Текст книги "Тебе больно? (ЛП)"
Автор книги: Х.Д. Карлтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
АВТОР: Х. Д. Карлтон
КНИГА: Тебе больно?
Просим НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик Ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук
Перевод группы https://t.me/dreambooks1
Малыш акула,
Отойди в сторону,
Папочка акула уже здесь.
Плейлист
Chris Isaak– Wicked Game (Jessie Villa Cover)
Ed Sheeran– Bad Habits
Billie Eilish– NDA
Billie Eilish– idontwannabeyouanymore
Sasha Sloan– Runaway
The Neighbourhood– Sweater Weather
Croosh (feat. IV)– Lost
Seether– Words as Weapons
Hemming– Hard on Myself
OneRepublic (feat. Timbaland)– Apologize
Righteous Vendetta– A Way Out
Transviolet– Under
Lana Del Rey– Born to Die
nothing,nowhere– rejecter
Emawk (feat. solace)– Pilot
MAALA– Better Life
Frank Ocean– Lost
Glass Animals– Heat Waves
Johnny Rain– Harveston Lake
Seether (feat. Amy Lee)– Broken
KALLITECHNIS– Synergy
Важное примечание
Это мрачный роман, который содержит очень провоцирующие сцены, такие как насилие и запекшаяся кровь, сцены убийства, сквернословие, мысли о самоубийстве, упоминания о самоубийстве, депрессии и тревоге, ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство), ситуации, близкие к смерти (застрявшие посреди океана), дабкон (когда один из партнеров не уверен, либо подавляет свои сексуальные потребности, а другой его убеждает с помощью, иногда жестокого, давления. В результате оба достигают удовлетворения.) не-кон (когда один из партнёров не согласен. Фактически насилие, но без особенных, тяжких, телесных повреждений) , упоминания об инцесте и педофилии (не изображено), жестокое обращение с детьми, упоминания об изнасиловании и других формах жестокого обращения, похищении людей и откровенных сексуальных ситуациях для 18+. Существуют также особые извращения (кинк), такие как аутассинофилия (это парафилия, при которой человек испытывает сексуальное возбуждение из-за риска быть убитым. Этот фетиш может накладываться на некоторые другие фетиши, связанные с риском для жизни, например, связанные с утоплением или удушьем. Это не обязательно означает, что человек действительно должен находиться в опасной для жизни ситуации, поскольку многие пробуждаются от подобных снов и фантазий), сексуальная асфиксия (это акт удушения кого-либо для получения сексуального удовольствия. Другое название игра с дыханием. Это любой половой акт, во время которого вам трудно дышать), деградация и садомазохизм (относится к известным сексуальным отклонениям. Он характеризуется тем, что человек пытается причинить душевную или физическую боль своему сексуальному партнеру в процессе взаимоотношений.).
Пролог
Сойер
Хватит пялиться на меня, сучка.
Моя нога сильно подпрыгивает, и я в миллионный раз заставляю себя остановиться. Я явно нервничаю, но как я могу не нервничать, когда на меня смотрит племянница мужа кузины моей матери?
Она выглядит так, будто увидела привидение, а я практически была им последние шесть лет. Но если бы это было так, мне бы не пришлось садиться на этот чертов рейс.
Мы оба сидим в креслах друг напротив друга, ожидая посадки на самолет в Индонезию. Какого черта она вообще туда летит? Это же почти Рождество, черт возьми.
Полагаю, это может быть рабочая поездка, учитывая, что на ней юбка, пиджак в тон и туфли на каблуках Louboutin. Кто путешествует на чертовых каблуках от Louboutin?
Неважно. Важно, что она меня заметила, а это сейчас совсем не круто.
Пот стекает по моей спине, и я почти уверена, что у меня есть пятна от него.
Я стараюсь быть незаметной, но и она тоже. Выглядя бесстрастной, но все совсем не так, она медленно вытаскивает телефон из кармана. Обычно это не является тревожным сигналом, но у нее также есть пятна от пота, и она смотрит на меня каждые две секунды.
Осторожно она подносит телефон к уху, пытаясь спрятать его в своих прямых волосах. Пряди настолько тонкие, что практически полупрозрачные – она не прячет под ними телефон, как она думает.
Сука.
Я понятия не имею, как мне сбежать, когда она смотрит, но у меня нет выбора. Либо я уйду, либо они найдут меня.
К черту незаметность, на кону моя жизнь. Я хватаю свою ручную сумку, встаю и пытаюсь спокойно уйти.
– Эй! – окликает она, но к черту это и к черту ее. Я пробираюсь сквозь толпу, на грани слез. Я так долго откладывала выезд из страны, убежденная, что меня поймают, и это именно то, что может случиться.
Сердце колотится, я направляюсь прямо в сувенирный магазин, покупаю толстовку на молнии, свитшот и бейсболку, затем нахожу туалет, чтобы переодеться, все время оглядываясь через плечо.
Даже в туалете много народу, поэтому я не поднимаю голову и быстро ныряю в кабинку. Дрожащими руками я закручиваю волосы в низкий пучок, нахлобучиваю шапку, затем надеваю куртку, накидывая капюшон на голову, чтобы закрыть остальную часть волос. Наконец, я натягиваю толстовку на шорты, уже вспотевшие от множества слоев одежды и адреналина.
Затем я мою руки и спешу к билетной кассе, запыхавшись и практически задыхаясь перед лицом агента. Она поднимает на меня глаза, пораженная моим внезапным присутствием.
– Могу я...
– Мне нужен билет на ближайший рейс, – перебиваю я, чуть не споткнувшись о свои слова.
Она моргает на меня, затем сосредотачивается на экране своего компьютера, щелкает мышкой и нажимает несколько клавиш.
– Рейс в Индоне...
– Не этот, – снова вклинилась я. —Другой.
Она бросает на меня взгляд. Я вывела ее из себя, но я уверена, что большой бокал красного вина успокоит ее, в то время как я точно встречусь со своим создателем, если меня поймают.
– Рейс в Австралию вылетает через сорок минут.
– Покупаю, – говорю я, кладя на стойку пачку наличных и удостоверение личности. Она смотрит на меня безразличным взглядом, обрабатывает билет и пересчитывает деньги. Хотя и очень, блять, медленно.
– Вам не хватает 8,09 доллара, —говорит она.
Обычно я не люблю огрызаться при общении с клиентами. Им и так приходится иметь дело с дерьмом. Но если меня поймают за 8,09 доллара, я буду смотреть прямо на нее и кричать, что это она сделала, а потом уйду.
Бормоча себе под нос, я достаю из кармана десятидолларовую купюру и шлепаю ее на прилавок.
Одарив меня злобным взглядом, она берет купюру и продолжает.
Я постоянно оглядываюсь через плечо, но, к счастью, аэропорт переполнен, и я пока не вижу никаких злых лиц в униформе и с оружием, направляющихся в мою сторону.
– У вас есть багаж?
– Нет, только ручная кладь, —отвечаю я.
Спустя еще несколько минут она, наконец, протягивает мне билет, вместе с моей мелочью и удостоверением личности.
– Выход 102. Терминал B.
Я беру их с прилавка, быстро благодарю и бегу к шаттлу, моя сумка шлепает по ногам.
Когда я прохожу администрацию транспортной безопасности, выхожу из шаттла, который везет меня к терминалу, и, в конце концов, добираюсь до выхода. Прошла чертова вечность, а они уже назвали мое имя по громкой связи. Я паникую, что не успею, и они уже буквально закрывают дверь, когда я, наконец, подхожу к выходу.
– Подождите! – кричу я.
Работник видит, что я иду, и, клянусь Богом, он заслуживает минета за то, что любезно отошел в сторону и пропустил меня. Даже когда я бегу по коридору, чтобы пройти к самолету, я оглядываюсь через плечо.
Мое сердце отказывается возвращаться в отведенное ему место, пока самолет не взлетит.
И даже тогда я жду, когда авиадиспетчеры остановят самолет и скажут, что на борту находится беглец.
Глава 1
Сойер
Рак на вкус как дерьмо.
Я глубоко затягиваюсь, ментол скользит мимо моего языка и наполняет мои легкие химическими веществами. Сколько таких сигарет я должна выкурить, прежде чем рак вторгнется в мои клетки и даст метастазы, пока я не буду измучена болезнью?
Мое горло сжимается и восстает против табака, заставляя меня резко закашляться. Я отдергиваю сигарету и смотрю на нее, мое лицо искажается от отвращения, когда дым вытекает из носа и рта. Я покачиваю рукой, рассматривая ее под разными углами.
От кончика исходит ярко-оранжевое свечение, серый пепел разъедает бумагу.
Огонь на кончике вспыхивает, словно заманивая меня снова обхватить его губами.
Неа.
Все еще не привлекает.
Загорелая рука протягивается, выхватывая сигарету, прежде чем я успеваю бросить ее на песок.
– Отдай мне ее, пока не потратила.
Я хмурюсь. Насколько огнеопасен песок? Готова поспорить, что совсем нет. Он слишком плотный – нечем питать кислород. Если только я не вылью на него бензин. Хотя, наверняка, это сделает пляж красивее.
Огонь на берегу огромного голубого океана? Кто бы не хотел на это посмотреть?
Соленый морской бриз дует мягко, заставляя светлые вьющиеся локоны вокруг моего лица танцевать чувственный танец. Я заправляю локоны за ухо, слишком уставшая, чтобы затянуть их обратно в свободный пучок, завязанный низко на голове.
Я смотрю на парня, сидящего рядом со мной. Его отросшие песочные волосы завиваются на затылке, а татуировка кинжала за ухом манит на фоне его загорелой кожи. Все его татуировки – он весь в них.
Я до сих пор не знаю его имени, но член у него красивый, и это все, что действительно имеет значение. Ну, это, и его убийственный никотин. Он не из тех, на кого я обычно ведусь, но я чувствовала себя одинокой и развлекалась с первым парнем, который не вызывал у меня тошноты.
– Как ты думаешь, какой рак ты получишь от этого? – спрашиваю я, кивая на сигарету в его руке.
Он вздергивает густую бровь, его красивые голубые глаза сверкают в утреннем свете.
– Не знаю. Рак легких – слишком типично. Горло?
– Ты думаешь, что умрешь?
Он издал короткий смешок.
– Я чертовски на это надеюсь.
Я киваю, протягивая руку, чтобы он вернул ее мне. Он смотрит на меня как на странную, проходит несколько секунд, прежде чем он делает то, что я прошу.
Еще один вдох, и вкус становится немного лучше от напоминания о том, что я втягиваю смерть в свои легкие.
Да, так гораздо вкуснее.
Громкие волны разбиваются о берег, накатывают и дотягиваются до моих покрытых синем лаком на вытянутых ногтях, а затем опускаются обратно и затягивают с собой песок.
Океан прекрасен. Но он также непростителен. В считанные секунды он может обернуться против вас. Увлечь вас вниз с такой силой, что вы не будете знать, в какую сторону подниматься, и кормить вас в своей пещерной пасти, пока вы не утонете или не окажетесь между зубами чего-то гораздо более страшного.
Я снова глубоко вдыхаю, закрываю глаза, чувствуя, как дым заполняет мои легкие и застревает в них.
Сигареты также непростительны: они разъедают тебя изнутри. Убивают тебя медленно, а потом все сразу.
Я решаю, что мне нравится океан, и мне нравятся сигареты.
Потому что я... Я тоже непростительна.

– С вас $68,10, – приятно улыбаясь, говорит кассир.
– За тест на беременность и пачку сигарет? – недоверчиво спрашиваю я.
Парень усмехается.
– Боюсь, что да.
– Это буквально грабеж, – бормочу я, но не уверена, что он меня услышал, потому что он все еще улыбается.
Я бы с удовольствием урвала немного этого счастья для себя, но после трех недель в Порт-Валене, Австралия, я не чувствую себя в большей безопасности, чем в Америке.
После приземления я проверила новости в Интернете, и власти сообщили, что меня, возможно, видели в аэропорту и предположительно я сбежала на самолете. Женщина у билетной кассы может или не может опознать меня и подтвердить мой рейс в Австралию, независимо от того, что я использую другое имя. По крайней мере, она может сказать, что я вела себя подозрительно, и дать им повод для поисков.
Я не в безопасности в этой стране – они сдадут меня американским властям, если поймают, – но слишком рискованно лететь в страну, которая окажет мне милость. Поэтому я смирилась с тем, что останусь здесь еще на какое-то время, и что пришло время снова взять на себя чужую жизнь.
Полагаю, есть места и похуже.
Порт-Вален – красивый приморский городок на восточном побережье, окруженный ярким водно-голубым океаном и переполненный туристами, желающими понырять с акулами или исследовать коралловые рифы. За пределами пляжа он богат массивными водопадами и ямами для дайвинга, окруженными дикой природой и километрами ярких лесов, привлекающих любителей пеших прогулок со всего мира.
А еще здесь чертовски дорого.
Я роюсь в своем потрепанном портмоне, нитки обтрепались по краям и застревают в молнии. Я пересчитываю купюры и монеты, ругая себя за то, что оказалась в такой ситуации. Драгоценные деньги уходят на ветер, потому что я не могу вынести одиночества, плюс дополнительные расходы, потому что теперь я чувствую потребность получить кайф, просто чтобы снять напряжение.
Проблема в том, что край этот острый и зазубренный, и в этом мире нет ни одного препарата, который помешал бы ему порезать меня.
– Держи, – говорю я ему, заставляя улыбнуться свое онемевшее лицо. Ощущение такое же, как когда мама водила меня к стоматологу, и я выходила оттуда с лидокаином во рту и не контролируя свои лицевые мышцы. Раньше я всегда хихикала над этим странным ощущением, но сейчас мне не до смеха.
Он протягивает мне сдачу и мои покупки, на его лице снова улыбка. Теперь то, как он счастлив, почти раздражает.
– Хорошего дня, – щебечет он.
– Спасибо, – бормочу я.
Я хватаю пакет и спешу к выходу из продуктового магазина, мои ярко-оранжевые шлепанцы звенят о грязно-белый кафель.
Этот дурацкий гребаный тест на беременность очень урезал то немногое, что я себе позволяю. Тем не менее, я лучше буду знать, что в мое тело вторгся маленький инопланетянин, чем жить в страхе, навязчиво проверяя свой живот на любой отражающей поверхности, чтобы увидеть, не вырос ли он на дюйм.
Я и так живу в страхе, мне больше ничего не нужно.
Они не смогут найти тебя, Сойер. Ты в безопасности.
Я качаю головой, упорно продолжая оставаться в холодном, одиноком месте, где обитает ужас. В безопасности ли я?
Если в мои внутренности вторгся инопланетянин, это сделает мою жизнь намного сложнее. Я не могу заботиться о ребенке и обеспечивать себя. Я и так едва справляюсь с этим, а мои средства для этого... Боже, они ужасны.
Мои мысли закрутились, я представила себе маленького светловолосого ребенка на моих руках, кричащего во всю силу своих легких, потому что он голоден и страдает от опрелостей или чего-то еще. Мне придется отдать ребенка на усыновление, без сомнения.
Но это разобьет мое гребаное сердце. Или то, что от него осталось.
Мое дыхание начинает учащаться, и я стараюсь контролировать его, борясь за наполнение своих сжавшихся легких. Яркий солнечный свет греет мои щеки, когда я вырываюсь из автоматических дверей, выбегаю с парковки на тротуар, мои шлепанцы из долларового магазина грозят разбиться от скорости.
Я глубоко вдыхаю, отчаянно втягивая кислород, но он забивает мне горло.
У меня задержка месячных на неделю, хотя у меня был стресс. Действительно стресс. Никогда еще я так не молилась, паря над унитазом с засунутыми в трусы большими пальцами, умоляя богов дать мне повод воспользоваться тампоном в руке.
Думаю, на небесах я у них в списке дерьма.
Что за чушь, хотя я не могу винить ангелов за то, что они упрекают меня во имя Господа.
Вкус соленого океана витает в воздухе, покрывая мой язык, пока я продолжаю глубоко вдыхать и чувствовать, как моя напряженная грудь немного расслабляется. Что-то в запахе моря всегда успокаивает мои измученные легкие, независимо от того, злоупотребляю ли я ими из-за приступа паники или сигаретного дыма.
Это то, о чем я буду скорбеть, когда в конце концов перейду к следующему пункту назначения.
Пока же я ценю красоту Порт-Валена, пока могу. Улицы окружены зеленью, а цветы пестрят яркими розовыми, оранжевыми и пурпурными цветами. Массивные скалы находятся далеко позади меня, и хотя они находятся на расстоянии многих миль, их внушительные сооружения нельзя игнорировать.
Мимо проходит группа женщин в бикини и топиках, и я не могу не влюбиться в то, насколько непринужденным является этот город.
Что еще опаснее, я влюбляюсь в Порт-Вален в целом, несмотря на пауков-людоедов, населяющих эту страну.
Я быстро иду к автобусной остановке и с дрожащим выдохом опускаюсь на скамейку, пластиковый пакет болтается между моих раздвинутых ног. Над головой кружит сорока, заставляя меня еще больше напрячься. Я на собственном опыте убедилась, что эти демонические птицы любят срываться с места и нападать без предупреждения. Я все еще травмирована после последнего случая и молюсь, чтобы автобус пришел быстрее, чем запланировано.
Я могла бы поехать на Дряхлой Сьюзи, фургоне, который я купила на прошлой неделе. Это старый, маслянисто-желтый Фольксваген – из тех, на которых ездили хиппи в 70-х. Жить в фургоне идеальнее, чем в гостинице, и мне невероятно повезло найти такой фургон гораздо дешевле, чем он стоит. Он сказал, что это машина его дочери, которая умерла, и он просто хотел, чтобы ее не было.
У меня все равно нет здесь прав, и я недостаточно уверена в себе, чтобы ездить по встречной полосе. Я убеждена, что погибну в автокатастрофе или меня остановят и поймают за езду без прав.
В этот момент сорока пронзительно кричит, как бы предупреждая меня, что рискнуть со старческой Сьюзи было бы безопаснее, но, к счастью, она улетает в другое место.
Руки дрожат от остаточной тревоги, я роюсь в сумке и достаю пачку сигарет. В моем возможном положении мне не следовало бы курить их, но мысль о смерти слишком манит, и я слишком напугана, чтобы сделать что-то еще.
Мне стыдно за себя, но я не думаю, что знаю, каково это – чувствовать что-то другое.
Не превращай это в привычку, Сойер. У тебя их достаточно.
Как только я вытаскиваю одну и засовываю ее в рот, я понимаю две вещи. Я забыла купить зажигалку, а рядом со мной кто-то сидит, и тяжесть его взгляда застывает на моем лице, как засохшая глина.
Я поворачиваюсь и вижу, что пожилой мужчина с темно-коричневой кожей протягивает оранжевую зажигалку, такую же яркую, как мои шлепанцы, его большой палец лежит на бойке и готов зажечь ее для меня. Он одет в старую белую рубашку, на голове у него кепка цвета хаки. На его лице блестят капельки пота, но от него пахнет Old Spice и солью.
Улыбаясь, я наклоняюсь вперед, и он щелкает ею. Огонь завораживает меня не меньше, чем наблюдение за тем, как он пожирает хрупкую бумагу. Дым от палочки вьется в соленом воздухе, обжигая мне глаза и попадая в лицо.
– Спасибо, – говорю я, отмахиваясь от дыма. – Хочешь одну?
– Конечно, – говорит он. Я протягиваю ему сигарету и внимательно наблюдаю за ним, пока он прикуривает свою, оранжевое свечение разгорается, когда он вдыхает.
– Пытаюсь прекратить курить, но никак не могу бросить навсегда, – размышляет он.
Ужасная проблема, которую я не должна себе создавать, но потом меня накрывает волна эйфории, и я думаю, что это не так уж плохо. Это длится не больше минуты, но это делает острую грань терпимой, а это все, что мне сейчас нужно. Это, и хорошая компания.
– Когда мы когда-нибудь сможем отпустить то, что причиняет нам наибольшую боль? – пробормотала я.
– Ну, ты меня поймала.
Я ухмыляюсь.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я, пытаясь выдохнуть дымное «О», но безуспешно.
Он хихикает, звук хриплый.
– Не помню, когда в последний раз симпатичная молодая леди спрашивала, как меня зовут. Меня зовут Саймон.
Обычно, если бы старый, незнакомый мужчина назвал меня красивой, я бы встала и ушла без оглядки, но то, как он это говорит, не вызывает у меня дискомфорта. На самом деле, это заставляет меня чувствовать себя немного так, как должен чувствовать себя дом. Теплым и гостеприимным. Безопасным.
Это чувство комфорта убаюкивает меня и заставляет делать то, что я редко делаю. То, что я никогда не делаю. Я называю ему свое настоящее имя.
– Сойер. Спасибо, что составил мне компанию, Саймон.
Проходит несколько секунд молчания, а затем:
– Хочешь увидеть мою новую татуировку?
От неожиданности я на секунду замираю, сигарета зависла на полпути ко рту, прежде чем я быстро произношу:
– С удовольствием, – а затем зажимаю ее в уголке губ.
Он закатывает свои шорты и показывает мне свою новую татуировку. Черные, неровные линии составляют слова «Fuck You», выведенные посреди его бедра, все еще опухшего и раздраженного. На этот раз я действительно застигнута врасплох.
Удивленный смех вырывается из моего горла, и я чуть не теряю сигарету в процессе, но мне было бы все равно, если бы это произошло.
– Боже мой, мне это нравится. Наверное, больше, чем мой любимый палец. Больно? – спрашиваю я, наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть чернила. Это явно сделано не профессионально – на самом деле, это довольно дерьмовая работа – но я думаю, что именно это мне нравится больше всего.
– Нет, – говорит он, махнув рукой. —Это терапия. Хотя не уверен, что ты имеешь в виду под любимым пальцем.
Я поднимаю левую ногу и показываю на нее.
– Мой мизинец на ноге очень милый, ты не находишь?
Он наклоняется и внимательно осматривает его.
– Ты права. Мне тоже нравится этот палец.
Улыбаясь, я опускаю ногу и смотрю вниз на неправильную форму. Я влюблена в него. Мне всегда пригодится небольшая терапия в виде необдуманных и слегка маниакальных решений.
Я втягиваю в рот очередную порцию дыма и выдыхаю его, пытаясь побороть импульс, поднимающийся внутри меня.
– Где ты это сделал?
Он пожимает плечами.
– Я сделал это сам. Слышала когда-нибудь о тебори (прим.пер Традиционная японская татуировка.) ?
Я качаю головой, тогда он роется в кармане и достает пузырек с черными чернилами и горсть запечатанных игл.
Я поднимаю брови, удивляясь, зачем он носит с собой все это, но радуясь, что он хотя бы использует неиспользованные иглы.
–Это традиционный японский метод. Люди называют их татуировками палкой и тычком, – объясняет он.
– Как это работает?
Он объясняет мне процесс, который звучит довольно просто. Настолько просто, что я подумываю о том, чтобы сделать себе такую же. У меня нет ни татуировок, ни роскоши пойти в салон и заплатить за них.
Только я открыла рот, чтобы спросить, откуда он взял материалы, как он вклинился:
– Хочешь, я тебе сделаю?
Я качаю головой, и ухмылка пробирается по моим щекам.
– Да, – говорю я, кивая головой, решив, что идея незнакомца сделать мне татуировку на автобусной остановке слишком хороша, чтобы от нее отказаться. Это идеальный вид спонтанности, который мне нужен. – Что ты хочешь за это?
Он кивает в сторону моего пластикового пакета.
– Этой пачки сигарет будет достаточно.
По его взгляду у меня возникает четкое ощущение, что он больше заинтересован в том, чтобы я не закурила, чем в том, чтобы закурить самому. Интересно, заметил ли он, что еще было в пакете?
Я улыбаюсь.
– Договорились. Я хочу такую же, как у тебя. И в том же месте. Мы можем быть одинаковыми.
Мне нравится идея иметь одинаковые татуировки с Саймоном. Думаю, это дает мне ощущение, что я нашла друга в моем маленьком одиноком мире и мне будет кого вспомнить, когда я в конце концов уеду.
Что еще важнее, мне нравится послание. Потому что действительно, именно эти слова приходят мне в голову каждый день. Что может быть лучше для татуировки, чем моя ежедневная мантра?
Он ухмыляется, демонстрируя слегка кривые зубы, и просит меня повернуть бедро к нему. Обрезанные шорты – мой повседневный наряд здесь, так что он сможет легко нанести одну на то же место, что и свою.
Автобус приближается, так что мы пропустим нашу поездку, но другой автобус появится через тридцать минут – достаточно времени, чтобы сделать мою первую татуировку.
Он откупоривает флакон и выливает крошечное количество черной жидкости в крышку, а затем вскрывает упаковку с новой иглой.
– Чернила осьминога, – говорит он мне. – Лучшие чернила, которые ты можешь получить.
Я киваю, хотя мне все равно. Все это в любом случае антисанитарно. Если мое тело отвергнет их, то останется довольно крутой шрам. Хотя мне всегда очень нравились осьминоги, так что, думаю, будет приятно, если в меня введут их частичку.
Они могут так легко исчезать, маскироваться, чтобы слиться с окружающей средой, а это все, чего я действительно хотела в жизни. Может быть, с этой новой татуировкой я смогу притвориться, что ее чернила разъели все, что делает меня человеком, и позволит мне исчезнуть так же, как они.
Я хмурюсь, зная, что это никогда не бывает так, как в фильмах, где одинокий ребенок обретает невероятную суперсилу. Думаю, я также немного обижаюсь на осьминогов.
Мой новый друг наклоняется к моему бедру, его карие глаза совершенно не отрываются от своей задачи, пока его удивительно твердая рука скрупулезно вводит чернила в мою кожу. Острые уколы высвобождают все виды эндорфинов в моем организме, и я решаю здесь и сейчас, что у меня зависимость от татуировок.
Это лучше, чем сигареты, хотя, поскольку они теперь его, он разрешает мне выкурить еще одну во время процесса. Чтобы снять напряжение, говорит он.
К нам присоединяются еще несколько человек, и мне становится смешно, когда никто из них ничуть не удивляется тому, что девушка делает татуировку тебори в ожидании автобуса, как будто это обычное явление в Порт-Валене. Один парень даже подошел и попросил сделать ему такую же, но Саймон сказал ему, чтобы он нашел его в другой день.
Весь этот опыт странный, но он принес мне счастье, и это чужое чувство лучше, чем секс. Я испытываю так мало радости, и слишком часто незнакомые мужчины толпятся вокруг меня и вторгаются в мое тело.
Самое главное, это заставило меня забыться.
Двадцать пять минут спустя Саймон выпрямляется, его лицо искажается от боли, а спина трещит от того, что он так долго был сидел в неудобной позе.
Мне жаль, что я причинила ему боль, и он, должно быть, заметил выражение моего лица, потому что он бросает на меня строгий взгляд, как отец, когда ругает своего ребенка.
– Не надо меня жалеть, юная леди. Старость – это благословение, а каждое благословение немного горьковато.
Мне все еще неловко, но я киваю и наклоняюсь, чтобы рассмотреть свою татуировку. Мое бедро ярко-красное и раздраженное, что усиливает резкие линии.
«Fuck You» жирными черными буквами, хотя моя выглядит немного аккуратнее, чем его. Несмотря ни на что, они все равно неровные и шатаются, и я чувствую облегчение от этого. Вот почему я так его люблю.
– Это идеально.
– Несовершенно, – поправляет он, разглядывая свою работу.
– Совершенно несовершенно, – компрометирую я, широко улыбаясь ему. Мои щеки болят от того, как широко они растянуты, но, как и каждый раз, когда эта игла прокалывает мою кожу, боль приятна. – Все лучшие вещи такие.
Он прикуривает еще одну сигарету и откидывается назад, как будто ему нет до этого никакого дела. Саймон выглядит так, будто прожил свою жизнь очень основательно, и я хочу знать, что привело его на эту автобусную остановку, делать татуировку незнакомой девушке во вторник днем.
– Ты права, – признает он. – Ты тоже очень странная. – Я ухмыляюсь еще шире, когда он повторяет мои мысли.
– Как и ты, Саймон. И ты тоже. Наш общий взгляд говорит о том, что мы оба довольны тем, что мы странные.
В этот момент подъезжает автобус, двигатель громко урчит. Когда двери с шипением открываются, я встаю и предлагаю ему свой локоть, как будто провожаю его на бал.
Он машет рукой, отмахиваясь от меня.
– Я предпочитаю ходить пешком. Моим старым костям нужно движение, иначе они закроются навсегда.
Я вскидываю брови.
– Тогда почему ты сидел на автобусной остановке?
Он пожимает плечами.
– Я проходил мимо, а ты выглядела так, будто тебе нужен друг.
Я опускаю локоть, и странное пронзительное чувство ударяет мне в грудь. Разочарование.
Я хотела поговорить с Саймоном побольше. Задать ему вопросы и узнать больше о человеке, скрывающемся за поношенной одеждой и чернилами осьминога.
Он тоже наблюдателен, еще раз заметив выражение моего лица. А может, я просто слишком часто ношу свои чувства на рукаве.
– Мы еще пересечемся, Сойер. У жизни есть забавный способ бросать людей на твой путь, когда вам суждено столкнуться. Тебе решать, сделать ли это постоянным.
– Постоянство, – пробормотала я, пробуя иностранное слово на язык. – Ты уже постоянный, Саймон, так же, как и эта татуировка.
Он улыбается мне, в его глазах мелькают знакомые искорки.
– Тогда мы скоро увидимся, не так ли?
Чувствуя себя немного лучше, я поднимаю свой пластиковый пакет, и шорох его содержимого напоминает мне о том, что еще в нем находится. Маленькая ухмылка на моем лице исчезает. Саймон больше не будет отвлекать меня от надвигающейся ситуации, и внезапно я начинаю бояться этой поездки в одиночестве.
– Надеюсь, что так. Приятно было познакомиться, Саймон.
И затем я поворачиваюсь, мое бедро горит, пока я пробираюсь к автобусу. Я опускаю монеты в щель и нахожу место далеко сзади. Искусственная кожа горячая и липкая к задней части моих бедер, но я почти не замечаю этого.
Я прижимаюсь лицом к окну, чтобы в последний раз увидеть Саймона, который машет мне рукой перед тем, как автобус отъедет.
По крайней мере, мне не пришлось идти в магазин, пользоваться кредитной картой или снимать деньги. Я даю себе еще пару дней, прежде чем придет время выпить.
Потом я начну все сначала, как кто-то другой.
Не Сойер Беннет, а кто-то, кто жалеет, что когда-то ее встретил.








