Текст книги "Государственный обвинитель"

Автор книги: Игорь Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

Черные чайки ночи

Женщина подошла к нему, особенно не скрываясь.

Но Тифон совсем не обратил на нее внимания. Он смотрел на море, где шумели волны, светился прибой и носились в ночи черные чайки! Как это хорошо. Как это прекрасно!

Крепко сжав монету в руке, Тифон встал, поднял на женщину свои полные безразличия глада и тихо сказал:

– Ну вот, Лидия, теперь моей возлюбленной будет не так грустно путешествовать по царству мертвых. Сам скифский царь будет сопровождать ее в этом путешествии.

Глаза Лидии были полны ненависти. Любой другой, будь он на месте Тифона, не выдержал бы этого испепеляющего взгляда. Но Тифон только улыбнулся и сказал:

– Сердце твое сейчас полно гнева, я знаю. Ты, наверное, хочешь меня убить. Но поверь мне, это не принесет тебе никакого облегчения. Я и так уже умер.

– Если бы мне выпала возможность убить тебя десять раз, – воскликнула она, – мне бы и этого показалось мало. Но я могу убить тебя только один раз и не упущу этой возможности.

Тифон даже не вскрикнул, когда она по самую рукоять вонзила нож в его грудь, пронзив заодно и прижатую к сердцу руку. Нож заскрежетал о маленькую монетку в один асе, оставив на ней зазубрину возле левого крыла орла.

Улыбка облегчения появилась на лице Тифона. Он шел к своей возлюбленной. Они оба были свободны…

Престо

Бригада экспертов работала под незатихающим дождем, работала быстро и слаженно, не как обычно – вразвалочку, с ленцой. Всегда бы дождь лил после убийств…

Девять пуль. Шесть навылет, остальные застряли в тканях. Ранения, несовместимые с жизнью.

В луже нашли гильзы. Из какого вида оружия были произведены выстрелы – предстоит еще разобраться, тщательней осмотрев труп Склифосовского в морге. Может, отыщутся штранц-марки, стреляли-то в упор…

Дробышев «обрадовал» Наташу этой вестью сразу, как только ему самому доложили.

И первое, о чем она подумала, – бедный, жалкий Склифосовский. Ловля на живца – живца и убили. Пропустили, проморгали!..

– Да нет, на корейца вашего не похоже, – сомневался на другом конце провода Дмитрий Семенович. Если, конечно, он не переоделся в женщину…

– Женщину?

– Да, нашлись свидетели, которые показали, что…

– Евгения?

– Рискованно утверждать, Клюева… Хотя, с другой стороны, как говорится, третьего не дано – либо Юм, либо его сумасшедшая баба.

– А что говорят свидетели?

– Сами знаете, Наталья Михайловна… Сколько людей, столько и мнений…

– И много людей?

– Пятеро. Прятались от ливня в подворотне, и вроде все происходило на их глазах.

– Я подъеду?

– А для чего я вам звоню?

Гуляева суетилась, как курочка-наседка, хлопотала у электрического чайника, пыталась завести с Наташей пространный, ничего не значащий разговор и глядела на нее с сочувствием… Будто видела в последний раз перед вечным расставанием.

– Я тут печеньица купила… Вам с сахаром или без? – хотя прекрасно знала, что с сахаром.

– Скажите… – тихо произнесла Наташа, и хлопоты сами собой оборвались. – Меня что, похоронили уже?

– Вы о чем? – отвела взгляд Гуляева.

– Вы прекрасно знаете о чем… Может, еще тотализатор откроете, ставки будете делать? Кто кого?

– Какие ставки? – не понимала Гуляева. Или притворялась, что не понимала. – Милая, да что с вами?

– Я жива! – взорвалась Наташа. – И нечего на меня смотреть, как на покойницу! Я возьму его! Сама! Собственными руками! Десять к одному! Нет, сто к одному, ставите?

Нина Петровна подавленно молчала, лишь нервно покусывала нижнюю губу.

– Это выгодно, – увещевала ее Наташа. – Ставите рубль на Юма – после моей смерти получаете сто, а?

– Прекратите, Наталья Михайловна! – взмолилась Гуляева.

– Вы подумайте. Разве это деньги – рубль?

Нина Петровна вышла из кабинета. И Наташа тут же успокоилась, вся злость схлынула. А ее место занял стыд… Что это на нее вдруг нашло? Сорвалась на ни в чем не повинной женщине… Надо будет извиниться.

И Наташа открыла папку со свидетельскими показаниями.

«Кацул Виолета Ивановна, 57 лет. – Я обернулась, когда услыхала какие-то хлопки. Их было пять или шесть. Громкие такие. Смотрю, баба с мужиком в луже барахтаются. Я подумала, что пьяные. Или молодожены… Машина какая? Я в них не разбираюсь».

Так, ерунда, ничего ценного.

«Фунтиков Борис Леонидович, 64 года. – Улица была совершенно пустая, а-этот мужчина шлепал по лужам и смеялся. Около него машина остановилась, вышла женщина. Нет, лица ее я не разглядел. Она в чулках была и в плаще – значит, женщина… Кажется, «Жигули» шестой модели… Темно-синие…»

Ничего это не значит.

«Буцаев Мирджалол Касымович, 64 года. – Они целовались. А потом он поднял ее на руки и начал кружить. А женщина эта что-то кричала, но я не разобрал. Да и не прислушивался… Не пристало мне в личные отношения посторонних людей вмешиваться, воспитали меня так. Приметы женщины? Ну, высокая такая, ноги стройные, с зонтиком… И номера не запомнил, машина так быстро уехала. Какая? Иномарка коричневая».

«Фатеева Людмила Сергеевна, 67 лет. – Она росточку-то небольшого была. Черненькая. Мне показалось, что татарочка. Волосы длинные, намокли и свисали шваброй. Зонтик? Не было у ней никакого зонтика».

«Кривошеев Юрий Александрович, 81 год».

Всегородской слет пенсионеров в этой подворотне проходил, что ли?

«Я очень плохо вижу… Выстрелы слышал, а вот что там происходило… Вы уж извините, я за гуманитарной помощью шел, а тут дождь…»

Вот и вся информация необычайной ценности. Мужчина или женщина приехал(а) на иномарке («Жигули») сине-коричневого цвета. Склифосовский с ней (или с ним) целовался, а она (или он) кричал(а). Кто же кричит при поцелуе? Психушка какая-то… Тем более что за поцелуем последовали девять выстрелов.

И все же Наташа на девяносто девять процентов была уверена, что это дело рук не Юма и не нанятого убийцы-инкогнито. Юм, скорее всего, сидел за рулем автомобиля. А вот стреляла – Евгения…

Наташа узнала ее по стилю. Да-да, у бывшей учительницы музыки в последнее время начал просматриваться свой фирменный стиль…

Мент с Грузином подробно описали в своих показаниях, как Евгения убила молоденького солдатика в «воронке». Очень похоже на убийство Склифосовского. По тональности, по ритму, по виртуозности исполнения…

Сначала ларго – она очень медленно выходит из машины, медленно направляется в сторону своей жертвы. Затем анданте – короткий разговор, несколько реплик, за которыми следует престо – кульминация. Импульс, поступающий из мозга в указательный палец правой руки… Спускается курок – и снова ларго. Разрядка, фонтан энергии иссяк, становится скучно и неинтересно. Занавес…

Это она.

Она где-то рядом.

Наташа закрыла папку, окинула взглядом пустой кабинет. Казалось бы, Гуляевой нет, но ее присутствие все равно чувствуется. По слабому аромату духов, по неуклюже лежащим под вешалкой осенним сапогам, по свернувшемуся в пепельнице окурку… Мелочи, на которые совсем не обращаешь внимания. Но стоит лишь обратить, и эти крошечные детали могут рассказать о своем хозяине очень много…

Опись имущества, сделанная во время обыска!..

– Пойдите возьмите, кто запрещает? – Дробышев закрыл телефонную трубку ладонью.

Судя по всему, разговор был важный, с каким-то крупным начальником. Наташа нутром чувствовала, как она мешает Дмитрию Семеновичу…

– Нет, мне нужно посмотреть вещи.

– Какие вещи?

– Конфискованные…

– Это еще зачем?

– Нужно…

Веский аргумент. Но Дробышев не стал спорить, подмахнул какую-то бумаженцию беспрекословно. В последние дни он начал преклоняться перед Наташиным чутьем.

У каждого человека есть свое убежище, нора, берлога, где можно отсидеться, отлежаться, переждать. Наташа это знала по собственному детскому опыту. У нее такое место тоже было – за околицей деревеньки, в которой жила ее двоюродная бабушка. Старая заброшенная голубятня, окруженная со всех сторон осинником.

Когда на душе было тоскливо и одиноко, Наташа могла часами сидеть в этой голубятне. Ни друзья, ни родители, ни даже бабушка об этом убежище не знали и никогда не узнают. Потому что это тайна, маленький личный секретик…

И у Евгении обязательно есть свой секретик. И, быть может, не один… Но как его выведать? Нужно искать зацепочки, детали, которые могли бы рассказать не о привычках, образе жизни, а именно о характере…

Оказалось, что большая часть личных вещей уже была распродана. Из мебели не осталось ничего. Из одежды – ветхие, никому не нужные тряпки – то, что надеть уже просто невозможно.

Зато остались книги. Много книг. Они были свалены в большую кучу у стены. Видимо, очередь до них еще не дошла… Пропыленные, старые, с широкими шершавыми капталами… Впрочем, среди них попадались и новые издания: сборники анекдотов, учебники начальных классов по физике, химии, геометрии (странно, у Евгении не было детей), энциклопедии, всевозможные справочники, целая коллекция альбомов – от Ватто и Боттичелли до Глазунова и Шилова…

Так, что еще имеется в наличии? Стопка виниловых дисков. Самый верхний – Джо Дассен, тридцать три оборота, фирма «Мелодия», три рубля тридцать копеек. Наташа перебрала остальные пластинки – ничего интересного, а главное, ничего такого, ради чего она сюда пришла.

А вот и ноты. Ну, конечно, как же без них? Счастливая молодость, разучивание гамм, попытка поступить в Гнесинку… Это уже ближе. Ближе…

Наташа пролистывала нотные сборники в надежде отыскать на полях какую-нибудь пометочку, которая бы намекнула, подсказала, направила в нужном направлении. Но Евгения оказалась опрятной хозяйкой – страницы были девственно чисты.

«Школа игры на фортепьяно» Т. Николаевой, «Детский альбом» Чайковского, «Хорошо темперированный клавир» Баха, «Песни Владимира Шаинского»… Не то! Не то! «Русский народный фольклор», «Партия рояля в опере Римского-Корсакова «Снегурочка», «Партия рояля в опере…» Сколько ж этих партий? Уйма… Неужели Евгения все это играла?

«Партия рояля в музыкальной драме Рихарда Вагнера…»

Ах да, наш любимый Вагнер… Самое сокровенное… Горячей, горячей…

Наташа быстро перебирала в руках глянцевые книжицы.

«Гибель богов», «Летучий голландец», «Зигфрид», «Лоэнгрин», «Нюрнбергские мейстерзингеры»… О последнем произведении Наташа никогда не слышала, вообще не знала о его существовании. Век живи – век учись. Хоть какая-то польза от этой поездки…

В тот момент она даже не обратила внимания на чернильный, выцветший от времени штампик, который скромно притулился в нижнем углу семнадцатой страницы. А когда обратила, из ее груди непроизвольно вырвалось:

– Есть такая партия!!!

Штампик лаконично сообщал: «Библиотека текстильного комбината им. Урицкого г. Коломна Моск. обл.»…

Остров

Дежкина не поверила, что это может быть так просто.

– Погоди, Наташенька, не торопись. Еще раз по порядку.

– Значит, так, Клавдия Васильевна. Помните эпизод в деле, когда банда после убийства милиционеров три месяца пряталась. Кто где. У каждого была своя нора. Про убежища Юма и Полоки мы не знали ничего. А они прятались именно вместе, это все подтверждают. Вы же перекопали все – родственников у Евгении никаких нет. Обошли всех подруг, так?

– Да. Пусто, – кивнула Клавдия.

– У Юма – старенькая мать, почти слепая, к сожалению, уже мало что понимающая.

– Да он ее с ума и свел. Но и там они не были. Это точно.

– А ведь где-то прятались? Мы с Виктором, когда началось все это, тоже договорились: в крайнем случае встречаемся на острове.

– Кстати, как у тебя с ним?

– Это долгий разговор… Непросто…

– Ты его прости, Наташа, он испугался. Я и не таких крепких мужиков видела. А в тяжелых ситуациях – ломались…

– Не будем об этом, Клавдия Васильевна, ладно?

– Хорошо.

– Так вот, я подумала, эти двое тоже имели какой-то свой остров. Ну, вы понимаете…

– Да-да…

– Знаете, такое местечко, где можно не просто спрятаться.

– Ну, Наташа, ты и сравнила. У тебя это от души идет, а у них…

– Это неважно… Я говорила, что Юм теперь раненый зверь. Он должен был ползти в нору.

– Хорошо, согласна.

– Вы всех подруг проверили, которые рядом здесь, в Подмосковье. Но тех, кто переехал, вы не проверили…

– Проверила, Наташа, обижаешь…

– Вот и нет. Я имею в виду – их квартиры, дома, жилье.

– То есть?

– Ну, короче, у Полоки есть подруга, которая уехала в Нижневартовск. Преподает там в музыкальной школе.

– Да, знаю, мы к ней посылали людей.

– Но дом-то ее в Коломне остался пустым. Дом этот вы проверяли?

Клавдия уставилась в пол.

– Нет, дом только наружно осмотрели… Да я сама там была. Где-то около ткацкой фабрики, что ли.

– Текстильный комбинат имени Урицкого.

– Они там?

– Они – там, – в тон Клавдии ответила Наташа. – Это же остров, понимаете. Они там не просто прятались. Они там жили. Помните, в эпизоде с биржевиком Полока взяла у него компакт-диски. Там был Вагнер. Мрачноватая музыка, но она ее любит. Я среди вещей в ее доме нашла ноты. Как раз из библиотеки этого текстильного комбината.

– Все просто. – Дежкина виновато улыбнулась. – Все слишком просто, чтобы не быть правдой.

– Ну да, Клавдия Васильевна, они же на мелочах сыплются. Обыкновенные библиотечные воришки.

– Надо туда людей посылать.

– Надо, Клавдия Васильевна. Я тоже с вами поеду.

– Даже и думать не смей.

Наташа кротко улыбнулась:

– Ну уж нет. Это мое личное дело теперь. Это даже по закону жанра, если хотите.

– Ну и что? Неужели ты думаешь, я тебя подпушу близко?

– Я сама подойду. Я же знаю, где это.

– Слушай, Наталья! – Развела руками Клавдия. – Что за пионерские игры «Зарница»? – Дежкина уже собиралась. – Это же серьезная операция. Это не с пацанами на пустыре. Он четырех милиционеров положил у Склифосовского.

– Меня он боится, – твердо сказала Наташа.

– Почему это?

– Да потому, что это, – сделала широкий жест руками Наташа, – моя территория.

– Где?

– Да везде. Моя, ваша, наша, не их…

– Я сейчас позвоню Дробышеву, – пригрозила Клавдия.

– Не позвоните, Клавдия Васильевна. Вы ведь знаете, что я права. Вы ведь женщина.

– Это-то здесь при чем? – Клавдия уже набирала номер дежурного.

– А потому, что мы чувствуем. Я его – чувствую. Вы ведь это понимаете.

– Мистика какая-то…

Наташа вдруг засмеялась легко и весело:

– Федор только вчера мне то же самое говорил! Ну, он мужчина!

Коломенские оперативники обещали ничего не предпринимать до приезда московской бригады. Только установить «наружку».

А москвичи собирались долго. Клавдия обзвонила стольких начальников, словно не бандита собиралась брать, а запускать космический корабль на Лупу.

Наташа про себя удивлялась. И как при такой «расторопности» еще удается хоть кого-то арестовывать, накрывать какие-то «малины», даже брать с поличным.

Все дело в том, что это было не в Москве. Согласования, утряска, вентилирование, совещания… Обыкновенный бюрократизм.

– Да он же здесь проходит! – убеждала начальников Клавдия. – До Коломны два часа на электричке. Что же мы будем это области передавать?

Но в конце концов все утряслось, провентилировалось, согласовалось.

В Коломну ехали целым кортежем. Ребята Вагиняна повезли Наташу и Клавдию в своей машине, снисходительно осмотрев транспорт оперативников. Они вообще держались несколько свысока. Милицейские работники казались им полными дилетантами.

Машины гнали весело, распугивая встречный и попутный транспорт сиренами и мигалками.

«Как на свадьбу едем, – почему-то подумала Наташа. – А ведь, по сути дела, едем убивать людей. Что-то во всем этом есть ужасно циничное и жестокое. Вон как у всех глаза горят. Неужели в самом деле разница между нами лишь в том, что один убегает, а другой догоняет?»

Наташа посмотрела на Дежкину. Та угрюмо уставилась в окно. Никакого блеска в глазах, никакой радости.

«Нет все-таки разница есть, – подумала Наташа. – Между мужчинами и женщинами. Им – воевать, нам – мирить. Господи, когда же это кончится?»

На дворе был тысяча девятьсот девяностый год. Ни Наташа, ни Клавдия, да вообще никто тогда не знал, что все только начинается. Что через каких-то пять-шесть лет преступления Юма покажутся вполне заурядными, достойными упоминания разве что в коротких сообщениях «Московского комсомольца». Что такую огромную колонну собрать не удастся и за неделю. Людей не будет хватать катастрофически. Что все чаще преступниками будут сами милиционеры. И наступит день, когда все подумают: все, это не остановить.

Но ни Наташа, ни Клавдия, ни веселые мужчины тогда об этом не думали. Они ехали брать Юма. Они просто выполняли свой долг. И это, может быть, единственное, что дает надежду: нет, все-таки когда-нибудь остановят. Это наша территория…

На круги своя

При подъезде к Коломне разбились на группы, погасили мигалки и выключили сирены. К дому решили пробираться разными дорогами. Была уже почти ночь.

Как будет проходить операция, пока не решили. Коломенские оперативники сообщили, что в доме спокойно. Действительно, там находятся двое. Мужчина и женщина. По описаниям похоже – Юм и Женя.

Наташа волновалась больше всех. Она знала, что сегодня все кончится. А нервничала потому, что боялась – обоих убьют, и она не успеет спросить у девушки, учительницы музыки, любительницы Вагнера, – почему?

Это все еще не укладывалось в Наташиной голове. Это было несовместимо, на ее взгляд, в одном человеке: жестокость и утонченность, зло и музыка, интеллигентность и преступление.

Домик стоял на отшибе. Вокруг уже нарыли котлованов – текстильный комбинат строил дома для ткачих. Это было и хорошо, и плохо одновременно. Если начнется стрельба – никто в соседних домах не пострадает, потому что соседей просто нет. Но, с другой стороны, пустырь вокруг не оставлял оперативникам укрытия. Положение Юма было тактически выгоднее.

Наташа слушала эти рассуждения, похожие скорее на военные сводки, и с ужасом понимала, к чему они клонят. Дом придется брать штурмом. Попросту – уничтожить его обитателей. Будет обыкновенная бойня. Юм и Женя в живых не останутся.

– Погодите, – сказала она Клавдии, – давайте попробуем с ними поговорить.

– Мы все равно попытаемся это сделать, – пожала плечами Дежкина, – но, Наташа, вряд ли…

– Можно, я?

– Ладно.

Машины тихо выкатились на исходные позиции.

Ребята Вагиняна были спокойны.

– Только из машины ни на шаг, – сказал майор Дуюн.

– А как же я буду с ними разговаривать?

– У вас же есть переговорник.

– Вот этот? – Наташа достала из сумки аппарат. – Который «Белочка»?

– Господи, Наталья Михайловна, вы словно не в двадцатом веке живете. Переключим на громкоговоритель.

– А, ясно…

Прожекторы включили одновременно. И в тот же миг в доме погас свет.

– Внимание, Ченов Юм Кимович, Полока Евгения Леонидовна, с вами говорит капитан милиции Трофимов. Вы арестованы. Дом окружен. Выходите с поднятыми руками. Сопротивление бесполезно.

Наташа вцепилась в спинку сиденья. Сквозь синеватые бронированные стекла машины дом казался сказочным мрачным замком с привидениями. Лучи автомобильных прожекторов не осветили его весь, странные зловещие тени лежали на стенах.

Наташа ждала, что сейчас начнется стрельба, что Юм, как и положено загнанному зверю, будет в агонии крушить все и вся.

Но было тихо. Дом словно вымер.

– Ченов Юм Кимович, Полока Евгения Леонидовна… – снова прогремел голос оперативника.

И вдруг из дома донесся ответ. Еле слышный, потому что кричали из-за стен:

– Она здесь?

Наташа вздрогнула. Сразу несколько пар посмотрели на нее.

– Кого вы имеете в виду, Ченов? – сказал громкоговоритель.

– Прокурорша! Она здесь?

В машине запищал переговорник.

– Майор Дуюн, – ответил контрразведчик.

– Он требует Клюеву.

– А Горбачева ему не надо?

– Погодите, – сказала Наташа. – Переключите меня, чтобы он слышал.

Дуюн пожал плечами и нажал на Наташином переговорнике кнопку.

– Юм, я здесь, – прогремел над пустырем Наташин голос. – Я слушаю вас.

И снова наступила тишина.

Наташа слышала быстрое биение собственного сердца. Но никто ей не ответил.

Дверь распахнулась, и из дома вышел с поднятыми руками Юм.

Сразу десятки голосов наперебой стали кричать ему:

– Ложись!.. Стоять!.. Вперед!.. Бегом!..

– Дилетанты! – тихо проговорил Дуюн.

Наташа прерывисто выдохнула.

На Юма налетело человек пять, сбили с ног, нацепили наручники, потащили к машине.

Полока Евгения Леонидовна, выходите с поднятыми руками, снова прогремел голос оперативника.

В доме больше никто не подавал признаков жизни.

Наташа говорила по переговорнику – никаких результатов.

Тогда к дому стали приближаться. Без выстрелов, без шума.

Вошел первый, и вдруг из дома загремела музыка…

Женя сидела у пианино и колотила по клавишам кулаками. Ее взяли совершенно спокойно. Ей завели руки за спину, надели наручники, вывели из дома…

Наташа вылетела ей навстречу, Дуюн не успел и опомниться.

Они стояли друг перед другом – две женщины.

Обе почти одного роста. Одного даже возраста. Только одна смотрела из-под насупленных бровей, а другая умоляюще.

– Евгения Леонидовна, – сказала Наташа, – вы мне только скажите – почему? Это не могли быть вы! Кто угодно другой. Только не вы…

Та подняла голову, криво усмехнулась, дернула головой:

– Тебе не понять.

– Но вы хоть скажите…

– Что тебе сказать, сука? Что я жила это время, жила, а не прозябала. Ты музыку слушаешь, ты хоть знаешь, о чем она? Она о крови, о смерти, о настоящих людях…

Наташа улыбнулась.

– Господи, Женя, как пошло, – сказала она. – Вагнер, да? Сверхчеловек? Женя, он же простой ублюдок. Ему нужны были только деньги.

– Ну и что! А я его любила! Он меня столькому научил. Он научил меня быть свободной! Я любила его! Ты хоть это понимаешь?!

Наташе стало скучно. Никаких особых загадок. Все так банально – настоящий мужик. И так подло.

Она села в машину. Устало улыбнулась Дежкиной.

– Ну что, – спросила та сочувственно, – узнала? Задала свой вопрос.

– Задала, – махнула рукой Наташа.

– Ну и что?

– Как там говорится – все уже было от века. Обыкновенное дело – любовь.

Машины тронулись, теперь снова работали мигалки и сирены.

– Понимаете, Клавдия Васильевна, – вдруг заговорила Наташа, – я почему-то думала, что есть однозначные вещи. Вот человек занимается историей, значит, он честен. Ошибка. Федор, гад, тащил с острова находки. Если человек любит музыку, он не может убивать. Снова ошибка. Женя. И снова банальный вывод – вещи не бывают сами по себе. Они живут только в человеке, а уж каждый выбирает по совести или по подлости.

Наташа вдруг вспомнила, что эти слова говорил ей Погостин.

– Она еще и любила… Она любила… – повторила Наташа, словно, пробуя это слово на вкус.

И вдруг заерзала на сиденье.

– А их как везут? Отдельно?

– Нет, кажется, вместе. – Волнение Наташи передалось и Клавдии.

– Остановите их! – дернула за рукав Дуюна Наташа. – Остановите!

Но этого делать не пришлось.

Идущая впереди машина вдруг вильнула и встала у обочины…

Женя держала пистолет у собственного виска.

Юм с простреленной головой лежал у ее ног.

– Видишь?! – крикнула Женя и показала свободные руки. – Он научил меня свободе!

Оперативники не успели. Выстрел снес Жене половину головы.

– Она его любила, – проговорила Наташа. – В прошедшем времени…

Под утро они были в Москве.

Виктор встретил виноватыми глазами. Инночка не проснулась.

«Все кончилось, – подумала Наташа. – Но все еще будет. Все возвращается на круги своя…»