Текст книги "Тайна Святой Плащаницы"

Автор книги: Хулия Наварро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

– Мы будем продолжать расследование. Я немедленно возвращаюсь в Рим – хочу убедить министров дать зеленый свет операции «Троянский конь». А еще подумаю над тем, как избежать необходимости ждать еще год освобождения немого и как сделать так, чтобы он при этом ничего не заподозрил. В Риме у нас есть работа, а поэтому некоторые из вас побудут здесь еще несколько дней, остальные же вернутся в Рим. Разумеется, те, кто уедет со мной, не прекратят заниматься этим делом, просто они будут расследовать его параллельно с другой работой в офисе. Кто останется?

– Я, – сказала София.

– И я, – одновременно сказали Джузеппе и Антонино.

– Хорошо, тогда Минерва и Пьетро возвращаются вместе со мной. По-моему, в три часа есть самолет, и нам с Пьетро еще хватит времени на то, чтобы забрать свои вещи в гостинице.

– Несомненно, от меня будет больше пользы возле моих компьютеров в Риме, – добавила Минерва.

8

Пожилой мужчина поднял люк и осветил фонарем подвал. Находившиеся там трое немых с нетерпением смотрели на него. Он спустился к ним по непрочной лестнице, чувствуя при этом легкую дрожь. Ему очень хотелось побыстрее распрощаться с этими людьми, однако он понимал, что любое опрометчивое решение может привести к тому, что они все окажутся за решеткой. Хуже того, на него ляжет позор очередного провала, а заодно и бесконечное презрение Аддая, который, чего доброго, еще отлучит его от Церкви.

– Римские полицейские уже уехали. Сегодня они попрощались с кардиналом, а их начальник, некий Марко, долго разговаривал с отцом Ивом. Думаю, вы теперь можете выбраться отсюда, потому что, насколько я слышал, карабинеры не догадываются, что кроме вашего погибшего товарища в соборе был кто-то еще. В соответствии с инструкциями Аддая, каждый из вас должен действовать согласно своему индивидуальному плану.

Старший из немых, мужчина тридцати с небольшим лет, кивнув, написал на листке бумаги: «Ты уверен, что опасность миновала?»

– Так уверен, как только можно вообще быть уверенным. Напиши на этой бумаге, нужно ли вам что-нибудь.

Немой, который, по-видимому, был руководителем этой маленькой группы, написал: «Нам необходимо привести себя в порядок, мы не можем выйти отсюда в таком виде. Принеси нам побольше воды и таз, чтобы мы смогли как следует помыться. А что с грузовиками?»

– После полуночи, где-то к часу, я за тобой спущусь и проведу тебя по туннелю до мемориального кладбища. Оттуда ты – уже сам – выберешься наружу. Грузовик будет ждать тебя у вокзала «Мерчи Ванкилья», на противоположной стороне площади, причем он задержится там не более чем на пять минут. Вот его номер. – Говоривший передал немому листок с написанным на нем номером.

– Грузовик довезет тебя до Генуи. Там ты в качестве матроса сядешь на судно «Морская звезда» и уже через неделю будешь дома.

Руководитель группы кивнул. Два его товарища слушали и ждали своей очереди. Они были значительно моложе, где-то лет по двадцать с небольшим. Один из них был высокого роста, с коротко подстриженными – по-военному – черными волосами, широкоплечий, с мускулистыми руками. Второй, с каштановыми волосами, был более тщедушным и ниже ростом, его взгляд постоянно выражал нетерпение.

Пришедший мужчина обратился к парню с черными волосами.

– Твой грузовик приедет рано утром. Мы с тобой также проберемся по туннелю до кладбища. Когда выберешься на улицу, повернешь налево и будешь идти, пока не дойдешь до реки. Там тебя будет ждать грузовик. Вы пересечете границу со Швейцарией, оттуда направитесь в Германию. В Берлине тебя будут ждать. Ты уже знаешь адрес тех, кто тебя доставит домой.

Тщедушный парень пристально смотрел на говорившего. Тому стало страшно: во взгляде карих глаз этого безъязыкого юноши он почувствовал гнев.

– Ты выберешься отсюда последним. Тебе придется пробыть здесь еще два дня. Грузовик приедет за тобой также ночью, в два часа, и ты отправишься прямо домой. Ну, желаю удачи. Я вам принесу воды.

Парень с коротко подстриженными волосами с силой схватил его за руку и показал жестами, что хочет задать вопрос. Затем он быстро написал его на бумаге.

– Хочешь узнать о Мендибже? Он в тюрьме, вам это известно. Он вел себя как болван, не стал дожидаться прибытия товарищей, сам пробрался в собор и подошел к часовне. Не знаю, что он там делал, но сработала сигнализация. У меня есть приказ от Аддая не рисковать, и потому я не могу ему помочь. Его схватили, когда он бежал по Замковой площади – пьяцца дель Кастелло. Следуйте данным вам инструкциям, и не возникнет никаких проблем, поскольку для них не будет оснований. Никто не знает ни об этом подвале, ни о туннеле. Под Турином есть десятки пересекающихся туннелей, но не обо всех из них известно. Вот этот туннель еще не обнаружили. Если бы это случилось, нас бы уничтожили.

Когда пожилой человек покинул подвал, немые переглянулись. Их руководитель начал писать на листке бумаги инструкции для каждого из них. Через некоторое время им предстояло большое путешествие. Либо они доберутся домой, либо их схватят. Нельзя сказать, что удача их полностью покинула: они ведь все еще были живы. Однако выбраться из Турина не так-то просто, потому что не так-то просто троим немым остаться незамеченными. Бог должен услышать их молитвы, чтобы они смогли возвратиться к Аддаю.

Немые вдруг начали обниматься, и на глазах у всех троих выступили слезы.

9

– Хосар, Хосар!

В комнату, где отдыхал Хосар, вбежал юноша. Солнце только что поднялось над горизонтом, и сильно уставший накануне Хосар все еще спал.

Ему с трудом удалось открыть глаза. Сделав это, он увидел рослую фигуру Изаза, своего племянника.

Изаз учился на писца. Хосар сам его обучал, и потому они проводили много времени вместе. Впрочем, с Изазом также занимался и философ по имени Марцион, который учил его греческому и латинскому языкам, математике, риторике и философии.

– Пришел караван, и один торговец направил во дворец послание, в котором справляется о тебе. Он говорит, что вместе с ним прибыл Фаддей, друг Иисуса, и что они привезли тебе вести от Фомы.

Хосар, улыбаясь, поднялся и стал поспешно приводить себя в порядок, расспрашивая при этом Изаза.

– Ты уверен, что это Фаддей прибыл в Эдессу? Ты ничего не перепутал?

– Меня прислала за тобой царица. То, что я рассказал тебе, я узнал от нее.

– Ох, Изаз! Не могу поверить в такую радость. Фаддей был одним из последователей Иисуса. А Фома… Фома убежденно рассказывал о Спасителе, он был одним из его ближайших учеников, одним из двенадцати избранных. Фаддей, видимо, привез вести об Иерусалиме, о Петре, об Иоанне…

Хосар поспешно оделся. Он хотел немедленно пойти туда, где после долгого перехода отдыхали караваны. Он взял с собой и Изаза, чтобы его молодой племянник познакомился с Фаддеем.

Они вышли из небольшого дома, в котором жил Хосар. После возвращения из Иерусалима Хосар продал свое имущество вместе с домом и раздал полученные деньги самым бедным людям города. Затем он нашел себе пристанище в маленьком скромном доме, в котором кроме постели были только стол, скамьи и пергаменты – сотни свертков, одни из них он читал, но были и написанные им.

Хосар и Изаз поспешно прошли по улицам Эдессы и достигли границы города. Там находился караван-сарай, и в это утреннее время торговцы уже подготавливали свои товары, чтобы ввезти их в город, в то время как многочисленные рабы сновали туда-сюда, кормя и поя животных, поднимая тюки, поддерживая огонь в кострах.

– Хосар!

Зычный голос начальника царской стражи заставил Хосара обернуться. Марвуз стоял неподалеку с группой солдат.

– Царь отправил меня, чтобы я проводил во дворец тебя и Фаддея, прибывшего из Иерусалима.

– Благодарю, Марвуз. Подожди здесь, а я пока разыщу его. Затем ты проводишь нас во дворец.

– Я уже выяснил, что шатер того торговца, с которым он едет, – вон тот, большой, серого цвета, как грозовая туча. Меня направили туда.

– Подожди, Марвуз, подожди, мне хотелось бы обнять моего друга в спокойной обстановке.

Воин жестом показал своим людям, чтобы они оставались на месте и ждали, а Хосар тем временем направился к шатру торговца. Изаз следовал в нескольких шагах за ним, понимая, какие чувства испытывает его дядя, которому вот-вот предстоит встретиться с одним из учеников Иисуса. Дядя много рассказывал Изазу о них: об Иоанне – любимце Учителя, о Петре, которому Иисус доверял, несмотря на то что тот отрекся от него, о Марке и Луке, о Матфее и Фоме, а еще о других, чьи имена Изаз уже запамятовал.

Когда Хосар с трепетом приблизился к входу в шатер, из него вдруг вышел высокий человек с приятными чертами лица, одетый так, как одеваются богатые торговцы Иерусалима.

– Ты – Хосар?

– Да, именно так.

– Проходи, Фаддей тебя ждет.

Хосар вошел в шатер, внутри которого на подушке на полу сидел Фаддей и что-то писал на пергаменте. Взгляды Хосара и Фаддея встретились, и мужчины улыбнулись, радуясь встрече. Фаддей поднялся и обнял Хосара.

– Друг мой, рад тебя видеть, – сказал Фаддей.

– Я и представить себе не мог, что когда-нибудь снова увижу тебя. Когда я вспоминаю о вас, меня наполняет радость! Думать о вас – то же самое, что чувствовать себя рядом с Учителем.

– Он тебя любил, Хосар, и доверял тебе. Он знал, что сердце твое полно доброты и что ты донесешь его слова до других людей, куда бы ни ступила нога твоя.

– Именно так я поступал, Фаддей, именно так, хотя всегда опасался, что не смогу донести до людей слова Учителя так, как подобает.

В этот момент вошел торговец.

– Фаддей, я оставляю тебя здесь вместе с твоим другом, чтобы вы могли поговорить. Мои слуги принесут вам финики, сыр и питьевую воду, а затем они постараются вам не докучать. Я же должен отправиться в город, где меня ждут мои товары. К вечеру я вернусь.

– Хосар, – сказал Фаддей, – этого доброго торговца зовут Джошуа, я еду с ним из самого Иерусалима, и он покровительствует мне. Джошуа хороший человек, он приходил слушать Иисуса, при этом старался прятаться, опасаясь, что Иисус его отвергнет. Но Иисус, который видел всех и вся, как-то раз попросил его подойти поближе, и его слова для Джошуа были словно бальзам на душу, ведь он незадолго до этого пережил горе – у него умерла жена. Он – хороший друг и всегда нам помогал, благодаря его караванам мы могли общаться. А еще он помогает нам нести слово Учителя повсюду, где проходят его караваны.

– Добро пожаловать, Джошуа, – сказал Хосар, – здесь ты среди друзей. Скажи мне, если мы можем тебе в чем-нибудь помочь.

– Благодарю, любезный друг, но мне ничего не нужно, хотя я и признателен тебе за твое предложение. Я знаю, что ты был последователем Учителя и что Фаддей и Фома испытывают к тебе большое уважение. А сейчас я отправляюсь в город и вернусь к вечеру. Наслаждайтесь встречей, ибо у вас, должно быть, есть много о чем поговорить.

Джошуа вышел из шатра, в то время как человек, загоревший дочерна, принес тарелки с финиками и фруктами и кувшин с водой. Затем он вышел – так же молча, как и зашел.

Изаз молча наблюдал за всем происходящим. У него не хватало смелости напомнить о своем присутствии. Его дядя, похоже, совсем забыл о нем. Однако Фаддей улыбнулся ему и жестом показал, чтобы он подошел поближе.

– А кто этот юноша?

– Это мой племянник Изаз. Я обучаю его своей прежней профессии – он овладевает искусством писца и, возможно, когда-нибудь сможет занять во дворце должность, которую некогда занимал я. Он славный малый и следует учению Иисуса.

В этот момент в шатер вошел Марвуз.

– Хосар, прости, что перебиваю вас, однако Абгар прислал из дворца слугу: ему не терпится встретиться с тобой и с человеком, который прибыл из Иерусалима.

– Ты прав, Марвуз, из-за радости встречи я забыл о том, что царь ждет нас. Он хочет познакомиться с тобой и воздать тебе почести, Фаддей. Должен сообщить тебе, что Абгар покончил с языческими культами и уверовал в Бога Единого, Отца нашего и Господина. И царица, и все придворные обратились в веру Христову. Мы построили храм, скромный, без украшений, где мы собираемся все вместе, чтобы попросить милосердия у Бога Отца, а еще разговариваем об учении Иисуса. Я записал все, что смог вспомнить о некогда услышанном от него, а теперь, когда ты здесь, ты можешь поведать нам об учении Учителя и лучше меня рассказать о том, кем был Иисус, и о том, как он решил умереть, чтобы спасти нас.

– Пойдем, встретимся с царем, – согласился Фаддей, – а по дороге ты расскажешь мне свои новости. Торговцы привезли в Иерусалим весть о том, что Абгар исцелился от смертельного недуга, лишь прикоснувшись к погребальному савану Иисуса. Я хочу, чтобы ты рассказал мне об этом чуде, сотворенном Спасителем, а еще о том, как укреплялась наша вера в этом прекрасном городе.

Абгар изнывал от нетерпения, и царица, находясь рядом с ним, тщетно пыталась его успокоить. Хосар и Фаддей все не приходили. Солнце уже вовсю палило над Эдессой, а их все не было. Абгару очень хотелось послушать этого ученика Христа, чтобы еще больше узнать о Спасителе. Он попросит этого человека остаться здесь навсегда или же, по крайней мере, надолго, чтобы местные жители смогли из его уст услышать рассказы об Иисусе – в дополнение к тому, что им уже поведал Хосар.

Ему, царю этого процветающего города, лишь иногда удавалось до конца понять те вещи, которые рассказывали об Учителе, но он, тем не менее, принимал душой все услышанное – так была сильна его вера в человека, исцелившего его уже после своей смерти.

Абгар знал, что не все в этом городе согласны с его решением заменить богов, которым поклонялись с незапамятных времен, на безликого бога, отправившего своего сына на землю, чтобы его там распяли.

Сын, несмотря на мучения, ожидавшие его, призывал людей прощать врагов своих, утверждая при этом, что бедному будет намного легче войти в Царствие Небесное, чем богатому.

Многие из подданных Абгара по-прежнему поклонялись в своих домах древним богам, а еще они ходили в горные пещеры, чтобы совершать там жертвоприношения перед статуями бога Луны.

Абгар не преследовал их: он знал, что не сможет силой навязать нового бога и что, как говорил Хосар, упрямцы с течением времени и сами осознают: есть только один Бог.

Нельзя сказать, что его подданные не верили в божественность Иисуса. Они верили в это, однако в то же время думали, что он – просто еще один бог, один из многих, и в такой ипостаси они его принимали, не отрекаясь при этом от богов своих предков.

Хосар рассказал Фаддею, как он почувствовал необходимость забрать с собой полотно, в которое было завернуто тело Учителя, зная, что никто из его друзей не осмелится прикоснуться к этому полотну, ибо, согласно Закону Иудейскому, погребальный саван считается нечистым предметом. Фаддей кивал в знак согласия, слушая объяснения своего друга. Они тогда даже не заметили отсутствие савана, они совсем забыли об этом куске льняной материи – до того момента, когда до них дошла весть о чудесном возвращении здоровья царю Абгару. Это известие изумило их, хотя они вроде бы уже и привыкли к тому, что Иисус творил чудеса.

Фаддей, в свою очередь, рассказал Хосару о цели своего приезда.

– Фома всегда вспоминал о тебе с любовью. Он помнил, что ты настаивал на том, чтобы Учитель поехал в Эдессу и исцелил царя твоего, но Иисус тогда принял компромиссное решение направить туда кого-нибудь из своих учеников. Поэтому, узнав, что саван исцелил Абгара и что ты распространяешь учение Спасителя, Фома попросил меня приехать сюда, чтобы помочь тебе. Я пробуду здесь столько времени, сколько ты сочтешь необходимым, помогая тебе доносить до этих славных людей слова Иисусовы. Однако рано или поздно мне придется уехать, ибо есть еще много городов и много людей, до которых нужно донести Истину.

– Хочешь посмотреть на саван? – спросил Хосар. Фаддея охватило сомнение. Он был иудеем, а закон есть закон, тем более что это был закон и Спасителя. Безусловно, этот кусок льняной материи, принесенный Иосифом Аримафейским, в который завернули тело Иисуса, проникся чудесной силой, присущей Иисусу. Фаддей не знал, что сказать и как поступить. Он даже не знал, что ему и думать об этом.

Хосар понял, какая борьба происходит в душе его спутника, и дружески взял его за руку.

– Не мучь себя, Фаддей, я знаю ваш закон и уважаю его. Но для нас, жителей этого древнего города, погребальный саван не является нечистым предметом, до которого нельзя дотрагиваться. Тебе нет необходимости на него смотреть. Знай лишь, что Абгар распорядился, чтобы лучший ремесленник Эдессы изготовил ковчег для хранения в нем савана, и приказал хранить его в безопасном месте под постоянной охраной царской стражи. Этот кусок материи творит чудеса: он исцелил Абгара и еще многих людей, приблизившихся к нему с искренней верой. Знай, что на этой материи остались кровь и пот лица и тела Иисуса. Истинно говорю тебе, друг мой, что, глядя на это полотно, я вижу нашего Учителя и чувствую те муки, которым подвергли его римляне.

– Когда-нибудь я попрошу тебя показать мне этот погребальный саван, однако мне придется поискать в своем сердце ответ на вопрос, в какой момент я смогу это сделать, ибо это означает нарушить закон.

Наконец они пришли во дворец, где их очень любезно принял Абгар. Царица, в свою очередь, не могла скрыть волнения, вызванного в ней знакомством с одним из друзей Иисуса.

– Мы рады видеть здесь тебя – друга и последователя Иисуса. Ты можешь находиться в нашем городе столько, сколько захочешь, ибо здесь ты наш дорогой гость, и ни в чем тебе не будет отказа. Просим тебя только поведать нам о Спасителе, припомнить его слова и его дела, а я, с твоего позволения, распоряжусь, чтобы мои писцы внимательно слушали тебя и записывали услышанное на пергаментах, таким образом, люди моего города и других городов смогут узнать о жизни Иисуса и о его учении.

Приняв приглашение Абгара побыть некоторое время в Эдессе, Фаддей, сидя рядом с Хосаром, в течение всего дня и даже части ночи рассказывал царю и его придворным о чудесах, сотворенных Иисусом.

Фаддей согласился лишь на небольшую комнату с постелью в доме, находившемся неподалеку от дома Хосара, отказавшись при этом (как и Хосар, вернувшийся в свое время из Иерусалима) от раба-прислужника. Они договорились с царем о том, что Хосар будет записывать воспоминания Фаддея об Иисусе.

10

В Нью-Йорке ярко светило весеннее солнце, что было редким явлением для этого времени года. Старик оторвал взгляд от стекол, фильтрующих утренний свет, и поднял трубку только что зазвонившего телефона. В этом кабинете была установлена система связи, исключающая какую-либо возможность подслушивания.

– Да, – сказал он твердым голосом.

– Первый немой уже в пути.

– Без проблем?

– Они используют тех же посредников, что и раньше, и те же маршруты. Полиция ничего не подозревает.

– А второй немой?

– Он отправляется сегодня ночью. Третий – завтра. Его будут переправлять на грузовике, перевозящем мелкие металлические изделия. Третий немой самый нервный из этой группы.

– Я сегодня переговорю с нашими людьми в Урфе. Нам нужно знать, как отреагирует Аддай и что он будет делать.

– Он придет в бешенство.

– Нам нужно знать, что он делает и какие решения принимает. Есть какие-нибудь новости о человеке Аддая в соборе?

– Он сильно изменился. Но он пока вне подозрений, его считают божьим человеком, на которого происшедшее произвело сильное впечатление. Ни кардинал, ни полиция его ни в чем не подозревают.

– Нужно продолжать следить за ним.

– Так и будет сделано.

– А как там наш брат?

– О нем полиция наводила справки: кто он такой, чем увлекается, как занял свой нынешний пост. То же самое – в отношении меня и других братьев. Этот полицейский – Марко Валони – умный человек, да и команда у него неплохая.

– Нам надо быть осторожными.

– Именно такими мы и будем.

– На следующей неделе в Бостоне.

– Я буду там.

* * *

София и Пьетро молчали, чувствуя себя неловко наедине друг с другом. Марко ушел к начальнику карабинеров Турина; Минерва, Джузеппе и Антонино решили пойти выпить кофе в баре на углу, чтобы дать возможность Софии и Пьетро поговорить. Все ощутили, что между ними возникла напряженность.

София с нарочитой тщательностью складывала бумаги в папку, а Пьетро, погруженный в свои мысли, наблюдал через окно за происходящим на улице. Он молчал, потому что ему не хотелось упрекать Софию в том, что она заранее не поставила его в известность о придуманной ею операции «Троянский конь». София же, со своей стороны, чувствовала себя немного виноватой, и ей казалось, что она проявила ребячество, утаив свой план от Пьетро.

– Ты обиделся? – спросила София, решив нарушить затянувшееся молчание.

– Нет. Ты не обязана докладывать мне обо всех своих идеях.

– Да ладно, Пьетро, я же тебя знаю и чувствую, когда ты обижаешься.

– У меня нет желания начинать разборку. Ты придумала план, который, с моей точки зрения, пока что еще слабоват, однако тебе удалось убедить шефа, и тем самым ты заработала себе плюс. Будет так, как ты сказала, и с этого момента мы все будем стараться, чтобы с этим «троянским конем» у нас все вышло. Думаю, не стоит возвращаться к этому вопросу, иначе мы втянем себя в бессмысленную ссору, которая не приведет ни к чему, кроме обид.

– Согласна, но все-таки скажи мне, почему ты не считаешь мой план хорошим: потому что он пришел в голову именно мне или же потому, что ты действительно видишь в нем слабые места?

– Выпускать немого – ошибка. Он тут же все поймет, и у нас ничего не получится. Что касается возобновления расследования в отношении рабочих, то – вперед, действуйте. Расскажете мне, если выясните что-нибудь еще.

София молчала. Она испытывала облегчение от сознания того, что Пьетро скоро уедет. Она предпочитала остаться в компании Джузеппе и Антонине без Пьетро. Если бы он тоже здесь остался, это закончилось бы серьезной ссорой между ними, и хуже всего было то, что это отразилось бы на работе. Пьетро не был так увлечен Священным Полотном, как Марко, и предложение Софии о проведении повторного расследования ему представлялось оскорбительным.

* * *

– С чего начнем, доктор?

– Я думаю, Джузеппе, что мы должны еще раз поговорить с рабочими и выяснить, не будет ли то, что они расскажут нам, отличаться от того, что они рассказали Пьетро. Нам также нужно узнать о них побольше: где они живут, кто их соседи, что эти соседи о них думают, есть ли что-нибудь особенное в их поведении…

– Но на это нам потребуется много времени, – вмешался Антонине.

– Да, именно поэтому Марко попросил начальника карабинеров выделить нам пару человек из местных – чтобы они нам помогли. Они знают свой город лучше, чем мы, и сразу заметят, если что-нибудь из того, что нам расскажут, будет выходить за рамки обычного. Джузеппе может этим заняться, а мы с тобой сходим в собор, еще раз поговорим со служащими, с привратником, с отцом Ивом, с женщинами из секретариата…

– Договорились. Однако если кому-то из них есть что скрывать, наша настойчивость вызовет у них подозрительность и вследствие этого – еще большую осторожность. Это тебе говорю я – человек, которому довелось в свое время погоняться за разными злодеями, – сказал Джузеппе.

– Если кто-то из них начнет нервничать, тем самым он себя выдаст. Я также считаю, что нам нужно добиться встречи с Д'Алаквой.

– Это важная птица, очень важная. Если мы допустим какую-нибудь оплошность и разозлим его, нам в Риме могут подрезать крылышки.

– Я это знаю, Антонино, но нам нужно попытаться. Мне даже любопытно познакомиться с этим человеком.

– Осторожно, доктор, как бы твое любопытство не принесло нам неприятностей.

– Не говори глупости. Джузеппе, мне кажется, что мы должны поговорить с этим человеком, потому что его предприятие всегда было как-то связано со всеми происшедшими инцидентами. Я думаю, что это по меньшей мере странно, а тебя как полицейского такие совпадения тем более должны насторожить.

Они решили распределить, кто чем займется. Антонино должен был еще раз поговорить со служащими собора, Джузеппе – пообщаться с рабочими, а София – попытаться договориться о встрече с Д'Алаквой. Они рассчитывали закончить все дела за неделю, а затем, если им удастся найти какую-нибудь зацепку, решить, куда двигаться дальше.

Софии удалось убедить Марко нажать на нужные кнопки, чтобы организовать ей встречу с Д'Алаквой.

Марко, поворчав, все же согласился, что встретиться с этим человеком необходимо. Будучи директором Департамента произведений искусства, он обратился прямо к министру культуры, который, впрочем, заявил Марко, что тот – глупец, если думает, что сможет втянуть его в разборки с таким предприятием, как КОКСА, и будет проводить расследование в отношении такого человека, как Д'Алаква. В конце концов Марко удалось убедить его в том, что это необходимо и что доктор Галлони – утонченная женщина, неспособная на некорректное поведение, которое могло бы вызвать неудовольствие этого влиятельного человека.

Министр организовал встречу, и она должна была состояться в десять часов утра следующего дня. Когда Марко сообщил об этом Софии, та, весьма довольная, рассмеялась.

– Шеф, ты – сокровище. Я знала, что тебе это удастся.

– Да, однако было бы неплохо, если бы ты там не наломала дров, иначе министр отправит нас обоих вытирать пыль в архивах. Пожалуйста, София, действуй осторожно. Д'Алаква имеет вес как бизнесмен не только в Италии, он – по словам министра – известен во всем мире, его интересы распространяются и на Северную Америку, и на Ближний Восток, и на Азию… В общем, такого человека, как он, нельзя донимать какими-нибудь нелепостями.

– Интуиция подсказывает мне, что из этого человека можно кое-что выудить.

– Смотри, чтобы твоя интуиция не навлекла на нас неприятности.

– А ты верь в меня.

– Если бы я в тебя не верил, ты бы сейчас там не находилась.

Прихорашиваясь с помощью косметики, София чувствовала некоторую нервозность. Она закончила приводить себя в порядок и надела бежевый костюм от Армани. София уже позавтракала у себя в комнате, но, перед тем как уйти, зашла попрощаться с Антонино и Джузеппе.

– Ни пуха, доктор. Ты сегодня просто красавица. Такое впечатление, что ты идешь на амурное свидание.

– Джузеппе, не подшучивай надо мной! Я и так нервничаю. Видишь ли, если я допущу какую-нибудь оплошность, это может создать проблемы для Марко.

– Джузеппе прав, ты сегодня очень красивая. Я вот думаю, не слишком ли ты красива для этого странного человека, за которым, как известно, не замечалось слабостей по женской части. Но твой главный козырь, как всегда, – это твоя голова, и я в тебя верю.

– Спасибо, Антонино, спасибо вам обоим. Пожелайте мне удачи.

* * *

София удивилась, какой у Умберто Д'Алаквы секретарь. Во-первых, она думала, что это женщина, а не мужчина, а во-вторых, этот мужчина средних лет, в меру элегантный, был похож на менеджера, а не на секретаря, пусть даже такой важной особы, как его шеф. Секретарь сказал, что его зовут Бруно Моретти, предложил Софии кофе и попросил подождать, пока у сеньора Д'Алаквы закончится встреча с предыдущим посетителем.

София отказалась от кофе, не желая испортить накрашенные губы. Она подумала, что Бруно Моретти, наверное, поручили «прозондировать» ее, однако тут же поняла, что ошибается, потому что Моретти оставил ее одну в этой заслуживающей внимания комнате, на стенах которой висели картины Каналетто, Модильяни, Брака и еще маленькая картина Пикассо.

Она рассматривала картину Модильяни, не подозревая, что дверь в кабинет уже открылась и высокий красивый элегантный мужчина пятидесяти с лишним лет сурово смотрит на нее. Правда, в его взгляде сквозило и любопытство.

– Добрый день, доктор Галлони.

София обернулась и оказалась лицом к лицу с Умберто Д'Алаквой, почувствовав при этом, что краснеет, как будто совершила что-то зазорное.

Д'Алаква производил впечатление, причем не только своим ростом и элегантными манерами, но и чувствовавшейся в нем самоуверенностью. «Самоуверенностью и силой», – мысленно уточнила София.

– Добрый день. Я рассматривала картину Модильяни. Это подлинник.

– Да, конечно же, это подлинник.

– Ну, сейчас есть столько подделок… Но это, безусловно, подлинник.

Она почувствовала, что ведет себя глупо. Разве могла быть подделкой картина, если она висела в приемной такого могущественного человека! Д'Алаква мог подумать, что она – дура. Однако этому человеку, наверное, и невдомек, что она сильно нервничает уже от одного его присутствия, даже если бы он ничего не говорил.

– В моем кабинете нам будет удобнее, доктор.

София согласилась. Кабинет Д'Алаквы удивил ее. Современная мебель в стиле модерн, весьма удобная, и при этом на стенах картины великих мастеров: несколько рисунков Леонардо, «Мадонна» Куатроченто, «Христос» Эль Греко, «Арлекин» Пикассо, картина Миро… На маленьком столике – рядом с письменным столом – изготовленное из древесины оливкового дерева распятие, привлекающее внимание своей нарочитой простотой.

Умберто Д'Алаква жестом пригласил ее сесть на диван, а сам расположился в стоявшем рядом кресле.

– Итак, доктор, чем я могу вам помочь?

– Сеньор Д'Алаква, мы подозреваем, что пожар в соборе был кем-то спровоцирован. Более того, мы считаем, что ни один из инцидентов, происшедших раньше в соборе, не был случайным.

У Д'Алаквы не дрогнул ни один мускул на лице. Ничто в его поведении не выдало ни озабоченности, ни удивления. Он спокойно смотрел на свою гостью, ожидая, что она продолжит говорить, как будто то, что он услышал, не имело к нему никакого отношения.

– Рабочие, которые выполняют ремонтные работы в соборе, – это ведь ваши люди?

– Доктор, КОКСА – одно из многих предприятий, которыми я руковожу. Вы же понимаете, что я не знаю лично всех своих служащих. На этом предприятии, как и на любом другом, есть отдел кадров, и я уверен, что там предоставят всю нужную вам информацию о рабочих, занятых на ремонте собора. Но если вы настаиваете на получении более подробной информации, я сейчас же попрошу начальника отдела кадров КОКСА, чтобы он всячески содействовал во всем, что только может вам понадобиться.

Д'Алаква поднял трубку телефона и попросил, чтобы его соединили с начальником отдела кадров.

– Сеньор Лацотти, я вас попрошу принять сейчас доктора Галлони из Департамента произведений искусства. Ей нужна подробная информация о тех, кто задействован на работах в соборе. Через несколько минут мой секретарь приведет ее в ваш кабинет.

София почувствовала разочарование. Идя сюда, она надеялась, что огорошит Д'Алакву откровенным заявлением о том, что инциденты в соборе были спровоцированы. Д'Алаква всего лишь направил ее к начальнику отдела кадров.