Текст книги "Государственный обвинитель"

Автор книги: Игорь Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Мегера

Вечером они пошли в дом Руслана вместе. Всю дорогу весело болтали, стараясь представить будущий дом, хозяйство, сколько у них будет детей. Тифон хотел купить питейную, а Амфитея – участок земли.

Там, где питейная, говорила она, – там и волчицы должны быть, иначе ты разоришься. А я не очень хочу, чтобы ты шастал от меня по ночам в объятия какой-нибудь смазливой женщины. Так что лучше купить участок земли. За день ты так намотаешься в поле, что и думать не сможешь о всяких глупостях.

На этот раз Тифона никто не остановил. Они с Амфитеей беспрепятственно вошли во двор. Солнце уже село, и на небе появились первые звезды.

Во дворе опять было полно народу. Двое стражников нанизывали на вертел только что освежеванного барашка, музыканты играли на флейтах и арфах, вокруг костра кружились в хороводе танцовщицы.

– Интересно, а зачем он кормит и поит столько праздного люда? – тихо спросил Тифон у Амфитеи. – Ведь убери отсюда человек десять или прибавь, ничего не изменится.

– Скифы. – Она пожала плечами и улыбнулась: – Дикий народ. Скучно веселиться в одиночку. Нужно, чтобы все вокруг тоже стояли на голове.

– Нам надо подняться к нему самим или ждать, Пока он нас позовет? – спросил он.

Но к ним уже подошел стражник, тот самый, который остановил Тифона вчера.

– Хозяин уже давно ждет вас обоих, – сказал он, улыбнувшись одними губами. – И просил проводить к себе, как только вы появитесь. Если вы голодны, вас накормят.

Тифон отказался, и их обоих сразу повели в дом. Скиф был в обществе Лидии. Она сидела на ложе и поправляла прическу, когда они вошли.

– А-а, вот и мой сказитель! – обрадовался Руслан. – Друг мой, только ты на этом острове можешь доставить мне истинное наслаждение. Что такое удовольствие для тела, если ум твой бездействует?

– Тогда ты превращаешься в животное, – ответил Тифон, поклонившись.

– Вот именно! – засмеялся торговец. – Ведь именно так поступила со спутниками Одиссея волшебница Кирка, когда они попали к ней на остров.

– Зачем с ним пришла эта волчица? – вдруг спросила Лидия, со злостью глядя на Амфитею. – Ты же обещал мне, что она больше не появится в доме.

Руслан посмотрел на нее, улыбнулся и сказал:

– Ну как ты можешь ревновать меня к ней? Она ведь только выполняет свою работу. Таких, как она, много, а ты одна.

Амфитея опустила голову и молчала.

– Да, я одна. – Лидия встала. – Но ночь вчера ты провел не со мной, а с ней.

– Но ты ведь тоже не скучала. – Руслан покосился на Тифона. – И перестань командовать мной, женщина. Может, у вас в Элладе и принято, чтобы женщина была главной над мужчиной, но я не эллин! – Он начал краснеть от раздражения: – И я не простой скиф, а… – Но тут Руслан осекся. Посмотрел на Тифона и тихо добавил: – Ты знаешь, кто я. И хватит об этом.

Но Лидия так не считала. Она схватила тунику и выскочила из комнаты.

– Ужасная женщина. – Руслан вздохнул и вдруг улыбнулся: – Как у вас называют таких? – Мегера, – ответил Тифон.

– А у нас кикимора! – засмеялся скиф. – Но, как ни странно, именно к таким женщинам больше всего мужчин и тянет. Ты так не считаешь?

Тифон покосился на Амфитею и не ответил.

– Ну ладно. Что ты приготовил для меня сегодня? – спросил торговец.

– Все, что пожелаешь.

– Тогда прочти мне про Прометея. – Руслан улегся на ложе и приготовился слушать. – А ты, волчица, помассируй мне ноги. Я немного устал сегодня.

Тифон начал читать. Амфитея уселась в ногах у мужчины, взяла со столика несколько баночек с маслами и принялась нежно втирать их в его ноги.

Закончил Тифон через час. За все это время Руслан не проронил ни слова, внимательно слушая.

– Да, странные у вас боги, – сказал он, когда актер замолчал. – Если даже на небе сын поднимает руку на родного отца и женится на собственной дочери, то что уж говорить о простых смертных. Вот ты скажи: на чьей ты стороне? На стороне Зевса или на стороне Прометея?

– Не знаю. – Тифон пожал плечами. – Прометей дал нам огонь, дал знания…

– Значит, за титана. – Руслан покачал головой. – А мне кажется, что он достоин той участи, которая его постигла. Он ведь предал Крона и встал на сторону его наглеца сынишки. А если ты предатель, то уж не обессудь, если в один прекрасный день предадут и тебя самого. – Он оттолкнул Амфитею ногой: – Все, хватит массировать мне ноги. Иди в умывальню и прими ванну. Я буду ждать тебя здесь. А ты можешь быть свободен. Во дворе найдешь много еды, вина и красивых женщин.

Тифон уже повернулся, чтобы идти, но Руслан вдруг спрыгнул с ложа, подошел к нему вплотную и тихо сказал:

– И кстати, я не буду против, если ты проведешь эту ночь в обществе Лидии. Но старайся не дать ей сесть тебе на шею, как она пытается сделать это со мной.

Лидия подошла к нему, как только он вышел из дома. Схватила за руку и потащила в самый дальний угол двора, не говоря ни слова.

– Куда ты меня тянешь? – сердито спросил он. – Отпусти. Я хочу поесть и лечь спать.

– Она опять осталась у него? – спросила Лидия, глядя ему прямо в глаза. – Отвечай.

– Да, осталась. – Тифон кивнул. – А тебе что за дело? И зачем было тащить меня сюда?

– Сделай так, чтобы она больше не появлялась в этом доме, – резко сказала она.

Тифон посмотрел на нее недоуменно.

– Не смотри на меня так. – Лидия огляделась, проверяя, не подслушивает ли их кто-нибудь. – Я ведь видела, как ты смотрел на нее, когда вы пришли. Вы, мужчины, думаете, что очень хорошо умеете скрывать свои чувства. Но от женского глаза не утаишь ничего.

Тифон покраснел и отвел взгляд.

– Не бойся, – улыбнулась она снисходительно. – Я никому не скажу… если ты сделаешь то, о чем я прошу.

– Но как? – вздохнул он. – Как я могу это сделать?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Только если ты не сделаешь этого, обоим нам будет плохо.

– Почему? – Тифон насторожился.

– Потому, что… – Лидия некоторое время смотрела на него, прикидывая что-то. – Потому, что оба мы потеряем самое дорогое. Ты меня понял?.. Он уже не первый раз на этом острове. И второй раз приглашает ее в дом. Она нравится ему, а то, что нравится Руслану, должно ему принадлежать.

– Но она не может ему принадлежать, испуганно пробормотал Тифон. – Она ведь свободная Женщина, а не какая-нибудь рабыня, которую можно купить.

– О-о, ты не знаешь этого человека, – вздохнула Лидия. – Он ни перед чем не остановится, если захочет чего-нибудь. И уж тем более перед таким пустяком, как похитить волчицу и увезти ее с собой.

Тифон задумался.

– Ну хорошо, а зачем тебе это нужно? – спросил он наконец.

Лидия вздохнула, улыбнулась грустно и сказала:

– Ну и глупый ты, если так ничего и не понял.

Отвернулась и медленно побрела прочь…

Человек без возраста

Следующий день был выходной. Наташа отсыпалась до полудня, потом долго лежала в постели и смотрела телевизор, стараясь не думать о вчерашнем суде. Хотя настроение у нее было отличное. Витька с самого утра убежал на вернисаж, повез продавать свои концепты, появиться должен только вечером, поэтому можно не думать про обед и ужин, а спокойно повалять дурака.

Около часа дня Наташа все-таки выбралась из-под теплого одеяла, отправилась в ванную и долго стояла под душем. Наскоро позавтракала сырниками и опять уселась за ящик. Странно, когда-то она его терпеть не могла, а теперь стала проводить перед ним все больше и больше времени. Такой тебе заменитель ощущений. Не нужно ехать к черту на кулички, чтобы посмотреть, как люди ловят экзотических животных, не нужно читать газеты, чтобы узнать, как еще Ельцин приложил Горбачева, не нужно идти в кино, чтобы посмотреть фильм, или на концерт, чтобы послушать музыку. Убивает в человеке всякую инициативу. Но… интересно.

– Наш следующий сюжет о людях, профессия которых весьма необычна, – елейным голосом сказал диктор, – это работники монетного двора…

Вскочив с кресла, Наташа мигом сбросила с себя халат и кинулась к шкафу. Оделась за минуты три. Даже краситься не стала.

– Эти люди работают на самом, может быть, ответственном участке… – Но закончить диктор не успел, потому что Наташа нажала на тумблер, и экран телевизора погас. А через минуту она уже запирала за собой входную дверь.

Ну как же она могла забыть? Когда приехала из Одессы, хотела заняться этим в первую очередь. Но потом все как-то закрутилось, завертелось, и тот случай в переулке отступил на второй, на третий план. Но теперь наконец можно, даже нужно во всем разобраться.

Граф открыл не сразу. Долго бормотал что-то за дверью, тыча в замок то одним, то другим ключом, потом возился со щеколдами и, только открыв дверь, Удосужился спросить, кто там.

– Здравствуй, это я, – улыбнулась Наташа.

– А-а, это ты, – улыбнулся Граф. – Ну давай заходи, разувайся. Тапочки твои на своем месте стоят, ждут. Вовремя ты, я как раз чаек приготовил, теперь не скучно пить будет. Давай разбирайся тут и проходи. – Он повернулся и побрел в комнату, шаркая ногами.

Одно никогда нс переставало удивлять Наташу в этом человеке. Она никогда не могла точно определить его возраст, потому что здесь, в Москве, он выглядел совсем развалиной. Руки у него тряслись, ноги еле передвигались. Но там, на Ольвии, куда он ездил каждый год, Граф выглядел совсем по-другому, как будто все свои ревматизмы, атеросклерозы, полиартриты оставлял здесь, в Москве, в своей огромной, заваленной книгами квартире, в которой Наташа даже не знала, сколько комнат. Там он пил наравне со всеми, спорил, как мальчишка, а если попадался интересный пласт, работал не покладая рук целыми днями. По вечерам успевал готовить для всей компании свой фирменный пунш из дешевого виноградного вина, а потом еще долго пел романсы под гитару. И опять становился развалиной, как только возвращался в столицу.

– Ну, рассказывай, какие у тебя дела? – спросил он, налив ей крепкого душистого чаю из трав. – Как Михаил Борисович поживает?

– Как, ты не знаешь? – Наташа опустила глаза: – Папа умер… два месяца назад.

– Да? – Граф испуганно посмотрел на нее: – А я и не знал даже. Ты посмотри, несчастье-то какое. Он ведь даже младше меня был. Выходит, не ты ему от меня, а я от тебя привет скоро передам.

– Да перестань ты, – махнула рукой Наташа. – Тоже – в гроб собрался. Мы тебя не отпустим, пока ты нам театр не откопаешь.

Граф очень хорошо знал Наташиного отца. Когда отец еще ездил на Ольвию, они с ним даже дружили.

– Жаль, жаль. Ужас, как годы летят, – пробормотал Граф, смахнув со щеки слезу. – А как с мужем дела?

Наташа опустила голову.

– Тоже мне тайны мадридского двора. – фыркнул Граф. – Да я еще там, на острове, сказал – вот это пара.

– Я на свадьбу не позвала, потому что…

– Понимаю. Я на Виктора твоего обиду не держу. Пусть приезжает на остров вместе с тобой… Если захочет, конечно.

– Граф, я тебя люблю, – улыбнулась Наташа и, приобняв старика за шею, чмокнула в щеку.

Он снова прослезился. Да, в Москве он старик.

– Граф, а я к тебе по делу пришла, – сказала Наташа, чтобы сменить тему. – По очень важному делу.

– Что такое? – Он сразу насторожился. – Давай выкладывай.

– Я, когда на похороны ездила в Одессу, зашла на толкучку у набережной. Знаешь ее?

– А как же! – Граф улыбнулся и кивнул на старинный самовар на гардеробе: – Оттуда.

– И знаешь, что я там увидела?

– Что? – Он вежливо улыбнулся.

– Монетку с острова. Один асе.

– Ай-ай-ай. – Граф покачал головой: – Что делают, негодники, что делают. Сколько раз писал, чтобы объявили закрытой зоной, так нет, не хотят. А эти все шастают и шастают.

– Ты не дослушал, – сказала Наташа, подождав, пока Граф закончит причитать. – Это была как раз та монетка, которую я нашла. Помнишь, тогда, в овраге?

– Не может быть, – махнул рукой профессор. – Ты что-то напутала. Как она могла там оказаться?

– Вот и мне интересно, как она могла там оказаться, – согласилась Наташа. – Но я точно не напутала. Я что, свою находку не узнаю? Да любой узнает. Ты ведь тоже все помнишь, что откапывал.

– Да, конечно, помню. – Он закивал. – Тут недавно в Британском музее был – глядь, мои черепки…

– Но и это еще не все, – перебила Наташа, чтобы не дать ему углубиться в долгие воспоминания о своих археологических находках. – Я с этим парнем разговорилась, спросила, что у него еще есть, так он мне чего только не предлагал. И статуэтки, и амфоры, и оружие даже. Наверно, то, которое французы в начале сезона в могильнике нашли. Даже про какую-то золотую пряжку говорил.

– Да-да, – подтвердил Граф. – Нашли золотую пряжку, в колодце возле площади. Это было уже после того, как вы с Виктором уехали.

– Вот видишь! – воскликнула Наташа. – А как это все на толкучку попало?

– Ой, правда, а как это все туда попало? – Профессор наконец понял, о чем идет речь. – Это что же получается, мы копали-копали, а кто-то у нас все из-под носа утащил?

– Да, примерно так. – Наташа старалась сдержать улыбку. – Вот только кто?

– Это ты меня спрашиваешь? – обиделся Граф. – Ты что, думаешь, что это я?..

– Да нет, что ты?! – воскликнула она. – Мне такое даже и в голову не пришло. Я просто хотела… Скажи, а ты хорошо Степана знаешь, приемщика нашего?

– Степана-то? – Граф задумался: – Неплохо. Он же у меня еще в музее работал, лет пять назад.

– А тогда там ничего не пропадало? – спросила она.

– Нет, тогда – ничего. И вообще, Степан – честнейший молодой человек. Он никогда бы не смог заниматься такими грязными делишками, как…

Дальше шла долгая тирада о том, что Степан просто ангел во плоти, который муху не обидит и кусок хлеба не стащит, если будет от голода помирать.

Все это было, конечно, очень хорошо, но Наташа прекрасно знала профессора. У него все люди были честнейшими и благороднейшими, кроме молдаван, которых он почему-то на дух не переносил и от которых, по его мнению, все несчастья в нашей стране.

– Да, да, хорошо, он не мог этого сделать, сказала Наташа, как только Граф замолчал. – Но тогда кто? На острове только он находки принимал, больше никого. Он, ну и еще Веня, рабочий. Но тот, когда находки ему отдавали, с острова ни разу не отлучался, все Степану сдавал, по описи.

– Ну и что?! – Граф начал злиться оттого, что с ним не соглашались. – И все равно я еще раз повторяю, Степан – честнейший молодой человек.

– Да пойми же ты! – не выдержала Наташа. – Я могу доверять фактам, и только фактам. Если я отдала честнейшему человеку что-то, а потом это что-то пропало, то на кого я еще могу подумать? Я прокурор, у меня работа такая.

– Не знаю, не знаю. – Профессор покачал головой: – И вообще, меня это как-то мало интересует. Главное, что откопали, а куда это дальше пойдет – уже не мое дело.

Это было действительно так. Граф, как и Наташин отец, принадлежал к той категории людей, про которых принято говорить: «Не от мира сего». Обладая огромными знаниями в той области, которой занимался, он в то же время был абсолютно неприспособлен к реальной жизни. Наверняка и сейчас, сидя тут, за обеденным столом, он в то же время мысленно витал где-нибудь в Древней Греции, которой посвятил всю свою сознательную жизнь.

– Ну ладно, забудем об этом, – сказала Наташа. – Расскажи мне лучше, что там дальше было, после того, как мы уехали. Примчалась Попа к Федору или нет?

– Нет, так и не примчалась. – Граф засмеялся. – Но зато мы, кажется, на еще один фундамент набрели.

– Где?! – воскликнула Наташа.

– А-а! – хитро погрозил он ей пальцем. – Все тебе знать надо. Ну ладно, пойдем покажу.

Из гостиной они переместились в кабинет, где Граф достал из бюро огромный рулон – карту острова. Несмотря на то, что островок сам по себе был небольшим, за день его можно было облазить вдоль и поперек, карта не уместилась даже на столе, и ее пришлось постелить на ковер. Но зато это была настолько подробная карта, как будто Граф рисовал ее, поднявшись над Ольвией на вертолете. И вся она была усыпана мелким узором пометок, каждая из которых означала какую-нибудь находку, не важно, мелкая это монетка, вроде той, которую нашла Наташа, груда осколков и прочего мусора или фундамент жилища.

Они оба опустились на колени, и Граф начал подробно описывать все, что нашли после того, как Наташа с Витей уехали. Где нашли фундамент, где остатки мощеной дороги, куда эта дорога предположительно вела и откуда. Потом Граф достал планы нескольких похожих поселений и они начали сравнивать. Время летело быстро, и Наташа опомнилась только тогда, когда пометки на карте стало уже трудно различать и пришлось включить свет. И оказалось, что они провели за этим занятием часа четыре, не меньше.

– Ой, а мне домой уже пора, – сказала она, с грустью посмотрев на часы.

– Да? – удивился профессор. – А я и не заметил, как время пролетело. Надо же…

Кролики

Потом опять пошел дождь. Но на этот раз не мелкий, как вчера, а настоящий ливень. По лобовому стеклу текли потоки воды. Дороги почти не было видно, и поэтому Ванечка остановил машину, заглушив мотор.

– Чего стал? – глухо спросила Женя.

– Я дальше не поеду, – тихо ответил он, потупив глаза.

– Почему?

– По кочану, – огрызнулся Грузин с заднего сиденья. – Хочешь нас всех угробить?

Женя резко обернулась, но натолкнулась на его полные злости глаза. И поняла, что с ним сейчас лучше не спорить. Сейчас он ее уже не боится. И никто больше не боится. Вернее, боятся, но намного меньше, чем этого хотелось бы. Они сейчас как загнанные в угол собаки, которые от страха в любой момент готовы вцепиться в глотку. И Грузин, и Ванечка, и даже Целков. Только Склифосовский не вцепится. Уже час, как лежит и скулит.

Юм сидел на переднем сиденье, рядом с Ванечкой, и, казалось, спал, запрокинув голову на спинку сиденья. На шее острым бугром выделялся кадык.

Вдруг Женя заметила, что и Ванечка, и Грузин смотрят на этот кадык. Смотрят с каким-то даже вожделением. Даже уголки губ начали подрагивать у обоих.

Она хотела крикнуть что-то, толкнуть Юма, чтобы он проснулся, но почувствовала, что просто не может этого сделать. Просто не хватает сил. И еще…

И еще ей очень хотелось посмотреть, что же будет дальше. Наверное, то же самое происходит с кроликом и удавом. Нет, кролики не такие глупые, как про них говорят. Они всегда чувствуют опасность. Просто удав такой медлительный, такой неуклюжий. И им каждый раз интересно, что будет дальше, как далеко они могут зайти. И заходят слишком далеко.

Но Юм ведь не кролик. Поэтому в последний момент, когда Грузин уже начал покрываться испариной, стараясь подавить дрожь в руках, он вдруг, не открывая глаз, тихо сказал:

– Правильно, зачем гнать? Лучше постоим, переждем. Тише едешь – дальше будешь. А, Грузин?

– А? – Грузин вздрогнул и отпрянул. – Вот и я говорю – разобьемся.

Юм улыбнулся и кивнул, зевнув. Женя облегченно вздохнула.

– Склифосовский! Прекрати! – закричал вдруг Ванечка, у которого сдали нервы. – Прибью, паскуда!

– Умира-аю… – тихонько заскулил Склифосовский, у которого перед глазами все еще стояло обезглавленное тело милиционера, и от этой картины его беспрестанно выворачивало на запаску. Не могу больше…

Ему очень хотелось выйти из машины. Просто выйти и пойти куда-нибудь подальше. Может, до мой, к сестре, которая опять будет каждый день пилить его за то, что он алкаш и пропивает родительскую пенсию, а может, к Зинке. У Зинки хорошо, она никогда ни о чем не спрашивает, сама покупает водку и кормит от пуза – боится, что он уйдет и она опять останется одна в свои сорок восемь лет. Тогда ей уже ничего не светит.

Как ни странно, но эти размышления преспокойно уживались в голове Склифосовского рядышком с воспоминаниями об убийстве милиционера. Одно другому абсолютно не мешало. Но встать и выйти из машины он все равно не мог.

– Юм, а Юм, – спросил Грузин, чтобы отогнать от себя ужас, – а что нам теперь делать?

– Ничего не делать. – Юм пожал плечами, так и не открыв глаза. – За Ментом надо вернуться.

– За кем?! – взвизгнул Ванечка. – Нас же всех…

– Не повяжут, – спокойно сказал Юм. – Или не возвращаться… Не знаю, не решил пока. Я устал. Дайте поспать. И заткните Склифосовского – воняет.

Все мигом накинулись на Склифосовского, как будто от этого зависело, решит Юм возвращаться в больницу или согласится не делать этого. Его выволокли и выбросили на дорогу, под дождь. Он некоторое время стоял на четвереньках, пока не промок насквозь, а потом медленно пополз в лес.

Целков сидел и смотрел на него через окно. Ему почему-то стало жалко Склифосовского. Кто же виноват, что он такой впечатлительный? Теперь промокнет, может простудиться, подхватить грипп или, еще хуже, воспаление легких.

– Мне тоже нужно, – сказала Женя, когда Склифосовский скрылся за деревьями, и открыла дверцу.

– Зачем? – испуганно вскрикнул Целков и судорожно сжал рукоятку автомата.

Женя посмотрела на него удивленно, потом ухмыльнулась криво и сказала:

– Да не дергайся ты, не трону я его. Больно охота руки марать.

– Пистолет оставь.

– Еще чего! – Она вышла и направилась в лес.

Все замерли, напряженно вслушиваясь в шум дождя. Ждали выстрела.

Но выстрела не последовало. А вместо этого вдруг раздался крик. Юм открыл глаза, подпрыгнул на сиденье и заорал, толкая Ванечку в бок:

– Поехали! Быстрее поехали! Трогай!

– Что? А они как? – Ванечка никак не мог попасть ключом в замок зажигания.

– Трогай! Заводи давай! – кричал Юм.

Но было уже поздно. Потому что из пелены дождя неожиданно вынырнул патрульный милицейский «жигуленок» и, визжа тормозами, перегородил «уазику» путь. Из него тут же выскочили милиционеры с автоматами и по громкоговорителю закричали:

– Из машины! Быстро! Выходить по одному. Руки поднять над головой! И без балды всех перекосим до одного!

– Спокойно, – зашипел Юм, судорожно запихивая «бульдог» под резиновый коврик. – Автомат прикройте чем-нибудь. И не дергаться.

Их было трое. У каждого автомат. И еще один за рулем. Всех сразу повалили на землю и стали обыскивать.

Юм лежал, прижатый щекой к холодному мокрому асфальту, и лихорадочно соображал. Одного он может повалить сразу. Садануть ногой по коленям, и брякнется на землю затылком. Грузин с Ванечкой должны взять на себя второго, повалить на землю, выбить автомат. Это при условии, что вовремя включатся. Тот, за рулем, не в счет. Пока он вылезет из машины, пока пушку из кобуры достанет… Но все равно остается еще третий. Стоит, сволочь, в стороне, не подходит. Сразу всех поливать начнет, за пять секунд перестреляет. Неужели все, неужели приехали?..

– Ну, мужики, что скажем? – спросил один из милиционеров, маленький рыжий сержантик, очень похожий на Ванечку.

– А чё такое? Чё мы такого сделали? – Юм медленно поднялся.

– Вить, чё они сделали? – Рыжий засмеялся. – Объясни, а то им непонятно.

– Да вот тачка у вас какого-то цвета странного, – сказал Витя, открыв дверцу «уазика» и заглянув в салон. – Прямо как ментовская.

– Так это и есть милицейская, – искренне сказал Юм, пожав плечами и глядя, как Витя, закинув автомат за спину, роется в бардачке.

– И что вы в ней делали? – спросил рыжий. – От дождя прятались?

– Нет, не от дождя. – Юм следил за Витей. Есть минуты две, пока он не заглянул за заднее сиденье и не приподнял старую промасленную телогрейку. – Мы в Орехово ехали за стройматериалами. Строители мы, шабашники. Мы в Куминово участковому дачу строим, это он нам машину дал.

Витя тем временем шарил под передними сиденьями. Только бы не додумался полезть под коврики.

– Слышь, Вить, они участковому дачу строят! – крикнул рыжий, поправляя капюшон. – Интересно, а откуда у него деньги на дачу?

Все втроем засмеялись. Очевидно, эта шутка показалась им чрезвычайно остроумной.

Грузин, Ванечка и Целков затравленно молчали, глядя на Юма с какой-то смесью ненависти и надежды.

– Слышь, Костик! – крикнул из машины Витя. – А у него тут рация новая, прикинь! Патрулям не могут поставить, а какому-то участковому дали. На хрен она ему нужна, спрашивается?

– Мужики, может, отпустите?! – жалобно попросил Юм. – Мы ж ничего такого не сделали. Трезвые все, как стеклышки. И вообще, нам к вечеру вернуться надо.

– Орехово в другой стороне, – подал голос третий, лейтенант. – Вы заблудились маленько.

– Да мы поняли уже. – Юм пожал плечами. – Только дождь пошел, дороги ни х… не видно. Отпустите, а?

– Щас пряма отпустили! – засмеялся рыжий. – Поймали и отпустим?

Витя с переднего сиденья перелез на заднее.

– Ну мы заплатим. – Юм ждал, когда он найдет автомат. Наверняка ведь что-нибудь удивленно воскликнет. Все повернутся к нему, и будет доля секунды броситься в лес, сбив одного с ног. Шанс добежать один из тысячи, но это лучше, чем ничего.

– Во-от, это другой разговор. Вить, слышь, они нам заплатят.

– Да? Ну и сколько они нам заплатят? – спросил из машины Витя. – И где у них бабки, если мы их обыскали?

– Там сумка в машине! – вдруг подал голос Ванечка. – Под задним сиденьем, справа!

Витя полез под заднее сиденье и вытянул оттуда грязную болоньевую спортивную сумку.

– Здесь, что ли?

– Ребята, ну двести рублей вам хватит? – спросил Грузин.

– Сколько? – Витя засмеялся, положив сумку на капот. – Это по полтиннику за голову? Меньше, чем по два пузыря получается.

– Но у нас своих только двести. – Ванечка двинулся в сторону рыжего. – Остальные – на стройматериалы.

– Ну-у, что же вы. – Витя опять полез в салон. Это если за одного по двести, тогда мы еще подумаем. А так какой может быть разговор…

Юм не мигая смотрел, как он залез на заднее сиденье ногами и перегнулся. Ну вот, сейчас. Сейчас он поднимет телогрейку, под которой в блевотине Склифосовского лежит автомат.

Юм весь напрягся, готовый в любой момент прыгнуть.

И тут из леса донесся истошный женский вопль:

– По-омо-огите!!!