Текст книги "Камень, брошенный богом"

Автор книги: Игорь Федорцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

12

Не успел колокол отбить первый Септ, а жизнь в доме Гонзаго забила ключом. Генератором всеобщей суеты выступал ваш покорный слуга. Уподобившись капитану на тонущем корабле, я сыпал распоряжения и орал на слуг.

– Вызови мне сеньора Маршалси, – чуть ли не взяв за глотку, требовал я у перетрусившего до икоты коридорного. – Если спит, разбуди, если ест, пусть поторопится!

Посыльный рванул, как ошпаренный.

– Ты! – орал я, брызгая слюной и тыкая пальцем в грудь очередному гонцу, – Внемли, аки Святым небесам! Передашь слово в слово! Капитану Хедерлейну явится ко мне с докладом.

– А если сеньор капитан отсутствует? – попытался уточнить слуга, воздев на меня молящий о помиловании взгляд.

Миловать в эти минуты я никого не собирался.

– Из-под земли достань! Понял! Из-под земли! Иначе закопаю по уши на грядке с капустой!

Слуга от отчаяния попытался выйти в окно. Я поймал его за фалды ливреи и пинком выкинул за дверь.

Следующий прихлебай отделался не так легко.

– Ты вот стоишь, пялишься и думаешь какой твой господин медведь, бурбон и монстр[41]41
  см. кинофильм "Медведь??


[Закрыть]! Так?

С испугу дурень согласно закивал головой. Да так рьяно, аж чубчик у него заколыхался.

– Ты ошибаешься! – рявкнул я обслуге в белое без кровинки лицо. – Я хуже! Я твой кошмар до самой могилы! Немедленно вызови клерка! Самому мне мараться в чернила? Даю тебе минуту…

Недослушав, слуга понесся сломя голову исполнять распоряжения.

Немного отдышавшись, давать нагоняя не простое дело, особенно без надлежащего навыка, я, заложив руки за спину, принялся расхаживать по библиотеке, в ожидании скорых визитеров.

Первым, к моему недоумению явился слуга с бутылкой, бокалом и мелко порезанными яблочками в блюдце, на серебряном разносе.

– Мульс, Ваше сиятельство, – промямлил он, замирая в дверях. Бокал от благоговейной дрожи в руках слуги задзинькал о бутылку.

Не иначе Арно доложил по инстанции, что хозяин, то бишь я, опосля мадеры маюсь похмельем.

Опалив слугу гневным взглядом, я, самолично наполнил бокал под край. Бережно взяв хрустальную хрупкость за тонюсенькую ножку и доброжелательно, по-товарищески попросил.

– Пошел прочь!

Слуга, поклонившись, в момент исчез из поля зрения.

– Видит бог, не пьем, а лечимся, – оправдался я в слабоволии.

Осушив бокал, надел пустую хрусталину на фавна из письменного прибора. От выпитого мульса почувствовал себя уверенней. Развалившись в кресле, потыркал чернильницу. Черканув по бумаге пару каракулин графских подписей, забраковал перо и выбросил. Испорченный лист смял в комок и зашвырнул в угол.

Горячая работенка! Из тебя получился бы отличный бюрократ, – умилился я собственной ловкости ведению текущих дел, – а ты все в герои да в герои!

Постучавшись, слуга доложил упавшим от страха голосом.

– Сеньор Трейчке.

Из-за дверей, пред мои барские очи предстал клерк. Толстый, потный, плюгавый мужчинка с объемной папкой подмышкой и складным стульчиком в руке.

– Ваше Сиятельство, позвольте засвидетельствовать свое почтение и радость по поводу вашего благополучного возвращения, – сладко промурлыкал канцелярист.

Паршивый крючкотвор мне не глянулся сразу. Как больному зубу ловкий дантист. Этот мутило с яйцами, облапошит кого угодно. Саму Святую Троицу.

– Приготовь к приходу капитана Хедерлейна необходимые бумаги, – приказал я, сам не зная какие бумаги могут понадобиться.

– Карты? Расходные ордера? Воинскую переписку? – качнувшись в поклоне, пристал ко мне Трейчке.

– Все разом! – рявкнул я.

Клерк степенно разложил свой стульчик, положил на него папку и отправился к стеллажам. Зашуршал бумагами, что то уронил, что то порвал и наконец, приволок на стол охапку макулатуры. Расстелив карту, натыкал в топографические обозначения белых и красных флажков, подсунул мне две папочки, тощенькую с финансовыми ордерами по доходам хозяйства и толстенную, с расходами на войну.

– Тут только часть, – предупредил он меня, поглаживая гроссбух с почтой. – Переписка с епископатом, с императорским двором и Оружейным министерством в другом месте.

– Хватит и этого, – успокоил я шушару от канцелярии. Не дай бог удумает припереть всю графскую бухгалтерию.

Оглядев карту с нанесенными знаками, я посочувствовал настоящему Гонзаго. Пока блудливый граф скитался невесть где, от его территории по-соседски отхапали добрую треть.

В дверь громко стукнули, слуга распахнул створину и в библиотеку ввалился Хедерлейн. Капитан явно принял на грудь. Его слегка пошатывало.

С утреца!? Вот скот! – праведно возмутился я. Выходило, не только моя графская особа неумеренно употребляла алкоголь.

Я поднялся из-за стола навстречу доблестному усачу.

– Граф Лехандро, – капитан снял с головы шляпу и вонюче отрыгнул чесноком. – Вызывали?

– Да! Дела того требуют, – сдержанно ответил я. Ужасно чесались кулаки набить морду слуге меча и фанфар.

Хедерлейн недовольно поглядел на клерка. Я бы дорого дал узнать, о чем в тот момент подумал вороватый капитан. Ну и конечно писарь тоже.

– Ждем сеньора Маршалси, – оповестил я собрание. – Как только придет, начнем наш маленький военный совет.

Последовала новая серия ужимок и переглядов между Трейчке и Хедерлейном.

Маршалси, препровождаемый слугой, вошел в библиотеку запросто – без стука и без доклада.

– Рад видеть тебя в добром здравии! – поприветствовал он меня. Фамильярность обращения не ускользнула от хитрого уха и глаза клерка. Пройдоха вежливо поклонился идальго, чего не сделал при появлении Хедерлейна. Капитану такие тонкости были явно не по уму, и он остался стоять столбом, ожидая пока я представлю ему моего друга.

– Сеньоры, не будем терять драгоценного времени и подойдем к картам, – пригласил я жестом Маршалси и Хедерлейна. – Вас капитан попрошу подробно доложить о сложившейся обстановке.

Мы втроем окружили разосланную на столе карту, нависнув над ней, что злыдни над рождественским пирогом. Клерк, усевшись на стульчик поодаль, подложил папку под чистый лист, готовый к написанию реляций, указов и распоряжений триумвирата великих умов.

– Ситуация такова, – начал доклад капитан явно переигрывая с показной невозмутимостью. – Барон Берг воспользовавшись преимуществом внезапности, захватил земли по Рине, – Хедерлейн провез пальцем по голубоватой жилке реки, – переправился на правый берег у Милле, где и расквартировался. Здесь у него примерно рейтарская полусотня. Остальные, кирасиры и перебежавшие на его сторону ваши холопы, держат линию вдоль Рина. Не думаю, чтобы барон надумал штурмовать Эшби, – палец докладчика уперся в значок городка. – Скорее, как только накопит достаточно сил, двинется в обход, через Мут к Луибассу. Я оставил под Эшби опцию кирасир, для наблюдения за Бергом. Как только он снимется с лагеря, нам доложат.

– А до той поры мы будем ждать? – с профанской непосредственностью поинтересовался я у полководца.

– Ждать, – подтвердил он и перевел палец на другой фланг карты. – И вот почему! Основные наши силы…

– Это сколько? – перебил капитана Маршалси.

– Сотня егерей, две полусотни легких ландскнехтов и рота тяжелых рейтар, – ответил без охоты Хедерлейн. – Ренескюр сильный противник и недооценивать этого нельзя. Мы не смогли удержать ни Альгау, ни Ильк. И потери с нашей стороны велики, как в плане живой силы, так и в плане позиций. Тем не менее, мне удалось приостановить его продвижение к линии озер Малый и Большой Зоб.

– Я прекрасно вижу ваши успехи, мой капитан, – скривил я благодарную улыбку.

– Сейчас, – продолжал Хедерлейн, – егеря и ландскнехты держат дорогу на Дольмен, – указующий перст капитана опасно приблизился к Эль Гурабу, – а рейтары расквартированы во Фрее.

– И чем же давит на нас разлюбезный сосед Ренескюр? – взгляд Маршалси рыскал по карте, что нос хорошей ищейки по следу дичи.

– У него три сотни тяжелой кавалерии и сотня наемников из Джау.

– И как они умудрились пролезть по здешним топям? – идальго обвел ногтем Озерный край.

– Здесь хорошие дороги.

Даже мне рядовому из рядовых понятно, что позволять врагу спокойно использовать твои же коммуникации щедрость непозволительная.

Маршалси оторвался от карты и в задумчивости потер подбородок.

– Дело дрянь, – заключил он, поглядывая в мою сторону.

Думаю, он имел в виду не само дело, а капитана, отсиживающегося в тылу. В тепле, сухе и у подола примы графской опочивальни.

– Чтобы выправить положение…,– начал капитан завершающую часть своего не утешительного доклада.

– Так, так, – поддержал я Хедерлейна. Любопытно, что порекомендует чурбан от кавалерии.

– Необходимо нанять дополнительно пять сотен рейтар. Нужны деньги. Как я отмечал, будь необходимые средства для привлечения под наши знамена Вольных кондотьеров, и Берг и Ренескюр давно бы сидели по своим норам, откуда имели наглость высунуться. Надеюсь, после возвращения Ваше Сиятельство финансовый вопрос решится положительно. У меня есть предварительная договоренность с управляющим Имперской Марки о перенайме двухсот кирасир и двух рот тяжелых рейтар. Прямо сегодня я отправлюсь к нему в Нуас для подписания договора. Нужно спешить. Пока противник не ведет активных действий, есть возможность спокойно подготовиться к реконкисте утраченных земель.

Слушая Хедерлейна, я все гадал, почему моя нелюбовь к нему растет с каждым его словом. Оказалось все проще пареной репы. Меня держали за дурака. Круглого. Это я уже проходил. Но тогда, в те стародавние времена, мне присягнувшему на верность Родине-матери ничего не оставалось, как смиренно нести свой геройский крест. Теперь же было совсем другое дело!

Дуракам закон не писан, мой не тверезый друг, – мысленно предупредил я Хедерлейна и от души врезал советнику по стратегическим проблемам прямо в глаз. Капитан пластом рухнул на ковер.

– Вздерну как бродягу, сучье отродье! – со спокойствием удава уведомил я поверженного в партер капитана. – Но позже. Сдашь командования гарнизоном идальго Маршалси! – и приказал. – Вон за дверь!

Хедерлейн не переча, выскочил из библиотеки.

– Примешь, выпавший из рук прапор графов Гонзаго, – сказал я таращившемуся на меня в недоумении Маршалси. – Уполномочиваю тебя поступать, как сочтешь необходимым. Можешь вешать виноватых. Если понадобится.

– Занятие знакомое, – заверил Маршалси, покручивая ус.

– Отлично, – спокойно вздохнул я. И повернулся в сторону клерка. – Перейдем к формальностям.

От моих слов и без того сжавшийся в комочек писарь едва и вовсе не растворился в воздухе. Брать нахрапом бухгалтерского колосса не имело смысла. Одно дело открытый саботаж капитана, другое, тонкая мышиная возня казначея. В бумажной работе меня обманут на раз.

– Если с этой минуты, – для понятливости слов я похлопал клерка по плечу, – ты не начнешь не то что жить, а дышать моими интересами… Скормлю псам сеньоры Эберж. Не сразу конечно,… по частям.

– А… – застонал в верноподданнических заверениях клерк.

– Старое так и быть прощаю, но ежели что опять… – клерк понимающе закивал головой. – Ты предупрежден!.. А теперь пиши! Нашим волеизъявлением, назначаю лейтенанта Тибо Маршалси управляющим делами инфантерии и кавалерии в моих владениях.

– А кем выдан патент лейтенанта? – поинтересовался въедливый клерк, прервав написания указа. – Если выдавший не числится в императорском гвардейском резерве, сеньор Маршалси не вправе занимать должность капитана манора императорского подчинения.

– Я выдал патент сеньору Маршалси, – наорал я на крючкотвора. – Этого достаточно!

– Мне требуется номер, число и место выдачи патента. Ваш указ может не иметь юридической силы, если означенный патент выдан после вступления в действие распоряжения Верховного Императорского суда о наложения на вас домашнего ареста.

– Так составь патент! Проставь номер! Число и время! И что бы он имел юридическую силу! – с нажимом в интонациях попросил я его.

Клерк смиренно и праведно вздохнул. Откуда завестись в мире честности, если каждый гребет под себя. Возразить он, однако не посмел и довольно быстро составил лейтенантский патент на имя Тибо Маршалси, с предоставлением льгот и преимуществ: личный штандарт, десяти процентная доля в воинских кампаниях, всевозможные премии за успешное выполнение поставленных задач.

Заверив бумаги печатями, для этого пришлось сходить в оружейную, и, подписав фамильными каракулями, я вручил их Маршалси и отправил принимать должность.

По уходу идальго мы с клерком продолжили бумаготворчество. Для начала рассмотрели текущие финансовые проблемы, которые сводились в одну глобальную – полное отсутствие наличности в графской казне. Затем составили прошения о займах к торговой коллегии Близзена, впрочем, без особой надежды на успех. Властитель Эль Гураба был должен всему свету.

– Вашему сиятельству следовало обратиться к вашему батюшке за восстановлением выплат, – посмел посоветовать клерк. – В крайнем случае, он мог бы выступить поручителем пред коллегией купцов.

В его словах был смысл.

– Подумаю, – согласился я.

Далее пришла очередь ходатайств. Два я подписал, остальные оставил без внимания. Покончив с малой толикой накопившихся дел, отпустил клерка с миром, передоверив тому самому решать оставшиеся хозяйственные вопросы.

Остаться тет-а-тет с собой мне не удалось. В библиотеку влетела Бона. Глаза ее метали громы и молнии. Веер в руках выписывал вензеля омоновской дубинки.

– Ты рехнулся! – не прибегая к прелюдии приветствий, напустилась на меня Эберж. – За что ты избил Ханса?

– Это все нервы, – тяжко вздохнул я. – От неумеренного воздержания.

– За что ты избил Ханса? – брызгала слюной в ярости Бона.

– Капитан Хедерлейн, – растягивая слова произнес я с нажимом, – а не какой не Ханс, нанес моей чести и благосостоянию невосполнимый и неискупимый урон. Я отстранил его от должности и назначил на его место лейтенанта Маршалси.

– Ты понимаешь, что натворил? Нет, ты не понимаешь! Не понимаешь! – бушевала Бона, маятником мотаясь перед моим носом. – Он столько сделал для тебя! Столько сделал!

– Скажи лучше, сколько он прикарманил? – вставил я реплику в ее попытку воспеть капитанские таланты.

– Лех! – глаза Боны сделались удивленными-удивленными, круглыми-круглыми.

– Да, дорогая, – отозвался я.

Бона прочитала по мне как по открытой книге, что я знаю, что она знает, что капитан то…

Она молча прошлась от цветка до стола.

– У него влиятельная родня! – вроде как предостерегла меня Эберж.

– Тогда пусть похлопочут, что бы Ренескюр и Берг вернули захваченное.

– У Хедерлейна связи в столице! Забыл? Верховный суд рассматривает дело? У тебя не так много шансов отстоять права императорского ленника. Хедерлейн он…

– Он бездарь! Хуже того, за моей спиной…, – недоговорив, я негодующе раздул щеки.

– Лех, твои подозрения…, – возмутилась честная Эберж.

– Я опять про то, что он вор, – гаденько улыбаясь, разъяснил я.

Рассерженно фыркнув, Эберж швырнула в меня веер и ушла, громко хлопнув дверью.

– Общий счет один-один. Подача переходи к игроку из Гюнца, – прокомментировал я ее уход и поаплодировал себе за коварство.

Вызвав слугу, я на радостях приказал подать вина и фруктов. Лучше бы конечно водки и рыбного паштета "Волна", но где здесь достать таких деликатесов.

Слуга быстро обернулся с заказом. Позволив мне пропустить первую, для смягчения нрава, он доложил.

– Вас просит принять, монсеньор, викарий.

Лишь пропустив вторую, я соизволил ответить.

– Зови, коли просит.

Не принимать старика не было оснований.

– Добрый день, сеньор Лехандро, – официально поздоровался викарий. От вчерашнего старика, плачущего от радости моего возвращения осталось совсем немного – грустные глаза и снисходительная добрая улыбка.

– Доброе день, – отозвался я из глуби кресла, в которое сел и делал вид, что изучаю дюймы и пяди карты манора. – Что привело вас?

– Принес список людей, по моему скромному разумению достойных вашей снисходительности. Все они долго прибывают в заточении и искренне раскаялись в своих проступках. Прошу рассмотреть принесенные бумаги.

– Вы говорите о помиловании?

– Именно так.

– Почему теперь?

– Ваше благополучное возвращение, чем не повод снискать любовь окружающих, – не уверенно назвал причину викарий. Затем ему пришел в голову более веский аргумент. – К тому же подданные должны трудиться во благо своего сеньора, а не проедать его деньги.

– Только по этому? – не очень поверил я.

– Заставлять излишне страдать созданий Святой Троицы есть грех, сын мой.

Мне показалось, он пропустил слово "безвинных". Я протянул руку за списками. Викарий подал свернутые в трубку листы.

– И сколько же раскаялось в злодеяниях и лиходействе? – спросил я, разворачивая бумаги.

– Я записал сорок три, сын мой.

– Значит, остались и другие?

– Их не много.

– И их искупление недостаточно?

– Только Святая Троица ведает достаточность искупления, – заметил мне викарий. – Смертным же остается уповать на снисходительность смертных.

Задирать старика было подло, и, я оставил свой уродский тон прокурора.

– Хорошо! Я посмотрю списки, святой отец.

– Надеюсь, вы не забудете о них, – высказал пожелания викарий. Подозреваю, у Гонзаго на амнистии была амнезия.

– Не забуду, – заверил я.

Дверь библиотеки распахнулась от удара, и в проем рухнул слуга.

– Гонец Его Сиятельства Графа Гонзаго! – возвестил распростертый ниц страж коридора.

Переступив через забаррикадировавшего проход слугу, в библиотеку вошел высоченного роста рейтар. Молодец блистал золоченым морионом с пышным малиновым султаном, рубиновыми аксельбантами на песочном камзоле, богатой перевязью с финифтью и аквамаринами, массивным мечем с серебряной гардой, сапогами в тиснении и золотыми шпорами. Козырнув элитной выправкой, он, чеканя шаг, прошествовал к столу и протянул мне тугой свиток с десятком печатей на шнурках. Вручив послание, нарушитель спокойствия развернулся на сто восемьдесят градусов, щелкнул каблуками и удалился.

От растерянности, не зная, что и сказать, на явление ряженного Гаргантюа, вопросительно посмотрел на викария.

– Наглец! – запоздало возмутился я беспардонности героя-рейтара.

– Вы обратили внимание на наряд посыльного? – с задумчивой грустью спросил викарий. Очевидно, моя непроходимая тупость вгоняла его в хандру.

Обратить то обратил. Выглядел парнишка побогаче моего проворовавшегося капитана. Да и меня самого, господина болот и степей.

– На черный бант?

Внимая словам, я покачал головой. Точь-в-точь китайский болванчик.

Развернув послание, пробежал глазами неровные плохо понятные строчки. Батюшка Гонзаго, пожаловавшись на годы и боевые раны, полученные во славу отечества, доверительно сообщал, что ныне прибывает в тяжкой немощи и просит срочно предстать перед его родительскими очами, дабы принять с его последним вздохом отчее благословение и полномочия на владения фамильной землей.

Поразмыслив, протянул послание викарию.

– Прочтите.

Святой отец осторожно взял свиток.

– Дела требуют моего пребывание здесь. И в то же время…, – я замялся с продолжением, надеясь получить совета, как поступить.

– Немедленно поезжайте! – горячо заговорил викарий. – Забудь о вашей ссоре, Лехандро! Ваш отец всегда желал, вам только добра!

– Не судите и не судимы будите, – без задней мысли изрек я избитую библейскую истину. Викарий, пораженный прозвучавшими несвойственными дремучему еретику мудростями, с надеждой произнес.

– Вы давно не посещали в часовню. Зайдете пред дорогой?

– Конечно, нет, – отказался я, разочаровав служителя небесам. В моем образовании не было не одной молитвы кроме как "Дай нам Боже, что тебе гоже". Сомневаюсь, что викарий оценит ее краткость.

Посетитель ушел, оставив меня в задумчивости. Не пора ли собирать манатки? И огородами, огородами… Способ простой и действенный, и напрашивающийся с самого начала. А то лихие казаки-разбойники запросто могут угодить с карнавала на аутодафе.

Я позвонил в колокольчик. Для ясности ума и твердости решений требовалось усугубить спиртным. Расторопный слуга живо приволок бутылку мадеры и бокал. Первая скатилась внутрь медленно и нехотя, вторая весело и скоро, третья рухнула орлом с небес. В башке тепло замутилось от хмеля, а душа тихонько заныла потаенными желаниями.

Встав с присиженного и пригретого места, я прошелся вдоль стеллажей с книгами. Как герою мне хотелось довершить намеченные славные дела: переспать с маркизой, выиграть войну, возвести Маршалси в капитанство и не ударить лицом в грязь перед работодателем. Как обыватель, я отчаянно трусил и терялся, и хотел одного, как-нибудь добраться до Ожена и расквитаться с долгом.

Я тяжело вдохнул воздух, словно старался унюхать запах грядущего. Не попахивает ли оно пролитой кровушкой. Особливо моей. Ничего определенного. Пыль, бумага и чесночный выхлоп, оставшийся от Хедерлейна.

Что ж делать то?! А?!

Непроизвольно приглядел книгу пообъемней и снял ее с полки. Кладезь мудрости в толстой корке из телячьей кожи тянула на пуд с лишним. По желтому серебристая вязь букв "Зеркало деяний. От прошлых эпох до новых времен".

Я раскрыл фолиант наобум, примерно за середину. Слева шел текст, справа иллюстрация. На картинке, в духе руководства по сексу, джентльмен пользовал девицу, загнув оную через балконные перила. Внизу под балконом вальсировали пары. Поразительно! Во времена правления Аюрра VIII процветали нравы свободной любви, и адюльтер считался видом развлечений.

– Не плохо бы побывать в Хейме. Может нынешнее поколение не растеряло славных традиций предков.

Я еще раз глянул на иллюстрацию в книге, не к месту представив ветреницу Фортуну, в набедренной повязке и бусах. На повязке вышиты буквы "Для героя". Кто не рискует… А ради чего? Кто ж знает… Если найти тому объяснения все Горынычи были бы живы-здоровы, а все Василисы томились по болотным кочкам.

– Делать нечего, – отбросил я сомнения, – портвейн он оспорил…*

Можно конечно и "огородами", но так уж получилось, слишком многие поставили на меня в этой драке. Каков бы ни был я боец, а покинуть строй не могу. Уже не могу. В эти мгновения даже моя подмена показалась ложью во благо. Протянуть умирающему руку… Сказать последнее прости… Чего настоящий Гонзаго никогда бы не сделал.

Я сунул книгу на законное место, вернулся к столу, допил мадеру, нацепил перевязь с мечом и дагассой.

– Время Че! – объявил я открытие боевых действий и позвонил в колокольчик.

Вошел слуга.

– Сию минуту выезжаем в Капагон, к Его Сиятельству графу Гонзаго.

– Прикажите подать большую карету?[42]42
  Смысл вопроса в следующем: приглашенный в гости вез с собой кроме пожиток и часть обстановки. Если же визит без приглашения отправлялись в путь налегке.


[Закрыть] – озаботился моими удобствами верный слуга.

Шут его знает, какую карету подают, когда в путь отправляется всё святое семейство.

– Давай малую выездную, – брякнул я ему в пику. – И обойдемся без обоза.

– Вам понадобится прислуга, Ваше Сиятельство? – никак не отставал предусмотрительный служитель графского быта.

– Мне нет! – отказался я от услуг денщика, но вспомнив про жен и про спутниц, высказал пожелание. – Одна служанка для графини Гонзаго и маркизы Дю Лоак.

– Прикажите ей ехать верхом?

Определенно опекун в ливреи доканывал меня своим служебным рвением.

– На козлах место достаточно! – указал я плацкарт для командируемой в дорогу. Во избежание дальнейших уточнений приказал. – Ступай! И распорядись насчет охраны! Да! И поставь в известность лейтенанта Маршалси.

Шлагбаумообразно поклонившись, слуга ринулся исполнять распоряжения. Покинув библиотеку, я направил свои стопы в покои Эберж. Ссора ссорой, а выпускать деятельную барышню надолго из вида себе дороже.

На момент моего прихода, Эберж писала за изящным секретером.

– Что привез тебе гонец? – со злым ехидством спросила Бона.

– Приглашение, – ответил я, усаживаясь на пуфик к столику с фруктами.

Бона закончила писать, сложила бумагу в треугольник и, накапав расплавленного воска запечатала.

– Можешь уезжать. Я не поеду, – отказалась Эберж. Наивная! Она восприняла мое посещение как поиски примирения. Сеньора любовница и не догадывалась, что я вышел на тропу войны.

– Старик при смерти, – поделился я дурной вестью с графской пассией.

– Как тебя понимать? – насторожилась Бона, услышав мои слова. Она страждала спустить шкуру с Гонзаго, но обстоятельства… В ее глазах отразилась работа внутреннего арифмометра. С кончиной старого графа, Гонзаго становился не просто толстым кошельком, а денежным мешком, предоставленным в её свободное личное пользование. Ставка в ее борьбе за безбедную жизнь возрастала многократно.

– Как понимать? Буквально. Старик плох и молит о последней встрече, – под вопросительно-испытующим взглядом Боны, по мне аж мурашки забегали, я поднялся с пуфика. – Так ты едешь? – переспросил я Эберж, давая понять, упрашивать не стану.

– Только переоденусь в дорожное платье, – попросила Эберж маленькую отсрочку.

– Все равно поторопись, – подогнал я ее и уже в дверях попросил. – Окажи любезность, не бери своих псов.

С этим я оставил прелестную стерву менять подвязки и вышел из комнат.

Урчавший от голода желудок сам направил ноги на кухню. Время близилось к обеду, и жрать хотелось неимоверно. Ничего ни объясняя крайне изумленной поварихе, перекусил по-походному, похватав на ходу колбасы и сыра, плюс черпак собачьего варева из медного котла и огромное краснобокое яблоко на десерт.

Обкусывая сочный фрукт, боковым коридором попал вестибюль. Сунув огрызок за забрало пустотелых лат, через двери вышел на лестницу. Резво сбежав по ступенькам, поприветствовал кортеж охраны: хмурого Альвара и пятерых рейтар. Провожающих в дальний путь набралось не много, один Маршалси.

– Постараюсь обернуться как можно быстро. Будь осторожен. И не позволяй мальчишке пить! – наказал я новоиспеченному лейтенанту, поднимаясь на подножку кареты? Объемом в половину, столыпина".

– Трезвый он не выпускает из рук своей брынькалки, – отшутился Маршалси. – А у меня есть полномочия вешать возмутителей спокойствия.

– Тогда займи его делом. Назначь своим ординарцем, – порекомендовал я из сочувствия к идальго. Долго выносить душераздирающие напевы нашего юного шансонье не смогли бы и ангелы.

Прощальный взмах рукой и слуга закрыл дверцу экипажа. В бархатном мягком чреве меня заждались. Я плюхнулся на сиденье пообок Валери, спиной к движению. Напротив разместились Югоне и Бона.

– Ваш эскорт не отличается численностью, – заметила Югоне. – Я слышала в ваших краях полно разбойников?

– Полно те маркиза! – успокоил я её. – Во всем Близзене нет большего разбойника, чем ваш покорный слуга.

– Значит, я могу не бояться за свое рубиновое колье? – засмеялась очаровательная сеньора.

– За колье нет. Но только за колье!

Мой ответ вызвал у маркизы игривое дерганье плечиками.

Кобелина вы, однако, ваша светлость! – сомлел я от самодовольства. На данный момент быть Гонзаго мне нравилось.