Текст книги "Государство Катар. Отражения во времени"

Автор книги: Игорь Сенченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

В июле 1903 г. англичане получили информацию о том, что Юсуф Бег-эффенди освобожден от поста мудира Эль-Вакры, и что по распоряжению муташаррифа Эль-Хасы его место занял шейх ‘Абд ал-Рахман, сын шейха Джасима (53).

16 сентября 1903 г. по указанию полковник Кэмбелла в Катар прибыл Джон Гаскин, дабы на месте разобраться в складывавшейся там обстановке. Накануне этой поездки его помощник подготовил ему справку о шейхах Джасиме и Ахмаде, их роли и месте в межплеменной структуре Катара. Шейх Джасим, говорилось в ней, после схлестки с турками при Эль-Ваджбе проживал в небольшом поселении на побережье, что в 12 милях к северу от Эль-Бида’а, в собственном доме, в соседстве с двумя-тремя другими семействами. Перебравшись туда, известил турок о том, что в связи с преклонным возрастом отошел, дескать, от дел. Передал бразды правления брату, шейху Ахмаду. И что по всем вопросам, касающимся Катара, им следует впредь общаться не с ним, а с его братом, что турки и делают, начиная с 1898 г.

Что касается шейха ‘Абд ал-Рахмана, сына шейха Джасима, указывалось в справке, то, согласно тому, что говорит сам шейх Джасим, сына своего управлять Эль-Вакрой, равно как и шейха Ахмада присматривать за Эль-Бида’а, поставил лично он, шейх Джасим, а не турки. И сделал это пять лет тому назад (то есть в 1898 г.) (54).

Англия, сообщал консул Российской империи в Багдаде Алексей Федорович Круглов, внимательно наблюдала за всем происходившим в зоне Персидского залива. Задача похода британского военного судна «Эклипс» с адмиралом Дугласом к побережью Аравии состояла в том, чтобы напомнить арабам Залива о силе королевского флота Англии. Судя по всему, докладывал А. Круглов, англичан очень тревожил факт проникновения в Персидский залив русского капитала. Политическому резиденту, взятому на борт «Эклипса» в Бушире, приказано было «тщательно исследовать дело о пребывании в Куэйте [Кувейте] русских купцов, о приезде коих англичанам тотчас же донес их секретный агент, г-н Бэкли, телеграфист в Фао».

«Прибывающие сюда чиновники англо-индийской службы, – писал А. Круглов, – все, без исключения, русофобы». Будучи напуганными действиями русских, особенно акциями военной дипломатии, предпринятыми кораблями Военно-морского флота России, они «во все глаза глядят» за действиями русских, «видя за каждым из них полки русской армии», готовые вторгнуться в приобретенные ими владения в Индии и в Персидском заливе (55).

Имея в виду продемонстрировать и иностранным державам, активизировавшим свою деятельность в Персидском заливе (Франции, Германии и России), и персам, и арабам Аравии, «кто в этом доме хозяин», зону Персидского залива в 1903 г. (16 ноября – 7 декабря) посетил со специальной миссией лорд Керзон, вице-король Британской Индии.

Его вояж в Персидский залив, явившийся практической реакцией на действия Российской империи, имел целью провести политическую рекогносцировку и внести в региональную политику Англии, если потребуется, соответствующие поправки. Во время этой поездки лорда Керзона англичане планировали, в частности, объявить о постановке Катара под протекторат Британской империи. Но разработанный ими первоначальный сценарий «миссии Керзона в Залив» вынуждены были пересмотреть, внести кое-какие изменения, и задумка с провозглашением протектората над Катаром так и не была тогда реализована.

Передвигался лорд Керзон на крейсере «Хардинг», в сопровождении боевых кораблей «Аргонавт», «Персей», «Фокс» и «Помона», а также нескольких судов поддержки (руководил эскадрой вице-адмирал Аткинсон). Побывал в Маскате, Шардже, Бендер– Аббасе, Бендер-Бушире, Кувейте и на Бахрейне. Посещение лордом Керзоном зоны Персидского залива, его встречи с персидскими чиновниками и с шейхами аравийских княжеств со всей очевидностью указывали на то, информировали Санкт-Петербург российские дипломаты, что «Англия спешила, пока не поздно», осуществить в этом районе мира ряд важных для нее задач. Состояли они в том, чтобы «одной ей утвердиться в Персидском заливе» (56).

Находясь в землях Договорного Омана, лорд Керзон выступил с речью перед правителями княжеств и шейхами крупнейших племен того края на встрече (дурбаре), проходившей в Шардже, на борту крейсера «Хардинг» (21 ноября 1903 г.). В ней он обозначил главные векторы политики Британской империи в зоне Персидского залива (57).

Лица, приглашенные на дурбар, сидели в креслах, расставленных рядами перед приподнятым помостом, на котором восседал лорд Керзон, вице-король Индии, на позолоченном троне. По бокам от него стояли офицеры в парадных мундирах, а из-за их спин на гостей взирали жерла орудий палубной артиллерии. Эта комбинация пышности и силы имела целью продемонстрировать собравшейся племенной знати величие и мощь Британской империи

Вы знаете, сразу же и безапелляционно заявил лорд Керзон, что в прошлом в Персидском заливе процветало пиратство. Любое судно, направляясь сюда, могло стать объектом разбойного нападения. Жемчужный промысел представлял собой арену кровопролитных распрей и междоусобиц.

По лорду Керзону выходило, что Персидский залив до начала деятельности в нем Великобритании представлял собой ничто иное, как подобие ада. Навести порядок в этом «приюте пиратов и мародеров» волею судеб выпало ей, Британской империи. И она блестяще справилась с данной миссией, возложенной, дескать, на нее самой Историей. Когда во все происходившее здесь, волею судеб, было вовлечено английское правительство, говорил лорд Керзон, и в водах Залива появились корабли английского флота, то положение дел сразу же стало меняться к лучшему. Англия добилась подписания соглашений о мире и прекращении пиратства – и настали спокойные времена.

Из речи лорда Керзона следовало, что поскольку именно Англия установила в бассейне Персидского залива долгожданный порядок, то именно ей и вверена судьбой миссия по поддержанию там мира и безопасности. Цель речи Керзона состояла в том, чтобы закрепить в сознании правителей арабских княжеств и родоплеменной знати, притом в форме безапелляционной, не терпящей с их стороны ни малейших возражений, мысль о том, что без Англии им никуда не деться. Порядок, привнесенный в зону Персидского залива Англией, как давал понять лорд Керзон собравшимся на дурбар шейхам, мог быть сохранен только Англией, и никем другим (58).

Дальше – больше. Мы открыли воды Персидского залива для судов всех наций, сказал лорд Керзон изумленным вконец шейхам, не помятуя, очевидно, всуе о легендарных мореходах Океанской Аравии во главе с блистательным лоцманом Ахмадом ибн Маджидом, показавшим европейским первопроходцам морской путь в Индию. И были ими, как известно, не англичане, а португальцы.

Мы не захватывали ваши земли и не попирали вашу независимость, говорил шейхам лорд Керзон, забывая при этом, что пресловутые «мирные договоры», навязанные Британской империей арабам Прибрежной Аравии, поставили их в подчиненное Англии положение.

Мир в водах Персидского залива, резюмировал лорд Керзон, заканчивая свою речь, должен быть обеспечен. Независимость шейхств, находящихся под британским протекторатом (абсолютно, заметим, подчиненных, конечно же, Англии), – надежно защищена. Все это, в свою очередь означает, что влияние Британской империи в этом крае должно быть сохранено и «оставаться наивысшим» (59).

Нацелившись на то, чтобы стать твердой ногой на арабском побережье Персидского залива в Верхней Аравии, англичане имели в виду основательно закрепиться вначале в уделе шейха Мубарака Аль Сабаха, иными словами, сделать Кувейт плацдармом для их дальнейших акций по расширению своего влияния в том крае. Именно под таким углом зрения и следует рассматривать планировавшуюся лордом Керзоном встречу в Кувейте с правителями шейхств прибрежной Восточной Аравии. С их согласия, докладывал из Шираза Николай Помпеевич Пассек (08.11.1903), лорд Керзон собирался объявить правителя Кувейта «верховным шейхом над всеми ними под протектораом Англии». Отрицательно отреагировал на такое намерение вице-короля Индии шейх Заид ибн Халифа, правитель Абу-Даби, которого российские дипломаты считали одним из самых влиятельных шейхов среди племен Восточной Аравии. Задумка лорда Керзона сорвалась. Встреча не состоялась. На ней, кстати, лорд Керзон намеревался объявить и о становлении Катара под протекторат Британской империи (60).

По результатам поездки в Персидский залив лорд Керзон отдал распоряжение английским властям в Индии сфокусировать внимание на Кувейте и на Бахрейне, и использовать их в качестве каналов для планомерного и «глубокого проникновения» в Северо-Восточную Аравию, в Эль-Хасу и в Неджд, а также в Южную Месопотамию. Указал на актуальность продолжения работы по подведению Катара под британский протекторат, а также на необходимость вплотную заняться вопросом обустройства в Персидском заливе мест для стоянок английской эскадры.

В январе 1904 г. в Катаре побывал известный немецкий путешественник-исследователь Аравии Герман Бурхардт, сделавший первую серию фотографий о жизне и быте катарцев, в том числе жителей Дохи (прибыл туда 26 января). В Катаре в то время, как следует из его заметок, располагался турецкий военный гарнизон в 250 чел. с двумя старыми пушками.

Помимо Катара Г. Бурхардт в период с декабря 1903 г. по март 1904 г. посетил также Кувейт и Бахрейн, Абу-Даби, Дубай и Маскат.

В марте 1904 г. лорд Керзон, знакомясь с отчетом политического резидента в Персидском заливе о происходивших там событиях и действиях турок, заключил, что статус-кво в отношении Катара османами не соблюдается, и потому британцам надлежит активизировать их деятельность в целях постановки Катара под протекторат Англии.

В конце 1905 г. был убит шейх Ахмад. Пал от руки его слуги. Управление делами в Катаре вновь перешло к шейху Джасиму, остававшемуся все это время в тени, жительствуя неподалеку от Эль-Бида’а. Для встречи и беседы с ним по вопросам отношений Катара с Англией прибыл политический агент на Бахрейне капитан Фрэнсис Бевиль Придо. Вспоминая об этой поездке, отмечал, что жизнь в Эль-Бида’а, «поглощенной впоследствии Дохой», была тихой и спокойной. По пути из Эль-Бида’а к месту жительства шейха Джасима он видел стоявшие вдоль побережья черные шатры бедуинов, стиравших белье женщин и чинивших сети мужчин, готовившихся к выходу в море для рыбной ловли. О самом шейхе Джасиме, сильно состарившемся уже к тому времени, отзывался как о «патриархе канувших в лету времен».

Среди других, приподнявшихся к тому времени поселений Восточного побережья Катарского полуострова, помимо Эль-Бида’а с населением в 12 тыс. чел., историки называют Эль-Вакру, Рувайс, Фувайрит, Эль-Захиру и Хор Шакик.

На Западном побережье располагались тогда три поселения: Абу Залуф, Хадийа и Хор Хассан, с суммарной численностью населения, не превышавшей 800 человек. Иными словами, жители Западного побережья Катара в 1908 г. составляли примерно 3 % от суммарной численности населения Катара в 27 000 человек.

Сообщая о росте «национального сознания» среди племен Верхней Аравии и их «страстном желании освободиться от турок», русский консул в Басре, надворный советник Константин Васильевич Иванов, информировал (15.09.1907) Санкт-Петербург об имевшемся у арабов «военном потенциале». Численность населения Эль-Хасы вместе с Эль-Катифом и Катаром, писал он, «составляет 250–260 тыс. душ». Из кочующих племен, которые могут выставить крупные ополчения, следовало бы назвать следующие: ал-‘аджман и ал-мурра, с семью тысячами соответственно и четырьмя тысячами мужчин, способных держать в руках оружие; бану хаджир и бану халид, в каждом из которых – по три тысячи воинов. Всего в кочующих племенах того края, докладывал он, насчитывалось в то время «85 тыс. душ, в том числе 17 тыс. мужчин» (61).

О том, как созывались тогда в землях Верхней Аравии племенные ополчения в случае возникновения войн и конфликтов, русский консул рассказывает на примере Кувейта, где у него «имелся секретный агент, христианин». По сведениям, полученным от этого агента, в Кувейте в 1907 г. жительствовало «25 тысяч душ; постоянного войска шейх Мубарак держал около 400 человек». В случае войны или похода в «чужие земли» призывалось под ружье все мужское население Кувейта. Кто не хотел участвовать в военных действиях, мог «выставить за себя другого, снарядить его и уплатить… денежную сумму в казну». И чем знатнее и богаче был такой человек, «тем большее число людей он должен был выставить вместо себя». Сверх сего набирались наемники из соседних уделов. Непременно принимали участие в походе и ополчения из племен, кочевавших с разрешения шейха Мубарака близ Кувейта. Отряд, собранный им для похода зимой 1903–1904 г., насчитывал, как доносил консул, «15 тысяч человек» (62).

Что касается «военной силы турок», то всего в вилайете Басра, как следует из донесения другого русского консула, Сергея Владимировича Тухолки (Басра, 25.03.1910), было расквартировано «22 батальона, в том числе три – в Эль-Хасе и Эль-Катаре». «Командир войск в Басре, – указывал он, – Шамиль-паша, – горький пьяница. Образованных офицеров мало. Солдаты плохо одеты и накормлены». С учетом сказанного, констатировал он, можно сделать вывод, что «. с теперешними жалкими силами держать в повиновении арабские племена турки не в состоянии» (63).

Антитурецкие настроения арабов Аравии, говорится в сообщениях российских дипломатов, их «тяга к независимости» усиливаются день ото дня. Национальный вопрос в Аравии, его появление в повестке дня политической жизни полуострова знаменует собой «пробуждение нации», рельефно обозначившееся стремление к освобождению от ярма владычества Османской империи (64).

Стремление арабов Аравии к обретению национальной независимости старалась использовать в своих политических целях Англия. Поддерживая шейхов, стоявших в оппозиции к турецким властям, деньгами и оружием, и ратуя, на словах, за самостоятельность их уделов, англичане помышляли лишь о том, чтобы, «обуздав национальное движение» арабов Аравии и потеснив с их помощью Османскую империю из ее владений в Аравии, занять в них место Порты.

Из «Административного очерка Бассорского [Басрийского] вилайета», подготовленного Сергеем Владимировичем Тухолкой (24.05.1910), русским консулом в Басре, явствует, что вилайет этот включал в себя «четыре санджака: Басра, Мунтафик, Амара и Неджд». Территорией санджака Неджд, отмечает дипломат, «являлась, в сущности, Эль-Хаса, прибрежная полоса у Персидского залива». Но турки именовали Эль-Хасу санджаком Неджд, «дабы показать что в него входит и Центральная Аравия».

Санджак Неджд, в свою очередь, состоял из трех каз: Эль– Хуфуф, Эль-Катиф и Катар. «Всего в них насчитывалось до 300 000 жителей».

Каза Катар включала в себя территорию полуострова Катар. В Эль-Бида’а, главном городе Катара, находился «дом власти». Каймакамом (вице-губернатором) Катара был в то время шейх Джасим ибн Тани. Турки держали в Катаре «один батальон». «Во внутренние дела не вмешивались», и жандармов там не имели.

Англичане, сообщал консул, полуостров Катар частью Османской империи не считали; что находило отражение и на их картах (65).

Несколько месяцев назад, докладывал С. Тухолка (10.06.1910), турки, которые «держат в Катаре батальон солдат… хотели послать туда своих чиновников». Вмешались англичане, и по их настоянию османы этого не сделали (66).

Шейх Джасим, писал С. Тухолка (16.09.1910), относится к англичанам настороженно, в отличие от его сына и наследника, шейха Абд ‘Аллаха, который, по-видимому, «более к ним расположен» (67). Вместе с тем, вынужден с ними считаться и сотрудничать, как в силу их места и роли в делах Персидского залива, так и в целях решения своих «денежных затруднений». Дело в том, поясняет консул, что «два года назад шейх Джасим потерял большие деньги на сделках с жемчугом, и задолжал до 300 тысяч рупий бахрейнским и бомбейским купцам». Теперь, «будучи тесним своими кредиторами на Бахрейне и в Бомбее», он обратился к английскому консулу на Бахрейне с просьбой о содействии в уплате долга, и уговорился, якобы, даже с англичанами о предоставлении ему «денежной помощи» в форме нескольких финансовых субсидий (68).

Интересные сведения о положении дел конкретно в санджаке Неджд, в который входил в рассматриваемый нами период времени и Катар, приводятся в отчете Али Суад-бея, бывшего муташаррифа Эль-Хасы. С этим документом «имел возможность ознакомиться» и информировать о его содержании Санкт-Петербург Сергей Владимирович Тухолка, русский консул в Басре (депешей от 27.04.1911).

Светских судов в санджаке нет, рапортовал Али Сауд-бей. «Суд вершит кади [религиозный судья], по шариату [религиозному праву], – один или с двумя нотеблями. Многие дела решаются фетвой муфтия», то есть вердиктом высшего духовного лица, основанном на принципах ислама и прецедентах мусульманской юридической практики.

«Население не переписано. Воинской повинности никто не отбывает, и денежный взнос вместо военной службы (бадиль ‘аска– рийа) никто не платит».

Доходы турецкой администрации за год составляют 37 000 турецких лир. Складываются в основном из налога на урожай фиников (в размере 10 %) и поступлений с таможен, «сдаваемых – за отсутствием турецких таможенных чиновников – на откуп». Должного надзора за побережьем нет; много товаров поступает туда контрабандой. Средств не хватает.

Комментируя этот пункт отчета муташаррифа Эль-Хасы, русский консул замечает, что вывоз жемчуга с Бахрейна, на который так жадно взирали турки, оценивался в «400 000 фунтов стерлингов в год». В ловле жемчуга было занято «до тысячи лодок… и до пяти тысяч ловцов». Значительная часть улова жемчуга поступала «из вод Турецкой Аравии», и при «правильном взимании налогов» (с ловцов и лодок) доход в санджаке можно было бы иметь до 50 000 турецких лир, да и «с полуострова Катар – еще 5000 лир». Шейх Джасим, резюмировал консул, хотя и является турецким каймакамом, но англичане права Порты на полуостров Катар не признают. Да и со взиманием налогов в Катаре дело у османов обстоит туго.

Расходы турецкой администрации в санджаке, рапортовал муташарриф Эль-Хасы, «доходят в год до 52 000 турецких лир»; из них 38 000 идет на содержание расквартированных в санджаке войск, и «14 000 – на гражданских чиновников». Таким образом, дефицит бюджета составляет 15 000 лир в год.

Для поддержания порядка «надобно иметь в санджаке 200 конных и 100 пеших жандармов» (сегодня их только 50)», а также полностью укомплектованные войсковые части (нынче же они – в состоянии далеко не полном).

Школ в санджаке, за исключением небольшой гимназии для детей чиновников в Эль-Хуфуфе (на 15 человек), «вовсе нет».

«Нет ни правильной [регулярной] почты, ни телеграфа. Почта сдается на откуп, басорцу Абдуррахиму», брат которого жительствует на Бахрейне.

Наиболее ходкая монета в санджаке – серебряный талер Марии Терезии, а самая необычная – тавила, монета карматов, представляющая собой полоску из железа. Встречается и медная монета беззе – денежный знак шейхств Пиратского берега (один беззе = 1/20 пиастра).

Следовало бы, заключает муташарриф Эль-Хасы, «силой отнять Катар у Джасима ибн Тани, а Неджд – у Ибн Са’уда», и сделать из санджака Эль-Хаса, с включением в него всей территоии Неджда, «отдельный вилайет» (69).

Представляют интерес и соображения генерал-губернатора (вали) Басры, которые он высказал в служебной записке, приложенной к отчету муташаррифа Эль-Хасы, отправленному им в Константинополь.

Реформы в санджаке Эль-Хаса (Неджд), писал он, надо вводить непременно, в том числе и в сфере образования.

Немедленно надлежит «построить крепостцы для военно-сторожевых постов» на дорогах и «ввести жандармов». «Назначить крейсер или канонерку» для патрулирования вод у берегов санджака.

Срочно требуется наладить регулярное почтовое сообщение и выделить для этих целей – на маршруте от Басры до Катифа, ‘Уд– жайра и Катара – почтовое судно, которое совершало бы один рейс в две недели.

«Путем дружеских переговоров» следовало бы открыть школы в Хаиле, в столице Джабаль Шаммара (в землях Ибн Рашида); а также в Рийаде (Эр-Рияде), в столице Неджда (в уделе Ибн Са’уда); и в Катаре, в вотчине Джасима ибн Тани. В те же места желательно было бы «назначить судей и установить жандармерию, хотя бы даже с офицерами из местных жителей» (70).

Информируя внешнеполитическое ведомство России о заметно активизировавшейся деятельности англичан по вовлечению земель Верхней Аравии в сферу своего влияния, Сергей Владимирович Ту– холка докладывал (03.08.1912), что бритты говорят уже об этом открыто. Так, в беседе с ним английский консул в Басре прямо заявил, что «Англия навряд ли оставит Катар и остров Бубийан за Турцией» (71).

Следуя указаниям, полученным из Константинополя, сообщал С. Тухолка (12.05.1912), относительно того, чтобы «обратить деятельное внимание на Внутреннюю Аравию и Аравийское побережье», и попытаться удержать в своих руках Катар, «здешний вали написал письмо шейху Джасиму, который номинально числится турецким каймакамом». Известил его о том, что «турецкое правительство желало бы провести в Катаре реформы с целью прекращения разбоев и обеспечения безопасности»; и просил его «высказать по этому поводу свое мнение».

Но поскольку шейх Джасим фактически «не зависим от турок» и усилению их административного присутствия в Катаре всячески противится, так же, как и англичане, то на запрос вали шейх ответил отказом. Англичане, отмечал С. Тухолка, «всегда противились попыткам турок вмешиваться в управление Катаром и назначать туда чиновников; допускали лишь возможность нахождения в Катаре небольшого турецкого гарнизона» (72)

Силой, достаточной для сдерживания антитурецких выступлений арабских племен в Турецкой Аравии, доносил из Басры (28.11.1912) титулярный советник Михаил Михайлович Попов, Порта не располагала. В «районе, вверенном в наблюдение консульства», информировал он, находилось 3385 турецких солдат, «в том числе в Катаре – 240 человек (были отправлены из Басры)» (73).

К концу 1912 г., как следует из «Очерка Бассорского [Басрийского] вилайета и арабо-турецких владений в Персидском заливе», подготовленного С. Тухолкой, численность турецких войск в Катаре сократилась вдвое. В городах Эль-Хуфуф и Эль-Катиф насчитывалось «два табора», «из коих до сотни» солдат стояло в Катаре (74).

«Власть турок над Эль-Хасой была призрачной, – говорится в отчете российского консульства в Басре. – И почти кончалась за пределами городов… В первых числах мая [1913] Ибн Са’уд, собрав около 8 тысяч хорошо вооруженных арабов, внезапно вторгся в Эль-Хасу и произвел нападение на Хуфуф. Большого труда овладеть городом ему не представляло» (75). И вскоре вся Восточная провинция находилась уже в его власти. ‘Абд ал-‘Азиз получил выход к Персидскому заливу. «Вполне возможно, – как указывалось в донесениях российские дипломатов, – что все это случилось не без ведома, а, может быть, и советов англичан, интриги которых среди арабских шейхов хорошо известны» (76).

Захватив Эль-Хасу, Ибн Са’уд потребовал от правителя Катара (июль 1913 г.) выпроводить турок. И сделать это непременно, если род Аль Тани хочет сохранить с ним дружбу. Британский политический резидент в Персидском заливе, докладывая о ходе событий в Верхней Аравии, писал, что у него нет ни малейших сомнений насчет того, Ибн Са’уд, если пожелает, «может съесть Катар за неделю», и он опасается, что Ибн Са’уд так и поступит. Англичанам было известно, что Ибн Са’уд располагает для этого серьезными возможностями и в самом Катаре, пользуясь влиянием среди племен ал-мурра, бану хаджир и бану ‘аджман. Помыслы Ибн Са’уда в отношении уделов арабов Аравии, что ниже Эль-Хасы, подвигли англичан к налаживанию с ним диалога. Их позиции в Северо-Восточной Аравии в результате предпринятых ими действий заметно укрепились, а вот влияние турок в том крае и вовсе сошло на нет (76*).

Ослабло, как можно понять из «Путевых дневников» генерального консула в Багдаде статского советника Аркадия Александровича Орлова, предпринявшего летом 1913 г. «объезд турецко-персидской границы», и влияние османов в Месопотамии (77).

С учетом всего происшедшего в Аравии, в Лондон, в феврале 1913 г., прибыл великий визирь Османской империи Хакки-паша – с поручением султана прийти к соглашению с британцами по всему комплексу спорных вопросов, касавшихся зоны Персидского залива, включая вопрос о статусе Бахрейна и Катара. Начались длительные и непростые переговоры. Британский министр иностранных дел Эдуард Грей специальным меморандумом уведомил султана Турции, что «длительный мир между двумя странами» возможен только при условии отказа Порты от претензий на Бахрейнские острова и полуостров Катар.

7 апреля 1913 г. Порта информировала Лондон, что турки готовы уйти из Катара, полностью и окончательно, но при условии, что Катар сохранит независимость и не будет аннексирован Бахрейном. От своих претензий на Эль-Хасу и остров Захнуниййа, как явствовало из депеши турок, Порта отказываться не собиралась.

Англичане в ходе переговоров настаивали на том, чтобы бахрейнские рыбаки могли свободно посещать остров Захнуниййа зимой, во время сезона рыбной ловли, без уплаты каких бы то ни было пошлин.

3 мая 1913 г., в ходе очередного раунда переговоров с Хакки-пашой, англичане заявили, что если турки откажутся от своих претензий на Катар и Бахрейн, то и они, со своей стороны, признают за ними некоторые территории. В том числе остров Захнуниййа и береговую полосу на материке, от того места, что напротив этого острова, и до ‘Укайра. Но при условии письменного обязательства турок о предоставлении свободного доступа бахрейнским рыбакам на остров Захнуниййа в зимний период времени для занятия рыбной ловлей и выплате шейху ‘Исе компенсации за утерю этого острова, в размере 1 000 фунтов стерлингов.

По сути это был ультиматум. Но не принять его Турция в складывавшихся тогда непростых для нее условиях не могла. Настояла только на том, чтобы Англия обязалась не аннексировать Бахрейн и сдерживать шейха ‘Ису от посягательств на Катар.

На этих условиях и состоялось заключение англо-турецкой конвенции от 29 июля 1913 года. Османская империя официально отказалась от притязаний на Катар, Бахрейн и Кувейт. Статья 11 данной конвенции гласила, что Катарский полуостров переходит под управление шейха Джасима из рода Аль Тани и его потомков; и что британское правительство обязуется препятствовать вмешательству правителя Бахрейна во внутренние дела Катара, угрожать независимости этого арабского удела и предпринимать попытки в целях его аннексии.

Следует сказать, что в мае 1913 г., получив сведения о том, что турки собираются вывести их гарнизон из Эль-Бида’а, шейх ‘Иса поинтересовался у англичан, как будет обстоять дело с выплатой катарцами дани Бахрейну в соответствии с договором от 1868 года. По этому договору шейх Мухаммад, правитель Эль-Бида’а из рода Аль Тани, обязался поддерживать мирные отношения с шейхами из рода Аль Халифа на Бахрейне и выплачивать им дань.

В ответе английских колониальных властей в Индии говорилось, что род Аль Тани, действительно, в 1868 г. связал себя обязательством платить дань правителям Бахрейна из рода Аль Халифа, что и делал в течение двух последующих лет. Однако потом ситуация изменилась. Османская империя объявила Катарский полуостров входящим в сферу ее влияния в Верхней Аравии, и разместила в Эль-Бида’а турецкий военный гарнизон. Имея в виду уберечь Бахрейн от акций со стороны Турции, английское правительство рекомендовало правителю Бахрейна не вмешиваться в дела на материковой части Аравии, ни в какой форме и не под каким предлогом. Согласно же англо-турецкой конвенции от 19.07.1913, о содержании которой английский политический резидент в Персидском заливе обстоятельно известил шейха ‘Ису (31.07.1913), англичане обязались препятствовать любой попытке Бахрейна по вмешательству во внутренние дела Катара. А это значит, что роду Аль Халифа о своих намерениях относительно того, чтобы востребовать у рода Аль Тани возобновления выплаты дани, надлежит забыть.

Из-за начала Первой мировой войны конвенция так и не была ратифицирована. И правитель Бахрейна, воспользовавшись сложившейся ситуацией, попытался, было, несмотря на разъяснения, данные ему англичанами, восстановить свои права на получение дани с Катара. Но англичане вновь разъяснили эмиру Бахрейна, что прав на то у него нет; что вмешиваться в дела Катара, а тем более взимать с него дань он не вправе (78).

Поскольку ратификации конвенции не последовало, то не покинул Катар и турецкий гарнизон. Он размещался в форте в Эль– Бида’а, который находился в центре города, недалеко от побережья. Состоял из ста пехотинцев и располагал двумя старыми орудиями. Имелся у турок в Катаре и дозорно-сторожевой пост, в башне у колодца Рушайриб, что в миле от форта в Эль-Бида’а.

Шейх Джасим Аль Тани рассчитывал на то, что, обратившись в ваххабизм, ему с помощью Са’удов удастся выскользнуть из рук англичан. Задумка не удалась – 17 июля 1913 г., в пятницу, шейх Джасим скончался (на 89 году жизни). Произошло это незадолго до отказа турок от прав на Катар, борьбе за независимость которого он посвятил свою жизнь.

Шейх Джасим ибн Мухаммад Аль Тани принадлежал к племени ал-ма’адид, одному из колен именитого племенного союза бану та– мим. Согласно сводам «аравийской старины», из него вышли великие воины (среди них – ал-Ахнаф), известные поэты (Джарир и ал– Фараздак) и основатель ваххабизма Мухаммад ибн ‘Абд ал-Ваххаб.

Абу Хурайфа, один из сподвижников Пророка Мухаммада, рассказывал, что Посланник Аллаха, ведя речь о племени бану тамим, потомках пророка Исма’ила, говорил своей жене А’ише, освободившей ее рабыню из этого племени, что для противников ислама оно будет самым трудным и непоколебимым в вере.

Шейх Джасим, как сообщают арабские историки, достойно обходился с теми, кого одолевал в боях и сражениях. И ярким примером тому – его поведение в отношении турок, наголову разбитых им в схлестке при Эль-Ваджбе.

Интересовался сказаниями и преданиями племен. Как и его отец, был сведущ в поэзии. Часто цитировал строки из поэм прославленных поэтов Аравии, которых бедуины Аравии величали «златоустами» и «рыцарями слова». Сам слагал стихи. Два из них посвятил своей жене, Нуре бинт Мухаммад ал-Ганим, матери его троих сыновей: ‘Али, ‘Абд Аллаха и Ганима.

Уделял большое внимание религиозному образованию катарцев. Израсходовал на эти цели много личных средств. В годы его правления в Катаре открылось 10 мадрас.