Текст книги "Тебе больно? (ЛП)"

Автор книги: Х.Д. Карлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Я слышу все, что он не говорит.

Это не значит, что мы будем защищать вас.

Глава 36

Сойер

Мое сердце сжалось в маленькие кулачки и бьется о грудную клетку, требуя, чтобы его выпустили.

Энцо стоит впереди меня, на его щеке видна ямочка, когда он смотрит на меня через плечо. Его ореховые глаза излучают веселье, и у меня возникает искушение ткнуть в них пальцем.

– Какого черта Дряхлая Сьюзи у нас на дороге? – пискнула я, мой тон граничит с истерикой. Прямо передо мной стоит мой большой желтый фургон Volkswagen во всей своей красе, сверкающий под лучами солнца.

Он вскидывает бровь.

– Ты так и не сказала, почему выбрала это имя, – отмахивается он.

– Она чертова имбецилка и угрюмая, как черт. Почему она здесь?

– Потому что здесь ее место. Здесь твое место.

Я загибаю нижнюю губу между зубами, слезы наворачиваются на глаза.

– Как ты нашел ее? – спрашиваю я, слова звучат хрипло и неровно.

Он небрежно пожимает плечами.

– После того, как ты уснула в больнице, медсестра дала мне свой телефон, и я позвонил, чтобы убедиться, что она все еще припаркована у Валенс Бенд. Так и было, поэтому я попросил своего друга Троя забрать его и привезти сюда.

Я смеюсь, потому что если я этого не сделаю, то заплачу. Того факта, что он вспомнил, где я ее припарковала, достаточно, чтобы мои яичники взорвались.

– Ты не должен был этого делать, – задыхаюсь я.

– Разве я не сказал, что она будет ждать тебя? Никогда не сомневайся в том, что я делаю для тебя, Сойер. – Он не дает мне ответить, не то чтобы у меня был ответ для него.

Дрожа нижней губой, я говорю:

– Не слишком ли поздно добавить тебя в мой список людей, которые делают меня счастливой? Неважно, я все равно добавлю тебя в него.

На его щеке появляется ямочка, и он смотрит на меня так, как будто уже знал это. Кивнув в сторону своего дома, он бормочет:

– Пойдем, bella – красавица.

Я делаю один шаг, прежде чем мои суставы блокируются, мои ноги приклеиваются к земле и не могут двигаться. Когда он замечает мою неспособность функционировать, на его второй щеке появляется ямочка.

– Что смешного? – бормочу я, не отрывая взгляда от дома.

– Почему ты так нервничаешь, входя в наш дом? Разве это не я?

– Нет, – ворчу я. Пот начинает собираться у меня на подмышках, а мой мозг возвращается к тому, что он сказал «наш дом» и застрял там.

Очевидно, мне до сих пор очень стыдно за то, что я сделала в прошлый раз, когда он привез меня сюда. И что еще более тревожно в этой ситуации, так это то, что он хочет, чтобы я осталась.

Потому что по какой-то богом забытой причине Энцо решил, что меня стоит любить. Я думаю, он слишком сильно ударился головой, когда мы потерпели кораблекрушение, и потерял рассудок, но я слишком эгоистична, чтобы отпустить его.

В тот день мы оба потеряли частичку себя. Но со временем, застряв на маяке, мы медленно соединили наши оставшиеся части, пока вместе не обрели больше смысла, чем порознь.

Нет никаких сомнений в том, что Энцо стоит любить, и хотя это пугает меня, я больше не хочу убегать от этого.

Он останавливается перед входной дверью и поворачивается ко мне лицом, его глаза сверкают в солнечном свете.

– Что? – я огрызаюсь, хотя мне не хватает тепла.

На его лице появляется ухмылка, и руки, бьющиеся в моей груди, замирают. Мое сердце и я парализованы этим простым действием, что, честно говоря, раздражает.

– Ты ведь знаешь, что я тебя прощаю? – спрашивает он.

Я фыркаю.

– Не думаю, что ты когда-нибудь произносил эти слова, но да.

Он делает шаг ко мне и рывком прижимает меня к себе, фактически останавливая кислород в моих легких вместе с сердцем.

– Я прощаю тебя, bella – красавица. А теперь мне нужно, чтобы ты простила себя. Ты можешь сделать это для меня, детка?

Я таю. Так легко.

Не в силах говорить, я киваю, расслабляя плечи, пока он отпускает меня.

– Хорошо, а теперь давай примем горячий душ с настоящим напором воды, а потом мы закажем еду на вынос, откуда ты захочешь.

Неожиданно, всхлип почти вырывается из моего горла. Это так просто – душ и еда на вынос – но такое ощущение, что он ведет меня в рай.

Руки Энцо погружаются в мои волосы, вспенивая шампунь в прядях и массируя кожу головы.

Я скучала по напору воды. Проведя весь день в полицейском участке, я думала, что никогда не смогу расслабиться. Но теперь мои кости разжижаются, и я на грани того, чтобы вместе с водой устремиться в канализацию.

– Если бы я умерла прямо здесь и сейчас, – начинаю я, и последнее слово переходит в стон. – Я бы действительно расстроилась. Ты должен гордиться собой. Ты заставил меня захотеть жить.

Я не хотела, чтобы это было так тяжело, но Энцо легко с этим справляется.

– Похоже, тогда мы в расчете, – говорит он, его глубокий голос гладкий, как шелк.

– Если ты согласна, я хотел бы показать тебе свою лабораторию завтра, – продолжает он, хватая меня за бицепс, чтобы оттащить обратно в брызги воды, стараясь не задеть мое запястье. Я наклоняю подбородок вверх, пока он смывает мыло.

– Я бы с удовольствием, – бормочу я, снова застонав от ощущения его рук в моих волосах.

– Не думаю, что ты когда-нибудь рассказывал мне, почему так любишь акул.

Он отпускает меня, берет мочалку и наливает на нее немного средства для мытья тела. Он методично моет каждый сантиметр моей кожи, пока говорит.

– Наверное, сначала это было потому, что я хотел быть похожим на одну из них. Это одни из самых свирепых существ в океане – по крайней мере, из тех, о которых мы знаем. А когда я рос, я всегда чувствовал себя беспомощным. Как будто кто-то другой сидел за рулем, а я не мог контролировать, куда мне плыть. Они олицетворяли силу и свободу. Это было все, к чему я стремился. По мере того, как я становился старше, это превратилось из увлечения в почти одержимость. Я не могу объяснить, в чем именно дело, но они всегда делали меня счастливым. Океан делает меня счастливым.

Я прикусила губу, повернулась к нему и взяла у него мочалку. Своей хорошей рукой я неловко провожу по его груди, не координируя свои действия с этой стороной.

– Ты когда-нибудь волновался, что они причинят тебе боль?

Его взгляд тлеет, когда он смотрит на меня, и хотя его член не совсем твердый, он также не совсем мягкий. Но есть негласное соглашение просто наслаждаться обществом друг друга сегодня вечером. У нас еще не было такой возможности.

– Я всегда захожу в воду с пониманием того, что я больше не на вершине пищевой цепочки. Я уважаю их, и чаще всего они уважают меня. Но было бы глупо думать, что они не способны покончить с моей жизнью.

У меня в груди что-то щемит, и я понимаю, что это тревога. Мне бы и в голову не пришло просить Энцо перестать плавать с ними, но я не могу отрицать, что то, что он однажды не вернется домой, не пугает меня до смерти.

– Ну, тебе лучше войти в воду с пониманием того, что тебе тоже есть к кому вернуться домой, – робко говорю я ему, не отрывая глаз от своей задачи и избегая его испытующего взгляда.

– Посмотри на меня, – тихо прошептал он, беря меня за запястье. – Не убегай.

Я прикусываю губу и смотрю на него. Когда ты никогда раньше не любил, есть некоторые проблемы, связанные с взрослением. Последние шесть лет я жила эгоистично и убегала от всего, что представляло угрозу для моей жизни. Это почти поэтично, что попадание в ловушку с кем-то стало катализатором моего искупления.

Это еще не то, к чему я привыкла, но я знаю, что скоро любовь к Энцо станет такой же естественной, как любовь к океану. Так же, как он любит меня.

Энергия потрескивает в воздухе между нами, когда он притягивает меня к себе, все еще помня о моем поврежденном запястье.

– Тебе никогда не придется беспокоиться об этом. Я скорее раскрою пасть акуле, если это будет означать, что я вернусь домой к тебе.

Задыхаясь от желания ответить, я поднимаюсь на носочки и захватываю его губы своими, чувствуя, как вокруг нас сгорает энергия. При его высоком росте ему приходится согнуться в талии, чтобы я могла дотянуться до него.

Меня захватывает ощущение его рта, искусно двигающегося навстречу моему. Энцо не целуется – он пожирает, как и звери, с которыми он плавает.

Его язык проникает в мой рот, проникает за зубы, а затем гладит их. Покалывания начинаются на кончиках моих пальцев и распространяются по каждому сантиметру меня, пока мои внутренности не становятся неподвижными.

Мне нужно больше его. Мне нужно, чтобы он был так близко, пока между нами не останется ничего, кроме нашего желания.

Я обхватываю его шею левой рукой, прижимая его скользкое тело к своему. Я чувствую каждую впадинку и изгиб против размягченных частей меня, и дрожу от ощущений.

Его член невероятно твердый и толстый, он скользит по моему животу, и как раз в тот момент, когда я готова сказать:

– К черту все, никакого секса, – он отстраняется.

Я лепечу в ответ, слишком разочарованная его потерей, чтобы смутиться.

– У нас был долгий месяц, amore mio – любовь моя. Давай немного поедим и расслабимся, хорошо?

– У меня есть очень плохая шутка насчет того, чтобы положить в желудок что-нибудь еще, но давай не будем об этом. – Как только слова сорвались с моего языка, мои глаза расширились. – Вау, я имела в виду твой член, но вслух это прозвучало еще хуже.

Он хихикает, звук глубокий и восхитительный, вызывая дрожь по моему позвоночнику.

– Ты не хочешь детей? – спрашивает он, выключая воду и протягивая мне полотенце. Может быть, это акцент, но что-то в том, как он это спросил, преступно.

Как будто огонь буквально лижет мои щеки, я поспешно выбегаю из кабинки.

– Нет, черт возьми, – говорю я, вытирая воду с лица и вытирая волосы.

Я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда он выходит из душа, капли каскадом стекают по его загорелой коже, цепляются за мелкую пыль волос на груди и теряются в впадинах на животе. У меня пересыхает во рту.

– Ладно, может быть.

Он смотрит на меня из-под прикрытых глаз, и его ямочки полностью раскрываются.

– Все, что нужно, это кончик, bella – красавица.

Глава 37

Энцо

– Селахи? Что это значит? – спрашивает Сойер, ее тон слегка дрожит, а на лице проступают тревожные черты, когда она ступает на металлическую дорожку.

Должно быть, она заметила название моего центра, написанное на посадочной площадке. Она еще не была готова вернуться на корабль, поэтому я доставил нас сюда на вертолете.

– Это латынь. Акулы относятся к семейству селяхий, – объясняю я.

Я беру ее за руку и веду по дощатому настилу, решетчатый металл звенит под нашим весом. Я мельком увидел акулу, когда мы готовились к высадке, и хотел осмотреть ее, прежде чем показать Сойер лабораторию.

– Вот дерьмо, – вздохнула она позади меня. – Пожалуйста, скажи мне, что на этот раз не будет погружения с головой.

Я натягиваю на лицо дикую ухмылку, и она разрывается между тем, чтобы отшлепать ее и следить за акулой.

– Не в этот раз.

Она насмехается, пока мы останавливаемся перед вольером. Даже в искаженном свете воды невозможно ошибиться в ее размерах.

– Похоже, в ней около восемнадцати футов, – замечаю я, оглядывая акулу критическим взглядом.

– Ты что, блядь, издеваешься надо мной, придурок?! Теперь ты решил показать свое чертово лицо? – кричит знакомый голос из лифта.

Я поднимаю глаза и вижу, что к нам направляется очень взбешенный Трой. Он смотрит прямо на меня, вероятно, убивая меня шестью различными способами прямо сейчас.

– Я тоже по тебе скучал, – говорю я, не обращая внимания на его гнев. У меня еще не было возможности купить новый телефон, и я был немного занят, привыкая к тому, что я снова дома.

Когда я позвонил ему из больницы, чтобы забрать Дряхлую Сьюзи, он чуть не прострелил мне барабанные перепонки своими разглагольствованиями. Это было маленьким чудом, что я смог заткнуть его достаточно надолго, чтобы убедить его взять фургон.

Мы только вчера вернулись домой, и оба все еще измотаны и нуждаемся в лечении. Я не планировал оставаться здесь надолго, но знал, что Трой сходит с ума без меня, и, честно говоря, я начинал сходить с ума без своей работы.

– Тебя не было почти целый чертов месяц, а мне позвонили, чтобы я поехал за фургоном хиппи, а потом ничего?

– Мой телефон сейчас на дне океана, – таков мой ответ. – А фургон в то время был важнее.

Очевидно, что это не подходящее оправдание для Троя, судя по оскалу, который овладел его лицом.

Как только он оказывается на расстоянии вытянутой руки, я готовлюсь к тому, что он откинет кулак и пошлет его мне в лицо, но вместо этого он хватает меня за рубашку и заключает в объятия.

Я вздыхаю и хлопаю его по спине в знак приветствия, но признаюсь, что я тоже скучал по этому ублюдку. Просто он никогда об этом не узнает.

Трой отпускает меня, затем поворачивается к Сойер.

– Ты вернулся с девушкой? Где ты, блять, был?

Она одаривает его зубастой, неловкой улыбкой.

– Ее зовут Сойер, – сообщаю я. Она смотрит на меня в шоке, в ее голубых глазах мелькает страх. Но ей никогда не придется беспокоиться о нем.

Он единственный человек, которому я когда-либо доверял, и, несмотря на то, что он любит поболтать, он также знает, как держать рот на замке. А если он этого не делает, то знает, что я его убью.

– Я Трой, – представился он, протягивая руку моей девушке. – Лучший друг Цо. Он скажет тебе, что я не такой, но он просто ублюдок.

Она хватает его за руку.

– А еще он просто stronzo – мудак, – добавляет она с улыбкой, в ее глазах мелькают искорки.

Мои глаза ненадолго расширяются, удивление и что-то абсолютно первобытное смешиваются в моей крови. Я не могу сказать, хочу ли я отшлепать ее или трахнуть за то, что она оскорбила меня на моем языке, но я точно знаю, что люблю ее за это.

Она встречает мой горящий взгляд без всякого беспокойства, на ее красивых губах играет ухмылка. Я исправлю это позже.

Бурный смех вырывается из горла Троя, его голова откидывается назад. Этого едва хватает, чтобы отвлечь мое внимание от нее, мои кулаки и челюсть сжимаются от желания взять ее там, где мы стоим.

– О, она мне нравится, – усмехается он.

Озорная ухмылка Сойер расширяется.

– Спасибо, что спас Дряхлую Сьюзи. Я не привыкла ездить по противоположной стороне дороги, так что, может, ты меня научишь, – предлагает она, и по блеску в ее глазах я прекрасно понимаю, что она делает это, чтобы залезть мне под кожу.

И это, блядь, работает.

– Не выйдет, – рычу я, пригвоздив ее взглядом. – Осторожнее, bella – красавица. Я не боюсь убить и его.

Невозмутимый, Трой подмигивает ей, тихо говоря:

– Я собираюсь проучить тебя так жестко.

Эти двое вместе станут моей смертью.

Рыча, я указываю на лифт, уже раздраженная.

– Идите. Я расскажу тебе, что случилось по дороге.

– Черт, Сойер, ты вроде как крута.

Я быстро рассказал ему о кораблекрушении, коротко объяснил, кто такой Сильвестр, рассказал о маяке, Кейси, и в конце концов, почему имя Сойер и кто она на самом деле, нужно держать в секрете.

Я бросаю взгляд в сторону Троя, но он слишком занят, глядя на мою девушку. Я в нескольких секундах от того, чтобы вогнать кулак ему в горло, но он, видимо, чувствует приближающуюся смерть и отворачивается.

Когда мы спускались в лифте, Сойер прильнула лицом к стеклянным окнам, наблюдая за нашим спуском в океан с равным количеством очарования и ужаса.

Даже спустя три года я никогда не устану от этого вида. Вокруг ничего, кроме бескрайнего синего моря. Это целая вселенная под поверхностью и, возможно, большая загадка, чем та, что находится за пределами нашей планеты.

Как только мы остановились внутри центра, я сразу же повел ее на маленькую кухню, чтобы она могла присесть на минутку. Она уже вымоталась, и я хочу поторопить ее, чтобы она могла вернуться в постель.

– Я бы так не сказала, – говорит она, отмахиваясь от комплимента. Пока я говорил, она потягивала стакан воды, слушая, как самые длинные дни нашей жизни уместились в тридцать минут.

Остальные члены моей исследовательской группы ушли домой на вечер, и мы остались только втроем, чтобы свободно поговорить.

– Я бы так сказал, – уверенно отвечает Трой.

Я бы тоже.

Не чувствуя себя комфортно от такого внимания, Сойер отставляет свою чашку с водой и смотрит на меня.

– Я готова увидеть остальное, – заявляет она.

Трой хлопает в ладоши, потирая их друг о друга в возбуждении, на его лице широкая, восторженная улыбка.

Когда я строил V.O.R.S., я хотел, чтобы он как можно больше выходил к океану. То есть восемьдесят пять процентов центра – это чистое стекло. Ничто, кроме ядерной бомбы, не сможет разрушить это место, но легко почувствовать себя в смертельной ловушке, когда погружаешься в нечто, обладающее значительной силой.

Я беру Сойер за руку и веду ее из кухни в сторону главной комнаты. Это короткая прогулка по коридору, затем мы сворачиваем направо и выходим на большую площадь.

Сойер задыхается, ее глаза расширяются, когда она медленно входит в то, что кажется открытым океаном.

Это место, где мы с командой проводим исследования. Большая часть помещения заставлена столами с мониторами и оборудованием. Часть нашей работы заключается в слежении за акулами, проведении измерений, изучении уровня их зрелости и поведения.

Когда мы не ныряем, мы проводим большую часть времени, уставившись в экраны компьютеров.

– Святые угодники, – вздохнула она, чем вызвала усмешку Троя.

Ее голова вертится туда-сюда, пока она крутится на ногах, не в силах остановить свой круглый взгляд на чем-то одном.

Слева от нас появляется стая голубых окуней, и через несколько секунд она снова прижимается лицом к стеклу, наблюдая за проплывающими мимо маленькими желтыми рыбками.

– Боже мой, такое ощущение, что я могу протянуть руку и погладить их.

Я ухмыляюсь.

– Так и было задумано.

Она снова поворачивается ко мне, ее глаза округлились от детского удивления, а розовые губы разошлись.

– А что, если сейчас мимо проплывет мегалодон? Сможет ли он вскрыть это дерьмо?

Я вскидываю бровь.

– Хотел бы я посмотреть, как он попытается.

Трой вздрагивает.

– Я бы не хотел.

– Они все еще существуют? – спрашивает она, переполненная волнением.

– Это не невозможно, – говорю я ей. – На мой взгляд, вероятность высока. Акулы существуют уже миллионы лет. Они легко приспосабливаются, и я считаю, что они нашли новый способ выживания.

– Я так хочу увидеть одну из них, – говорит она, отворачиваясь, чтобы посмотреть в окно. – Я тоже хочу увидеть русалок.

Я пожимаю плечами, ухмыляясь, когда ее дыхание затуманивает стекло.

– Не исключено.

– Так чертовски круто, – бормочет она, прежде чем отвлечься на рыбу-клоуна и перебраться на другую сторону здания, где она плавает. – Это Немо! – взволнованно кричит она.

Трой смотрит на меня, и я встречаю его взгляд, чувствуя, как глубоко он впивается в мое лицо.

Он выглядит забавным, но в его выражении есть и что-то еще. Что-то похожее на облегчение.

– Будь рядом с ней.

Словно намагниченный, я переключаю свое внимание обратно на Сойер, где она следит за рыбкой-клоуном вокруг здания.

– Я планирую это сделать.

Глава 38

Энцо

Черт, я ненавижу это.

– Ты же знаешь, что выйдешь оттуда с видом обсосанной изюминки? – Трой звонит в ту секунду, когда моя голова выныривает из воды.

Кроме него. По нему я не скучал.

Я прищуриваюсь на своего партнера, пытаясь решить, хочу ли я схватить его за ногу и притащить сюда, чтобы посмотреть, как он паникует, или мне следует пойти своим обычным путем и игнорировать его.

– И хотя я в экстазе от того, что ты наконец-то нашел кого-то, кто готов взять в рот любую твою часть, это не очень-то мило выглядит.

– Что ты вообще несешь? – рявкаю я с раздражением. Он ведет себя так, будто я должен знать, что такое изюм.

– Мокрый, сморщенный изюм. Ты будешь выглядеть как мокрый, сморщенный изюм. Не мило.

Прежде чем я успеваю ответить, вода сдвигается, ровно настолько, чтобы отвлечь мое внимание от болтливого идиота. Плавник устремляется прямо ко мне, и я неуклонно погружаюсь под воду.

Самка большой белой акулы, как торпеда, плывет в воде со скоростью около двадцати пяти миль в час.

Адреналин устремляется через меня, сердцебиение пульсирует в каждом атоме моего тела.

Ее рот широко раскрывается, обнажая ряды острых как бритва зубов. Я бью ногами, наклоняясь так, что оказываюсь перпендикулярно ей. Мои ноги выходят за пределы ее тела, а туловище находится прямо перед ее ртом. В тот момент, когда она настигает меня, я хватаюсь за кончик ее носа и, используя ее импульс, подбрасываю себя над ней так, что оказываюсь верхом на ее спине.

Она бьется, когда я хватаюсь за ее спинной плавник и крепко держусь, пока она скользит по воде.

Я достаточно взволновал, поэтому, когда она проплывает мимо лестницы, отпускаю ее и хватаюсь за металлические ступеньки, вылезая наружу, пока она уплывает в другом направлении.

Когда я высовываю голову, я вижу офицера Бэнкрофта и офицера Джонса, которые ждут рядом с Троем, а Сойер стоит по другую сторону от них, неловко переминается с ноги на ногу. Их лодка стоит у причала на холостом ходу.

Хорошо. Значит, они здесь ненадолго.

Сойер спустилась, чтобы ответить на дополнительные вопросы, а я ждал, когда они позвонят мне, чтобы забрать ее. Она настаивала на том, чтобы ехать одной, и хотя мне это не нравилось, я уважал ее потребность разобраться со своим прошлым самостоятельно.

Похоже, они взяли на себя инициативу привести ее ко мне.

– Должен сказать, мистер Витале, вы необычный человек, – обращается офицер Джонс, заглядывая в воду с типичным взглядом, который я вижу у людей – это не мог быть я.

– В людях нет ничего необычного, – отвечаю я. Трой закатывает глаза и говорит «будьте любезны», что приводит меня в замешательство, потому что я не знаю, что это значит.

Джонс сухо усмехается.

– Наверное, вы правы.

Я выхожу на дорожку, хмурясь, вода вытекает из моего тела, пока я иду к группе. За последние три недели я видел их достаточно, и их лица мне уже порядком надоели. Глаза Сойер на мгновение округляются, но она быстро отводит взгляд, на ее щеках появляются маленькие красные точки.

Ухмылка дергается в уголках моих губ, и она замечает это быстрым взглядом. Затем она спотыкается о себя, прежде чем ее взгляд застывает и приклеивается ко мне, эти клубничные губы расходятся, когда я приближаюсь.

Черт, как же я люблю свою маленькую воровку.

– Мистер Витале? – внезапный навязчивый голос отвлекает мое внимание, и моя ухмылка мгновенно спадает.

– Что?

Трой вздыхает от моего тона.

– Я вижу, вы все еще не заинтересованы в терапии, – замечает Джонс, кривя губы.

Они пытались навязать мне психотерапевта, чтобы разобраться с убийством, но я не понимаю, зачем, учитывая, что я не потерял сон из-за этого.

– Да?

Джонс не удостаивает меня ответом, но выдыхает сухой смех.

– Вы могли бы стать хорошим примером для Тринити, – вклинился Бэнкрофт. – Она может чувствовать себя более комфортно, если вы пойдете.

Я останавливаюсь перед группой и хмуро смотрю на двух офицеров. Сойер пока воздерживается от терапии, не желая идти к тому, кто был ей назначен. Трудно искать помощи, когда тебя заставили похоронить все, что вызывает у тебя кошмары, не имея возможности рассказать об этом ни одной живой душе.

– Почему вы здесь?

Сойер сдерживает улыбку и качает головой.

– Наши следователи увидели существенные доказательства самообороны в этом деле. Мы хотели сообщить вам хорошую новость, что вы больше не представляете интереса.

Я скрещиваю руки, смотрю на них, прежде чем сказать:

– Я уже знал это.

Глаза Троя вспыхивают. Он боится полиции, и проявить неуважение к ним – не лучше, чем проявить неуважение к премьер-министру.

– А сейчас?

Я пожимаю плечами.

– Это было очевидно, учитывая, что он хранил трупы.

– Он очень рад это слышать, – вклинивается Сойер, бросая на меня взгляд.

Они не выглядят убежденными, но меня это не волнует.

– Мы дали Тринити несколько брошюр о финансовой помощи и программах, которые могут помочь ей адаптироваться в обществе. Надеюсь, вы поощряете ее к обретению самостоятельности, мистер Витале, – объясняет Бэнкрофт, заканчивая последнее предложение строгим, властным тоном.

Одна бровь приподнята, взгляд такой, как будто родитель ожидает, что вы поступите в колледж, а не будете жить в подвале до тридцати лет.

Монахини, которые меня воспитали, гораздо страшнее ее.

Брошюры в руках у Сойер, и она смотрит на них так, будто собирается их потом сжечь.

– Тринити уже самостоятельна, офицер. Надеюсь, вы научитесь оказывать ей большее доверие, – стоически отвечаю я.

Она улыбается, соглашаясь с этим.

– Вы упомянули, что хотите сменить имя, мы можем свести вас с адвокатом, который поможет вам в этом процессе. Там же вы сможете разобраться и с удостоверением личности, – продолжает Бэнкрофт и поворачивается к Сойер. – Вы уже решили, как хотите, чтобы вас звали?

Глаза Сойер расширяются, когда несколько взглядов устремляются на нее. Она хочет сохранить свое имя – свое настоящее имя – но она нервничает из-за того, что пытается объяснить это полиции. Не то чтобы она должна была кому-то что-то объяснять.

Прочистив горло, она говорит:

– Да. Я... я знаю, это может звучать странно, но я хотела назвать себя в честь Сойер. Она... она многому меня научила, и я восхищалась ею. И она заслужила жизнь.

Бэнкрофт могла бы растаять в луже.

– Это очень мило, – мягко говорит она. – И имя красивое. У этой бедной девочки была очень трудная жизнь. Так много сообщений появилось о ее злом брате. Я думаю, она оказала миру услугу.

Рот Сойер опускается, а затем закрывается, на ее лице написано замешательство. Мои брови вскидываются, удивленные тем, что против ее брата есть новые улики, а Сойер об этом не знала. Полагаю, она избегала смотреть на все, что связано с ним, любой ценой.

– Отчеты?

Бэнкрофт поворачивается ко мне.

– О, да. Ее брат издевался над молодыми девушками. Несколько из них вышли на свободу после его смерти.

Сойер заметно бледнеет, и ей с трудом удается контролировать свою мимику.

– Ладно, давайте не будем сплетничать, – вклинивается Джонс, бросая взгляд на своего напарника.

Бэнкрофт снова поворачивается лицом к Сойер и кладет ладонь на ее руку в утешительном жесте.

– Дайте мне знать, если вам понадобится помощь в чем-либо. Я уверена, что ты в хороших руках с мистером Витале, но я буду на расстоянии телефонного звонка, если я вам понадоблюсь.

Сойер натянуто улыбается и благодарит офицеров. Я смотрю, как они уходят, затем снова встречаюсь взглядом с Троем и Сойер.

Трой – единственный человек, который когда-либо узнает правду. Он знает, что я заверну его в комель и брошу в воду с акулой, если он хоть что-то расскажет, а учитывая, что я убил Сильвестра, у него нет причин мне не верить.

– Ты в порядке? – спрашивает он, его брови опущены от беспокойства.

Она быстро кивает головой, словно пытаясь убедить себя.

– Да, – говорит она. Затем она начинает качать головой. – Нет, вообще-то. Не совсем.

Я прохожу мимо Троя, хватаю ее за руку и притягиваю к себе. Она дрожит как лист.

– Ты знала, что он издевался над другими девушками? – спрашиваю я, опуская подбородок, чтобы поймать ее взгляд. Она опускает голову, избегая меня.

Зажав ее подбородок между пальцами, я заставляю ее перевести взгляд на меня.

– Нет, – шепчет она, отводя взгляд, и ее щеки краснеют.

– Несмотря ни на что, ты оказала миру чертову услугу, – бормочет Трой. – Честно говоря, тебе не стоит корить себя за это, ведь ты спасла их от дальнейшего насилия.

Сойер кивает, но опять же, похоже, что она пытается убедить себя.

– Да, я просто чувствую себя глупой из-за того, что не заметила этого.

Трой пожимает плечами.

– Как бы ты это сделала?

Она хмурится.

– Мне вообще нужно было убивать того, кем я раньше была?

– Австралия передала бы тебя США. Если бы они это сделали, тебе пришлось бы идти в суд и переживать все заново, и есть большая вероятность, что тебя признали бы виновной, несмотря на его издевательства, – говорю я. – В Америке почти нет правосудия для жертв насилия. Лучше бы все это умерло и было похоронено.

– В этом ты прав, – вздыхает она.

Акула плещется в воде, отвлекая мое внимание.

– Я собираюсь закончить работу здесь. А потом мы пойдем менять твое имя. Я уже знаю, каким хочу его видеть.

Ее голубые глаза переходят на мои, недоумевая.

– Ты знаешь, каким ты хочешь его видеть? – нахально спрашивает она.

Я усмехаюсь, и Трой резко вздыхает.

– Йоу, он только что улыбнулся?

Не обращая на него внимания, я заявляю:

– Я выбираю твою фамилию, bella – красавица.