Текст книги "Тайна Святой Плащаницы"

Автор книги: Хулия Наварро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

– То, что я сказала, показалось вам вздором, сеньор Д'Алаква?

– Доктор, вы – профессионал и хорошо делаете свою работу. У меня же нет никакого мнения относительно ваших подозрений и вашей линии расследования.

Он спокойно смотрел на нее. Было видно, что он считал их разговор законченным, и это раздражало Софию. Ей не хотелось уходить, поскольку она чувствовала, что встреча с Д'Алаквой ей ничего не дала.

– Я могу вам еще чем-то помочь, доктор?

– Нет, в общем-то, нет. Мы просто хотели, чтобы вы знали: мы подозреваем, что этот пожар не был случайным, а потому собираемся провести тщательное расследование в отношении ваших людей.

– Сеньор Лацотти окажет необходимое содействие и предоставит всю нужную информацию о сотрудниках предприятия КОКСА.

София поняла, что проиграла. Из Д'Алаквы ей больше не вытянуть ни слова. Она поднялась и протянула ему руку.

– Спасибо за помощь.

– Был рад с вами познакомиться, доктор Галлони. София чувствовала, что она одновременно и сердита на саму себя, и смущена. Умберто Д'Алаква был самым привлекательным мужчиной из всех, кого она когда-либо видела в своей жизни. В этот миг она внезапно решила, что разорвет отношения с Пьетро: мысль о том, что у нее с товарищем по работе очень близкие отношения, вдруг стала для нее невыносимой.

Бруно Моретти, секретарь Д'Алаквы, проводил ее до кабинета Марио Лацотти. Тот принял ее весьма любезно.

– Скажите мне, доктор, что именно вам нужно?

– Я хотела бы, чтобы вы предоставили мне всю информацию о рабочих, занятых на ремонте собора, включая сведения личного характера, если они у вас есть.

– Но с этой информацией уже знакомился один из ваших коллег из Департамента произведений искусства, а также полиция. Впрочем, я с удовольствием предоставлю вам еще одну копию. Что касается информации личного характера, боюсь, что не очень-то смогу вам помочь. Дело в том, что КОКСА – большое предприятие, а потому трудно знать лично всех его служащих. Возможно, бригадир этих рабочих сможет сообщить интересующие вас подробности.

В кабинет вошла секретарша и передала Лацотти папку. Тот поблагодарил ее и протянул папку Софии.

– Сеньор Лацотти, а много ли было инцидентов, подобных тому, что произошел в Туринском соборе?

– Что вы имеете в виду?

– КОКСА – предприятие, работающее по заказам Церкви, оно выполняло работы по ремонту и техническому обслуживанию почти во всех соборах Италии.

– Италии и доброй части Европы. Безусловно, инциденты во время этих работ, к сожалению, действительно происходят, хотя мы строго соблюдаем меры безопасности.

– Вы не могли бы предоставить мне перечень всех происшествий, случившихся во время проведения работ в соборах?

– Я постараюсь сделать все возможное, чтобы выполнить вашу просьбу, однако это будет нелегко, потому что во время проведения тех или иных работ практически всегда что-нибудь случается, и я не уверен, что мы все это фиксируем. Обычно руководитель работ составляет отчет о выполненных работах после их завершения. Кстати, эта информация вам нужна начиная с какого времени?

– Желательно за последние пятьдесят лет.

Лацотти недоверчиво посмотрел на нее, но не стал спорить.

– Я сделаю все, что смогу. Куда мне направить информацию, если я найду ее?

– Вот моя визитная карточка, там указан номер моего мобильного телефона. Позвоните мне, и, если я буду в Турине, я сама к вам подъеду. Если нет, то пошлите эту информацию мне в офис в Рим.

– Извините, доктор Галлони, но что именно вы ищете? София бросила на Лацотти быстрый взгляд и решила сказать правду.

– Я ищу тех, кто спровоцировал инциденты в Туринском соборе.

– Как вы сказали? – удивленно воскликнул Лацотти.

– Да, мы ищем тех, кто спровоцировал инциденты в Туринском соборе, потому что подозреваем, что это не было случайностью.

– Вы подозреваете наших рабочих? Боже мой! Да кому же может понадобиться вредить собору?!

– Мы пока еще не знаем, кому и зачем.

– А вы уверены? Ведь это прямое обвинение рабочих предприятия КОКСА…

– Это не обвинение, это лишь подозрение, и мы как раз сейчас проводим по данному вопросу расследование.

– Безусловно, доктор, мы со своей стороны окажем вам всяческое содействие.

– Я в этом не сомневаюсь, сеньор Лацотти.

София вышла из здания, построенного из стекла и стали, задавая себе вопрос, не допустила ли она стратегическую ошибку, сообщив о своих подозрениях и Д'Алакве, и его начальнику отдела кадров.

Д'Алаква в этот момент, возможно, уже жалуется по телефону министру. Или же, наоборот, он никак не отреагировал на ее приход, потому что ему наплевать на подозрения, о которых она ему рассказала.

София решила немедленно позвонить Марко, чтобы сообщить ему о подробностях своего визита на предприятие КОКСА. Если Д'Алаква все-таки поговорит с министром, Марко должен быть к этому готов.

11

– Я, Маану, наследник престола Эдессы, сын Абгара, молю тебя, о Син, бог богов, чтобы ты помог мне уничтожить нечестивцев, будоражащих наш народ и подстрекающих его перестать поклоняться тебе и отречься от богов наших предков.

Храм Сина, расположенный на скалистой горе на расстоянии нескольких лиг от Эдессы, был слабо освещен светом факелов, которые Султанепт при помощи Маану и Марвуза расставил в пещере, где и находился храм.

Высеченный на камне рельефный лик Сина казался почти живым – настолько искусно он был изображен мастером.

Маану жег ладан и ароматические травы, которые одурманивали его сознание и тем самым помогали ему общаться с богом – богом луны, могущественным Сином, которому не перестали поклоняться ни он, Маану, ни многие другие остававшиеся верными традициям жители Эдессы, такие, как преданный ему Марвуз, начальник царской стражи. Маану сделает его своим главным советником, когда Абгар умрет.

Син, казалось, услышал воззвания Маану, ибо он вдруг показался в разрывах между клубами дыма от ладана, при этом пламя факелов ярче озарило его святилище.

Султанепт, главный жрец Сина, сказал Маану, что это был знак, данный богом. Син показал им, что он с ними.

Султанепт вместе с еще пятью жрецами жил в Сумуртаре, скрываясь в лабиринте туннелей и подземных комнат. Там они служили богам: богу солнца, богу луны и богам планет – началу и концу всего сущего.

Маану пообещал Султанепту, что возвратит жрецам могущество и богатство, отнятое у них Абгаром, запретившим исповедовать религию предков.

– Мой повелитель, нам нужно идти. Царь может позвать тебя. Уже прошло много времени с тех пор, как мы покинули дворец.

– Он не позовет меня, Марвуз. Он будет думать, что я нахожусь в одной из таверн со своими друзьями или же развратничаю с какой-нибудь танцовщицей. Мой отец и знать меня не желает, так он разочарован во мне из-за того, что я не хочу поклоняться этому Иисусу. А во всем виновата царица. Это она убедила царя отречься от наших богов и сделать Назаретянина своим единственным богом. Но я уверяю тебя, Марвуз, взоры людей будут по-прежнему обращены к Сину. Придет время, и народ разрушит храмы, воздвигнутые в честь Назаретянина по приказу царицы. Как только Абгар уснет вечным сном, мы убьем царицу, а заодно покончим с Хосаром и Фаддеем.

Марвуз молчал. Он не испытывал никакой привязанности к царице, считал ее суровой женщиной, фактически правительницей Эдессы с тех самых пор, как Абгар заболел, заразившись от Ании. Правда, впоследствии он выздоровел благодаря тому куску материи, который привез ему Хосар.

Царица не доверяла ему, Марвузу, начальнику царской стражи. Он чувствовал ее холодный испытывающий взгляд, ведь она знала, что он – друг Маану. Но сможет ли он убить ее? Марвуз ведь был уверен, что Маану непременно попросит его это сделать.

Что касается Хосара и Фаддея, тут у него не было никаких сомнений. Он пронзит и того и другого своим мечом. Марвуз был уже сыт по горло их проповедями, их упреками из-за того, что он развлекался с какой-нибудь доступной женщиной, или же из-за того, что в ночь полной луны напивался в честь Сина до умопомрачения. А все потому, что он, Марвуз, сохранял веру в богов его предков, богов его города, не признавая нового бога-благодетеля, о котором непрестанно разглагольствовали Хосар и Фаддей.

* * *

Изаз проворно записывал все, о чем рассказывал Фаддей. Дядя Хосар научил его искусству письма, мечтая о том, что когда-нибудь Изаз тоже станет придворным писцом.

Изаз испытывал чувство гордости, потому что Абгар и царица хвалили его пергаменты, на которых он подробно записывал услышанное от Фаддея об Иисусе.

Фаддей частенько звал его к себе, чтобы диктовать воспоминания о Назаретянине, которые так прочно сохранила его память.

Юноша уже почти наизусть знал все перипетии, через которые прошел Фаддей, находясь рядом с Иисусом.

Фаддей закрывал глаза и словно погружался в сон, рассказывая о том, каким был Иисус, что он говорил и что делал.

Хосар записывал свои воспоминания сам, а Изаз делал лишь копии с его записей, и одна из таких копий уже хранилась в царских архивах. Там также находились и записи того, что рассказывал Фаддей. Все это делалось по распоряжению Абгара, который мечтал о том, что Эдесса оставит своим потомкам правдивое описание истории жизни Иисуса.

Изаз был рад, что Фаддей остался в их городе. Теперь рядом с дядей Хосаром был человек, который, как и дядя, знал Назаретянина. Хосар уважал Фаддея за то, что тот был учеником Иисуса, и советовался с ним по поводу того, что ему говорить жителям Эдессы, приходящим к его дому, чтобы узнать побольше об Иисусе и помолиться.

Фаддей так и не решил, когда он уедет из Эдессы, тем более что царица и Абгар просили, чтобы он остался, чтобы помог им стать хорошими христианами, чтобы посодействовал Хосару в распространении учения Иисуса, в превращении Эдессы в средоточие веры для всех тех, кто уверовал в Назаретянина.

В конце концов Фаддей решил, что останется в Эдессе навсегда.

Каждый день они с Хосаром приходили в первый храм, воздвигнутый в честь Иисуса по распоряжению царицы. Там они разговаривали и молились вместе с женщинами и мужчинами, стремящимися найти утешение от своих невзгод; они надеялись, что их молитвы будут услышаны Иисусом, который спас Абгара от жесточайшего недуга. Фаддей также ходил общаться с верующими, собиравшимися у нового храма, построенного царским архитектором Марцием.

Фаддей с самого начала просил Марция сделать новый храм таким же незатейливым, как и первый, чтобы это был обычный дом с большим залом, в котором можно было бы проповедовать слово Иисусово. Он рассказал Марцию о том, как Назаретянин изгнал из Иерусалимского храма торговцев, а еще о том, что Иисусов дух может быть лишь там, где царят простота и умиротворение.

12

Над Босфором светало, «Морская звезда» рассекала волны уже в непосредственной близости от Стамбула. На палубе суетились матросы, готовя судно к швартовке.

Капитан судна наблюдал за смуглым юношей, молча драившим палубу. В Генуе один из матросов неожиданно заболел и вынужден был остаться на берегу, и тогда старший помощник капитана привел этого вот немого, уверяя, что хотя тот и не может говорить, но тем не менее он хороший матрос. Озабоченный необходимостью отплыть как можно скорее, капитан тогда не заметил, что на руках этого так называемого матроса не было ни единой мозоли, кожа была изнеженной. Это были руки человека, никогда не выполнявшего тяжелую работу. Однако во время рейса немой исправно делал все, что ему приказывал капитан, при этом глаза матроса не выражали никаких эмоций, какую бы работу ему ни поручали. Старпом сказал капитану, что этого человека ему порекомендовал один из завсегдатаев портовой таверны «Зеленый сокол», потому он и привел его на судно. Капитан понимал, что старпом соврал ему, однако не знал, зачем он это сделал.

Чиновник в порту сказал капитану, что немой сойдет в Стамбуле и больше не будет работать на судне. Когда же капитан спросил его, откуда он это знает, тот лишь пожал плечами.

Капитан был генуэзцем и уже сорок лет плавал по морям-океанам. Он побывал, пожалуй, в тысяче портов и столкнулся со всевозможными типами людей. Однако в этом немом было действительно что-то необычное. Во всем его облике чувствовалась апатия и какая-то отрешенность, словно он осознавал, что дошел до финальной точки. Дошел до финальной точки чего? И почему?

* * *

Стамбул казался еще красивее, чем обычно. Немой матрос тихонько улыбался, вглядываясь в панораму порта. Он знал, что кто-то должен приехать за ним, возможно, тот самый человек, который приютил его у себя, когда он приехал сюда из Урфы. Ему очень хотелось вернуться в свой город, встретиться с женой, услышать радостный смех дочери.

Он боялся встречи с Аддаем, боялся выражения разочарования на его лице. Но в данный момент это не имело такого уж большого значения, раз он все-таки остался жив и возвращается домой. Ему повезло больше, чем его брату два года назад. Человек из собора рассказал ему, что Мендибж все еще в тюрьме, хотя о нем почти ничего не было известно с того самого злополучного дня, когда Мендибжа схватили, как обычного воришку. В газетах тогда написали, что таинственный вор был приговорен к трем годам тюремного заключения. Значит, до выхода на свободу ему оставался лишь один год;.

Немой матрос сошел с судна, ни с кем не попрощавшись. Накануне вечером капитан выдал ему оговоренную плату и спросил, не хочет ли он и дальше работать в составе его экипажа. Он ответил капитану жестами, что нет.

Немой покинул территорию порта и пошел куда глаза глядят. Если тот человек из Стамбула так и не появится, немой попытается добраться до Урфы на собственные средства. У него в кармане лежали деньги, которые он заработал на судне.

Услышав позади себя чьи-то быстрые шаги, он обернулся и увидел человека, встретившего его здесь несколько месяцев назад.

– Я некоторое время шел сзади: мне нужно было убедиться, что за тобой не следят. Сегодня ты переночуешь в моем доме, а завтра на рассвете за тобой приедут. Будет лучше, если ты никуда не будешь выходить до того момента.

Немой кивнул в знак согласия. Ему, конечно, хотелось пройтись по Стамбулу, побродить по улочкам Базара в поисках духов для жены и какого-нибудь подарка для дочери. Но он не будет этого делать. Случись еще какое-нибудь недоразумение, это снова вызовет гнев Аддая. Немой, учитывая провал своей миссии, был счастлив уже тем, что смог вернуться, и не хотел, чтобы его возвращение было омрачено еще каким-нибудь инцидентом.

* * *

– Мне это удалось.

В голосе Марко звучала радость, даже триумф. София улыбнулась и жестами показала Антонине чтобы он взял трубку параллельного телефона и тоже слушал.

– Мне было нелегко убедить двух министров, но в конце концов они мне дали карт-бланш. Они выпустят немого на свободу, когда мы им скажем, и санкционируют проведение операции по слежке за ним, куда бы он ни направился.

– Браво, шеф!

– Антонино, ты тоже слушаешь?

– Мы тут вдвоем, – ответила София, – и лучше этой новости быть не может.

– Да уж, я и сам очень доволен и не удержался, чтобы немедленно не сообщить вам радостное известие. Теперь нам нужно принять решение, когда и как он должен выйти на свободу. А у вас там как дела?

– Я тебе уже рассказывала про Д'Алакву…

– Да, но министры мне так ничего по этому поводу и не сказали, а значит, он им не жаловался.

– Мы тут заново проводим расследование в отношении и рабочих, и персонала собора, но через пару дней уже будем в Риме.

– Хорошо, вот тогда и обсудим, какие шаги нам следует предпринять, хотя у меня уже есть план.

– Какой план?

– Не будь слишком любопытной, доктор, всему свое время. Пока!

– Какой же ты все-таки… Впрочем, ладно. Пока!

13

Хосар спал, когда кто-то нервно постучал в хлипкую дверь его дома.

Над Эдессой еще не рассвело, однако царский стражник, стоявший за дверью, передал Хосару распоряжение от самой царицы. Он, Хосар, должен был сегодня, перед заходом солнца, явиться во дворец вместе с Фаддеем.

Хосар подумал, что царица, мучившаяся бессонницей и потому бодрствовавшая по ночам у изголовья Абгара, не отдавала себе отчета в том, что сейчас еще слишком рано. Однако по нервному виду царского стражника Хосар понял, что дело серьезное.

Он сообщил об этом Фаддею и сказал, что под вечер они поднимутся на холм, на котором находится царский дворец. Оба почувствовали: произошло что-то значительное.

Затем, стоя на коленях и молясь, Хосар пытался понять, что вызвало обеспокоенность, которая терзала его душу.

Несколькими часами позже в его дом пришел Изаз, а почти сразу за ним – Фаддей. Племянник Хосара, умный и физически крепкий юноша, рассказал ему о слухах, ходивших во дворце: состояние Абгара ухудшалось прямо на глазах, и врачи говорили, что мало надежды на то, что он сумеет выжить, – в его организме происходила решительная схватка между жизнью и смертью.

Видимо, осознавая это, Абгар попросил царицу созвать к его ложу нескольких верных друзей: он хотел дать им наставления, что им следует делать после его смерти. Именно поэтому царица и позвала их, в том числе и Изаза, к его большому удивлению.

Когда они прибыли во дворец, их немедленно проводили в царские покои. Лежавший на кровати царь казался еще бледнее, чем раньше. Царица, освежавшая лоб супруга куском материи, пропитанной розовой водой, облегченно вздохнула, увидев их.

Через мгновение в комнату вошли еще двое: Марций, царский архитектор, и Сенин, самый богатый купец Эдессы, который был родственником царя и его верным другом.

Царица показала жестом, чтобы они приблизились к Абгару, а затем выслала из помещения слуг и приказала стражникам закрыть двери и никого не впускать.

– Друзья, я хотел попрощаться с вами и отдать свои последние распоряжения.

Голос Абгара был слабым. Царь уже и сам чувствовал, что умирает, и то уважение и привязанность, которые присутствующие испытывали к нему, удержали их от попыток утешать его ложными надеждами. Они молча слушали, что говорил им царь.

– Мои доносчики доложили мне, что, когда я умру, мой сын Маану начнет жестокое преследование христиан и лишит жизни некоторых из вас. Фаддею, Хосару и тебе, Изаз, следует покинуть Эдессу еще до того, как я умру, потому что тогда некому будет защитить вас. Маану не посмеет убить ни Марция, ни Сенина, хотя он и знает, что они христиане. Они принадлежат к знатным семьям Эдессы, которые в случае убийства Марция или Сенина могут возжаждать мести. Маану сожжет храмы, воздвигнутые в честь Иисуса, и то же самое он сделает с домами некоторых из моих подданных, наиболее известных своей приверженностью христианской вере. Многие мужчины, женщины и дети будут убиты, чтобы запугать христиан и заставить их вновь поклоняться прежним богам. Я опасаюсь за погребальный саван Иисуса, боюсь, что это полотно, являющееся священным, может быть уничтожено. Маану поклялся сжечь его на рыночной площади на глазах у жителей Эдессы, и он сделает это в тот самый день, когда я умру. Вы, друзья мои, должны спасти его.

Пять человек молча слушали наставления царя. Хосар посмотрел на царицу и впервые осознал, что осанка у нее уже не та, какой была раньше, а волосы, видневшиеся за складками ее вуали, стали совсем седыми. Эта женщина постарела, хотя у нее по-прежнему сияли глаза, а жесты, как всегда, были преисполнены величия. Что станется с ней? Хосар знал, что Маану, ее сын, ненавидит ее.

Абгар интуитивно почувствовал озабоченность Хосара. Он ведь знал, что его друг всегда был тайно влюблен в царицу.

– Хосар, я просил царицу уехать отсюда, пока не поздно, но она не внемлет моим увещеваниям.

– Госпожа, – сказал Хосар, – ваша жизнь подвергается еще большей опасности, чем наша.

– Хосар, я – царица Эдессы, а царице не пристало бегать. Если мне суждено умереть, я умру рядом с теми, кто, как и я, верит в Иисуса. Я не оставлю тех, кто доверяет нам, не оставлю друзей, рядом с которыми я молилась. Я останусь рядом с Абгаром, потому что не смогу бросить его. Пока царь жив, Маану не посмеет ничего со мной сделать. А теперь послушайте, что задумал царь.

Абгар приподнялся на своем ложе, взяв при этом царицу за руку. В последнее время они часто обсуждали свои замыслы ночи напролет, не раз с удивлением замечая под утро, что ночь уже прошла и вот-вот взойдет солнце. Теперь же царь собирался изложить свои планы любимейшим из друзей.

– Вот вам мое последнее распоряжение: спасите погребальный саван Иисуса. Он чудесным образом вернул меня к жизни, и я смог дожить до старости. Это священное льняное полотно принадлежит не мне, оно принадлежит всем христианам, и вы должны сохранить его для них. Однако прошу вас не вывозить его из Эдессы, пусть именно этот город хранит его еще сотни и сотни лет. Иисус хотел приехать сюда, а потому именно здесь пусть оно и находится. Фаддей, Хосар, вы должны передать этот саван Марцию. Ты же, Марций, придумаешь, куда его спрятать, чтобы уберечь святыню от гнева Маану. Тебя, Сенин, я прошу помочь Фаддею и Хосару, а также этому юноше, Изазу, уехать отсюда. Мой сын не посмеет напасть ни на один из твоих караванов. Я отдаю этих людей под твое покровительство.

– Абгар, где же я спрячу Священное Полотно? – спросил Марций.

– Это ты решишь сам, любезный мой друг. Ни царица, ни даже я не будем знать об этом, хотя ты и должен сообщить эту тайну какому-нибудь человеку, которому также следует выбраться отсюда в безопасное место при помощи Сенина. Я чувствую, как жизнь уходит из меня. Не знаю, сколько еще дней мне осталось жить, но надеюсь, что их хватит для того, чтобы вы успели выполнить мою просьбу.

Затем царь, зная, что в любой момент может случиться непоправимое, нежно попрощался со всеми.

* * *

Уже рассветало, когда Марций пришел к восточной стене. Рабочие ждали его, чтобы получить наставления. Будучи царским архитектором, Марций занимался не только возведением зданий, которые должны были прославить Эдессу, – он руководил всеми строительными работами в этом городе, в том числе и здесь, на восточной стене, где возводились новые ворота.

Марций удивился, увидев Марвуза, разговаривавшего с Иеремином, бригадиром рабочих.

– Приветствую тебя, Марций.

– Что нужно здесь начальнику царской стражи? Разве Абгар послал за мной?

– Меня послал Маану, который скоро станет царем.

– Станет, если на то будет Божья воля.

Хохот Марвуза раскатился эхом в утренней тишине.

– Станет, Марций, станет, и ты знаешь это, потому как ты сам был вчера у Абгара. Ведь уже очевидно, что смерть вот-вот придет за ним.

– Что тебе нужно? Говори быстро, потому что я должен работать.

– Маану хочет знать, что замышляет Абгар. Ему известно, что не только ты, но и Сенин, Фаддей, Хосар, а еще и писец Изаз были вчера вечером у царя. Наследник престола хочет, чтобы ты знал, что, если ты будешь верным ему, тебе не причинят вреда. В противном случае он не думает, что тебе удастся спастись.

– Ты пришел угрожать мне от имени Маану? Так мало уважает наследник престола себя самого? Я слишком стар, чтобы чего-то бояться. Маану всего лишь может лишить меня жизни, которая и так уже подходит к концу. А теперь ступай и не мешай мне работать.

– Так ты мне расскажешь, что вам сказал Абгар?

Марций, не ответив Марвузу, отвернулся от него и начал рассматривать раствор из глины, который замешивал один из рабочих.

– Ты пожалеешь об этом, Марций! Ты пожалеешь! – воскликнул Марвуз, повернул своего коня и галопом поскакал в сторону дворца.

В течение последующих часов Марций был всецело погружен в работу. Бригадир рабочих исподтишка наблюдал за ним. Марвуз предложил ему за плату шпионить за Марцием, и он согласился. Он чувствовал, что предает этого пожилого человека, который всегда был добр к нему, однако время Марция уже прошло, а Марвуз заверил бригадира, что Маану вознаградит его за оказываемые услуги.

Солнце уже сияло вовсю, когда Марций подал знак бригадиру, что пришло время сделать перерыв и отдохнуть. Пот струился по телам рабочих, да и сам бригадир уже чувствовал, что устал и нуждается в отдыхе.

Как раз в этот момент двое молодых слуг из дома Марция принесли две корзины, в которых, как увидел бригадир, находились свежие фрукты и вода. Архитектор тут же поделился ими с рабочими.

В течение последующего часа все отдыхали, хотя Марций, как обычно, был погружен в свои планы и то поднимался, то спускался по строительным лесам, проверяя при этом прочность стены, которую они расширяли, и ощупывая периметр ворот, – позднее он собирался его украсить.

Бригадир закрыл глаза, чувствуя, как сильно он устал, да и у рабочих не было сил даже на разговоры.

Затем они возобновили работу, и Марций не отпускал их до тех пор, пока солнце не склонилось к горизонту. Бригадир так и не заметил ничего необычного в действиях Марция, однако все же направился в таверну Требола на встречу с Марвузом.

Архитектор же попрощался со всеми и пошел домой в сопровождении своих слуг.

Марций, овдовевший много лет назад и не имевший детей, относился к двум своим молодым слугам так, как будто они были его детьми. Так же как и хозяин, они были христианами, а потому Марций знал, что они его не предадут.

Прошлой Ночью, перед тем как уйти из дворца Абгара, он договорился с Фаддеем и Хосаром, что, когда он решит, где спрячет погребальный саван Иисуса, пошлет им об этом весточку. Они выработали план, согласно которому Хосар должен был передать Марцию саван, стараясь, чтобы об этом не узнал Маану, по чьему приказу, как предупреждал их Абгар, за ними могли следить. Они также решили, что Марций сообщит о том, где спрятано полотно, лишь Изазу, чтобы тот, получив от царского архитектора эту информацию, сразу же уехал из города с помощью Сенина. По настоянию Фаддея Изаз должен был поехать в Сидон, где имелась маленькая, но процветающая христианская община. Духовный руководитель общины, Тимей, был послан туда проповедовать самим Петром. Изаз, добравшись до Сидона, попросит покровительства у Тимея, и тот решит, как поступить с погребальным саваном Христа.

Несмотря на увещевания Абгара, настаивавшего на том, что они должны спасти свои жизни, Фаддей и Хосар решили остаться в Эдессе, чтобы разделить судьбу остальных христиан. Ни тот ни другой не хотели покидать саван, хотя не знали, где его спрятал Марций.

Фаддей и Хосар, собираясь вместе с другими христианами города в храме, молились вместе об Абгаре и просили Бога, чтобы он еще раз проявил к нему милосердие.

В то утро Хосар тщательно свернул полотно и, согласно плану, выработанному Марцием, спрятал его на дне корзины. Еще до того, как солнце начало припекать, он пришел с корзиной на рынок и стал бродить по нему, разговаривая с торговцами. В установленное время он увидел одного из молодых слуг Марция, покупавшего своему хозяину фрукты. Хосар подошел к нему и ласково его поприветствовал. У юноши была такая же корзина, как у Хосара, и они потихоньку обменялись ими. Никто из окружающих ничего не заметил, тем более что для соглядатаев Маану не было ничего подозрительного в том, что Хосар пообщался с христианином, который был слугой его друга Марция.

Никаких подозрений не возникло и у бригадира рабочих, когда он увидел, что Марций, забравшись на строительные леса с корзиной фруктов в руках, берет из корзины яблоко и, рассеянно откусывая от него, ходит по лесам туда-сюда, пробует прочность стены, которую они утолщали, и закладывает полости в кладке кирпичами из обожженной глины. Бригадир лишь подумал о том, что Марцию всегда нравилось возиться с кирпичами и он частенько занимался этим даже во время полуденного перерыва, когда стояла умопомрачительная жара.

Марций освежился холодной водой, принесенной в его комнату одним из слуг. Отдохнув от дневной жары, царский архитектор надел новую тунику. Он чувствовал, что его дни сочтены. Как только Абгар умрет, Маану захочет узнать, где находится Священное Полотно, чтобы уничтожить его, и тогда новый царь подвергнет пыткам всех, кто, по его мнению, может это знать. Он, Марций, был одним из ближайших друзей Абгара, а потому Маану, естественно, посчитает, что Марций знает эту тайну. Поэтому Марций решил переговорить с Фаддеем и Хосаром этим же вечером, чтобы довести до логического завершения их план и переправить Изаза в безопасное место.

В сопровождении двух юных слуг он направился в храм, где, как он знал, молятся его друзья. Придя туда, он встал в сторонке, подальше от людских глаз, – Абгар настоятельно просил их опасаться соглядатаев Маану.

Изаз заметил Марция, стоявшего под прикрытием тени. Наступил момент, когда Изаз по просьбе Фаддея и Хосара стал помогать им раздавать хлеб и вино верующим. Воспользовавшись этим, юноша приблизился к Марцию, и тот тихонько сунул ему тщательно сложенный кусочек пергамента, который Изаз тут же незаметно спрятал в складках своей одежды. Затем он поискал взглядом высокого сильного человека, который, похоже, ждал его сигнала. Изаз тихонько вышел из храма и, сопровождаемый силачом, поспешно направился в караван-сарай.

Караван Сенина готовился покинуть Эдессу. Харран, которому Сенин поручил привести караван в Сидон, с нетерпением ждал Изаза.

Увидев Изаза и могучего силача (его звали Ободас), Харран показал им предназначенное для них место в караване и отдал распоряжение отправляться в путь.

Когда рассвело, Изаз развернул переданный ему Марцием пергамент и прочел две строчки, в которых архитектор четко указывал, где он спрятал Священное Полотно. Затем Изаз разорвал пергамент на мелкие кусочки и развеял их по пустыне.

Ободас внимательно наблюдал за ним, а еще за тем, что происходило вокруг. Он получил от Сенина приказ обеспечить безопасность этого юноши, пусть даже ценой собственной жизни.

Лишь через трое суток Харран и Ободас решили, что они удалились от Эдессы на достаточное расстояние, и сделали небольшой привал, чтобы отдохнуть, а еще отправили гонца к Сенину. Каравану понадобилось еще три дня, чтобы достичь места назначения, и тогда Изаз наконец-то оказался в безопасности.

* * *

Абгар был при смерти. Царица приказала позвать Фаддея и Хосара, чтобы сообщить им о том, что жить Абгару осталось лишь несколько часов, а может быть и минут: жизнь в теле царя угасала буквально на глазах. Он уже не узнавал свою супругу.

Прошло десять дней с тех пор, как Абгар собрал в этой самой комнате своих друзей и разговаривал с ними до поздней ночи. Теперь царь лежал неподвижно, не открывая глаз, и лишь след его дыхания на подносимом ко рту зеркале показывал, что он еще жив.

Маану не покидал дворец, с нетерпением ожидая, когда умрет царь. Царица не позволяла ему заходить в царские покои, но в этом и не было необходимости: он и так знал, что там происходит, подкупив молодую рабыню посулами дать ей свободу, если она будет сообщать ему обо всем, что творится в опочивальне Абгара.