Текст книги "Гордость и предубеждение-2"
Автор книги: Хелен Холстед
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Дарси кивнул. Оба задумались, пока Фоксуэлл не прервал молчания:
– Я никогда не предал бы нашу дружбу, Дарси. Я надеюсь, ты знаешь это.
Несколько часов спустя в гостиной леди Инглбур подавали кофе.
– Мистер Дарси, как же вы пунктуальны! Ну прямо [до минуты.
– Добрый вечер, ваша милость, – поклонился Дар-си. – Маркиза вопросительно посмотрела на его спутника. – Позвольте представить вам моего тестя, мистерa Беннета?
– Конечно, конечно. Мистер Беннет, мне невероятно любопытно познакомиться с вами. Пожалуйста, присядьте.
Кому-то из гостей ничего не оставалось, как освободить место подле ее милости. Дарси остался стоять рядом и стал искать глазами жену. Элизабет великолепно смотрелась в своем любимом желтом, ее темные глаза искрились смехом. Перегрин Уиттэйкер, приютившийся подле нее на диване, поднял голову и поймал взгляд Дарси. «Она восхитительна», казалось, говорил взгляд Уиттэйкера. Дарси сухо поклонился и перевел взгляд на среднего роста худощавого джентльмена, стоявшего перед Элизабет и как-то странно жестикулировавшего. Темные волосы падали на его брови, а темные глаза оставались задумчивыми, даже когда он смеялся.
Дарси сразу же распознал известного драматурга Саймона Гловера. Элизабет подняла глаза и увидела мужа.
– Может, вы споете для того джентльмена, который только что появился здесь, раз вы отказываетесь петь для меня, – попросил мистер Уиттэйкер, перехватив ее пристальный взгляд.
– Думаю, нет, мистер Уиттэйкер, ведь мистер Дар-си приехал за мной.
Уиттэйкер наблюдал, как Элизабет и мистер Беннет распрощались с маркизой.
– Назад в клетку, маленькая птичка, – пробормотал он, потом повернулся к Гловеру: – Полагаю, она предусмотрела в брачном контракте четыре часа свободы каждую неделю. А что думаете вы? Он обязуется] оплачивать счета модисток, а она в обмен на это соглашается быть любимой.
– Вы ничего не знаете об их жизни, Уиттэйкер, хотя прежде я никогда не замечал вашего невежества в отношении предмета, рождающего ваше красноречие.
– Ах! Я просто пошутил, Гловер, и вы уже выходите из себя, – Уиттэйкер улыбнулся и зевнул. – Со своей стороны, я не понимаю, почему моя банальная шутка породила в вас такую ярость.
Дверь гостиной закрылась.
– Взгляни на эти картины, Фицуильям, – попросила Элизабет и объяснила отцу: – Это место находится в Дербишире, папа.
Все трое застыли перед картинами. Дарси повернулся к жене, и на мгновение они остались одни во всем мире, на краю того обрыва, когда ветер неистово рвал воздух вокруг них, и Дарси почувствовал силу невысказанной любви Элизабет. Его скверное настроение растаяло.
Громкие звуки из комнаты разрушили чары. Элизабет взяла отца под руку, и они покинули этот дом.
На следующее утро надежды Элизабет наслаждаться обществом отца по крайней мере недели на две были разбиты. Заехав в дом Бингли, они обнаружили, что Китти ужасно страдала ночью. Увидев, какой бледной и измученной она выглядела, мистер Беннет тут же обуздал свой сарказм. От непривычной доброты его поцелуя глаза Китти наполнились слезами.
– Тебе нужна твоя мама, моя дорогая. Я отвезу тебя домой.
– Нет, папа, – хрипло прошептала Китти. – Я хочу остаться в Лондоне.
Но врач рассудил иначе и рекомендовал немедленный отъезд молодой леди из Лондона. Китти протестующе вскрикнула, но ее возглас тут же был заглушён приступом кашля.
– Дорогая Китти, мы должны последовать этому совету, – увещевала Элизабет сестру. Воздух в Лондоне слишком сырой для тебя в это время года.
– Воздух не просто сырой, мадам, но еще грязный, – добавил врач. – Зима – самое плохое время, но правда, хотя приходится также отметить, что мисс Беннет неспособна переносить воздух Лондона в любое время года.
– Нет! – пробулькала несчастная девушка.
Они проехали до Хартфордшира со всеми удобствами, которые им предоставляла четырехместная карета Дарси. По их прибытии миссис Беннет разразилась истерикой, испугавшись, что внезапно превратившаяся и самую драгоценную жемчужину среди ее детей Китти недолго задержится в этом мире. Но как только через несколько дней покой восстановил здоровье ее драгоценности, возникли и другие чувства.
– Я люблю, когда Китти дома, – доверилась она своей подруге, леди Лукас, сидя у нее в гостях. – Я ужасно без нее тосковала. – Она довольно улыбнулась. – Как, впрочем, я тоскую без всех моих девочек, которые разъехались. – Ей нравилось напоминать другим матерям о своем успехе по части устройства своих дочерей.
Леди Лукас пробормотала свое сочувствие.
– Но зачем они отослали Китти домой так поспешно? Она уже почти выздоровела, но теперь мистер Беннет и думать не хочет о ее возвращении в Лондон. И как и должна найти ей здесь мужа? Нет ни одного сносного холостяка в графстве, я в этом уверена.
Требования миссис Беннет к выбору женихов заметно возросли с тех пор, как ее старшие дочери очень удачно вышли замуж. Конечно, она не могла ожидать, чтобы Мэри или Китти могли выйти замуж так же хорошо, как Элизабет, например. Такое состояние, каким обладал Дарси, было большой редкостью. Тем не менее ей хотелось бы держать Китти в доме своего богатого зятя, где, как она представляла, младшая дочь встречается с армией богатых холостяков, друзей Дарси.
К счастью для леди Лукас, их разговор был прерван ее мужем, сэром Уильямом, который поспешил к ним с газетой.
– Миссис Беннет! – воскликнул он, – вы знаете, что миссис Дарси разговаривала с самим регентом!
– Думаю так, сэр Уильям, – ответила миссис Беннет с беспечностью, невозможной всего год назад. – Неделю назад графиня Рирдон представила Элизабет в Сент-Джеймсе.
– Это совсем иной случай! – торжествующе произнес сэр Уильям, кладя газету перед ней. Он указал на строчки о новостях двора, сообщавшие миру, что «сопровождавшая маркизу Инглбур на музыкальный вечер очаровательная миссис Дарси разговаривала с принцем Уэльским».
Миссис Беннет поспешила домой сообщить новость супругу. Он никогда не удосуживался прочитывать самый важный раздел газеты, в который люди, обладавшие умом сэра Уильяма, заглядывали прежде всего.
– Мистер Беннет, мистер Беннет, послушайте мой дорогой, какие новости! – С этими возгласами она ворвалась в святая святых его библиотеки. Мистер Беннет был по обыкновению раздосадован и отказывался приходить в возбуждение, какого ожидала от него мисисс Беннет, пока не проговорился:
– Ее милость показалась мне слишком интеллектуальной женщиной, чтобы впустую тратить время на подобную ерунду. Лиззи презирает регента.
– Мистер Беннет! Вы встречались с маркизой? Почему вы не рассказали мне о ней?
Мистер Беннет задумался. Какую гордость он испытывал за дочь, когда она сидела, спокойно принимая восхищение необыкновенных людей, собравшихся вокруг леди Инглбур. Ее не смог смутить даже изучающий взгляд одной из наиболее влиятельных женщин Лондона.
Элизабет ценила ум своей старшей приятельницы и счастливо доводила до совершенства остроты хозяйки своими умными комментариями, причем произносили их с таким обаянием, которому никто в салоне не мог соответствовать. А ведь ей всего двадцать один год! «Лиззи! – воскликнул он, когда они ехали в карете домой из дома маркизы. – Ты неподражаема, и я чувствую желание приписать себе, хотя бы частично, заслугу воспитания твоего ума, а также твоего превосходного характера».
Мистер Беннет хмыкнул от удовольствия, вспомнив об этом.
– Теперь он смеется! – воскликнула жена. – Мистер Беннет, вы выводите меня из себя на каждом шагу!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Надежда Дарси на то, что нерасположенность к нему леди Кэтрин может оказаться полезной для его кузена Генри, была, по-видимому, основана на несовершенном понимании природы христианского милосердия ее милости. Леди Кэтрин распространяла свою доброту лишь на тех, кому благоволила. Совершенное невероятно, чтобы она могла отдать состояние Анны человеку, который не расположен считаться с ее волей.
Когда Дарси женился вопреки ее желанию, она была разгневана чрезвычайно.
По странному стечению обстоятельств, земельные владения Дарси и леди де Бёр разделялись всего лишь узкой дорогой. На территории обширного имения леди Кэтрин стоял опрятный небольшой домик пастора. Приход в Хансфорде был одним из многих на ее землях. После кончины старого пастора, приблизительно восемнадцатью месяцами ранее описываемых событий, случай привлек внимание знатной дамы к мистеру Коллинзу, и, к его глубокой благодарности, она наградила его этим местом. Мистер Коллинз же приходился кузеном мистеру Беннету.
После женитьбы Дарси гнев ее милости обратился на мистера Коллинза и его жену Шарлотту. Коллинз был виноват уже в том, что имел такую кузину. К тому же он пригласил погостить кузину в свой пасторский дом именно тогда, когда мистер Дарси посещал свою тетю. А во-вторых, – и это было уж совсем непростительным, с точки зрения леди Кэтрин, – он не предпринял никаких ощутимых попыток помешать Элизабет, этой ловкой и дерзкой девице, поймать ее племянника на крючок. Напрасно мистер Коллинз утверждал, что он никогда и вообразить себе не мог ничего подобного. Тщетно Шарлотта Коллинз открыто высказывала свои опасения по поводу этого брака.
Ее милость леди Кэтрин создала Коллинзам настолько невыносимую жизнь, что они убежали в Хартфордшир и гостили в семье Шарлотты, надеясь, что гнев их бывшей покровительницы со временем пойдет на убыль.
Наконец, время несколько разрядило напряжение ситуации. Уже в декабре леди Кэтрин проявила христианскую терпимость, которой она славилась, и послала за мистером Коллинзом. Его тесть предоставил супружеской чете свою карету, дабы они могли возвратиться без малейшего промедления. Коллинзы прибыли домой к обеденному времени, и пастор тут же был готов выказать всемерное уважение своей августейшей покровительнице.
– Мой дорогой мистер Коллинз, – упрашивала его Шарлотта, – прошу вас, отдохните немного и отобедайте. Вы же очень устали.
– Нет, моя дорогая Шарлотта. – Мистер Коллинз задыхался, еще даже не начав свой путь. – Леди Кэтрин неправильно истолкует мое промедление, если я безотлагательно не отправлюсь к ней. Что касается обеда, я не смог бы проглотить ни куска!
И он поспешил прочь, рысью пустившись к дому леди де Бёр. Лакей, который открыл ему дверь, однако, вовсе и не собирался впускать его. Перед тем как закрыть дверь перед самым носом пастора, он с высокомерным презрением пообещал мистеру Коллинзу сообщить ее милости о его визите.
Потеря покровительства ее милости была для мистера Коллинза фактом прискорбным, но он не мог расстаться с надеждой. Всякий раз, когда ее карета проезжала мимо, он выбегал из дома, как всегда делал раньше, и низко кланялся. В воскресенье он почтительно проводил ее из церкви, но, вместо того чтобы вознаградить его хотя бы снисходительным кивком, она всего лишь процедила:
– Не воображайте, мистер Коллинз, будто вы можете вкрасться обратно в мое доверие подобными знаками внимания. Мой характер известен своей твердостью. Я глуха к лести.
– Ваша милость, – подобострастно ответил мистер Коллинз, – я вполне осознаю мое недостойное поведение. И смиренно счастлив находиться подле вашей милости хоть несколько мгновений.
И она прошествовала дальше, сопровождаемая дочерью, которую поддерживала в ее горестях и переживаниях ее горничная. Лицо мисс де Бёр съежилось от тоскливого хныканья, а ее тщедушное тельце, измученное специфическими диетами, явно страдало от недостатка движения и физических упражнений. Конечно, радость и доброжелательность могли бы в какой-то мере скрасить недостатки внешности, но, к сожалению, эти чувства редко являлись миру на лице этой девушки. Коллинз, однако, обладал способностью видеть скрытое за внешним, и на его лице было написано, что внутренняя красота и сияние мисс де Бёр переполняют его восхищением.
Он не мог оценить предпочтение, которое Дарси оказал Элизабет. Конечно, Элизабет симпатичная, живая и остроумная особа. Она наделена некоторыми качествами, притягивающими мужчин, но мисс де Бёр… Ах! Возвышенная! Анна увидела выражение лица пастора и презрительно фыркнула.
Судьба наделила мистера Коллинза умной женой с хорошим характером, но в тот момент Шарлотта была беременна, и ей не всегда хватало терпения. Ей было совсем не по вкусу в ее положении преодолевать длинный, путь к Розингсу. Было утомительно составлять настойки для поднятия духа или от кашля, снятия головной боли или оживления печени мисс де Бёр. Ей представлялось несправедливым оказывать знаки внимания надменным людям, а потом униженно стоять перед закрытой дверью, – такое раболепие, она чувствовала, не имело смысла и не заслуживало потраченного времени.
– Мой дорогой мистер Коллинз, боюсь, что от моих стараний слишком мало пользы. Я уверена, у мисс де Бёр множество мешочков с лавандой, а я сейчас занята, – сказала Шарлотта как-то вечером, когда они прожили дома уже три недели.
– Вы так думаете, Шарлотта? И что бы вы могли сделать вместо этого?
– Ничего вообще, мой дорогой.
– Моя дорогая Шарлотта! – В голосе мистера Коллинза зазвучали менторские нотки. Внезапно в его голове возникло подозрение, и он, изменив тон, сказал, набив рот очередной порцией баранины: – Я полагаю, у вас неважное настроение из-за вашего состояния.
Шарлотта вздрогнула:
– Мистер Коллинз, умоляю вас, не говорите с полным ртом.
– Прошу прощения. Я буду прилагать усилия помнить это правило.
– Благодарю вас. Я хотела бы предложить вам свои соображения, как вам уладить нашу небольшую проблему с леди Кэтрин.
– Ах! – сказал он, покачав пальцем. – Имея мужской интеллект и намного больше образования, чем у вас, мне, несомненно, лучше самому руководить вами, нежели следовать вашим советам.
Если Шарлотта и имела сомнения относительно интеллекта этого мужчины, она промолчала о них.
– Я размышляла над той мыслью, которую вы как-то высказали мне. Вы знаете, я имею обыкновение обдумывать ваши идеи в свое свободное время.
– Шарлотта, любимая моя детка! Я понял теперь. Прошу вас, напомните мне.
– Вы говорили на днях, что наша нынешняя линия поведения с леди Кэтрин, похоже, ничуть не идет нам на пользу.
– Я говорил это?
– Да. Как вы могли забыть? Вы еще сказали, что ее милость, вероятнее всего, скорее пойдет нам навстречу, если мы станем вести себя не столь раболепно. Что вы будете кланяться проезжающей карете только в том случае, если окажетесь вне дома. Будете провожать ее из церкви, но не до самых ворот. Я сразу признала в этой мысли очередную искру вашего вдохновения.
В первые дни своего замужества Шарлотта не стала бы столь грубо льстить своему супругу, но она теперь достаточно хорошо узнала его.
– Мы незамедлительно приведем мой план в действие. Шарлотта, впредь я запрещаю вам ходить в Розингс, если вас специально не пригласят туда.
– Конечно, мистер Коллинз.
Привычка умирает с трудом, и Шарлотте приходилось буквально своим телом останавливать мужа, когда тот выскакивал из дверей при звуках проезжавшего экипажа де Бёров. В церкви она инсценировала небольшой обморок, дабы отвлечь мистера Коллинза от целования подола мисс де Бёр. Не прошло и пяти дней, как ее милость все-таки снизошла до того, чтобы спросить слуг, нет ли какого-нибудь известия от миссис Коллинз. А уже через неделю пришло приглашение из Розингса на чашку чая.
С того момента события развивались крайне благоприятно, с молчаливого согласия сторон никогда не упоминать недостойную дерзкую девицу и никчемного племянника-шалопая.
В конце декабря Шарлотта родила сына. Восторг мистера Коллинза был омрачен, когда он узнал, что Шарлотта решила сама кормить и нянчить ребенка. Он свято верил, что священной обязанностью мужа было регулярно выражать свою любовь определенным образом. Он также знал, что потребуется приостановка супружеских утех на весь период кормления грудью. Бесспорным фактом считалось, что послабление в подобных удовольствиях портит молоко. Чтобы изменить мнение жены, он попытался найти поддержку у акушерки.
– Миссис Биггинс, моя милая супруга говорит мне, что она отменила договоренность с кормилицей.
– Правильное решение, сэр. Эта Тилли Перкинс скверная женщина.
– Миссис Биггинс, Бог призывает нас любить ближнего, как самого себя.
– Он не имел в виду любить таких особ. Когда я вижу двоих детей Джонсов рядом с младшими детьми Тилли Перкинс… ну, в общем, если у них не один и тот же папаша, то у меня нет глаз.
– Ох, боже ты мой! Но ведь есть же где-нибудь и другие кормилицы?
– Есть-то есть, не без этого, сэр, но ваша супруга твердо намерена сама выкормить малыша.
– Это так. Но не находите ли вы, что миссис Коллинз еще слишком слаба? Я очень боюсь, как бы она не подорвала здоровье.
– Боже правый, с чего бы это, сэр? Наша госпожа очень крепкого здоровья.
– Миссис Биггинс, мужу виднее, и я опасаюсь за нее.
Причина подобных опасений мужчин не являлась тайной для миссис Биггинс; среди арендаторов коттеджей она славилась острым язычком, которым запросто умела осаживать мужей своих подопечных. Однако сейчас она все-таки разговаривала с пастором.
– Мой опыт говорит мне, что вам вовсе не следует тревожиться за здоровье миссис Коллинз, сэр.
– Вы готовы успокоить меня? – мрачно переспросил он.
– Готова, сэр, и, что важнее, во всей округе нет женщины добрее и спокойнее, чем ваша жена. Малыш впитает ее лучшие качества вместе с молоком. Что касается Тилли Перкинс…
– Да, да. С этим покончено.
Он подумал, что сможет рассматривать последующие месяцы как продолжение поста. Шарлотта убедила его, что это была его идея – не отдавать ребенка кормилице. Он был доволен тем, как внимательно она относилась даже к самым мимолетным его высказываниям, всегда помнила их и правильно воспринимала, но жалел, что сам не помнит о них. Супружеское счастье совсем ослабило его память.
Все, возможно, было бы иначе, если бы родилась девочка. Мистер Коллинз имел счастье приходиться ближайшим родственником мистеру Беннету, чье имение в Лонгборне передавалось только по мужской линии. Родив сына, Шарлотта укрепила их права на наследование семейной собственности в Лонгборне, как только наступит печальный момент ухода мистера Беннета в мир иной. Теперь, в случае если и мистера Коллинза также настигнет печальная участь покинуть сей бренный мир до срока, у нее останется сын, с которым она сможет жить в том удобном доме.
Мистер Коллинз почувствовал себя обязанным, учитывая свое положение пастора, указать Тилли Перкинс на безнравственность ее поведения. К счастью, он сначала решил поделиться своими соображениями с женой. Шарлотта сказала, что было бы странно обвинять миссис Перкинс, основываясь только на том факте, что двое ее мальчишек похожи на детей местного поверенного. Хотя, если, паче чаяния, слух имеет под собой реальную почву, их сын спасен от участи провести свои первые двенадцать месяцев у груди падшей женщины.
Они назвали ребенка Уильямом в честь его отца и предполагали дать ему второе имя – Льюис, в честь покойного супруга леди Кэтрин, но Шарлотта посмотрела на мужа таким ледяным взглядом, что он изменил свое намерение. Мальчик был назван Уильямом Ричардом.
На новогодние праздники леди Кэтрин отправилась в Лондон, чтобы провести смотр свободных холостяков. Она пригласила годящихся в женихи мужчин посетить Розингс весной. К концу светского сезона она наметила сделать свой выбор. Анна, вместе с изрядной суммой денег, должна была выйти замуж, причем хорошо и скоро, дабы показать Дарси, как мало они о нем печалились.
Столкновение ее милости с недругами уже на самом первом обеде в Лондоне никак не способствовало улучшению ее настроения. Потом пришел черед низкой неблагодарности со стороны мистера Реджиналда Фоксуэлла, который отказался от ее патроната и проявил отвратительную, невероятную дерзость, посмев заподозрить ее в неблагородстве. Это столкновение вызвало в ней такую ярость, которая смыла все ее торжество от предстоящих визитов по меньшей мере троих подходящих Анне пэров.
К счастью, письмо от Элизабет предупредило миссис Коллинз о злоключениях леди Кэтрин в Лондоне, дав Шарлотте и ее супругу время подготовиться. Несмотря на твердое намерение пустить в ход все имевшееся в ее арсенале презрение, дабы испепелить пастора, ее милость оказалась настолько укрощена искусным использованием мистером Коллинзом цитат из Священного Писания и так утешена симпатией и сочувствием миссис Коллинз, что они оба начали казаться ей самыми неоценимыми союзниками. И прежде чем леди Кэтрин де Бёр осознала это, она предложила освободившийся приход Коллинзу, хотя никогда раньше не одобряла самой идеи совмещения приходов. Мистер Коллинз, конечно, полностью согласился с ее милостью в отношении совмещения приходов и также полностью согласился с тем, что случаются времена, когда Бог возлагает дополнительное бремя на своих самых трудолюбивых слуг. Без всякого сомнения, он назначит в другом приходе традиционное скудное довольствие для викария и останется жить в несколько меньшем по размеру доме Хансфордширского прихода, лишь бы не разлучаться со своей благодетельницей, для пользы ее милости.
Если Шарлотта и повздыхала немного из-за этого решения, она была успокоена тройным увеличением их дохода и наметившимися перспективами для второго сына, если таковому суждено появиться на свет.
