплошной мрак и звенящее бессмысленное эхо, отдающееся болью во всех частях мозга поочерёдно.

– Всё, что помню, – глаз в вышине и… и… что такое «чула»?

Киноцефал зарычал.

– Чула. Чула? Чула…

– Прекрати, Тупая Морда!

– Чу… – ещё полуслепые глаза обратились к нелюдю. – Ты знаешь, что это такое?

– Проклятье! – рявкнул охотник зло. – Злое слово! Нельзя его произносить! Нельзя! Особенно в селениях древних! Нельзя! Не навлекай больше бед, Тупая Морда! Не навлекай!

– Какая бурная реакция.

– Довольно! Ты можешь идти? Всё равно! Тебе придётся идти, можешь ты или нет!

Рыча, киноцефал схватил мага за руку, дёрнул, закидывая её себе на плечо, и потащил прочь. Ему пришлось нелегко, хотя Тобиус и старался не висеть на проводнике. Это был трудный бег наперегонки с солнцем.

Прежде человек мог сколько угодно смеяться над путями псоглава, но вот его втащили в лес едва ли не на закорках и сбросили на подстилку из еловых веток внутри умело вырытой в снегу пещеры.

– Ночь переждём, а завтра, Тупая Морда, – сказал киноцефал в темноте, – я доведу тебя до места, которое ты хотел найти. На том и разойдёмся.

– Завтра? Оно так близко?

– Полдня пути. Если б ты не занимался своими глупостями, были б уже там. Спи, если можешь. Огня развести не дам, завалит нас, но скоро здесь станет теплее.

Тобиус лежал на жёсткой колючей подстилке и чувствовал, будто ему за веки сыпанули горячих углей, так сильно жгли и чесались глаза. Душой он всё ещё пребывал там, под землёй, брёл среди страшных изваяний, по мёртвому дому мёртвой цивилизации, пока не натыкался на стену почти полного беспамятства. Что там произошло, ахог подери? Что?

Промелькнула безумная идея завтра предпринять вторую попытку, промелькнула и пропала, ибо отвага и слабоумие – это, суть, не одно и то же. Что-то там произошло, что-то серьёзное.

Ещё вчера Тобиус выпил концентрированной гурханы, его хранилища магической силы были полны, он один мог схлестнуться с небольшой армией, взять штурмом город – тоже небольшой – но вот лежит едва живой, глаза болят, голова болит, всё тело словно пережевали и выплюнули. Закрома пусты, а энергопроводящие каналы гудят от перенапряжения. Что бы там ни приключилось, ему, Тобиусу, пришлось исторгнуть из себя огромное количество энергии дабы выбраться на свет божий. Второму такому подвигу не бывать, о нет, не без войска под рукой.

Человеческое тело странно устроено. Как бы тяжело ни было, истощив ресурсы, оно вынуждает проваливаться в сон, уйходить от боли, страданий. Одно хорошо, – думал Тобиус, – эта паршивая тошнотная слабость осталась там, внизу, и ему вновь было легко.

* * *

Ему было всё же тяжеловато. Не так чтобы невыносимо, но поддерживать прежний ритм, заданный киноцефалом, волшебник не мог. Все мышцы ныли, голова кружилась, суставы болели, а глаза всё ещё не обрели зрение полностью. Что стало причиной их столь сильного перенапряжения Тобиус боялся уже никогда не узнать.

И всё же он шёл как мог быстро, подгоняемый охотником по низковатому лесу, что рос на краю плато. Снег всё падал, сугробы становились выше, а волшебник следовал по проторенной дорожке. Одно благо, – понемногу силы возвращались, и он мог время от времени поднимать себя в воздух.

– Долго… ещё…? – задыхаясь, спросил рив, когда удалось отвоевать у Дружка очередной привал.

Каждая такая остановка вызывала в том бурю негодования, киноцефал рвался вперёд как пёс с цепи, он чувствовал близкую свободу… и, видимо, не только её.

– Уже б дошли, Тупая Морда!

– Прости, прости, но видишь ли, я немного поистрепался в пути.

– А всё потому что ты дурак!

– Повторяешься.

Псоглав зарычал, отбежал на несколько шагов, вскинул голову, принюхиваясь, перебежал в другое место и вновь понюхал воздух. Так четыре-пять раз.

– Скорее, человек, скорее!

– Что за спешка? Я понимаю, что тебе не терпится от меня избавиться, но…

– Хищная плоть, – ответил Дружок, продолжая водить носом из стороны в сторону, – я чую её запах. Хищная плоть где-то недалеко! Не хочу защищать тебя от неё, Тупая Морда!

– Что такое…

– Нет времени! Времени нет! Ты израсходовал своё время на глупости, Тупая Морда! Шевелись!

Они пересекли каменистую область и деревья вокруг стали понемногу вытягиваться, питаемые более плодородной почвой, однако голых каменистых участков, с которых ветра срывали снежное покрывало, тоже виднелось в достатке. Труднее всего было перебираться через проточенные водой овраги.

– Почти, – хрипло поведал Дружок, замерев у крупного яйцевидного камня, присыпанного снегом, – почти на месте. Иди тихо… они не любят солнце и выходят только по ночам, но на нелюбви всё и заканчивается. Оно не убивает их, так что если услышат, выберутся на поверхность и сожрут. Тебя, сожрут, – я убегу.

– Рад, что ты уверен в своих силах, – ответил маг. – За время нашего совместного пути ты так и не сказал мне, кто они.

Гнутая морда псоглава обернулась на мага, брови приподнялись, в маленьких чёрных глазках явственно прослеживалось недоумение.

– До сих пор не уразумел, человек, что в Великой Пуще есть слова, которых нельзя произносить? Эта земля слышит, эта земля знает, эта земля выведет тебя на того, кого ты зовёшь, или выведет его на тебя, если в имени осталось хоть немного силы. Их имени я не знаю, никто не знает, но старики верно говорят: его и не нужно знать. Последнему, кто знал, залепили рот и нос глиной, связали и похоронили живьём, а с ним и знание это паршивое. Хватит языком чесать, Тупая Морда, смотри вперёд, мы пришли.

В том месте среди деревьев, росших уже гуще, но всё же не настолько густо, как в самой чаще, в земле зиял большой провал. Часть каменной породы уходила вниз под углом, а там, внизу, под слоем земли и камня, виднелась поперечная перекладина, стоявшая на двух могучих колоннах. И перекладина, и колонны состояли из маринита и в камне том многострадальном были запечатлены твари, место которым на дне океана, в темноте, чтобы никого не мучали своим уродством.

– И вновь вы, – устало прошептал Тобиус, – как же я вас ненавижу… Чудовища идут отсюда?

– Они идут отовсюду, откуда хотят, если еда зимой заканчивается, – отозвался Дружок, – но в этой части леса выход единственный на много, много дневных переходов. Нигде ближе входа не найти.

– Понятно… значит, есть и другие ходы?

– Помнишь, что я говорил про пещеры, Тупая Морда?

– Их много.

– И некоторые ведут вглубь. Под этой землёй столько пустот, столько глубоких подземелий, что и придумать нельзя. И там много всякой дряни. Но тебя это, наверное, не пугает? Ты только скорее побежишь вниз, рыскать и вынюхивать, предлагать свою плоть всякой голодной мерзости. Иди, иди.

– А вот тут ты ошибаешься, я туда не пойду. И они оттуда не выйдут.

Тобиус оттолкнулся от дерева, чтобы придать себе дополнительный импульс, и побрёл к провалу.

– Эй, Тупая Морда!

– Давай без слёзных прощаний, ты собирался уходить?

– И ухожу. Хотел лишь предупредить: запах хищной плоти крепчает. Если встретишься с ней, не дай себя коснуться. Ей достаточно одного укуса, чтобы ты стал мертвецом.

Волшебник усмехнулся и полез в сумку за фиалом.

– Я учту.

– На этом я тебе боле ничего не должен! Забудь про меня, как я про тебя забыл!

– О, я постараюсь.

Внутри что-то крепко сжало пальцы Тобиуса.

– А, проснулся? Если б ты под землёй был таким боевым, возможно я вернулся бы не таким измотанным. Подай мне фиал.

Лаухальганда отпустил, мяукнул что-то невнятное и в руке появился сосуд с концентрированной гурханой. Достав его на свет, человек замер в нерешительности, думая, что ежели вчера спину сорвал, камни тягая, сегодня по утру не след бежать обратно на каменоломню. Но что делать? То есть, делать ли вообще что-нибудь? Его ни о чём не просили, он не обязан был даже идти и искать это место, не говоря уж о том, чтобы что-то предпринимать. Надо было просто вернуться к озеру и залечь на зиму у черепах. Так зачем же надрываться, особенно если всё это зря? Других ходов много, Пожиратели всё едино пролезут.

Несколько горьких капель упали на язык, всего несколько капель, но встряхнуло это как от удара небесным огнём по темени, и вместе с силой по астральному телу прокатилась боль. Энергопроводящие потоки гудели и вибрировали, не готовые вновь содержать такую энергию, они были как свежая рана, только-только начавшая затягиваться, но бесцеремонно обновлённая. Маг громко выдохнул пар через стиснутые зубы, утёр пот дрожавшей рукой, старательно восстановил дыхание.

Воспоследовавшее причинило новую боль, но он всё равно протянул огромные невидимые ладони мыслесилы к колоннам, обхватил их и потянул, сжимая, кроша камень в щебёнку. Колонны сломались, но арка не рухнула полностью, лишь заметно просела. Поэтому Тобиус воздел руки над головой, сцепил их в двойной кулак и обрушил удар сверху, один, второй, третий, пока, наконец, проход не завалило, и изрядная часть ландшафта не просела тоже. Пыли поднялось немного, зато множество деревьев повалились со стоном и треском.

Закончив дело, волшебник долго переводил дыхание и надеялся, что эта колющая и жгущая одновременно боль скорее уйдёт. Если бы он не прибег к примитивной мыслесиле, но попытался сплести заклинание, последствия были бы тяжелее. Находясь в состоянии энергетического перенапряжения, плести заклинания будет лишь тот, кто желает довести себя до калечности и навсегда распрощаться с полноценным Даром.

Когда он обернулся, Дружка рядом уже не было, и маг даже не мог применить Истинное Зрение, чтобы увидеть его удаляющуюся ауру. Что ж, и ему надо было уходить. Чем бы ни являлась «хищная плоть», сталкиваться с ней в его состоянии было бы верхом безрассудства. Чувство положения в пространстве и направления указали прямую дорогу к озеру Фарсал, и Тобиус зашагал.

Путь ему предстоял нелёгкий вдвойне. Следовало задуматься над поиском небольшого и незаметного укрытия, да хоть пещеры, в которой можно было бы отлежаться несколько дней, восстановиться и продолжить в полной силе, но где ж найти безопасную пещеру, когда она так нужна?

Что ж, дорогу осилит идущий, а обо всём ином придётся заботиться на ходу.

Часть 1, фрагмент 17

Архгрра’Храгр бежал быстро как мог, на всех четырёх, хрустя снегом, постоянно слушая и нюхая. Он поторапливал сам себя, останавливался совсем редко, чтобы обрести утраченный след или дать роздых конечностям. Кожа на них была толстой и выдерживала холод, но всё имеет предел прочности.

Шхаур’харрах двигался по меткам, которые сам же и оставлял, возвращался по собственной моче. Старый то был обычай, примитивный, почти звериный, ноне его народ отошёл от такого, однако, возвращаясь в прошлое, приходится полагаться на привычки предков. Тогда понимаешь, что старые пути – самые надёжные.

Он бежал меж деревьев, огибая берлоги разных тварей, пережидая, если ощущал поблизости движение чего-то слишком большого или неясную, но существенную угрозу, которая то возникала, что исчезала порой. Человек, которого Архгрра’Храгр вёл за собой недавно, похоже тоже умел чувствовать. Иначе, чем сам Архгрра’Храгр, но умел. Что ж, возможно умение это подарит ему немного лишнего времени. А вот самому шхаур’харраху пора было уже возвращаться домой. Он и так сильно задержался, его могут счесть мёртвым.

Не будучи скованным медлительным попутчиком, молодой воин бежал быстро и легко, как же соскучился он по этой свободе! Холодный воздух жёг лёгкие, снег жёг ладони и ступни, язык свесился набок, но он всё рано бежал и ликовал… Но не забывался. Скорость и весёлый настрой не помешали ему вовремя заметить их появление. А вот нос подвёл, – ветер быстро переменился и обманул его! Архгрра’Храгр и сам не заметил, как оказался в кольце тварей и пожелай он сейчас рвануть прочь, уж не получилось бы, догнали бы и схватили… но он не собирался вырываться.

Тел было шесть, все прежде принадлежали лютоволкам. Громадные серые хищнике в пышной зимней шкуре, они сжимали кольцо, мелькая средь деревьев, приближаясь. В пору было бы молиться Кхрррай’Яю, взывать к его милосердию, но Архгрра’Храгр держался. Он придушил свой страх, заставил себя выпрямиться.

Они казались совсем свежими, почти идеальными, шесть могучих зверей, искавших пищу в это голодное время. Наверняка хищная плоть напала на них совсем недавно. Однако, если присмотреться, признаки её уже виднелись. У одного волка на лапе была рана, мех и кожа исчезли там, виднелась красная мышца, голая и влажная. Хищник не хромал. У другого зверя прореха в шкуре была на бедре задней левой лапы, у третьего почти половина хвоста поблескивала оголённой красной тканью. То было лишь самое начало.

И тогда Архгрра’Храгр протянул вперёд руку. Протянул медленно, осторожно, отрытой ладонью вперёд, к самой морде лютоволка. Дотоле звери вели себя очень тихо и спокойно, они не то что не рычали, они даже не дышали, пар не покидал их носов, а пасти были закрыты. Из тёмной ноздри показалось нечто красное, походившее сначала на тонкую струйку крови, но кровь не извивается червяком, всё дальше отставая от плоти. Молодой шхаур’харрах содрогнулся от мерзости и глубинного ужаса, но был он силён и держать себя умел.

Красный червь, слепой и влажный, протянулся из ноздри совершенно неподвижного лютоволка и стал елозить на ладони, оставляя свой отвратительный след. Он собирал частички плоти Архгрра’Храгра, самые маленькие, ненужные, мёртвые частички. Когда собранного материала оказалось достаточно, хищная плоть узнала в нём представителя народа шхаур’харрахов и опасность миновала. Она всё же была не очень умна, эта жуткая тварь, пользовалась телами, только чтобы охотиться, а вот узнавать тех, кого есть нельзя, могла с трудом, следовало проявлять терпение.

Все шесть тел словно одно пришли в движение и вскоре исчезли в том направлении, с которого явился воин. Он же погрузил руку в снег и старательно оттирал мерзкий след, хотя и знал, что запах останется надолго.

– Удачной охоты, – буркнул Архгрра’Храгр вслед хищной плоти.

Мысль о том, что человек будет мёртв ещё до заката, радовала его. А то, что он больше не имел пред этим человеком долгом, – радовала ещё больше. Молодой шхаур’харрах продолжил путь домой.

* * *

За ним гнались, в этом Тобиус был теперь убеждён. За ним гнались упорно и долго, а он даже не мог хотя бы приблизительно сказать, сколько было преследователей. Без активных заклинаний он почувствовал себя беспомощным, не в первый уже раз, а собственное измотанное тело отказывалось проявлять чудеса превозмогания.

Беда была и в том, что на самом деле болело астральное тело Тобиуса, кое чарами Исцеления не починить. По сути дела, не будь рив мутантом, завалился бы в первый попавшийся сугроб ещё полчаса назад. Вод где становилась особенно ощутима польза розовых мышц, упрочнённых костей, сухожилий, кровеносной и дыхательной систем, выносливость превыше человеческих возможностей.

И этот прекрасный образец генной хирургии кто-то собирался сожрать!

Крупные силуэты мелькали между деревьями то справа, то слева, пытались окружить и преуспели бы, не заставляй волшебник себя перемахивать по несколько десятков шагов разом. Каждый такой «прыжок» отдавался болью во всём естестве, но боль можно пережить, в отличие от смерти. Постепенно он уверился, что за ним гнались варги, гигантские волки, побери их ахог! Но раз так, то где лай, где вой, где перекрикивание охотников? Почему они такие молчаливые?

Стая нагоняла, добыча выскальзывала в последний момент и совершала отрыв, чтобы продолжить выматывающий бег. В какой-то момент громадный зверь появился прямо на пути Тобиуса, появился и бросился, но был встречен ударом мыслесилы, отбросившим его тело на ближайшее дерево. Волшебник услышал треск и не сразу понял, что это был не позвоночник, а сломавшаяся ветка. Грудь варга расцвела алым, – острый обломок пробил его насквозь. Одной голодной пастью меньше, но при этом как тяжело стало бежать, ноги едва не подкосились!

Лес также не жалел его, – меж деревьев было полно камней больших и малых, а снежное одеяло скрывало мелкие каверзы, и бегущий человек наконец споткнулся. Удар черепом о булыжник окропил белое красным, поселив в голове долгий пронзительный звон. Сотрясение, – сквозь ослепляющую боль подумал Тобиус, как только способность мыслить восстановилась. Это стало последней точкой, никакой больше беготни он не выдержит.

Кое-как поднявшись, с ужасом предвосхищая огромную сильную челюсть, что перекусит его хребет в любой миг, серый смог подобраться к стволу старой корявой осины и прижаться к нему спиной. Первое правило, когда отбиваешься от стаи волков: защищай спину. Волки, правда, обычно должны подпрыгивать, чтобы дотягиваться до горла или шеи сзади, но что делать, если им нужно всего лишь податься вперёд?! Варги-то огромные!

Минуты не прошло, когда они появились, всего шесть серых шкур… всего шестеро! Как будто одного мало, чтобы убить человека! Тобиус поднял жезл. Шесть огромных… глаза подводили, ему показалось, что в теле одного из волков зияла страшная рана. Разве не этого зверя он уже убил?

Они стали подходить, даже не утруждаясь образовать полукруг, – волки не пытаются окружать белку, она им на зуб.

– Черепаха, – сказал волшебник.

Живой плащ охватил его тело, превращаясь в сплошную костяную броню с острыми шипами. Доспех укрыл торс, плечи, руки, но его хватило только до середины бёдер, да голова осталась непокрыта. На ней словно изморось, нарос слой синего кристалла, – гурхановый шлем. Процесс манипуляции чистой энергией был мучительно тяжёл, но всё лучше, чем заклинания.

Варги были уже шагах в пятнадцати, один небольшой прыжок и… Навстречу им ударило кольцо мыслесилы, расшвыривая тяжёлых бестий. Второй, направленный удар получил тот зверь, что первым вскочил и бросился вновь. Каждое волевое усилие вызывало новый взрыв боли и волну слабости, но он смог, справился, едва не схлопотал внутричерепное кровоизлияние, но, рыча, вопя и сквернословя, разметал хищников, одного за другим, да так прикладывал всякий раз, что кости ломались, шкура рвалась, кровавое месиво вываливалось из брюшин! Но теперь всё, теперь уж не встанут… потяжелевший жезл, раздававший телекинетические импульсы, непосильной ношей потянул к земле, маг опустился, сдулся, едва не пополам сложился, его шлем истаял, а члены отнялись от перенапряжения. Только один вопрос мучал его после такой тяжёлой, хоть и короткой схватки: какого ахога они ещё шевелились?!

Останки шести громадных волков, получив удары невидимым тараном, замерли, разбросанные по снегу, но лишь на небольшое время. Лапы, головы, хвосты, даже потроха, всё это начало понемногу шевелиться, копошиться само в себе, словно живое; ходили ходуном мышцы, словно в не прекращавшихся конвульсиях, и красное выползало из-под обрывков шкур, покидая их ровно ненужную больше одёжку. Именно выползало, не вытекало.

На глазах единственного свидетеля мышечные волокна, красные от крови, но живые, самовольно лезли наружу, сплетаясь и расплетаясь длинными червями. Они тянулись друг к другу, стягивались воедино, в один ком плоти… хищной плоти. Громадный красный кусок, гибкий, бескостный, взбухающий и проминающийся как глина в руках незримого скульптора, вырастил из себя несколько длинных отростков, что потянулись к человеку. Медленно, слепо, но уверенно. Его аура была омерзительна, от неё в носу поселился запах стухшей крови, а язык ощущал кислый привкус железа.

Тобиус вжался в осину, оцепенение сковало его тело, но не ум, и теперь в голове эхом раздавались слова доброго пёсика: «ей достаточно одного укуса». Что ж, зубов у хищной плоти не было, зато зубы были у лютоволков, но им это не помогло выжить, а значит, она и без зубов убьёт его одним касанием. Пальцы медленно сжались в кулак, серебряное кольцо с совой завибрировало и исторгло волну смертельного мороза. Чувствуя, как упускает контроль над духом бурана, маг потерял сознание.

* * *

Часы прошли, стемнело, а человек всё лежал, глубже погружаясь в снег. Его живая одёжка превратилась в густой меховой кокон, жадно улавливавший и хранивший тепло, однако без укрытия от ветра, без помощи тепла чужеродного, волшебник не справится, околеет насмерть, какой бы крепкий ни был.

Осина, под которой он возлёг, задрожала легонько, образ её в картине мира смазался на мгновение, и прямо из ствола на снег выступила сгорбленная старушечья фигурка с клюкой. Оглядев человека, она цокнула языком и перешла к замороженной хищной плоти. Этот вид вызвал у старухи одобрительное хмыканье. Она даже постучала по ледяной корке, громко хохотнула.

– Вот ведь затейник.

Пухлая короткопалая ладошка потянулась к вороту живого плаща и на том живо появились разномастные зубы, прорезались глаза.

– Но-но, не балуй мне тут, – строго потребовала старушка, – ишь, пёс сторожевой нашёлся. Не наврежу ему.

Пальцы ухватили воротник, и женщина сдвинула тяжёлое тело с места. Сдвинула просто, без натуги. Она засеменила часто, не оставляя на снегу никаких следов, а вот волочимое тело торило борозду. Шажки её были мелкими, но с каждым округа заметно менялась, появлялись и пропадали холмы, скалы; поляны, полные острых камней, сменялись ровными заснеженными проплешинами, то и дело мелькали поодаль какие-то руины или стены лесных селений, а уж деревья что вытворяли, – каждый шажок переносил женщину из дубравы в березняк, из березняка в еловый бор, из елового бора в буковую рощу и так пока вскоре не решила она остановиться.

Место, выбранное старицей, ничем особо не отличалось, округ высился вековечный лес, девственный и нетронутый, но лишь до той поры, пока не свистнула в замахе клюка. Сразу после земля в одном месте просела, открылся в ней проход, тёмная нора, в которую женщина втащила тело волшебника. Землянка оказалась очень низкой и тесной, но большего и не требовалось, главное, что в крыше имелось отверстие для отвода дыма.

Стоило только старухе стукнуть клюкой о земляной пол, как сами собой снаружи внутрь повалили всяческие ветки, травинки, шишки и прочее отмершее, под слоем снега валявшееся и гнившее. Складываясь посреди землянки, вся эта растопка становилась уже совершенно сухой, и когда набралось достаточно, по щелчку морщинистых пальцев родился огонь, родился свет, родилось тепло.

Старуха обернулась к человеку, который уже лежал на свежей подстилке из еловых веток, самоходно явившихся по её воле. Вроде бы всё. Скоро в землянке станет достаточно натоплено и эту ночь маг переживёт. До утра его никто не потревожит, а там и до озера недалеко. Доберётся, выживет, не пропадёт.

И всё же… В темноте, что скрывала облик спасительницы, полыхнула пара алых глаз, она внимательно пригляделась к юноше, вперилась взглядом в самаю его суть, потаённую и самому человеку неизвестную. Оказалось, не солгал благодетель, – малец не самых простых предков потомок. Да только что в нём той старой крови осталось, меньше капли в море. Уж сколько человеческих поколений минуло.

Волшебник далеко забрался и там выживал, где иной десяток раз с головой распрощался бы. Она уж крепилась как могла, боялась подвести благодетеля, но вместе с тем и строгий наказ помнила: не нянчиться, пылинки не сдувать. Если от всякой беды этого мальчишку ограждать, он ничему и не научится, не окрепнет, не заматереет, а так… что ж, оказывается достаточно крепкий, чтобы не подохнуть даже в царстве подземного смрада. С каждым таким подступом к Кромке, будет он расти над собой и, быть может, у него действительно появится шанс какой. Меченый Хаосом.

Покинув землянку и прикрыв вход в неё ветками, старуха как смогла задрала голову и уставилась в тёмные, затянутые облаками небеса, туда, где их ранила красная комета.

* * *

Сон без сновидений, сон без кошмаров, сон без тьмы, рвущей на части. Не сон, а помутнение, полное подавление личности во избежание больших травм. Материальному телу нужно обезболивающее, чтобы не чувствовать болезненных лекарских процедур, телу астральному тоже требовалось подобное, чтобы залечить раны, и в обоих случаях лучшее подспорье, – это сон.