Текст книги "Гордость и предубеждение-2"

Автор книги: Хелен Холстед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

В феврале в гостинице в Меритоне остановились очень важные, гости. Даже если бы дом в Лонгборне был втрое больше, там не хватило бы места, чтобы одновременно разместить Джорджа Уикхема и Фицуильяма Дарси. Когда Дарси предпочел остановиться в гостинице, все вздохнули с облегчением.

Лидия приехала в Хартфордшир в карете Бингли и тут же с радостью оказалась в объятиях матери. Уикхем все еще оставался в Лондоне по каким-то непонятным делам, но все-таки вырвался, чтобы вовремя прибыть на обед накануне свадьбы Китти. Миссис Беннет устроила один из своих небольших семейных вечеров. Под этим, как ворчал мистер Беннет, она подразумевала, что на вечере она похвастается своей семьей.

Все уже собрались в гостиной, когда туда с важным видом вошла Лидия под руку с мужем. Хотя Уикхем чуть было не погубил ее дочь, миссис Беннет давно простила ему это, считая, что хоть и такой брак, это все же брак. Она едва знала, каким зятем больше гордиться: Бингли, с его обаянием и богатством; Дарси, чье огромное состояние позволяло ему совсем не нуждаться в обаянии; или Уикхемом, с его сладкими речами, обворожительными манерами и красным мундиром.

– Миссис Беннет, – заявил Уикхем, – вы самая лучшая и самая добрая теща в мире! Вы замечательно выглядите, и это наполняет мое сердце невыразимым восторгом, так как свидетельствует о вашем хорошем здоровье.

– Его восторг не столь невыразим, чтобы заставить его молчать, – пробурчал Дарси на ухо Элизабет. Она сжала его руку и тихонько засмеялась.

– А ты воспринимай все это как театр комедии, – прошептала она. Он в ответ только горько улыбнулся.

Уикхем пошел дальше и радостно заворковал о чем-то над тестем.

– Вижу, вы совсем не меняетесь, – только и ответил Уикхему тесть.

– Надеюсь, я никогда не изменюсь для вас, сэр.

– Элизабет, мой старый друг.

– Здравствуйте, мистер Уикхем.

– Дарси! Вот мы и снова встретились.

Дарси холодно поклонился, и Уикхем поспешно опустил руку, которую он начал было протягивать Фицуильяму.

– Добрый вечер, мистер Уикхем, – сказал Дарси с натянутой учтивостью.

Уикхем снова протянул руку для рукопожатия:

– Ну же, Дарси, ты не пожмешь мне руку? – Вся комната затихла. Уикхем со смехом посмотрел на Элизабет, и она отвернулась.

Дарси пожал протянутую руку. Выражение его лица в тот момент было особенно угрюмым. Немного погодя миссис Беннет объявила гостям, что пора переходить в столовую.

– Ну же, сестрица, нам нет нужды придерживаться церемоний. Вот вам моя рука, – обратился Уикхем к Элизабет.

– Вы забываетесь, сэр, – возмутился Дарси.

– Иногда полезно соблюдать церемонии, мистер Уикхем, если это позволяет нам не оскорблять наших друзей, – ответила ему Элизабет с очаровательной улыбкой, которая смягчала явное осуждение в ее словах.

Лидия открыла рот, и у нее вырвался не то вздох, не то сдавленный вопль, смесь гнева и изумления, но Уикхем только повернулся к жене и пожал плечами.

Миссис Беннет объявила гостям, что пора переходить в столовую.

Сэр Уильям Лукас подошел к Элизабет и поклонился.

– Благодарю вас, сэр Уильям. – Элизабет взяла его под руку, и они вышли из гостиной.

Мистер Беннет подал руку леди Лукас. Дарси, в свою очередь, изысканно поклонился миссис Беннет и предложил ей свою руку.

– Благодарю вас, сэр. – Миссис Беннет как-то даже приосанилась и с важностью прошествовала в столовую.

Ближе к ночи миссис Беннет в своей комнате разбиралась с младшими дочерьми.

Китти объявила, что вовсе не говорила, что пойдет замуж, или говорила, но всерьез не думала выходить замуж, и вообще ее платье ей вовсе не идет.

– Ты будешь великолепна, Китти. У тебя всего лишь нервический припадок, – успокаивала ее мать.

– Ну и ну! Какая ты странная! – воскликнула Лидия. – Накануне своей свадьбы я едва дышала от счастья. И когда тот славный день наступил, я ни о чем не думала, кроме своей любви.

Китти безудержно разрыдалась и заперлась в своей комнате.

– Сейчас не время вспоминать старые истории, Лидия, – отругала свою любимицу миссис Беннет. – Твое время прошло. Сейчас очередь Китти, это ее праздник.

Лидия плюхнулась на скамеечку для ног и, любуясь на себя в зеркало, проворчала:

– Я сочла, что мистер Дарси повел себя очень некрасиво с беднягой Уикхемом, с такой неохотой подав ему руку. Ты же знаешь, ребенком Уикхем был любимцем отца мистера Дарси.

– Оставим мужчинам их ссоры, милая моя девочка. Я никогда не пытаюсь разобраться в мужских размолвках.

– Было время, когда ты пыталась, мама! Раньше, пока мистер Дарси не женился на Лиззи, ты всегда вставала на сторону Уикхема!

– Я, Лидия? Неужели?! Я, право, совсем не помню этого.

– А Лиззи такое о себе возомнила, что не позволила моему дорогому Уикхему отвести ее к столу! Она стала такой же гордячкой, как и ее муж.

– Не могу с тобой согласиться, Лидия. У сэра Уильяма рыцарское звание! Следовательно, ему и полагалось вести Лиззи к столу. Он был бы разочарован и даже немного сердит, если бы мы не учли церемонию предшествования.

– Вот уж не ожидала от тебя, мамочка, что ты будешь защищать тех, кто против моего мужа.

– Ты прекрасно знаешь, что я выше всякой меры люблю Уикхема, – возмутилась миссис Беннет, – и тем не менее, мы должны помнить, кто такой мистер Дарси.

Лидия отшвырнула кружевной чепец матери, который она нервно теребила в руках.

– Ну, мамочка, ты же не перевариваешь его! Я знаю, знаю! Можешь мне не рассказывать.

Миссис Беннет изумленно посмотрела на свою младшую и любимую дочь.

– Откуда у тебя в голове такие мысли, Лидия? Разве можно ожидать, чтобы я ненавидела мужа Лиззи, когда я вижу, как моя дочь выходит из своей превосходной кареты в красивых нарядах или когда я читаю ее имя в газете.

Подобному доводу трудно было противостоять, поэтому Лидия переменила тему.

– Вынуждена заметить, мистер Тернер невзрачен до безобразия, но, думаю, Китти он подойдет.

– Твоей сестре он нравится, и этого вполне достаточно. Мистер Дарси высоко ценит его, и такое уважение, без сомнения, со временем окажется весьма полезным.

– Мама, прошу тебя, какая польза может вообще быть от мистера Тернера? – возмутилась Лидия.

– Во-первых, он в дружеских отношениях с епископом Дерби, и не удивлюсь, если и с архиепископом тоже. Может, я доживу до того времени, когда Китти поселится в епископском дворце.

– Какие радости ждут жену епископа в обществе? – нахмурилась Лидия.

– Не знаю, но это очень престижно.

Лидия сумрачно разглядывала свое отражение. Воцарилась тишина, и воображение миссис Беннет унесло ее в розовое будущее, в котором Китти была замужем за епископом, муж Лидии дослужился до генерала, и даже Мэри удачно вышло замуж (пусть за баронета… иногда странные вещи случаются). И в этот чудесный момент вошла Мэри, укутанная в шаль, какую не всякая дама средних лет надела бы, отложив в сторону как старушечью, ханжески поджав губы.

– Мама! – заскулила она, забыв про свой чопорный вид. – Уикхем курит сигары! Я не для того уступила свою комнату, чтобы он ее испоганил.

– Мой муж никогда не закурил бы в спальне дамы, ты, мерзкая старая дева! – завопила Лидия.

Мэри ощетинилась:

– Мамочка, ты слышала, слышала, как она назвала меня?

– Да, да, и это было глупо с твоей стороны, Лидия. Какая из Мэри старая дева в ее-то двадцать лет.

Миссис Беннет подняла чепец и стала поправлять на нем ленты. Лидия воспользовалась занятостью матери и показала сестре язык.

– Я прощаю тебя, Лидия, – поджав губы, елейным голосом произнесла Мэри. – В нашем графстве для тебя находились гораздо худшие эпитеты, когда вы с Уикхемом убежали. Но я буду помнить свой христианский долг и не запятнаю свои губы, повторяя их. Спокойной ночи, дорогая сестрица.

Лидия пронзительно взвизгнула и аж подпрыгнула.

– Спокойной ночи, мамочка, – сказала Мэри и выскользнула за дверь, прежде чем Лидия сумела дотянуться до нее.

Утром Китти вспомнила, что она очень хотела выйти замуж за Эдварда, и признала, что ей необыкновенно идет ее платье.

Когда она вышла из маленькой церквушки, даже Лидия решила, что у жениха хорошее лицо, особенно когда он с нежностью смотрел на свою невесту.

За свадебным завтраком она ощутила укол зависти при виде множества подарков.

– И мы могли бы получить столько же всего, Лидия, – угрюмо прошептал Уикхем, – если бы не убежали.

– Но как у нас все было романтично, Уикхем! – вздохнула Лидия, беря под руку мужа. Пришлось тому терпеть этот несвоевременный знак внимания, чтобы не устраивать сцен.

– Китти, – сказала тетя Гардинер, – этот обеденный сервиз Веджвуда очень милый и похож на тот, которым ты восхищалась в Пемберли.

– Да, – добавила Элизабет. – Мистер Дарси еще в июле подумал, что этот сервиз обязательно понравится Китти.

– В июле! – выдохнула Китти.

– Конечно, – объяснил Дарси. – Мы тогда завтракали в Кимптоне, и мистер Тернер со всеми подробностями объяснял мне состояние его дел.

Невеста и жених посмотрели друг на друга, и оба залились краской.

Очередной триумфальный день миссис Беннет завершился. Выдав замуж четырех из пяти своих дочерей, почти бесприданниц, за полтора года, она имела основание поздравить себя.

В полдень Китти и Эдвард отбыли в Дербишир.

Дарси предстояло возвратиться в Лондон, где их ждало множество приглашений. Мистер Беннет сожалел о краткости их пребывания. Но для его достопочтенной супруги само по себе присутствие Элизабет и ее мужа в непосредственной близости не являлось такой уж большой радостью: она испытывала неловкость в обществе Дарси, а Элизабет она любила меньше всех своих девочек. Другое дело, когда они жили своей отдельной светской жизнью. Уже одно существование этой пары предостаточно тешило ее самолюбие и подогревало тщеславие.

Мистер Уикхем своим обаянием настолько очаровал старшую миссис Тернер, что она предоставила молодому человеку место в своей карете, поскольку тоже направлялась в Лондон. Уикхем пообещал заехать к Бингли через несколько дней и забрать жену, чтобы уже с ней вернуться на север к своим обязанностям в полку.

Джейн с Чарлзом погостили с ее семьей еще неделю, затем возвратились поближе к малютке Элизабет Анджелайн. Спустя несколько дней пришло письмо от Уикхема. Он сообщал Лидии о продолжающихся трудностях, с которыми он столкнулся в делах, и предлагал ей проехать с сестрой до Йоркшира. Таким образом он поручал Лидию заботам Бингли, которому предстояло сопроводить ее на север и оплатить путевые расходы.

Уикхем наконец вернулся в Ньюкасл, но без гроша в кармане, и поселился в офицерской казарме. Он так и не заехал за Лидией в Рашли-Мэйнор, но ее это совсем не удивляло. Предприимчивая парочка сдала свое жилье на четыре месяца, рассчитывая, что Бингли продержит ее все это время, а потом еще и отошлет домой в своей карете. К тому времени должна была подоспеть рента Лидии, и они могли перебраться обратно в свое жилье. Жизнь в Рашли-Мэйнор очень быстро наскучила Лидии, и совсем скоро она стала сетовать на скуку Йоркшира и что-то бурчать о подлости Элизабет, не взявшей ее с собой в Лондон. Следующим летом она поедет в Пемберли, не важно, пригласит ее туда Элизабет или нет.

Джейн была слишком добра, чтобы говорить напрямую, что присутствие младшей сестры в доме было тяжелым испытанием для нее, но некоторое недовольство сквозило между строчками ее письма.

– Ох, дорогой, – пробормотала Элизабет. – И терпению бедной Джейн все же наступает конец. Она почти в открытую пишет в этом письме, что хотела бы, чтобы Лидия поскорее уехала.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

К своему второму сезону в Лондоне миссис Дарси настолько хорошо принималась в некоторых семьях с безупречными связями и столь же безупречным происхождением, что ее собственные злополучные родственные связи теперь воспринимались ею как нечто несущественное. Трем или четырем семействам, которые при первом знакомстве приняли Элизабет без должного, по мнению Дарси, уважения, теперь оставалось только сожалеть об этом. Ее общество было востребовано, но находились и те, кто продолжали держать чету Дарси на расстоянии и только вежливо раскланивались при встрече. Элизабет была лишена повода посмеяться над подобными переменами, так как не могла и представить себе, что все эти люди когда-либо состояли в дружественных отношениях с Дарси.

Супруги Дарси физически не могли ответить на все приглашения, которые им присылались. Их круг получил одно дополнение – заслуживавшее особого внимания – в лице лорда Брэдфорда, в прежние времена известного как капитан Уэсткомб. Его частенько принимали на Бругхем-плейс. К радости Джорджианы, друг ее кузена ничуть не изменился, оставаясь таким же добрым и скромным. Лорд Брэдфорд признавался Джорджиане, что ему было невыразимо больно, когда некоторые знакомые высказывали ему соболезнования небрежным тоном, словно подразумевая, что он должен радоваться смерти брата.

– Неужели можно думать о потере брата иначе, как о настоящем горе, которое может обрушиться на человека? – удивилась девушка.

Джорджиана радовалась возможности поговорить с кем-то о Генри, и они с лордом Брэдфордом часто вспоминали полковника. Она чувствовала, что новоявленный лорд Брэдфорд немного тосковал о том времени, когда он служил в армии. Он часто рассказывал ей о духе товарищества, царившем в среде его друзей офицеров, и о счастье, которое дарит бескорыстная дружба.

– Я верю в вашу дружбу, мисс Дарси, поскольку вы подружились со мной, когда я был беден, – признался он.

«Боже мой! – подумала она. – Разве он не понимает, что он стал моим другом как раз потому, что был беден?»

Когда до девушки дошли слухи о помолвке между лордом Брэдфордом и его кузиной, прекрасной Арабеллой Уиттэйкер, Джорджиана едва дождалась, когда ей удастся остаться наедине с Элизабет, чтобы обсудить этот слух.

– Я не могу в это поверить, Элизабет. Ты же тоже не веришь этому, ведь не веришь же!

– Не знаю, девочка. – Элизабет сжала руки Джорджианы в своих ладонях. – Все вокруг считают его многие годы безнадежно влюбленным в свою кузину. Я слышала об этой его влюбленности еще в то время, когда он служил офицером. Еще говорили, что она тогда и помыслить не могла выйти замуж за простого офицера.

– А теперь он достаточно хорош для нее! Он был хорош для нее всегда! Даже прежде, чем стал графом!

Элизабет испытующе посмотрела на Джорджиану.

– Дорогая моя, будь осторожней.

– Мне не надо прятаться, Элизабет. – Джорджиана произнесла эти слова в сторону. – Я понимаю, что ты беспокоишься о моих чувствах. Я просто разочарована. Она никогда не сделает его счастливым. В любом случае, если бы он действительно обручился, он как-нибудь намекнул бы мне об этом.

Элизабет встала, пересекла комнату и обернулась.

– Об обручении не станут объявлять, пока семья в трауре. – Она вернулась к Джорджиане и заставила девушку встать. – Давай поедем в парк и отвлечемся, наблюдая глупость и безрассудство тех, кто не так дорог нам. Оставь лорду Брэдфорду право самому совершить ошибку в выборе супруги. Не он первый, не он последний!

Время траура давно прошло, но ничего, что могло бы свидетельствовать о подтверждении слухов о помолвке Брэдфорда, не происходило. Джорджиана по-прежнему могла рассчитывать по меньшей мере на два танца со своим другом, если они встречались на балах. С каким же удовольствием проводила она с ним эти минуты! Он был единственным, кто не досаждал ей заумной беседой и не смущал комплиментами. Два месяца в лондонском обществе прошли, и Джорджиана сумела пережить их.

Однажды утром в апреле Элизабет получила записку от миссис Фоксуэлл.

«…опера и миленький ужин в… Бо Гарри только для нашего небольшого общества. Пообещайте же, что вы составите нам компанию. Ваша сестра миссис Бингли и мистер Бингли тоже приглашены, так как утром, случайно наткнувшись на них в парке, я пригласила и их присоединиться к нам».

– Именно этим меня можно окончательно убедить! – воскликнула Элизабет. – Пригласить Джейн, и мой восторг от вечера окажется по-настоящему полным!

– И я с удовольствием пойду, – заметил Дарси. – Когда они все планируют?

– В следующий вторник… ой!

– У тебя ведь твой «Инглбур анклав» во вторник, Элизабет.

– По всему, мне следует предпочесть это. А ты бы хотел, чтобы я пошла с тобой, Фицуильям?

– Естественно. Но я признаю более важной твою договоренность с маркизой.

– Но это вовсе не жесткая договоренность. Надеюсь, моя дружба с ее милостью не может превалировать над моей дружбой с моим мужем. Никто не ждет от меня обязательного посещения ее каждую неделю. Я объясню ей, что вынуждена пропустить салон. Если она действительно испытывает ко мне дружеские чувства, она поймет.

– Но твое отсутствие там будет весьма ощутимо для нее.

– Не слишком. А для тебя, если я предпочту салон?

– Больше, чем я могу описать.

– Надеюсь, причины у меня вполне основательные. Во вторник на Парк-лейн мистером Гловером будут зачитаны выдержки из его новой работы, весьма жалкой пародии на трагедию, и если я пойду туда, то не смогу удержаться от смеха.

Дарси, естественно, пришлось по вкусу, что Элизабет предпочла совместный поход в оперу салону леди Инглбур. Вечер, наполненный музыкой, и последующая беседа в кругу близких друзей за ужином идеально соответствовали его натуре.

Хотя они прошли через общий зал, им было отведено отдельное помещение. Вся компания расположилась за столом, заказала блюда по вкусу и с удовольствием предвкушала ужин в теплой и дружеской атмосфере.

Они обсуждали оперу, новую, подпорченную, на взгляд миссис Фоксуэлл, сомнительным интеллектом героя. Как она заметила, ей хотелось бы видеть «храбрость, удачно сочетаемую с благоразумием».

– Все в человеке должно быть гармонично, – сказала Джейн. – И вообще, какой может быть толк от глупого рыцаря?

– Никакого, – согласился Фоксуэлл. – Если бы не его превосходное пение, у меня не хватило бы терпения выдержать этого малого.

– Едва ли ему удалось бы спасти девушку подобными импульсивными действиями, не окажись злодей таким ничтожеством, – добавила его жена.

– Злодей совсем не соответствовал своей роли, – засмеялась Элизабет. – Оказаться у него в заточении было бы скорее обидно и оскорбительно, нежели страшно. Представляю, если бы я попала в подобную историю в годы своего девичества, мне явно потребовался бы более достойный противник.

Это дало Бингли повод вступить в разговор, поскольку даже он читал романы миссис Радклиф.

– Осмелюсь заметить, даже злодей синьор Монтони не смог бы стерпеть общество той, которая смеялась бы над его недостатками, – заметил он. – И у Дарси едва ли появился бы шанс спасти вас за то время, в течение которого этот злобный синьор сумел бы вытерпеть вас у себя в заточении.

Все дружно рассмеялись.

– Вас вышвырнули бы с башни уже к концу двадцатой страницы, – воскликнул Фоксуэлл.

– Нет, сэр! – воскликнула Элизабет. – Я бы пригрозила ему продолжать смеяться над ним из могилы и тем заставила бы злодея побледнеть от ужаса. Он освободил бы меня и дал коня, чтобы я убиралась на все четыре стороны, и поскорее. И я ехала бы верхом, а в ушах у меня еще долго звенели бы его проклятия.

– Горные ущелья вторили бы тебе ехидным смехом, в то время как он мерил бы шагами крепостные укрепления, скрежеща зубами, – добавил Дарси.

Элизабет взглянула на мужа: в эту минуту он искренне радовался и был открыт своим друзьям. Немногие из окружения Дарси видели его таким. Как же ей было приятно, что в этот вечер она оказалась вместе с ним! Они все счастливо смеялись, довольные своей дружбой. Джорджиана улыбалась застенчивой, но счастливой улыбкой и изредка вступала в беседу. Миссис Фоксуэлл басовито хохотала, а Джейн элегантным движением прижимала платочек к глазам. Это вызывало у Элизабет новый взрыв хохота. Фоксуэлл первым увидел молодого человека, стоявшего в нескольких шагах от их стола. Элизабет тоже посмотрела в ту сторону и перестала смеяться. Она коротко кивнула ему и тут же отвернулась к друзьям. Он шагнул вперед.

– Добрый вечер, мистер Гловер, – произнесла Элизабет с холодной вежливостью. Дарси резко повернулся на стуле, смех за их столом замер, и все с любопытством стали разглядывать известного драматурга.

– Добрый вечер, миссис Дарси. – Он откинул назад прядь густых черных волос, которые падали ему на глаза. Она снова отвернулась. – Я думал увидеть вас раньше. Вас очень не хватало у леди Инглбур.

– Полагаю, вы сильно преувеличиваете, мистер Гловер. – Он кусал ноготь большого пальца и капризно хмурился. Элизабет произнесла, обращаясь к мистеру Фоксуэллу: – Вы не можете вообразить себе, какой самозванкой я чувствую себя среди литераторов у леди Инглбур.

– Не верю, вы совсем так не думаете! – с горечью воскликнул Гловер.

– Вы не смеете говорить с моей женой подобным образом, сэр! – Дарси поднялся, и Гловер в замешательстве посмотрел на него. Он ошеломленно оглянулся на Элизабет.

– Я говорю, что думаю, а вы, мистер Гловер, вольны толковать мои слова, как вам угодно. – Она говорила беззлобно, словно мягко увещевая ребенка.

Секунды две он смотрел на нее сумасшедшим взглядом, а потом пробормотал извинение. Элизабет едва заметно пожала плечами. Он ушел прочь.

– Это что, образец возвышенной беседы на Парк-лейн? – поинтересовался Фоксуэлл. – Этот тип похож на какого-то цыгана.

– Маркиза и пикнуть ему не дала бы, будь она с нами, – ответила Элизабет.

– А мне даже понравился этот ваш мистер Гловер, – сказал Фоксуэлл. – Было бы забавно потолковать с ним, встретив его на вашем следующем приеме.

– О да, правда, – согласилась его жена. – Когда он так близко, у него такой изможденный и измученный вид. Я уже обожаю его. – Казалось, она буквально вторила Арабелле Уиттэйкер.

– Вы серьезно? – от неожиданности выпалила Джорджиана.

Элизабет рассмеялась и сжала руку девушки.

– Знаете, это великий дар – артистическая натура, – задумчиво заговорил Фоксуэлл. – Чем более неотесан и непредсказуем ты в своем поведении, тем более интересным тебя находят окружающие, особенно дамы. Возможно, и мне стоит начать культивировать в себе некоторую резкость, тогда в сочетании с общей несносностью эффект получится поразительный.

– Хватит с нас и твоей язвительности, Фоксуэлл, – остановила его жена. – Я буду благодарна тебе, если ты станешь выпускать свой яд, продолжая оставаться джентльменом в своих речах и поступках.

– И прошу вас, продолжайте щадить наш теплый дружественный круг, направляя острие вашего ума на других, – добавила Элизабет.

Все снова весело засмеялись. Элизабет посмотрела на Дарси. У него резко испортилось настроение, и он свирепо смотрел куда-то вдаль.

Вызвали кареты. Увидев лакея, Дарси встал со своего места.

– Дорогая, ты готова? Карета ждет. – Они распрощались. Дарси подал руку Элизабет, и они под руку направились к карете. Она прильнула к нему и что-то прошептала. Он улыбнулся в ответ и погладил ее по руке. Стоявший в противоположном углу большой залы Гловер заметил эту сцену и погрузился в неизбывное отчаяние, совершенно неадекватное увиденному.

– Ах, вот и она, наша прекрасная прогульщица, со своим господином, обожаемая и обожающая! – воскликнул Уиттэйкер, проследив за взглядом Гловера. – Какая трогательная сцена! Кто из нас использует эту сцену в своей пьесе? Уступлю ее тебе, Гловер, если только ты не превратишь все в фарс.

– Я пишу комедии, потому что они продаются, Уиттэйкер.

– Ты излишне чувствителен сегодня, мой друг. Бери пример с меня! Поменьше поклоняйся музе.

– Тебе, Уиттэйкер, не приходится зарабатывать на жизнь работой. Я только приступил к созданию своего истинного творения.

– Дорогой сэр, мы надеялись услышать небольшую часть вашей новой работы сегодня вечером, – заметил кто-то из их компании.

– У меня отпало всякое желание, когда подошла моя очередь, – пробурчал Гловер.

– Неужели отсутствие нашей прекрасной дамы так повлияло на твое настроение? – поинтересовался Уиттэйкер, нанося предательский удар приятелю в спину. – Боже мой, я прав! Выкинь ее из головы, забудь о ней, Гловер! Поверь мне, дружище, ты ей вовсе не интересен.

– Но почему я не могу ценить ее мнение? – пробормотал драматург. – Леди Инглбур называет миссис Дарси одной из самых оригинальных женщин, которых она когда-либо встречала. Она особенная, и ей присуще сочетание ума и высоких принципов.

– Между тем некоторые из нас больше ценят ее за лукавство и прекрасные глаза.

– Можешь смеяться, Уиттэйкер, сколько тебе влезет. У тебя особые наклонности. Я же восхищаюсь ее мыслями.

– Она не раскрывает своих мыслей, мой введенный в заблуждение друг. Но так или иначе, ее юмор забавляет меня.

Гловер лихорадочно оглядел сидевших в зале. Большинству этих мужчин хватало порядочности счесть игру, затеянную Уиттэйкером, предосудительной, но стервятники «Зависть» и «Злословие» уже парили у них за плечами. Он откинул назад черные волосы.

– Надеюсь, не все из нас такие циники. – Он так резко подскочил, что уронил стул.

– Если ты надеешься наставить рога ее мужу, советую оставить эту мысль, – вкрадчиво произнес Уиттэйкер, и в глазах его мелькнул зловредный огонек. – Она слишком умна для этого.

Черные глаза Гловера зажглись в ответ таким отвращением, что Уиттэйкер вздрогнул.

– Вы мне отвратительны! – процедил Гловер и, бросив несколько монет на стол, ушел.

– Мистер Уиттэйкер, не следует так говорить о даме.

Уиттэйкер, вздернув брови, посмотрел на говорившего, потом оглядел остальных, упиваясь написанным на их лицах неодобрением.

– Лицемеры, – бросил он им с ленивой усмешкой.

Спальню освещали лишь отблески догорающего огня. Элизабет примостилась подле мужа, и он отодвинул прядь волос с ее лица.

– Элизабет?!

– Да?

– Ты любила бы меня, если бы я был беден?

– Нисколечко.

– Я серьезно.

– И я серьезно. Будь ты беден, ты с восторгом танцевал бы со мной в ту нашу первую встречу на ассамблее в Меритоне. Ты же тогда заявил, что я недостаточно привлекательна, чтобы обращать на себя внимание, и твоя неприязнь оказалась взаимной. Выходит, надежным предшественником нашей любви стала именно обоюдная нерасположенность друг к другу.

– Прошу тебя, хоть минуту побудь серьезной.

– Как я могу отвечать серьезно на такой вопрос? Если серьезно, я не знаю. Таким, какой ты есть, ты частично обязан своим положением в обществе.

– Да, я имел все для богатой жизни, кроме самой жизни.

– Как же тебе повезло, что ты нашел меня. – Она ласково засмеялась и, прижавшись к нему, снова поцеловала.

– Милая моя Элизабет, только не разлюби меня.

– Ты слишком много думаешь, Фицуильям.

Он почувствовал мягкое тепло ее губ у себя на лбу, потом на губах и притянул к себе.

Утром Элизабет с восторгом принимала раннюю посетительницу в своей малой гостиной.

– Эмилия! – воскликнула Элизабет. – Какая вы умница, вы пришли как раз тогда, когда я думала о вас.

– Дорогая Элизабет, ну, конечно, я умница, – ответила ее приятельница и погладила отрез вышитого золотом шелка. – Какая красота. Леди Нортби с ума сходит от зависти, гадая, где же вам удается найти подобную красоту.

– Ее милости не повезло с родственниками. В ее семье нет никого, кто занимался бы торговлей. Это кайма для сари делается в мастерских при индийском дворе, и ничего подобного к нам традиционным путем не попадает.

– Подарок от вашего дяди, мистера Гардинера, как я полагаю.

– Вот именно. Его преподнесли в дар его агенту, тот передал его моему дяде, дядя – мне и, наконец, я – вам.

– Как же мне принять такой подарок?

– С таким же удовольствием, как я взяла у вас ваши бесподобные перья. Уилкинс имела наглость сказать мне, что нельзя вставлять их в мой новый тюрбан, поскольку их могут узнать. Как будто меня это волнует! Лет через десять я смогу рассказать, что я носила их с гордостью с тридцатью различными шляпами.

Эмилия расхохоталась:

– Я не ожидала, что ваша ответная благодарность окажется столь велика.

Вошел лакей с карточкой на подносе.

– Мистер Гловер, в это время! Эванс, скажите джентльмену, что я занята.

– Да, мадам.

– Погодите, Эванс. Передайте карточку мистеру Дарси.

– Вы по-прежнему находите мистера Гловера забавным? – спросила Эмилия. – Признаюсь, беседа с ним может быть очень необычной.

– Когда я взвешиваю на весах его обаяние и его эксцентричность, то начинаю думать, что перевес говорит не в его пользу.

Она аккуратно взяла кайму и приложила к платью Эмилии.

– Вы наденете это на бал, когда поедете в Глэдсмер-парк? Предвкушаю, как вы ослепите герцога и привлечете к себе восторженные взгляды.

Мистер Гловер не всегда философски воспринимал жизненные неурядицы. Сначала его не пустили к даме, а потом и просто выставили из дома. Он шагал по дороге, уткнувшись носом в землю.

Леди Инглбур редко когда пускала кого в свой будуар, но драматург прислал ей полную отчаяния записку, и она сделала исключение. Она величественно восседала в своем кресле и по мере продолжения его рассказа все больше хмурилась.

– Не вижу, чем я могу помочь вам, мистер Гловер. Что за безумный порыв заставил вас обращаться к миссис Дарси в общественном месте? Вам бы следовало принести ей подобающие извинения.

– Я предпринял попытку, мэм. Я только что оттуда. Мистер Дарси не позволил мне повидаться с ней. Я передал ей карточку, но меня сопроводили в библиотеку к ее мужу.

– И как вы поладили с мистером Дарси?

– Я каким-то образом умудрился еще больше оскорбить его. Я начал с того, что пришел принести свои извинения его жене. Он утверждал, что миссис Дарси отказалась видеть меня, и заверил, что передаст ей мои извинения. Я ему не поверил, она не может быть настолько жестока со мной.

Наступило молчание. Гловер смотрел то куда-то в сторону, то за окно, то себе под ноги. Наконец он поднял глаза. Выражение лица маркизы вселило в него ужас.

– Вы ничего не придумали лучше, как заявить, что считаете мистера Дарси лжецом? – внимательно поедая взглядом своего протеже, спросила маркиза.

Он прикусил губу и ничего не ответил.

– Если миссис Дарси больше не появится на моих вторниках, – взорвала маркиза тишину, – я буду очень рассержена на вас, сэр.

– Что! Она больше не придет? Она сама вам это сказала?

– Интересно, каким это образом? Неужели она успела бы написать и передать мне письмо за то время, которое потребовалось вам, чтобы примчаться сюда? Мистер Гловер, как вы объясните мне свое поведение?

Он подпрыгнул и начал метаться по комнате.

– Я не знаю, как объяснить это безумие. Я не могу есть, я почти не сплю. Я чувствую, что весь мир – это лишь иллюзия и правду можно найти только в другом мире, мире изысканных чувств, мире моей следующей работы. – Он взъерошил рукой волосы и устремил мрачный застывший взгляд на огонь в камине. В комнате вновь воцарилось молчание.

«И зачем мне еще такие волнения с этим сумасшедшим? Он вообще забыл, что я здесь», – подумала ее светлость. Он поднял голову и посмотрел на свою благодетельницу. Его правый глаз дергался от тика.