Текст книги "Водопад"

Автор книги: Иэн Рэнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)

– Не хватает для чего? Для проведения никому не нужных следственных экспериментов? Ты прекрасно знаешь, что мы просто тянем время в надежде, что Филиппа Бальфур найдется… Или найдется ее труп. Дай мне двух помощников, Джилл!

– Даю тебе одного человека и три дня. Потом… Если не будет результатов, уж не взыщи.

– Ясно. Кого ты мне дашь?

Джилл задумалась.

– А кого бы ты хотел?

– Дай мне Эллен Уайли.

Джилл удивленно посмотрела на него.

– Почему именно ее?

Ребус пожал плечами.

– Стать звездой экрана она теперь вряд ли сможет, но она хороший сыщик.

Джилл еще некоторое время разглядывала его в упор, потом кивнула.

– О'кей, – сказала она. – Действуй.

– Одна просьба: не могла бы ты сделать так, чтобы Стив Холли не висел у нас на плечах?

– Я постараюсь. – Джилл постучала ногтем по газете. – «Местный эксперт» – это, вероятно, Джин?

Ребус кивнул, и она вздохнула.

– Мне следовало сто раз подумать, прежде чем вас свести. – Джилл с силой потерла лоб, неосознанно копируя Фермера Уотсона. Он делал то же самое каждый раз, когда у него начинались, по его собственному выражению, «ребусные головные боли».

– Что именно мы ищем? – спросила Эллен Уайли. Она только что приехала в Сент-Леонард, куда ее вызвали из Торфихена телефонным звонком. Судя по выражению ее лица, она была не в восторге от перспективы работать в паре с Ребусом.

– Первое, что нам надлежит сделать, – объяснил Ребус, – это подстраховаться. То есть нужно проверить, не нашлись ли пропавшие.

– Поговорить с родными? – предложила Эллен, делая пометку в блокноте.

– Верно. Поговорить с родными. Что касается трупов, то тут, я полагаю, нам придется ознакомиться с результатами посмертного вскрытия и убедиться, что эксперты ничего не пропустили.

– Акты вскрытия за семьдесят седьмой и восемьдесят второй годы? Да их давным-давно списали в архив!

– Надеюсь, что нет. В любом случае патологоанатомы отличаются хорошей памятью – возможно, они что-то и вспомнят.

Эллен сделала еще одну пометку.

– И все-таки, что такое мы ищем? – снова спросила она. – Ты намерен доказать, что между этими женщинами и игрушечными гробами есть какая-то связь?

– Даже не знаю… – Но Ребус понимал, что она имеет в виду. Одно дело быть уверенным в чем-то, и совсем другое – доказать это. Особенно в суде.

– Мне нужно прояснить это для себя, иначе я не успокоюсь, – проговорил он после долгого молчания.

– И вся кутерьма началась с гробов, которые мальчишки нашли на Троне Артура больше ста пятидесяти лет назад?

Ребус кивнул, но его неподдельный энтузиазм не оказал никакого воздействия на критический настрой ума Эллен.

– Послушай, – сказал Ребус, – если меня действительно немного заносит, ты можешь сказать мне об этом прямо. Но только не сейчас. Для начала нам с тобой придется произвести кое-какие раскопки, о'кей?

Эллен Уайли пожала плечами и преувеличенно долго записывала что-то в блокноте. Наконец она подняла голову.

– Ты сам попросил, чтобы меня к тебе прикрепили, или это была ее идея?

– Я попросил.

– И старший суперинтендант Темплер согласилась?

Ребус снова кивнул.

– А что, тебя что-нибудь не устраивает?

– Даже не знаю… – Эллен Уайли задумалась. – Пожалуй, все в порядке.

– Вот и отлично, – сказал Ребус. – Тогда – за работу.

Ребусу понадобилось почти два часа, чтобы перепечатать все, что собралось у него к настоящему моменту. Им с Эллен нужна была «библия», отталкиваясь от которой они могли бы двигаться дальше. Он аккуратно записал номера газет, в которых печатались заинтересовавшие его статьи, заказал в библиотеке ксерокопии. Эллен Уайли тем временем обзванивала полицейские участки в Перте, Глазго, Данфермлине и Нэрне и просила коллег «оказать ей любезность». Ей нужны были материалы по соответствующим делам плюс имена производивших вскрытие патологоанатомов. Время от времени она начинала виновато хихикать, и тогда Ребус точно знал, что говорит ей абонент на другом конце линии. «Не слишком ли вы многого хотите, дорогая?…» Продолжая тыкать пальцами в клавиатуру, Ребус одним ухом прислушивался к тому, как работает Эллен. Она прекрасно чувствовала, когда надо прикинуться застенчивой и робкой, а когда – суровой и требовательной, и хотя от бесконечного повторения одного и того же Эллен успела здорово устать, голос ни разу не выдал ее истинных чувств.

– Большое спасибо, – сказала она в…дцатый раз, бросая трубку. Черкнув что-то в лежащем перед ней блокноте, Эллен посмотрела на часы и записала время. Аккуратности ей было не занимать.

– Обещания, опять одни обещания… – сказала она, протяжно вздохнув.

– Все лучше, чем ничего, – отозвался Ребус.

– Особенно если они выполняются. – Эллен снова взялась за телефон и начала набирать очередной номер.

Ребуса тем временем весьма заинтересовали промежутки времени между случаями, когда были найдены крошечные гробики. Семьдесят второй, семьдесят седьмой, восемьдесят второй, девяносто пятый… Пять, пять и тринадцать лет. И снова пять, если интуиция его не обманывала. В пятилетней периодичности просматривалась некая зловещая система, но все портил этот тринадцатилетний перерыв между восемьдесят вторым и девяносто пятым. Впрочем, объяснить его было достаточно просто. Например, предполагаемый преступник мог в это время сидеть в тюрьме. Кроме того, никто и ничто не обязывало его ограничивать сферу своей деятельности исключительно территорией Шотландии. Стоило бы, наверное, организовать более расширенный поиск, поинтересоваться, не встречались ли с подобным феноменом в других регионах. Если же он тринадцать лет отсидел за решеткой, имело смысл проверить судебные досье. Срок не малый. Вероятнее всего, он совершил убийство.

Был и еще один вариант. Преступник никуда не уезжал и не попадал в тюрьму, а продолжал творить свои черные дела у них под самым носом. Гробики же с куклами внутри не были найдены потому, что преступник по какой-то причине не удосужился их сделать или же их просто не обнаружили. Такая маленькая деревянная коробочка… Ее могла изгрызть собака; ребенок мог взять ее домой; наконец, кто-то мог просто сжечь этакую пакость. В последних двух случаях еще была надежда что-либо узнать, обратившись к общественности, но эта идея вряд ли была бы встречена Джилл Темплер с воодушевлением. Требовалось ее утешить.

– Снова ничего?… – спросил он, увидев, как Эллен Уайли кладет трубку на рычаг.

– Никто не отвечает, – ответила она. – Вероятно, до них уже дошел слух о спятившей детективше из полиции Эдинбурга…

Ребус смял испорченный лист бумаги и метнул его в направлении мусорной корзины.

– Да, что-то мы круто взялись, – сказал он. – Давай сделаем перерыв.

Эллен отправилась в лавочку за пирожками с джемом. Ребус решил, что просто немного пройдется, хотя и знал, что рядом с участком гулять особенно негде: с одной стороны к нему подступали муниципальные жилые кварталы, с другой стороны пролегала оживленная Холируд-роуд. В конце концов Ребус решил углубиться в лабиринт узких переулков между бульваром и Николсон-стрит. В магазинчике, торгующем всякой всячиной, он купил банку «Айрн-брю» и время от времени делал из нее несколько глотков. Говорили, что этот напиток неплохо снимает похмельный синдром, но Ребус пил его и на трезвую голову – особенно в тех случаях, когда им овладевало неодолимое желание посидеть где-нибудь в уютном, прокуренном баре со стаканчиком виски или кружечкой светлого, заглядывая одним глазом в телевизор, по которому транслируют скачки. Одним из таких мест был расположенный неподалеку «Саут-сайдер», но Ребус только грустно посмотрел на него издали и от греха подальше перешел на другую сторону улицы. Теперь он оказался в квартале, где на тротуарах играли дети в основном азиатского происхождения. Занятия в школах закончились, и детвора выплеснулась на улицы со всем своим нерастраченным запасом воображения и энергии. Наблюдая за ними, Ребус спросил себя, не упустил ли он из вида еще один аспект, а именно свое собственное воображение, которое было вполне способно сыграть с ним злую шутку. Что, если он видит закономерности и связи там, где нет ничего, кроме самых обычных совпадений?…

Остановившись на углу, Ребус достал мобильник и визитку с телефоном. Когда на его вызов ответили, он назвал себя и попросил соединить его с Джин Берчилл.

– Джин? – сказал он, когда она сняла трубку. – Это Ребус. Знаешь, с твоими гробиками мы, кажется, попали в десяточку. Что?… – Он немного послушал. – Нет, сейчас я не могу тебе рассказать. У меня важная встреча. Вот если бы ты была свободна сегодня вечером… – Он еще немного послушал. – А как насчет пропустить стаканчик на сон грядущий? – Ребус просиял. – В десять часов? Отлично. В Портобелло или в городе?… Да, раз у тебя тоже переговоры, имеет смысл встретиться в городе. А потом я отвезу тебя домой. Значит, в десять в музее? О'кей, до вечера.

Он убрал телефон и огляделся. Он стоял на Хилл-сквер – об этом извещал указатель на ближайшем столбе. Теперь Ребус точно знал, куда принесли его ноги: он был на задворках городского Хирургического общества. Неприметная дверь в стене рядом вела в Музей истории хирургии, основанный сэром Джулиусом Торном.

Ребус взглянул на часы, потом – на табличку с расписанием работы музея. До закрытия на обед оставалось всего десять минут. «Какого черта?…» – подумал Ребус и, толкнув дверь, вошел внутрь.

За дверью оказалась обычная лестничная клетка, как в многоквартирных домах. Поднявшись на один этаж, Ребус очутился на узкой лестничной площадке, куда выходили две двери. Они выглядели как двери частных квартир, поэтому Ребус поднялся еще выше. Музей разместился именно там, но стоило ему перешагнуть порог, как сработал звонок, извещавший сотрудников музея о появлении посетителя, и навстречу Ребусу вышла средних лет женщина в белом халате.

– Вы когда-нибудь бывали у нас, сэр?… – спросила она, и когда Ребус покачал головой, сказала: – Современная медицина этажом выше; экспозиция по истории зубоврачебной техники – налево.

Ребус поблагодарил, и женщина снова скрылась, оставив его одного. Ребус пошел налево. В музее никого не было – во всяком случае, он не увидел ни одного человека. В зале, посвященном истории зубоврачебной техники, он пробыл всего минуту, но этого хватило, чтобы убедиться – за прошедшие два столетия методы лечения кариеса не слишком изменились.

Основная экспозиция музея занимала два этажа и отличалась продуманностью и разнообразием. Ребус немного постоял перед макетом старинной аптеки, потом перешел к восковой фигуре знаменитого врача Джозефа Листера, склонившегося над списком собственных изобретений, важнейшими из которых были распыляемый раствор карболки и стерильный кетгут [13]13
   Кетгут – нить из высушенных и скрученных кишок мелкого рогатого скота, используемая для швов при хирургических операциях.


[Закрыть]. Чуть дальше в стеклянном демонстрационном ящике лежал кошелек, сделанный из кожи Бёрка. Почему-то он напомнил Ребусу переплетенную в кожу маленькую Библию, которую в детстве подарил ему на день рождения дядюшка. Рядом была выставлена посмертная маска Бёрка с глубоким следом от петли на шее, а чуть дальше – посмертная маска его подручного Джона Брогана, который помогал перевозить трупы. Лицо Бёрка было на редкость спокойно – волосы тщательно причесаны, черты расслаблены. Броган, напротив, выглядел так, словно пережил адские муки: нижняя губа отвисла, обнажая десны, а кожа набрякла и распухла.

Следующим в экспозиции был портрет анатома-исследователя Нокса, который покупал у преступников еще не остывшие тела жертв.

– Бедняга Нокс!… – раздался за его спиной чей-то голос, и Ребус обернулся. Перед ним стоял пожилой мужчина при полном параде: «бабочка», лаковые ботинки, широкий шелковый пояс. Ребусу понадобилось около секунды, чтобы его идентифицировать. Это был профессор Девлин – эксцентричный сосед Филиппы Бальфур.

Профессор подошел ближе к витрине. Взгляд его скользнул по экспонатам.

– В свое время бурно дискутировался вопрос, много ли ему было известно, – проговорил Дональд Девлин.

– Вы имеете в виду-знал ли он, что Бёрк и Хейр – убийцы?

Девлин кивнул:

– Лично я придерживаюсь мнения, что да, конечно знал. Просто не мог не знать. В те времена анатомам приходилось работать исключительно с холодными трупами. И не просто с холодными, а с очень холодными. Немудрено, ведь их свозили в Эдинбург со всей Британии, в том числе и по Юнион-каналу. Для пущей сохранности гробокопатели погружали мертвецов в емкости с виски. Говорят, дело было очень выгодным.

– А виски? Его потом выпивали? – поинтересовался Ребус.

Профессор Девлин усмехнулся.

– Скорее всего, да. За это говорят законы экономики, – сказал он. – Вот ирония судьбы: Бёрк и Хейр приехали в Шотландию как экономические мигранты. На строительство Юнион-канала. – Он ненадолго замолчал, засунув палец под пояс, а Ребус припомнил – что-то подобное рассказывала ему и Джин.

– Но бедняга Нокс!… Он обладал выдающимися способностями. Суду так и не удалось доказать, что он знал об убийствах, но против Нокса выступила Церковь, вот в чем штука. Ведь по всем христианским канонам тело человека – это храм. Большинство священников решительно осуждали любые анатомические исследования – для них вскрытие было кощунством. Они организовали настоящую травлю Нокса.

– Что с ним стало?

– С Ноксом? Согласно имеющимся сведениям, он скончался от апоплексического удара. Хейру, который дал показания против сообщника, пришлось покинуть Шотландию, но даже после этого он не мог чувствовать себя в безопасности. Однажды ему плеснули в лицо щелочью… Хейр ослеп и был вынужден До конца своих дней просить подаяния на улицах Лондона. Кажется, где-то в тех краях есть паб «Слепой попрошайка», но я не уверен, что он назван именно в честь нашего героя.

– Шестнадцать убийств… – задумчиво проговорил Ребус. – Шестнадцать убийств в одном районе, который даже меньше, чем наш Уэстпорт…

– Теперь такое трудно себе представить, не так ли?

– Теперь есть судебно-медицинская экспертиза, посмертные вскрытия и прочее.

Дональд Девлин вытащил палец из-за пояса и помахал им перед носом Ребуса.

– Вот именно!… – воскликнул он. – Но никакой судебной медицины просто не существовало бы, если бы не гробокопатели и не господа вроде Бёрка и Хейра.

– И вы специально пришли сюда, чтобы поклониться их памяти?

– Возможно, – сказал Девлин и посмотрел на часы. – В семь часов наверху состоится торжественный ужин, но я решил приехать пораньше, чтобы немного побродить по музею.

Ребус припомнил карточку-приглашение на каминной полке в доме профессора. «Смокинг и все регалии…»

– Прошу прощения, профессор… – Перед ними снова появилась уже знакомая Ребусу смотрительница. – В это время я обычно закрываю.

– Все в порядке, Мэгги, закрывайте, – откликнулся профессор и обратился к Ребусу: – Не хотите ли осмотреть остальные залы?

Ребус подумал об Эллен Уайли. Скорее всего, она уже сидит за своим столом и работает.

– Честно говоря, профессор, мне пора возвращаться…

– Бросьте, инспектор! – воскликнул Дональд Девлин. – Нельзя же побывать в музее Хирургического общества и не осмотреть наш Зал Ужасов.

Смотрительница провела их через пару дверей, которые она уже успела запереть, после чего они спустились в цоколь здания. В коридорах, увешанных портретами медицинских светил, царила торжественная тишина, и Девлин показал Ребусу двери научной библиотеки. В конце концов коридоры вывели их в вымощенный мрамором круглый холл. Здесь профессор остановился.

– Там состоится прием, – сообщил он и поднял палец, показывая куда-то наверх. – Профессора, доктора наук и прочие заслуженные люди, разодетые в пух и прах, будут пить виски и жевать резиновых цыплят в каком-то фантастическом соусе.

Ребус поднял голову и увидал над собой прозрачный стеклянный купол. Высоко поднятый первый этаж был огражден по всему кругу резными мраморными перилами, за которыми маячила какая-то дверь.

– И чему посвящен сегодняшний прием? – спросил он.

– Вот уж поистине это одному Богу известно! – вздохнул Девлин. – Каждый раз, когда мне присылают приглашение, я отправляю чек на энную сумму и ни о чем не спрашиваю.

– Билл Гейтс и Керт тоже приедут?

– Скорее всего – да. Сэнди Гейтс, знаете ли, большой любитель плотно покушать.

Ребус бросил взгляд на широкие входные двери. Обычно он видел их только снаружи, когда ехал или шел мимо по Николсон-стрит. Теперь он смотрел на них, так сказать, с изнанки, но и отсюда они выглядели достаточно внушительно. Насколько Ребус помнил, он никогда не видел их открытыми; так он и сказал своему добровольному экскурсоводу.

– Сегодня вечером они откроются, – пообещал профессор. – Гости войдут через них и поднимутся по этой лестнице. Идите за мной, инспектор…

Они преодолели еще несколько коридоров и поднялись по какой-то лесенке.

– Надеюсь, здесь не заперто, – пробормотал Девлин, когда они приблизились еще к одним широким двойным дверям. – Участники приемов любят пройтись после еды. Большинство из них отправляются сюда. – С этими словами он нажал на ручку двери.

Профессор оказался прав. Дверь отворилась, и они вошли в просторный выставочный зал.

– Это наш Зал Ужасов, – сказал Девлин, обводя помещение рукой.

– Я слышал о нем, – кивнул Ребус. – Но бывать не приходилось.

– Широкой публике вход сюда закрыт, – объяснил Девлин. – Я, правда, не могу сказать почему. Хирургический колледж мог бы неплохо зарабатывать, если бы пускал сюда туристов.

Официально зал именовался Кунсткамерой и, на взгляд Ребуса, на Зал Ужасов все-таки не тянул. Основными его экспонатами были старинные хирургические инструменты, кроме того, здесь были человеческие кости, разрозненные члены и внутренние органы, плавающие в мутных растворах.

По изящной винтовой лестнице они поднялись на узкую галерею, которая была сплошь заставлена банками с подобными экспонатами.

– Жаль мне того беднягу, которому приходится добавлять формалин в эти сосуды, – проговорил профессор, слегка запыхавшись после подъема.

Ребус наклонился к стоявшему поблизости высокому стеклянному цилиндру. Из-за стекла на него смотрело лицо младенца, но какой-то неправильной формы. Потом он понял, что голова младенца венчает сразу два крохотных тельца. Это были сиамские близнецы, сросшиеся таким образом, что половинки их лиц слились в одно. Ребус, навидавшийся всякого за время службы в полиции, застыл в мрачном изумлении. Но впереди его ждали не меньшие диковины: целый ряд эмбрионов-уродцев. А еще картины (главным образом – девятнадцатого века), на которых были изображены солдаты, с развороченными ядром или взрывом телами.

– А вот мой любимец, – сказал Девлин, показывая на портрет чуть заметно улыбавшегося молодого человека. Это было единственное, на чем здесь мог бы отдохнуть глаз.

Ребус прочел подпись под картиной: «Доктор Кеннетт Ловелл. Февраль 1829 года».

– Ловелл был одним из анатомов, которым поручили произвести посмертное вскрытие Уильяма Бёрка, – пояснил профессор. – Весьма вероятно, что он же был врачом, который констатировал смерть Бёрка после повешения. Месяц спустя Ловелл начал позировать для этого портрета.

– Доктор Ловелл производит впечатление человека весьма довольного своей жизнью и карьерой, – заметил Ребус.

Глаза профессора засверкали.

– Почему бы нет, позвольте вас спросить? Ведь он действительно многого достиг. Кроме всего прочего, он был прекрасным мастером-краснодеревщиком, как Уильям Броуди, о котором вы, вероятно, слышали.

– Джентльмен при свете дня и грабитель под покровом ночи, – вспомнил Ребус.

– Существует предположение, что именно он послужил прообразом стивенсоновских Джекилла и Хайда. Во всяком случае, когда Стивенсон был маленьким, в его спальне стоял гардероб работы Броуди.

Ребус продолжал внимательно изучать портрет Ловелла, его глубокие черные глаза, подбородок с ямочкой, густые темные локоны. Он был уверен, что художник польстил оригиналу, убрав кое-какие морщины и излишки плоти. Однако в любом случае Ловелл был весьма и весьма привлекательным мужчиной.

– Интересная связь вырисовывается с дочкой Бальфуров, – сказал, отдышавшись, профессор, и Ребус, невольно вздрогнув от удивления, повернулся к нему, но Девлин смотрел только на портрет.

– Что вы имеете в виду? – спросил Ребус.

– Ящички со склона Артурова Трона, – ответил тот. – Любопытно, что пресса снова о них вспомнила в связи с этим исчезновением… – Девлин посмотрел на Ребуса. – По одной из теорий, это символическое захоронение жертв Бёрка и Хейра…

– Да.

– А новый ящичек, похоже, олицетворяет символическое захоронение юной Филиппы.

Ребус снова перевел взгляд на портрет.

– Так вы говорите – мистер Ловелл работал с деревом?

– Вы видели стол в моей столовой? – вопросом на вопрос ответил Девлин. – Его сделал он, Ловелл.

– Поэтому вы его купили?

– Для меня этот стол – свидетель становления современной хирургии как науки, а история хирургии – это история Эдинбурга. – Девлин засопел, потом вздохнул. – Честно говоря, я очень скучаю по своей работе, инспектор.

– Я бы по вашей, наверное, не скучал.

Отвернувшись от портрета, они не спеша двинулись к выходу.

– В каком-то смысле я чувствовал себя избранным. Извлекать наружу то, что сокрыто в этой животной оболочке… Дух захватывает! – Словно в подтверждение своих слов, Дональд Девлин ударил себя кулаком в грудь.

Ребус от комментариев воздержался. Для него тело всегда было просто телом, и не более чем телом. К моменту смерти то неуловимое и чудесное, что заставляло его жить, исчезало – оставался просто труп. Он чуть не сказал это вслух, но сдержался, понимая, что не ему состязаться в красноречии со старым патологоанатомом.

В мраморном вестибюле Девлин снова повернулся к нему.

– Послушайте, инспектор, мне в голову пришла одна мысль… Что, если вам принять участие в сегодняшней вечеринке? Время еще есть, съездить домой и переодеться вы вполне успеете.

– Боюсь, эта идея мне не очень улыбается, – покачал головой Ребус. – Как вы сами сказали, заслуженные и маститые патологоанатомы соберутся здесь, чтобы говорить о работе, и только о работе.

Кроме того, мог бы добавить Ребус, у него не было смокинга, не говоря уже о регалиях.

– И все же я уверен, что скучать вам не придется, – не отступал Девлин. – Возможно, – учитывая предмет, о котором мы с вами только что беседовали, – вы даже сумеете извлечь пользу из наших цеховых разговоров.

– Это как? – удивился Ребус.

– На прием приглашен священник Римско-католической церкви. Он собирается прочесть доклад о дихотомии плотского и духовного в человеке.

– Вот, я уже ничего не понимаю! – шутливо пожаловался Ребус.

Профессор Девлин улыбнулся.

– Мне кажется, инспектор, вы просто притворяетесь. Впрочем, учитывая специфику вашей работы, умение притвориться невежественнее, чем вы есть на самом деле, не только простительно, но и желательно.

Ребус в ответ неопределенно пожал плечами, что можно было понимать и как «да», и как «нет».

– Этот священник, про которого вы упомянули, – сказал он, – случайно, не отец Конор Лири?

Глаза Девлина удивленно расширились.

– Вы знакомы? Тем более вы должны присоединиться к нашему скромному празднику.

Ребус задумался.

– Может быть, я и загляну на полчасика, чтобы промочить горло перед ужином, – сказал он наконец.

Когда Ребус вернулся в Сент-Леонард, Эллен Уайли была не на шутку сердита.

– Боюсь, – сказала она, – что у нас слишком разные понятия о перерыве.

– Я кое-кого встретил, – сказал Ребус вместо извинения.

Эллен ничего не добавила, но он знал, что она просто сдерживается. Ее лицо оставалось напряженным и хмурым, а в том, как она схватилась за телефонную трубку, читалась крайняя степень раздражения. Быть может, ей хотелось, чтобы Ребус извинился по-настоящему или похвалил ее успехи.

Некоторое время Ребус молчал. Когда Эллен в очередной раз едва не сбросила аппарат на пол, он сказал:

– Ты нервничаешь из-за той пресс-конференции?

– Что-о?! – Она швырнула трубку.

– Послушай, Эллен, я вовсе не хотел…

– Не смей обращаться со мной как с девчонкой, черт бы тебя побрал!

Ребус умиротворяющим жестом поднял обе руки.

– О'кей, о'кей, теперь буду обращаться только как с сержантом Уайли.

Она наградила его свирепым взглядом исподлобья, но уже в следующую секунду выражение ее лица смягчилось. Невероятным усилием воли Эллен выдавила из себя улыбку, потом устало потерла ладонями лицо.

– Ты тоже… извини.

– И ты извини, что я так задержался. Наверное, мне нужно было позвонить… – Ребус снова пожал плечами. – Зато теперь ты знаешь мой главный секрет.

– Какой?

– Чтобы заставить Джона Ребуса извиниться, необходимо разнести вдребезги по крайней мере один казенный телефонный аппарат.

Он все-таки заставил ее рассмеяться. Правда, смех ее был не слишком веселый, и в нем по-прежнему звучали истерические нотки, но он явно принес пользу обоим, избавив от ненужного напряжения.

Через несколько минут Ребус и Уайли снова погрузились в работу.

Увы, несмотря на все их усилия, результаты были мизерными. Ребус, впрочем, посоветовал Эллен не расстраиваться – он и так знал, что начало будет нелегким.

Уже просовывая руки в рукава куртки, она спросила, не хочет ли он зайти в бар пропустить по стаканчику.

– У меня назначена еще одна встреча, – ответил Ребус. – Давай в другой раз, лады?

– Конечно, – согласилась Эллен, но, судя по ее тону, она не очень на это надеялась.

Перед тем, как отправиться в Хирургическое общество, Ребус все-таки опрокинул стакан виски с капелькой содовой, чтобы немного смягчить вкус. Он пил один, в пабе, который Эллен Уайли наверняка не знала; столкнуться с ней после того, как он отверг ее предложение, ему не улыбалось. После пары стаканчиков он мог бы начать убеждать ее, что она ошибается, что одна проваленная пресс-конференция погоды не делает и уж тем более не подводит черту под ее карьерой. Джилл Темплер, бесспорно, обошлась с ней не лучшим образом, однако Джилл была достаточно умна, чтобы не дать этому случаю превратиться в повод для длительной междоусобной грызни. Эллен Уайли была хорошим полицейским и способным детективом, и Ребус был уверен, что скоро она получит еще один шанс. Если бы Джилл продолжала шпынять Эллен, то этим только настроила бы против себя большинство подчиненных.

– Повторить? – спросил бармен.

Ребус посмотрел на часы.

– Ну ладно, – согласился он. – Только быстренько.

Этот паб нравился ему все больше и больше. Маленький, уютный, уединенный, он не имел даже вывески и располагался на углу одной из спрятанных в глубине квартала улочек, так что набрести на него посторонний человек мог только случайно. В дальнем углу зала расположилась парочка завсегдатаев. Они сидели, неестественно выпрямившись и сверля взглядами противоположную стену. Изредка они обменивались короткими, отрывистыми фразами. Над стойкой был укреплен работающий телевизор. Звук был выключен, но бармен все равно поглядывал на экран. Крутили какой-то американский триллер с бесконечными метаниями внутри серых бетонных стен. На экране то и дело возникал крупный план женщины, пытавшейся показать, как она встревожена. Не вполне доверяя способности своих лицевых мышц выразить нужное чувство, она старательно заламывала руки.

Ребус расплатился и, получив новый стакан виски, вылил в него все, что оставалось от первой порции, а капли вытряхнул. Один из завсегдатаев в углу громко засопел, потом закашлялся. Его приятель что-то сказал; он кивнул в ответ и снова застыл неподвижно.

– Гм-м, о чем там речь? – спросил Ребус.

– В каком смысле? – удивился бармен.

– Этот фильм… – Ребус кивнул на экран телевизора. – В чем там дело?

– А, все как всегда, – отмахнулся бармен с таким видом, словно для него все дни были похожи один на другой в мельчайших деталях, включая программу телевидения.

– А как ваши дела, сэр? Как прошел день? – неожиданно спросил бармен. Слова прозвучали неуклюже – болтать с посетителями он явно не привык.

Ребус задумался над ответом. Существовала весьма высокая вероятность, что в городе действует маньяк, причем действует уже давно – с начала семидесятых; пропавшая девушка почти наверняка мертва, а в секретном зале Хирургического общества хранятся сиамские близнецы с одной головой на двоих.

– Дела так себе, – сказал он наконец, и бармен согласно кивнул, словно ожидал именно такого ответа.

Вскоре после этого Ребус покинул бар и через пару минут неспешной ходьбы оказался на Николсон-стрит перед парадной дверью Хирургического общества, которая, как и предсказывал профессор Девлин, была распахнута настежь. В нее широким потоком вливались приехавшие на банкет гости. Никакого официального приглашения у Ребуса, естественно, не было, однако ссылки на профессора Девлина и служебного удостоверения оказалось достаточно – его пропустили. В просторном мраморном вестибюле толпились люди в смокингах с бокалами в руках, но Ребус не стал задерживаться и поспешил наверх. В банкетном зале был накрыт для торжественного ужина длинный стол; вокруг суетились официанты, занятые последними приготовлениями. Прямо у входа стоял сервировочный столик, на котором теснились бутылки, бокалы и стаканы.

– Что вам угодно, сэр?

Ребус подумал о виски. Но он знал, что после трех-четырех стаканов уже не захочет останавливаться, а если все же остановится, то к десяти часам, когда он собирался встретиться с Джин, его будет мучить зверская головная боль.

– Апельсиновый сок, пожалуйста, – сказал он.

– Пресвятая Дева Мария! Что я слышу?! Теперь я, пожалуй, могу умереть спокойно!

Ребус повернулся на голос и улыбнулся.

– Это еще почему, святой отец? – спросил он.

– Потому что теперь я видел все, что стоит увидеть на нашей славной Земле! Налейте этому человеку виски, да не жадничайте, – обратился Конор Лири к бармену, который начал было наливать апельсиновый сок в бокал и теперь остановился, вопросительно глядя на Ребуса.

– Сок, пожалуйста, – повторил Ребус.

– Ага, от тебя пахнет виски! – воскликнул Конор Лири. – Теперь я знаю, что ты не отступник – просто по какой-то причине тебе нужно остаться трезвым… – Он задумчиво наморщил лоб. – Это, случайно, не имеет никакого отношения к прекрасному полу?

– Напрасно вы пошли в священники, святой отец.

Лири расхохотался.

– Хочешь сказать, что из меня вышел бы неплохой детектив? Что ж, возможно, ты прав. – Он посмотрел на бармена. – Тебе требуются особые указания, сын мой?

Указаний не требовалось. Бармен щедрой рукой наполнил стакан. Одобрительно кивнув, Лири взял стакан и поднес к губам.

– Ну, slainte! [14]14
   Slainte! – Будем здоровы! (гаэлъск.; шотландский тост).


[Закрыть]

– Slainte!…

Ребус отпил сок.

Конор Лири выглядел, на его взгляд, весьма неплохо. Когда Ребус в последний раз разговаривал с ним, священник был так сильно болен, что лекарства в его холодильнике занимали едва ли не больше места, чем упаковки «Гиннесса».

– Давненько мы не виделись, – заметил Лири.