Текст книги "Государственный обвинитель"

Автор книги: Игорь Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Такая игра

– И запомни, больше я тебя вытаскивать не буду, – со злостью прошептала Наташа, как только они вышли из отделения милиции. – В следующий раз сам выпутывайся.

– Да ла-адно. – Леня накинул куртку и тряхнул головой. – Подумаешь, тоже мне армия спасения. Сестричка, называется.

– Мать бы пожалел. Если нажрался, как свинья, нечего звонить среди ночи и просить, чтобы тебя отсюда вытащили.

Они быстро шли по переулку к станции метро. Наташа опаздывала на работу, а брат никак не поспевал за ней. Хмель из его головы еще не успел окончательно выветриться, и поэтому он постоянно спотыкался, каждый раз тихонько ругаясь.

– Ты мне лучше скажи, откуда у тебя деньги? – спросила она, когда брат в очередной раз споткнулся и чуть не сшиб ее с ног. – Еще позавчера на сигареты стрелял, а вчера его уже из кабака выводили. В спортлото, что ли, выиграл? Или бумажник на дороге нашел?

– Ой, смотрите, какой прокурор, все ей надо знать, – буркнул брат. – Не твое дело. Думаешь, ты одна у нас такая умная? Мы тоже кое-что понимаем.

– Ну смотри, это точно не мое дело, а твое. – Она пожала плечами. – Только запомни: если будет что-то посерьезнее, чем пьяный дебош, то я тебя вытащить уже не смогу. Все, пока, я на такси. На работу опаздываю. – Наташа протянула руку, и перед ней затормозили сразу три легковушки.

– А меня до дому не подкинешь? – Ленька невинно улыбнулся и шмыгнул носом.

– Обойдешься. Тебе и пешочком полезно. – Наташа открыла дверцу и села.

– Ну хоть денег дай, – попросил брат. А то у меня только на метро.

– Я сказала: обойдешься.

Машина сорвалась с места.

– Эй, друг, тебе куда? – спросил у Лени второй водитель.

– Да пошел ты… – Парень сплюнул и двинулся по тротуару, пошатываясь и бубня под нос какие-то ругательства…

Теперь Наташа, вернее, Наталья Михайловна Клюева, старалась попасть в свой кабинет как можно раньше. Нет, совсем не потому, что дел у нее было по горло. Уже вторую неделю она занималась только тем, что с утра до вечера заполняла кроссворды. Занятие, конечно, интересное, но начинает утомлять, когда посвящаешь этому восемь часов в день.

На следующий день после того суда она шла на работу, как на бой. Думала, что ей вкатят выговор, что будет скандал, увольнение или еще что-нибудь в этом роде. Но не случилось ничего. В прямом смысле – ничего. Настолько ничего, будто ее вообще никогда не существовало в этом заведении. С ней не здоровались, не разговаривали, не замечали, когда она хотела о чем-то спросить. И это было хуже всяких нагоняев. Так ее мама наказывала в детстве, и это было для маленькой Наталии самым страшным наказанием. Но, с другой стороны, был и опыт. Поэтому Наташа решила для себя, что ни в коем случае не начнет действовать первой. Пусть все идет, как идет. Не может же Дробышев не замечать ее вечно. Наступит время, когда он сам не выдержит. Или наконец решит с ней поговорить, или просто уволить попробует, без всяких разговоров. Вот тогда и начнется драка, самая настоящая драка, а пока просто так, игра. Кто кого перемолчит.

– Вы сегодня опоздали, – констатировала Гуляева, когда Наташа вошла в кабинет.

– Да, я знаю.

– Вас Дробышев спрашивал. Просил зайти, как только появитесь.

– Спасибо. – Наташа сказала это как можно спокойнее, но сердце у нее так и подскочило в груди. – Давно спрашивал?

– Минут пять назад, – ответила женщина, не отрываясь от документов.

«А что, разве я поступила незаконно? Не было состава преступления, и вы это сами прекрасно знаете! Я не виновата, что контора… Нет, лучше так: я не виновата, что это ваше смежное ведомство так заинтересовано в этом алкаше. Нехорошо заставлять людей копаться в дерьме, если сам не хочешь этим заниматься. Да, так я ему и скажу», – размышляла Наташа, шагая по коридору. Пусть не думает, что она его боится. Уж кто-кто, а она-то законы знает, и уволить ее просто так он не сможет.

– Разрешите? – Она распахнула дверь и уверенно вошла в кабинет.

Дробышев кивнул, прикурил сигарету и указал ей на стул.

– Вы хотели меня видеть, Дмитрий Семенович? – спросила Наташа спокойным деловым тоном.

– Нет, не хотел, – честно признался он. – Но должен. Значит, так, Клюева, давайте сразу начистоту. Я тут неделю все сидел и ждал, может, вы сами додумаетесь. Но придется объяснить.

– Я слушаю. – Наташа старалась говорить как можно вежливей.

– Ну так слушайте внимательно. – Он посмотрел ей прямо в глаза: – Я советую вам подыскать себе другое место работы. Я понимаю, что вы еще молодая, зеленая, характер свой прятать не научились, и поэтому не хочу увольнять вас сам. Даю вам месяц на то, чтоб вы нашли, где пристроиться. Я думаю, что это достаточный срок. Сейчас открывается много кооперативов, все нуждаются в профессиональных юристах, поэтому, надеюсь, с этим у вас не будет проблем. А через месяц я жду вашего заявления об уходе. Все понятно?

– Понятно, Дмитрий Семенович. Но я не буду этого делать, – спокойно сказала Наташа.

– Дело ваше. – Дробышев улыбнулся. – Можете и не делать. Только вам же хуже будет. Я ведь сам могу вас уволить, и с такой характеристикой, что вас даже в дворники не возьмут. Ни вам это не нужно, ни мне, правильно?.. Так что давайте расстанемся по-хорошему, не будем друг другу нервы портить.

– По-хорошему не получится, Дмитрий Семенович, – сказала Наташа. – Я не…

– Да-да, – перебил ее Дробышев. – Вы не нарушали закон, вы не виноваты, что кое-кто так заинтересован в Дрыгове, и вы не собирались разгребать чужое дерьмо. Ведь именно это вы хотели сказать?

Наташа не ответила. Она хотела сказать именно это.

– Вот видите. – Начальник улыбнулся: – Я заранее все знаю, что вы за неделю напридумывали. Но совсем не в этом дело. А дело в том, что я не могу себе позволить держать на работе человека, который бы не слушал моих указаний. Это как болезнь, как вирус. Через год я уже никем руководить не смогу. Поэтому выживу я вас отсюда любой ценой. Подумайте об этом хорошенько, лады?.. Все, можете идти.

Наташа встала и двинулась к двери. Потом вдруг повернулась и тихо спросила:

– Что, сильно вас прижали?

– Кто? – Он улыбнулся. – Да нет, совсем не прижали. Это они вас прижмут, если вы тут подольше задержитесь. Так что послушайте моего совета, не становитесь в позу. Они вас в такую позу поставят, если будете сопротивляться… Да, и передайте брату, что в следующий раз он так легко не отделается, как сегодня.

– Я тебе говорила?! – влетая в квартиру и нависая над братом, закричала Наташа. Ну я ведь тебя предупреждала, бестолочь ты такая. Вот, теперь себе самому скажи спасибо. Ты знаешь, что это за люди?!

Леня сидел посреди комнаты на табуретке и молчал, внимательно рассматривая ногти на руках.

– Ты понимаешь, что ты меня подставил?! Нет, ну ты хоть это понимаешь?! – Наташа чуть не ревела. – Ну почему я должна все на себе тащить? Ну почему я не единственный ребенок в семье? Да пойми же ты, придурок, что ты не только себе, ты еще и мне жизнь портишь своими выходками! И не надо говорить, что я могла выбрать другую работу. Это ты лучше займись чем-нибудь серьезным, а то жизнь в зоне закончишь.

Леня не отвечал. Сидел молча, даже не удосуживаясь поднять голову. И это злило Наташу больше всего.

– Ты посмотри, во что ты мать превратил! Она же уже совсем не спит по ночам, плачет все время! Ну что ты молчишь? Что ты молчишь, я тебя спрашиваю!

Леня поднял голову, посмотрел на мать, стоявшую лицом к окну, и тихо сказал:

– Папа умер.

Наташа не поняла.

Мать не оборачиваясь протянула Наташе бланк:

– Вот…

Это была телеграмма. Маленькое пресное известие о том, что вчера вечером Вадимов Михаил Борисович скончался от инфаркта. Похороны состоятся через два дня. Сухо, строго информативно, без всяких присущих подобным событиям излишеств. Как заявление об уходе.

Мама… сказала Наташа, когда до нее дошла суть телеграммы.

– Ужас какой! Господи, ужас-то какой! – затараторила мать как заведенная. – Всего-то шестьдесят два. Кто бы мог подумать? Ай-ай-ай, ужас какой! А я ему говорила, чтобы в больницу ложился, а он меня не послушался. Ужас-то какой!

– Ты поедешь? – перебила ее Наташа.

– Куца? – не поняла сначала мать. – А, нет, не поеду. Передай его второй мои соболезнования.

– Если она там будет.

– Да-да-да, если будет, конечно. – Мамин голос казался Наташе каким-то наигранным, театральным. – Да будет наверняка. Да, и вот что, Леньке там делать нечего. Поняла?

– Как это – нечего? Почему? – удивилась Наташа. – Это же отец.

– Ну и что, что отец?! – взорвалась вдруг мать. – Да он на поминках так назюзюкается, что его потом месяц из Одэссы не вытащишь. – Она почему-то говорила «Одэсса» вместо «Одесса». – И потом, там его дружки бывшие. Ты разве не помнишь, что в последний раз было? И думать забудь…

– Пусть он сам решает, – перебила Наташа. Попробуй ты ему запретить. – Она обернулась к брату и увидела, что тот глядит в пол.

– Наташ, – сказал он еле слышно, – я не поеду… И правда, еще напьюсь…

Ловушка

На следующей станции пришлось выйти, потому что Мент заблевал весь вагон и потерял сознание.

– Брось его, – нашептывала Юму Женя. – Он нам теперь не нужен. Нам теперь никто не нужен.

Но Юм сказал коротко и ясно:

– В больницу.

И никто не посмел возразить. Целков побежал к телефону и вызвал «скорую».

– Я тоже поеду, – сказал Юм, повиснув на Женином плече. – Кажется, ногу сломал. Остальные пускай ждут на станции. И пусть никто не подходит, когда «скорая» приедет. Только Женька…

Женя поехала в больницу вместе с ними. У Юма оказался вывих стопы с растяжением сухожилий. А Мент получил грандиозное сотрясение мозга. Даже нашатырем пришлось откачивать, чтобы мог сам выйти из машины.

– А вы кто будете? – спросила медсестра-регистраторша у Жени, когда та попыталась пройти с Юмом на перевязку. – Вы вместе с ними?

– Да, я вместе с ними.

– Жена? Сестра? Родственница?

– Нет. Мы даже не знакомы, – соврала Женя.

– Как это? – удивилась женщина. – А что ж вы тогда?..

– Как это – что? Как это – что? – Женя отчаянно забегала глазами по полу. – Они же меня защищали.

– В смысле? – не поняла сестра.

– В электричке. – Женя устало опустилась на кушетку. – Хулиганы.

– Подростковая преступность, – понимающе закивала женщина.

– Вот именно, – вздохнула Женя. – Целых пять человек.

– Куда смотрит милиция?

– Да-да. А они вступились.

– Беспокойные сердца, – выплюнула тут же регистраторша вычитанную где-то газетную фразу.

– И ведь не испугались, что тех пятеро, в драку полезли.

– Дали достойный отпор наглецам!

– И никто больше не вступился. Ни одна живая душа.

– Обывательское равнодушие.

– А они вот вступились. И вон что получилось.

Регистраторша уже открыла рот, чтобы высказать очередную крылатую фразу, но, видно, не нашла подходящей. Поэтому просто спросила:

– Может, чаю хотите?

– Ой, если можно. – Женя благодарно улыбнулась. – А долго их тут продержат?

– Не знаю. – Медсестра пожала плечами и пошла за стаканами. – В милицию надо сообщить.

– Да не надо! – встрепенулась Женя. Эти хулиганы уехали уже. Где их теперь искать?!

– Да, теперь уже не найти, – вздохнула женщина и протянула Жене стакан обжигающе горячего чаю.

Нужно было идти обратно на станцию, но Жене вдруг ужасно не захотелось выходить на улицу. Тут тепло, светло и приятно пахнет лекарствами. Как в кабинете у того гинеколога. С Венцелем они как раз и познакомились, когда он делал ей аборт. Классно сделал – ничего не скажешь. Действительно, золотые руки врач. Потом вот их сына обучала музыке…

Женя решила дождаться, пока Юм вернется из перевязочной и скажет, что делать дальше.

Сняла туфли, поджала под себя ноги, устроилась поудобнее, прислонившись спиной к теплой стене, и закрыла глаза.

Всего на минуточку, чтобы расслабиться.

А когда открыла снова, уже вовсю светило солнце. И первое, что увидела, – серую милицейскую форму.

– Здравия желаю, с добрым утречком.

Это был пожилой милиционер, кажется, капитан. В знаках различия она, как и всякая женщина, разбиралась довольно плохо.

– Доброе утро. – Женя быстро встала с кушетки и сунула ноги в сырые, не успевшие просохнуть за ночь туфли.

– Капитан Анисимов. – Милиционер козырнул и приветливо улыбнулся: – А вы и есть та самая пострадавшая?

– В каком смысле? – не сразу поняла Женя. – Ах да… Да, та самая.

– Слышал, слышал. – Анисимов покачал головой. Ну дела-а. Меня Василием Петровичем зовут.

– Очень приятно. Женя. – Женя нащупала через толстую крокодиловую кожу сумочки «браунинг» и нервно сглотнула.

Но Анисимов галантно помог ей надеть плащ и сказал:

– Надо будет вам, Женечка, со мной в отделение пройти. Экскурсия не из приятных, я понимаю. Вот ведь несправедливость. Эти негодники сейчас небось еще дрыхнут после вчерашних похождений, а вам в милицию. Но вы не волнуйтесь, тут недалеко. Да и времени это много не займет. Только заявление напишите, и мы вас больше задерживать не станем.

– А с этими ребятами что? – спросила Женя, с тоской глядя на входную дверь, через которую она могла вчера спокойно уйти, но поленилась. – Ну с теми, которые за меня заступились.

– А что с ними? – Капитан пожал плечами. – Спят они еще, в палате. Я к ним первым делом зашел, но будить пожалел. Уж больно крепко спят, молодцы. Так как, пойдем?

– Да, конечно… Только мне в туалет надо. Можно?

– Ну, конечно, можно! – засмеялся он. – Что спрашивать, вы же не задержанная.

В туалете не оказалось даже самого маленького окошка. Женя лихорадочно металась по кабинкам, пока вдруг не сообразила, что нужно выбросить пистолет. Хотела сунуть его в сливной бачок, но тут хлопнула входная дверь. Женя быстро вышла из кабинки и чуть не столкнулась со вчерашней регистраторшей.

– Ой, доброе утро, – приветливо улыбнулась та. – А я думала, вы ушли уже. Вас только что защитник ваш спрашивал. Чернявый такой, на китайца похож.

– Как он? – Женя за спиной лихорадочно пыталась всунуть «браунинг» в бумажник, который вчера отдал ей на хранение Мент перед тем, какого погрузили в «скорую». – Что-нибудь серьезное?

– Да нет, ерунда. – Медсестра махнула рукой: – До свадьбы заживет.

Пистолет наконец влез достаточно глубоко.

– Вы передайте ему, что я к нему зайду попозже. В участок сейчас схожу, заявление на этих подонков напишу и потом загляну.

– А-а, так это вас Петрович дожидается? Хорошо, передам. – Регистраторша двинулась было к кабинке, но Женя вдруг воскликнула:

– Ой, я и забыла совсем! Он вчера выронил в драке. – Она Протянула медсестре бумажник: – Не могли бы отдать? А то он волнуется небось, думает, что потерял.

– Конечно передам. – Женщина сунула бумажник в карман и нырнула в кабинку, пока ее не задержали снова.

– Спасибо большое! – крикнула Женя через дверь, облегченно вздохнула и открыла кран с холодной водой.

Анисимов сидел на кушетке и, казалось, спал. Женя уже хотела проскользнуть мимо него и убежать, но в последний момент он вдруг открыл глаза. Посмотрел на нее, зевнул сладко и встал:

– Ну что, пошли?.. Вот, ёксель-моксель, старость не радость. По ночам бессонница мучает, а как утро, так в сон клонит. Ну прямо хоть в ночные сторожа иди работать.

От вчерашнего дождя на улице не осталось и следа. Даже лужи куда-то подевались. Ярко светило солнце, и неистово чирикали воробьи.

– Вот тут недалеко, через улочку. – Капитан семенил рядом, щурясь от яркого света. – Придем, я вас чайком напою с ватрушками. У меня жена в пекарне работает, каждый вечер с работы полную торбу ватрушек домой приносит, горячих еще. Прямо уже не знаю, кого ими угощать, ватрушками этими.

Больше вокруг милиционеров видно не было, и Женя немного успокоилась. Значит, он про вчерашние дела еще ничего не знает. А даже если и знает, на Женю и Юма никак не думает. Хорошо, что хоть удалось сбагрить пушку и одновременно не потерять ее насовсем.

– Ну вот, уже пришли. – Капитан отпер дверь ключом. – Один я тут. Молодые, они все в столицы сбежать норовят, никто тут оставаться не хочет. Не знаю, что будет, когда я на пенсию уйду. Вы, Женечка, проходите пока в ту комнату, а я чайку заварю, липового. Вам с сахаром или, может, с медом хотите? Мед у нас свой, гречишный. Запах от него – помереть не жалко.

– Лучше с медом. – Женя улыбнулась. – И покрепче, если можно.

– Конечно, можно, почему нельзя? – Василий Петрович прикрыл за собой дверь, оставив Женю одну.

Жене вдруг захотелось в туалет. Надо же, так перепугалась с самого утра, что в больнице забыла сходить. Она выглянула в окно и увидела во дворе кабинку. Хотела уже выйти, но тут за дверью зазвонил телефон. Женя инстинктивно оглянулась и увидела, что в этой комнате телефона нет. Здесь вообще ничего не было. Только стол, два стула и кушетка, точно такая же, как в больнице. Наверняка списали оттуда пару лет назад. И на окнах, вдобавок ко всему, были решетки. Правда, была еще одна дверь. Женя метнулась к ней и подергала ручку. Так и есть – заперта.

– …Да, у меня, – тихо говорил по телефону капитан, не замечая, что Женя подслушивает его, немного приоткрыв дверь. – Те двое пока в больнице. Да куда они денутся? У одного растяжение, а другой вообще плохой, сотрясение мозга. К тому же они еще не знают.

Вот и все. Это значило, что Женя в ловушке и эта ловушка уже захлопнулась. А она попалась в нее, как маленький глупый мышонок…

Антиквариат

Наташа не настаивала. Честно говоря, ей стало легче, когда она поняла, что ни мать, ни даже брат на похороны отца не поедут. Почему-то хотелось быть там одной.

Еще с детства Наташа помнила вечные ссоры отца с матерью. Мать тогда была завучем школы, уважаемым человеком в городе, он же был инженером. А в отпуск отправлялся на Ольвию простым землекопом. Это именно он пристрастил дочь к археологии. Любил по вечерам ходить с ней к морю и там часами рассказывал ей о Древней Греции, о поселении на Ольвии. Для Наташи это постепенно стало чем-то не менее реальным, чем ее теперешняя жизнь. Только еще интереснее, еще насыщеннее.

А мать тащила семью. Зарабатывала деньги, пробивала квартиру, льготную очередь на машину, ежегодные путевки в Нальчик для Леньки, у которого в детстве были проблемы со здоровьем. Короче, выполняла в доме роль мужчины, главы семьи.

Уже потом, когда выросла, Наташа никак не могла понять, как отцу и матери удалось прожить вместе так долго, как мать могла терпеть отца в своем доме. Наверно, любила. Но когда позвали в Москву, не задумывалась ни минуты. А отец остался. Со своими камешками и черепками, как говорила мать. Через три года женился второй раз на какой-то библиотекарше, но она оказалась менее терпеливой, чем мать, и сбежала от него через год. Отец поменял квартиру на маленький домик у моря, жил в нем один. Наташа навещала его каждое лето. На раскопки он ездить уже не мог, сердце не позволяло, поэтому каждый раз, когда она наведывалась к нему после месяца копания в песке под палящим солнцем, не отставал от нее, пока она не расскажет ему все. Что нашли, где, как, кто нашел.

Просил нарисовать план. Долго сверял его со своим, потом не спал ночами, роясь в каких-то справочниках, а наутро советовал ей, где искать в следующий раз. И почти всегда там что-нибудь находили.

Поезд прибыл в Одессу рано утром, часов в пять. Сезон уже закончился, поэтому такси поймать было трудно. Наташа почему-то очень боялась ехать домой. Просто не могла представить, как она войдет в пустой дом, где на столе будет стоять гроб. И этот шум прибоя… Обязательно должен быть шум прибоя. Наташа была уверена, что на море сегодня будет шторм.

Но все оказалось совсем не так. На море был полный штиль, а в доме – полно народу. Бывшая жена отца, Татьяна Ивановна, ее сестры с мужьями, еще какие-то люди, которых она помнила смутно. Но ее узнали все. Сразу подвели к гробу и оставили одну.

Наташа долго стояла у двери, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь подойти. А когда наконец решилась, то увидела, что в гробу лежит какой-то чужой человек. Она уже хотела даже крикнуть, что тут какая-то ошибка… Только потом увидела родинку на правой щеке и маленький шрамик на подбородке. Надо же, она и не думала, что смерть может так сильно изменить человека…

На следующий день были похороны. Зачем-то притащили священника, хотя отец никогда не был верующим. Тот долго и неразборчиво читал молитвы, строго погладывая на окружающих.

Потом Гроб заколотили, погрузили в маленький автобус и долго тряслись по разбитой дороге на кладбище. Зарыли быстро, как будто украли и хотели спрятать. Суетливо побросали на могилу жиденькие букеты и потянулись обратно к автобусу.

– Ты идешь? – спросила Татьяна Ивановна, заметив, что Наташа не двигается с места.

– Да-да, я сейчас, – ответила она. – Вы подождите, я быстро.

– Конечно, конечно… Хороший был человек. – Женщина постояла еще немного и тоже ушла.

Наташа осталась одна. Не хотелось, чтобы другие видели, как она плачет…

Когда все съели и выпили, когда почти все разошлись, предварительно чмокнув Наташу в лоб и сокрушенно покачав головами, Татьяна Ивановна, убирая со стола, сказала:

– Завтра зайди к нотариусу, он приходил еще вчера. Отец завещание какое-то оставил. Дом, книги, ну и все такое.

– Хорошо.

Заснуть Наташа так и не смогла. Перемыла всю посуду, убрала в комнате, постирала скатерть, которую сильно залили вином на поминках, потом пошла в отцовский кабинет и долго копалась в его записях. С самого детства она была уверена, что есть у отца тайный, секретный дневник, в котором точно указано, где искать на Ольвии храм и театр. И это важное открытие докажет матери, что не зря он всю жизнь прокопался в песке и в старых пожелтевших справочниках, не зря возился со своими камешками и черепками.

Но никакого дневника она так и не нашла. И только тогда окончательно поверила, что ее отец умер…

– «…дом и все мое имущество я завещаю детям Вадимовой Наталье Михайловне и Вадимову Леониду Михайловичу в совместное владение. Вадимов Михаил Борисович. Двадцать девятое августа тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года». Подпись. – Нотариус, молодой полненький мужчина, положил бумагу на стол.

– Это все? – удивленно поинтересовалась Татьяна Ивановна. – А про меня там ничего не написано?

– Да, все. Можете сами ознакомиться. – Нотариус протянул ей бумаги.

– Спасибо, не надо. – Она резко встала и вышла из кабинета.

Двадцать девятое августа. Это ведь как раз на следующий день после того, как они с Витькой уехали с острова в Москву.

Наташа хотела заехать к отцу. Так и не заехала. Получилось, что последний раз она его видела только в прошлом году.

И что я теперь должна делать? – спросила Наташа.

– Владеть. – Нотариус грустно улыбнулся и пожал плечами. Пошлину он сам заплатил.

– Спасибо. Она встала. – Я могу идти?

– Ну конечно, – ответил нотариус. – Всего хорошего.

В Одессе была хорошая погода. Летняя жара уже спала, а осенних ветров еще нет. Какое-то дивное умиротворяющее время, точнее, безвременье.

Наташа бродила по городу до самого вечера. Поезд в Москву у нее был только на завтра, а делать было совершенно нечего. Домой возвращаться не хотелось, поэтому она побродила по набережной, зашла на рынок, потолкалась немного между крикливыми торговками и редкими вежливыми отдыхающими, погуляла по парку. Часов в пять вдруг с удивлением обнаружила, что проголодалась. И это, такое приземленное, чувство вдруг обрадовало Наташу, как будто напомнило, что жизнь еще не кончилась, что она продолжается. Она зашла в кафе и с аппетитом съела четыре пирожка с повидлом, запивая их горячим чаем. А потом отправилась домой, потому что сразу жутко захотелось спать.

В этом переулке всегда, сколько она себя помнила, торговали антиквариатом. Часто она приходила сюда с отцом, который часами простаивал у книжных развалов, увлеченно листая какие-то разрозненные тома, совершенно забыв про дочь, а она за это время успевала обежать все вокруг. Наташа свернула сюда.

Хоть и был конец дня, но народ в переулке еще толпился. Старушки трясущимися руками протягивали прохожим дешевые советские украшения, выдавая их за фамильные драгоценности, жужжащими кучками толпились филателисты, громко спорили о чем-то библиофилы, сновали какие-то людишки. Это был свой, непонятный и завораживающий, мирок. Мирок увлеченных людей.

Наташа прошлась между рядами книг и двинулась к нумизматам. Там всегда было интереснее всего. Благообразные старички с огромными лупами в руках предлагали монеты всех стран и эпох, долго и подробно рассказывали про достоинство тех или иных знаков, про правительства тех времен и еще много интересного…

Увидев монету со щербинкой у левого крыла орла, Наташа аж похолодела. Даже огляделась, ища глазами знакомые лица, но никого не увидела. Парень с кляссером в руках заметил, что ее что-то заинтересовало, и вежливо спросил:

– Ищете что-нибудь определенное или просто любуетесь?

– Ну-у… Можно вот эту монетку посмотреть? – попросила она.

– Конечно. – Парень улыбнулся и протянул ей лупу. – Пожалуйста. Это…

– Я знаю, – перебила она. – Один асе. Греция, третий-четвертый век до нашей эры. Правильно?

Это была именно та монета. Наташа узнала ее сразу даже без увеличительного стекла. Как можно не узнать то, что откопал сам. Долго чистил щеточкой, любовно сдувал песчинки, бережно передавал коллегам, ревниво следя, чтобы кто-нибудь случайно не украл или не потерял…

– Заметьте, очень хорошо сохранилась, – прошептал парнишка, воровато оглядываясь. – Совсем не пострадала. И совсем недорого.

– И давно она у вас? – спросила Наташа. – Я в прошлом году искала, но никак не могла найти.

– Нет, недавно. Такие вещи у нас долго не задерживаются. – Парень еще больше понизил голос: – Большая редкость, очень большая. Ну и цена, соответственно… Но эту недорого отдам.

И теперь то, что ты откопала, что передала в руки приемщика, который должен сдать все находки в музей, теперь это тебе же предлагают на улице купить за сравнительно небольшую цену.

Наташа ни разу в жизни не хотела привезти с раскопок ничего, ни одного сувенира, потому что существовала примета – вещь, попавшая оттуда в дом, приносит несчастья. Поэтому ее мало интересовала судьба находок. Но чтобы тем, что они так кропотливо собирали, просеивая землю метр за метром, тем, что должно выставляться в музеях, тем, изучению чего посвятил всю свою жизнь отец, торговали на улицах…

– Так будете брать или нет? – Парень вдруг начал немного нервничать.

– Нет, – спокойно ответила Наташа.

– Ну тогда…

Он уже хотел отвернуться, но она вдруг добавила.

– По мелочам не беру. Вот если оптом…

– Что? – сразу спросил он. – Что вас интересует?

– Античность, – ответила она.

– Это я уже понял. В каких размерах?

– А что у вас есть?

Парень взял ее под ручку и повел по переулку, как бы прогуливаясь, и тихо перечислял:

– Монеты, амфоры, статуэтки, украшения из бронзы, есть серебро, оружие могу достать. Если берете много, можем помочь с переправкой за бугор.

– С этим я сама могу помочь, – начала блефовать Наташа. – Из золота есть что-нибудь?

– Нет, золота пока нет. Была на прошлой неделе пряжка, но уже забрали.

– Можно посмотреть?

– Да. – Парень кивнул.

– Куда мне прийти? – спросила Наташа, одновременно соображая, что нужно будет позвонить на работу, что задержится, потом сбегать в милицию, потом еще отыскать Графа, потом…

– Вам никуда ходить не нужно. Дайте адрес, и мы сами придем.

– Хорошо. – Наташа полезла в сумочку, достала блокнот и написала свой адрес. – Вот. Когда вас ждать?

– Завтра, часов в пять.

– Нет, завтра я уже уезжаю.

– Тогда сегодня. – Парень сунул бумажку в карман. Сегодня вечером, часов в десять.

– Но у меня таких денег сегодня не будет, – сказала она.

– Ясное дело. – Парень улыбнулся: – Сначала нужно договориться, правда?.. А когда посмотрите, тогда и решим. Лады?

– Лады, – кивнула Наташа.

– Вот и отлично. Пока. – Парень подмигнул ей и быстро растворился в толпе.

И только тут ей вдруг пришло в голову, что она даже не спросила, как его зовут.

В милицию она пока решила не звонить – мало времени, да и сказать ей пока нечего. Вот потом, если договорится, то при продаже их всех накроют. А пока главное – их не спугнуть.

Но спугнуть их она уже не могла. Потому что они не пришли ни вечером, ни на утро следующего дня, ни в обед. За час до отправления поезда Наташа закрыла дом на замок, отнесла ключи соседке и поехала на вокзал.

И только в поезде она поняла свою ошибку. Адрес. В таком небольшом городе, как Одесса, никакого труда не составляет вычислить человека по адресу. Наверняка уже через час этот парнишка знал, что она работает в прокуратуре…