Текст книги "Государственный обвинитель"

Автор книги: Игорь Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Катамаран

Виктор объявился в начале одиннадцатого. И объявился не один…

На пороге стояли две миловидные девицы с совершенно одинаковыми лицами и прическами, не иначе как близняшки. Своими щечками они прижимались к плечам Клюева (одна к правому, другая к левому) и пьяненько улыбались. Наташа подумала сразу о двух вещах – хорошо, что успели разъехаться с мамой и братом (те очень «порадовались» бы за Наташу). И жаль, что корреспондент «Розовой пантеры» ушел (был бы и Витьке сюрприз).

– Татка, поздравь меня, – торжественно произнес муж. – Я кончил.

Девицы прыснули.

Наташа стояла в дверном проеме, загораживая собой вход в квартиру. От неожиданности она как-то растерялась, смутилась своего домашнего вида (ведь, кроме ночнушки, на ней больше ничего не было) и словно дар речи потеряла.

– Ах, я совсем забыл представить… – вспомнил Клюев. – Моя жена, – указал он на Наташу. – Это Катя, – чмокнул он в щечку девицу слева, – а это Марина, – такой же поцелуй получила правая близняшка. – Для тебя, Татка, можно сокращенно – Катамаран. Ну, почему остолбенела? На стол собирай!.. Мы «исть» хотим!

Виктор был пьян. Сильно пьян, еле на ногах держался.

Наверное, было бы правильней сказать что-нибудь такое резкое и обидное, затем захлопнуть дверь перед этой милой компанией и отправиться спать, но Наташа решила поступить «неправильно».

– Так что ты там кончил? – спросила она, делая шаг в сторону.

Девицы опять прыснули. Они тоже были в порядочном подпитии и готовы были смеяться хоть над пальцем.

– Концепт кончил! – не снимая ботинок, Витька засеменил в туалет, оставляя за собой грязные следы. И, уже хлопнув унитазной крышкой, капризно запричитал: – Давай-давай, Татка!.. Жрать охота, мечи на стол!

К Наташе еще не пришли злоба и гневное возмущение – обычный гость в таких ситуациях. Наоборот, происходящее в какой-то степени забавляло ее. Собственный муж приводит в дом каких-то… даже слово подходящее сразу не подберешь., и, будто ни в чем не бывало, будто это само собой разумеется, начинает хозяйничать, отдавать приказы! Да, теперь ванна казалась просто детской шалостью. С такой наглостью Наташе еще не приходилось встречаться. Впрочем, в жизни надо испытать все.

– Может, разденетесь? – предложила она.

– У нас под польтами нет ни хрена, – с вызовом сказала Катя. Или Марина, не разберешь. – Мы ж прямо с работы.

– Вот как? Ну-ну… Наташа многозначительно покачала головой и пошла на кухню разогревать ужин.

Она зажгла конфорки под сковородами с картошкой и котлетами, нарезала хлеб, поставила на стол коробочку плавленого сыра.

Она была холодна, как собачий нос. Ей нельзя волноваться самой, нельзя волновать крохотный комочек, который вот уже несколько месяцев живет под ее сердцем. Еще чего!.. Пусть кто другой волнуется.

Спиртного в доме не было ни капли, но оказалось, что запасливый Виктор притащил с собой бутылочку. Он тут же распечатал ее, отпил из горла и передал девицам, уютно устроившимся на мягком уголке.

– Тебе, Татка, нельзя, – извиняющимся тоном проговорил он.

– Заботливый ты мой… – улыбнулась ему в ответ Наташа. Улыбнулась так «мило», что благоверный чуть не поперхнулся.

– Ты что? – тихо спросил он.

– Ничего, – улыбка Наташи стала еще «милее». – Вы пока тут хозяйничайте, а я прилягу. Смотрите на часы, до закрытия метро осталось меньше трех часов.

– А мы поедем на такси!.. – в один голос сказали Катя и Марина.

– Посуду не забудьте за собой помыть, – вежливо напомнила Наташа.

– Татка, ты куда? – моргал осоловелыми глазенками Витя.

– Спать, дружок, спать. Так что вы не очень громко, хорошо?

– Татка, ты обиделась, что ли? – Клюев попридержал ее за локоть: – Татка, погоди!.. Ты плохое про меня не думай, Татка! Это мои натурщицы, понимаешь?

– Понимаю, – вяло кивнула Наташа.

– Я ж концепт закончил, обмыть это дело надо по-человечески, а иначе удачи не будет. А они просто натурщицы, и больше ничего! У нас исключительно деловые отношения.

– Я вижу.

– Что ты видишь? Что ты там такое видишь?

У Виктора, когда он был пьян, настроение менялось через каждую секунду. Вот и сейчас ему вдруг показалось, что Наташа позволила себе пренебрежительно посмотреть в сторону его «коллег», и кулаки его сами собой сжались…

– Вижу, что они голые.

– А какими они, по-твоему, должны быть? – с угрожающей интонацией поинтересовался Виктор. – Да, голые!.. Так вошли в образ, что забыли одеться! Вот какой силищей обладает искусство!.. – И он снова смягчился: – Ну, Татка, посиди с нами. Оч-чень тебя прошу!..

И Наташа посидела с ними минут пять, с умилением полюбовалась на эту идиллическую картину, когда одна из близняшек все норовила залезть Виктору на колени и лизнуть его в ухо, а другая, позабыв обо всем на свете, уминала котлеты с картошкой. Изголодалась на работе, бедняжка…

– Исключительно деловые отношения, – повторял, как заевшая пластинка, Виктор. – Исключительно деловые…

Наташа не слышала хлопка входной двери, проснувшись лишь тогда, когда благоверный повалился на другой край кровати и попытался отвоевать у супруги свою законную часть одеяла. Но остался ни с чем, потому что Наташа укуталась, словно тутовый шелкопряд.

Электронный будильник показывал половину третьего.

Сон как рукой сняло. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку и покусывая нижнюю губу. Главное – сдержать себя, перетерпеть до утра, дождаться, пока хмель выветрится из бестолковой Витьки – ной башки, а иначе разговор по душам (увы, от него Никуда не деться) будет пустой тратой времени.

Через несколько минут Виктор захрапел. Наташа стиснула зубы. Вскоре храп усилился. Плавно переходя из тональности в тональность, он теперь был украшен высокохудожественными руладами, хрипами и причмокиваниями.

«Витька никогда так не храпел, – подумалось Наташе. – Он обычно тихонечко: «хырк-хырк, хырк-хырк», такой храп даже убаюкивает, если к нему привыкнуть, а тут вдруг… Нет, это терпеть невозможно…»

– Заткнись, – громко сказала она.

Рулады оборвались.

– Вот так-то лучше. Перевернись на другой бок.

Виктор послушно перевернулся и запустил по новой, еще громче и изысканней, нежели прежде.

– Витюша, замолчи, пожалуйста! Витя-а-а-а, умолкни! Спать не даешь! Вить, ты слышишь меня? – Наташа приподнялась на локте, тронула мужа за плечо и…

Удивительно, как от ее крика не проснулся весь дом. Наташа вскочила с кровати, подлетела к двери, щелкнула выключателем. Так и есть!..

Судьба будто испытывала Наташу в последнее время, будто проверяла ее на правильность выбранной ею сексуальной ориентации! Да что ж это такое, в конце-то концов?

На кровати раскинулась голая девица, и, судя по выражению ее заспанной физиономии, срочное изменение места ночлега в ее планы не входило.

– Потуши свет, дура, – невозмутимо потребовала она.

– Что ты сказала? – Наташа чуть не задохнулась от возмущения. – Как ты меня назвала?

– Да кто ты ва-аще такая? – нахохлилась гостья. – Отстань от меня, ненормальная…

И через секунду, укрывшись с головой, она уже опять храпела, как бульдозер. И откуда только у этой нежной грации взялось столько голосовой мощи? Шаляпин бы позавидовал…

Наташа обнаружила Виктора на кухне. Он лежал на диванчике в обнимку со второй близняшкой. Вернее, не лежал, а ерзал. А еще вернее, ерзали они оба, издавая при этом сладострастные стоны и всхлипы.

Наташа прошла в ванную и, пока медный тазик наполнялся холодной водой, вгляделась в свое отражение. Из зеркала на нее смотрела всклокоченная фурия с округлившимися от бешенства глазами. Нет, так нельзя… Взять себя в руки! Выглядеть достойно!

Так обычно окатывают горланящих под окнами мартовских котов, одним движением – «вжик!», и страстное свидание прервано.

– У-у-у!!! – заорал Виктор, захлебываясь в холодной воде и жмурясь от внезапно вспыхнувшего света.

– А ну вон отсюда, ублюдки, – холодно процедила Наташа…

Мистика

О том, что будет, когда Виктор вернется, Наташа старалась не думать…

Во всяком случае, муж теперь не вызывал у нее Других эмоций, кроме брезгливости и презрения* Тьфу, гадость!..

Наташа решила прилечь, но, оказывается, она совсем забыла про Марину, а та, как ни в чем не бывало, продолжала спать на ее кровати. Только уже не храпела, а сладостно похрюкивала…

Ну и ночка выдалась, врагу не пожелаешь.

За окном проступали предрассветные сумерки.

Наташа перемыла всю посуду, насухо вытерла, поставила в шкафчик. Чем же еще отвлечься?

И, будто ей в помощь, в прихожей затрезвонил телефон. Кто это в такую рань?

– Наташка, меня осенило! – встревоженно клокотал Граф. – И если мои предположения окажутся истиной!.. Ну, тогда я не знаю!.. Тогда в мире не останется ничего святого!..

– Что-что-что? – испугалась Наташа. – Граф, что стряслось?

– Как ты думаешь, сколько получает инженер-строитель?

– Даже не знаю… А что?

– Мало получает! Уж во всяком случае автомобиль на зарплату не купишь, это точно! А он купил, да еще какой!

– Ты про кого?

– Про Андрея, про кого же еще?

– Ах, да-да…

– Вот так, Наташка. Думай, прикидывай, сопоставляй факты, у тебя это, наверное, по роду занятий неплохо должно получаться.

Только сейчас Наташа поняла, почему так рано звонил Граф. Да ведь она совсем забыла – сама же встревожила его с этой монетой. И сама же тогда подумала про Андрея… Закрутилась совсем.

– Спасибо, Граф…

– Мне-то за что? Просто очень хочется, чтобы ты выловила поганца. Впрочем, я так доверял всем нашим ребятам…

Наташа позвонила Андрею в начале восьмого, и оказалось, что тот уже буквально стоял в дверях. Уговорились встретиться, когда у него будет обеденный перерыв, прямо на стройке.

Андрей возводил двенадцатиэтажную коробку, был главным в бригаде и держался соответствующе – важно, с чувством собственного достоинства.

– Ну, выкладывай, – сказал он, устраиваясь на бетонной плите и выдавливая зеленую кефирную крышечку. – Я не стал тебя по телефону спрашивать… Но по голосу понял – что-то важное. Я прав?

И Наташа действительно все ему выложила, без утайки, мол, так и так, с острова похитили много ценностей, находки уже выплыли в Одессе. Их открыто продают и оптом, и в розницу. При этом она внимательно следила за Андреем, за его реакцией. Но тот оставался невозмутим.

– Ну? – Он снял с головы каску, разгладил ладонью слипшиеся волосы. – Значит, я вхожу в число подозреваемых?

– Пойми, Андрюш… Так уж выходит, что я обязана подозревать всех, каждого из вас.

– Но только не себя, – вскользь заметил Андрей.

– В смысле?

– Нет-нет, ничего, – улыбнулся парень. – Спрашивайте, госпожа прокурор.

– Андрюш, мне на самом деле очень неловко…

– Я все понимаю.

– У меня к тебе один-единственный вопрос.

– Не тяни.

– Где ты взял деньги на покупку машины?

– Ах, вот оно что… В чужом кармане купюры пересчитываем, а в своем…

– Не обижайся, Андрюш.

– Тачке двенадцать лет, ее знакомые ребята из Германии пригнали. И стоит она всего штуку долларов. Эту штуку я одолжил под проценты на год. Поэтому приходится подрабатывать на стороне.

– Я не знала, что ты подрабатываешь…

– Теперь знаешь.

– А почему так дешево?

– Тебе купчую показать?

«В купчей можно указать любую цену, хоть пять рублей. Филькина грамота», – подумала Наташа.

– Не надо.

– А что, дело открыли или ты по собственной инициативе?

– По собственной…

– Чувствуется, что подозрения с меня не сняты, – как-то нехорошо ухмыльнулся Андрей.

– Не сняты, – честно призналась Наташа.

– Ну, тогда флаг тебе в руки, крути-верти, Шерлок Холмс. Я оправдываться не собираюсь. Унизительно это.

– Андрюш, ты помнишь, когда Степан уехал, ты заведовал находками, еще когда мы ездили телеграмму давать Попе…

Андрей даже бровью не повел.

– Совет хочешь? – Он запрокинул голову и вылил остатки кефира себе в рот. – Так вот… Выжди немного, и примета подействует.

– Какая примета?

– Та самая. Со старинными побрякушками шутки плохи, сама ведь знаешь…

– Это всего лишь мистика, – вздохнула Наташа.

– А ты не веришь в нее?

– Наверное, верю…

– Наве-ерное… – передразнил ее Андрей. – Уверяю тебя, скоро все сокрытое станет явным, Ольвия не простит. И вору придется очень худо… К примеру, руки отсохнут или выкидыш…

– Что?!

– Прости-прости-прости! Я ж забыл совсем, что ты… – Он театрально замахал руками. – Неудобно-то как получилось… Типун мне на язык…

Но Наташа вдруг с удивлением поняла, что Андрей сказал это не по глупой случайности, а… намеренно.

Зачем? От обиды? От испуга? Этого Наташа пока не знала… Она лишь начала ощущать какое-то внутреннее неудобство.

– Если что услышишь, сразу сообщи мне, попросила она, поднимаясь с плиты и отряхивая юбку.

– Всенепременненько, – улыбнулся Андрей.

И опять… Наташе почудилось, что в этой улыбке был заложен какой-то тайный смысл, какой-то намек…

Это – Москва

– Нет, в натуре, что мы сюда приперлись? – тихо спросил Грузин, наблюдая из окна, как по улице Горького медленно движется поток машин. – Что тут ловить, только разве в наперстки на углу подрядиться.

– Не твое дело. – Юм с аппетитом уплетал лазанью, запивая ее красным вином прямо из бутылки. – Что ты дергаешься, что у тебя, шило в заднице? Отдохни, возьми девочек, в кино сходи, закажи себе что-нибудь.

– Да отдыхать не сюда надо было ехать. – Грузин наконец оторвался от окна и сел в кресло. – В Сочи надо было или в Кисловодск. Там у меня ребята знакомые есть…

– Закрой хлебальник, а! – не выдержал Юм. – Дай поесть спокойно. Что ты заладил – Сочи, Сочи! Три дня только, как тут торчим, а ты уже по ушам наездил…

– А я тебе говорю – надо когти рвать отсюда. Тут еще лет десять назад все поделено, никто нас к своему корыту не подпустит. У них свои законы, ты же…

– Какие законы?! – взорвался Юм. – Дожил я на их законы с прибором. Да что ты понимаешь, хохол?! Тут уже одни деды остались, песок сыпется. А сейчас другое время, другие законы. Ты что, думаешь, что я шашлычную грабить пойду или в сберкассу полезу?

– А что? Может, Госбанк?

– Может, Госбанк, – ответил Юм неожиданно спокойно и Ухмыльнулся.

Грузин сплюнул и вышел из номера, хлопнув дверью.

– Достал, блин! – Юм швырнул вилку на пол и встал из-за стола. Включил телевизор и грузно плюхнулся в кресло.

– «Вы хотите купить? Вы хотите продать? Вы работаете только с крупными партиями? Звоните к нам круглосуточно. Товарная биржа «Лариса» предлагает вам самые выгодные…»

На самом деле он не знал, зачем притащил всех в Москву. Просто чувствовал, что здесь, именно здесь, именно сейчас все и начнется. Только пока не мог понять, уловить, как начнется и с чего.

Три месяца прятались по своим дырам. Кто где. Юм знал про всех. Когда поутихло с милиционерами, решил собрать всех снова. Женя была против.

– На кой они нам? Дерьмо, трусы. Я б только Ванечку позвала и Мента.

Мент сам сбежал из больницы, как только пришел в себя. Понял, что дело пахнет керосином. И вовремя – через полчаса за ним уже пришли, а он – тю-тю. Юм через знакомых успел передать ему, чтобы зарылся поглубже, пока утихнет.

– А с остальными что? – спросил Юм Женю. – Языки им не отрежешь – растреплются по всем углам.

– Языки-то не отрежешь… – многозначительно проговорила Женя.

Юм понял, что она имела в виду. Он и сам об этом подумывал. Но сначала раскрутиться надо. А уж потом – смена команды.

И он сказал:

– Молчи, курва, не выступай. Мы в Москву рванем. Там – все бабки…

И вот они в столице. А бабок нет как нет. Нигде на дороге они не валяются. А если и валяются, там уже такие команды стоят – на кривой козе не объедешь.

Женя долго не открывала. Юм уже хотел идти в свой номер, чтобы позвонить ей по телефону, когда услышал ее заспанный голос:

– Ну кто там?

– Это я.

Замок щелкнул, и дверь открылась. Она, как ни странно, была уже одета и держала в руке пистолет.

– Ты что? – удивился Юм.

– Ничего, звонить надо, предупреждать. – Она улыбнулась и нежно поцеловала его в губы, уперев дуло пистолета в пах. – Руки вверх, ты арестован.

Потом, после всего, они долю лежали в постели и поедали апельсины, бросая кожуру прямо на ковер.

– Ну, что дальше? – спросила она, вынырнув из-под одеяла и накинув на голое тело халат.

– Дальше надо другое место искать. – Юм сладко потянулся. – Тут слишком долго сидеть нельзя, сразу спалят.

– А потом?

– Потом ты знаешь что! – Юм вдруг рванулся и попытался схватить Женю за ногу, но она вовремя увернулась. Взобралась на кресло и уселась по-турецки.

– А потом?

– В смысле? – Юм почувствовал, что опять начинает злиться.

– Ну что мы потом будем делать? – спокойно спросила женщина. – Заведем семью, ты слесарем устроишься на завод, я в школу пойду работать, детишек с тобой нарожаем. А Грузин со Склифосовским их нянчить будут. Так, что ли?

Юм не ответил, только вдруг посмотрел на нее с такой ненавистью, что любая другая женщина сразу замолчала бы. Но Женя только рассмеялась:

– Какой ты страшный, как обезьяна! Нет, ну ты скажи, чего ради мы тут сидим? Они же сопьются, наваляют по пузу кому-нибудь, и нас всех тут тепленькими…

– Рот закрой! – закричал он, не вытерпев.

Ты что, сучка, забыла, кто тут главный? Думаешь, если я с тобой сплю, ты мне можешь советы давать? Да я с тобой знаешь что сделаю! – Он вскочил схватил ее за руку и с силой швырнул на кровать.

Женя совсем не кричала, только изредка рыкала, как тигрица, и больно впивалась в его спину ногтями, придавая еще большую остроту ощущениям…

– …Все поняли? – спросил он.

Остальные некоторое время молчали. Только Ванечка шелестел упаковкой от таблеток.

– Понятно, – засопел Мент недовольно. – Только…

– Что? – Юм пристально посмотрел ему в глаза.

– Блин, снова на шару. Нас за такие дела…

– По заднице ремешком, – зло хмыкнула Женя. – Если не хочешь, собирай манатки и дуй отсюда, больше воздуху будет.

– Ты скажи своей… – набычился Мент.

– Хорош, не залупайся, – оборвал его Юм.

– А что она? – отступил Мент.

– А ты что? – вызверилась Женя.

– А ну вас на фиг, – махнул рукой Мент.

– И ладушки, – сказал Юм. – Завтра утречком выгружаемся отсюда и валим в гостиницу подешевле, а пока гуляйте.

Все встали и быстро вышли из номера, кроме Мента и Жени.

– Ну, что тебе? – спросил Юм.

– Побазарить надо. – Мент покосился на женщину, которая сидела в кресле, вжикая по ногтям пилочкой.

– Говори.

Мент молчал.

– Женя, – повернулся к ней Юм, – сходи, прогуляйся маленько.

– Вот еще, – криво ухмыльнулась она.

– Бегом, твою мать! – закричал он и вытолкал ее из номера.

– Значит, так, – сказал Мент, когда он сел на свое место. – Ты только меня внимательно выслушай. Тут тебе не чисто поле, не колхоз. Это – Москва. И КГБ, и МВД – все тут. Так что с топориком, как на большой дороге, уже не получится. По крайней мере, я на такое дело не подписываюсь. Или мы все готовим заранее, или погорим, как дешевые воришки.

– Да ла-адно! – махнул рукой Юм.

– Нет, не ладно. Тут не через час приезжают, как в Чехове, а через три минуты, и не один человек, а кодла. Так что послушай моего совета хоть раз, давай все посчитаем.

– Ну давай. – Юм пожал плечами: – А что считать? Все просто. Заваливаемся ночью, крошим всех в капусту, бабки по карманам и – деру.

– Ага, а вот это ты видел. – Мент протянул ему газету с рекламными объявлениями.

– Что это? – Юм взял ее и повертел в руках.

– Ты вот тут почитай, вот это объявление. Мент ткнул пальцем.

– «Обучаем частных охранников. Приемы рукопашного боя, владение огнестрельным оружием». Ну и что? Новую работу подыскиваешь?

– Ты не понял? – Мент вздохнул: – А то, что есть уже частная охрана. И не старушки с трехлинейками. Это же не ювелирторг, это частное заведение. А раз там такие бабки крутят, значит, про свой зад подумали обязательно. Сигнализация, охрана и тому подобное. И это они нас скорее в капусту покрошат, если мы к ним такими «Ваньками» явимся.

Юм задумался.

– Ну хорошо, а что ты предлагаешь? – спросил он.

– А вот что. – Мент достал из-за пазухи карту города и расстелил ее на полу. – Это у нас вот тут находится…

Интрига

В деле с самого начала была какая-то неприятная загадочная интрига. Наташа поняла это по той простой причине, что в качестве следственного органа здесь снова выступало КГБ.

– Почему я? – спросила она у Дробышева. – Кажется, я этому ведомству не очень приглянулась еще со времен Дрыгова.

– Ну, Наталья Михайловна, не все же там негодяи работают. Есть и честные люди, – как-то неумело оправдывался Дробышев.

– Они что, сами просили? Ну, чтобы я?..

– Да.

Вот с этого и начиналась интрига.

А дальше – больше. Дело было о взятках в особо крупных размерах, ни больше ни меньше – начальника ХОЗУ Московской Патриархии гражданина Погостина Андрея Олеговича.

Наташа, конечно, с полным недоверием стала переворачивать многостраничное обвинительное заключение, но чем дальше читала, тем больше становилось ей не по себе. Обвиниловка была настолько ладно и добротно сложена, что сомнений не оставалось – Погостин действительно взяточник.

«Ну и фамилия, – подумала Наташа мрачно. – Что ж ты, гражданин Погостин? Как ты мог?»

Нет, дело не в том, что Наташа слишком трепетно относилась к Московской Патриархии. Наоборот, она и Православную Церковь не очень-то жаловала. Да и вообще христианство.

Ей ближе и милей были греческие языческие боги, каждый из которых отвечал за что-нибудь одно. Как в жизни: моряк, пахарь, актер, историк, винодел. Это казалось Наташе естественнее. А Христос был слишком уж большим начальником. К нему не сунешься со своим мелким, людским, с ним только о вечном и можно говорить.

А сама Церковь Наташу раздражала. И не только вечными старушками, которые постоянно замечали, что не так одета, не там стоишь, не так смотришь, не так крестишься…

Тонкий Наташин вкус просто коробило от самоварного золота русских храмов. Этот тяжелый купеческий ампир, удручающе однообразные завитушки и листики-цветочки, вычурность и показная сытость, опереточность… Нет, не радовало все это ни глаз ни сердце.

А уж о священниках и вспоминать не хотелось. Как-то свела судьба с двумя-тремя еще в университете. Ограниченные, недобрые люди.

Один с какой-то чуть ли не садистской радостью говорил: «Все, кто не причащается, – это мясо. Сразу в ад».

Наташе жутко стало от мысли, что такой человек будет стоять у врат загробной жизни.

Возможно, в КГБ знали о Наташиной неприязни. Но что-то тут не сходилось. Их ведомство Наташе несравненно противнее.

Не знали самое главное – Наташины религиозные убеждения никакого отношения к работе не имели. Вернее, имели, но с обратным знаком. Какого-нибудь греческого историка она бы судила куда строже. С близкого и спросится.

Священника, а Погостин имел сан, Наташа будет судить строго. Все-таки пастырь духовный должен быть кристальным.

Дело снова оказалось громким. Еще задолго до суда в газетах и на телевидении поднялся страшный шум. Как же! Компартия теперь была позором и грязью, а Церковь – умом, честью и совестью. Ну, перестроились журналисты, в ногу со временем пошли.

Наташе стали снова звонить какие-то типы, угрожать. Пытались поймать телевизионщики, газетчики. – А она от них пряталась.

Погостин заключал со строительными организациями договоры на ремонт и строительство храмов. Строители ему и давали – кто две тысячи, кто пять, кто даже десять. В общей сложности набежало тридцать шесть тысяч с копейками. Все очевидно – Патриархия платила строителям живые деньги, без всяких там перечислений. Платила исправно, щедро. И строительные конторы впивались в такие заказы, как странник в пустыне в бутылку с холодной водой.

Дело о взятках для следствия – смертельный номер. Доказать взятку почти невозможно. Статья закона наказывает того, кто дает, наравне с тем, кто берет. Не станет же человек подставлять самого себя. Но даже если такой альтруист найдется, взяточник всегда может отпереться – ничего не знаю, оклеветали. Нужны свидетели. А взятки при свидетелях никто не дает.

Свидетелей навалом. Все доказано, как дважды два. Постаралось ведомство. К делу приложены даже аудио– и видеоматериалы. С санкциями не подкопаешься.

И все же какая-то тайна была.

– Ты не посмеешь взять это дело, заявил Виктор, когда вычитал в газетах, что прокурором на суде будет Клюева Н. М.

– Я уже взялась, – сказала Наташа. – будем об этом.

С Виктором она теперь стала говорить ровно и холодно. Когда он вернулся, она вдруг увидела, что перед ней совершенно чужой человек. Никаких чувств вообще не вызывающий. Как фотография в газете. Поэтому и не ссорилась, не выясняла, просто сказала – ищи себе другое жилье. Попросту берегла себя. Ребенок уже бился внутри, нечего было его волновать.

– Нет, будем! – хлопнул по столу Виктор. – Ты хоть понимаешь, во что тебя втравливают?

– Интересно, – безо всякого интересы сказала Наташа.

– Ладно, я тебе объясню, – волновался муж. – КГБ подыхает. Но умирающий зверь страшен своими последними судорогами. Я не знаю всей подоплеки – ты наверняка лучше знаешь, но если ты сейчас будешь судить… как его?.. Погостина, завтра они будут судить всю Церковь.

Наташа молчала. Она знала, что в словах Виктора, к сожалению, слишком много правды. Она и сама не знала подоплеки, но, видно, действительно умирающий зверь выбрал ее в качестве своего убивающего когтя.

– Ты вообще понимаешь, во что тебя втравили? Римские цезари так преследовали первых христиан. Ты же прокуратор Иудеи Понтий Пилат! – распалялся муж.

– Я – прокурор, – напомнила Наташа. – Я поддерживаю обвинение.

– Ты не посмеешь!

– Давай не будем, – снова повторила Наташа.

Из «смежного ведомства» теперь никто не звонил.

Тяжелый разговор, тяжелое дело, тяжелое время…