Текст книги "Гордость и предубеждение-2"
Автор книги: Хелен Холстед
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Последние дни лета прошли в Пемберли очень славно, их уединение прерывалось только пребыванием Гардинеров и неожиданным приездом мистера Беннета, который обрадовал Элизабет, приехав к ним без предупреждения, как уже однажды в Лондон. Кроме экскурсий по парку с дочерью и поездок по фермам с зятем, мистер Беннет проводил долгие часы, блаженствуя в библиотеке Дарси. Еще дома он в подробностях расспросил Бингли о библиотеке в Пемберли, и молодой человек рассказал тестю все, что знал, а именно: Фицуильям Дарси имел несметное количество книг. Он возвратился в Лонгборн, нагруженный фолиантами, которых ему должно было хватить для чтения до их следующей встречи.
Каждое время года, которое Элизабет проводила в Пемберли, становилось для нее любимым. Ей нравилось бродить по рощам, когда алые и золотые листья, кружась, падали на землю. Она подбрасывала их вверх и бежала по тропинкам навстречу ветру.
Элизабет никогда раньше не проводила столько времени в таком уединении. Они встречались только с местными пасторами, поскольку в непосредственной близости не обитало ни одной семьи равного с ними положения. Но ни Фицуильям, ни Элизабет не нуждались в обществе. Им хватало друг друга. И, естественно, Джорджианы. Элизабет как-то спросила девушку, не слишком ли ей тоскливо с ними. Но нет, Джорджиана тоже не скучала по обществу.
Счастливый небосклон Элизабет затмевала только одна туча. Она никогда не читала ответ леди Кэтрин на письмо Дарси, в котором он сообщал тете о своей помолвке, но каким бы оскорбительным ни было содержание того письма, Элизабет не нравилось, что она явилась причиной ссоры мужа с родственниками. Леди Кэтрин все-таки имела некоторую причину гневаться на племянника, поскольку он пренебрег ее дочерью ради девушки, которая в глазах светского общества была ниже его по социальному положению.
Элизабет хотелось, чтобы он преодолел этот разрыв.
– Фицуильям, ты напишешь мисс де Бёр по случаю ее брака?
– Обязательно. На этой неделе. Ты хочешь что-нибудь добавить от своего имени?
– Напиши ей, я с удовольствие жду их обоих в Пемберли.
– Я буду несказанно удивлен, если мы когда-либо дождемся ее появления здесь. Может статься, нас даже не удостоят ответом, Элизабет. Надеюсь, тебя это не слишком оскорбит.
– Бот уж точно нет. Но лорд Рирдон непременно захочет, чтобы она ответила, поскольку ты близко Дружишь с его матерью. Если она ответит, у нас появится повод для налаживания отношений.
– Анна – во всем творение своей матери.
– Фицуильям, возможно, свадьба дочери подходящий повод написать письмо и самой леди Кэтрин. Что ты на это скажешь?
– Думаю, нет, Элизабет. Поведение моей тети было непростительным, и я не стану налаживать с ней отношения. Я никогда первый не пойду на общение с ней, пока она не извинится.
Элизабет встала, подошла к мужу и, наклонившись, легонько уткнулась лбом в его макушку.
– «Никогда» такое тоскливое слово, Фицуильям. Ее милость стареет и скоро останется совсем одна.
– Дорогая моя, тебе не надо в это вмешиваться, это мое дело и ничье больше, – сказал он, потом взял ее руку и поднес к губам.
Лорд Мэддерсфилд написал письмо племяннику из Розингса, где он гостил у сестры, леди Кэтрин. Сначала он описал все достоинства брака лорда Рирдона и Анны, затем перешел к подробностям:
Этот олух Рирдон подписал брачный договор без всяких ссылок на то, кому достанется состояние в случае, если Анна умрет раньше матери. Сестрица заставит его плясать под ее дудку лет двадцать, если он хочет рассчитывать на Розингс-парк. Я тут сказал леди К., что из всего, что я слышу о живом характере миссис Дарси, она – настоящая находка и относится именно к тому типу женщин, которые мне нравятся. «Именно так, – уточнил я, – и, встреть я эту женщину раньше Фицуильяма, ему пришлось бы называть ее тетей, а не женой». (Тебе мои слова явно не по вкусу, мой мальчик!) Как ты догадываешься, моя речь вызвала невероятный скандал. Леди К. исполнила роль Медузы, и Рирдон чуть не лишился чувств. Генри успокаивал их всех, как только он один умеет. Я здорово позабавился. Еще два дня подобных развлечений – и их обвенчают. Венчать их доверено этому шуту гороховому, пастору Коллинзу. Никогда не встречал такого осла. Анна шепнула мне, что он кузен миссис Д., но это она явно со зла.
Если станешь писать своей кузине Анне, тебе вовсе нет надобности упоминать мое письмо. Мне не хочется слишком противостоять сестрице.
Твой и т. д.
Мэддерсфилд.
Вслед за этим письмом пришло очередное послание из Розингса, на этот раз от кузины Дарси.
От графини Рирдон мистеру Дарси Розингс.
Мой дорогой кузен!
Я благодарю Вас за ваше милое письмо, Вы всегда проявляли ко мне только доброту и великодушие, совсем как родной брат. (Эти излияния дружественных чувств, возможно, поразили бы Дарси меньше, если бы он знал, что леди Рирдон воцарилась в спальне сына, пока его жена писала это письмо.)
Пожалуйста, передайте мою благодарность и наилучшие пожелания своей очаровательной жене. Мы с лордом Рирдоном с удовольствием навестим вас в Пемберли. И конечно, мы будем больше чем просто счастливы принять вас в любое время, когда вам будет угодно, в Камберуэлле или в любом из наших поместий в Шотландии или Суррее.
Вы будете удивлены, что мы все еще в Розингсе. Мы намерены провести зиму в Суррее и отправимся туда, как только здоровье графа позволит ему ехать. С лордом Рирдоном произошел несчастный случай в карете в день нашего бракосочетания. К счастью, ногу не пришлось ампутировать, и мы надеемся, что он полностью выздоровеет уже через несколько недель или, самое большее, месяцев.
Если Вы пожелаете связаться с нами, можете _ сделать это через мистера Коллинза. Кузен миссис Дарси проявил себя истинным христианин ном и настоящим духовным пастырем в несколько трудный для нас период.
Остаюсь вашей преданной и любящей кузиной.
Анна, графиня Рирдон-он-Эдсуотер.
– Я и понятия не имела, каким нежным кузеном ты был для мисс де Бёр! – воскликнула Элизабет.
– Я чувствую, она трактует историю наших отношений значительно содержательнее. Детьми мы ненавидели друг друга с предельной страстностью. Стоило мне вспомнить про уготованную мне судьбу в супружестве, как я впадал в обреченное молчание. Да и она годами не заговаривала со мной, разве только произносила непременное: «Доброе утро, Фицуильям» или «Доброй ночи, Фицуильям».
– Выходит, тебе было невероятно сложно заставить себя вытянуть ее на общение.
– Возможно, нет. – Он улыбнулся. – Во всяком случае, ты оказалась права, любовь моя. Она не только ответила, но и с неожиданной сердечностью.
– Неужели в тебе нет ни грамма любопытства? Тебя отнюдь не волнует, что там произошло?
– Нисколько. Меня вовсе не касается происходящее в чужом доме.
– А я вот жутко любопытна. Твоя позиция высокоморальна, и я буду уважать ее, не проронив в разговоре с тобой ни слова на эту тему, случись мне выяснить подробности.
– В обязанности жены входит доверять мужу.
– Вот это новости! Тогда давай скажем так: когда мы сплетничаем, я сознательно исполняю свой долг, а ты… как быть с тобой?
В ответ он только молча улыбнулся.
События в Хансфорде оправдывали любопытство, а их последствия должны были сказаться на всей семье.
Как только Анна была выгодно помолвлена, а Коллинзы полностью восстановлены в роли любимых домашних льстецов, жизнь в Розингсе вошла в свою привычную колею и потекла со всеми типичными для этого дома развлечениями.
Приближался день бракосочетания Анны, и в Розингс снова приехала леди Рирдон и привезла с собой сына, чтобы тот мог пройти период ухаживания непосредственно перед свадьбой.
И почти сразу леди Кэтрин начала испытывать некоторое беспокойство. Во-первых, возникло разногласие относительно пребывания молодой пары после свадьбы. Леди Кэтрин остановила свой выбор на Бате. Лорд Рирдон имел неосторожность возмутиться этим.
– Только не это унылое место! – вскричал жених.
– Прошу прошения, милорд? – не поняла его леди Кэтрин.
– Ах, – только и смог вымолвить он, подумав, что лучше бы ему никак не реагировать, чем так бестактно.
Леди Кэтрин также возмущало поведение Рирдона по отношению к невесте. В одно прекрасное утро, выйдя к завтраку, он взял Анну за подбородок и сказал:
– Доброе утро, мой маленький воробышек.
– Доброе утро, Фредерик, – ответила Анна с глупой от счастья улыбкой.
– Гм! – произнесла леди Кэтрин.
Лорд Мэддерсфилд фыркнул, чем окончательно вывел сестру из себя.
– Когда мы поженимся, я наряжу тебя в яркие цвета и ты будешь вместо воробышка маленьким попугайчиком, – прошептал Фредерик, усаживаясь рядом с Анной.
– О чем вы там толкуете, милорд? Я не позволю никому вести беседу, в которой я не принимаю никакого участия, – тут же сделала ему замечание леди Кэтрин.
– Я не сказал ничего, достойного повторения для вашего слуха, мэм, но теперь я скажу все, что вам понравится.
– Ха! Красиво сказано, – откликнулся Мэддерсфилд. – Тебе не на что пожаловаться, сестрица.
Анна улыбнулась Фредерику. Какой же у нее храбрый жених! И как ее будоражила мысль, что очень скоро ее нарядами займется тот, кому по душе яркие цвета! Ее мать всегда подбирала ей невыразительные унылые платья.
Следующее свидетельство неестественного поведения Анны было замечено однажды вечером, когда Рирдон попросил свою невесту показать ему, где найти какой-то словарь. Это было явным предлогом, чтобы выманить ее из комнаты. Когда они вернулись, блуждающие улыбки на их лицах вызвали определенные подозрения ее милости. Однако то, как лорд Рирдон споткнулся о край ковра и почти растянулся на полу, каким-то образом успокоило ее.
Анна, естественно, не позволила ему слишком вольничать. Он поцеловал ее в губы, но она назвала это дурным озорством. Он ответил на ее негодование интригующей улыбкой светского человека, от которой девушка замерла, потом вся затрепетала, почувствовав слабость. Ее переполняло желание, но она не отдавала себе в этом отчета.
Ее милость стала откровенно желать, чтобы бракосочетание совершилось поскорее.
Мистер Коллинз никогда не забывал возносить хвалу леди Кэтрин за ее покровительство. Немногим пасторам оказывалась честь исполнять свои обязанности на таких церемониях, а здесь бракосочетание между лордом Рирдоном и самой мисс Анной де Бёр. После превосходного завтрака молодым только и оставалось, как покинуть Розингс. Супруг галантно подсадил Анну в карету. Она взглянула еще раз в окно на строгое лицо своей матери. Их глаза встретились, и новобрачную охватило восхитительное чувство освобождения. Ее новый хозяин, лорд Рирдон, прыгнул на ступеньку кареты и… промахнулся.
Таким образом в день своей свадьбы Фредерик Лестер, девятый граф Рирдон-он-Эдсуотер, был водворен назад в дом своей тещи, откуда он должен был увезти свою добычу. Ему следовало сначала посмотреть, куда он прыгает. Фредерику некого было винить, кроме себя самого.
Он был помещен обратно в свою комнату. Вызвали хирурга. Рана, конечно, была не ко времени, но перелом оказался несложным и легко исправимым.
– Анна, – распорядилась леди Кэтрин, – тебе следует вернуться в свою комнату.
– Боюсь, что нет, мама, – ответила дочь. – Фредерик просил, чтобы я спала в его комнате. Для меня ведь можно принести туда небольшую кровать.
:– Какая нелепость! – воскликнула леди Кэтрин. – Ты будешь спать в своей старой комнате.
Анна поджала губы и попыталась выдержать взгляд матери.
Она первая опустила глаза. Леди Кэтрин улыбнулась.
– Вижу, теперь ты снова стала сама собой. Я не придам значения этой вспышке, Анна. А теперь иди и полежи с часок.
– Да, мама.
Анна прокралась в свою комнату и обнаружила, что комнату уже приготовили для нее. Она, не раздеваясь, легла поверх покрывала, намереваясь серьезно все обдумать, но очень быстро погрузилась в сон. Приблизительно через час она проснулась и поспешила в комнату Рирдона.
Зрелище ее отважного господина, лежащего на спине, бледного и немощного, с понурыми от боли глазами, переполнило все ее существо раскаянием в собственной трусости.
– Ох, Фредерик, дорогой, мама не позволит мне спать здесь, а мне так хочется быть подле вас.
– Не беда, воробышек. Я бесполезен для тебя с такой вот больной ногой.
– Фредерик, я думала, что я могла бы быть вам полезна. Я думала, что вам бы хотелось, чтобы я осталась здесь.
– Я бы и хотел этого, но что можно сейчас сделать? Я скоро бы уладил вопрос, если бы был в норме.
Его непоколебимый тон заставил ее задрожать.
– Тебе холодно, крошка? Тогда садись рядом со мной. Боже праведный, да ты весишь не больше перышка. – Она почувствовала движение его мускулов под тканью ночной рубашки. Фредерик прижал ее к себе и поцеловал, но совсем иначе, чем раньше. Анна могла чувствовать его руку, сжимавшую ее в том месте, где колотилось ее сердце. Она не могла понять, боится она или желает, чтобы он позволил себе чуть больше.
– Чем они меня опоили, Анна? – застонал Фредерик.
– Настойкой опия.
В дверь резко постучали, и она открылась настолько быстро, что Анна успела только принять чопорный вид, оставаясь сидеть на кровати мужа. Леди Кэтрин прошагала внутрь в сопровождении леди Рирдон. Анна соскользнула с кровати им навстречу. Рирдон прищурился, стараясь сфокусироваться на вошедших, и различил свирепую старушенцию, свою тещу, впивающуюся взглядом в его крошку.
– Иди в свою комнату, Анна, – велела мать. Анну лихорадило от чувства, которому она не знала названия. Она с трудом дышала.
– Я уйду, если мой муж попросит меня об этом! – воскликнула она.
Уже давно глаза ее матери не были такими обжигающе-холодными, когда она смотрела на дочь. Кровь пульсировала в ушах, в груди все кипело. Только одно могло спасти Анну: ей надо было броситься на колени и слезно просить у матери прощения. Плакать, унижаться и сжимать подол ее платья.
Но… на самом дне ее страха возникало какое-то совсем новое чувство.
– Моя дорогая Анна… – Леди Рирдон собиралась призвать девушку к благоразумию.
– Она остается, – невнятно связывая звуки в слова, произнес Рирдон. – Вы обе, слышите меня!
Анна выпрямилась. Ее глаза подергивались, когда она опять попыталась выдержать материнский взгляд.
Словно сосульки в морозной ночи, страшные слова сорвались с губ ее милости:
– Анна, я крайне сердита.
Анна спрятала трясущиеся от страха руки за спину, но у нее дрожали губы, и она не сомневалась, что это видели все.
И тогда чувство, настолько глубоко захороненное на протяжении двадцати трех лет, что она едва ли вообще догадывалась о его существовании, горячей волной прокатилось по ее телу. Этим чувством был гнев. Он клокотал изнутри, закладывал уши, стучал в голове.
– Мне все равно!
С застывшей на лице маской ненависти леди Кэтрин метнулась из комнаты.
– Ты мужественная малютка, любовь моя, – пробормотал Рирдон.
– Вы пара олухов! – прошипела его мать и поспешила за хозяйкой дома.
– Поцелуй меня, Анна, – пробормотал новобрачный и впал в обморочное состояние.
Позже камердинер Рирдона привел сиделку, нанятую для ухода за больным. Пациент был в глубоком сне, а рядом крепко спала Анна, уткнув заплаканное лицо в его подушку. Когда сиделка начала поднимать ее своими мясистыми ручищами, новобрачная зашевелилась и цепко ухватилась рукой за ночную рубашку Фредерика.
– Лучше позвоните ее горничной, мистер Лартон. Бедняжка. – Вдвоем женщины переодели Анну в ночную рубашку и, уложив рядом с ее мужем, бережно укрыли одеялом.
– Никогда раньше не караулила новобрачных в ночь после их свадьбы! – хихикнула сиделка. – Если его милость проснется и станет игривым, я стукну его по голове.
– Едва ли вам это понадобится.
– Впрочем, с ним не так-то трудно и совладать. – Сиделка хитро фыркнула.
– Я останусь спать здесь сегодня ночью на случай, если понадоблюсь мисс… графине, – нахмурившись, надменно осадила горничная неподобающе вольный тон сиделки. – Я лягу на диване.
– Как вам будет угодно, дорогуша. Мне диван не нужен, меня наняли дежурить подле больного.
Анна и Фредерик проспали эту ночь в объятиях друг друга. Зажав руками уши, горничная беспокойно металась по жесткому дивану, под музыкальное сопровождение храпа сиделки, блаженствующей в кресле.
День сменил другой, но в Розингсе ни одна из сторон не изменила своей решимости. Никак не могла величавая леди Рирдон предсказать такой поворот событий.
– Мой дорогой Фредерик, – упрашивала она сына, – умоляю тебя, умерь свой пыл мыслью о состоянии леди Кэтрин.
– Мама, в жизни мужчины бывают такие моменты, когда он обязан бесстрашно встать на защиту правого дела и не искать при этом чье-то расположение.
– Я не вижу, чтобы ты сейчас мог стоять, Фредерик. Боюсь, ты еще пожалеешь о своей глупости.
– Это пойдет на пользу старушке, мама, если она поймет, что не может всегда и всем навязывать свою волю. Вот увидишь, это не будет иметь никаких катастрофических последствий.
– Пока я вижу только одно: не прошло и двух дней твоей женатой жизни, как ты совсем забыл о цели своей женитьбы.
– Что ж, но леди Кэтрин не будет управлять мною… I и Анной.
В этом-то и крылась основная проблема. Никогда прежде вдовствующая графиня не сталкивалась с неуправляемостью сына. Восхищение Фредерика женой не поддавалось разумному объяснению. После того, как он впервые встретился с Анной, он стенал и охал, что мужчину нельзя заставлять жениться на подобном существе, и только ткнув сыну под нос кипу закладных бумаг, ей удалось уговорить его отнестись к этому браку как к неотложной необходимости. А теперь ее сын только и делал, что, как флюгер, поворачивал свой длинный и большой нос вслед за своей крохой женой.
Отношения между новой графиней и ее матерью были крайне напряженными. Анна дрожала в ожидании каждой встречи, но при поддержке мужа укрепляла волю и вела себя с холодным почтением, но не больше. 1 Лорд Мэддерсфилд согласился с леди Кэтрин, что Анна вела себя возмутительно, и пообещал сестре сделать все возможное для блага семьи. Он поговорил с племянницей наедине, и в ходе этой беседы объяснил ей, что ему нравятся женщины с характером, и заверил Анну, что никогда она не нравилась ему так, как теперь. И если племянница прогнется сейчас, после того как уже скинула свой хомут, ее мать подомнет ее вместе с ее мужем раз и навсегда.
Он вернулся в гостиную и сокрушенно пожал плечами.
– Я приложил все усилия, дабы убедить ее разумными доводами, сестра, но сейчас она, похоже, совсем не считается с мудростью старших.
Мистер Коллинз помчался в Розингс наутро после свадьбы, чтобы справиться о здоровье пострадавшего. Леди Кэтрин настолько кипела от гнева, что готова была поделиться случившимся даже с ним.
– Вы правы, – согласился он. – Граф, кажется, проявил неосмотрительность, настояв, чтобы жена спала там. Повернувшись, она могла по неосторожности задеть ночью поврежденную ногу.
– Какое мне дело до его поврежденной ноги? – завопила ее милость. – Мне наплевать на его ногу. Моя дочь и мой зять обращались со мной с преступной непочтительностью, вот это меня действительно волнует, и очень.
– Возможно, имеется какое-нибудь объяснение их небрежения своим долгом по отношению к вашей милости, к которой они обязаны испытывать предельную благодарность и уважение, – сказал Коллинз.
– Вы думаете, может иметься рациональное объяснение их поведению и можно заставить их принести мне извинения?
– Когда они поймут, что потеряли, упав в глазах вашей милости, и к тому же по своей собственной вине, их переполнит раскаяние… нет, скорее даже отчаяние.
– Вы, мистер Коллинз, как раз тот человек, который и объяснит им их вину.
– Я, ваша милость? Премного польщен вашим доверием, но я не могу тешить себя мыслью, что я в силах повлиять на отношения тех, кто намного выше по положению, чем моя собственная скромная персона.
Он вытер лоб.
– Все ваши доводы несущественны, мистер Коллинз. Позвоните в звонок. Графиня согласилась прослушать лекцию о дочернем долге, затем задала некоторые серьезные вопросы о супружеском долге, которые несколько отвлекли пастора от основной линии его воспитательной беседы. По правде говоря, за последующие несколько дней мистер Коллинз столько раз переходил из одного стана в другой, что стал походить на маятник часов.
Полковник Фицуильям умолял Анну подумать о возрасте ее матери и о предстоящей разлуке с ней.
Ну что стоило Анне извиниться, даже если ее мать и была не права? Кому стало бы от этого хуже? Как бы там ни было, он испытывал сострадание к своей тетушке, какой бы старой тираншей она ни была. Он ощущал то, чего другие, казалось, не видели или не хотели видеть, – боль, прятавшуюся за ее гневом; и он боялся, что она останется в одиночестве в свои престарелые годы.
– Дорогой Генри, – сказала леди Кэтрин. – Ты единственный из родственников, кто не предал меня, Неужели ты тоже покинешь меня?
– Вы же знаете, что я не оставлю вас, но, моя дорогая тетушка, Анна была хорошей и послушной дочерью для вас всю свою жизнь. Я убежден, что она очень хочет получить ваше прощение. Одно нежное слово – и все будет так, как прежде.
– Никогда уже ничего не будет, как прежде, но я готова простить ее, когда она признает свою ошибку. Я всегда славилась своим христианским милосердием.
Леди Кэтрин не получила возможности продемонстрировать свое христианское милосердие, поскольку считала, что нераскаявшаяся дочь не должна быть прощена. Анна все же согласилась сказать матери, что ей жаль, если та чувствовала себя оскорбленной, но она не стала говорить, что не признает вопиющим преступлением сон в кровати своего мужа в их свадебную ночь.
Она последовала методу Коллинза так, как она понимала его; она была почтительна к матери, но с некоторой новой для нее, словно подспудно появившейся уверенностью в себе. Леди Кэтрин видела в ее кротости только игру.
Спустя две недели после свадьбы леди Кэтрин послала за своими поверенными. По смерти леди Кэтрин ее дочь Анна должна была получить ценные бумаги и собственность, составляющую менее трети от всего состояния ее матери. Будущим наследником дома и поместья Розингс, со всеми арендными платежами от ферм и коттеджей, неоспоримо назначался любимый племянник ее милости Генри Фицуильям. Настоятельный совет ее поверенных не предпринимать столь решительного и бесповоротного шага остался неуслышанным.
Оскорбленная мать молодого мужа влетела в комнату больного, где Анна и Фредерик с трепетом ожидали ее появления.
– Я предупреждала тебя, Фредерик, с самого начала предупреждала. Почему ты подписал брачный контракт, не оговорив наследство Анны?
– Не знаю, мама. Она впилась в меня таким взглядом!
– Я умоляла тебя умерить свое легкомыслие и проявить осмотрительность, хотя я никогда не могла вообразить столь бедственного для нас результата твоего поведения!
– Честь джентльмена, мама, все-таки… гм, есть честь джентльмена.
– Ты заплатил за свою честь слишком дорогую цену. Нам остается лишь примириться с ситуацией и постараться найти выход из нашего нынешнего положения. И не надо пугаться, Анна.
– Вы очень добры, графиня.
– Доброй я всегда старалась быть, но теперь графиня ты, моя милая. Я послала за врачом, чтобы он назначил нам самую раннюю из возможных дату нашего отъезда. – С этими словами она покинула комнату.
Тишина сгустилась вокруг этих двоих. Рирдон погрузился в раздумье и изредка вздыхал. Несомненно, приданого Анны хватит на избавление его домов в Суррее и Лондоне от заклада. Соответственно, его доходы пойдут на смену обстановки и ремонт Камберуэлла, что давно пора было завершить. И все же потеря Розингса была прискорбным фактом. Он снова вздохнул. Глаза Анны обожгла резкая боль, и горючие слезы полились по ее щекам. Она не удержалась от негромких рыданий.
– Какой толк проливать слезы по деньгам, Анна!
– Я плачу не из-за денег. Я только испугалась… испугалась, что раз вы женились на мне из-за этого, а теперь…
– Это я-то женился на тебе из-за твоего состояния? Кто это вбил такую мысль в твою головку, странная девочка? Иди ко мне и поцелуй меня.
Всяческие заверения были произнесены, и слез как не бывало. Его милость остался вполне доволен своей способностью справиться с ударом судьбы, а ее милость была вполне довольна… ну, скажем… его способностью.
