Текст книги "Гордость и предубеждение-2"

Автор книги: Хелен Холстед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Кэролайн медленно плыла, повиснув на руке своего мужа. Она на мгновение задержалась около Джорджианы.

– Он мой теперь, – прошептала она вкрадчиво. – Он предпочел меня.

– Вы не любите его! – закричала Джорджиана. Гости, собравшиеся в церкви, ахнули.

– Может, и не люблю. Но как я буду любить Розингс! – тихо-тихо прошипела ей на ухо Кэролайн. – И что заставило тебя думать, что ты могла бы спасти его, ты, маленький мышонок! Ты не спасешь его. Никто не сможет спасти его теперь.

Джорджиана проскочила мимо этой ужасной девушки и побежала прочь от церкви, остановив свой бег только на кладбище. Она бежала так быстро, что слезы высыхали на бегу. Она пробежала через все кладбище, место упокоения умерших, и оказалась на аллее, ведущей назад к воротам.

Она услышала, как чей-то голос позвал ее по имени: «Джорджиана!» Он шел сквозь ворота к ней, но она махнула ему, чтобы он подождал ее там. Она побежала по аллее и выбежала за ворота к нему. Он крепко обнял ее, хотя не имел на это права. Она подняла к нему губы для поцелуя.

– Джозеф, – вымолвила она.

При звуках этого имени Джорджиана вздрогнула и проснулась. Она смотрела в бархатную черноту, прижимая к груди руки. Биение сердца глухо отдавалось в ушах.

Он ждал ее в салоне и встал, когда она вошла. Он ничуть не изменился. Она едва могла поверить в это.

– Генри, вот ты и вернулся домой из этой Бельгии, – сказала она, протягивая кузену руку.

И снова внимательно посмотрела на него. Он совершенно не изменился. Это был все тот же Генри Фицуильям, ее кузен, ее опекун, ее самый близкий, самый дорогой друг.

– Я полагаю, ты влюбилась, кузина, – поддразнил он Джорджиану. – Ты раньше не держалась так отчужденно. – Он поцеловал ее в щеку. Дарси удивленно посмотрел на сестру, которая не сходила с места.

– Джорджиана, разве в отсутствие Элизабет у тебя нет никаких обязанностей?

– Конечно. Простите меня. Прошу тебя, кузен, присаживайся. – Она позвонила и заказала чай. Потом вернулась, села с ними у окна и смотрела на озеро. Генри отвечал на вопросы Дарси о сражении.

– Я ушел в отставку, как только это позволили приличия, и покинул полк.

– Мы очень гордимся тобой, кузен. Когда ты получишь свою медаль?

– Я не сделал для своих людей ничего, чего они не сделали бы для меня. Их преданность – это самое большее, что можно только пожелать.

– Я не сомневаюсь, что ты заслужил награду.

– Этого совсем недостаточно для нашей тети. Она требует объяснений, почему я не стал бригадным генералом Фицуильямом в отставке. – Они оба засмеялись, но девушка не поддержала их.

Генри пожал плечами и посмотрел на Джорджиану. Поняв, что она глубоко ушла в свои мысли, он стал тихо рассказывать:

– Я потерял четверть своих людей, Дарси, за каких-то два дня. Тела офицеров были возвращены в Англию, но солдат… Солдат мы хоронили прямо на поле битвы. Я написал их семьям; я не мог заставить их ждать впустую, бесконечно ждать любимых, которые никогда не вернутся.

– Я понимаю. Один из моих арендаторов просил справиться о его сыне.

– Что? – Джорджиана очнулась и стремительно повернулась к ним. – Ты говоришь о Бентридже? Значит, его сын так и не прислал письма и до сих пор не вернулся? Разве армия не сообщает семьям о погибших? Я не знала этого.

– Не тревожь свою душу так, Джорджиана. Как я понимаю, армейские чиновники полагаются на офицеров в этом вопросе, – сказал ее брат.

– Действительно, не стоит так волноваться. Это я виноват, что затеял этот мрачный разговор в твоем присутствии! – сказал Генри. – Я сменю тему на что-нибудь более веселое. Я надеялся представить вам полковника Кентли, но ему придется оставаться в Париже еще долго.

– Полковника Кентли? – переспросил Дарси.

– Да, новое звание подоспело как нельзя кстати.

– Я не припоминаю этого имени. Мы встречались?

– Нет, но признаюсь, я удивлен, что вы не слышали о нем. Я не думал, что такое событие держится в секрете.

– Какое «такое событие», Генри? – недоумевала Джорджиана. – Почему столько таинственности?

– Ну-ка, давай скорее! Тебе придется рассказать нам все.

– Мой хороший приятель Кентли обручился с мисс Бингли.

Джорджиана зарделась, как маковый цвет. Дарси облегченно вздохнул.

– Ну конечно, – сказала Джорджиана учтивым тоном благовоспитанной барышни. – Естественно, нам сообщили, что она обручена, и мы были в полном восторге за нее.

– Мы еще не видели мисс Бингли после ее возвращения из Брюсселя, и больше не получали никаких писем от Хёрстов, поэтому… – пробормотал Дарси.

Генри посмотрел сначала на брата, потом перевел взгляд на сестру и улыбнулся.

– Скажите-ка мне честно. Вы ведь подумали, что это я стал женихом мисс Бингли, или я ошибаюсь?

– Мы не думали, нам так написала миссис Хёрст, – воскликнула Джорджиана, – а в твоих письмах ничто не опровергало этого. Вот мы и предположили, что это правда.

– И я не упоминал об их помолвке?

– Надеюсь, ты не сильно переживал, Генри.

– Я с восторгом услышал об успехе Кентли. Со стороны, возможно, кто-то неправильно истолковал наши отношения. Что касается меня, так я рискнул сразу предсказать истинные склонности мисс Бингли.

Джорджиана почувствовала себя необычайно спокойно.

– Совсем не блестящая партия для мисс Бингли, – заметил Дарси.

– Скорее это Кентли преуспел. Но знаешь, что он сказал мне? «Я сошел с ума, но она такое роскошное создание!»

Дарси рассмеялся, но Джорджиана странно затихла.

– Кентли из очень представительной семьи. Повышение по службе поспело весьма кстати, но богатство – не их удел. Им придется жить с его матерью и старшим братом по меньшей мере несколько лет. Он надеется когда-нибудь купить небольшое имение, если сумеет убедить жену расстаться с частью денег, которые принадлежат ей по наследству. Сам же он не сможет уйти в отставку еще очень долго.

– Кэролайн захочет купить имение, – объявила Джорджиана.

– Захочет? Вы, несомненно, знаете ее много лучше меня, – сказал Генри. – А теперь ваша очередь рассказать мне о чудесах Дипдина. Отец был необыкновенно доволен известием о вашей поездке туда.

– Мы пробыли там всего три дня, – пробормотал Дарси.

– Я был удивлен, услышав, что вас видели вчера, когда вы проезжали через Дерби, я-то думал, вы погостите у маркизы много дольше. А где же миссис Дарси? Ушла на раннюю прогулку, как я догадываюсь?

– Она сейчас в Кимптоне, кузен. Домой из Дипдина нас вернуло тревожное сообщение.

– Ее отсутствие должно было меня насторожить в первую очередь. Теперь я понимаю, почему вы оба кажетесь совсем не в настроении. Расскажите же, что случилось.

– Тяжело больна миссис Тернер. Все опасаются, что ей недолго осталось быть с нами.

– Миссис Дарси будет сильно опечалена, если ее сестра умрет. Даже ты, Дарси, мне кажется, успел сильно привязаться к ней. Она столько времени проводила в Пемберли.

– У меня есть некоторые неотложные дела, – побормотал Дарси. – Вы извините меня, если я покину вас на полчаса?

– Конечно, – согласился Генри. – Давай прогуляемся к озеру, Джорджиана.

Они стояли на берегу, глядя на серую гладь озера.

– Мы с Фицуильямом сейчас только вдвоем. – Джорджиана нарушила молчание. – Мы пробыли в Кимптоне около часа, но не смогли повидать миссис Тёрнер из-за ее плохого состояния. Брат решил, что мы освободим мистера Тёрнера от лишних хлопот, если уедем домой. – Она повернулась к кузену и взяла его под руку. – Ох, Генри, боюсь, она не поправится. Она вся светилась от счастья после замужества. Как несправедлива бывает жизнь.

– Ее смерть, конечно, будет ударом для мистера Тернера. Что до меня, то бывали времена, когда я предпочел бы прожить счастливо несколько месяцев, чем вообще не испытать счастья.

– Дорогой Генри, ты все еще очень несчастен?

– Нет, милая моя девочка. Но я долго выздоравливал от чувства, которое теперь кажется лишь безрассудным увлечением.

Она улыбнулась и стала смотреть на мелкую рябь на холодной воде.

– Джорджиана… – Он взял ее руку. – Я не могу подобрать слов, чтобы выразить тебе, что означали для меня твоя привязанность и доброта в те первые месяцы после женитьбы твоего брата. Правда, правда. Нет в этом мире большего чуда, чем твоя доброта и любовь.

Генри Фицуильям улыбнулся ей с бесконечной нежностью. Джорджиана улыбнулась в ответ и ощутила в груди смятение, больше похожее на страх. Разве она не любила его всегда, не любила сильнее всего на свете? Но сейчас девушка сделала бы все, чтобы остановить его. Генри крепко сжимал ее руку в своих ладонях, и казалось, никогда ее не отпустит. Если он попросит ее… она согласится. Это естественно. Она никогда ни в чем не сможет отказать ему.

– Твой урок оказался дороже всего золота мира, – продолжал Генри. – Не смущайся, Джорджиана, ты слишком склонна преуменьшать свои достоинства. Но другие не могут не оценить их. – Она покраснела до кончиков волос, но промолчала. – Милая моя девочка, благодаря тебе я понял главное: верность близкого человека дороже всех богатств мира, красоты, блистательного ума. Я полюблю всем сердцем и душой ту, которая будет дорожить моей любовью. Этого я желаю и себе и тебе.

Она дрожала всем телом.

– Что ты на это скажешь, Джорджиана?

Она безмолвно смотрела на него, переполненная непонятными чувствами.

Джорджиана Дарси напоминала себе героиню любимого романа, которая не смогла отказать любимому человеку, когда тот предложил, обнявшись, принять смерть в водах озера. Сейчас девушка больше не разделяла своего прежнего восторга перед готовностью героини последовать за любимым. Надо было отвечать Генри, и она попыталась сосредоточиться.

Генри смотрел на озеро.

– Интересно, где они, Джорджиана?

– Кто, Генри?

– Ты меня не слушала? Те, кто ждет нас и полюбит тебя и меня верной любовью. Как я понимаю, мы с тобой еще не встретили их. Я-то уж точно не встретил свою прекрасную даму. И пока не встречу, ты одна – владычица моего сердца, мое дитя и мой самый верный друг.

Джорджиана засмеялась, и ей никак не удавалось унять смех.

Генри покраснел.

– Ты, наверное, думаешь, что я законченный идиот.

– Нет, Генри, не ты. Только не ты.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Китти почти все время спала и лишь ненадолго открывала глаза, когда кашляла. В полночь она проснулась.

– Лиззи, – едва слышно позвала она.

– Да, моя хорошая.

– Моим самым заветным желанием было походить на тебя, Лиззи… – В груди у Кити все заклокотало, когда она попыталась вдохнуть глоток воздуха. – Ну разве я не глупая девчонка?

Ее слова вызвали глубокую болезненную нежность в душе Элизабет, нежность, подобную саднящей ране.

– Я всегда любила тебя, Китти, хотя и не говорила об этом, – прошептала Элизабет.

Китти улыбнулась.

– Ты йубишь меня, Йыззи? – задыхаясь, проговорила она. Дребезжащие судорожные звуки вырывались из ее горла. Элизабет испуганно смотрела на сестру, почти оцепенев от ужаса.

– Неужели… ты забыла?

Тут только Элизабет поняла, что Китти смеялась. Смеялась над семейным воспоминанием о том, как трехлетней малышкой, не выговаривавшей букву «л», она повсюду, как хвостик, ковыляла за сестрой, в которой души не чаяла. Теперь глаза той малышки, огромные на исхудавшем личике, молили о знакомом ответе.

– Ох уж… я тоже тебя люблю. – Элизабет с трудом представила себя тогдашнюю. «Как же я прошла мимо такой любви?!» – подумала она.

Китти снова улыбнулась и закрыла глаза.

Всю ночь она тщетно боролась с удушьем. Лекарь время от времени погружался в дремоту, но усталость не брала Элизабет. С другой стороны кровати сидел Эдвард, погрузившись в молчание, готовый в любой момент прийти на помощь.

К утру Китти распахнула глаза. Элизабет отчаянно пыталась поймать ее блуждающий взгляд. Китти, по-видимому, изо всех сил старалась пробиться сквозь пелену, заслонявшую склоненное над ней лицо.

– Эдвард, – прошептала она.

– Я здесь, Китти, любимая, – откликнулся мистер Тернер.

– Эдвард, я заставила тебя пообещать…

– Я всегда останусь верен тебе.

– Нет, Эдвард. – Китти посмотрела на него проясневшим взглядом. – Я освобождаю тебя.

Он заглянул в глаза своей любимой девочки. В этот миг на него смотрела женщина, которую ему так и не суждено было узнать.

Он опустился на колени, сжал ее руки:

– Не оставляй меня, Китти, прошу тебя.

Она прижала свою тоненькую ручку к его лицу.

– Благодарю тебя, Эдвард. – Он хотел что-то спросить, но губы не слушались его. – Ты, только ты… дал мне узнать… свою… значимость… в этом… мире.

Элизабет закрыла лицо руками.

Китти спала. Тишина между судорожными вздохами казалась бесконечной.

Ее глаза открылись еще раз. Элизабет не осмелилась посмотреть на Эдварда. Ее сестра, казалось, уже вглядывалась в иной мир. Китти снова закрыла глаза. Из ее горла вырвался последний хрип, и все замерло.

Элизабет с Эдвардом долго сидели, погрузившись в молчание, пока не вошла Уилкинс и не увела Элизабет. Она раздела свою госпожу и распустила ей волосы. Элизабет закрыла уши руками, чтобы не слышать ужасных рыданий Эдварда. Она легла на кровать, подумав, что никогда больше не уснет, и мгновенно провалилась в сон.

Она проснулась еще перед рассветом и пролежала до прихода Уилкинс. Ее сковала невыносимая усталость, но заснуть она больше не смогла. Они сели завтракать с Эдвардом, который, похоже, не спал всю ночь. У Элизабет так свело горло, что она не могла есть. Она сделала несколько глотков чая.

– Я боюсь оставлять вас, Эдвард.

– Не переживайте за меня. Со мной мама, а в полдень я жду Бингли. Я получил письмо из Рашли.

– Никто лучше Джейн не поможет вам. Мистер Дарси прислал за мной карету?

– Ваш кучер говорит, что он выехал из Пемберли с первыми лучами. Лошади достаточно отдохнут еще до полудня, если вы хотите ехать до ленча.

– Что ж, попрощаемся. – В первый и последний раз она поцеловала своего зятя в щеку.

Уилкинс села с Элизабет в карету. Ей хотелось чем-нибудь помочь своей госпоже, но Элизабет, казалось, вообще не замечала никого рядом.

Элизабет не плакала с того момента, как узнала о болезни Китти. Она смотрела из окна кареты на поля, дома фермеров, мельницы, пустоши. Все вокруг перестало быть узнаваемым. «Все стало каким-то чужим, – думала она. Они подъехали к воротам поместья. – Нет. Это я стала чужая. Пемберли теперь никогда не будет настолько дорог мне. Это не настоящий мой дом, поскольку меня больше не любит и не уважает его хозяин».

С вершины холма, где дорога огибала дом, она увидела озеро. На противоположном берегу можно было разглядеть Джорджиану и ее кузена. Они тоже заметили карету и приветственно помахали ей. Элизабет подняла руку в ответ и отвернулась.

Она поднялась по лестнице и вошла в дом. Миссис Рейнольдс, вышедшая встретить ее, высказала свои соболезнования. Элизабет с трудом вникала в смысл ее слов.

– Хозяин занят с управляющим, мадам. Мне послать за ним?

Элизабет уже не слушала ее. Она поднималась по лестнице в свою гардеробную. Одно за другим тихо закрывались жалюзи на окнах.

Когда Уилкинс помогла ей переодеться в ночную рубашку, она сказала:

– Уилкинс, не возитесь с моим платьем, оставьте как есть. Вам самой нужен отдых.

Оставшись одна, она открыла дверь в свою спальню. Свет, проникавший сквозь щель между занавесками, разрезал холодную пустоту комнаты, падая на нетронутое покрывало на кровати. Элизабет всплакнула. Конечно же, он даже не заходил к ней в спальню. И холодный шелк простыней не даст ей утешения. Она подошла к двери в его комнату. Фицуильям спал эти дни у себя, она знала. Она ляжет у него. Его простыни еще помнят его тепло, его запах. Элизабет решила, что если дверь заперта, она откажется от надежды. Дрожащей рукой она взялась за ручку, та легко повернулась, и дверь распахнулась.

Она услышала его шаги позади себя.

– Мне уйти? – Она развернулась, на секунду прислонилась к косяку, сделала шаг к своей кровати и споткнулась.

Фицуильям подхватил ее, не дав упасть. Она вздохнула и прижалась к нему.

– Ну зачем ты так старался украсть мое сердце, чтобы потом отвергнуть меня? Зачем был так настойчив? – прошептала Элизабет. – Я полюбила тебя всей душой… а ты…

Она жалобно застонала, когда он поднял ее на руки. Она почувствовала его тепло и прижалась щекой к его плечу.

– Прекрасная моя Элизабет, ну почему ты никогда не говорила мне этого?

Она хотела возразить, сказать: «Я говорила, говорила», но это было бы неправдой. Она всегда позволяла ему сомневаться в силе ее любви.

– Я боялась.

– Я слишком нудный и неинтересный, чтобы тебе опасаться потерять мою привязанность. Моя любовь к тебе безгранична.

– Невыносимо нудный, что есть, то есть, – выдохнула Элизабет, глядя на него с упоительной нежностью, и поцеловала.

Он положил ее на кровать:

– Я полагаю, я заслужил хоть немного лести или, может быть, каких-то слов одобрения, после двух с половиной лет безоговорочной преданности.

– Я придумаю что-нибудь.

Она рассмеялась, но глаза ее заволокли слезы. Так она и плакала в его объятиях, слезами счастья и горя, и эти слезы приносили ей облегчение.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Шли дни, и бок о бок с болью, вызванной преждевременной смертью Китти, росло новое счастье между Дарси и Элизабет.

Хотя Дарси и был с детства избалован любовью, в глубине души он считал, что только его принадлежностью к определенному кругу и сходством с отцом – которым все восхищались – объясняется расположение к нему окружающих. И вот Фицуильям пришел к удивительному открытию, что Элизабет полюбила, и искренне полюбила, его самого.

– Почему ты был столь холоден со мной в Дипдине? – Прошло несколько дней, прежде чем она решилась задать мужу этот вопрос.

Он пробормотал несколько бессвязных фраз. Она посмотрела на него, не в силах скрыть удивления, внезапно озаренная догадкой.

– Не может быть. Неужели ты ревновал меня? И выбрал объектом своей ревности Перегрина Уиттэйкера? Ты же должен был знать, что я нахожу его весьма неприятным.

– Когда-то ты и меня терпеть не могла.

– По-твоему, из этого следует, что, если мне неприятен какой-то мужчина, все закончится тем, что я непременно влюблюсь в него? В любом случае ты был мне не просто неприятен в начале нашего знакомства. Я ненавидела тебя – это значительно более сильное чувство и многообещающее к тому же.

– Ты станешь отрицать, что дала мне повод для ревности?

– Скажу только, что не делала ничего преднамеренного. Я никогда не искала общества Перегрина Уиттэйкера.

– Ты – нет, но он-то пользовался каждой возможностью поговорить с тобой, а ты не делала ничего, чтобы охладить его пыл. Вы вместе смеялись надо мной в последний вечер. – Она покраснела. – Ты говорила ему что-то обо мне. Что именно?

– Что… сказала, что ты никогда не вступаешь в беседу с жабами. В это трудно поверить, я знаю. Довольно глупый разговор. Прости меня, дорогой, но я обижалась и сердилась. Ты отталкивал меня, был резок со мной даже в его присутствии.

– Ты оттолкнула меня той ночью, когда я отчаянно желал твоей близости. Верил, что знаю, как сделать так, чтобы тебе ничего не оставалось, как показать, принадлежит ли еще мне твое сердце или уже нет.

– Мне же показалось, что ты лишил меня своей любви и уважения, но продолжал… что… я нужна была тебе только в постели.

– Боже мой! Элизабет, родная моя! Неужели ты так исстрадалась? – Он нагнулся и с нежностью припал к ее рукам губами. – Все, чего я хотел, – только получить доказательство твоей любви.

– Фицуильям, как ты вообще мог подумать, что я навлеку позор на тебя?

– Мне и в кошмарном сне не приснилось бы, что ты поступишь со мной бесчестно, но я с ума сходил от мысли, что в душе ты предпочитаешь другого.

– Ты никогда не стал бы сомневаться в глубине моих чувств, позволь я себе немного больше прямодушия.

Какое-то время они молчали.

– Надеюсь, ты хотя бы заметил мое старание успокоить тебя. Я подумала, что поступлю правильно, если попрошу у тебя прощения, хотя и считала свое поведение безупречным.

– Возможно, я не слишком-то любезно отреагировал на эту твою попытку сгладить наши отношения.

– Ты был само великодушие, – сказала она. И, ловко подражая ледяной чопорности Дарси, передразнила его. – «Ты не сделала ничего, на что я мог бы пожаловаться».

На лице Фицуильяма появилось болезненно-надменное выражение, как всегда, когда он сталкивался с насмешками в свой адрес. Элизабет поцеловала его, и он почувствовал, как она затряслась от еле сдерживаемого смеха.

И он тоже начал смеяться.

Элизабет получила учтивое письмо с выражением соболезнований от лорда Брэдфорда. Он робко спрашивал позволения лично засвидетельствовать свое уважение, поскольку он будет проезжать через Лэмтон. Джорджиане, как и всякой другой образованной барышне, хватило знаний в арифметике, чтобы подсчитать, что день, названный лордом Брэдфордом в письме, ровно на шесть недель отстоял от того дня, когда они с ним прогуливались по парку в Дипдине.

Можно легко предположить, что она предприняла все старания, чтобы во время очередной прогулки по окрестностям неотложные дела не позволили ни ее брату, ни его жене присоединиться к ним. Вода поблескивала лазурью на солнце. На сей раз Джорджиана не размышляла о судьбе героини любимого романа, прыгнувшей в озеро, она вспоминала о воде, только когда приходилось перепрыгивать через канавки и ручьи.

Леди Кэтрин старела, и ее томило одиночество. Она устала чувствовать себя всегда и во всем правой и излагать непогрешимые истины. Она уже чаще, чем ей того хотелось, вспоминала тот поцелуй дочери, который она отвергла, когда молодожены покидали Розингс. От Дарси она получила письмо, перечеркнувшее вынашиваемые ею планы пригласить Джорджиану жить у нее. Правда, в письме содержалась новость о помолвке Джорджианы, и это очень порадовало леди Кэтрин, вызвав у нее прилив гордости за семью. Хотя ей-то что пользы от такого брака, если она даже не разговаривала с этой ветвью ее семьи? Она посчитала, что, как ни крути, это было уже третье письмо от Фицуильяма Дарси, посланное ей после их разрыва. В письме явно недоставало смирения и прямых извинений, которые потешили бы ее гордыню, но леди Кэтрин де Бёр поступила так, как она никогда не поступала в своей жизни. Она пошла на компромисс.

От леди Кэтрин де Бер мистеру Дарси

Мой дорогой племянник!

Пожалуйста, передай мои соболезнования своей супруге в связи с печальным уходом из жизни ее сестры миссис Тернер. Пусть она переносит эту потерю с христианским смирением во славу Господа нашего. Пусть утешит себя надеждой, что ее умершая родственница вознеслась на небеса, где воссоединится со всеми теми ее близкими, кто ушел туда раньше.

Благодарю тебя, что ты сразу же сообщил мне о помолвке Джорджианы. Естественно, я оправдаю твое доверие и это останется строго между нами, пока миссис Дарси в трауре по ее сестре.

Фицуильям, этот брак послужит некоторой компенсацией мне после твоего собственного предосудительного поведения два года назад.

На самом деле Бог, в Его мудрости, обеспечил мою дочь браком блестящим и, можно сказать, во всех отношениях более успешным, чем тот, который планировался.

Тешу себя надеждой, что Джорджиана, когда станет маркизой, не забудет о своем происхождении и по-прежнему будет выказывать соответствующее уважение тем ее родственникам, которые были рождены выше ее по положению.

Меня обидело, что ты в своем письме опустил приглашение в Пемберли. Придется вскоре исправить эту твою оплошность.

Леди Кэтрин де Бёр.

– Замечательно! – воскликнула Элизабет. – Умоляю, родной, не смотри ты так мрачно. Я же знаю, как бы там ни было, ты ее любишь.

– Я вовсе не склонен терпеть ее общество, если она не обращается с моей женой с должным уважением, – пробурчал Дарси.

– Ты только подумай, с каким удовольствием я стану учить ее этому, – Элизабет расхохоталась, увидев тревогу на его лице. – Я шучу, дорогой.

Фицуильям не знал, верить ли ей.

– Что ж, она, как-никак, сестра моей матери. И я нахожу утешение в том факте, что она наконец признает тебя, пусть и не слишком любезно. Ей здорово досталось с младшим поколением семьи.

– В следующем году ты уже перестанешь считаться младшим поколением, – заметила Элизабет.

– Элизабет, неужели ты хочешь сказать, что мне предстоит стать отцом?

– Если признаешь, что не без моей помощи.

– Конечно, признаю.