Текст книги "Борис Слуцкий: воспоминания современников"

Автор книги: Илья Эренбург

Соавторы: Бенедикт Сарнов,Евгений Евтушенко,Андрей Вознесенский,Александр Городницкий,Владимир Корнилов,Алексей Симонов,Давид Самойлов,Владимир Огнев,Григорий Бакланов,Семен Липкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 37 страниц)

* * *

С Борисом Слуцким меня связывало долголетние книголюбческие симпатии. А книгу он любил и хорошо знал, вернее, забытые имена книг. Так, он говорил, что мечтает о том времени, когда появятся у нас в России книги рано умершей в Париже русской поэтессы Ирины Кноринг.

– Это большая поэтесса, – сказал он при встрече со мной.

Впервые я услышал имя Э. Паунда от него.

Мне нравилась эта щедрость делиться открытиями с другими, ведь я был в творчестве и в жизни так далек от него. Он любил и забытые и новые таланты: очень помог (на начальной стадии) А. Передрееву, Ст. Куняеву и многим другим.[131]131
  Там же.


[Закрыть]

Семен Липкин

Как со сборником – ты не написал мне, как Слуцкий отнесся к нему и какой ему предсказывают гороскоп. (Примечание к письму – «Поэт Б. А. Слуцкий решил отнести сборник моих стихотворений в издательство „Советский писатель“. В сокращенном виде этот мой первый сборник „Очевидец“ вышел в 1967 году»).[132]132
  Из письма В. Гроссману от 13.02.1963 г. С. Липкин. Сталинград Василия Гроссмана. Анн Арбор, 1986.


[Закрыть]

Кирилл Померанцев

…В холле я встретил [ноябрь 1968, Париж. – П. Г.] Бориса Слуцкого. Я знал его стихи и познакомился с ним в «Кайре». Он пригласил меня в бар. Мы выпили по чашке кофе и минут пятнадцать поговорили. Я сказал, что люблю его «Лошадей в океане». Он пожал плечами и признался: «У нас хорошие стихи не печатают и не читают. Хорошие стихи лежат в ящиках столов. Приезжайте в Москву, приходите ко мне, я вам почитаю хорошие стихи». Потом вынул из нагрудного кармана авторучку, черную, грубую, но наверняка «настоящую» и, передав мне, сказал: «Возьмите на память». Я ее бережно храню. Бедный, милый Борис Абрамович. Вскоре он заболел какой-то психической болезнью…

«Горек жребий русского поэта».[133]133
  Из книги: К. Померанцев. Сквозь смерть. Воспоминания. Лондон, 1986.


[Закрыть]

Аркадий Штейнберг

Как-то после окончания Великой Отечественной войны проходил очередной прием в члены Союза писателей. Обсуждались бывшие военные журналисты. Когда стало ясно, что кандидатуры проваливаются, попросил слова поэт Борис Слуцкий, и сказал только одну фразу:

– Их назвал кремлевскими шавками сам Гитлер!

Приняли, разумеется, единогласно.

Борис Ямпольский

Воспитанник хвалынского детдома [Юрий Болдырев. – П. Г.], мальчонка в гипсовом воротнике с книжкой под мышкой, а к моменту встречи нашей (через прилавок) студент-заочник, проживал с бабушкой в Глебучевом овраге, в ее трухлявой халупе. До того трухлявой, что по весеннему половодью половички выжимать приходилось, выбрасывать на просушку. А фотокарточку мне подписывал: «От того, кому на Руси жить хорошо!».

Оно и впрямь было – дай Бог каждому.

По крайней мере, пока не прищучили «за хранение и распространение», не выставили в рубрике «У позорного столба» в областной газете и не выдворили «решением коллектива» с работы. Бодрился: «С Земли не столкнут!» – и утек в Подмосковье, (я – в Петрозаводск). «Зачем тратитесь на авиаконверты, – писал, – что авиа, что не авиа – один черт». «Не имей сто рублей!..» – веселился другой раз.

Очутился литсекретарем Слуцкого.

Борис Абрамович – Тане: «Если ты уйдешь от меня, я женюсь на Юре Болдыреве и буду издавать в год по книжке!». Шутки шутками, но служения своему поэту верой и правдой Юре было не занимать. И уже безвозвратно больной Борис Абрамович оставляет на него свой архив, весь итог жизни своей.

 
Умоляю вас Христа ради,
С выбросом просящей руки:
Прочитайте мои тетради,
Расшифруйте черновики!
 

И прочитал, и расшифровал, и вымахал на белый свет невиданного Бориса Слуцкого в трех томах – тройкой, сам на облучке![134]134
  Б. Ямпольский. Избранные минуты жизни. «Нева», 1997, № 10.


[Закрыть]

Сергей Наровчатов

Земляк Миши (Кульчицкого) – Борис Слуцкий острил резко и порой обидно.[135]135
  Сергей Наровчатов. Избр. произв. Т. 2.


[Закрыть]

* * *

Слуцкий – будет или не будет писать стихов – хороший партнер и советчик. Думается, он может делать хорошую прозу.[136]136
  Запись из дневника С. Наровчатова. Публ. О. Наровчатовой. «Новый мир», 1984, № 10. С. 207.


[Закрыть]

Андрей Вознесенский

У Бориса Слуцкого фигура и слог римского трибуна, за ним чувствовались легионы.[137]137
  Из книги: Трава после нас. М.: АПН, 1988.


[Закрыть]

* * *

В ноябре 1965 года я был в Париже с группой поэтов (Сурков, Твардовский, Кирсанов, Слуцкий и др.). Сквозь стекло ресторана заметил в нашем отделе Флегона[138]138
  Флегон – румынский эмигрант в Англии, мелкий издатель антисоветской литературы на русском языке. Пытался шантажировать Вознесенского. – Примеч. Р. Романовой.


[Закрыть], беседующего со Слуцким. Я вошел в ресторан и демонстративно сел за тот же стол.

Состоялся такой разговор:

Вознесенский: Здравствуйте, Борис Абрамович! А вы (Флегону) немедленно убирайтесь отсюда.

Флегон: Почему?

Вознесенский: Потому что вы вор, шантажист и провокатор. Вы клевещете на меня и моих товарищей.

Флегон: Ах, господин Вознесенский, зачем так нервничать…

Вознесенский: Будешь нервничать, когда увидишь такую хамскую рожу как у вас. <…>

Слуцкий поддержал меня, и Флегон удалился.[139]139
  Из письма П. Н. Романову. «Вопросы литературы», 1995, вып. 1.


[Закрыть]

Андрей Тоом

В те годы (60-е) было модно спорить на тему: «Может ли машина мыслить?» Спорили и мы с дедом (П. Г. Антокольским). В сущности, предметом спора были не только и не столько роботы, сколько более широкий и важный круг проблем. Ярлыки «физики и лирики» для обозначения сторон в этом споре дало стихотворение Бориса Слуцкого, во многом точное для своего времени… С констатацией этого факта дед был согласен…

Двух ровесников, Слуцкого и Самойлова, было как-то естественно сравнивать. Деду больше нравился Самойлов, мне – Слуцкий. Читая строчки Самойлова «И плачу над бренностью мира я, маленький, глупый, больной», дед прокомментировал в пику мне: «А для Слуцкого невозможно признание, что он плачет!»; теперь видно, как дед был прав в этом случае.[140]140
  А. Тоом. Мой дед Павел Антокольский. В сборнике: Воспоминания о Павле Антокольском. М.: Сов. писатель, 1987.


[Закрыть]

Виктор Урин

В декабре 1974 года я вышел на трибуну пленума (Союза писателей) и сказал, что мы, писатели, подвергаемся «ильинчиванию», и в знак протеста положил на стол президиума свой писательский билет, заявив, что ухожу из этого объединения разъединенных.

Борис Слуцкий тут же в коридоре подошел, пожал мне руку и сказал: «Молодец, Витя, хорошо ты их попугал, теперь они всё для тебя сделают».[141]141
  Интервью с В. Уриным. В книге: Ф. Медведев. После России. М., 1992.


[Закрыть]

Владимир Смехов

Слуцкий и Самойлов были близкими театру [к Таганке. – П. Г.] людьми, даже входили в авторский круг.[142]142
  В. Смехов. Записки заключенного. М.: Поликом, 1992.


[Закрыть]

Петр Митурич

О том, как быть с захоронением Веры Хлебниковой и Митурича, я советовался с Николаем Леонидовичем Степановым, с Борисом Слуцким, возглавлявшим тогда комиссию по наследию Хлебникова. Шла речь о могиле Велимира Хлебникова, поскольку к тому времени я оказался единственным потомком большой хлебниковской семьи, почему записали родители мои в моем метрическом свидетельстве о рождении двойную фамилию – Митурич-Хлебников.

Удостоверившись, что могила Хлебникова сохранилась, – это подтвердили местные жители, мы вернулись в Москву. И я при поддержке и с помощью Бориса Слуцкого, начал переговоры с Литфондом о переносе праха Хлебникова в Москву…

Так останки Велимира Хлебникова были захоронены на Новодевичьем кладбище…

Борис Слуцкий откликнулся стихотворением «Перезахоронение Хлебникова».[143]143
  Из книги: П. Митурич. Записки сурового реалиста эпохи авангарда. М., 1997.


[Закрыть]

Анатолий Медников

…всех наших [бывших студентов Литинститута. – П. Г.], кто уже был в действующей армии, словно магнитом притягивало к институту, если они попадали в столицу по какой-нибудь оказии, хоть на день, хоть на полдня.

Бродил в августе по аллеям парка задумчиво-многозначительный поэт Борис Слуцкий – военный юрист. Рассказывал о фронте скупо, со сдавленной болью, по привычке своей глядя не в глаза, а поверх головы собеседника, как будто разглядывал где-то там в дали на горизонте ему одному понятные знамения времени.[144]144
  А. Медников. В последний час. «Советская Россия», 1968.


[Закрыть]

Анатолий Аграновский

…Теперь о соседях: кого бог пошлет, – важно. Очень мне хотелось заполучить Бориса Слуцкого – предел мечтаний! Но его уже захватил Гриша Бакланов…[145]145
  Из книги: Воспоминания об Анатолии Аграновском. М., 1988.


[Закрыть]

Лазарь Лазарев

…Стихотворения Слуцкого так сложны ритмически, так много в них «прозы», что заведомо и твердо они считались «антимелодичными», «антипесенными». Невозможно даже вообразить себе, что их… можно положить на музыку и петь. А какие органические, пронзительные песни получались у Толи![146]146
  Там же.


[Закрыть]

* * *

<Виктор Некрасов> услышал о выходе «Тарусских страниц» и попросил достать ему альманах. Через несколько дней пришло письмо, там приписка: «Тарусские страницы» получил. Лучше всего, по-моему, Слуцкий и местами Корнилов.[147]147
  Из книги: Л. Лазарев. То, что запомнилось. М., 1990.


[Закрыть]

Наталья Мостовенко

Здесь приводятся воспоминания некоего Д., которые Н. Мостовенко опубликовала в своей книге.

Петр Горелик

«…Был девятнадцатилетний Александр Мостовенко начинающим поэтом, младшим приятелем позднее прославившихся ифлийцев – Павла Когана, Сергея Наровчатова, Давида Самойлова. И вместе с ними был шумным участником бурного литературного вечера в Юридическом институте на улице Герцена, когда впервые громко прозвучал голос тамошнего студента Бориса Слуцкого, а я, университетский студент-физик и начинающий критик, впервые изведал прелести публичного поношения.

У меня сохранилась безалаберная стенограмма того вечера. Сейчас невозможно понять, чего мы все тогда, в 40-м, не поделили. А чего-то ведь не поделили! Но не от того ли, что наши разноречия были совершеннейшей пустяковиной, у меня во все последующие годы оставались наидобрейшие отношения с Борисом Слуцким, Дезиком Самойловым, Сережей Наровчатовым. Думаю, так было бы и с Павлом Коганом – главным моим хулителем в тот вечер. Но он вскоре погиб на войне, и потому тут нечем заменить сослагательное наклонение. Думаю, что дружеская близость возникла бы у меня с Шурой Мостовенко, хотя он был ощутимо моложе. Однако он разделил фронтовую судьбу Павла Когана: его тоже очень рано – в феврале 42-го – не стало…

А мир оказывается, не только в пространстве, но и во времени».[148]148
  Н. Мостовенко. Дневник оптимистки в интерьере утрат. М., 1995.


[Закрыть]

Александр Гладков

26 сентября 1957. Купил наконец книгу стихов Слуцкого «Память». Очень талантливо. Мне он больше нравится, чем Смеляков, немного слащавый и чувствительный.[149]149
  Из книги: А. Гладков. Поздние вечера. М.: Сов. писатель, 1986.


[Закрыть]

Ариадна Эфрон

Что за сукин сын, который написал свои соображения (свои ли?) по поводу Вашей статьи о Слуцком? Для простого преподавателя физики, или химии, или Бог знает чего там еще он удивительно хорошо владеет всем нашим советским (не советским!) критическим оружием – т. е. подтасовками, извращениями чужих мыслей, искажением цитат, намеками, ложными выводами и выпадами. Кто стоит за его спиной?

А все-таки хорошо! Не удивляйтесь такому выводу – мне думается, хорошо то, что истинные авторы подобных статей уже не смеют ставить под ними свои имена, ибо царству их приходит конец, они прячутся по темным углам и занимаются подстрекательством, но оружие, которым они так мастерски владели, уже выбито из их рук. И вот они пытаются всучить его разным так называемым «простым людям», той категории их, которой каждый из нас имеет право сказать: «сапожник, не суди превыше сапога»!

Ну, ладно.[150]150
  Из письма к И. Г. Эренбургу от 2.09.1956. В книге: А. Эфрон. А душа не тонет. М., 1996.


[Закрыть]

Владимир Лемпорт

1956 год. Год отречения от Сталина. Год возвращений из мест отдаленных. Год надежд. Всевозможных планов. Даже мы – поясняю: это Лемпорт, Сидур и Силис, скульпторы, по тем временам модернисты – даже мы получили несколько залов в Академии художеств.

Появился Борис Слуцкий, высокий, бравый, плотный, похожий на большого сытого кота. Передо мной его портрет в камне и известке.

Точно, похож на кота-копилку.

Без свиты он не ходил, а иногда сам сопровождал известных по тем временам людей. Вот он привел турецкого поэта Назыма Хикмета, личность слишком знаменитую, чтобы его описывать…

В другой раз привел огромного и толстого Пабло Неруду, похожего на чудовищного какаду…

Слуцкий поддерживал молодые таланты, был меценатом, покупал картины, продвигал молодых литераторов в журналы. Всегда спрашивал:

– Ребята, как у вас со жратвой? Деньжат не нужно? Не стесняйтесь, возьмите у меня рублей 200–500. Отдадите когда сможете.

И давал…[151]151
  В. Лемпорт. Эллипсы судьбы. «Время и мы», Нью-Йорк, 1991, № 113.


[Закрыть]

Аркадий Ваксберг

Февраль 1963 года. Москва. Я только что переехал в новую квартиру, оказавшись его соседом. Мы уже не один год были знакомы, встречаясь изредка в разных компаниях. Узнав о моем переезде, Борис пришел без спроса, по-дружески – не званным, но очень желанным – и провел со мной целый день. Далее – запись его рассказа.

«Странно так получилось – в юридическом институте стали учиться и те, кому юриспруденция была как кость в горле. Возможно, потому, что была она сталинской, а другую мы знали только по книгам, да и то по лживым – их называли учебниками истории права. Ты тоже, наверное, учился по ним. Я ходил на лекции, но лектора не слушал, а писал стихи. Другие тоже что-то писали – кто стихи, кто прозу. И тогда мы задумали создать литературный кружок. Это поощрялось. Заводилой был Костя Симис (будущий известный адвокат и правозащитник), не помню, баловался ли он тоже стихами, но литературу любил, и вообще в кружке было интересно, не то что на лекциях.

Как-то получилось, что вести кружок вызвался Осип Максимович Брик. Кто-то его нашел. И он нам сразу сказал: „История повторяется. Я тоже учился на юриста, а стал литератором. Давайте попробуем, может, и у вас получится так“. Кроме меня из его кружковцев профессиональным литератором стал еще Владимир Дудинцев».[152]152
  Из книги: А. Ваксберг. Лиля Брик. М.; Смоленск, 1998.


[Закрыть]

Ростислав Александров (краевед)

(Хоронили Алексея Елисеевича Кручёных) …Вокруг гроба стояла реденькая группка пожилых людей, над которой зеленела рубашка и звучал глуховатый голос поэта Бориса Слуцкого: «Придет время, и из легенды, в которую Крученых превратился за пятьдесят лет до смерти, он станет книгой». Завершив эту достаточно крамольную для представителя Союза писателей СССР тираду, Слуцкий прочитал тоже не самое лояльное по тем временам, но как нельзя больше соответствовавшее происходящему, ахматовское «Когда погребают эпоху…» и отошел в сторону.[153]153
  Из «Интернета».


[Закрыть]

Владимир Бурич

Слуцкий очень любил Ходасевича. Ходасевич очень не любил Маяковского. Слуцкий многие годы, думаю, еще с довоенных лет, приятельствовал с Лилей Брик. Если Глазков «хиппи» русской поэзии (нет, не «хиппи», – они презирали работу, а Глазков во время войны работал грузчиком), то Слуцкий был «аутсайдером». Я не был ни учеником его, ни сподвижником, ни однокашником, ни собутыльником, но все же некоторый содержательный контрапункт наших жизней отметить можно…[154]154
  Из книги: В. Бурич. Тексты. Книга вторая. М., 1995.


[Закрыть]

Вячеслав Куприянов

Особое сладострастие Бурич испытывал, прикалывая кнопками на казенные шкафы свою «типологическую таблицу русской стиховой речи». В ней, как в таблице Менделеева, верлибру отводилось закономерное место. В «Иностранной литературе» Давид Самойлов еще до начала обсуждения встал, назвал предстоящий диспут некомпетентным и никчемным и удалился, о чем весьма сожалел ведущий, опытный дипломат Николай Федоренко. Когда в свой черед на кафедру двинулся Бурич со своей таблицей, Слуцкий громко зашептал какой-то своей соседке: «Это – поэт уитманист!» Звучало довольно зловеще, хотя Бурич утверждал, что он сам это слово и выдумал, как почитатель и продолжатель Уитмена. Буричу же принадлежал парафраз: «Нас всех подстерегает Слуцкий».

Слуцкий председательствовал в приемной комиссии, когда меня принимали в Союз писателей в 1976 году, за пять лет до этого он предварял мои стихи в «Комсомольской правде»: Куприянов соединяет русскую поэтическую традицию со школой Брехта. На приемной комиссии он определил меня как «эпигона Бехера» и полемиста, который в своих статьях топчет беззащитного Вознесенского, пользуясь тем, что последний не является секретарем СП. Ему возразил Кожинов, указав, что я топтал ногами еще и Рождественского, который таки является секретарем писательского союза. Потом выступил Томашевский, заметив, что меня принимают как переводчика, а не как критика, на что Слуцкий согласился: против переводчика он ничего не имеет против. На следующий день в ЦДЛ кто-то из коллег поспешил меня обрадовать: «Поздравляю, вчера я встретил Слуцкого, он сказал: я принял в Союз Куприянова».[155]155
  «Арион», 1998, № 3.


[Закрыть]

Владислав Кулаков

…у Асеева познакомились со Слуцким.

Слуцкий принадлежал к военному поколению, которое среди официальных поэтов нами особенно, с чувством, было нелюбимо. Вернуться с такой войны и так казенно о ней писать! Слуцкий отличался от всех остальных только тем, что испытывал интерес к непечатающейся литературе, к невыставляющимся художникам.

В 50-е годы, – лучшие его годы – он был в амплуа «доброго человека». Встречаясь, говорил: «У вас рубль есть? Вы сегодня обедали?» И мог накормить и дать рубль.

Мы старались читать свои стихи людям, которые как-то могли нас связать с тем замечательным расцветом поэзии, который был в начале века и который мы обожали.[156]156
  В. Кулаков. Поэзия как факт. М., 1999.


[Закрыть]

Нина Молева

…1962 год. «Таганская» выставка художников Студии.

Вступительное слово Бориса Слуцкого. Он говорил о надеждах, порожденных войной, и разочарованиях, принесенных ждановщиной. О том, что понять опасность сталинизма для народа, значит, прежде всего, снять всякие оградительные запреты в области культуры; не родился и никогда не родится чиновник, способный понять и оценить постоянный рывок из-под его контроля человека, наделенного творческим началом. Но именно в этом начало прозрения общества в будущее. Да, для него это однозначно: поверить художнику – поверить будущему.[157]157
  «Наше наследие», 1989, № 6.


[Закрыть]

Илья Глазунов

…Во время фестиваля я познакомился с Борисом Абрамовичем Слуцким. Он был удивлен, что до знакомства с Евгением Евтушенко я не знал о его существовании. Слуцкий, родившийся в 1919 году, прошел фронт… Это был коренастый человек с рыжевато-русыми волосами, выдержанный и невозмутимый. В разговоре он был немногословен и иногда от внутренней деликатности и смущения становился багровым, отчего усы на его лице светлели, а глаза становились серо-стальными. «Вам, Илья, нужны заказчики, иначе вы умрете с голоду, – сказал он, рассматривая мою „квартиру“ – Я знаю, что вы уже нарисовали портрет Анатолия Рыбакова – он очень доволен вашей работой. Я говорил, – продолжал он, – с Назымом Хикметом, он хочет, чтобы вы нарисовали его жену. Как вы знаете, он турецкий поэт, а сейчас влюбился в почти кустодиевскую русскую женщину, очень простую на вид, – милая баба и его очень любит».

…К моей радости, они остались очень довольны портретом.

…«Теперь вы должны нарисовать жену самого богатого писателя Саши Галича, учтите только, что он, впрочем, как и я, – улыбнулся Слуцкий, – большой коммунист, и у власти, в отличие от меня, в большом почете. Мастерит даже, как я слышал, – какой-то фильм о чекистах. Денег, повторяю, прорва – человек в зените».[158]158
  Илья Глазунов. Россия распятая. «Наш современник», 1996, № 9.


[Закрыть]

Александр Глезер

(Из воспоминаний о препирательстве с представителями КГБ перед открытием выставки московских художников в клубе «Дружба» 22.2.1967 года).

…Раздался скрип пружин, словно кто-то поворачивался на старой кровати. Это заерзал в обширном мягком кресле поэт Борис Слуцкий. Во время войны он был комиссаром. Ему принадлежат строчки из, конечно, неопубликованного стихотворения:

 
– Вы верите Гитлеру? – Нет, не верю.
– Вы верите Герингу? – Нет, не верю.
– Вы верите Геббельсу? – О, пропаганда!
– А мне вы верите? – Минута молчанья:
– Господин комиссар, я вам не верю.
Все пропаганда. Весь мир – пропаганда.
 

Давным-давно написал такое Слуцкий. Ныне он всеми уважаемый член партии и Союза писателей, его отрывчатый голос [в защиту Глезера и выставки. – П. Г.] серьезен, без тени юмора:

– Товарищ майор, Глезер молодой поэт. Скоро мы будем принимать его в Союз писателей. С ЦРУ у него никаких связей нет.

– Значит, он слепое орудие в их руках, – упорствует кагебешник…[159]159
  Из книги: А. Глезер. Человек с двойным дном (книга воспоминаний). Париж, 1979.


[Закрыть]

Евгений Пастернак

Эренбург упрекал папу, считая, что тот делает все только во вред себе и даже от премии отказался не так, как нужно. Его прервал телефонный звонок Бориса Слуцкого, который спросил его, говорил ли он что-нибудь о Пастернаке.

– Я согласился поехать в Швецию, – ответил Эренбург, – только с условием, что ни слова не скажу о Пастернаке.

– Счастливец, – позавидовал ему Слуцкий, – а я не мог отказаться, и теперь мне не подают руки.[160]160
  Из книги: Е. Пастернак. Существованья ткань сквозная. М., 1998.


[Закрыть]

Марк Харитонов

Историю с выступлением Слуцкого по поводу Пастернака Самойлов объяснял так:

– Когда начался «ренессанс» в поэзии, Мартынов и Слуцкий были поэтами № 1 и № 2. Слуцкий из скромности поставил себя на второе место. Он всерьез говорил, что Мартынов поэт посильнее Пастернака. Пастернак и Ахматова как-то выпадали из «ренессанса». И вдруг во все это непрошено вторгся Пастернак. Я помню знаменитую фразу Мартынова: он нам всем нагадит. Мол, власти теперь напугаются, начнут давить – пропал ренессанс. Этим и объясняется выступление Слуцкого. Он сильно потом переживал. Сразу же после заседания, я помню, он ко мне приходил. Он, в общем-то, за это уже расплатился внутренне. И что самое паршивое: какой-нибудь подлец Е. или С. всегда может его этим кольнуть: я-то не выступал.

* * *

Из шуток Давида Самойлова. «Я отпустил усы. Теперь у Слуцкого усы, у Левитанского усы – можно говорить о поэтическом направлении».[161]161
  Из книги: М. Харитонов. Способ существования. М., 1998.


[Закрыть]

Наталия Бианки

С Борисом помимо редакции я обычно встречалась у Л. Черновой, переводчицы. Был случай, когда мы сидели в Сашиной машине и Борис Абрамович читал свои антисталинские стихи.

Когда умерла Таня, его жена, я спросила кого-то, как он держался на поминках. Ответили, что нормально. Ответ тогда мне не понравился и даже, пожалуй, испугал. И я подумала: худо дело. Такого массированного удара, как смерть любимой жены и свое выступление против Б. Пастернака, его психика не выдержит. Он ведь порядочный человек, и его замучает совесть. К сожалению, я оказалась права. Когда узнала, что он ни с кем теперь не общается, я ему позвонила. Голос был совершенно безжизненный. Я предложила вместе с Ириной Эренбург к нему зайти. Он отказался, заявив, что никого не хочет видеть.

– Я позвоню попозже, – предложила я.

– Не звоните, – ответил тем же тусклым голосом.

Позже узнала, что он попал в сумасшедший дом. В дальнейшем он попадал туда неоднократно[162]162
  Автор не точен. Слуцкий лежал в психосоматическом отделении 1-й Градской больницы. – Примеч. сост.


[Закрыть].

Последние годы он жил у брата. У него и умер.[163]163
  Из книги: Н. Бианки. К. Симонов, А. Твардовский в «Новом мире». Воспоминания. М., 1999.


[Закрыть]

Николай Рыленков

Слуцкий тоже талантлив. Правда, его раздувают сильно. Он пишет о войне так, как мы писали во время войны. После войны многое стали сглаживать.

…Нет нужды противопоставлять Евтушенко, Слуцкого, Мартынова и т. д. Исаковскому и Твардовскому. Консолидация должна идти не по формальным признакам.[164]164
  Из книги: Н. Рыленков. Насущный хлеб поэзии. М., 1989. Из письма 1958 г.


[Закрыть]

* * *

О Слуцком я боюсь что-нибудь сказать – мало его знаю. А печатается он редко.[165]165
  Там же, из письма 1960 г.


[Закрыть]

Николай Рубцов

Дорогой Борис Абрамович!

Извините, пожалуйста, что беспокою.

Помните, Вы были в Лит. Институте на семинаре у Н. Сидоренко? Это письмо пишет Вам один из участников этого семинара – Рубцов Николай.

У меня к Вам (снова прошу извинить меня) просьба.

Дело в том, что я заехал глубоко в Вологодскую область, в классическую, так сказать, русскую деревню. Все, как дикие, смотрят на меня, на городского, расспрашивают. Я здесь пишу стихи и даже рассказы. (Некоторые стихи посылаю Вам – может быть, прочитаете?)

Но у меня полное материальное банкротство. Мне даже не на что выплыть отсюда на пароходе и потом – уехать на поезде. Поскольку у меня не оказалось адресов друзей, которые могли бы мне помочь, я решил с этой просьбой обратиться именно к Вам, просто как к настоящему человеку и любимому мной (и, безусловно, многими) поэту. Я думаю, что Вы не сочтете это письмо дерзким, фамильярным. Пишу так по необходимости.

Мне нужно бы в долг рублей 20. В сентябре, примерно, я их верну Вам.

Борис Абрамович! А какие здесь хорошие люди! Может быть, я идеализирую. Природа здесь тоже особенно хорошая. И тишина хорошая. (Ближайшая пристань за 25 км отсюда.)

Только сейчас плохая погода, и это меняет всю картину. На небе все время тучи.

Между прочим, я здесь первый раз увидел, как младенцы улыбаются во сне, таинственно и ясно. Бабки говорят, что в это время с ними играют ангелы…

До свиданья, Борис Абрамович.

От души, всего Вам доброго.

Буду теперь ждать от Вас ответа.

Мои стихи пока нигде не печатают. Постараюсь написать что-нибудь на всеобщие темы. Еще что-нибудь о скромных радостях.

Мой адрес… Салют Вашему дому. 5.VII – 63 г.[166]166
  Опубликовано в воспоминаниях Ст. Куняева «Поэзия. Судьба. Россия». «Наш Современник», 1998, № 6.


[Закрыть]

Николай Рубцов, конечно же, не случайно написал Слуцкому письмо с просьбой о помощи. Бывая в нашем московском кругу, он не раз, видимо, слышал от меня, от Передреева, от Кожинова, что Борис Слуцкий – «Абрамыч», как мы его называли, безотказно и по-деловому относится и к просьбам подобного рода. Ст. Куняев.

Самуил Имас

Быть евреем и быть русским поэтом – ноша эта была для души его (Слуцкого) мучительной.

…Текст стихотворения («По отчеству – учил Смирнов Василий…») сегодня может восприниматься достаточно двусмысленно. Как и его выступление с осуждением публикации романа «Доктор Живаго» за рубежом: таковы были его представления о патриотизме и художнической порядочности.

 
Уменья нет сослаться на болезнь,
Таланту нет не оказаться дома.
 

[167]167
  «Мигдаль Times», № 8.


[Закрыть]

Давид Маркиш

Бориса Слуцкого я знал и неплохо. Сима с ним дружил. Он иногда приходил к нам домой. <…> Прекраснейший поэт. Абсолютно сам по себе. Он, как Андрей Платонов: за сто километров его интонацию, единственную в своем роде, различишь. Они оба слышали простых людей.[168]168
  «Лехаим», июль 2004.


[Закрыть]

Поэты предвоенной московской группы

(ифлийцы и студенты Литинститута ССП)

Друзья со времен поэтической молодости