Текст книги "Борис Слуцкий: воспоминания современников"
Автор книги: Илья Эренбург
Соавторы: Бенедикт Сарнов,Евгений Евтушенко,Андрей Вознесенский,Александр Городницкий,Владимир Корнилов,Алексей Симонов,Давид Самойлов,Владимир Огнев,Григорий Бакланов,Семен Липкин
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)
…Вся ведущая плеяда молодых поэтов Литинститута участвовала в Отечественной войне, но не все вернулись с войны. Не вернулись романтики – Павел Коган и Михаил Кульчицкий. Оба, как положено романтикам, сложили головы на войне. «Любовь» всё же рифмуется в первую очередь с кровью.
Раньше других вошли в литературу Михаил Луконин и Сергей Наровчатов. Борису Слуцкому и Давиду Самойлову предстоял долгий и тернистый путь, прежде чем они достигли успеха.
…Студенческая аудитория. Выступают молодые поэты. Каждый выдает товар лицом. (Не огрубляю. Слуцкий мне говорил: «Долгин, выдай стих!») Среди плеяды Слуцкого был в моде критерий «Стихи на уровне моря».[80]80
Там же. С. 95–97.
[Закрыть]
Георгий Куницын
…Не они Глазкову, а Глазков им (многим поэтам, дотянувшимся до самых больших почестей) расчищал творческие пути в поэзии.
Один Борис Слуцкий сказал об этом прямо и честно.[81]81
Там же. С. 265.
[Закрыть]
Петр Вегин
Слуцкий его [Глазкова. – П. Г.], по-моему, боготворил. С лица его в момент исчезала комиссарская строгость, когда появлялся Глазков, и Слуцкий розовел и нежнел не то как дед при внуке, не то как отец при дите своем.
Слуцкий председательствовал на вечере, устроенном по случаю пятидесятилетия Глазкова… Жалею – сколько раз прежде и потом! – что не записал хотя бы вкратце выступление Слуцкого. Он говорил о Глазкове с гордостью и большой ответственностью, говорил о большом поэте… и когда Слуцкий закончил, Коля зааплодировал первым. Слуцкому – не себе. Точности мысли, лаконизму и четкости другого художника.[82]82
Там же. С. 389.
[Закрыть]
Борис Жутовский
…В то время я вовсю «портреты времени» рисовать начал. Слуцкий меня подбил.
– Время, – говорит Боря, – время собирать надо. Леву [Разгона. – П. Г.], Боря, нарисуйте Леву…[83]83
«Столица», 1992, № 41. С. 60.
[Закрыть]
Анна Андреевна Ахматова
…На столике и на постели разбросаны тетради, блокноты, листки. Чемоданчик открыт. К празднику сорокалетия советской власти Слуцкий и Винокуров берут у Ахматовой стихи для какой-то антологии: 400 строк. Анна Андреевна перебирает, обдумывает, выбирает, возбужденная и веселая… Отбор совершался под лозунгом: граница охраняема, но неизвестна.
Была раз у Анны Андреевны. Ардовы ушли на именины, и я сидела у нее очень долго, до двух часов ночи, пока не вернулись хозяева. Ей лучше. Она принимает какое-то лекарство, сосудорасширяющее, которое ей привез из Италии Слуцкий. Дай ему бог здоровья.
… Когда я пришла, Анна Андреевна вместе с Марией Сергеевной (Петровых) дозвонилась Галкину, чтобы поздравить с еврейской пасхой.
– Галкин – единственный человек, который в прошлом году догадался поздравить меня с Пасхой, – сказала она.
Потом потребовала, чтобы ей достали телефон Слуцкого, который снова обруган в «Литературной газете». (Слова Ахматовой «снова обругали» – относятся к статье И. Вербитского).
– Я хочу знать, как он поживает. Он был так добр ко мне, привез из Италии лекарство, подарил свою книгу. Внимательный, заботливый человек.
Позвонила Слуцкому. Вернулась довольная: «Он сказал, – у меня все в порядке».
Протянула мне эту книгу (это была первая книга Б. Слуцкого «Память»), Надпись: «От ученика».
[84]84
По воспоминаниям Лидии Чуковской (Л. К. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М., 1997. Т. 2).
[Закрыть]
* * *
– Нездоровится; нет ничего особенного… вот лежу и болтаю [по телефону. – П. Г.] с друзьями. Я решила уехать в Ленинград от вечера Литмузея. Пусть делают без меня… Я их боюсь, они все путают. Маринин вечер устроили бездарно. Приехал Эренбург, привез Слуцкого и Тагера – Слуцкого еще слушали кое-как, а Тагер бубнил, бубнил, бубнил, и зал постепенно начал жить собственной жизнью.[85]85
Там же.
[Закрыть]
* * *
Спрашиваю у А. Ахматовой, кто из современных поэтов ей нравится:
– Вот московский поэт Давид Самойлов. Жаль, что он передержался в переводчиках.
И уже второй раз слышу:
– Иосиф Бродский. Настоящий поэт. Прочитайте его поэму «Исаак и Авраам».
Спрашиваю о Борисе Слуцком:
– От него ожидали большего.[86]86
Из воспоминаний Н. Готхарда «Двенадцать встреч с Ахматовой». («Время и мы», Нью-Йорк, № 106. С. 251).
[Закрыть]
Юлий Оксман
…Самое странное – это желание А. А. (Ахматовой) напечатать «Реквием» полностью в новом сборнике ее стихотворений. С большим трудом я убедил А. А., что стихи эти не могут быть еще напечатаны…
Их пафос перехлестывает проблематику борьбы с культом, протест поднимается до таких высот, которые никто и никогда не позволит захватить именно ей. Я убедил ее даже никогда не показывать редакторам, которые могут погубить всю книгу, если представят рапорт о «Реквиеме» высшему начальству. Она защищалась долго, утверждая, что повесть Солженицына и стихи Бориса Слуцкого о Сталине гораздо сильнее разят сталинскую Россию, чем ее «Реквием».[87]87
Ю. Оксман. Из дневника, который я не веду. В книге: Воспоминания об Анне Ахматовой. М., 1991.
[Закрыть]
Борис Пастернак
…У меня лежат книжки многих, в т. ч. Слуцкого, Евтушенко, Берестова и др., даривших мне свои выпуски, и я в них не заглядываю не из высокомерия или недостатка времени и не от того, что не предполагал, что не найду в них ничего интересного, а оттого, наоборот, только заурядное в таких случаях оставляет меня спокойным, все же заметное поднимает бурю противоречивых ощущений, приносящих мне терзание, как терзает меня, и еще сильнее, половина или большая часть сделанного мною.[88]88
Из письма В. Вс. Иванову 1.7.58 г. Б. Пастернак. Собрание сочинений. М., 1991.
[Закрыть]
Надежда Яковлевна Мандельштам
Есть рассказы [о последних днях и часах О. Мандельштама. – П. Г.] и «реалистического» стиля с обязательным участием шпаны. Один из наиболее разработанных принадлежит поэту Р. Рассказывал мне эту историю Слуцкий и дал адрес Р., но тот на мое письмо не ответил.[89]89
Из книги: Н. Я. Мандельштам. Воспоминания. 4-е издание. С. 403.
[Закрыть]
Константин Симонов
…его книга «Память» [1957. – П. Г.] не стала запоздавшей книгой. Все, чем жил этот человек в военные и послевоенные годы, все, что отстоялось в его душе и памяти твердыми взглядами, убеждениями, нравственными оценками, все это было изложено читателю с достойной сдержанностью и прямотой, с нехвастливой, но непоколебимой гордостью за свою страну, свой народ, сделавший то, что он сделал не только в годы сражений, но и после победы, поднимая из праха и пепла свою разоренную страну.
…мысленно переходя из книги в книгу Бориса Слуцкого… я повсюду вижу все ту же прочную закваску военных лет, все ту же мерку ответственной требовательности к себе и другим, с которой поэт подходит ко всем испытаниям в послевоенные годы.[90]90
Из предисловия к книге: Борис Слуцкий. Избранное. М.: Худ. лит., 1980. С. 4.
[Закрыть]
Даниил Гранин
…Признаюсь, когда мне дали эту рукопись, я был убежден, что она устарела.
Времени порча не могла обойти ее, это же не повесть, не роман, это публицистика, тем более, что Борис Слуцкий создавал свои «Записки» сразу после войны. Прошло 55 лет, и каких лет!
…я удивлялся прочности этой неопубликованной книги Бориса Слуцкого. Какое счастье, что она не пропала![91]91
Из предисловия к книге: Борис Слуцкий. Записки о войне. СПб.: Логос, 2000. С. 12.
[Закрыть]
* * *
Слуцкий, преимущественно поэт, в этих записках утвердил себя и прозаиком, мастером точных, мгновенных зарисовок, характеров, пейзажей.[92]92
Там же. С. 14.
[Закрыть]
Владимир Лакшин
…Стало возможным писать о Сталине и репрессиях. Борис Слуцкий принес в газету [ «Литературная газета». – П. Г.] свои стихи 1956 года «Бог» и «Хозяин»…
Борис Слуцкий рассказал, что возвращался с Твардовским в одном купе из Италии. Твардовский читал журнал со стихами Вл. Маркова и вдруг с яростью отшвырнул его. «Что же вы сердитесь, – сказал Слуцкий, – ведь он всюду на вас ссылается как на наставника».
«Мой грех, мой грех, – ответил Александр Трифонович. – Я из жалости напечатал когда-то его стихи».[93]93
Из книги: Вл. Лакшин. Новый мир во времена Хрущева. М.: Книга, 1991.
[Закрыть]
Михаил Ардов
…Молчаливый, знающий себе цену Борис Абрамович Слуцкий. Так и слышу его голос, доносящийся из маленькой комнаты. Он нараспев читает Ахматовой стихи про тонущих в море лошадей и притесняемых на суше евреев…[94]94
Из книги: М. Ардов. Легендарная Ордынка. СПб., 1995.
[Закрыть]
Андрей Турков
…Как характерны неукоснительные, почти педантичные, в прекрасном смысле этого слова, напоминания Бориса Слуцкого о необходимости собрать стихи погибших, сохранить «эти следы наших святых и героев», помочь их близким (с пунктуальнейшим указанием имен и адресов).[95]95
Из книги: Воспоминания о литинституте. М., 1983.
[Закрыть]
Лев Шилов
…в дружеском кругу я сетовал на то, как мы относимся к своему прошлому и как мы не понимаем, что и наше настоящее станет прошлым и что ни в Доме литераторов, ни в Политехническом (где тогда начались триумфальные поэтические вечера) регулярных записей не ведется.
Но однажды эти разговоры я повел при человеке, который пустой болтовни терпеть не мог, и он мне сказал тоном военного приказа:
– Изложите все письменно.
Это был Борис Слуцкий, большой поэт и храбрый солдат.[96]96
Л. Шилов. Вновь зазвучали голоса. «Советская Россия», 1981, 11 февраля.
[Закрыть]
Варлам Шаламов
Я рад, конечно, возможности выступить [по телевидению. – П. Г.] от имени мертвых Колымы и Воркуты и живых, которые оттуда вернулись…
Слуцкий сделал вступительное слово… в тоне благожелательности, без акцента на прошлое, на лагерь. Характеристик моих трудов он не давал. Затем я прочел «Память», «Сосны срубленные» и «Камею» в полном неопубликованном варианте… Конечно я не мог и не имел права отказаться. Устроил это все Борис Слуцкий.[97]97
Из письма Я. Д. Грозденскому 14.5. 1962 г. «Знамя», 1993, № 5. С. 130.
[Закрыть]
Борис Абрамович, вы рекомендовали мне С. С. Виленского, составителя альманаха «На Севере Дальнем». Мы встретились. Я хорошо знаком с учреждением, которое он представляет. За спиной Виленского стоят самые черносотенные фигуры издательского дела Крайнего Севера… На приглашение Виленского я ответил отказом.
Андрей Сергеев
У тогдашнего Слуцкого [после возвращения И. Бродского из ссылки. – П. Г.] была широта и желание что-нибудь тебе дать. Иосифу он понравился: «Добрый Бора, Бора, Борух».[99]99
А. Сергеев. На полпути к гибели. «Общая газета», 1997, № 4. С. 16.
[Закрыть]
Татьяна Бек
Борис Слуцкий, коего друзья дразнили комиссаром от словесности, уподоблял поэта преподавателю истории, творящейся на глазах.
Даже если стихи слагаю,
Все равно – всегда между строк —
Я историю излагаю,
Только самый последний кусок.
Тем, кто ходил в начале 70-х в его семинар или просто мучил добросердечно-строгого поэта своими стихами, Борис Абрамович говорил то ли в шутку, то ли всерьез: «В вашем возрасте я писал еще хуже», а иногда добавлял: «Станете поэтом – только не пейте водку»… А следом шел скрупулезный разбор.[100]100
Т. Бек. И дружба и служба. «Независимая газета», 2004, 20 мая.
[Закрыть]
Бенедикт Сарнов
Борис Слуцкий любил огорошить при встрече вопросом, который задавался обычно непререкаемым офицерским тоном:
– Что пишете?
– Так …одну статью.
И тут неизменно следовал новый «офицерский» вопрос:
– Против кого?
Вопрос (хоть он и пародировал невольно знаменитый вопрос Остапа Бендера: «В каком полку служили») задавался отнюдь не в шутливом, а в самом что ни на есть серьезном тоне. И вкладывался в него вполне серьезный смысл. Дело было не только в том, что по глубокому убеждению Слуцкого, хорошим критиком следовало считать того, кто хвалит хороших писателей и ругает плохих. Неизменный вопрос этот объяснялся еще и тем, что в те времена (а было это в конце 50-х), что ни день, то появлялась новая статья, нацеленная против тех, кто вошел – либо вернулся в литературу «на волне» XX съезда.[101]101
«Огонек», 1988, № 6.
[Закрыть]
Александр Борщаговский
Даже сегодня нелегко понять, что хотя Сталин и умер, над всем собранием буквально витал дух Сатаны. Была еще инерция страха, порождавшая подлость, а более всего малодушие… Абсолютное большинство в зале составляли люди, не знавшие книгу, о которой шла речь, и в растерянности наблюдали, как те, кого они почитали, кто знал рукопись, резко критиковал роман Пастернака.
Помню, я ехал на это собрание с Ломоносовского проспекта… вместе с соседями Баклановым, Бондаревым, Слуцким. Моей главной тревогой было внутреннее болезненное состояние Слуцкого. Ведь он был секретарем партбюро объединения поэтов, о его согласии или несогласии выступить никто не спрашивал, его выступление было неотвратимо. И он, выступая, даже не назвал ни разу имени Пастернака. Это слабое утешение, но в свои две минуты речи говорил, можно сказать, общие слова о том, как наши идейные противники пользовались любыми нашими опрометчивыми поступками. И каялся потом, и страдал потом всю жизнь.[102]102
А. Борщаговский. Я баловень судьбы. «Культура», 1998, 22 октября.
[Закрыть]
Булат Окуджава
Помню, хоронили поэта Заболоцкого. Вышел Слуцкий и сказал: «Наша многострадальная советская литература понесла тяжелую утрату». Что сказал? Правду. Но у собравшихся был шок: как это советская литература – мно-го-стра-дальная? Шептались: какой он смелый, как он рискнул сказать такое.[103]103
Б. Окуджава. «… Как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить…». «Труд», 1993, 5 января. С. 3.
[Закрыть]
Владимир Корнилов
О лагерных поэтах Слуцкий написал замечательное стихотворение «Прозаики» («Когда русская проза пошла в лагеря…»). Помню, весной 1960 года он утром пришел ко мне и вполголоса, чтобы не услышали соседи, прочел эти строки. Тогда казалось, что они никогда не попадут в печать. Я попросил его прочесть их еще раз и тут же запомнил на всю жизнь…
На мой взгляд, прекрасные стихи. Собственно, в них нет ничего кроме поэзии. Они созданы одним лишь воображением, хотя помню, что Слуцкий у всех возвратившихся из лагерей выспрашивал подробности тамошнего существования. Оно и понятно. Как поэт он чувствовал подспудную вину перед сидевшими. Впрочем, его не посадили лишь случайно. В марте 1953 года за ним уже следили, и умри Сталин на несколько недель позже, не миновать бы поэту лагеря.[104]104
Вл. Корнилов. Реликвии. «Знамя», 1991, № 7.
[Закрыть]
* * *
Помню, как в пору первой оттепели мой друг, прекрасный поэт Борис Слуцкий, впервые поехал в Италию. Его там принимали коммунистические издатели, они не жалели фимиама, и он, человек наивный, от этих похвал буквально потерял голову. «Борис, не хвастайтесь, – сказал я ему, когда он вернулся. – Стоит Пальмиро Тольятти выступить против вас – и все эти издатели дружно вас заругают». На что Слуцкий мне ответил: «Если Пальмиро Тольятти посмеет меня тронуть, трудно ему придется в его партии». Тогда я спросил: «А если против вас выступит Хемингуэй?». Слуцкий нахмурился и пробормотал: «Тогда трудно придется мне».[105]105
Круглый стол «Художник и власть». «Иностранная литература», 1990, № 5.
[Закрыть]
Владимир Огнев
На Тверской [У И. Г. Эренбурга. – П. Г.] не раз бывали со Слуцким. Помню первый ужин, когда выкатили к столу десертный столик с дюжиной бутылок французского вина. Меня, провинциала, почему-то поразила одна деталь: все бутылки были уже откупорены и уровень жидкости в них колебался от четверти до трех четвертей. Початость бутылок удивила меня. Обычно при гостях откупоривают сосуд, думал я. На деревянных дощечках был нарезан сыр, много сортов сыра. В вазе были фрукты – груша, виноград, еще что-то заморское, чему я не знал названия.
Говорили Слуцкий и И. Г. Я редко вступал в разговор. Стеснялся их эрудиции. Слуцкий, человек чуткий, попытался втянуть меня в спор о роли государственного мышления в произведениях. И. Г. весело-иронически возражал Борису. Тот ссылался на творчество самого хозяина.
– Это не совсем то, о чем вы говорите, Борис, – отвечал Эренбург и вдруг спросил, знаем ли мы оба о том, кто первый ввел в обиход выражение «справедливые войны».
– Сталин, наверное, – недовольно отозвался Борис.
– Фридрих Второй, – победно усмехнулся Эренбург.
Это была на моей памяти первая и последняя промашка Слуцкого.[106]106
«Вопросы литературы», 2000, № 4.
[Закрыть]
Михаил Львов
Как-то (Кульчицкий) спросил меня:
– Сколько стихотворений написал вчера?
– Нисколько.
– А Слуцкий записал четыре стихотворения.
Это был и пример и вызов на соревнование.
…Борис тогда (1940 год) уже был одним из лидеров юного поколения. Был любимейшим учеником Ильи Сельвинского, много работал, писал…
В его взглядах, в поведении его жила «комиссарская жилка». И – яростный якобинский слог утверждения и отрицания, повеления и приказа звенел в молодых стихах его.
Мы тогда еще не предвидели 41-го года, но ощущали предгрозье. Офицер, политрук, переводчик Борис Слуцкий в полной мере хлебнул из чаши войны.
В Харькове фашисты расстреляли его родных.
С войны он вернулся инвалидом, с огромным грузом трагизма в душе, с орденами и медалями, со стихами и прозой. Но стихи не носил в журналы. Почти никому не показывал. Жил на скудную инвалидную пенсию и скудные заработки на радио (не за стихи). Но война продолжала работать в нем, стихи продолжались, писались, копились, и только через десять лет он выступил с чтением своих стихов на секции поэтов Москвы, и то не по своей инициативе – это было предложение Льва Озерова.
Еще живые тогда классики советской поэзии Павел Антокольский, Михаил Светлов, Илья Эренбург, Ярослав Смеляков, Михаил Луконин и многие другие участники обсуждения выступили с горячими речами.
Светлов сказал в своем выступлении:
– Так появился в Москве когда-то Багрицкий – сразу большим поэтом!
В тот день Борис Слуцкий навсегда вошел в нашу поэзию.
Слуцкого всегда читать интересно, его стихи остросовременны, бескомпромиссны, он старается схватить суть, он пишет о том, что волнует всех.
Его строки обеспечены золотом биографии, ума, таланта, подвига.[107]107
Из книги: М. Львов. И жизни смысл высокий. Челябинск, 1987.
[Закрыть]
Виктор Федотов
В добротном офицерском полушубке запомнился мне Борис Слуцкий. Ему было интересно познакомиться с теми, кто заменил их [ушедших на фронт. – П. Г.] в Литинституте. Робко, но охотно читали мы свои стихи. Первое знакомство с годами переросло в теплую дружбу.[108]108
Из книги: Воспоминания о Литинституте. М., 1983.
[Закрыть]
* * *
После войны Слуцкий появился в Москве чуть ли не позже всех. Был он уже майором… Запомнился выход его первой книги, разноречивые отзывы о ней. Моя вторая уже книга надолго застряла в издательстве «Молодая гвардия». Мне поставили условие: если напишет предисловие член редсовета Борис Слуцкий, книга быстро выйдет. И Слуцкий написал, чего, видимо, не ждали… Над Слуцким сгущалась гроза местного значения. Искали предлог, чтобы вывести его из редсовета.
Книга все же вышла с дорогим для меня предисловием.
Борис Слуцкий был очень партийным поэтом. Когда меня принимали в члены СП, я пришел в ЦДЛ и увидел Слуцкого. Спросил его, почему он не на приемной комиссии, как мне обещал.
– Там будет все в порядке, – заверил он меня. – О тебе хорошо отзывается Леонид Мартынов, а я спешу на партсобрание.
Еще о партийности поэта. У многих тогда возникло недовольство Брежневым… Я спросил у Слуцкого, какого он мнения о нашем партийном вожде.
– Мы очень многим обязаны Брежневу, – сказал он. – Благодаря ему страна много лет живет без войны.[109]109
В. Федотов. Очень партийный поэт. «Литературная Россия», 1998, 1 мая.
[Закрыть]
Галина Аграновская
…Как газетчик, Анатолий Аграновский рассчитывал на понимание широкого читателя, но одобрения искал в небольшом дружеском окружении. При том, что был абсолютно не тщеславен.
Помню позвонил Борис Слуцкий:
– Небось гордишься, что сам Брехт тебе стихотворение посвятил?
– Чем гордиться? Книжка плохая.[110]110
Г. Аграновская. Газет много – имен мало, «Общая газета», 1995, № 5. С. 10.
[Закрыть]
Генрих Сапгир
В конце 50-х годов я познакомился с другой группой (поэтов). Это были старшие с войны: Борис Слуцкий, Самойлов, Леон Тоом и другие. Борис Слуцкий имел комиссарский характер. И однажды, уставя в грудь мою палец, он произнес: «Вы, Генрих, формалист, поэтому можете отлично писать стихи для детей». И тут же отвел меня к своему другу Юрию Тимофееву – главному редактору издательства «Детский мир». С тех пор я и пишу для детей.[111]111
Сапгир Г. Автобиография.
[Закрыть]
* * *
…Помню, поэт Борис Слуцкий говорил мне: «Вы бы, Генрих, что-нибудь историческое написали. Во всем, что вы пишете, чувствуется личность. А личность-то не годится». Он и для детей посоветовал мне писать, просто отвел за руку в издательство.[112]112
Сапгир Г. Андеграунд вчера и сегодня. «Знамя», 1998, № 6.
[Закрыть]
* * *
…Слуцкий был каким-то звеном между нами [неофициальной литературной Москвой. – П. Г.] и «официозом». Он привозил к нам в Лианозово Эренбурга.[113]113
Сапгир Г. В меня был вложен другой заряд. «Вечерний клуб», 1992, 4 июля. С. 6.
[Закрыть]
Борис Галанов
Я познакомился с Борисом Слуцким после войны. Военную форму он давно снял. Но военной косточкой остался на всю жизнь. Свое отношение к тому, что порицал, высказывал прямо, не лукавя, с суровой открытостью и резкостью, присущей его стихам.
Имя Слуцкого читатели знали. Он много писал, печатался, еще больше стихов ходило по рукам в списках. Пора было напечатать и в «Литературке»… Но при Кочетове это было невозможно… Слуцкий в его профсоюзе не значился.[114]114
Из книги: Б. Галанов. Записки на краю стола. М., 1996.
[Закрыть]
Инна Гофф
…Среди бела дня раздался телефонный звонок. Звонил Борис Слуцкий.
Он сказал: «Умерла Нина Нелина…»
И повесил трубку.[115]115
Из книги: И. Гофф. На белом фоне. М., 1993.
[Закрыть]
Джон Глэд
<В «Тарусских страницах»> впервые появились такие крупные имена, как Давид Самойлов, Вл. Корнилов, Борис Слуцкий.[116]116
Из книги: Джон Глэд. Беседы в изгнании. М.: Книжная палата, 1995.
[Закрыть]
Борис Гасс
…У нас была назначена встреча с Борисом Слуцким. Слуцкий принес с собой несколько стихов. Мы ему передали подстрочники [грузинских поэтов. – П. Г.]… На прощание Борис Слуцкий дал нам еще стихотворение [ «Когда русская проза пошла в лагеря». – П. Г.], предупредив: «Навряд ли сможете напечатать, но попробуйте».
Номер был декадный, «русский», и стихотворение проскочило…
Борис Слуцкий в благодарность за публикацию прислал нам книгу с автографом: «Республиканским редакторам от потрясенного их смелостью автора районного масштаба. Борис Слуцкий».[117]117
Из книги: Б. Гасс. Задуй во мне свечу. Лондон, 1984.
[Закрыть]
Дмитрий Сухарев
…Согласно статистике, люди бородатые являют склонность к проповедничеству (исключая тех, кто носит не настоящую бороду, а бороденку). Но у Корнилова причинно-следственные отношения между бородой и проповедью остаются запутанными, тем более что он проявлял выраженную склонность к исповеди. Насмешник Борис Слуцкий имел на этот предмет, как всегда, четкую точку зрения: он говорил, что Корнилов носит бороду «дабы скрыть вялый подбородок постепеновца».[118]118
«Иерусалимский журнал», № 11, 2002.
[Закрыть]
Евгений Агранович
…Было у меня стихотворение «Еврей – священник», которое в 60-е годы ходило по рукам… Его приписывали сначала Слуцкому, а через много лет Бродскому. Борис Слуцкий мне рассказывал, что его вызывали «органы», показывали это стихотворение, пытаясь узнать, чье это сочинение. Слуцкий сказал, что не знает, хотя знал прекрасно, потому что я ему первому дал прочесть, но меня он не продал…[119]119
Из интервью (Сайт «Алеф»).
[Закрыть]
Вадим Кожинов
…И. Э. Бабель записывает в дневнике об исчезавших на его глазах еврейских местечках в черте оседлости: «Какая мощная и прелестная жизнь здесь была»… Р. И. Фраерман с глубокой горечью говорил о том, что в пределах этой самой «черты» в течение столетий сложились своеобразные национальное бытие и неповторимая культура, которые теперь, увы, безвозвратно потеряны.
Я рассказывал тогда же о сетованиях Фраермана близко знакомому мне поэту Борису Абрамовичу Слуцкому, и он не без гнева воскликнул: «Ну, Вадим, вам не удастся загнать нас обратно в гетто!» Подобное намерение, разумеется, даже и не могло прийти мне в голову – уже хотя бы в силу его утопичности. Тем не менее «реакция» Слуцкого была, несомненно, типичной для евреев, которые не могли иметь представления о реальной жизни в «черте оседлости», – несмотря на то, что жизнь эта нашла художественное и, более того, поэтическое воплощение, скажем, в прозе Шолом-Алейхема и живописи Шагала.[120]120
Из книги: Россия. Век XX-й (1901–1939). М., 1999.
[Закрыть]
Евгений Евтушенко
В то время, когда в Союзе писателей шла суетливая возня вокруг золотых и серебряных медалей, по Москве чеканно военной походкой ходил прекрасный поэт Борис Слуцкий, напечатавший только одно стихотворение, да и то в сороковом году. И, как ни странно, он был спокойней и уверенней всех нервничающих кандидатов в лауреаты. Оснований для спокойствия у него как будто не имелось. Несмотря на свои 35 лет, он не был принят в Союз писателей. Он жил тем, что писал маленькие заметки для радио и питался дешевыми консервами и кофе. Квартиры у него не было. Он снимал крошечную комнатушку. Его стол был набит горькими, суровыми, иногда по-бодлеровски страшными стихами, перепечатанными на машинке, которые даже бессмысленно было предлагать в печать.
И тем не менее Слуцкий был спокоен. Он всегда был окружен молодыми поэтами и вселял в них уверенность в завтрашнем дне. Однажды, когда я плакался ему в жилетку, что мои лучшие стихи не печатают, Слуцкий молча открыл свой стол и показал мне груды лежащих там рукописей.
– Я воевал, – сказал он, – и весь прошит пулями. Наш день придет. Нужно только уметь ждать этого дня и кое-что иметь к этому дню в столе. Понял?!
Я понял.[121]121
Из книги: Е. Евтушенко. Волчий паспорт. М., 1998.
[Закрыть]
* * *
Однажды поэт Борис Слуцкий сказал мне, что все человечество он делит на три категории: на тех, кто прочел «Братьев Карамазовых», на тех, кто еще не прочел, и на тех, кто никогда не прочтет.[122]122
Из книги: Е. Евтушенко. Точка опоры. М., 1981.
[Закрыть]
* * *
Неожиданным для многих и для меня было то, что на собрании против Пастернака выступили два крупных поэта – Мартынов и Слуцкий.
После этого – единственного в своей безукоризненно честной жизни предательского поступка – Слуцкий впал в депрессию и вскоре ушел в полное одиночество, а затем в смерть. И у Мартынова и у него была ложная идея спасения прогрессивной интеллигенции в период «оттепели», отделив левую интеллигенцию от Пастернака. Но само «дело Пастернака» было страшным ударом по «оттепели».[123]123
Из книги: Е. Евтушенко. Политика привилегия всех. М.: АПН, 1990.
[Закрыть]
* * *
Критики когда-то писали, что интерес к нашей поэзии – это мода и она скоро пройдет. Но прав был Слуцкий, сказав, что если мода не проходит в течение стольких лет, то это может быть не мода, а любовь.[124]124
Из книги: Трава после нас. М.: АПН, 1988.
[Закрыть]
Маргарита Алигер
…Твардовский не раз приглашал в журнал Бориса Слуцкого, но умный Слуцкий вежливо отказывался, понимая, что добром это не кончится…[125]125
Из книги: М. Алигер. Тропинка во ржи (о поэзии и поэтах). М.: Советский писатель, 1980.
[Закрыть]
Анатолий Найман
…Мы ценили талант сверстников: Горбовского, Еремина, Уфлянда, а в Москве – Красовицкого, Хромова, Черткова. Уважали Слуцкого за серьезность, с которой он складывал бесхозные слова в строчки, считая, что армейско-протокольный способ их соединять ведет к правде.
…Я был захвачен врасплох и обескуражен скандалом, который не ожидая того спровоцировал. Дело было в квартире Алигер, где Ахматова короткое время обреталась. Я навестил ее и был приглашен хозяйкой к обеду. К столу вышли еще две дочери Алигер и украинский поэт, имени которого я не запомнил. В этот день на сценарные курсы приходил Слуцкий, рассказывал слушателям, в их числе и мне, о социальной роли современной поэзии. Сделал упор на том, как вырос спрос на стихотворные сборники: «Пятидесятитысячные тиражи не удовлетворяют его, а всего полвека назад „Вечер“ Ахматовой вышел тиражом триста экземпляров: она мне рассказывала, что перевезла его на извозчике одним разом». В середине обеда я, как мне показалось, к месту пересказал его слова. «Я?! – воскликнула Ахматова. – Я перевозила книжки? Или он думает, у меня не было друзей-мужчин сделать это? И он во всеуслышание говорит, будто я ему сказала?» «Анна Андреевна! – накладываясь на ее монолог, высоким голосом закричала Алигер. – Он хочет вас поссорить с нашим поколением!» Он был я, но эта мысль показалась мне такой нелепой, что я подумал, что тут грамматическая путаница. Я не собирался ссорить Ахматову со Слуцким, но меньше всего мне приходило в голову, что Слуцкий и Алигер одного поколения и вообще одного чего-то.[126]126
А. Найман. Рассказы о Анне Ахматовой. «Новый мир», 1989, № 1. С. 190, 191.
[Закрыть]
Константин Ваншенкин
…Мне рассказывал Искандер, как он когда-то долго шел со Слуцким по Ленинградскому проспекту (было по дороге) и с колоссальным интересом и пиитетом слушал его.
В какой-то момент он неожиданно спросил у Фазиля:
– Вы член партии?
Тот, разумеется, ответил отрицательно.
Боря промолвил сухо и твердо:
– Тогда не смогу с вами об этом говорить.
Именно его дисциплинированность сыграла с ним в жизни злую шутку.[127]127
Из книги: К. Ваншенкин. Писательский клуб. М.: Вагриус, 1998.
[Закрыть]
* * *
…Однажды летним утром 1974 года у меня дома раздался телефонный звонок:
– Константин Яковлевич? С вами говорит старший лейтенант КГБ К. (он, разумеется, назвал свою фамилию полностью).
И после короткой паузы, во время которой я должен был осознать значительность происходящего, объяснил, что он курирует Московский союз писателей и хотел бы со мной встретиться. Но вот где и когда?
Я, понятно, не стал откладывать и назвал ЦДЛ, поскольку сегодня собираюсь часа в два быть по делам в Союзе.
Он ответил, что нет, там неудобно, и предложил увидеться в 13 часов поблизости – в скверике на площади Восстания. Тем более, что погода хорошая. Так вот, если встать лицом к высотке, то на ближайшей к зданию скамье, в крайнем правом ряду. Я вас узнаю, заверил он, а вы – меня: я высокий такой, баскетбольный парень.
В назначенное время, выйдя из троллейбуса, я пересек Садовое кольцо и пошел по правой аллейке. Действительно, с последней скамейки поднялся навстречу высокий, стройный, довольно молодой человек и пожал мне руку. Я попросил предъявить документы, он раскрыл в ладони удостоверение и подержал там несколько секунд. Мы сели.
Ясное дело, я с самого начала понятия не имел, о чем или о ком он хочет со мной говорить, и не пытался угадать – бесполезно. Но напряжение ожидания присутствовало.
Вдруг он спросил:
– Константин Яковлевич, скажите, где вы были летом сорок четвертого года?
– Что?! – едва ли не вскричал я. – Где я был? Я в составе 4-й гвардейской воздушно-десантной бригады находился в Белоруссии. В частности в городе Старые Дороги. И, к счастью, тому есть немало свидетелей…
– Да вы не волнуйтесь! – перебил он меня.
– Я как раз поэтому и не волнуюсь.
Тут он, оправдываясь, начал объяснять, что вопрос к делу отношения не имеет, что это личный вопрос. А именно: его дядя, читая прозу Ваншенкина, решил по каким-то подробностям, что они с Ваншенкиным однополчане, и попросил уточнения…
– Не знаю никакого дяди, – ответил я.
Тогда К., помедлив, перешел к тому, ради чего он меня, собственно, по его выражению, и побеспокоил. Что я могу сказать о Борисе Слуцком?
– О Слуцком? Странный вопрос. В каком смысле – что? Слуцкий – замечательный поэт, один из лучших. И он настоящий коммунист, идейный, принципиальный. Очень честный, болеет за все, что происходит, воспринимает как личное…
Он перебил меня:
– Вы серьезно?
Я удивился:
– Конечно. Прошел войну, несколько наград, вы сами знаете. А как он радуется удачам товарищей, поддерживает молодых! Да если бы все были, как Слуцкий… А почему вы меня спрашиваете?
– Ну ладно, – заключил он разочарованно. – А знаете ли Сарнова?
По его ударению я понял, что он встречал эту фамилию только на бумаге. Знаю и Сарнова. Мы учились в одно время в Литинституте, правда, на разных курсах. Критик, пишет статьи и книги, по-моему, о советской классике. Ничего предосудительного сказать о нем не могу. (Забавно, но в ту пору я был с Беном в длительной размолвке, не разговаривал и не здоровался.)
На этом наличие вопросов, как я понял, исчерпалось. Но напоследок К. бодро сказал:
– Константин Яковлевич, а еще у меня к вам будет просьба. Вы человек известный, вас уважают. Вы часто бываете в ЦДЛ, в ресторане. Вот будете как-нибудь сидеть со знакомыми за столиком, я подойду, поздороваюсь, а вы меня пригласите за стол. Потом, если вам нужно уходить, вы уйдете, а я останусь с ними.
Я поинтересовался: а как же я вас представлю?.. Он: да никак, это же необязательно… Я: нет, так не годится. Тогда уж я вас отрекомендую как куратора от вашей организации… Он совсем поскучнел и сказал, что это нежелательно. Тут мы и расстались.[128]128
К. Ваншенкин. В мое время. (Из записей). «Знамя», 1999, № 3.
[Закрыть]
Марк Гольберг
В Харькове у Кульчицкого было много друзей. Одним из самых близких был Борис Слуцкий. Мне кажется, что именно он повлиял на решение Михаила поступить в Литературный институт.[129]129
Из книги: М. Гольдберг. Вместо счастья. Харьков: Прапор, 1991.
[Закрыть]
Владимир Цыбин
Здесь, во дворе Литинститута, я познакомился с Борисом Слуцким. Он навещал старших литинститутовцев, своих друзей.
Уже тогда многие его стихи ходили в списках.
Слуцкий был прост, уверен и доброжелателен со всеми и откуда-то знал лучшие наши стихи, иные – наизусть. Это нам льстило. Как же, сам Борис Слуцкий, чьими подпольными стихами Литинститут подпольно зачитывался.
От Слуцкого мы узнали о Гумилеве, о стихах Лозинского. Особенно настаивал Борис Слуцкий на том, что никто не ценит такого поэта, как В. Пяст.
– Его высоко ценили Блок и Гумилев, – со свойственной ему стальной убежденностью говорил он. – Мы все в большинстве растем вширь. А вот Пяст – упорно куда-то в сторону.[130]130
Из книги: Вл. Цыбин. Удивления. М.: Сов. писатель, 1991.
[Закрыть]
