Текст книги "В Дикой земле (СИ)"

Автор книги: Илья Крымов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

– Несносный, тупой, капризный, самовлюблённый эгоист, – цедила она сквозь зубы, – думает, что весь мир вращается вокруг него, а как только не получает желаемого по мановению хвоста, превращается в большого ребёнка и начинает всё вокруг крушить! Ненавижу! – Опомнившись, она переменилась в лице и обернулась на Тобиуса. – О Образ Предка! Ты не пострадал, Тарка?! Тебе нужна помощь?!

– Спасибо, Вифани, я цел и невредим.

– Это точно? – Её пальцы были крепки и чутки.

Диагност от бога, Вифани прекрасно владела техниками пальпации, могла нащупать неестественное уплотнение под кожей даже в самых густо поросших шерстью местах; Тобиус не раз наблюдал за ней, когда девушка брала его на дневные обходы по городу и проверяла болящих. Чужак многому научился у молодой лекарши. Мягко отстранив от себя её руки, пока Вифани не нащупала никаких аномалий, несвойственных анатомии сару, волшебник взглянул в очень обеспокоенное лицо.

– Клянусь перед Образом Предка, они ни разу по мне не попали. Не беспокойся так, я учёный жизнью, привык уже избегать ударов.

Некоторое время она всё же продолжала внимательно смотреть на Тобиуса, постепенно овладевая своими эмоциями, дыша спокойнее, глубже.

– Пойдём, есть одно место выше, в кроне, там ветви тонкие, очень высоко, но может быть, ещё успеем посмотреть гадание.

– С удовольствием.

Им действительно пришлось подняться по лестницам на целых два яруса кроны, чтобы оказаться над большим своего рода дворцом. По меркам Ронтау это был дворец вполне наверняка. Здание крепилось к основному стволу баньяна, имело много этажей, зелёную черепицу, расписной фасад и множество окон. Перед главным входом была ещё одна рукотворная площадь, где собралась масса народу, как и на прилегавших могучих ветвях. Играла музыка, колонны-гусеницы «ползали» кругами, сару-хэм веселились, танцевали. А вот на той высоте, на которую выбралась Вифани, никого не было. Так высоко в кроне симианы не селились.

Часть 3, фрагмент 13

– Так, и что происходит? – спросил Тобиус, садясь на корточки.

Ловко подоткнув подол халата под колени, Вифани изящно присела рядом.

– Праздник гадания, праздник весны, – стала объяснять она, – проводится незадолго перед началом нового шелководческого сезона.

– Шелководческого, – повторил человек, глядя вниз.

– Да. Шёлк, – это ткань, из которой мы делаем себе одежду…

– Я знаю, что такое шёлк. У нас он тоже есть, дорогой и редкий материал. Бумагу из него не делаем.

Она прочистила горло.

– Так вот, этот праздник проводится для того, чтобы произвести большое ритуальное гадание. После всего, что сегодня было, там, на главной площади, один из старшин вытащит из бочки жребий с предсказанием. Руку выборщика направит Образ Предка, и так мы узнаем, придёт ли весна.

Маг нахмурился, глянул на узор из солнечных лучей и тени, покрывавший всё вокруг.

– Мне кажется, весна уже наступила.

– Ну, да. Однако погода бывает непредсказуема, коварна, внезапно вернувшиеся морозы могут нанести большой ущерб фермерам. Гадание – старая традиция, она, конечно, ни на что не влияет, но знаешь, народ любит приметы, любит… м-м-м…

– Получать знаки из воздуха, чтобы успокаивать себя ими, – покивал волшебник, – руку готовы отдать, чтобы хоть одним глазком подглядеть будущее.

– Именно! Даже если это так глупо! – рассмеялась Вифани. – Одним словом, они нагадают, что весна не покинет нас до начала лета и начнутся приготовления. Через месяц, когда распустятся почки и начнут расти листья, зреть плоды, сохранённые на зиму кладки будут вынесены на солнце и вскоре из них выйдут маленькие черви. Сначала их будут кормить с рук, потом поведут на выпас, и они сами начнут есть, чтобы… ты ведь знаешь, как делается шёлк.

– Знаю.

Вифани смущённо умолкла и некоторое время они вместе следили за шумной церемонией внизу.

– Это был средний сын Тенсея, – сказала она тихо.

Волшебник дёрнул щекой.

– Я догадался по повадкам, – бить шестом в лицо при любом случае, это у них, наверное, семейное.

На этот раз девушка даже не улыбнулась. Она выглядела печальной.

– Я должна стать его женой.

Тобиус вздохнул и сочувственно погладил её по плечу.

– И ничего нельзя сделать?

– Нет. Договор с Тенсеем заключал мой отец ещё при жизни. Они были друзьями, отец и Тенсей. И Руада тоже.

– Старший воспитатель Руада?

– Да. – Её глаза неотрывно следили за действом внизу, хотя вряд ли Вифани что-то видела, полностью отдавшаяся мыслям. – До того, как быть подвергнутым всеобщему порицанию, Руада был воином, верным соратником Тенсея. Отец в молодости тоже обучался воинскому мастерству, но понял, что его душа лежит к медицине. Однако во время войны он всегда был там, с ними.

– На поле боя, – понял волшебник.

– Да. Он и Маэлак.

– Хм?

– Мой старший брат, наследник и ученик отца.

– О.

– Всегда нужны лекари, ведь наши воины не носят никакой брони. Шёлк может остановить стрелу, не позволить ей глубоко войти в тело, он порой даже не рвётся, однако нельзя надеть на себя достаточно шёлковых одёжек, чтобы защититься от бронзового шкарама Клыкастых. О нет, эта мерзкая штука с клювом вместо острия, найдёт путь к кишкам сквозь любые преграды, что им наш шёлк. И пуф-ф-ф – душа выскальзывает.

Вероятно, можно было ожидать, что мысли о покойных родителе и брате заставят её пролить слёзы, но сару-хэм не умели этого. Нет, плакать-то они плакали, волшебник сам видел, но при этом не лилось слёз. Однако Вифани и не плакала вовсе, лишь грустила.

– А твоя матушка не может расторгнуть помолвку?

– Помол-ку?

– Договор о грядущей свадьбе.

– Так это у вас называется? Нет, она не может. Это договор между мужчинами, один из которых умер, сражаясь за Ронтау. Даже если она упрётся и не позволит, для всех это станет знаком вопиющего неуважения к отцу. А Тенсей оскорбится. Это он умеет делать ещё лучше, чем драться. Никому не нужен такой недруг как Тенсей.

– Он… на вас давит?

Вифани хмыкнула с прорезавшимся оттенком веселья:

– Нет, конечно. Вообще-то он проявляет несвойственную ему терпеливость. Обычно этот жестокий задира действует быстро и без раздумий, как было с тобой. Но мама уже больше года тянет шёлковую нить, постоянно ищет причины чтобы мне дольше оставаться свободной. Тенсей ждёт, ему не нравится, но он ждёт и лишь изредка наносит «визиты вежливости».

– Он яростно бился, чтобы предотвратить ваше похищение, – сказал Тобиус и быстро добавил: – я слышал. Многие говорят, что он сцепился со сворой врагов, убил их предводителя, сам едва не погиб.

– Скорее всего это правда, – пожала плечами Вифани, – при всём его дрянном характере, в отваге и силе Тенсею равных нет, недаром же он тейд.

Этот термин Тобиус уже знал, – тейдом Длиннохвостые именовали того, кто в мирное время был просто первым среди воинов, но когда начиналась война, получал полномочия избранного народом диктатора.

– А что Руада? Он ведь не всегда был лысым?

– Руада… ах, это такая долгая история, и такая сложная.

– Нам не впервой делиться долгими историями, – усмехнулся волшебник.

Вифани покачала головой в сомнениях, но всё же уступила:

– Во время последней войны Тенсей придумал новый военный ход: он приказал Руаде, который тогда был ещё не лишён почёта, тренировать небольшую армию недоумков для настоящего боя. Руада всегда был хорошим наставником и сильным командиром. Сам он не обрадовался такому поручению, но подчинился и усердно готовил этот странный резерв. Ближе к концу войны, на землях Клыкастых Тенсей решил использовать недоумков как жертвенного дунтранка и Руада должен был направить их в самую гущу, чтобы облегчить задачу настоящим воинам.

– А он ослушался.

– Он заколебался. Кто-то говорит, что от страха, – Вифани шмыгнула носом, – но мама не верит. Когда недоумки вступили в бой и надо было удерживать их в нём, Руада не сделал этого как должно, бросил клич на отступление. Он не испугался, а просто пожалел их. Битву, как и войну, мы выиграли, но жертв было очень много… и отец с Маэлаком среди них. Тенсей был в бешенстве. Он назвал результат провалом и обвинил Руаду, попытался его убить даже, но лишь покалечил. Мама долго выхаживала его… не знаю, как у неё это получилось.

– Госпожа Локра – лучший лекарь…

– Я не об этом!

– А. – Волшебник печально покивал. – Думаешь, всё же он виноват?

– Я думаю, Тарка, что виновата наша глупость. Великая Пуща безразмерна, места хватит всем, но вместо взаимной помощи мы практикуем взаимное уничтожение! А наши воины ещё и традиционно брони не носят, глупцы!.. – Запал Вифани быстро прогорел. – Мама не видит за ним вины, она говорила в его защиту перед старшинами и потому Руаде не выпустили душу. Хотя, я думаю, такому как он легче было умереть, чем прозябать там, вниз.

Церемония внизу подходила к кульминации, музыка перешла в непрерывный «барабанный бой предвкушения», в центре площади, на помосте в окружении народа стояла большая бочка, окованная бронзовыми кольцами и заполненная одинаковыми, ошкуренными палками. Уже знакомый Тобиусу старик, тот самый, что осенью прошлого года явился на носилках объяснять недоумкам из ямы их место в жизни, степенно подбирался к ней. На этот раз он шаркал родными ногами, опираясь на трость, преисполненный пониманием важности своей роли, да и нужная палка наверняка ни коим образом не была отмечена среди прочих.

Волшебник ощутил на себе взгляд, уже некоторое время он игнорировал это внимание, но оно не ослабевало и Тобиус повернулся к Вифани.

Девушка действительно смотрела на него, смотрела внимательно, странно, задумчиво, пристально. Тепло. Даже совершенно неопытный в некоторых вещах Тобиус понял, что что-то происходит, а когда пришла уверенность, его мысли заметались в голове как испуганные мыши, оказавшиеся перед котом.

– Я знаю, что это был ты, – прошептала Вифани очень тихо.

– Что – я? – также тихо спросил Тобиус, хотя и ждал этих слов много, много недель.

– Я знаю, что это ты не дал им нас похитить.

– Это невозможно.

– Не знаю как, или почему, но знаю, что это был ты.

Её ясные глаза скрылись за веками с ресницами-опахалами, лицо медленно приближалось, губы чуть вытянулись. Надо было принимать решение быстро, так что он принял и тоже чуть подался вперёд. Поцелуй, совершенно невинный, детский, длился всего несколько секунд и был прерван взрывом криков, донёсшихся снизу. Их губы расстались и двое замерли, глядя друг на друга, лицом к лику, очень близко.

– Кажется, – первой нарушила молчание она, – весна всё же наступила.

– Да, наступила.

– Пойдём домой?

– Да, пойдём.

* * *

И весна действительно наступила.

После поцелуя ни один из участников инцидента ни разу не упомянул о нём. Тобиус продолжал исполнять свои обязанности днями и учиться ночами, порой он также сопровождал Вифани во время обходов, помогал диагностировать и лечить пациентов. Лишь иногда посреди обсуждения формул или во время несложных алхимических опытов девушка ненадолго становилась молчаливой и можно было заметить, как алели кончики её ушей.

С официальным приходом весны наконец-то открылись ворота и сару из высотных деревенек потянулись в город, чтобы пополнить некоторые запасы, кое-что выгодно обменять, поделиться новостями. Главной темой для разговоров с пригородными жителями оказалась дерзкая вылазка гамадрилов. Небывалая наглость и небывалая удача. Жители деревенек неустанно вспоминали шум тревоги, крики и звуки погони под своими жилищами; стражей, мчавшихся по среднему ярусу и пускавших вниз стрелу за стрелой. Многие из них решили, что опять недоумки устроили зимний набег на склады. Слава Образу Предка, что проклятые зубастые твари не смогли выкрасть одну из лучших лекарей Ронтау! Бог явно был на стороне правильных сару!

Эпир прошёл незаметно, а за ним наступил по-настоящему тёплый и солнечный эйхет, предвестник лета. Голая крона баньяна стала одеваться в зелень, почки распускались повсеместно, зеленел и весь остальной мир. Почти сразу же вместе с листьями стали появляться зародыши плодов шелковицы, маленькие, бледные, жёсткие и несъедобные. Росли они неравномерно, где-то густо, а где-то пусто.

Возликовали разводчики шелкопряда, которые месяц готовились к началу нового шелководческого сезона. Посовещавшись в последний раз, они принялись выносить из прохладных хранилищ оставленные предыдущим поколением мотыльков кладки, – тонкие деревянные щиты с тысячами жёлтых грен, проведших зиму в состоянии безмятежного сна.

Под ласками тёплого солнца они вылуплялись, далеко не все, но очень, очень многие, и как только новорождённые гусеницы рождались на свет, заботливые фермеры просто заваливали их свежими листьями тутовника. Ясли открывались для шелковичного червя тут и там на дереве, сотни симианов охраняли их, заботясь о довольно уродливых бледных насекомых как о родных детях, радуясь их пугающе быстрому росту день ото дня. Этим уродцам, мягким, глупым, совершенно беззащитным, предстояло всё время есть, прерываясь только на сон, чтобы пройти через четыре линьки, после которых они станут совершенно огромными.

С весенним потеплением из Ронтау в окрестности устремились многочисленные лекари и травники, коими был славен Длиннохвостый народ. Все желали пополнить запасы редких и особо ценных ингредиентов: цветов, кореньев, ранних ягод. Более прозаические, но всё равно полезные травы тоже ждали своей очереди, но их собирать отправят обученных этому работяг. Ученики ямы, а также остальные недоумки таким образом будут нести пользу городу, заодно постигая азы травничества под присмотром воспитателей и стражей.

Тобиус выходил на сбор ценных ингредиентов вместе с обеими своими хозяйками. Ему дозволено было наблюдать и запоминать, пока они вели поиски и сбор, а также он, как и многие другие домашние работяги, служил носильщиком больших корзин. Воздух благоухал, зелень радовала глаз, сама земля пульсировала жизнью и пульс этот отдавался эхом в древесных стволах. Следуя за хозяйками, одним ухом маг слушал их, а другим прислушивался к лесу. Кроме мира материального, его жёлтые глаза наблюдали и другой мир, – духовный.

Время от времени рядом с Локрой оказывались симианы, обитавшие на деревьях вокруг холма, как правило, женщины с детьми или пожилые особи. Находясь не так высоко в иерархии симианского сообщества, они имели немного шансов встретиться с одним из лучших лекарей Ронтау, а потому, горбясь, приседая, превозмогая робость, улучали момент. Лечившая многих влиятельных сородичей женщина к её чести никогда в помощи не отказывала. Другие лекари, буде им заметить Локру за этим занятием, морщились и качали головами. Видимо, они считали, что должны быть недосягаемы для простонародья, но Локра имела своё мнение. Она никогда ничего не принимала в обмен на советы или даже лекарства, которые носила с собой, а оттого часто сбор трав превращался в незапланированный приём пациентов.

– Если бы можно было исцелить всех, пожертвовав своим сердцем, – сказала Вифани, – она так и сделала бы.

– К счастью или к сожалению, свою жизнь другому не отдашь, – тихо ответил маг. – А сердце у неё очень доброе.

– Истинно. Порой даже слишком.

В скором времени хозяйка выхлопотала серому право самостоятельно отправляться на сбор трав вне города. Тобиус получил статус благонадёжного и благовоспитанного, что являлось редкостью в среде недоумков.

Отныне маг, с большой корзиной за спиной и уймой шёлковых ленточек в запасе, один, без хозяек, выходил из огромных врат и направлялся вниз, в лесные владения. Для него новые обязанности стали чем-то сродни благословению небесному! Только вновь оказавшись среди деревьев, он понял, насколько сдавленно ощущал себя внутри города. Работа и исследования не позволяли особо задумываться над этим, но всё же, за месяцы путешествий, он привык к иному.

Тобиус бродил по чаще, пересекал ручьи и речушки, выбирался к подножьям иных, необжитых холмов, часами рыскал по полянам в поисках нужного цветка или стебелька. Порой он ещё встречал симианов-работяг, в основном, пастухов дунтранков, за которыми приглядывали лучники.

Сару-хэм и за человеком приглядывали тоже, уж слишком вольно и непринуждённо тот бродил по пригородам, однако вторая бирка являлась надёжной защитой от стрел. Вечерами, уже в сумерках, усталый, но довольный собой маг возвращался в Ронтау, спеша успеть до закрытия ворот. Нагруженный добычей, – обвязанными шёлковой лентой пучками всеразличных растений, мешочками ягод и цветов, мхами, лишайниками, прочим сором, он являлся домой к хозяйкам и, как правило, состряпанная Вифани еда уже ожидала его.

Весна прошла в приятных заботах.

* * *

– Прыгаю!

Разбежавшись, Тобиус сиганул в воду, чем вызвал у столпившейся по обоим берегам речушки стайки отроков возгласы удивления и страха. Стоял ясный летний день и весь мир изнывал от жары. Она не отпускала даже в густых тенях, преследовала всех и каждого неумолимо и неотступно. Спасением могли стать водоёмы, коих вокруг было в избытке, но вот ведь беда, – обезьяны не умели плавать и боялись воды. Хотя, молодёжь во все времена была безрассудна.

Что может лучше подчеркнуть перед сверстниками твою неоспоримую отвагу, граничащую с суицидом, чем прыжок через реку, держась за палку, привязанную к верёвке? Особенно если все вы не умеете плавать, и, упав в воду, помощи не дождёшься? Пожалуй, ничто. Придя к этому нехитрому выводу, дети из окрестных деревенек придумали себе развлечение, в котором краснолицый работяга стал неожиданным лидером. Он не боялся воды, что давало определённое превосходство, прыгал в речку с восторженными воплями прямо с верёвки. Через это оказалось несложно вызвать у более простых деревенских ребят уважение и втереться в доверие к ним.

Часть 3. фрагмент 14

Вместе с молодняком Тобиус носился по деревьям вдали от подвесных дорог, – они же бунтари, они не будут бегать по удобным высотным дорогам, им было интереснее прыгать с ветки на ветку, пользоваться лианами, рисковать. Волшебнику это было интересно тоже. Вот уже много недель он быстро набивал корзину травами, намного опережая прочих соискателей, а остаток времени проводил среди аборигенов. Тобиус в меру сил перенимал их полезные навыки передвижения по древесному «бездорожью», взамен помогая бороться с гидрофобией. Некоторые начинали потихоньку входить на мелководье, одобряемые восторженными друзьями.

– Мне пора! – возвестил волшебник, выбираясь на берег весь мокрый.

Детвора провожала его радостным хохотом, что было понятно. Как ещё относиться к работяге, который по своей воле целиком погружался в воду, а теперь идёт весь такой уморительно мокрый, с обвисшей шерстью, да ещё и след за собой оставляет? Смешно же!

Скрывшись с глаз симианов, Тобиус легко просушился и отправился по обезьяньему лесу бойким шагом, всё дальше забираясь на юг. Изучая эту область, он не переставал удивляться чистоте от чудовищ и искажений реальности; настоящее убежище посреди бескрайнего враждебного леса, такое уютное, светлое.

Тобиус уже неплохо удалился от основных подвесных дорог, по которым передвигались бдительные стражи и спустился по каменистому склону, у подножья которого находилась пещера. Поверхность вокруг входа покрывали грубо исполненные угольные рисунки.

– Эй Ригари! Ты дома? Ригари! Я принёс мёд и горькие корешки!

Ответа не последовало.

– Я принёс последний клык, слышишь? Ригари!

Волшебник почувствовал приближение со спины, обернулся. На его глазах в кронах деревьев, близко подступавших к подножью склона, мелькнула быстрая тень. Исчезла тут, появилась там. Если бы не способность видеть ауры, человек и не уследил бы.

– Я тебя вижу, старик!

– Ха-ха-ха-ха!

Держась за кору пальцами вниз соскользнул ловкий симиан. Он спрыгнул со ствола, когда до земли оставалось не меньше четырёх шагов[47]47
  Более 3 метров.


[Закрыть], перекувыркнулся через голову и встал на все четыре конечности, совсем как обычная обезьяна.

– Что, говоришь, принёс, Красномордик? – поинтересовался симиан, приближаясь. – Мой зуб?

– Последний зуб. А ещё мёд, корешки, кое-какие ягоды и хлеб из щетинника… Образ Предка ведает, как ты его ешь.

Ригари улыбнулся, показывая уйму жёлтых, потраченных старостью зубов. Из четырёх положенных клыков присутствовали три, да и те – плод усердной работы волшебника. Прежде симиан вообще их не имел. Он был стар, этот сару, которого, если верить бестиологическим атласам, можно было именовали мандрилом. От густой гривы Ригари мало что осталось, шерсть отступила ото лба, образовав лысину, а в тех местах, где волосы сохранились, они были седы; некогда яркое лицо с красным носом и синими скулами побледнело, да и борода потеряла былой оранжевый оттенок, хотя и стала длиннее. И всё же старик был всё ещё крепок и ловок на зависть многим молодым.

Тобиус встретил его случайно, когда искал для своих хозяек совершенно особых сороконожек. Миссия его растянулась на два дня и пришлось магу забираться всё дальше от города, в места не столь безопасные. Суждено было случиться тому, что в лесу на след Тобиуса напал крупный зверь, мурз, гигантский хищный кот. Его аура была замечена довольно быстро, но попытки сбить зверя со следа не возымели результата.

В тот раз беда не пришла одна, и человек обнаружил, что словно подслеповатый грибник забрёл по осени в «болото», – вокруг него проявилась зона нестабильной реальности. Эта довольно заурядная аномалия встречалась и в Доминионе Человека порой, вреда от неё простым смертным не было никакого, разве что волшебникам затрудняла жизнь самую малость. При попытке телепортироваться из этой аномалии повышалась вероятность оказаться не там, куда метил, и не с полным набором органов. Конечно, Тобиус мог попробовать улететь, но, честно говоря, волшебник не был уверен, что хоть этот способ безопасен.

Он не хотел убивать мурза, зверь чудовищем не являлся и мог бы просто жить свободно, кабы не выбрал неподходящую добычу. Однако, если приходилось выбирать, кому жить, а кому питать живущего… Рив выбрал место для обороны, воззвал к Дару, готовясь расправиться со свирепым хищником, от которого не смог убежать. Гигантский кот показался довольно быстро, коричнево-серый, пятнистый, не такой пушистый, как перед зимой, но всё равно огромный, сильный, голодный. Обычно мурзы любили охотиться из засады, как и все одинокие кошачьи, но не всегда. Запах новой добычи вызвал любопытство, а оно, как известно, не одну кошку сгубило. Эта, однако, не напоролась на Спиральное Лезвие.

Когда мурз готов был уже прыгнуть на маленького человека, наверху раздался вой, и крик, и визг, что-то с треском принялось носиться в ветвях, заставив кота присесть, испуганно заозираться. А потом на землю спрыгнул мандрил. В руке старика грозно вращался, издавая свист и вой, боевой шест; сам же симиан походил на ополоумевшего дикаря, скакавшего и плясавшего в чём мать родила. Оправившийся от шока зверь хотел было утихомирить безобразника, но в течение десяти мгновений ока получил пять тяжёлых ударов шестом по морде, после чего симиан как-то материализовался на его загривке, вцепившимся в шкуру и колотящим по бокам. Обезумевший от ужаса мурз заметался, мяукая и ревя, да так и пропал среди отдалённых деревьев.

Тобиус долго стоял на своём месте, не зная, как ему всё это понимать. Что, ахог подери, всё это было? Откуда… что? Что?!

– Я повидал глупых недоумком, но такого как ты… н-да, надо же быть настолько безмозглым, чтобы позволить рукатту настигнуть себя на земле. Ты то, на дерево взобраться не мог?

Голос доносился сверху, оттуда, где на лиане, сжимая её пальцами ног, висел давешний спаситель. Живой, невредимый, с пугавшей беззубой улыбкой.

– Да я так… к смерти приготовился… Он же кот, он же меня и на дереве достал бы.

– Дурной, совсем дурной! – расхохотался незнакомец. – На дереве ты был бы быстрее! Ха-ха! Идём!

Симиан без страха спустился на землю и позвал Тобиуса за собой, что было необычно для подобных ему.

– Что, из города сбежал?

– Нет.

– С каких пор вас стали отпускать так далеко? А! Две блестяшки! Хорошо выслужился, раб? – Ужасная улыбка, хитры прищур.

Тобиус не стал отвечать.

Старик привёл его к своему скромному жилищу, небольшой пещере, перед которой виднелись следы кострища, а внутри наблюдались самые примитивные предметы быта, которые можно было придумать. Новый знакомец назвался Ригари и предложил разделить с ним трапезу. На вопрос, не являлся ли он святым отшельником, Ригари лишь расхохотался.

– Я отшельник, но не святой! Совсем не святой!

Коренья, ягоды, насекомые, молодые побеги, всё это в изобилии было предложено гостю. Хозяин же старательно перетирал пищу с помощью камней, прежде чем отправить её в рот, так что времени на разговоры было предостаточно, а поговорить Ригари любил.

– Я происхожу из Яркого народа! Мы самые лучше воины! Но не самые многочисленные, понимаешь?

Тобиус кивал, запоминая, – сару-инкса.

– Наши дальние родичи Клыкастые, хоть и мельче нас, но больше их было всегда, и на скалах своих сидели крепко. Так что наш народ во все времена крутился рядом с их народом, во всех больших войнах вместе выступали. Воевали с Длиннохвостыми, с Носатыми воевали, с иными. Ты слушаешь?

– Более внимательно, чем ты можешь себе представить.

– Хорошо. Я был отроком тогда, когда Длиннохвостые пришли. Они опять воевали с Клыкастыми, все наши мужчины были с родичами, но небольшой отряд Длиннохвостых оказался далеко от главных битв. Заплутали, наверное, наткнулись на наше поселение. Женщины похватали детей и давай бежать, у меня же матери не было, да и сам я давно в подростках ходил. Ну и глуп был.

Мандрил забросил в пасть раздавленное месиво и громко зачавкал, упуская отдельные комки.

– Конечно, мням-мням, мне дали по голове, посадили в мешок и, мням, очнулся я уже в Ронтау, мням, голодный, слабый, давно не пивший и капельки воды. – Заскорузлые пальцы принялись чесать под бородой. – А там и воспитатели взялись за дело. Бывал в яме?

– Да.

– Меня там пытались превратить в раба, да только непросто учить того, кто больше тебя и с зубами, длинными как пальцы! – Старик загоготал. – Правда… зубы-то они мне выдрали потом, видишь?

Тобиус видел только восемь больных источенных резцов, а на месте клыков не осталось даже отверстий в дёснах, – давно заросли.

– Но оказалось, что я плохой ученик, ха! Несговорчивый, сколько ни бей! Я сильный, выносливый и злой! Ха! Они сделали из меня таскальщика! Тащи туда, тащи сюда! А я дрался! И кусался чем было!

Тобиус нахмурился.

– Как тебя не убили? Если бы кто-то из нас нынешних попытался так себя вести, нас истыкали бы стрелами!

– Стреляли! Сюда, сюда, вот сюда! Хотели убить и убили бы, кабы в тот последний раз, не попала мне в руки палка! Длинная!

– Боевой шест?

– Он самый! Я ведь знаю, как они любят махать им, как больно бьют! Видел много раз! Так и я могу! Сам один побил два десятка Длиннохвостых! Лучший день в моей жизни, клянусь Образом Предка!

Ригари залился торжествующим гоготом, держась за мохнатый живот.

Сару-хэм сильно удивились, внезапно узнав, что раб со вздорным нравом, слабо поддававшийся воспитанию, проблемный и ненужный, оказался гением. Как-то так сошлись над ним звёзды, что сару-инкса из какой-то богом забытой деревни, где все сражались бронзовыми клинками и никогда не брали в руки дурацкое оружие Длиннохвостых, уродился гением этого оружия. Палкой махать – не бронзу ковать, подумаешь! Когда мастера из «военной академии» прознали о таком способном недоумке, они не смогли приструнить своё любопытство и вытребовали его к себе. Так у Ригари появилась новая жизнь, в которой не нужно было больше таскать грузы и слушаться воспитателей. Всё, что он делал теперь, это махал боевым шестом и колотил молодняк Длиннохвостых. Он и стариков колотил бы, да только они оказались не лыком шиты и сами его поколачивали, вбивая новые знания о том, как надо лучше махать палками.

– Я много лет прожил среди них, размахивая шестом, – говорил симиан, поглаживая длинную бороду, – много-много лет. Они стали давать мне дурацкие белые одёжки, в которых сами ходили; учить держать спину ровно… Скудоумцы! Так же неудобно и смешно до одури! Зато кормили хорошо!

– Так и как же ты оказался… здесь?

Мохнатые брови недоумённо изогнулись:

– Ушёл, конечно! Они мне не сказали, пустоголовые, что я могу уйти! Ты представляешь?!

– Нет, – честно ответил Тобиус.

– Они сказали однажды, что я «уважаемый городской старшина» и «свободен делать всё, что мне заблагорассудится»! Понимаешь?! Оказалось, я уже много лет как мог уйти, а они мне даже не сказали!

– Постой-постой, – остановил старика человек, – то есть ты всю жизнь прожил в Ронтау и занимался обучением Длиннохвостых бою на шестах?

– Я колотил их палкой!

– За твой вклад в это благородное искусство тебя, недоумка, возвысили, превозмогая врождённое отторжение сару к инаким?

– Меня заставляли носить неудобные тряпки и смешно ходить! Издевались!

– Может они и железный венец на тебя надевали?

– Тот кругляш? Кажется, он в пещере валяется. Хочешь, бери себе.

Тобиус сидел неподвижно и буравил собеседника взглядом.

– Чего? Они мне зубы выдрали! – насторожился тот.

– Ты достиг всего и просто ушёл?

– Там было плохо.

– Но почему тогда ушёл так недалеко?

– Я состарился в этом дурацком городе! – вдруг вспылил Ригари, подскакивая на месте. – Куда мне идти?! Мать мертва, отец тоже давно мёртв, – раз уж я старик, он давно уже лёг в землю! Куда мне идти? Никуда! Здесь живу!

Потребовалось время, чтобы старец успокоился.

– Здесь живу, – повторил он, вяло работая камнем.

Волшебник смотрел в сторону, переваривая нежданное душеизлияние нежданного знакомца. Одинокий старик, живущий уединённо, отказавшийся от общества, которое всегда считал чужим себе. Ему, как и Вийдже, было одиноко, и так получилось, что единственным годным собеседником оказался незнамо кто из чужедальних земель.

– От тебя как-то странно пахнет, Красномордик, – подозрительно отметил Ригари.

– Слушай, а хочешь, я починю твои зубы! – выпалил Тобиус быстро и неожиданно даже для самого себя.

Ригари опешил.

– Как это?

– Я заменю тебе все зубы на новые, здоровые и красивые! – продолжал серый волшебник. – Будут они такие, что сможешь орехи со сколупой пережёвывать!

– Зачем мне есть орехи со скорлупой?!

– Незачем, но просто сможешь! И клыки! Длинные, как положено!

Мандрил явно не поспевал за мыслью.

– Это как это?

– Не спрашивай! Предлагаю честную сделку: ты учишь меня махать палкой, а я возвращаю тебе зубы! Каково, а?

Замешательство старика было понятно, – сару-хэм, среди которых он провёл жизнь, являлись восхитительными фармацевтами, прекрасными лекарями, могли определить тысячи болезней и подобрать тысячи лекарств, но когда дело доходило до зубов, методы их мало чем отличались от человеческих «выдрать и забыть», если прежде лекарства не помогли. До зубных протезов цивилизация лесных обезьян как-то не додумалась.