Текст книги "Камень, брошенный богом"

Автор книги: Игорь Федорцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Щека у старика дернулась вторично и более заметно.

– Вирхофф твоя родовая фамилия?

– Творческий псевдоним, – признался я.

По лицу Гонзаго скользнула тень сожаления. Мало того что не Гонзаго, так еще и не Вирхофф!

– Какая лично тебе корысть? – спросил он помедлив.

Я ответил кратко.

– Моя корысть собственная шкура. Ради целостности её родимой и лицедействую.

– И как? – старик прошелся и тяжело опустился на стул с высокой спинкой. Меч служил ему в качестве трости.

– В зависимости от обстоятельств и в меру талантов. Вы, наверное, знаете Берг, Ренескюр… ну и прочее. Эберж с разводом, капитан с воровством. Из перечисленных проблем решил пока только одну. Сместил Хедерлейна и назначил на его место идальго Маршалси.

– Родственника гофмаршала? – Гонзаго отставил меч в сторону. Есть ли сие добрый знак для схваченного с поличным героя?

– Вы второй кто спрашивает меня об этом. Думаю, нет. Родня столь высокого чиновника не служит кондотьером и не болтается по захолустью без гроша.

Гонзаго, согласился с моими доводами, кивнул.

– Возможно, ты прав. Он справится?

– Надеюсь, – неуверенно ответил я.

– Надеюсь, – в задумчивости повторил Гонзаго за мной и надолго погрузился в раздумья.

Воспользовавшись паузой, я постарался привести свои мысли в порядок. Поскольку при неблагоприятном обороте дел раздумывать будет очень даже некогда. Старика с увесистым мечом я не опасался. Да и по всему не станет он лично заниматься фехтованием, а дрынькнет в колокольчик старческой рукой и сезон охоты за героями будет открыт. И что прикажите делать, когда в комнату повалят вооруженные дрекольем и железом графские холопы? Не брать же родителя в заложники.

– Я вправе вздернуть тебя за самозванство? – не очень приятным замечанием прервал мои думы Гонзаго.

– Вы хотите моей благодарности или услуги, – не дрогнул я. Линчевать меня могли и час и два назад.

Старик не замедлил ответить прямо.

– Услуги.

Я склонил голову в знак готовности выслушать его.

– Ты останешься Гонзаго!

Не ху-ху себе хо-хо! Я ждал чего угодно, но только не предложения выступать в качестве дублера его запропавшего сынка.

– А как же настоящий владелец Эль Гураба? – спросил я, не торопясь соглашаться. За бесплатный сыр могли потребовать больше чем шкуру.

Гонзаго встал и, заложив руки за спину, прошелся по комнате. На удивление достаточно шустро.

– Лехандро в Капагоне. Лежит в дальних покоях. Лекарь из последних средств пытается помочь ему.

Старый граф остановился и замолчал, предоставляя мне возможность спросить или сказать. Я промолчал и он продолжил.

– Он повздорил с Альваром. Дошло до оружия. Лехандро проиграл. Обвинив шурина в заговоре, с целью помешать его разводу с Валери, помчался ко мне, получить помощь. Где то в пути его укусила ядовитая змея.

– В домике егеря, – высказал предположение я. – Мы нашли гнездо рогатой гадюки.

Гонзаго согласно кивнул и продолжил.

– Он ослеп и полностью парализован. Лекарь говорит, все может измениться в любой момент и Лехандро пойдет на выздоровление. Он обманывает. Я слишком много времени провел на войне, что бы не видеть, как с каждым вздохом смерть подступает к моему сыну все ближе и ближе.

– Искренне сочувствую, – выразил я участие к горю старика.

Я не кривил душой. Я то же был на войне и знаю, как тяжела беспомощность перед всевластью бабуси с косой.

Гонзаго вновь пристально посмотрел на меня.

– У вас много различий…

– Хвала небесам, – невесело возликовал я. Хоть кто-то не равнял меня с ублюдком Лехандро.

– Значит, вы простили Лёффу седло, натертое чешуйником? – отомстил мне за обидный возглас Гонзаго.

– Лёфф! – в мстительном прозрении воскликнул я. Обида обожгла героическое сердце. Ведь я! ходил по лесу со спущенными штанами!

– Открой вон тот шкаф, – попросил он, переждав мое негодование. – Нижний ящик… Возьми средний ларец.

Я выполнил просьбу.

– В нем деньги, – пояснил Гонзаго.

Затем он вынул из поясного кошеля рубиновый медальон. Должно тот самый, за утерю которого меня бранила Бона.

– Забери, теперь это твое, – старик протянул украшение.

Верно то как! Попал коготок в дерьмо – вся птичка в экскрементах! И как говорится – без комментариев!

Я принял медальон из рук Гонзаго, а вместе с ним и официальные обязанности владельца Эль Гураба.

– Это не все, – Гонзаго подошел ко мне почти вплотную. Морщинистая щека вновь дернулась в тике.

В ожидании смотрю на него. Цена вопроса!

– Валери, – негромко, с нажимом произнес он. – Род Гонзаго не должен пресечься из-за нелепой случайности.

Что ж это деется в три девятом королевстве, – чуть не воскликнул я от прозрения хитрости закрученной интриги. Производителем меня еще никуда не приглашали.

– Не могу этого обещать, – честно усомнился я в успехе мероприятия. Достаточно было вспомнить лицо несчастной при нашей встрече в вестибюле.

– Мне не нужно твое обещание, – вскипел старый граф.

– Чинить насилие над женщиной считаю последним занятием для мужика, – попытался я по-хорошему убедить старикана в невозможности выполнения последней просьбы.

– Понадобится, возьмешь и силой! – "успокоил" меня Гонзаго.

– Нет, – наотрез отказался я.

– Попробую объяснить, – сдерживая гнев, отступился старик от моего упрямства. – Высший Имперский суд, выдвигает против Лехандро обвинения в нарушении долга и клятвы вассала. В Близзене кормления[50]50
  Т.е. земли, отданные в пользование в обмен на службу.


[Закрыть] раздаются императором. Поскольку земель в империи мало, а кандидатов на императорские лены сотни исход дела можно считать предрешенным. В Эль Гураб император назначит нового ленника, возможно среднего Облберна, а самого Лехандро ушлет в ссылку в пограничный гарнизон. Это если Лехандро выздоровеет и предстанет перед судом. Не предстанет – по истечению года, его супруге, Валери Гонзаго прикажут покинуть Близзен и перебраться к родне, сосланной монаршей немилостью на проживание в Сванскую марку или до выяснения обстоятельств дела перевезут жить на нищенскую пенсию в столицу, в район Вдов. До Эль Гураба, мне нет ни какого дела. Не мои деньги, лен оставался бы такой же дырой, как и прочие императорские лены. Меня волнует судьба Капагона. После суда я не смогу передать владения сыну. С его же смертью пресечется фамильная линия наследования. Рождение детей необходимо Валери, что бы не остаться без крыши над головой. Но её дети необходимы и мне – передать права на мои земли. Земли Капагона.

Ситуация скажем прямо…

– Я посмотрю, что можно сделать, – воздержался от обещаний я.

Гонзаго, с упреком и печалью, посмотрел на меня.

– Валери не просто моя невестка. Она урожденная Веллетри. С её покойным отцом мы были друзьями и соратниками. И если я говорю, она должна родить, то так и произойдет! Ты понял?

Я хотел возразить, посоветовав, поинтересоваться у самой Валери хочет ли она иметь детей от горячо нелюбимого мужа. Но Гонзаго не да мне и раскрыть рта.

– Ступай и выполняй. После чего можешь считать себя свободным.

Спорить со стариком бесполезно и вредно. На этот раз кутузкой дело могло и не кончиться.

– Прежде чем расстаться на столь дружественной ноте…, – перешел я на деловой тон. Мне ли забывать своего лейтенанта! – Есть один шкурный момент.

– Слушаю, – отозвался Гонзаго. Он был готов принять к рассмотрению мои условия. Разумные конечно.

– Мне необходимы поручительства для капитанского патента идальго Тибо Маршалси.

– Хорошо, я отпишу епископу в Галле, – без проволочек согласился Гонзаго. – Он все устроит. Покинете Эль Гураб, навестите его.

В ответ на мой благодарный поклон, Гонзаго позвонил в колокольчик. Старый знакомый Сильвер распахнул двери на выход.

– Проводи сеньора. И попроси ко мне сеньору Валери и сеньору Эберж. Я хочу поговорить с каждой перед их отъездом.

Разговаривал он с ними не долго. Обе вернулись от старика взволнованными и нервными. Обе одарили меня взглядами, коими удостаивают в зоопарке коммодского варана. Смесь брезгливости, неприязни и опаски.

На этом наше гостевание в Капагоне закончилось. После скромного обеда, первое, второе и компот, мы отправились в обратный путь. На сей раз, я поехал верхом. Югоне тоже. Валери и Бона не изменили этикету и остались верны карете.

Над изумрудной зеленью леса высокая золотая волна солнца. Провожая, в небе, торжественно чертят круги пара орлов. Держусь в седле с видом принца крови. Позади гремит колесами обоз с бабами и казной, впереди, за лесом и небом, Эль Гураб – вотчина и кормление. Живите и радуйтесь сеньоры! Живите и радуйтесь! Так нет же! В узком месте, где болотце припирает дорогу к столетним соснам, нас остановили два десятка отчаянных молодцов презревших честный труд. Возглавляли разбойную операцию три богатыря: красномордый и криворотый мужчина, облаченный в охотничий костюм, мелко мастный пигмей в дорогом парчовом камзоле и угрюмый рубака со шрамом от уха до подбородка.

– Ренескюр! – окликнул криворотого Альвар, ехавший, как и положено начальнику охраны метрах в десяти впереди.

– Он самый, юноша, он самый, – откликнулся барон. – Что поделать, мир тесен, – и засмеялся, натужно и неискренне.

Охотнички за головами, – невесело подумал я, приглядываясь к решительно настроенному противнику.

– В чем дело? – спросила меня Югоне, весь путь державшаяся со мной стремя в стремя.

– Маленькие дорожные неприятности, – уведомил я путешественницу, за дорогу своими рассказами привившую мне стойкую аллергию к жителям Хейма.

– Граф Гонзаго! – ликующе воскликнул Ренескюр, словно только меня узрел. – Давненько с вами не встречался. Что же вы прячетесь от старого знакомого?

– Я не прячусь Ренескюр, – не согласился я, подъезжая поближе к троице. – Я размышляю, что вы тут делаете.

– Не догадываетесь?

– Представьте, нет!

– Туго соображаете!!! – расхохотался Ренескюр, указывая на меня арапником. Смотрите, други, эдакий болван!

– Вы говорите от своего лица или от лица присутствующих? – спросил я весельчака, медленно сокращая разделяющее нас расстояние.

– От себя лично, – заверил Ренескюр.

Поравнявшись с Альваром, я коротко бросил.

– Баб карауль…

Он все понял.

– О чем вы там шепчитесь, граф? – отбросив веселье, вмешался Ренескюр.

Барон ухарски подбоченился. Он нравился сам себе. Еще бы. Хозяин положения.

– Так! Пара слов.

– Уж не думаете ли вы, что ваши голодранцы с палашами устоят перед удальцами моих друзей?

– Я не думаю. Думать вредно. От этого можешь впасть в занятия неприличествующие благородному происхождению.

– Полноте, граф! – от счастья Ренескюр скосоротился еще больше. – Причем здесь неприличные занятия. Военная вылазка. Ни для кого не секрет, у нас с вами война.

– А здесь что? Фрей или Ильк? – спросил я, со скоростью шахматного компьютера просчитывая беспроигрышный ход. Или на крайний случай патовый.

– Не имеет значения, граф. Теперь это не имеет значения, – веселье у Ренескюра внезапно иссякло. Говорил он с угрозой в голосе. – Попрошу сложить оружие.

– Так просто? – подивился я наивности бывшего дружка Гонзаго.

Есть вещи, которые не сделаешь никогда. Будь ты герой, дурак или последний Иуда. Как раз такой случай. Кому-кому, а красномордой жабе не сдамся, попроси меня об этом весь мир. Не знаю почему, но подмахнуть ему?…Лучше уж на погост босым и не омытым…

– Как вы смеете нас задерживать, – напустилась на Ренескюра Югоне, выехав чуть вперед. – Я маркиза Дю Лаок. Я напишу жалобу императору на ваше самоуправство.

– Как вам маркиза, Бламмон? – спросил Ренескюр угрюмого.

Бандит поморщил нос.

– А вам Рипли?

Пигмей оценил достоинства маркизы выше.

– Жох-баба!

Гогот дружков Ренескюра кипятком ударил по самолюбию. Дальше пошло как в реакторе. Уязвленное самолюбие воззвало к геройскому самосознанию, а геройское самосознание… Вах! Вах! Вах! Аж под ложечкой засосало от перспектив!

Сейчас, сейчас прольется чья-то кровь!* – поддержал я безумство и почти вслух выдохнул. – Пересвет, мать твою!

Поравнявшись с маркизой спокойно произнес.

– Вот славно позабавимся…

Пока говорил, выудил у неё хваленный баттардо. Прикинул разделяющее расстояние до противника и тронул коня подъехать на шаг другой.

– И так, Ренескюр, вам нужна моя шляпа как признание капитуляции? – я поднял руку, будто собирался обнажить голову. – Совсем как маршалу Рюи шляпа Герга IV, просравшего битву при Бриё, а вместе с ней и королевство.

– Не валяй дурака Гонзаго! Мне нужна ваша голова! – ликовал Ренескюр.

Полцарства за…, – пронеслось в голове, и я метнул баттардо.

Метнул, прямо, как волшебной палочкой взмахнул. Начались чудеса. Рипли замер с раскрытым ртом. Бламмон молниеносно рубанул в бок баделером в попытке отбить стилет. Барон, поперхнувшись собственным идиотским смехом, немо задвигал челюстью…

Есть! Стилет торчал из глазницы Ренескюра. Не подвела самурайская рука!

Угадав заминку, сзади меня грум ловко, как только сумел каналья, развернул карету поперек дороги. Ситуация помаленьку выравнивалась.

– Пожалуй, ему еще золотой полагается, – похвалил я понятливого слугу.

Ренескюр, сполз с коня оземь.

В установившейся на короткий миг тишине зазвякало вынимаемое бандитами оружие. Задние ряды подтянулись к передним.

– Удачно получилось, Бламмон, – широко оскалился я, обратясь к спутнику покойного Ренескюра. Внутри аж звенело от желания продолжить.

Бламмон подняв руку сдержать бандитов от нападения, но ответил мне Рипли.

– Ренескюр обещал заплатить за твою поимку.

– В следующий раз, берите наличные с заказчика наперед.

Все бы мне герою шутки шутить да в игры играть…

– Плати денежки и катись! – подытожил Бламмон.

– Слово чести? – не поверил я бандиту. Имея человек двадцать головорезов, что ему мешает просто взять и прирезать нас как курят?

– Тебе мое слово не к чему. Гони деньги и все!

Мельчают люди, – загрустил я.

– Что же мы и мечей не скрестим? Вы помнится, оскорбили сеньору? – лез я в ссору.

– Извинятся не будем, – отказался Бламмон.

– А отдашь деньги – не тронем, – пообещал Рипли.

Как не глупо звучит, я выбрал бы драку. Держите меня, сейчас их уделаюю!

Но держать не пришлось… Справился…

– Постараюсь поверить. Альвар, отдайте, сеньорам с большой дороги, ларец, – увидев издевательскую усмешку на лице Рипли, я предупредил его. – Надеюсь, в следующий раз, наша встреча будет содержательней, – и похлопал по мечу.

– В следующий раз, Гонзаго, мы предпочтем быть на вашей стороне, – удивил меня признанием Бламмон.

– Почему?

– У вас легкая рука. Совсем как у палача.

– Вы мне льстите, – сделал я довольный вид и остановил, возвращавшегося, с ларцом Альвара. – Вы позволите? Пару монет? Задолжал груму.

Рипли хищно насторожился и переглянулся с более спокойным Бламмоном.

– Пожалуйста, – разрешил Бламмон. – Деньги пока ваши.

Я приоткрыл ларец и аккуратно, двумя пальцами вытащил два реала.

– Вы весьма любезны, сеньор Бламмон.

Приняв от Альвара гонзаговские субсидии на организацию вооруженных сил, бандиты развернули коней и дружно, под гиканье и свист, унеслись прочь.

– Подберите покойного Ренескюра и дуйте в Медную Башню, – приказал я Альвару, когда последний бандит пропал за поворотом. – Явитесь к императорскому веедору и застолбите за мной на правах победителя, имущество почившего барона.

Альвар не двинулся с места, тревожно оглядывая то местность, то меня.

– С вашей драгоценной сестры, клянусь, волосок не упадет, – успокоил я его недоверчивость.

В ответ юноша одарил меня уничижительным взглядом, кликнул рейтар и, перебросив бездыханное тело барона через седло, ускакал выполнять приказ.

Я подъехал к карете и, заглянув внутрь, объявил Валери и Боне.

– Мы продолжим без остановки. Дела того требуют.

Мне стоило труда не улыбнуться. В глазах жены и любовницы я прочитал любопытство. Очевидно вот так Дон Жуан, потихоньку да помаленьку и крал женские сердца.

– Маркиза, – поинтересовался я у Югоне, – вы хорошо держитесь в седле?

– Я дочь Симона Дю Лоака, бывшего шталмейстера императора.

– Отлично! – похвалил я её и крикнул груму. – Гони, что есть духу.

15

Первыми мое возвращение в Эль Гураб приветствовала стая черных ворон, да пяток висельников болтавшихся со стен родной крепости.

– Ваш капо[51]51
  Презрительное прозвище военных.


[Закрыть] дикарь, каких мало, – выговорила мне Югоне, неодобрительно морщась.

Запашок, от принявших веревочную смерть, тянул не комфортный.

– Все бы вам провинциалов ругать, – не то отшутился, не то огрызнулся я. Если висельники проделки Хедерлейна, тогда дела мною уполномоченного лейтенанта ой как плохи. Почему-то в те мгновения я совсем упустил из вида Берга.

Терзаясь недобрыми догадками, пришпорил коня. Но что изменил бы мой приезд на минуту другую раньше?

Копыта лошади забухали по дереву моста. Громкий грубый звук вспугнул стаю бродячих собак жадно жравших во рву нечто облаченное в красный мундир.

– Кто это? – едва расслышал я испуганный возглас Югоне.

– Он не представился, – сдерзил я. Знать бы, наверное, не волновался!

Решетки в тоннеле подняты. Заезжай – не хочу! В сторожке у подъемного ворота свалено в кучу оружие, корзины с подпорченным провиантом и мешки с разным барахлом. Караульный испарился в неизвестном направлении. Даже дежурная алебарда, обычно несшая службу за временно отсутствующего, и та запропастилась.

– Не встречают, – подивился я безлюдью.

Но ошибся. Встречали! Голова капитана Хедерлейна, нанизанная на пику и привязанная к древку колющего оружия брехливая шавка.

– Правосудие у нас скорое, – бросил я фразу маркизе и, дав шпоры лошади, понесся к дому, вызвав в псине приступ подвывания.

Выпрыгнув из седла и набросив поводья на клык лестничной химеры, я взлетел вверх по ступеням.

– Где? – коротко спросил у слуги, приставленного стеречь порог дома.

Молодец, едва видевший сквозь синяки заплывших глаз, четко доложил.

– Сеньор лейтенант в обеденном зале! – и распахнул передо мной дверь.

Дисциплина!!! – подивился я, устремляясь в столовку.

В портретной, с полотен, на меня с укором смотрели предки Гонзаго. Пара рам висело криво. В одном из пейзажей дыра. У лысого дядюшки в латах, на масляной плеши, следы от попадания помидора.

Не революция ли часом, – забеспокоился я, прибавляя шагу.

В оранжерее, маленьком рукотворном рае, следы легкого погрома. Битые горшки, земля на полу, в кадке с пурпурными кактусами оторванный рукав и жменя выдранных с мясом пуговиц, в вазоне с орхидеями горлышко битой бутыли.

Ей-ей! Дом Павлова в Сталинграде! – перешел я с шага на спринт.

Вот и столовая! Идальго, присев на край стола, и сержант, мараковали над расстеленной картой. Куринная лапа, служившая Маршалси указкой, упиралась в точку пересечений координатной сетки. Тут же толклась и тетка Монна, врачующая предплечье моего лейтенанта. Тетушкино лицо излучало безграничную влюбленность к раненому пациенту.

– Прошу, сеньора Монна. Полно беспокоится из-за пустяков, – увещевал идальго мою родственницу, отвлекаясь от стратегии. Хитрый глаз Маршалси скользнул за декольте тетушкиного платья. Впечатленный открывшимися видами, он оторвал лапу от карты, откусил курятины и захрустел поджаристой корочкой с мякоти.

– Сеньор лейтенант, на войне не бывает пустяковых ран, – не отступила тетка, ответив взгляд на взгляд. Не знаю, куда она зыркнула, но идальго едва не подавился куском.

– Маршалси, что вы тут творите? – прервал я воркование парочки, сразу же отмахнувшись от положенных в мой адрес приветствий и реверансов. – На стенах висельников, больше чем стражи!

– Это стража и есть, – ответствовал Маршалси, давясь не прожеванной курицей. – Надо честно отрабатывать жалование.

– А капитан?

– А что капитан? – состроил честную рожу идальго. Стоявший на вытяжку сержант не сдержавшись, фыркнул.

Мне и самому стало беспричинно весело.

– Что капитан… Жалуется на головные боли!

Маршалси захохотал, норовя от избытка чувств, хлопнуть сестру милосердия по пухлому заду.

– Все идет замечательно!

– Так и замечательно, – не поверил я приятелю.

– Уверяю вас! Дайте мне сотню самых раздолбанных копейщиков, и я принесу голову Берга в вашей фамильной супнице.

– Маршалси, откуда в вас такая кровожадность? И где наш великий стихослагатель?

– Спит, – идальго указал мне в угол у окна.

Пристроившись на двух стульях, скомкав под голову портьеру, пуская слюни на обивку и посапывая в кулак, Амадеус спал, забыв про мир и свет.

– Пьян? – сверкнув очами, строго спросил я своего лейтенанта. Надо же напомнить кто тут генералиссимус.

– Какое там! Устал как собака, – отверг подозрения в попустительстве идальго.

Быстренько доглодав лапу, глотнув вина и вытерев руки о край скатерти, Маршалси коротко изложил хронологию событий, в мое отсутствие произошедших на землях Эль Гураба и разъяснил суть сложившейся на текущий момент обстановки. То же самое проделал и я.

– Значит, о Ренескюре беспокоится нечего, – в задумчивости подытожил мой рассказ идальго. – Жалко денежки! Они бы и самим пригодились.

– Давай, я для начала поем-попью, – предложил я Маршалси, – а заодно вы мне внятно объясните, на кой вам срочно потребовались копейщики.

Любвеобильная тетушка Монна, оторвавшись от предмета своих воздыханий, взялась организовать нам походный перекус. Пока она командовала и гоняла прислугу, я, Маршалси и сержант склонились над путаной картой Близзена.

– Берг сейчас в районе Луибаса. – пояснял Маршалси. – Ждет, пока его капитан Тю-тю[52]52
  Прозвище военных одерживающих победы числом.


[Закрыть] не сегодня-завтра изловит, и добьет наш отряд рейтар. Что делать, но у них мой приказ таскать за собой капитанишку по всем окрестным буеракам. Со своей задачей они справятся, нам же следует не позднее завтрашнего дня нанести удар по Бергу, вот здесь! Имеющимися в нашем распоряжении силами, включая знаменосцев, барабанщиков, герольдов и прочий сброд. Начав бой, – идальго сделал паузу, промочить горло, – нам следует отступать к мосту через Каменный овраг. – Маршалси обвел ногтем жирное пятно от курицы. – Берг последует за нами в надежде быстрой победы и мечтах опередить Ренескюра в захвате Эль Гураба. Как только последний берговский кирасир ступит на мост, мы прекращаем отступление, из засады запираем копейщиками отход барону и… давим с двух сторон. Дополнительно нас поддержит ополчение крестьян. Они будут ждать здесь. – Маршалси победно вскинул руку вверх. (Триумфатор мать его!) – Все! Получайте с наглеца Берга контрибуции и начеты за военные издержки.

Бесшумные и плавные словно тени, слуги подали обед. Я в задумчивости рылся в тарелке с рагу из птицы и тушеных овощей, запивая всякую ложку добрым глотком из бокала. Где ж взять денег на копейщиков? Да и самих копейщиков?

– Маршалси, вы не интересовались, Хедерлейн не оставил мне наследства?

– Все что завещал, ушло на выплаты рейтарам, – доложил идальго. – Иначе бы Берг уже обедал за эти столом, – и, позвенев по бокалу вилкой, добавил, – но не в нашей компании.

Я, соглашаясь, кивнул.

– Деньги, деньги… – попытался сосредоточиться я на финансовой проблеме. Честное слово грохнуть Ренескюра придумалось быстрее. – Может вы, что подскажете сержант, – спросил я у стоявшего статуей командира рейтар.

– Без денег, в Близзене никто воевать не станет, – подтвердил сержант, худшее из моих предположений.

– Вы хотели сказать, за Гонзаго и в кредит? – переспросил я на всякий случай.

Сержант помялся, вопросительно глянул на Маршалси и под его гарантии безопасности ответил.

– Да, сеньор граф.

Я поднял бокал. Правда, тост говорить не собирался.

– Поскольку, денег у нас нет, – тут мы чокнулись с Маршалси, – наследства бывшего капитана использовано, – я салютнул тарой сержанту. – А копейщики надобны до зарезу… – Мы с Маршалси выпили, и я продолжил. – Сержант, шагайте за викарием. Если он занят, пусть оторвется. Да! И уберите голову Хедерлейна с площади, а то птицы гадят. И поставьте к воротам караул.

Сержант, звякнув шпорой, отправился выполнять поручения.

– Сейчас нам потребны не деньги, а люди, – предупредил Маршалси, вообразивший, что я буду клянчить копейки у викария. – Ну, наскребет викарий мелочи из жертвенных кружек. Что с того. На хороших вояк не хватит. Да и время переговоры займут немалое, как раз Берг нас отсюда вытурит.

– Раз тебе не по душе поповская помощь, давай перебросим рейтар из-под Малого Зоба, – предложил я. – Ренескюр, то… Земля ему пухом.

– Пухом не пухом, а пользы с того? Покойный барон, тяготами войны не утруждался. Ведение компании перепоручил капитану Гарси.

– И что? – затребовал я разъяснений. Гарси и Гарси, я например Вирхофф, герой с многолетним стажем.

– Не понятно, на какие шиши он нанял Бонгейского ублюдка. Гарси дорогого стоит. За долгую жизнь капитан не проиграл не одной кампании. За исключением Малагарского Поимения. Но там командовали другие. Уведи мы из-под Малого Зоба хоть одного задрипанного ополченца, старый бульдог ринется в драку. Зачем искушать судьбу? Пусть себе готовится к походам и рейдам, а там глядишь, императорский викарий из Медной Башни привезет ему уведомление о прекращении контракта в связи со смертью нанимателя. Вследствие чего, дальнейшие его действия в границах Эль Гураба будут рассматриваться как самоуправство, и подпадать под статью 635 кодекса Реенталя, наказуемые колесованием, либо четвертованием, либо утоплением, либо сожжением.

– Ну, закон… Победителя сам знаешь, не судят. Тем более в Близзене. – усомнился я в действенности правосудия в таких случаях.

– И именно потому, что Близзен, – успокоил меня Маршалси. – Императорские права блюдут строже.

– Получается, говно не трогаем, оно не воняет.

Маршалси испытывающе посмотрел на меня, потер щеку и покрутил ус.

– Тут в подвалах полным-полно народишку тюремный хлебушек ест, да бока пролеживает. Думали их рекрутировать. Но без денег…

– А по-твоему, зачем я послал за викарием? – прервал я Маршалси

Единство мысли омылось порцией мадеры.

Потягивая бодрящую жидкость, я обозревал карту вверенных Гонзаго владений. Вначале отдельно ото всех, затем в совокупности с соседями. Бог ты мой, не карта, а живопись пациентов дурки. Желтые кляксы – земли прямых ленников императора; потеки зеленых соплей – маноры по временным кадастрам; бурые разводья – откупные земли, розовые – командорства без налоговых льгот; в полосочку – с льготами, но с дополнительными налогами; голубой крап – ветеранские ландграфства; коревая краснота – резервисты; коричневые дыры – эрцгерцогства переведенные под общеимперскую юрисдикцию; лиловые кругляшики – епископства и монастырские вотчины; лиловые кругляшки с флажками – перешедшие под светскую власть. Не будь на карте пояснительных сносок, свихнуться можно, где и что?!

– Подождем викария, – попросил я отсрочки у Маршалси.

За ожиданием распили бутылку и почали вторую. С амантейским благодатным кларетом, именуемым за глаза "Мочой Святых". На третьей чарке, в сопровождении сержанта, пришел викарий. Рассерженный вид святого отца никак не вязался с его стариковской суетливостью.

– Сеньор граф, прошу вас остановить бессмысленное убийство людей, – не поздоровавшись, заявил викарий. В руках он держал свиток, как я понял с претензиями к новому руководителю обороны Эль Гураба.

– Считайте, отныне законность восторжествовала, – пообещал я святому отцу, осуждающе глянув на идальго. Тот незаметно усмехнулся в усы. Ему то что, мне ведь вести переговоры. Я забрал петицию у викария. – Помнится не так давно, вы просили рассмотреть вопрос о помиловании заключенных?

– Перед вашим отъездом, сеньор Лехандро, – сразу же подобрел ко мне викарий. Все его негодование улетучилось. – Прошение лежит у вас в кабинете.

– Сейчас бумаги принесут, а вы на словах поясните, отчего я должен лишить куска хлеба тюремщика, освободив означенных субъектов.

Я подозвал первого не понравившегося мне слугу.

– Мигом за списком в библиотеку.

Слуга, побледнел аки смерть и аки джин растаял в воздухе.

Не расшибся бы болезный, – обеспокоился я за торопыгу.

– Присаживайтесь святой отец, – пригласил я викария к столу. – Сейчас вам подадут прибор. Составьте нам компанию.

– Благодарствую, сын мой, – отказался викарий, осуждающе оглядев ассортимент блюд. – В пост довольствуюсь сыром, зеленью и хлебом.

– Прошу простить нас, святой отец, – принял претензию викария я, жестом приказав Маршалси не встревать. – Мы присоединимся к посту позже, как только разберемся с важными делами.

– Нет дела важней служения верой и правдой Святой Троице, – вздумал прочесть наставления на путь истинный, викарий. Такому безбожнику как я, его слова, мольба к глухому.

Однако, не желая оппонировать в наметившейся дискуссии о вере и правде, я согласно кивнул викарию. Понял – исправлюсь. В следующий раз.

Принесли списки. Я наскоро пробежал его глазами. Имена, фамилии, вердикт судьи, то есть меня, по существу дела, отбытые срока. У многих на месте записи приговора стоял прочерк. Сучий Гонзаго держал в кутузке без суда трех из пяти. Совсем как наша родная прокуратура.

– Прости сын мой, – спохватился викарий, – забыл спросить тебя о Его Сиятельстве графе Гонзаго. Как он? Как его самочувствие?

Тяжек крест лицедея! Врешь что сивый мерин!

– Благодарю. Милостью Троицы ему лучше, – вежливо ответил я, и, желая проявить чуточку набожности прибавил. – Я привлек на помощь одного из столичных светил лекарской науки. Сеньора Букке.

По лицу викария скользнула тень недовольства.

– Не будь сеньор Букке, столь прекрасным лечителем хворей, сколь и вздорным искателем еретических истин, я бы счел услугу весьма сомнительной.

– Я доверил ему только немощную плоть графа. Дух старого война так же тверд, как и раньше, – успокоил я викария. – Но, давайте вернемся к списку, святой отец. Иерг Гуг?

Битый час мы с викарием разбирались, за что томился в застенках честной люд. А сидел люд честной за всякое. За долги, за оскорбление графского достоинства, за браконьерство, за укрывательство доходов, за неуважение к закону, и прочую херню, за которую в иных пределах давали условный срок. Ну, год химии максимум.

Закончив подушную перекличку, я вернул список викарию.

– Святой отец, возьмите сержанта, сеньора Трейчке, с его чернилами и папками и всех в бумаге поименованных постройте перед казармами для личной встречи со мной.

Когда сержант и викарий удалились, Маршалси со скептицизмом ранее отсутствующим, спросил.

– Думаешь, они оценят твою милость и пойдут за тебя сражаться?

– За меня, нет, – разделил я неверие, но предположил. – За себя? Может быть…

В молчании допили бутылку. За столом стало скучно, как в цирке, где львы съели клоуна и издохли от несварения.

– Пойдем, прогуляемся, – пригласил я Маршалси. – Да! И прихвати Печаль Святого Странника…

С бокалами в руках, по тенистой аллее, продефилировали к розарию. Оттуда, в глубину дубравы, к укромной ротонде, укутанной в дикий хмель.

– Ты действительно надеешься уговорить кандальников драться? – вернулся к прерванному разговору Маршалси. Его можно было понять. Как полководца. Ему нужны солдаты.