Текст книги "Тайна Святой Плащаницы"

Автор книги: Хулия Наварро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Царица знала, что за ней следят, а потому, когда пришли Фаддей и Хосар, она выслала всех слуг и разговаривала со своими друзьями вполголоса. Она облегченно улыбнулась, узнав, что Священное Полотно теперь находится в безопасности. Своим друзьям она пообещала, что немедленно сообщит им, когда Абгар умрет, – известит их через своего писца, Тиция, который исповедовал христианство и был верен царице. Прощание царицы с Фаддеем и Хосаром было очень трогательным, ведь они знали, что, скорее всего, уже не встретятся в этой жизни. Поэтому царица попросила их обоих благословить ее и помолиться о том, чтобы ей хватило сил мужественно встретить смерть, ведь ее сын Маану наверняка собирался убить ее.

Глаза Хосара были полны слез, он никак не решался покинуть царицу. Она уже не была красивой женщиной, как когда-то, но ее глаза все еще сверкали от внутренней силы. Благодаря этому, да еще своей царственной осанке она по-прежнему была величественной женщиной. Зная, какую привязанность испытывал к ней ее бывший писец, она сжала его руку и обняла его, желая показать этим, что ей известно, как он любил ее, а еще – что она тоже любила его как самого верного из своих друзей.

Абгар еще три дня расставался с жизнью. В последнюю ночь, когда во дворце, погруженном во тьму, все спали, царица бодрствовала у ложа царя. Он открыл глаза и благодарно улыбнулся ей, его взгляд был полон любви и нежности. После этого он уснул – уснул навсегда. Царица с силой сжала руку своего супруга, затем закрыла ему глаза и поцеловала его в губы. Она позволила себе лишь несколько минут помолиться Богу, прося его принять Абгара.

Тихонько проскользнув по темным коридорам, она вошла в комнату, где уже несколько суток находился Тиций, царский писец.

Он спал, но тут же проснулся, почувствовав, как рука царицы сжала ему плечо. Ни он, ни она не произнесли ни слова. Царица, скрываемая мраком ночи, вернулась в царскую опочивальню, а Тиций осторожно выскользнул из дворца и направился к дому Хосара.

Еще не рассвело, когда Хосар, полный отчаяния, выслушал от Тиция сообщение о смерти Абгара. Теперь ему нужно было поставить в известность Марция: царский архитектор просил его об этом, желая до конца выполнить свой план. Также нужно было сообщить о случившемся Фаддею, потому что и его жизнь, без всякого сомнения, подошла к концу.

14

– Да ладно, Марко! Расскажи нам, чем ты обеспокоен.

Этот вопрос Сантьяго Хименеса, заданный в лоб, застал Марко врасплох.

– А что, неужели так заметно, что я чем-то обеспокоен?

– Слушай, у нас ведь с тобой одна и та же профессия, а потому ты не сможешь меня обмануть!

Паола улыбнулась. Марко перед этим попросил ее, чтобы она пригласила поужинать к ним домой Джона, атташе по вопросам культуры посольства США, и Сантьяго Хименеса, представителя Европола в Риме.

Джон пришел со своей женой, Лизой. Сантьяго не был женат, а потому, принимая их приглашение поужинать, приводил с собой того, кто под руку подвернется. В этот раз с ним пришла его сестра Анна, смуглая жизнерадостная девушка, работавшая журналисткой. Она приехала в Рим для освещения саммита руководителей правительств стран Евросоюза.

– Вы же знаете, что произошел еще один инцидент в Туринском соборе, – пояснил Марко.

– И ты считаешь, что он не был случайностью?

– Да, Джон, именно так я и считаю. Перечень происшествий в этом соборе за последние века просто впечатляющий, вы об этом и сами знаете: то пожары, то попытки совершения краж, то затопления. Как будто сама судьба ополчилась на Священное Полотно. А мы, как профессионалы, знаем, что не следует верить в случайности.

– История Священного Полотна действительно интересна: в те или иные эпохи оно то появлялось, то исчезало, подвергаясь при этом всевозможным опасностям. Как ты думаешь, кто-то хочет уничтожить Священное Полотно или же просто выкрасть его? – спросила Лиза.

– Выкрасть? Нет, мы никогда не считали, что кто-то хочет его выкрасть. Скорее уничтожить, потому что все происшедшие инциденты вполне могли оказаться для него фатальными.

– Священное Полотно находится в Туринском соборе с тех самых пор, как Савойский дом решил поместить его там. Это случилось после того, как кардинал Милана, Карлос Борромео, пообещал пешком дойти до города Шамбери, где тогда находилась Плащаница, чтобы попросить ее остановить чуму, опустошавшую его город. Руководство Савойского дома, тронутое набожностью кардинала, решило поместить Священное Полотно на полпути между Миланом и Шамбери, а именно в Турине, чтобы Карлосу Борромео не пришлось совершать длительное путешествие. Там Плащаница и осталась. Пусть даже в соборе и произошло много инцидентов – а ты, как видно, не веришь в случайности, – тебе все же придется признать: невозможно, чтобы пожар пятнадцатидневной давности был спровоцирован тем же человеком, что и инциденты, происшедшие в прошлом веке, поэтому…

– Лиза, не будь такой беспардонной, – упрекнул ее Джон. – Марко прав, в этом происшествии есть что-то необычное.

– Да. Однако я спрашиваю себя, кому и зачем это было нужно, и не нахожу ответа. Возможно, какому-то сумасброду хочется уничтожить Плащаницу.

– Но неужели именно этот сумасброд провоцировал инциденты в течение последних десяти, и даже двадцати лет, не говоря уже о более ранних происшествиях? – спросила Анна. – Хорошенькая история! Мне бы хотелось описать ее…

– Анна! Ты находишься здесь не в качестве журналиста!

– Оставь ее, Сантьяго, оставь ее. Я уверен, что могу разговаривать откровенно с твоей сестрой, пусть даже она и журналистка. Я прошу вас помочь мне направить мои мысли в новое русло, помочь выбраться из этого тупика. Не знаю, может быть, я и мои люди уж слишком зациклились на этой проблеме. Возможно, мы не видим ничего дальше своего носа и проявляем излишнее упрямство – особенно я, – утверждая, что в основе всех этих инцидентов лежит какая-то мотивация. Может быть, на самом деле это всего лишь множество случайных, не зависящих друг от друга происшествий. Мне хотелось бы попросить вас кое о чем, а именно чтобы вы просмотрели мой доклад обо всем, что произошло в соборе и вообще с Плащаницей за последние сто лет. Я знаю, что злоупотребляю вашей дружбой, что у вас и без меня мало времени, но мне все-таки хочется, чтобы вы прочли это, а когда у вас выработается определенное мнение об этих событиях, мы снова соберемся вместе.

– Лично на меня ты можешь рассчитывать: я помогу тебе, чем могу. Кроме того, если тебе захочется порыскать в архивах Европола, то ради бога.

– Спасибо, Сантьяго.

– Друг мой, я изучу твой доклад и откровенно выскажу свое мнение о нем. Ты же знаешь, что можешь рассчитывать на мою помощь во всем – как официально, так и неофициально, – заявил Джон.

– И мне тоже хотелось бы почитать этот доклад, – сказала Анна.

– Анна, ты ведь не полицейский и не имеешь никакого отношения к подобным делам. Поэтому Марко не может дать тебе официальный доклад, который, кстати, является конфиденциальным документом.

– Мне жаль, Анна… – стал извиняться Марко.

– Тем хуже для вас, потому что интуиция мне подсказывает, что, если за этими инцидентами что-то кроется, это нужно рассматривать с исторической, а не с полицейской точки зрения. Впрочем, как знаете.

Они расстались, договорившись поужинать вместе на следующей неделе. Лиза пригласила всех к себе.

* * *

– Знаешь, братишка, а я останусь с тобой еще на несколько дней.

– Я, Анна, понимаю: то, что рассказал Марко, может быть хорошей темой для твоей газеты, однако Марко мой друг. Кроме того, ты и мне создашь проблемы на службе, если вдруг станет известно, что моя сестра причастна к публикациям о делах, расследуемых полицией, – ведь узнать эту информацию ты можешь только через меня. Ты навредишь моей карьере, только и всего.

– Да ладно, не драматизируй, я не напишу ни строчки обо всем этом. Обещаю.

– То есть ты не будешь создавать мне проблем? И согласна с тем, что все, о чем говорилось, так сказать, «не для печати»?

– Я не буду создавать тебе никаких проблем, можешь быть спокоен, я же твоя сестра. Кроме того, я понимаю, что есть материалы «не для печати», это ведь входит в правила игры и в моей профессии.

– Ох уж эти журналисты!

– Да и вы, полицейские, не лучше.

– Ладно, мы сходим опрокинуть по стаканчику в одно заведеньице, оно пользуется сейчас популярностью. Ты сможешь даже похвастаться, что была там, когда вернешься в Барселону.

– Хорошо, но больше всего мне хотелось бы, чтобы ты мне доверял. Думаю, что я смогла бы помочь вам, а еще обещаю, что никому ничего не расскажу и не напишу об этом ни строчки. Просто меня захватывают такого рода истории.

– Анна, я не могу позволить, чтобы ты впутывала меня в это расследование, его ведь проводит Департамент произведений искусства. Ты создашь мне проблемы, я об этом уже говорил.

– Никто ничего не узнает. Клянусь тебе в этом, и, пожалуйста, доверяй мне. Мне уже надоело писать о политике, добывать информацию о правительственных скандалах. Мне как журналисту очень везло с самого начала, но я еще никогда не наталкивалась на серьезную и большую тему, а эта вот история – как раз такая тема.

– Но ты ведь только что сказала мне, что я могу доверять тебе и ты ничего никому не расскажешь и не будешь писать об этом!

– Именно так!

– К чему же тогда разговор о том, что ты еще не наталкивалась на большую и серьезную тему?

– Видишь ли, я предлагаю тебе заключить договор. Ты позволишь мне провести собственное расследование, причем я не буду это афишировать. Я обещаю держать тебя в курсе, если мне удастся что-либо разузнать. Если я все же смогу найти что-нибудь такое, что поможет вам разгадать тайну инцидентов в соборе, и Марко успешно завершит расследование этого дела, я вас попрошу рассказать мне обо всем, возможно, без каких-то деталей. Но не раньше того момента, когда это дело будет полностью расследовано.

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что это – не мое расследование и я не могу и не должен заключать относительно него никаких договоров – ни с тобой, ни с кем бы то ни было. И кто меня надоумил взять тебя с собой на ужин к Марко!

– Сантьяго, не злись. Я же тебя люблю и никогда не сделаю ничего такого, что может тебе навредить. Я – журналист и люблю свою работу, но ты для меня важнее, и я никогда не буду ставить журналистику выше людей, никогда. По крайней мере по отношению к тебе.

– Я хочу доверять тебе, Анна, хочу доверять. К тому же мне ничего другого не остается. Однако завтра ты уедешь, возвратишься в Испанию, а не останешься здесь.

15

Взгляд немого блуждал по шоссе, переполненному легковыми автомобилями и грузовиками. Шофер грузовика, который вез немого в Урфу, казалось, был словно таким же немым: с тех пор как они выехали из Стамбула, он не проронил ни слова. Тогда, в доме человека, прятавшего немого, шофер представился очень коротко:

– Я из Урфы. Приехал за Зафарином.

Хозяин дома, кивнув, позвал немого из комнаты, в которой тот спал. Зафарин узнал человека, приехавшего за ним: тот был с ним из одной деревни и, как и он, пользовался доверием у Аддая.

Хозяин дома принес им сумку с финиками и апельсинами и пару бутылок воды, затем проводил их до места, где стоял грузовик.

– Зафарин, – сказал хозяин дома, – с этим человеком ты будешь в безопасности, он доставит тебя к Аддаю.

Затем он спросил у шофера грузовика:

– Какие тебе дали инструкции?

– Я только должен как можно быстрее привезти его, стараясь не появляться там, где мы можем привлечь к себе внимание.

– Этот человек должен доехать живым и здоровым.

– Доедет. Я подчиняюсь приказам Аддая.

Зафарин устроился на сиденье рядом с шофером. Ему хотелось, чтобы тот рассказал ему последние новости про Аддая, семью Зафарина, про их деревню, однако шофер упорно молчал. Он лишь пару раз обратился к Зафарину, чтобы спросить, не хочет ли тот есть и не нужно ли ему принять душ.

Было видно, что шофер устал после многочасовой езды, а потому Зафарин показал ему жестами, что он может подменить его за рулем, однако шофер отказался.

– Нет необходимости, к тому же я не хочу, чтобы возникли какие-нибудь проблемы. Аддай не простит, если я подведу его, а ты, насколько я могу судить, и так уже его сильно подвел.

Зафарин сжал челюсти. Он рисковал своей жизнью, а этот глупец упрекает его в том, что у него ничего не вышло. Знал бы этот шофер, какой опасности Зафарин и его товарищи подвергались там!

Движение по шоссе становилось все более интенсивным. Трасса Е-24 – одна из самых загруженных в Турции, поскольку она связывает Турцию с Ираком, с его нефтяными месторождениями. Кроме того, на этой трассе всегда полно военных легковых и грузовых автомобилей, патрулирующих турецко-сирийскую границу, прежде всего из-за курдских повстанцев, действующих в этом районе.

Меньше чем через час они должны быть дома, и это в данный момент было единственным, что имело значение для Зафарина.

– Зафарин, Зафарин!

Срывающийся голос его матери прозвучал, как божественная музыка. Мать стояла у дома, маленькая, худощавая, ее волосы были прикрыты покрывалом. Несмотря на тщедушность, она была главной в семье, ей подчинялись и отец, и братья, и он сам, да и его жена и дочь. Никто не отваживался спорить с ней.

Глаза его жены – ее звали Айат – были полны слез. Она в свое время умоляла его, чтобы он не ехал туда, не соглашался на эту миссию. Но как можно было ослушаться приказа Аддая? Его матери и отцу пришлось бы тогда испытать унижения и неприязнь со стороны Общины.

Зафарин вылез из грузовика, и уже через секунду руки Айат обвились вокруг его шеи. Его мать тоже рвалась обнять его, а дочка, испугавшись, начала плакать.

Его отец, тоже взволнованный, смотрел на него со стороны, дожидаясь, когда женщины перестанут унижать сына своими нежностями. Затем они по-мужски обнялись, и Зафарин, почувствовав силу крестьянских рук отца, дал волю чувствам и расплакался. Он снова почувствовал себя, как в детстве, когда он после какой-нибудь драки на улице или в школе приходил домой с синяками на лице, а отец крепко обнимал и утешал его. Отец всегда придавал ему уверенности – уверенности в том, что он может на него рассчитывать и, что бы ни произошло, отец всегда защитит его. И теперь Зафарин нуждался в этой защите, ожидая встречи с Аддаем. Он ведь боялся Аддая, еще как боялся!

16

Сад возле дома, построенного в неоклассическом стиле, был освещен больше, чем обычно. Полицейские окружного управления и секретные агенты буквально соперничали друг с другом в том, кто из них обеспечит наилучшую защиту особам, приглашенным на эксклюзивное мероприятие. Среди гостей были президент Соединенных Штатов с супругой, министр финансов, министр обороны, влиятельные сенаторы и конгрессмены – как из республиканского, так и из демократического лагеря, президенты крупнейших корпораций – международных, американских и европейских, с десяток банкиров, адвокаты крупных фирм, врачи, ученые – самые знаменитые в мире.

В эту ночь в Бостоне было нежарко. По крайней мере, в том жилом районе, где находился особняк Стюартов, жара не ощущалась.

Мэри Стюарт в этот день исполнялось пятьдесят лет, и ее муж, Джеймс, решил устроить ей праздник по случаю дня ее рождения, на который собрались бы все их друзья-приятели.

Мэри казалось, что в действительности на этом мероприятии присутствовали скорее хорошие знакомые, чем друзья. Впрочем, она ничего не сказала Джеймсу по этому поводу, чтобы не огорчать его, однако предпочла бы, чтобы он организовал поездку в Италию, поездку только для них двоих, без всей этой публики, соблюдающей требования социальной иерархии. Они затерялись бы вдвоем где-нибудь в Тоскане, там, где тридцать лет назад провели свой медовый месяц. Однако Джеймсу ничего подобного в голову не пришло.

– Умберто!

– Мэри, дорогая, прими мои поздравления.

– Я так рада тебя видеть!

– А я очень рад, что Джеймс оказал мне честь, пригласив на этот праздник. Надеюсь, тебе понравится вот это.

Он положил в ее руку маленькую коробочку, завернутую в лакированную бумагу белого цвета.

– В этом не было необходимости… Кстати, а что это?

Мэри быстренько открыла коробочку и зачарованно посмотрела на фигурку, прорисовывающуюся сквозь защитную полиэтиленовую обертку.

– Второй век до нашей эры. Это фигурка некой матроны, такой же очаровательной и красивой, как ты.

– Она прелестна. Спасибо, огромное спасибо! Я твоя должница. Джеймс! Джеймс!

Джеймс Стюарт подошел к тому месту, где стояла его супруга с Умберто Д'Алаквой. Мужчины энергично пожали друг другу руки.

– Чем ты на этот раз удивил Мэри? Какое чудо! По сравнению с твоим подарком мой – просто мелочь.

– Джеймс, не говори так, ты же знаешь, что просто очаровал меня своим подарком! Он мне подарил эти сережки и вот это колечко. В них – самые прекрасные жемчужины из всех, какие я когда-либо видела.

– Это самые прекрасные жемчужины из всех, какие только есть на свете, можешь мне поверить. Ну ладно, ты пойди, отнеси эту чудесную фигурку, а я пока предложу Умберто бокал вина.

Через десять минут Джеймс Стюарт оставил Умберто Д'Алакву рядом с президентом и другими высокопоставленными гостями, а сам снова стал ходить от одной группы приглашенных к другой, вежливо оказывая всем знаки внимания.

В свои семьдесят два года Стюарт чувствовал себя в апогее жизни. У него было все, чего только можно пожелать: хорошая семья, здоровье, успех в бизнесе. Сталепрокатные заводы, фармацевтические лаборатории, фабрики по переработке сырья и множество других предприятий делали его одним из богатейших и влиятельнейших людей мира.

Унаследовав от своего отца небольшой промышленный комплекс, он сумел увеличить его во много раз, превратив в настоящую империю. Жаль, что у его детей не оказалось особого таланта в бизнесе. Джина, младшенькая, изучала археологию и тратила деньги на финансирование раскопок (в которых и сама принимала участие) в самых нелепых местах на планете. Джина была такой же сумасбродкой, как и ее тетя Лиза, хотя Стюарт надеялся, что его дочь будет все же более благоразумной. Том изучал медицину, и его мало интересовал прокат стали. Правда, Том был женат, и у него было двое детей. Дедушка очень любил своих внучат и надеялся, что у них окажется достаточно таланта и желания, чтобы унаследовать его империю.

Ничье внимание не привлекли семь человек, которые отошли немного в сторону и тихо о чем-то разговаривали, внимательно наблюдая за всем, что происходило вокруг. Как только к ним кто-нибудь приближался, они тут же меняли тему разговора и начинали говорить о кризисе в Ираке, о последнем саммите в Давосе и еще черт знает о каких делах, которые вроде бы должны были интересовать их, исходя из того, кем они были и чем занимались.

Старший из них, высокий и худой, похоже, направлял ход разговора.

– А это была неплохая идея – встретиться именно здесь.

– Да, – ответил один из его собеседников, говоривший с французским акцентом, – здесь мы не привлекаем внимания, на нас почти никто не смотрит.

– Марко Валони попросил министра культуры о том, чтобы сидящего в Туринской тюрьме немого выпустили на свободу, – сказал еще один мужчина. Он говорил на безупречном английском, хотя его родным языком был итальянский. – И министр внутренних дел уважил просьбу своего коллеги. Сама идея исходила от одной из сотрудниц Валони – доктора Галлони. Она умная женщина, а потому пришла к выводу, что только этот немой сможет дать им какую-то зацепку. Доктор Галлони также убедила Валони в необходимости проведения тщательного расследования в отношении предприятия КОКСА.

– А нельзя ли как-то убрать доктора Галлони из Департамента произведений искусства?

– Можно. Мы в любой момент можем обвинить ее в том, что она сует нос не в свои дела. Да и предприятие КОКСА может заявить протест, дернуть за соответствующие ниточки в Ватикане, а через него – надавить на итальянское правительство и в конце концов добиться, чтобы это предприятие оставили в покое. Можно также действовать через министра экономики, которому, безусловно, не понравится, что кто-то проявляет интерес к одному из важнейших предприятий страны из-за какого-то пожара, слава Богу, не повлекшего за собой серьезных последствий. По моему мнению, нам следует пока воздержаться от каких-либо действий в отношении Софии Галлони.

Старший из семерых мужчин пристально посмотрел на говорившего. Что-то в интонациях голоса друга его насторожило, хотя он и не понял, что именно. Однако ни мимика, ни взгляд говорившего не выдали никаких эмоций. Тем не менее старший в этой компании решил все же попытаться спровоцировать у него какую-нибудь реакцию.

– Мы могли бы организовать ее исчезновение, – предложил он. – Мы не можем позволить себе, чтобы какая-нибудь чрезмерно любопытная особа совала нос в наши дела. Вы согласны?

Первым ответил человек, говоривший с французским акцентом.

– Нет, я не согласен. Я не считаю это необходимым. Более того, это было бы трагической ошибкой. Пока нам не следует ничего предпринимать. Пусть она пытается найти какую-то ниточку – мы в любой момент сможем либо обрезать эту ниточку, либо нейтрализовать эту женщину.

– Думаю, что нам не следует излишне спешить, – добавил итальянец. – Было бы ошибкой пытаться организовать нейтрализацию или исчезновение доктора Галлони. Это лишь разозлило бы Марка Валони и убедило бы его в том, что за инцидентами в соборе кто-то стоит, и тогда ни он, ни его команда не прекратят расследование, даже если получат приказ сделать это. Доктор Галлони представляет для нас опасность, потому что она умна, но нам следует пойти на риск. У нас ведь есть одно преимущество, а именно то, что мы можем быть в курсе всего, что делают и думают Валони и его люди.

– А никто не заподозрит нашего информатора?

– Он – один из тех, кому Валони полностью доверяет.

– Ну ладно. У нас есть что-нибудь еще? – спросил старший.

В разговор вступил человек с внешностью английского аристократа:

– Зафарин два дня назад прибыл в Урфу Мне пока еще не сообщили о реакции Аддая. Другой его товарищ – Расит – явился в Стамбул, а третий – Дермисат, – прибудет сегодня.

– Хорошо, значит, они в безопасности. Теперь это проблема Аддая. Нам же нужно заняться немым, который сидит в туринской тюрьме.

– С ним мог бы произойти какой-нибудь несчастный случай еще до того, как он выйдет из тюрьмы. Это был бы лучший вариант. Если он все-таки выйдет на свободу, за ним будут следить и выйдут на Аддая, – заметил англичанин.

– Да, это было бы благоразумно, – сказал еще один мужчина с французским акцентом.

– А мы можем это организовать? – спросил старший.

– Да, у нас есть свои люди в тюрьме. Однако нужно организовать все очень тщательно, потому что, если что-то случится с этим немым, Марко Валони вряд ли удовлетворится тем, что будет написано об этом в официальном отчете.

– Он, конечно, будет в бешенстве, но ему не останется ничего, кроме как примириться с этим. Без этого немого дело о пожаре в соборе придется закрыть, по крайней мере на некоторое время, – сказал старший.

– А Священное Полотно? – спросил один из присутствующих.

Оно будет находиться в банке. Когда завершатся ремонтные работы в соборе, его вернут в часовню, туда, где оно находилось раньше. Кардинал хочет провести торжественную мессу в знак благодарности Богу за то, что он еще раз спас Священное Полотно.

– Джентльмены, обговариваете какое-то деловое соглашение?

Президент Соединенных Штатов в сопровождении Джеймса Стюарта подошел к разговаривавшим семерым мужчинам. Те расступились, дав место в своем кружке президенту и Стюарту. Завязался светский разговор, и потом целых два часа семеро мужчин не могли вернуться к ранее обсуждаемой ими теме, опасаясь вызвать подозрение остальных приглашенных.

– Мэри, человек, стоящий вон там, кто он?

– Один из наших лучших друзей, Умберто Д'Алаква. Разве ты не помнишь его?

– Теперь, когда ты сказала мне его имя, я его вспомнил. Такой же представительный, как и всегда. Да и красивый.

– Он – закоренелый холостяк. Жаль, ведь он не только красивый, но и обаятельный мужчина.

– Не так давно я про него что-то слышала… но где? Лиза вспомнила где. В докладе о пожаре в Туринском соборе, который Марко послал Джону, упоминалось предприятие КОКСА и его владелец Д'Алаква. Однако она не могла рассказать об этом своей сестре: Джон бы ей этого не простил.

– Если хочешь поприветствовать его, я могу тебя к нему подвести. Он мне подарил фигурку, относящуюся ко второму веку до нашей эры. Это просто прелесть, попозже мы поднимемся в мою комнату, и я тебе ее покажу.

Сестры подошли к Д'Алакве.

– Умберто, ты помнишь Лизу?

– Разумеется, Мэри, я помню твою сестру.

– Ну, прошло столько лет…

– Да, прошло много лет с тех пор, как ты, Мэри, перестала приезжать в Италию так часто, как следовало бы. Лиза, насколько я помню? Вы живете в Риме, так ведь?

– Да, мы живем в Риме, и я не уверена, что смогла бы жить в каком-нибудь другом месте.

– Сейчас у Лизы в Риме живет Джина: она докторант в университете. Кроме того, Лиза добилась, чтобы ее включили в состав группы, которая занимается раскопками Геркуланума.

– А-а, теперь я припомнил, что вы, Лиза, – археолог.

– Да, и Джина унаследовала от своей тети страсть к археологии.

– Я не знаю занятия более увлекательного, чем исследовать прошлое. Да и вы, Умберто, насколько я помню, тоже неравнодушны к археологии.

– Именно так. Мне иногда удается убежать от дел и поработать на каких-нибудь раскопках.

– Фонд Умберто финансирует раскопки.

Джеймс Стюарт подошел к Д'Алакве и увел его к другой группе людей – к большому сожалению Лизы, которой хотелось поговорить с этим человеком, имя которого фигурировало в докладе Марко Валони. Когда она расскажет об этом разговоре Джону, тот не поверит. Да и сам Марко удивился бы, если бы узнал об этом. Она мысленно засмеялась, подумав, что правильно сделала, когда согласилась на приглашение Джеймса приехать на день рождения ее сестры. Затем ей пришла в голову мысль, что, когда Мэри будет в Риме, можно будет устроить ужин и пригласить на него и Д'Алакву, и Марко. Правда, Д'Алаква может рассердиться, и тогда Мэри, чего доброго, еще обидится на нее. Они обсудят эту идею с племянницей, и вдвоем составят список приглашенных.