Текст книги "Камень, брошенный богом"

Автор книги: Игорь Федорцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

– Закрывай ворота! Закрывай! Мятеж! В городе мятеж!

Маршалси не оглядываясь, рявкнул.

– Чокнутый!

Не отрицаю в тот момент, вполне возможно, и такое объяснение моей затеи.

– Попридержи лошадь! – крикнул я ему, что идальго с неохотой и проделал.

– Закрывайте ворота! – орал я высыпавшим из караулки стражам. – В городе мятеж! Никого не выпускайте! Мы за подмогой! Нужна помощь гвардии!

Главное сбить с толку и посеять панику. Ничего так толком и не поняв, стражи моментально захлопнули за нами ворота, а мы продолжили бегство, уповая, что сеньор Пачеко не скоро убедит стражу выпустить его вслед за нами.

Примерно через час езды по проселкам и бездорожью Маршалси остановил коня для отдыха. Измученное животное тяжко водило боками и норовило упасть оземь.

– Но-но, не балуй, альгвасильский ублюдок… Голову отверну! – грозно предупредил его Маршалси.

– Вам не кажется, уважаемый кабальеро, необходимо держаться поближе вон к тому лесу? – спросил я мнение идальго, оглядев окрестности. Хоть нас и заслоняли от жандармского ока поросшие полынью холмы, достаточно было кому-нибудь из авангарда погони подняться на один из них и… Вот они голубчики! Лес же при всяком обороте дела выглядел более надежной защитой.

– Пусть передохнет немного, – попросил Маршалси. – Не выдюжит сдыхотина.

До заветного укрытия добрались незамеченными. Конечно, в партизанской жизни имеется своя романтика, но таким городским баловням как мы она пришлась не слишком по вкусу. Мешали комары, негде прилечь-присесть, и главное нечего бросить в донимавшую урчанием кишку. Перетерпев, какое то время, со слов Маршалси год, двинулись дальше. Выезжать на тракт не рискнули, по соображениям безопасности, и медленно катили у кромки рощи в направлении Енноха, городка по определению идальго расположенному "где то там". Там так там! Я со спокойной совестью доверился познаниям Маршалси в географии и, как оказалось совершенно напрасно. В Еннох мы не попали, а попали в Тещин Бродок, сельцо, напоминающее белорусскую деревню времен немецкой оккупации. Развалины вперемежку с кривобокими избами и пустотами выгоревших хозяйств.

Из Тещиного Бродка мы убрались без задержек. Местные мужички, вооруженные кольями и оглоблями, очевидно пребывавшие в мятеже, приняли нас за государственных чиновников и атаковали из-за плетней дружным фронтом. От неприятностей членовредительства нас спасла резвость нашего Буцефала, немилосердно лупцуемого Маршалси.

Только в Кугге, следующем пункте остановки, нам удалось найти пристанище. Подъезжая к единственному на весь околоток шинку, мы приятно удивились, встретив на ступеньках заблеванного крыльца, кого вы думали? Нашего замечательно юного барда! Загнанный судьбой и собственным страхом в эту "даль светлую" певец отваге и доблести зарабатывал на хлеб насущный увеселением местных пьяниц. При нашем с Маршалси появлении блудный сын бросился в отцовские объятия и даже скупо прослезился. Далее последовали перекус наспех, махинация с продажей повозок, старой и новой угнанной, отчаянно жмотский торг при покупке лошади и седел. Не прошло и часа как, расспросив дорогу, наше трио отправились в путь. Мы были собранны, серьезны и похожи на шайку ворюг, которых кони несут к новым приключениям.

8

Судьба и небо благоволило нам. Где тишком, где бочком, выбрались на тракт, ведущий в Близзен, Земли Союза Вольных Сеньорий. На мой вопрос, что за Союз и в чем его вольность, Маршалси кратко пояснил.

– Бардак из бардака. С родни вашим маркграфствам. Только близзенские сеньоры не сами себе господа, а личные ленники императора.

– Плохо это или хорошо? – поинтересовался я Маршалси, сотворив хитрую рожу на нелестный намек.

– Хорошего только, что отделаемся от назойливых домогательств семейки Пачеко. В Сеньориях полномочия нашего любимого альгвасила – тьфу! и не больше!

– И то ладно, – с удовлетворением произнес я и обменялся с идальго ехидными улыбочками.

Близзенский тракт не особо оживлен движением. Нам повстречались несколько фургончиков торговцев посудой и мануфактурой, фура с вином, довольно неплохим на вкус и крепость, кибитка бродячих комедиантов, да почтовый гонец, не различавший от беспробудного пьянства ни дороги, ни направления. Общества, по правде сказать, мы и не искали. Устраивала нас и окружающая местность. Вдоль пути слева расстилались каменистые пустоши, оживленные темной зеленью полыни, справа подпирали невысокие холмы, по чьим пологим склонам ползли вверх дубовые околки.

Отмахав за два дня не меньше тридцати лиг, мы достигли Ёздра. Имперская глубинка ни чего не ведавшая о наших проделках в Лектуре хлебосольно распахнула перед драпающими героями двери "государева кружало". Не упустив возможности по-людски отдохнуть, мы поели горячего, курящегося парком и скворчащего салом жаркого, распили холодную, в подвальной пыли бутылку муската, в полглаза подремали часок-другой и продолжили путь.

По мере удаления от Лектура или если хотите приближения к границе Бадии и Вольных Сеньорий, мы чувствовали себя значительно лучше и уверенней. К нам вернулись бодрость духа, желание жить и дышать полной грудью, и осанка приобрела барскую вальяжность присущую истинным кабальеро. Маршалси вновь ударился в воспоминания, Амадеус не стесняясь, распевал фривольные песенки, а я умилялся подозрительно справедливому народному утверждению – Дуракам везёт! Умиление прошло быстро – объявился разлюбезный альгвасил со своей оравой. Ярость его кипящего жаждой мести сердца я ощутил за лигу разделявшего нас расстояния. По счастью мы уже подъезжали к мосту через величественную Адахо, около которого для таких как Пачеко выставили пограничную стелу с предупредительным напоминанием – за рекой властвует право Сеньорий.

– А вдруг альгвасил не оставит нас в покое и последует за нами на чужую территорию, – усомнился бард в действенности выбитой на камне надписи.

Умеют некоторые, не смотря на юный возраст, как бы ненароком пройтись по клумбе с васильками надежд грязными сапожищами неверия.

Впрочем, о такой возможности подумал и я. Развеять опасения обратились к идальго.

– Думаешь, его остановит? – спросил я у Маршалси, на что тот привел короткий поучительный пример.

– Пять лет назад в Богаре, земле из близзенского союза, повесили двух нечистоплотных клерков укравших казенные деньги. А рядом с ними алькальда и его служак, вознамерившихся без спросу ловить воров в Вольных Сеньориях. Так что будьте спокойны, кто-кто, а лектуровский альгвасил знает, чем может обернуться для него вторжение в область права Близзена! Тем более сейчас!

Идальго указал на противоположный берег. С другой стороны, к мосту, вовсю прыть запряженной четверки мчалась карета в сопровождении трех десятков всадников в воинском снаряжении.

– Видишь на гербе меч под золотой короной? – заметил Маршалси с бодрой ноткой в голосе. – Как пить дать почетный поставщик рекрутов в императорскую гвардию.

– Да пускай хоть личный мойщик ночных горшков императрицы, – не оценил я знаний идальго местной геральдики. – Не поторопимся, он помешает нам перебраться на близзенский берег!

Напоминание о том, что мы все еще находимся на территории Бадии, а, следовательно, и в законной досягаемости альгвасила, заставило поспешить с въездом на мост.

С верхотуры каменной переправы окружающие красоты просматривались и вширь и вдаль. Ленивое течение бирюзовых вод переливающихся золотыми бликами, песчаные берега, одинокий, похожий на спящего стража, красный утес, островок, укутанный в заросли ив и камыша, рыбацкую лодку в компании вороватых чаек и шустрых стрижей. Но самая запоминающаяся деталь, выкладывающаяся в усилиях грозная десятка всадников, ведомая злопамятным сеньором Пачеко. От переизбытка чувств, я помахал альгвасилу рукой и послал воздушный поцелуй. Прощай на веки последняя любовь!*

Не затягивая расставания, мы дружно и быстро съехали на желанный берег Близзена. Спасены! Радостно забились парадной дробью наши сердца. Спасены! Возликовали томимые долгой неизвестностью наши души. Спасены! Вздохнули с облегчением наши многострадальные задницы, избитые о седла.

Неожиданности начались, где и не мыслились. Карета, выполнив гоночный вираж со скрипом осей и отрывом колес от земли, преградила обретшим спасение дорогу. Дверь с выпуклым гербом резко, как от пинка, открылась. Из атласно-розовых внутренностей кабины появилась симпатичная сеньора, похожая на панночку из "Вия".

– Добро пожаловать, граф! – обратилась она ко мне, словно мы были знакомы тысячу и одну ночь.

Я непонимающе посмотрел на Маршалси, Маршалси на меня.

– Вирхофф, – в полголоса угрожающе прошипел он, в ожидании подвоха. Я невинно округлил глаза. Ни сном, ни духом!

– Добро пожаловать, граф, – настойчиво повторила мне "панночка". Голос ее окрасился оттенками плохо сдерживаемого негодования. Два здоровенных пса, словно по команде материализовались из ниоткуда и, закружили вокруг нашей троицы, свирепо косясь в мою сторону. На собачьих мордах ясно написано красноречивое: Прикажут – берегись!

Признаюсь, я растерялся. Я лупился на "панночку" и не мог сообразить чего собственно от меня надобно. В поисках ответа мысли в моей голове метались, что юный пожарник на тушении борделя. Нужно и дело делать, и самому не сгореть и охота на девок голых и сиськатых посмотреть.

– Вирхофф! – призвал Маршалси, не меньше меня желавший получить объяснения.

– Вот как? Вирхофф?!! – удивилась "панночка" заходясь в гневе. На ее голос псы сделали стойку, нацелившись на меня. По сравнению с ними альгвасил выглядел школьным учителем. – Ничего умнее ты, Гонзаго, придумать не мог!

Гонзаго? Теперь становилось ясно! Меня принимали за другого. Очевидно внешнее сходство, ввело в заблуждение очаровательную сеньору! Стражник из Кастехона и урядник из медвытрезвителя, чем не образчик такой возможности. Не маячь за моими плечами лектуровский альгвасил, может я бы здраво отказался поиметь дивиденды с недоразумения. Но альгвасил-то не дедушка Мазай!

Одарив сеньору снисходительным взглядом, я натянул на рожу улыбку из запасников уличных пижонов и непринужденно подбоченился. Мои приготовления имели плачевные последствия.

– Душегуб! Людоед! – призвала псов прекрасная незнакомка.

Зверюги встали в ударную позицию. Моя лошадь в испуге прянула назад, норовя развернуться и самовольно дать деру.

– Не балуй, курва! – призвал я к подчинению животину. Увы, мои слова сеньора отнесла на свой счет. Глаза ее широко распахнулись, лицо исказилось, губы сжались в нитку.

Ату, его! – предупредил мой мозг команду оскорбленной незнакомки.

К счастью мои уши услышали иное.

– Алехандро!

И голос, и тон как серпом по… Ну, сами знаете почему. В каждой произнесенной букве шаг приближающегося к моему эшафоту палача. Во всяком слоге блеск падающей на плаху секиры. В целом смертельный приговор, вынесенный миллион раз.

Пара отпущенных матюгов слабо помогли делу…

…Сзади все четче, слышался топот конских копыт. Прибывал сеньор Пачеко вознамерившийся заполучить наши персоны.

Повинуясь команде бравого сержанта, его вояки заслонили погоне доступ на землю Близзена.

– Я должен арестовать этих людей! – заявил альгвасил громогласно. – Они нанесли оскорбление короне Геттера!

По тому, как грозно дыбились усы у чахоточного стража порядка, я понял, с недавних пор мой арест смысл его жизни. А чему удивляться? Левую сторону альгвасильского фейса занимал красно-фиолетовый отпечаток моего сапога.

– Здесь Близзен, альгвасил, – презрительно осматривая рьяного слугу закона, напомнила незнакомка.

– Сеньора, смею напомнить: преступник является таковым где бы он не находился, – попытался качать права Пачеко. Его по сути в высшей степени справедливое замечание не нашло должного понимания у "панночки".

– Танкред! – кликнула она на помощь сержанта и по-дирижерски легко взмахнула ручкой. Лязганье боевого железа прозвучали увертюрой к предстоящей симфонии схватки.

– Вы должно быть плохо представляете последствия ваших действий, – воззвал альгвасил к благоразумию сеньоры через ощетинившуюся сталью шеренгу. – Укрывательство преступников, нападение на представителя императорской власти…

Я тихо попросил небеса, пусть благоразумие, не является определяющим достоинством незнакомки.

Сеньора вновь дернула пальчиками. Ведомые сержантом близнецы навалились на альгвасильских ребят. Раздались крики, ржание напуганных лошадей, звон оружия.

– Вы игнорируете интересы императора! – вопил сеньор Пачеко, уворачиваясь от ударов. Унялся настырный альгвасил только схлопотав мечом по бедру. Взбучка вразумила Пачеко и он, сыпля проклятья и угрозы ретироваться следом за своими подчиненными.

События происходили весьма динамично. Я даже не успел перемолвиться словечком с Маршалси. Улизнуть под шумок тоже не представилось возможным. Душегуб и Людоед стерегли меня пуще, чем скупой рыцарь свой сундук.

После того как с альгвасил и лектуровцы драпанули восвояси, воинственно настроенная сеньора вновь оборотилось на мне.

– Лех, мы теряем время, – убеждала она меня, словно я был стриптизер стесняющийся снять штаны. – Ты едешь со мной!

Святая инквизиция и то доброжелательней. Колесовать, сжечь, четвертовать – нормальные дела! Сеньора хотела большего.

Если и заикнусь, что не Гонзаго, она не станет слушать! – заподозрил я тщетность признаний. Сеньора аж светилась от ярости, желая заполучить графа! С другой стороны стоило ли искушать судьбу. Альгвасил отъехал недалече!

Я испытывающе посмотрел на разгневанную незнакомку, затем для полноты картины представил кравожадно-радостное лицо Пачеко. Может у бывших героев и дефицит с наличием мозгов, но не настолько же!

Утро вечера мудренее, – предостерег я себя житейской мудростью от несвоевременного чистосердечного признания.

– Раз вы настаиваете, – оставив размышления, согласился я с предложением сеньоры и повинно склонил голову.

В нетерпении зацапать Гонзаго, рассерженная пассажирка кареты сошла с подножки, уступая дорогу. От взгляда ее черных неистовых глаз мне стало ой как не хорошо. Безумно захотелось, приложившись к султыге. Но не виноградной благодатью, а с самопалом из технического спирта, хлорированной воды, с добавкой пипеточной капли ацетона. Для полноты букета!

– Возьмите у сеньора графа лошадь, – распорядилась "панночка".

Я ответил немного корявой, но любезной улыбкой.

Мне придержали коня, и я пересел из седла в комфортную мягкость пузатых диванов из розового бархата.

– Не смею задерживать! – великодушно смилостивилась "панночка" над Маршалси и бардом. – Вы вольны убираться хоть в Земли Порока.

– Они со мной, – напомнил я сеньоре и, выглядывая из кареты, что кролик из запазухи фокусника приказал. – Езжайте следом.

Такого недоброго взгляда я не удостаивался и от вопрошавших о Сучьей Норе гражданских дядь. Но то касаемо меня. Что до моих друзей, имейся под началом "панночки" рота карабинеров, она бы не раздумывая скомандовала: Пли! Но роты под рукой не было и, сеньора молчаливо согласилась на их присутствие. Подозвав сержанта, не уступавшего в объемах и наглости штабному генералу, отдала тому несколько распоряжений.

– Слушаюсь, сеньора Бона, – доложил о готовности к исполнению толстобрюхий служака и поспешил помочь "панночке" взобраться на подножку.

Опёршись на подставленную военным руку сеньора села в карету. Сержант захлопнул дверцу, и… я получил по физиономии.

– Это за твою выходку…

Пока я недоумевал, она приложилась к моей роже еще разок.

– …это за лектуровских шлюх…

Перечисления грозили продолжаться долго.

– …это…

– Какого…, – возмутился я и, перехватив очередную пощечину, выкрутил Боне руку.

– Ах ты! Ах, ты! – пуще прежнего взбеленилась сеньора. – Дрянь! Ничтожество!

Вход пошла вторая рука. На этот раз я был начеку и легко предотвратил получение очередной порции оплеух. Лишившись возможности воздействовать физически, сеньора продолжала костерить меня по всем падежам и спряжениям. Желая унять разбушевавшуюся барышню, я усилил захват её запястий. Не тут то было! Она и не подумала сдаваться, а навалившись на меня, попыталась укусить. С такой фурией я сталкивался впервые в жизни. Конечно, и раньше мне доводилось не ладить с женским полом, но до кик-боксинга не доходило. Теперь же пришлось спасаться, прибегнув к экстравагантным мерам. Увернувшись от зубок очаровательной кусаки, я сам вцепился зубами в накрахмаленный ворот ее платья, и рванул тонкую ткань. Раздался треск.

– Ты с ума сошел! – вскрикнула Бона, возмущенная варварством. – Это же уржельское кружево!

Она постаралась высвободиться из моего захвата. Спасти творение Дю Рионских кружевниц казалось ей важнее возмездия. Но карету не ко времени качнуло на ухабе и, потеряв равновесие, Бона рухнула поверх меня.

Трудно сохранить ясность ума, уткнувшись носом в декольте женского платья. Позабыв о своем самозванстве, я с превеликой охотой занялся авантюрными маневрами. Моя рука скользнула по спине сеньоры, в область, где заканчивается талия и начинается мягкая упругость ягодиц. Бона сочла такое развитие событий неприемлемым. Собравшись силами, она вырвалась из моих объятий и плюхнулась на диван, напротив.

– Гонзаго, ты грубая скотина! – задыхаясь от гнева, выпалила раскрасневшаяся сеньора в мой адрес.

Эка новость! То же говорила соседская Светка, когда хотела от меня экзотики.

Мы обменялись взглядами: испепеляющий Боны против фривольно-игривого моего.

– Твоим духам не хватает легкости, – с донжуанской заботливостью пожурил я грозную валькирию.

Качество парфюмерии на данный момент не очень волновали мою рассерженную спутницу.

– Где ты был столько времени? – усмирив свой клокочущий гнев, спросила Бона.

– Хочешь, что бы я предался воспоминаниям? – уклончиво переспросил я.

– Нет! Хочу знать, почему ты, не обмолвившись ни словом, скрылся неизвестно куда. Только не лги, что тому виной сплетни обо мне и Хедерлейне! – в её голосе звучало гораздо больше праведного негодования, чем требовалось. – Не удивлюсь если их выдумал братец твоей Валери, Альвар!

– Нет дыма без огня, – выказал я сомнения, её оправданиям.

– Стала бы я рисковать нашими отношениями ради мимолетного увлечения! – совсем правдоподобно вознегодовала Бона над моей подозрительностью.

– Никто не свят! Все подвержены слабостям, – напомнил я сеньоре лукавую истину и назидательно добавил. – Потому часто и необдуманно потворствуем им. За что и платим. Я, например, попал в лапы лектуровскому альгвасилу.

– Не набивай себе цену, Лех. Тебя арестовали в мыльне, где ты забавлялся с продажными девками. Весь город имел удовольствие полюбоваться твоим голым задом.

– Кто-то смотрит на мой, я смотрю, на чей-то еще.

– Ты циник!

Принимая ее слова за похвалу, я прокомментировал замечание.

– Маршалси, тот здоровяк, что едет со мной, твердит о том же. Он даже возвел меня в ранг короля циников.

– Паясничаешь!?? Викарий[31]31
  Здесь, человек представляющий интересы церкви при дворе вассала императора.


[Закрыть] добился у Близзенского епископата отсрочки рассмотрения ходатайства о разводе до твоего возвращения. Твой отец прекратил выплату ежегодных бонусов[32]32
  Здесь. Необлагаемые налогом пожертвования.


[Закрыть]. Твои соседи посходили с ума от счастья. Кревкер Берг захватил Залесье, а барон Ренескюр – Озерный край. Мало того, Императорский Верховный суд рассматривает отмену твоих привилегий из-за неявки на войну с Малагаром… Веедор[33]33
  Человек, представляющий интересы императора при дворе вассала.


[Закрыть] и тот убрался из Эль Гураба! Чего ты хотел и чего ты добился, Лех?

Спросила!!? Откуда я знаю, чего желал Гонзаго, пустившись в бега от этого тигра в юбке, бросив хозяйство на поруху, а дела на самотек?

– Не отмалчивайся, по своей идиотской привычке! – потребовала Бона.

Я посмотрел на собеседницу. Красивое личико! Лоб, прикрытый прядками кудрей выбившихся из-под тюрбана, тонкие бровки, чуть-чуть подведенные угольком, живые сверкающие глаза, аристократично вздернутый носик, нежные щеки с румянцем и ямочками, губы припухлые и яркие, капризный подбородок – красота! Женись, да и только. Очевидно, настоящий Гонзаго так и собирался поступить. Но… В дуэте влюбленных режиссировала она, а "Комаринского" плясал граф. Как интересно!!! Дамочка еще тот фрукт!!! И фрукт этот мне захотелось попробовать.

Я непринужденно закинул ногу на ногу. Не к сроку начавшаяся эрекция грозила выдать мои грязные помыслы.

– Что отец? – задал я вопрос, по разумению насущный к данному моменту.

– Узнаю породу Гонзаго, – уязвила меня Бона. – Первое дело деньги.

– Деньги решают все, – аранжировал я на свой манер старый партийный лозунг.

– Ты циничней, чем думает о тебе твой собутыльник!

– Вопрос с цинизмом мы обсуждали, – напомнил я прекрасной сеньоре. – Рассказывай об отце.

– Ты не явился в оговоренный срок, и старик отказался платить бонус. Я поехала в Капагон, надеясь, договорится с ним при встрече. Выживший из ума болван не стал ничего слушать! Он заявил, деньги предназначены графу Лехандро Гонзаго, а не его… Ты догадываешься, какое слово употребил старикан? Как он посмел… Меня урожденную Эберж!

– Придется навестить старца, – перебил я возмущенную собеседницу.

– Без меня! – как отрезав, заявила Бона. – Я не извиню нанесенных оскорблений!

Её зарозовевшие от гнева щечки, пылкий взгляд и резкость слов слетавших с припухлых губ вернее верного убивали меня. Тестостерон в моей крови достиг критических пределов. "Гренадер" грозил проткнуть ткань штанов.

Не зарывайся, не зарывайся, – пробовал я успокоить свой взрывоопасный организм. Но легче сбить Су-27 соплёй, чем унять разохотившиеся инстинкты совокупления.

Спасла меня плохая дорога – низкий поклон нерадивым строителям и здешнему Дорожному Фонду. Болтанка и тряска, продолжавшаяся с полчаса, сбила сексуальный настрой. Я почувствовал себя раскованней и еще уверенней в стремлении осуществить рискованную затею. Раз уж так получается!

Откуда, что бралось, мне оставалось не понятно. Уж не успех ли со спектаклем в лектуровской тюрьме кружил голову? Так ведь не все роли проходят на бис. Забулдыгу из маркграфств я мог корчить сколь угодно долго. Те, кто мог меня разоблачить находились по другую сторону государственной границы империи Геттер, а сама граница охранялась с тщанием хорошей мамаши трясущейся над непорочностью прыщавой дочери. С ролью графа из Вольных Сеньорий, обстояло иначе. Гонзаго знали как облупленного, и заниматься самозванством вершина наглости.

Каков пострел? – восхитился я, взыгравшим авантюризмом. Остановить себя в данное время я просто не мог.

– Ты упоминала Берга и барона, – с ленцой процедил я, словно приступал к рутинной работе.

– Упоминала, – недовольно согласилась она. – Как только слух о твоем безызвестном отсутствии расползся по Сеньориям, вспомнились ваши старые склоки, – тут Бона не выдержала и сорвалась, – Проклятье, Лех, где ты шлялся? И почему? Можешь ты мне ответить?

– В свое время дорогуша, – неопределенно обнадежил я разъяренную дамочку. – В свое время. Продолжай о Кревкере, мне всегда нравился этот ублюдок.

Бона помолчала, собираясь с мыслями и, успокоившись, продолжила.

– Без денег Капагона нам пришлось сократить расходы на содержания замка. Я урезала выплаты слугам. Распустила роту пикинеров, а оставшийся гарнизон сократила наполовину. Берг, пронюхав о наших трудностях с финансами, аннулировал прошлые пограничные соглашения и объявил войну. Я отправила гонца к твоему отцу уведомить о происходящем, но вздорный старик в ответ не прислал ни денег, ни солдат. Тогда я собрала в помощь оставшимся у нас наемникам ополчение из крестьян, но, увы, это не спасло нас от поражения. Хедерлейн потерял полсотни солдат и отступил.

Внемля пламенным речам, я едва не упустил другое. Тонюсенький голосок моего инстинкта самосохранения пищал мне – драпай пока цел! Драпай! Но кто слушает писк? Пока гром не грянет…

– Что же наш доблестный Хедерлейн оставил Бергу? – с хозяйственной заботой спросил я.

– Все земли по Рину, до Каменных пустошей.

Неприятность, однако… Я откинул шторку и выглянул в окошко кареты. Рядом с подножкой бежал Людоед. Уловив краем глаза, движение он повернул свирепую морду и гавкнул. От неожиданности я вздрогнул.

– До чего он тебя обожает! – мстительно захохотала Бона. – В следующий раз будешь знать, кому подсовывать его суку.

– Его нелюбовь я переживу, – со спокойствием пойманного партизана ответил я и пожаловался. – В горле пересохло! Огнем горит!

– Только глоток, – предупредила Бона и, открыв ключиком скрытую дверцу в спинке дивана, достала пузатую бутылку фортано[34]34
  Легкое, слегка игристое вино.


[Закрыть]. Правда в бокал налила – воробью не утопиться. Я не стал спорить и с удовольствием заглотнул жидкость.

– Ты пьешь еще безобразней, чем раньше, – осуждающе проворчала она.

– И не только пью, – огрызнулся я, возвращая бокал.

Бона решительно заперла походный бар.

– Ты забыла о бароне, – напомнил я.

– Ренескюр остался верен себе до мелочей, – продолжила она рассказ о бедах Гонзаго. – Часто приезжал в Эль Гураб, выказывал сочувствие, предлагал помощь в твоих поисках и, в конце концов, выждав, замахнулся на все Понизовье. Он захватил Озерный край и теперь подбирается к пойме Лаи. Хедерлейн организовал несколько конных рейдов, что бы хоть как то остудить баронский аппетит. Похоже, Ренескюру надоело прозябать в своей Медной Башне, и он вознамерился выселить тебя из Эль Гураба.

Сволочь, что и говорить, – подивился я нахальству соседа, но поскольку речь шла вроде как о родимой земле, вслух выразил недовольство.

– Ты не находишь бездарным своего Хедерлейна?

– Лех, прошу тебя! – взмолилась Бона, призывая, сосредоточится не на отдельных личностях, а на общем положении дел.

– О чем? – с издевкой спросил я, почувствовав – попал в точку.

– Прекрати намеки!

– Причем тут намеки? – продолжал я валять "ваньку". – Факты! Проиграл Кревкеру, обделался с бароном. Теперь имя Гонзаго в списке неудачников навечно. Из-за кого? Из-за дуболома ничего не смыслящего в войне, но исправно получавшего от меня деньги, и евшего с моего стола.

Ирония прошла мимо ушей Боны.

– Солдаты не хотят воевать, – заступилась она за Хедерлейна. – Им не плачено за десять декад. – И подавшись чуть вперед, раздраженно спросила. – Ты думаешь, рейтары, что скачут следом твои? Как бы ни так! Мне их одолжил граф Цаусхау! Я их лишь переодела в твои цвета!

– Наймем новых, – ответил я равно уверенно и безалаберно, как истый аристократ и герой своего времени.

– Если возобновятся выплаты, – резонно заметила мне Бона.

Мы переглянулись. Я изобразил истинную заинтересованность в дальнейшем вливании в мою казну отцовских средств. Она желала того же. Как не прискорбно сознавать, но выходило хозяйство Гонзаго-младшего в значительной мере держалось за счет золоторунного барашка из отчих овчарен.

– Когда ты думаешь отписать в епископат о возобновлении бракоразводного процесса?

Воздав войне и миру, Бона обратилась к личной неустроенности. Как раз по адресу! Личные неустроенности противоположного пола и есть смысл моей пропащей жизни. Меня хлебом не корми, дай пособить невостребованным Золушкам и не обретенным Белоснежкам. В одно хорошее время, в общаге на проспекте Мира, таких насчитывалось семь штук.

– Как только разберусь с Бергом и бароном, – пообещал я Боне.

Мое обещание ее не устроило.

– Нет! Напиши сразу, по приезду в Эль Гураб, – в приказном порядке настаивала она. – Пока будешь разгребать последствия своих глупостей, епископ расторгнет твой брак с Валери.

– Сразу, я выгоню Хедерлейна, – увильнул я от прямого ответа.

– Ты собрался самолично сесть в седло и под фамильным стягом повести атаку? – удивилась она, но тут же повторила с настоятельным нажимом на каждом слоге. – Сначала напиши епископу в Кирк! Я хочу…

Хорошо когда женщина хочет.

– А я как хочу, – мечтательно вздохнув, перебил я Бону, памятуя о благоухающем декольте.

Результат не оправдал ожидания.

– Сколько угодно!!! – вознегодовала Бона и вызывающе задрала платье, выставив на обозрение чудесные круглые коленки в белых чулках. – Нравится? Могу только посоветовать пересмотреть брачный контракт!

К её бы речи раскаты грома, всполохи молний и завывание ветра. Вылитая "панночка". И для целостности ощущений – пальчиком в меня тык!!!.. Приведите Вия!!!

Рассмеяться разыгравшемуся воображению, не позволило внезапное неутешительное озарение. Гонзаго сидел на крючке у Боны, что конченый наркоман на игле – насмерть. За примерное поведение, несчастному графу полагались свободы и поощрения, а за самовольство диета и пост. Возможно, Бона переборщила с кнутом и недодала пряников, а может в Гонзаго взыграло ретивое, но в один прекрасный день граф тихой сапой сбежал. Премудрая Эберж осталась у самого синего моря… у самого разбитого корыта. Грандиозные планы на брак пошли псу под хвост! Что было делать? Сеньора трубит общий сбор и, не теряя времени, в любой момент ее могли попросить с приспанного места, объявляет большой розыск пропавшего. Хоть из-под земли, но беглец должен быть доставлен под её властную руку. Становится понятным, чего при виде меня, так разволновался мужик на втором этаже лектуровской гостиницы, почему карета Боны на всех парах неслась мне на встречу и почему накостыляли альгвасилу, требовавшего выдачи моей персоны правосудию… Добро пожаловать домой, граф! Теперь мой инстинкт самосохранения не пищал, а пророчествовал! Даже если откроется мое самозванство, меня заставят быть Гонзаго… До того момента когда девица Эберж превратится в безутешную вдову Гонзаго… И никаких перспектив на коленки!

Отыгрался хер на скрипке? – поинтересовался я у себя, ощущая огромное желание выскочить из кареты. – Любитель экзотических фруктов, мать твою!

Я вновь выглянул в окошко. Пес, не отставший от кареты не на дюйм, обгавкал меня не стесняясь в чувствах. Ненависть до скончания мира! Хорошо, что столько не живут.

В задумчивости я потеребил ус – дурацкая привычка, заимствованная у Маршалси. Где выход? Выход – выждать момента и удалиться, по-английски не прощаясь. А по ту светлую дивную пору… Играй музыкант, я буду верить, то, что лучшие дни впереди.*

– Я пишу в епископат немедленно, – сладенько улыбаясь, что медведь у пчелиного улья, начал я примирительное заигрывание с Боной. Сидеть пай-мальчиком, уставившись в пол, опаснее, чем домогаться прекрасной дамы. Конспирация конспирацией, но граф то был живым человеком. Как впрочем и я. Не зря же мой "гренадер" реагировал на эту сучку, что стрелка компаса на северный полюс.

На предложенную мировую я получил презрительный взгляд. Акции Гонзаго не высоко котировались на рынке Боны Эберж. Я не отчаялся. Все-таки я не всамделешний Гонзаго.