Текст книги "100 великих кумиров XX века"

Автор книги: Игорь Мусский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 50 страниц)

Кларк Гейбл

В Голливуде Кларка Гейбла уважительно называли Королём. Кого бы актёр ни играл – Флетчера Кристиана в «Мятеже на „Баунти“», репортёра в «Это случилось однажды ночью» или Ретта Батлера в «Унесённых ветром», – он излучал абсолютную надёжность. Кларк Гейбл превратился в легенду ещё при жизни. Его имя неизменно окружала атмосфера тайны, его вечно сопровождал шлейф слухов и сплетен. Гейблу достаточно было просто появиться на экране, чтобы картина имела успех. Ироничные смеющиеся глаза, чуть циничная улыбка под маленькой щёточкой усов, стройная поджарая фигура – всё это сводило с ума женщин.

Кларк Гейбл родился 1 февраля 1901 года в Кадисе, штат Огайо. Его отец владел буровым станком и занимался нефтедобычей. Добиться успеха Кларку помогли женщины. В Голливуд Гейбла пригласила его театральный педагог Джозефина Диллон. Он получил известность в 1931 году, когда появился в фильме «Свободная душа». На студию стали приходить тысячи восторженных писем. Прокатчики присылали телеграммы: «Кто этот новый самец?» Так родилась новая «звезда». В кино партнёршами Гейбла стали такие актрисы, как Грета Гарбо, Джоан Кроуфорд, Норма Ширер, Джин Харлоу…

В феврале 1934 года на экран выходит комедия Фрэнка Капры «Это случилось однажды ночью». Фильм с первого же дня стал кассовой сенсацией. Присуждение «Оскара» как лучшему актёру года превратила Гейбла в премьера. Повсюду распевали песенку из фильма «Мужчина на летящей трапеции». Кларк говорил, что ему просто повезло: «В кино столько хороших актёров. Я попал в эту компанию случайно».

Отныне Кларк Гейбл – среди самых популярных и любимых зрителями звёзд Голливуда. Мужчины относились к нему с восхищением и уважением, женщины ему поклонялись. 20 января 1937 года Гейбл оставил отпечатки своих ступней и ладоней на площадке перед входом в «Китайский театр» Граумена. Толпа поклонников в тот день оказалась самой многочисленной за всю историю традиции. (Этот рекорд продержался двадцать четыре года и был побит Дорис Дей.)

Крупнейшие газеты синдиката «Чикаго трибюн» – «Нью-Йорк дейли ньюс» провели читательский опрос на выявление победителей конкурса на титулы Короля и Королевы кино. В голосовании приняли участие двадцать миллионов читателей. В результате титул Короля достался Гейблу, а титул Королевы – Мирне Лой. Сам актёр отнёсся к этому решению спокойно: «Знаете, вся эта мура насчёт „Короля“ и прочего – чушь собачья. Я ем, сплю, принимаю душ, как все обыкновенные люди. Я не чувствую в себе никакого внутреннего света, который делал бы меня „звездой“. Я простой парень из Огайо, которому посчастливилось оказаться в нужном месте в нужный момент и получить поддержку умных людей».

Одежда Гейбла становилась модной по всей Америке: пуловер, широкополая шляпа, френч, перетянутый в талии. Поклонники Кларка подражали ему во всём. В фильме «Это случилось однажды ночью» есть сцена, где герой раздевается перед Кольбер. Кларк должен был сохранять элегантность, поэтому в этой сцене на нём не было кальсон – иначе он выглядел бы смешным. Публика решила, что её кумир вообще не носит исподнего и так должен поступать каждый настоящий мужчина. В результате через год студия получила петицию от производителей мужского белья, которые жаловались, что безответственный пример Гейбла довёл их почти до разорения.

Даже в самую сильную калифорнийскую жару Кларк появлялся на публике в габардиновом костюме, при галстуке и с белым платком в петлице. У него в шкафу висели безупречно отутюженные, вычищенные брюки и пиджаки, подобранные по цветам, оттенкам и тканям; а рядом – десятки фетровых шляп с засаленными лентами (прислуга объясняла: «Мистер Гейбл любит старые шляпы»).

Поклонники Гейбла старались подражать его манерам, голосу и походке. Юный Микки Руни был замечен именно благодаря своей пародии на Кларка. Тринадцатилетняя Джуди Гарланд была пылко влюблена в него. На дне рождения кумира ей представилась возможность спеть песенку «Дорогой мистер Гейбл». Кларку песня очень понравилась, и администрация студии решила предложить Джуди спеть её в фильме «Мелодии Бродвея».

В середине августа 1938 года Дэвид Селзник объявил, что Кларк Гейбл утверждён на роль Ретта Батлера в «Унесённых ветром». Так решили зрители – девяносто пять процентов американцев проголосовали за него. Гейбл заметно нервничал перед съёмками, ибо понимал, что не может разочаровать своих поклонников: «Каждый мой шаг будет на виду пяти миллионов критиков. Я не должен огорчить их».

После выхода на экран «Унесённых ветром» почта Кларка была огромной. Для своих почитателей он стал Реттом Батлером. Писательница Маргарет Митчелл при встрече с Гейблом сказала ему, что именно таким она представляла своего Ретта Батлера.

Пожалуй, это было счастливейшее время для Гейбла. После неудачных браков с Джозефиной Диллон и Рией Лэнгхем, вдовой нефтяного миллионера, он женился на актрисе Кэрол Ломбард и поселился с ней на ранчо в Энсино. Это были воистину родственные души. Кларк любил поиграть в гольф и поохотиться. Он обожал машины, ему нравилось заниматься их ремонтом. Гейбл собрал уникальную коллекцию оружия – инкрустированные золотом пистолеты, ружья, винтовки. Кларк был заядлым книгочеем, но вынужден был это скрывать от публики, чтобы не повредить своему мужественному образу.

Но их семейное счастье было коротким. В начале войны Ломбард погибла в авиакатастрофе. Президент Рузвельт прислал Гейблу телеграмму соболезнования. Тяжело переживая потерю жены, Кларк записывается на действительную военную службу. Он принимал участие в авиарейдах в качестве стрелка, а также снимал документальный фильм о боевых действиях эскадрильи. Как и все, он жил в деревянном бараке. Молодые лётчики уважительно называли его «папой» и в свободные минуты с удовольствием слушали рассказы голливудской звезды.

В мае 1944 года Гейблу было присвоено звание майора, а в июне он уволился в запас. Приказ подписал капитан Рональд Рейган, служивший в управлении кадров военно-воздушных сил.

Гейбл вернулся в Голливуд. Зрители ринулись в кинотеатры, чтобы увидеть своего кумира. Фильм «Приключение» с его участием имел большой кассовый успех. Кларк по-прежнему имел статус суперзвезды.

Летом 1949 года он встретился с леди Сильвией Эшли, красивой англичанкой. Она стала его четвёртой женой, всего на шестнадцать месяцев: Гейбл много пил – водку, шампанское, бренди. От одной его порции другой бы сразу попал в больницу, а Гейбл просто отправлялся спать. Однако со временем пристрастие к выпивке стало отражаться на его внешности. В рекламном отделе студии осторожно спросили у него, можно ли ретушировать портреты? Кларк ответил отказом: «Пусть на них будет всё как есть, иначе я стану похожим на миллионы других».

Съёмки фильма «Могамбо» проходили в Кении. Постоянную угрозу для киногруппы представляли крокодилы, чьё мясо высоко ценилось у местных жителей, поскольку их стрелы не могли пробить толстую шкуру чудовища. Однажды туземцы заметили крокодила и своими криками привлекли внимание артистов. Никого из охотников поблизости не оказалось, Кларк взял ружьё, прицелился и затем выстрелил, всадив пулю между глаз крокодила. Кларк отдал добычу туземцам. После этого случая Кларк стал и для них кумиром.

Другой забавный случай произошёл на съёмках фильма «Высокие мужчины» в Мексике. Когда Кларк появился перед аборигенами в полной ковбойской экипировке и засиял своей знаменитой улыбкой, его никто не узнал. Оказалось, местные жители никогда не были в кино! «Кажется, мне сегодня не придётся давать автографы», – заметил Кларк без особой радости. Местный учитель объяснил, что его ученикам неизвестен обычай брать автографы, но если у Гейбла есть желание, то он научит их, как это делать. Актёр отказался.

«Я видел Кларка рассерженным только однажды, когда привёз корреспондентку, – рассказывал студийный репортёр Джон Кэмпбелл. – К нашему изумлению, она попросила Кларка поцеловать её, чтобы потом об этом написать. Кларк так разозлился, что быстро поднялся со своего кресла и ушёл. Меня удивил не его уход, а та горячность, с какой он это сделал. Я понимал, что у него возникали проблемы и посерьёзней, но на этот раз он протестовал против вмешательства в его личную жизнь. А вообще его было очень нелегко вывести из себя».

Когда не было развлечений, Кларк проводил свободное время с группой – с электриками, звукооператорами и другими сотрудниками. «Кларк ни когда не строил из себя „звезду“, – продолжает Кэмпбелл. – Мы усаживались все вместе, болтали, выпивали, травили анекдоты или обсуждали спортивные новости с Бриттоном, который в прошлом был знаменитым футболистом, а теперь стал гримёром».

Кларк Гейбл по-прежнему входил в число самых кассовых актёров, несмотря на то что ему уже исполнилось пятьдесят три и на висках появилась седина. «Невероятно, – искренне удивлялся Кларк. – Как мне удалось этого достичь? Я ведь совсем не великий актёр, и в моём возрасте пора перейти на характерные роли либо уйти на отдых».

Кетин Уильямс, с которой он часто встречался сразу после войны, вновь вошла в его жизнь. Бывшая манекенщица жила в Беверли-Хиллз с двумя детьми. Гейбл очень к ним привязался. В 1955 году Кларк сделал ей предложение. Для него это был пятый брак, для неё – четвёртый.

В январе 1957 года Гейбл отпраздновал двадцатипятилетие своей работы в кино. Депутат от штата Огайо Кэйн Хейс отдал должное его таланту на заседании палаты представителей конгресса США, назвав его «парнем из нашего штата, который добился успеха в Голливуде». Политик отметил, что «мистер Гейбл всё ещё остаётся бесспорным лидером среди всемирно известных киноактёров. Время не властно над ним». Мистер Хейс подчеркнул, что Гейбл яркий образец того, «как простой американец может добиться успеха и стать знаменитым».

В июле 1960 года Кларк приступил к съёмкам в фильме «Неприкаянные» Джона Хьюстона. Работа над картиной шла в жаркой пустыне Невада. Мэрилин Монро постоянно опаздывала на съёмки, несмотря на то что Кларк Гейбл был для неё кумиром. «Все эти годы я думала о нём, – призналась она журналисту, – и вот теперь Ретт Батлер! Разве он не прелесть? Мы репетировали одну очень длинную сцену, как вдруг он начал подрагивать, так, чуть-чуть. Я даже не могу вам передать, как много это для меня значило. Узнать, что твой кумир – просто человек». В детстве Монро держала у себя фотографию Гейбла и говорила друзьям, что это портрет её отца.

В пятницу, 4 ноября, состоялся банкет по случаю окончания съёмок. А в воскресенье Кларка отвезли в Голливудскую пресвитерианскую больницу с сердечным приступом. К нему никого не пускали, но в больницу непрерывно звонили, слали телеграммы, письма и открытки. Президент Эйзенхауэр в своей телеграмме советовал актёру «не волноваться, не сердиться и следовать предписаниям врачей».

Увы, медицина оказалась бессильна. Кларк Гейбл скончался от сердечного приступа 16 ноября 1960 года.

В течение почти сорока лет, снявшись в шестидесяти семи фильмах, Кларк Гейбл оставался кумиром миллионов, неувядающим секс-символом. 30 декабря 1960 года агентство «Ассошиэйтед пресс»>опубликовало данные опросов читателей, согласно которым смерть Кларка Гейбла стала главным событием года, ознаменовав собой конец золотого века кино.

Эрнест Хемингуэй

«…Человек создан не для того, чтобы терпеть поражения. Человека можно уничтожить, но нельзя победить». Эти бессмертные строчки из романа «Старик и море» Эрнеста Хемингуэя известны каждому.

Ещё при жизни писатель стал мифом. Кумиром для целого поколения. Он достиг таких вершин успеха, о которых обычные люди только мечтают. Джон О'Хара отмечал, что Хемингуэй – это чемпион, с которым надо считаться, и что он «самый крупный писатель после смерти Шекспира».

Критики ставят его в самый первый ряд американских писателей. Его называют Байроном XX века. «Сегодня Хемингуэй – нечто большее, чем популярный писатель, – утверждает Б. А. Гиленсон. – Его имя – символ литературного успеха. Искусства высшей пробы. Ещё при жизни, щедро обласканный славой, Хемингуэй воспринимался как классик. В богатейшем словесном искусстве нашего столетия он выделялся легко узнаваемым, самобытным почерком. Он стал не только ярким явлением литературы, но и одним из духовных кумиров своего поколения. Человек – легенда. О нём знали даже те, кто не читал его книг».

Многие отождествляли Хемингуэя с его героями, мужественными и стойкими. Этой понятно: он был азартным охотником, рыбаком, спортсменом, знатоком корриды и бокса.

Эрнест Хемингуэй родился 21 июля 1899 года в городке Оук-Парк, рядом с Чикаго. Его отцом был практикующий врач Кларенс Хемингуэй. Мать, Грейс Холл, ради семьи отказалась от карьеры певицы.

В 1917 году Эрнест уезжает в Канзас-Сити, где работает репортёром в газете «Стар». Во время войны Хемингуэй несколько месяцев прослужил в санитарных частях на итало-австрийском фронте. Там под миномётным обстрелом он получил тяжёлое ранение. По словам Хемингуэя, в него попало 227 осколков снаряда, но, невзирая на жестокую боль, он выполз наружу, чтобы спасти итальянского солдата. «Я первый американец, раненный в Италии», – писал он не без гордости родным.

В Оук-Парке Хемингуэя встречали как героя. Он произносил патриотические речи, давал интервью. Всем хотелось послушать воспоминания «юного героя».

Вскоре Хемингуэй снова приезжает в Европу. На этот раз он командирован газетой «Торонто дейли стар». Эрнест познакомился с Джойсом, Фицджеральдом, Паундом. Знаменитая Гертруда Стайн, прочитав его первые рассказы, посоветовала Хемингуэю бросить журналистику и писать, чтобы не расходовать свои силы на другое. Она предрекла, что «из него может получиться хороший писатель новой манеры».

В Париже с писателем произошёл случай, который немало способствовал творимой о нём легенде. Хемингуэй присутствовал на боксёрском поединке между Траве и Френсисом Шарлем. В десятом раунде Шарль, известный как нечестный боксёр, зажал Траве в угол и начал его избивать. Публика была возмущена, стоял страшный крик, но бой никто не останавливал. Тогда Хемингуэй выскочил на ринг и принялся колотить Шарля. Четверо полицейских с трудом оттащили разбушевавшегося литератора. На следующий день весь Париж говорил о том, как Хемингуэй спас жизнь боксёру Траве.

В начале 1930-х годов Хемингуэй вернулся в Америку, где поселился в Ки-Уэсте на южном берегу Флориды. Он ловил морскую рыбу, делая вылазки на Багамские острова и к берегам Кубы; охотился в северо-западных штатах – Монтане, Вайоминге, участвовал в африканском сафари.

Когда начался франкистский мятеж в Испании, Хемингуэй принял сторону республиканского правительства. В качестве корреспондента он не раз выезжал в Испанию.

В 1939 году Хемингуэй приобрёл неподалёку от Гаваны усадьбу Финка-Вихия, которая на многие годы станет его домом. Именно здесь он работал над романом «По ком звонит колокол», имевший огромный успех. Голливудская компания «Парамаунт пикчерс» заплатила за право его экранизации самую высокую цену – 136 тысяч долларов.

Во время Второй мировой войны на своём катере «Пилар» вместе с командой единомышленников Хемингуэй выслеживал в Карибском море фашистские субмарины. Весной 1944 года Хемингуэй приехал в Лондон в качестве корреспондента американского журнала «Колльерс». Вместе с союзными войсками он высадился в Нормандии, затем участвовал в боях за освобождение Парижа, прорыве «линии Зигфрида». «Папа» – так называли Хемингуэя солдаты. Его искренне любили, причём большинство и не подозревало, что он знаменитый писатель.

На исходе 1940-х годов Хемингуэй стал литературной «звездой». Его популярность подогревалась рекламой, многочисленными публикациями о нём. Всё это время в Финка-Вихия кипела светская жизнь, беспрерывно приезжали гости, устраивалась охота на морскую рыбу, весёлые вечеринки в баре «Флоридита», состязания в стрельбе по голубям, матчи бокса. Среди его друзей было немало голливудских знаменитостей – Марлен Дитрих, Гэри Купер, Ингрид Бергман…

«Он был моей „скалой Гибралтара“, и этот титул нравился ему, – писала Дитрих. – Вот несколько цитат из его писем, которые помогут лучше объяснить, почему я была так предана ему, очарована этим великим человеком и так восхищалась его чувством юмора: „Для таких неосторожных людей, как ты и я, осторожность ни к чему“; „Это письмо становится скучнее, чем Швейцария и Лихтенштейн, вместе взятые“; „Я забываю о тебе иногда, как забываю, что бьётся моё сердце“».

Во всей этой праздной жизни Хемингуэя угнетало одно – он не мог вернуться к работе. Он говорил, что писать ему необходимо, потому что, если он не напишет какого-то количества слов (обычно – 700–800 слов) вся остальная жизнь теряет для него свою прелесть… Габриэль Гарсиа Маркес отметил, что существуют два Хемингуэя. Один – наполовину звезда, наполовину искатель приключений. Другой – труженик в уединённом кабинете, редко кого допускавший в свой внутренний мир.

Однажды Хемингуэй услышал по радио, как известная поставщица светских сплетен Лоуэлла Парсонс поведала слушателям, что брак Хемингуэя рушится из-за итальянской графини, которая открыто живёт с ним в его доме в Сан-Франциско. Хемингуэй был взбешён. Он вообще ненавидел всякую газетную шумиху вокруг его имени. Как раз незадолго перед этой историей он отказался от предложения приятеля Харви Брейта из «Нью-Йорк таймс», который хотел написать его биографию. Он доходчиво объяснил Брейту, что ещё не пришло время писать о нём что-либо определённое.

Хемингуэй был женат четыре раза. Первая избранница, Элизабет Хадли Ричардсон (она была старше Эрнеста на восемь лет), родила ему сына Джона. После развода Хемингуэй обвенчался с Полиной Пфейфер. Так как она была ревностной католичкой, то и ему пришлось перейти в католичество. Полина подарила Эрнесту двух сыновей – Патрика и Грегори. А вот брак с известной журналисткой Мартой Гельхорн оказался бурным и непродолжительным. Наконец, в марте 1946 года Хемингуэй оформил отношения с ещё одной журналисткой – Мэри Уэлш.

Тем временем критики поспешили объявить о «закате» писателя, иронично заметив, что «колокол звонит по Хемингуэю», что он повторяет самого себя. Эрнест снова посещает памятные места: Францию, Италию, Испанию, Африку… И вот 1 сентября 1952 года журнал «Лайф» печатает повесть «Старик и море». Успех превзошёл все ожидания. В течение 48 часов было распродано 5 миллионов 318 тысяч 655 экземпляров! Это была большая победа Хемингуэя, тем более что «Лайф» никогда раньше таких вещей не публиковал.

Критика встретила повесть восторженно. Но ещё больше, чем отзывы прессы, Хемингуэя радовала реакция читателей. Его итальянская переводчица писала ему, что проплакала над книгой целый день. В Финка-Вихия раздавалось множество телефонных звонков от знакомых и незнакомых людей, благодаривших Хемингуэя. Ежедневно в течение трёх недель почта приносила ему от восьмидесяти до девяноста писем от поклонников его таланта, поздравлявших его с успехом.

4 мая 1953 года Хемингуэй ловил рыбу на «Пилар» у рифов Пинар-дель-Рио, когда по кубинскому радио сообщили о присуждении ему Пулитцеровской премии. Потом уже он рассказывал своему другу Лайонсу: «Я был рад, что я не дома и не могу брякнуть что-нибудь лишнее по телефону. Представь, если бы меня спросили, как я к этому отношусь, и я бы ответил, что множество людей, включая меня, были бы гораздо счастливее, если бы Нейтив Дансер выиграл Дерби. Но теперь я года два буду следить за своим проклятым языком – посмотрим, что из этого получится. Может быть, я стану респектабельным. Разве это не будет удивительно?»

После двух авиакатастроф, в которые попадал в Африке Хемингуэй, по всему миру сообщили о его смерти. Адамо, которому принадлежит знаменитое похоронное агентство в Удине, всё своё время проводил за просматриванием газет из самых разных стран, вырезая некрологи об Эрнесте, которые появились после катастрофы, и складывал их в специальный альбом. Хемингуэй рассказывал, что получил массу удовольствия, читая сообщения о своей смерти, и что его новая маленькая слабость – это утренний ритуал, состоящий из стакана шампанского и нескольких страниц некрологов. В доказательство того, что это – прелюбопытное чтиво, Эрнест показывал друзьям вырезку из немецкой газеты, где сообщалось, что трагическая катастрофа – просто исполнение желания писателя. Статья соотносила страшный конец Хемингуэя с метафизическим леопардом, которого он поместил на вершине горы Килиманджаро в своём рассказе «Снега Килиманджаро».

Всемирная популярность нервировала писателя. В Кунео, маленьком городке в Альпах, он захотел купить бутылку шотландского виски. Девушка в магазинчике узнала его и попросила автограф. Когда он вышел на площадь, уже весь городок узнал о приезде знаменитого писателя. Хемингуэя окружила толпа местных жителей, требовавших автографов. Они атаковали книжный магазин, который был рядом с винным, и мгновенно раскупили все имевшиеся в наличии книги Хемингуэя, а заодно и все остальные книги на английском языке. Эрнест подписывал всё – от «Бремя страстей человеческих» до кулинарного справочника. Толпа напирала, и он вынужден был отступить, чтобы его не раздавили. Выручили солдаты местного поста, проложившие писателю дорогу сквозь толпу.

Эрнест был потрясён. В машине он говорил журналисту Арону Хотчнеру о своей ненависти к «паблисити», которое лишает его возможности уединения. «Раньше у меня была очень приятная частная жизнь, и я мог гордиться многим без рекламы и опубликования, теперь же я чувствую, как будто кто-то оправился в моей личной жизни, подтёрся роскошным журналом и оставил всё это у меня. Я должен уехать в Африку или оставаться в море. Теперь я даже не могу пойти в бар „Флоридита“, не могу поехать в Кохимар. Не могу оставаться дома. Всё это очень плохо действует на нервы». Чтобы избежать случаев, подобных тому, который произошёл в Кунео, он в ближайшем же городке сбрил бороду, надеясь, что его не будут узнавать.

28 октября 1954 года было официально объявлено о присуждении Хемингуэю Нобелевской премии по литературе. В решении комитета отмечалось «яркое стилевое мастерство Хемингуэя, явившееся вкладом в современное повествовательное искусство».

К этой премии у писателя было двойственное отношение. С одной стороны, он, конечно, гордился, что ему присудили премию. Да и сумма премии – 35 тысяч долларов – была для него нелишней, он мог расплатиться с некоторыми долгами. С другой стороны, ему претила шумиха, поднявшаяся вокруг его имени в связи с награждением: журналисты, атаковавшие его, газеты, бесцеремонно вторгавшиеся в его личную жизнь.

Хемингуэй не мог не писать, а ему всё время мешали. Роберту Мэннингу, который приехал к нему от журнала «Тайм», Хемингуэй сказал: «Конечно, я горжусь тем, что мне дали премию, но мне в это время очень хорошо писалось, и мне не нужна премия, если из-за неё я не смогу писать свою книгу». Хотчнеру он жаловался по телефону, что репортёры и фотокорреспонденты вламываются в его дом, даже если им не разрешают. Один журналист из Швеции мучил его в течение шести с лишним часов, другой – фотограф – хвалился в баре «Флоридита», что сделал четыреста двадцать пять снимков в доме писателя.

Хемингуэй был почти в отчаянии, он объяснял, что напряжённо работает и что это равносильно убийству – мешать писателю, когда он работает. Это всё равно, говорил он, как врываться к мужчине, когда он лежит в постели с любимой женщиной. «На Кубе, – рассказывала жена писателя Мэри, – с ним приходило повидаться много людей, иногда слишком много, и все в одно и то же время, и тогда он жаловался, что ему мешают работать. Бывало, что он жаловался, что приходится встречаться с разными идиотами. Но чаще он бывал рад гостям. Ведь он был очень общительным. Он любил, чтобы вокруг вертелись люди. Часто он собирал своих друзей и вёл их с собой в бар „Флоридиту“, где любил посидеть с ними за стаканом вина и от души посмеяться. Он даже не сердился на них, когда ему задавали стереотипный вопрос: „Какая из написанных вами книг вам больше всего нравится?“ В таком случае он неизменно отвечал: „„На западном фронте без перемен“ Ремарка“».

В последние годы жизни Хемингуэя преследовали болезни и травмы, у него обнаружились признаки депрессии. В ноябре 1960 года писатель вместе с женой переехал в городок Кетчум на западе США.

Утром 2 июля 1961 года Хемингуэй встал, как всегда, рано. Мэри ещё спала. Он прошёл в комнату, где хранились ружья, взял одно из них, вложил два патрона в оба ствола, вставил дула в рот и нажал оба курка. Он не оставил никакой записки.

Похоронили Хемингуэя на кетчумском кладбище рядом с могилой его старого друга Тейлора Уильямса.

Эхо выстрела болью отозвалось в сердцах миллионов. Портрет обросшего седой щетиной человека за штурвалом катера «Пилар» обошёл весь мир. Журналист Норберто Фуэнтес провёл опрос: «Если бы вы могли вернуть к жизни одного из американских писателей, на кого бы пал ваш выбор»? Писатель Нельсон Олгрен выразил мнение многих: «Для меня это был бы Хемингуэй. Безусловно, Хемингуэй».