Текст книги "Тайна Святой Плащаницы"

Автор книги: Хулия Наварро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

– Я тебе служу, Аддай, и служу хорошо. Моя мать отдала меня тебе в услужение, когда мне было десять лет. Она считала за честь то, что ее сын будет тебе служить. Умирая, она попросила меня, чтобы я всегда заботился о тебе.

– Твоя мать была святой женщиной.

– Она была простодушной женщиной, принимавшей учение своих предков без тени сомнения.

– Так что же, у тебя есть сомнения в нашей вере?

– Нет, Аддай, я верю в Господа Бога и Иисуса, но я сомневаюсь в правильности того, что духовные пастыри нашей Общины уже несколько веков охвачены одержимостью. Бога нужно любить всем сердцем.

– Ты осмеливаешься подвергать сомнению сами основы существования нашей Общины! Ты осмеливаешься говорить, что святые пастыри – мои предшественники – ошибались! Думаешь, легко выполнять заповеди наших предков?

Гунер наклонил голову. Он знал, что Аддай нуждается в нем и любит его как брата, потому что он был единственным, кто был близок к Аддаю. Пробыв его слугой много лет, Гунер знал, что только перед ним Аддай именно такой, какой он есть на самом деле: вспыльчивый человек, обремененный тяжестью возложенной на него ответственности, не доверяющий никому и величественно демонстрирующий свою власть всем и каждому, но только не ему, Гунеру, стирающему его одежду, чистящему его костюмы, поддерживающему порядок в его спальне. Только он, Гунер, видел, как у Аддая гноились глаза и каким он был потным и грязным после того, как переболел лихорадкой. Только он, Гунер, знал о допущенных этим человеком промахах и о его отчаянных попытках выглядеть величественным перед людьми, духовным пастырем которых он являлся.

Гунер никогда не разлучался с Аддаем. Он дал обет целомудрия и послушания, и его семья – его родители, когда они еще были живы, а теперь его братья и сестры и их дети – пользовалась небольшими материальными привилегиями, которые предоставлял Аддай, а еще уважением, оказываемым в Общине.

Гунер уже сорок лет служил Аддаю и знал его так же хорошо, как и самого себя, а потому боялся его, несмотря на доверие, которое возникло между ними с течением времени.

– Как ты думаешь, может ли среди нас быть предатель?

– Да, может.

– Ты подозреваешь кого-нибудь?

– Нет.

– А если вдруг заподозришь кого-нибудь, ты ведь не скажешь мне об этом, так ведь?

– Нет, не скажу, если только не буду уверен, что мои подозрения оправданы. Я не хочу никому навредить лишь какими-то подозрениями.

Аддай пристально посмотрел на него. Завидуя доброте Гунера, его сдержанности, он иногда думал, что в действительности Гунер был бы лучшим пастырем, чем он сам. Те, кто избрал его, совершили ошибку, придавая слишком много значения его происхождению в силу нелепой старинной традиции преклоняться потомкам великих людей, оказывая им почести и предоставляя им привилегии, зачастую абсолютно незаслуженные.

Семья Гунера была обычной крестьянской семьей, и предки Гунера, так же как и предки Аддая, хранили тайну их веры.

А что, если отказаться от своего поста? Если созвать совет и предложить, чтобы духовным пастырем избрали Гунера? Но Аддай знал, что с ним не согласятся, даже могут подумать, что он сошел с ума. Ему иногда казалось, что он и в самом деле потихонечку сходит с ума, играя роль пастыря, подавляя свою человеческую суть, пытаясь сдерживать свою – греховную – вспыльчивость, борясь за укрепление веры в своей пастве, когда это требовалось, и, храня тайны Общины.

Он с болью вспомнил тот день, когда его отец, очень взволнованный, привел его в этот дом, где до этого жил прежний пастырь – прежний Аддай.

Его отец, уважаемый в Урфе человек, тайный борец за истинную веру, еще с детства говорил ему, что если он будет хорошо себя вести, то когда-нибудь сможет стать преемником тогдашнего Аддая. Он отвечал отцу, что ему этого не хочется, что ему больше нравится бегать по зеленым садам, плавать в речке и общаться со сверстниками – такими же юными, как и он.

Ему тогда очень нравилась дочка их соседей, хорошенькая Рания – девочка с миндалевидными глазами и темными волосами. Он часто думал о ней, лежа ночью в своей комнате.

Однако у отца были совсем другие планы, а потому, едва он повзрослел, отец привел его жить в дом тогдашнего Аддая, заставив дать соответствующие обеты, чтобы подготовить сына к миссии, которую, как считалось, на него возлагает сам Бог. Его решили сделать Аддаем, не спрашивая его согласия.

Его единственным другом все эти мучительные годы был Гунер, который никогда не выдавал его – даже тогда, когда он, тайно выскользнув из своего жилища, шел к дому Рании в надежде увидеть ее хотя бы издалека.

Гунер, так же как и он сам, был заложником воли своих родителей, подчиняться которым было для него делом чести. Эти бедные крестьяне желали для своего сына – да и для всей их семьи – лучшей доли, чем тяжкий труд от зари до зари. Родители же Аддая избрали для него такой жизненный путь, который, по их мнению, соответствовал социальному положению их семьи.

Они оба – и Аддай, и Гунер – подчинились воле своих родителей, оставшись при этом в душе совсем другими – самими собой.

21

Иоанн, войдя в сад, увидел Ободаса, копающего землю, о чем-то глубоко задумавшегося.

– А где Тимей?

– Разговаривает с Изазом. Ты же знаешь, что он обучает Изаза, готовя его к тому, чтобы он когда-нибудь стал хорошим пастырем Общины.

Ободас вытер тыльной стороной руки пот со лба и пошел вслед за Иоанном в дом.

– У меня есть новости.

Тимей и Изаз выжидающе посмотрели на Иоанна.

– Прибыл караван. А вместе с ним – Харран.

– Харран! Вот радость! Пойдем повидаемся с ним, – сказал Изаз и вскочил на ноги.

– Подожди, Изаз. Караван принадлежит не Сенину, хотя Харран и приехал с этим караваном.

– Ну и что? Бога ради, Иоанн, рассказывай же!

– Да, будет лучше, если ты узнаешь об этом от меня. Харран теперь слепой. Когда он вернулся в Эдессу, Маану приказал выколоть ему глаза. Его друга Сенина убили, а тело отнесли в пустыню и бросили там, на съедение диким зверям. Харран клялся, что точно не знает, где ты находишься, что он оставил тебя у ворот Тира и что теперь ты, наверное, в Греции. Это вызвало еще больший гнев Маану.

Изаз начал плакать: он чувствовал себя виновным в том, что случилось с Харраном. Тимей ласково сжал его руку.

– Пойдемте, найдем его в караван-сарае, приведем его сюда, и пусть он, если захочет, останется с нами.

– Я настаивал, чтобы он пошел со мной, но он не согласился. Он хотел, чтобы ты узнал о его состоянии еще до того, как он появится здесь. Ему не хочется, чтобы ты чувствовал себя обязанным облегчить его участь.

Изаз в сопровождении Ободаса и Иоанна направился в караван-сарай. Один из начальников каравана показал им, где найти Харрана.

– Во главе этого каравана – родственник Харрана, он согласился привезти Харрана сюда. У Харрана не осталось в Эдессе никого: его жена и дети убиты, а его друга Сенина пытали и убили на глазах тех, кто захотел посмотреть на его страдания. Маану подверг жестоким преследованиям всех друзей Абгара.

– Но Харран не был другом Абгара…

– Но им был друг Харрана Сенин, и тот не захотел рассказать царю, где спрятан погребальный саван Иисуса, исцеливший Абгара. Маану приказал разрушить дом Сенина и сжечь все его имущество. Он даже велел развести огромный костер и уничтожить животных Сенина. А еще подверг бичеванию слуг Сенина, причем некоторым из них отрубили руки, а другим – ноги. Харрану же выкололи глаза, потому что он водил караваны Сенина через пустыню. Харран должен радоваться уже тому, что остался жив.

Они увидели Харрана, сидевшего на полу. Изаз помог Харрану встать и обнял его.

– Харран, мой добрый друг!

– Изаз? Это ты?

– Да, Харран, это я. Я пришел за тобой. Пойдем со мной. Мы будем заботиться о тебе, и ни в чем тебе не будет недостатка.

Тимей принял Харрана весьма любезно. Было решено, что Харран временно поживет в доме Иоанна – до тех пор пока не пристроят еще одно помещение к маленькому дому Тимея, в котором уже жили Изаз и Ободас.

Харран успокоился, узнав, что он обретет здесь приют и ему не придется просить милостыню. Дрожащим голосом он рассказал о том, что Маану приказал сжечь дома христиан за их веру в Иисуса. Царь не пощадил даже знатные семьи Эдессы. Он не испытывал жалости ни к старикам, ни к женщинам, ни к детям. Кровь невинных залила белый мрамор зданий города, а воздух пропитался запахом смерти.

Ободас дрожащим голосом спросил, что же стало с его семьей, с отцом и матерью, которые служили Сенину и были такими же христианами, как и он.

– Они мертвы. Мне очень жаль, Ободас.

По лицу великана потекли слезы, и все попытки Тимея и Изаза его утешить были тщетными.

Затем Изаз спросил о том, о чем все никак не решался спросить: что сталось с его дядей Хосаром и с Фаддеем.

– Хосара убили на городской площади, так же как и Сенина. Маану хотел, чтобы смерть знатных людей послужила предупреждением простолюдинам и чтобы все осознали, что он не будет милосердным к христианам, кем бы они ни были… Хосар не издал ни стона. Маану пришел посмотреть на его мучения, а еще заставил прийти и царицу. Все мольбы его матери ни к чему не привели. Царица опустилась на колени и просила сохранить жизнь твоему дяде, а царь, ее сын, радостно смеялся, видя, как страдает Хосар. Мне очень жаль, Изаз… Тяжела ноша того, кто несет известие о смерти.

Изаз с трудом сдерживал слезы. Да и всем присутствующим было отчего горевать: каждый из них либо пострадал сам, либо потерял кого-нибудь из близких. Изаз почувствовал, что его все больше и больше охватывает жажда мести.

Мудрый Тимей наблюдал за ним, зная, какая напряженная борьба сейчас происходит в сердце Изаза, да и в сердце Ободаса.

– Месть – не решение проблемы, – сказал Тимей. – Я знаю, вы оба утешились бы, если бы увидели, что Маану умирает в муках. Но я вас уверяю: он будет покаран, ибо ему придется отвечать за содеянное перед самим Богом.

– Однако разве ты не говорил, Тимей, что Богу присуще безмерное милосердие? – спросил Ободас сквозь слезы.

– Да, но ему присуща еще и безмерная справедливость.

– А царица? Она еще жива? – спросил Изаз, боясь услышать ответ.

– После смерти твоего дяди никто ее больше не видел. Некоторые из дворцовых слуг утверждают, что она умерла от горя и что Маану приказал отнести ее тело в пустыню на съедение диким зверям. Другие же говорят, что царь приказал ее убить. Так или иначе, никто ее больше не видел. Мне очень жаль, Изаз, что приходится сообщать такие печальные новости.

– Друг мой, вестник не виновен в том, о чем он сообщает – сказал Тимей. – Давайте помолимся вместе и попросим Бога, чтобы он избавил наши сердца от гнева и помог нам вынести боль утраты близких нам людей.

22

Ночной воздух был пропитан запахом цветов. Рим сверкал у ног гостей Джона и Лизы Бэрри, стоявших на просторной изящной террасе, возвышавшейся над городом.

Лиза нервничала. Джон разозлился, когда после его возвращения из Вашингтона она сообщила ему, что решила устроить вечеринку в честь Мэри и Джеймса и пригласила на эту вечеринку Марко и Паолу. Он обвинил свою супругу в вероломстве по отношению к ее сестре.

– А ты скажешь Мэри, с какой целью пригласила Марко? Нет, конечно же, нет, потому, как и не сможешь, и не должна этого делать. Марко – наш друг, и я намерен помогать ему в том, что ему необходимо, однако не надо втягивать в это наших родственников, да и тебе не следует совать нос в расследования, проводимые Департаментом произведений искусства. Лиза, ты моя жена, и у меня нет от тебя секретов, однако я прошу тебя не вмешиваться в мою работу. Я же не вмешиваюсь в твою! Как ты можешь использовать свою сестру, да и ради чего? Какое тебе дело до пожара в соборе?

Это был первый неприятный разговор между ними за многие-многие годы. Джон заставил ее почувствовать себя виноватой. Да она и сама осознавала, что, пытаясь угодить своим друзьям, действовала уж слишком опрометчиво.

Впрочем, Мэри не высказала неудовольствия, когда Лиза послала ей по электронной почте список приглашенных. Да и ее племянница Джина не стала возражать, увидев в списке имя Марко Валони и его супруги Паолы: она знала, что эти двое – близкие друзья ее дяди и тети. Она уже встречалась с ними несколько раз, и они казались ей приятными симпатичными людьми. Правда, Джина спросила, кто такая эта сеньора Галлони, которая должна прийти вместе с четой Валони. Лиза ей объяснила, что это очень образованная женщина, работает она в Департаменте произведений искусства, и ее очень ценят супруги Валони. Больше вопросов Джина не задавала.

Четыре официанта разносили на подносах коктейли. Когда Марко Валони, Паола и София вошли в дом, они не смогли скрыть своего удивления: среди гостей были два министра, кардинал, несколько дипломатов, в том числе посол Соединенных Штатов, бизнесмены, преподаватели – коллеги Лизы, а также несколько археологов – друзья Джины.

– Я чувствую, что я здесь не ко двору, – шепнул Марко сопровождавшим его женщинам.

– Я тоже, – ответила Паола, – но отступать поздно. София стала искать взглядом Умберто Д'Алакву. Он стоял в стороне и разговаривал со светловолосой женщиной, красивой и изысканной, немного похожей на Лизу. Собеседники смеялись, и было заметно, что они чувствовали себя непринужденно в обществе друг друга.

– Добро пожаловать. Паола, какая ты красивая! А вы, наверное, доктор Галлони. Рад познакомиться.

Марко догадывался, что Джон чувствует себя неловко. Он и сам пребывал в некотором напряжении с того момента, как Лиза пригласила его на эту вечеринку. Он даже пытался найти причину, чтобы отклонить это приглашение, пытался придумать какой-нибудь хитроумный, но вежливый повод не приходить сюда, причем сам он толком не понимал, зачем ему этот повод.

Лиза, улыбаясь, подошла к ним. Марко показалось, что она тоже испытывает неловкость, как и Джон. «А может, я просто превращаюсь в параноика? – подумал Марко. – Может, поэтому улыбка Лизы представляется мне гримасой, а в спокойном взгляде Джона мне чудится беспокойный блеск?»

Джина также подошла поздороваться с ними, и ее тетя тут же поручила ей представить Марко, Паолу и Софию остальным гостям.

Джон заметил, какое впечатление произвела София на мужчин. Большинство из них, в том числе и кардинал, украдкой поглядывали на нее. Вскоре она уже разговаривала в группе гостей, состоявшей из нескольких послов, министра, трех бизнесменов и банкира.

Одетая в белый костюм от Армани, с распущенными светлыми волосами, без каких-либо украшений, не считая сережек с маленькими бриллиантами и часов от Картье, София, без сомнения, была самой красивой женщиной на этой вечеринке.

Разговор шел о войне в Ираке, и министр вежливо поинтересовался у Софии ее мнением по этому вопросу.

– Вообще-то я против этой войны. По-моему, Саддам Хусейн не представляет угрозы ни для кого, кроме своего собственного народа, – заявила София.

Она оказалась единственной из присутствующих, кто негативно отозвался о войне, и разговор тут же оживился. София высказала множество доводов против войны, привела поучительные примеры из истории и, в конце концов, положила своих оппонентов на обе лопатки.

Марко и Паола тем временем разговаривали с двумя археологами из числа друзей Джины, которые тоже чувствовали себя здесь не в своей тарелке.

София не выпускала из поля зрения светловолосую женщину, любезно разговаривавшую с Д'Алаквой. Увидев, что Джон подошел к Марко и Паоле, София извинилась перед собеседниками и присоединилась к своим друзьям.

– Спасибо, что пригласили меня, сеньор Бэрри, – сказала она.

– Нам очень приятно, что вы смогли составить компанию нашим хорошим друзьям Марко и Паоле…

Светловолосая женщина улыбнулась и слегка помахала рукой.

– Это сестра моей жены, Мэри Стюарт.

– Она очень похожа на Лизу, – сказал Марко. – Ты нас представишь?

София наклонила голову: она поняла, что Марко подыгрывает ей. Мэри Стюарт разговаривала с Д'Алаквой, а значит, сейчас они окажутся рядом с ним.

В этот момент подошла Лиза.

– Дорогая, Марко хотел бы познакомиться с Мэри и Джеймсом.

– Чудесно!

Лиза подвела их всех к группе гостей, в которой находились ее сестра, Д'Алаква и еще две-три пары. София пристально посмотрела на Д'Алакву, но тот и глазом не моргнул. Узнал ли он ее?

– Мэри, я хочу познакомить тебя с одними из наших лучших друзей – Марко и Паолой Валони, а также с доктором Софией Галлони.

Светловолосая женщина одарила их приветливой улыбкой и, в свою очередь, стала знакомить их с окружающими. Д'Алаква лишь слегка наклонил голову в знак приветствия и равнодушно улыбнулся.

– Очень рада с вами познакомиться. Вы археологи, как и моя сестра? – любезно спросила Мэри Стюарт.

– Нет, Мэри. Видишь ли, Марко – директор Департамента произведений искусства, Паола – преподаватель в университете, а София работает вместе с Марко.

– Департамент произведений искусства? А что это?

– Мы являемся специальной группой, расследующей преступления, связанные с произведениями искусства: их кражу, подделку, контрабанду…

– О, это так интересно! – воскликнула Мэри Стюарт без особого интереса. – Мы как раз разговаривали о «Христе» Эль Греко и его продаже на аукционе в Нью-Йорке… Я пытаюсь заставить Умберто признаться, купил он его или нет.

– К сожалению, еще нет, – заявил Д'Алаква.

София, нервничая, промолчала, хотя и озадаченно посмотрела на Д'Алакву. Тот совершенно непринужденным и равнодушным тоном обратился к ней:

– Как идет ваше расследование, доктор Галлони?

Мэри и другие гости с удивлением посмотрели на него.

– Так вы друг друга знаете? – спросила Мэри.

– Да. Несколько недель назад доктор Галлони приходила ко мне в Турине. Вы же слышали о пожаре в соборе. Департамент произведений искусства тогда расследовал – а может, все еще продолжает расследовать – обстоятельства этого пожара.

– А причем здесь ты? – спросила Мэри.

– Дело в том, что работы в соборе проводит предприятие КОКСА. Доктор Галлони пыталась выяснить, был ли этот пожар случайностью или же его кто-то устроил.

Марко кусал губы. Он подумал о том, что Д'Алакве присуще удивительное самообладание, поэтому в данной ситуации ему ничего не стоило публично продемонстрировать абсолютное равнодушие к расследованию, проводимому Департаментом произведений искусства. Это был один из способов подтверждения своей непричастности.

– Скажите, доктор Галлони, этот инцидент действительно мог быть спровоцирован? – спросила одна из женщин – принцесса, часто появлявшаяся на обложках журналов сентиментального содержания.

София сердито посмотрела на Д'Алакву. Из-за него она теперь чувствовала себя словно бы разоблаченной, как будто она незаконно проникла на эту вечеринку. Паоле и Марко также стало не по себе.

– Когда случается какой-нибудь инцидент в таком месте, где находится множество произведений искусства, – в данном случае это собор – мы просто обязаны проанализировать все возможные версии.

– И вы уже пришли к какому-нибудь выводу? – не унималась принцесса.

София посмотрела на Марко, и тот, кашлянув, вмешался в разговор.

– Принцесса, наша работа – гораздо более прозаичная, чем может показаться. Италия – страна с огромным культурным наследием, и наша задача состоит в том, чтобы сберечь его.

– Да, но…

Лиза, нервничая, попыталась сменить тему, громко попросив официанта принести им еще вина. Джон воспользовался этим, чтобы, легонько взяв Марко за руку, увести его вместе с Паолой к другой группе гостей. София, однако, осталась на месте и не сводила глаз с Д'Алаквы.

– София, – обратилась к ней Лиза, намереваясь увести ее, – я хочу тебя познакомить с профессором Россо. Он проводит раскопки Геркуланума.

– А на чем вы специализируетесь, доктор Галлони? – спросила Мэри.

– Я – доктор истории искусства и лицензиат по мертвым языкам и итальянской филологии. Я владею английским, французским, испанским, греческим языками и – более или менее – арабским.

София сказала это с гордостью, но тут же почувствовала, что выглядит смешной: она пыталась произвести впечатление на этих богачей, которым в действительности было наплевать на то, что она собой представляет и какими знаниями обладает. Ее вдруг захлестнула ярость от осознания того, что все эти красивые женщины и мужчины-богатеи разглядывают ее, как какое-нибудь редкое насекомое. Лиза еще раз попыталась увести ее.

– Так ты идешь, София?

– Лиза, позволь нам поговорить с доктором Галлони.

Слова Д'Алаквы удивили Софию. Лиза пожала плечами, но все же попыталась увести хотя бы свою сестру и тех, кто стоял рядом с ней. Неожиданно София и Д'Алаква остались вдвоем.

– Вы как будто чувствуете себя скованной, доктор Галлони. Почему?

– Да, я действительно чувствую себя скованной и не нахожу этому причины.

– Вам не нужно быть такой напряженной. И тем более не следует обижаться на Мэри из-за того, что она спросила вас о вашей специальности. Мэри – удивительная женщина, она умна и рассудительна, и ее вопрос был задан без задней мысли, поверьте.

– Полагаю, что все было именно так, как вы говорите.

– В действительности вы и ваши друзья пришли на эту вечеринку, чтобы пообщаться со мной. Я ошибаюсь?

Это заявление Д'Алаквы заставило Софию покраснеть. Она снова почувствовала, что допустила оплошность.

– Это не так. Видите ли, все дело в том, что мой шеф – друг Джона Бэрри, и я…

– Вы без особого повода явились тогда ко мне в кабинет, а все потому, что вы с шефом решили подобраться ко мне поближе. Это достаточно очевидно.

София почувствовала, что ее лицо стало пунцовым. Она не была готова к подобной дуэли. Откровенность этого человека, его взгляд, спокойный и равнодушный тон заставили ее осознать его умственное превосходство над ней.

– С вами нелегко разговаривать, – все же сказала она.

– Да, нелегко, однако воспользуйтесь ситуацией и спросите меня о том, о чем хотели спросить.

– Я вам уже говорила: мы подозреваем, что инцидент в соборе был спровоцирован, и это мог сделать только кто-то из ваших рабочих. Что скажете?

– Вы знаете, что у меня нет ответа на этот вопрос, но, если у вас есть какие-то конкретные подозрения, изложите их мне, и тогда будет видно, смогу ли я вам чем-нибудь помочь.

С другой стороны террасы за ними наблюдали Марко и Лиза. Джон, будучи уже не в силах сдержать свою нервозность и досаду, отправил Лизу «освободить» Д'Алакву.

– Извини, София, но многие друзья Умберто, присутствующие здесь, хотели бы поговорить с ним, а ты его узурпировала. Мой деверь Джеймс искал тебя, Умберто…

София почувствовала себя униженной. Лиза из-за своей нервозности невольно обидела ее.

– Лиза, это я узурпировал доктора Галлони, и ты не станешь мне в этом препятствовать, хорошо? Я уже давно ни с кем не разговаривал с таким интересом.

– О-о, ну, конечно же, я… В общем, если вам что-нибудь понадобится…

– Вечер сегодня чудесный, ужин – просто замечательный, а вы с Джоном – прекрасные и гостеприимные хозяева. Я благодарен вам за то, что вы меня пригласили пообщаться с Мэри и Джеймсом. Спасибо тебе, Лиза.

Лиза посмотрела на него с удивлением и оставила Д'Алакву и Софию одних. Она подошла к Джону и что-то шепнула ему на ухо.

– Спасибо, – сказала София.

– Пожалуйста, доктор Галлони. Но не недооценивайте себя.

– За мной этого не замечалось.

– Надо сказать, что здесь это заметно.

– Было глупостью с моей стороны прийти сюда.

– Это вполне очевидно. Нервозность наших гостеприимных хозяев ясно показывает, что они заранее готовили этот спектакль. Интересно, знают ли об этом Мэри и Джеймс?

– Нет, не знают. Они, должно быть, задаются вопросом, зачем нас пригласила их сестра, ибо мы тут совсем не к месту. Мне жаль, что была допущена эта ошибка.

– Вы так и не ответили на мой вопрос.

– Ваш вопрос?

– Да. Расскажите мне о своих подозрениях.

– Мы подозреваем, что кто-то пытается добраться до Священного Полотна. Пока неизвестно, с какой целью – то ли чтобы выкрасть его, то ли чтобы уничтожить. Однако мы уверены, что этот пожар был связан именно с Плащаницей, как, впрочем, и все другие многочисленные пожары, случившиеся в соборе раньше.

– Это интересное предположение. А теперь поведайте мне, кого именно вы подозреваете, кто, по-вашему, может хотеть выкрасть или уничтожить Плащаницу, а главное – с какой целью.

– Это как раз мы и пытаемся выяснить.

– Если не ошибаюсь, у вас нет каких-либо зацепок, подтверждающих ваши предположения?

– Нет.

– Доктор, так вы считаете, что это я хочу выкрасть или же уничтожить Плащаницу?

В тоне Д'Алаквы чувствовалась ирония, которая еще больше усилила у Софии ощущение, что над ней насмехаются.

– Я не говорила, что мы подозреваем именно вас. Просто вполне возможно, что кто-то из ваших служащих причастен к пожару в соборе.

– Начальник отдела кадров предприятия КОКСА сеньор Лацотти помог вам?

– Да, к нему у нас нет претензий. Он был очень любезен и деятелен и предоставил всю необходимую нам информацию.

– Позвольте мне задать вам вопрос. Чего именно вы и ваш шеф ожидали от встречи со мной этим вечером?

София опустила взгляд и сделала глоток шампанского. У нее не было ответа. По крайней мере, сколько-нибудь убедительного ответа. Такого человека, как Д'Алаква, вряд ли устроят объяснения, что ею руководила интуиция. Софии показалось, что она сдавала сейчас экзамен и провалилась, поскольку этот человек задавал вопросы так, что ее ответы на них могли показаться по-детски глупыми.

– Просто встретиться с вами, если получится – поговорить, а дальше действовать по ситуации.

– Может, съедим чего-нибудь?

София удивленно посмотрела на него. Д'Алаква ловко заставил ее взять его под руку и подвел к столу, на котором были расставлены закуски. К ним подошли Джеймс Стюарт и министр финансов.

– Умберто, мы тут с Горацио обсуждаем, какие последствия может вызвать азиатский грипп на европейских биржах…

Д'Алаква стал пространно рассуждать о кризисе азиатской экономики и, к удивлению Софии, втянул в этот разговор и ее. София спорила с министром финансов, а затем опровергла некоторые утверждения Стюарта. Д'Алаква слушал ее с интересом.

Глядя на них со стороны, Марко Валони не переставал удивляться тому, что София оказалась в окружении этих влиятельнейших людей, а еще больше тому, что, по всей видимости, ей удалось вызвать к себе интерес Умберто Д'Алаквы.

– Ваша подруга просто очаровательна.

Бодрый голос Мэри Стюарт отвлек Марко от его мыслей. Или же это Паола незаметно подтолкнула его локтем?

– Да, это правда, – подтвердила Паола. – Она очень умная женщина.

– И очень красивая, – добавила Мэри. – Я еще никогда не видела, чтобы Умберто так заинтересовался женщиной. Она, без сомнения, удивительна, если уж Умберто уделяет ей столько внимания. Ему, похоже, нравится с ней общаться.

– Он холост, не так ли? – спросила Паола.

– Да. И я никогда не могла понять почему, у него ведь есть все: он умный, красивый, культурный, богатый, да и человек хороший. Не знаю, почему вы, Джон и Лиза, так мало с ним общаетесь.

– Мэри, мир Умберто – это не наш мир. Да и мы с тобой из разных миров, хоть ты мне и сестра.

– Да ладно, Лиза, не говори глупости.

– Я не говорю глупости. В моей повседневной жизни, в моей работе нет ни министров, ни банкиров, ни крупных менеджеров. Они вне моей жизни. Да и вне жизни Джона.

– Не надо возвращаться к старой теме и утверждать, что люди делятся на категории в зависимости от содержания их визитных карточек.

– А я этого и не делаю. Я лишь говорю, что я – археолог, а потому в моем окружении вряд ли можно увидеть министра.

– Но с Умберто вам не мешало бы пообщаться. Он увлекается археологией и даже финансировал кое-какие раскопки, и я уверена, что у вас с ним много общего, – настаивала Мэри.

София и Умберто Д'Алаква сели за стол рядом. Д'Алаква оказывал Софии знаки внимания, и она была польщена. Марко захотелось поговорить с ней, узнать, как обстоят дела и о чем был их разговор с Д'Алаквой. Однако он не решился даже приблизиться к Софии: интуиция подсказывала ему, что этого не следует делать.

Было около часа ночи, когда Паола сказала Марко, что не за горами уже и новый день. В восемь утра у нее начинались занятия, и она не хотела выглядеть усталой. Марко попросил ее, чтобы она сама подошла к Софии и сообщила, что они уходят.

– София, мы уже уходим. Не знаю, хочешь ли ты, чтобы мы довезли тебя домой.

– Спасибо, Паола. Я тоже пойду с вами.

София надеялась, что Д'Алаква предложит проводить ее домой, но этого не произошло. Он поднялся и поцеловал на прощанье руку ей, а затем и Паоле.

Когда они в сопровождении Лизы и Джона подошли к двери, София краем глаза взглянула на террасу. Умберто Д'Алаква оживленно беседовал с группой гостей. София почувствовала себя обманутой.

Едва они сели в машину, Марко дал волю своему любопытству.

– Итак, доктор Галлони, расскажи-ка мне, что тебе поведал этот великий человек.

– Ничего.

– То есть?

– Он ничего мне не сказал, кроме того, что для него было очевидным: мы пришли на эту вечеринку, чтобы встретиться с ним. Он заставил меня почувствовать себя смешной и глупенькой. А еще он спросил меня с ехидством, не подозреваем ли мы его в намерении выкрасть или уничтожить Плащаницу.

– И ничего больше?

– А все остальное время мы разговаривали об азиатском гриппе, нефти, искусстве, литературе.

– Однако вам, похоже, нравилось общаться друг с другом, – заметила Паола.

– Нравилось только мне.

– И ему тоже, – настаивала Паола.

– Вы еще увидитесь? – спросил Марко.

– Нет, вряд ли. Он лишь вежливо себя вел, не более того.

– Но он запал тебе в душу.

– Что касается эмоций, то, пожалуй, да, однако, я уже зрелый человек, а потому, надеюсь, мной будет управлять здравый смысл, а не эмоции.

– Да, он все-таки запал тебе в душу! – сказал Марко, широко улыбнувшись.

– Вы были бы прекрасной парой, – предположила Паола.

– Вы говорите глупости, но я на вас не обижаюсь. Такой человек, как Умберто Д'Алаква, не интересуется такими женщинами, как я. У нас с ним нет ничего общего.

– У вас с ним много общего. Мэри рассказала нам, что он очень увлекается искусством, принимает участие в археологических раскопках и даже их финансирует. А ты, между прочим, кроме того, что умная и интеллигентная, еще и красивая. Правда, Паола?

– Ну конечно. Не зря же Мэри Стюарт сказала нам, что она еще никогда не видела, чтобы Д'Алаква уделял столько внимания женщине, сколько уделил тебе.

– Ладно, оставим эту тему. В конце концов, он дал мне понять, что догадался о цели нашего появления на этой вечеринке. Остается надеяться, что он из-за нашей настырности не нажалуется кому-нибудь из министров.

* * *

Шел сильный дождь. Шестеро мужчин, сидя на удобных кожаных диванах, оживленно беседовали.

Комната, в которой они находились, была библиотекой. В камине потрескивал огонь, на стенах висели картины голландских художников – все свидетельствовало о строгом вкусе хозяина.