Текст книги "Тебе больно? (ЛП)"

Автор книги: Х.Д. Карлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Глава 19

Сойер

Снаружи появилась лодка.

Она появилась из густого тумана, окружающего остров, словно из совершенно другого измерения.

Я смотрю на большой корабль, медленно дрейфующий мимо, с чувством тоски, которая печально перетекает в безнадежность.

Они никогда не увидят нас оттуда. Не с этим туманом, который, кажется, пропитал этот крошечный клочок земли, плавающий посреди Тихого океана.

Сильвестр говорит, что сегодня ночью будет еще одна буря, и, судя по радару, она может быть хуже той, что была на прошлой неделе.

Я сглатываю, мое сердце замирает, когда она проходит мимо острова. Может быть, если бы я смогла добраться до фонаря, я бы придумала, как включить его и позвать корабль к нам. Я не совсем уверена, что это прорвало бы туман, но это лучше, чем стоять снаружи моей пещеры и смотреть, как она проплывает мимо.

Что за хрень. Мы на острове уже девятнадцать дней, но Сильвестр сказал, что корабль появился за несколько дней до нашего крушения. Осталось около восьми, прежде чем он снова появится, и мы сможем убраться отсюда.

Ты вообще хочешь этого?

Я прикусила губу, отворачиваясь от гребаной дразнилки, которая только что прошла мимо. Хочу ли я?

Неужели реально остаться здесь с Сильвестром? От этого человека у меня мурашки по коже, но я его почти не вижу, пока не даю о себе знать.

Или ты просто меняешь одну тюрьму на другую?

Я в ловушке чужих жизней. Запуталась в паутине имен, тщательно подобранных любящими матерями и отцами. А может, их вовсе не любили. Может, их даже не хотели.

Прямо как Энцо.

Я фыркаю, все еще подавленная прошлой неделей. У меня такое чувство, будто мои внутренности поцарапали, и каждый раз, когда я чувствую, как набухает эмоция, она болезненно трется об открытую рану. Я слишком много пила. Слишком много делилась. Затем причинила еще больше боли. И теперь от меня остались лишь рваные останки.

Мы с Энцо почти не разговариваем, и, к моему ужасу, Сильвестр использовал эту возможность, чтобы заставить меня проводить время с ним. Но я все равно терплю, потому что плохая компания все равно лучше, чем оставаться наедине с Кевом в моей голове.

Я не люблю чувство привязанности, но цепляюсь за тех, кто предлагает что-то бессмысленное.

До Энцо, по крайней мере.

Прошлой ночью нарастающее напряжение окончательно сломило меня. Я налила немного водки в бутылку с водой и не спала всю ночь, посасывая ее, пока Энцо спал рядом со мной.

Я была так близка к тому, чтобы протянуть к нему руки, встать на колени и умолять о прощении. Я не знаю, почему или как, но я чертовски скучаю по нему.

Я предпочитаю его огонь льду, его гнев молчанию, его ненависть равнодушию.

Я бы приняла худшее, если бы это означало, что мне никогда не придется обходиться без него.

Вздохнув, я встаю и спускаюсь в пещеру, спотыкаясь о шаткий камень, который крошится под моими неустойчивыми ногами. Я все еще чувствую последствия той водки, и каждый вдох разжигает желание вылить содержимое моего желудка на пол.

Никогда. Никогда.

К черту алкоголь. Он никогда не доводит меня до добра. С самого начала я попала в объятия Энцо, и, похоже, он постоянно возвращает меня обратно – и каждый раз это колоссальная ошибка.

Я снова оступаюсь, спотыкаюсь о палец и едва успеваю поймать себя. Господи, мне нужны гребаные ходунки. Я уверена, что все еще немного пьяна.

Услышав утром щелчок отпираемой двери, я вышла из маяка через несколько минут, что означает, что сейчас чуть больше семи утра. Мой сон был некрепким и совершенно неутешительным. Даже в кататоническом состоянии напряжение непробиваемо и отказывается спадать.

Я не могла больше терпеть. Я выпрыгнула из теплых одеял, надела свои единственные шорты и случайную футболку, которую нашла на полу, и выскочила оттуда. Все это время я чувствовала на себе его взгляд, но отказывалась встретиться с ним глазами.

Я злюсь, и уже не знаю, почему. Я не должна давать ему право причинять мне боль, но я всегда была податлива для него. Он притягивает меня, использует мое тело против меня, а затем отключает меня через несколько секунд, оставляя меня опустошенной и чувствуя себя еще холоднее, чем прежде.

Он просто... он просто гребаный мудак.

Моя кожа светится акварельным оттенком, когда я выхожу в пещеру, светящиеся черви извиваются надо мной. Я прихожу сюда каждый день с тех пор, как обнаружила это место, и у меня до сих пор перехватывает дыхание.

– Привет, друзья, – ласково зову я, даже ласково помахивая пальцем. Я ласково обращаюсь к ним только потому, что не хочу, чтобы кто-нибудь из них неожиданно упал мне в рот.

Хотя я подозреваю, что если найду здесь убежище, то стану настолько одинокой, что заставлю их говорить в ответ.

Думаю, я перейду этот мост, когда доберусь до него.

Вместо того чтобы отдыхать у воды и окунать пальцы ног, как я обычно делаю, я обхожу ее и направляюсь к заднему концу пещеры. Последние пару дней я пытаюсь понять, как далеко могу зайти. Неуверенность не покидает меня, потому что я все еще убеждена, что есть шанс, что какое-нибудь потустороннее существо выползет из глубин и убьет меня, но если в этом месте водятся светящиеся черви и есть подземный бассейн, то мне любопытно, есть ли здесь что-то еще, что можно открыть.

Я снова спотыкаюсь, но на этот раз мне легче выпрямиться. Головокружение начинает отступать, хотя тошнота еще не прошла. Я надеюсь, что смогу вывести остатки токсинов, позже вернуться на маяк, посмотреть Энцо в глаза и не почувствовать желания броситься наутек.

Я пробираюсь через проем, пока не попадаю на неровную тропинку. В конце она падает вниз примерно на десять футов в пещеру. Вот тут-то она и становится скалистой. В прямом и переносном смысле.

Тем не менее, когда я доберусь до дна, оно выровняется и приведет в другой туннель. Я дошла до его устья, но дальше не рискнула. Раньше я списывала это на недостаток освещения, но на этот раз я взяла с собой карманный фонарик, которым Сильвестр разрешил мне пользоваться раньше.

Он не обеспечит значительной видимости, но я думаю, что с ним я смогу пройти так далеко, как хватит моего мужества, а это не так уж и далеко. Мне также нужно будет постепенно наращивать его и найти фонарик побольше. Но у меня есть больше недели на это, и даже больше, если я решу остаться.

Я сажусь на край дыры и направляю палец к ближайшему камню. Медленно спускаюсь вниз, в конце концов вытаскиваю фонарик и спускаюсь все глубже в пещеру, воздух становится все более ледяным.

Дыхание сбивается, когда я с довольной ухмылкой достигаю дна. Это было не так уж плохо.

Мы с Кевом выросли в горах в Неваде, поэтому я всегда любила походы, но никогда не была настолько глупа, чтобы делать это с похмелья.

Я хмурюсь, потом пожимаю плечами. Если я умру, то умру.

Я спускаюсь в туннель, вытираю пот со лба и смотрю на свет вокруг, чувствуя себя немного жутковато. Вот тут-то и приходят навязчивые мысли.

Что если это плотоядные вампиры? Что, если на нас напали инопланетяне, и это их домашняя база? Что, если здесь есть мутировавшие светящиеся черви, которые выросли на десять футов в высоту и любят светловолосых девушек?

Я вздрагиваю, отгоняя эти мысли, и радуюсь, когда туннель заканчивается, и я выхожу на другую открытую площадку. Никаких существ, но здесь тоже есть светящиеся черви. Я ухмыляюсь, поворачиваю шею и бесцельно шагаю, разглядывая крошечных существ.

Что бы я отдала, чтобы стать одним из них.

Из-за этого положения мое равновесие нарушается, и я сильно раскачиваюсь в одну сторону. Я опускаю голову, пытаясь выпрямиться, но моя нога задевает выемку в скале, вывихивая лодыжку и полностью выводя меня из равновесия. Мое зрение кружится, и я падаю на спину, а через мгновение моя голова ударяется о камень. Через несколько секунд все вокруг потемнело.

Глава 20

Энцо

В миллионный раз за это утро Сильвестр переминается с ноги на ногу, бросая нервный взгляд в сторону входной двери. Я уже спросил, в чем его проблема, но он, конечно, только махнул рукой и сказал, что все в порядке.

Не заботясь о том, насколько это было грубо, я подошел к входной двери и распахнул ее, уверенный, что что-то происходит. Все, что я увидел, был густой туман, и, постояв так несколько минут, я сел обратно. С тех пор я пялюсь на старого, лежачего хрена, надеясь, что доставляю ему еще больше неудобств.

– Похоже, кто-то плакал прошлой ночью, – говорю я небрежно. Он делает паузу, затем поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Здесь были также и женщины, которые умерли?

Сильвестр смотрит на свой кофе, как будто черный осадок, который он пьет, обеспечит его подходящей ложью.

Я не забыл о женщине, стоявшей в океане вскоре после нашего прибытия. Она бесследно исчезла, но она все еще не дает мне покоя.

Не помогает и то, что пропадают вещи. Вчера я читал «Грозовой перевал» и оставил книгу на крайнем столике. Когда спустился сегодня утром, она пропала, и с тех пор я не могу ее найти. Ни под подушками, ни между подушками, ни на книжной полке. Сильвестр, похоже, не знал, куда она делась, что усугубило мои подозрения.

Похоже, он хранит в себе больше беспокойных духов, чем позволяет себе.

– Это сделала моя дочь. Тринити.

Мои брови вскинулись на лоб.

Ладно, этого я не ожидал.

– Одна из причин, почему моя жена ушла от меня. Горе было слишком сильным для нее, и она винила меня в смерти Тринити.

Я медленно киваю, внимательно изучая его. Не то чтобы я ему не верил, просто в Сильвестре есть что-то такое, что заставляет меня сомневаться в каждом его слове.

– Как это произошло?

Он фыркает, глядя на меня.

– Полагаю, это справедливо, раз вы так много делились со мной на прошлой неделе, – бормочет он.

Я только успеваю прикусить язык. Это не был сладкий момент, когда мы все поговорили по душам и сделали гребаные браслеты дружбы.

– Трини не была счастлива здесь. Хотела уехать, но мы пытались сделать так, чтобы у нас все получилось как у семьи. Я знал, что рано или поздно это случится. Она была девочкой–подростком и чувствовала, что упускает жизнь. Мы с женой беспокоились, но я тогда еще работал и не мог просто взять и уйти. Рейвен хотела отвезти ее в другое место, но Трин было всего шестнадцать, и она не могла оставаться где-либо одна, так что это означало, что они все уйдут от меня. Кейси было четырнадцать, и она тоже не хотела оставаться здесь со своим стариком.

Он подходит к острову и тяжело прислоняется к нему, глядя в пространство и заново переживая воспоминания.

– Мы часто ругались. Я не хотел, чтобы они уходили. Трин решила взять дело в свои руки и повесилась за окном.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть в окна по обе стороны от входной двери, представляя, каково это – смотреть и видеть ноги своей дочери, болтающиеся прямо снаружи, раскачивающиеся взад–вперед. Это чертовски нездорово, и я чувствую щепотку сочувствия к старику.

– Через два дня Рейвен уехала с Кейси. Через пару месяцев после этого маяк закрыли, потому что построили новое, более совершенное сооружение. С тех пор я был один.

– Почему ты не пошел к ним, когда он закрылся?

Он взволнован, его губы подергиваются, а пальцы поглаживают бороду.

– Они ненавидели меня, а мне нравилось быть здесь. Я знал, что если бы я уехал, никто из нас не был бы счастлив.

Возможно, его жена и дочь простили бы его, если бы он только приложил усилия и поставил их на первое место, но сейчас это не имеет значения. И я не заинтересован в лечении старика.

Сильвестр встречает мой взгляд, в его глазах плещется чувство вины.

– Она много плакала.

Затем он опускает взгляд и направляется к лестнице. Я смотрю в пространство, наблюдая, как лязг металла стонет под его весом, медленно затихая.

Мой взгляд снова переходит на окно, и вместо того, чтобы смотреть изнутри наружу, я стою прямо перед входной дверью, а девушка болтается на веревке. Затем безликая девушка исчезает в образе Сойер, ее тело покачивается в воздухе. Еще одна печальная душа, которая нашла другой выход.

Мое горло закрывается, и это похоже на удар в грудь. Я трясу головой, зажмуриваю глаза и резко потираю их большим и малым пальцами, чтобы изгнать из мозга эту поганую мысль.

Я не готов признаться, почему мне так чертовски трудно дышать.

Ведьма и так уже достаточно навредила; последнее, что мне нужно, это чтобы она прокладывала себе путь в мою голову, как червь в яблоко, питаясь моим здравым смыслом и самосохранением.

È una maledetta bugiarda – Она чертов лжец, и я не могу смотреть на нее, не телепортируясь обратно к тому проклятому шагу возле церкви, священнику на моей стороне, утешающему меня, потому что моя мать тоже лгала мне. Они обе украли у меня большую часть моей жизни и ушли, не оглянувшись назад. Без угрызений совести.

И все же желание найти ее и поссориться с ней снова почти невыносимо. Рыча от разочарования, я провожу руками по волосам – пряди длиннее, чем я привык. Видеть ее – плохая идея. Я все еще хочу всадить в нее гребаный шприц, но, черт возьми, если я также не хочу и поцеловать ее. Хуже того, я хочу защитить ее и одновременно хочу защитить себя от нее.

После признания в том, что сделал с ней брат, и увидев сырую боль в ее глазах – ужас от того, что однажды он настигнет ее – печаль, которая прилипла к ней, как вторая кожа, теперь имеет гораздо больше смысла.

Она – дикий зверь, который перешел в режим выживания и не знает, как жить по-другому. И это сводит меня с ума. Mi sta facendo uscire pazzo, porca miseria – Она сводит меня с ума, черт возьми.

Ярость, которую я почувствовал в момент ее признания, была ослепляющей, и с тех пор она не ослабевала ни на одну гребаную секунду. Все, о чем я могу думать, это как сделать так, чтобы ее боль утихла. Почти навязчивая потребность найти этого ублюдка и проломить ему голову, пока ничего не останется, всепоглощающая.

Он все еще преследует ее, и все, что я чувствую, – это ярость, потому что она, блять, моя.

Но в этом-то и заключается чертова проблема, не так ли? Она ясно дала понять, что на самом деле не хочет этого. Она всегда будет кусать руку, которая ее кормит, потому что ей удобнее быть голодной, когда это все, что она когда-либо знала.

Я бегу к входной двери, распахиваю ее и несусь к пещере, прежде чем успеваю сообразить, что делаю и зачем. Мне просто... нужно поговорить с ней. Мне надоела эта гребаная тишина.

Я настолько потерялся в своих мыслях, что даже не помню, как дошел до пещеры или спустился в нее. Но я замираю в замешательстве, когда понимаю, что ее здесь нет.

– Сойер? – зову я, мой голос отражается от каменных стен и отдается эхом.

Она не отвечает. Мгновенно все мои яростные мысли обрываются на полуслове, и мой разум погружается в мертвую тишину. Что-то не так.

Я снова зову ее по имени, громче и настойчивее, но она по-прежнему не отвечает. Мои глаза судорожно ищут пещеру, голова поворачивается во все стороны.

Мой взгляд обходит туннель далеко в глубине пещеры, а затем быстро возвращается к ней. Я бегу к нему, продолжая звать ее. Здесь темнее, и из моего рта сыплются проклятия, потому что у меня нет чертова фонарика, чтобы нормально видеть.

– Клянусь гребаным Богом, лучше бы ты была жива, – выплевываю я, подходя к пещере, которая опускается вниз на несколько футов.

Отсюда ничего не видно, но у меня нет другого выбора, кроме как прощупать путь вниз. Я спускаюсь так медленно, как только физически могу, а это не очень медленно, когда рядом маленькая сирена, которая может пострадать.

– Сойер! – зову я снова, как только достигаю дна. Ответа нет.

Пот струится по моей линии волос, несмотря на то, что здесь, внизу, намного прохладнее. Я кладу руки на стену пещеры и прощупываю путь. Начинает появляться голубой оттенок, и становится легче видеть. Я выхожу к другому отверстию, светящиеся черви разбросаны по потолку.

Вот.

Мой взгляд мгновенно находит ее, лежащую на полу без сознания.

Мое сердце падает.

– Твою мать!

Я бросаюсь к ней, чувствуя, что в груди у меня все сжалось, когда я приседаю и осторожно поднимаю ее голову, кровь мгновенно заливает мою руку. Раны на голове могут обильно кровоточить независимо от степени тяжести, но мне нужно доставить ее на маяк и правильно оценить ущерб.

– Cazzo, che cazzo hai fatto – Блять, какого хрена ты это сделала? – бормочу я, сразу же нащупывая пульс.

Она сильная, и она дышит, но я понятия не имею, как долго она была в отключке.

– Проснись, bella – красавица. Дай мне увидеть эти глаза.

Она не двигается, и моя паника усиливается.

Рядом с ее пальцами лежит фонарик, я быстро хватаю его и включаю.

– Сойер, мне нужно, чтобы ты проснулась, – говорю я, открывая одно из ее век и светя прямо в него.

Из ее рта вырывается стон, и мгновение спустя она выкручивает голову из моей хватки.

– Господи, мать твою, – бормочу я, и облегчение охватывает меня, когда она бормочет:

– Что случилось?

– Ты упала. Мне нужно, чтобы ты села, чтобы я мог вытащить нас отсюда, – говорю я ей, подталкивая ее вверх. Она снова стонет, но садится. – Иди сюда, детка, – шепчу я, прижимая ее крошечное тело к своей груди. – Мне нужно, чтобы ты держалась за меня очень крепко. Не отпускай меня.

– Черт возьми, я еще не умерла? – хнычет она, и, Господи, я собираюсь отшлепать ее, как только она придет в себя. – Такое ощущение, что моя голова раскалывается пополам. Может быть, мне нужно еще несколько секунд, прежде чем Господь заберет меня.

Застонав, она обхватывает меня руками за шею, а я кладу ее на спину, ее бедра обвиваются вокруг моих бедер. Она сжимает их, скрещивая ноги, пока я стою.

Пот покрывает мое тело, как масло, капает в глаза и щиплет их, пока я пробираюсь обратно по туннелю. Я светил фонарем в сторону отверстия, намечая лучший маршрут, чтобы забраться наверх с ней на спине.

– Держись крепче, детка.

Она пытается подтянуться на руках, но ее хватка слабеет, пока я поднимаюсь по стене. Голова Сойер лежит у меня на плече и болтается, когда я ее толкаю, что еще больше меня беспокоит. Подъем на вершину занял не более тридцати секунд, но каждая секунда казалась слишком длинной.

Когда я нес ее по пещере и выходил из неё, все было как в тумане. Прохладный воздух – бальзам на мою покрасневшую кожу, хотя яркий свет пронзает глаза и заставляет меня остановиться, пока я не смогу как следует сосредоточиться.

– О нет, Энцо, я смотрю на свет, – бормочет она с дразнящей ноткой в голосе.

– Ты не смешная, – огрызаюсь я, щурясь от резкого солнца, пока осторожно пробираюсь по неровной местности и вывожу нас на песок.

– Когда-нибудь я заставлю тебя улыбнуться, – пробормотала она. – Может быть, тебе стоит сделать это один раз, прежде чем я умру.

– Ты не умрешь.

– Ты уверен? Мне кажется, я слышу, как Иисус говорит со мной.

– Тогда ты точно не умираешь. Иисус никогда бы не стал с тобой разговаривать.

Она фыркнула, затем застонала.

– Ты прав. Может быть, я слышу только твой голос, и это знак, что я иду в ад. Ты же дьявол, в конце концов.

Если я дьявол, то она – чертова Лилит.

Наконец, я добираюсь до маяка, открываю дверь и тороплю ее к дивану. Осторожно усадив ее, я отправляюсь на поиски аптечки.

– Ты меня пугаешь, – говорит она, когда я возвращаюсь. Я делаю паузу, чтобы уколоть ее взглядом.

– Разве я не сказал, что ты не сможешь от меня убежать? Это значит и в смерти, bella – красавица.

Она скрещивает руки и молчит, а я принимаюсь за работу, очищая ее рану. На ее затылке небольшая рваная рана, но, похоже, не слишком глубокая.

– Какой диагноз, док?

– С тобой все будет в порядке. Швы накладывать не нужно, но у тебя, вероятно, сотрясение мозга.

Она вздыхает, открывает рот, чтобы ответить, но скрип металлических ступеней обрывает ее. Сильвестр добирается до нижнего этажа, ковыляет через кухню к нам, пока мы не появляемся в поле зрения, останавливается, чтобы взглянуть на нас, а затем бросается к нам так быстро, как только может нести его деревянная нога.

– Что с ней случилось? – спрашивает он, наваливаясь на нее, чтобы осмотреть ее рану.

– Дай ей немного пространства, – огрызаюсь я. Сильвестр огрызается, но отступает.

– Я упала, – объясняет Сойер смущенно, пожимая плечами. – Это всего лишь рана.

Я бросаю взгляд на Сильвестра.

– Я отведу ее наверх. У нее сотрясение мозга и ей нужно отдохнуть.

– Хорошо, – легко соглашается он, отходя подальше.

Сойер собирается встать, но я подхватываю ее на руки, прежде чем она успевает сделать шаг. С ее розовых губ срывается легкий вздох, и снова возникает желание попробовать их на вкус.

– Я могу ходить.

– Ты доказала, что можешь и падать.

Ее лицо искажается в рычании, она бросает на меня взгляд. Она похожа на рассерженного котенка. Так близко, я вижу, какие яркие у нее глаза с темным темно-синим внешним кольцом.

Под моей кожей возникает жужжание, и теперь, когда я больше не отвлекаюсь на ее рану, ее присутствие так близко опасно. Ощущения слишком чертовски приятные, и вместо типичного для меня гнева, они пугают меня. Я сталкивался с гораздо худшим, но пятифутовая нимфа – это то, что ставит меня на колени. Я хочу выкинуть ее из своей гребаной головы, но она засела слишком глубоко.

Я чувствую, как глаза Сильвестра впиваются мне в спину, пока я несу ее вверх по лестнице и в нашу комнату. На этот раз я опускаю ее на пол не так нежно. Я все еще злюсь, что она чуть не убила себя, и перспектива этого изнурительна.

Дыхание вырывается из ее легких, и еще один взгляд прожигает мое лицо.

– Спасибо, – бормочет она. – Считай, что мы квиты.

Я вскидываю бровь.

– Квиты за что?

В ее глазах плещутся эмоции, которым я не могу дать название.

– Я спасла твою жизнь, ты спас мою.

Я хмурюсь. О чем, блять, она говорит?

– Это еще одна твоя ложь?

Черты ее лица искажаются, и в считанные секунды милый сердитый котенок превращается в свирепую львицу.

– Нет, – вырывается у нее. – Ты думаешь, что тебя выбросило на этот берег по счастливой случайности?

Я смотрю на нее, обдумывая ее намек.

– Тебя вырубило холодом, и я приплыла сюда.

Какого... хрена.

Я сжимаю челюсть. Я не знаю, что за херню я чувствую, но что бы это ни было, мои колени грозят рухнуть на землю от благоговения.

Поджав губы, она отворачивает голову, и мой взгляд задерживается на том, что ее светлые локоны сзади стали ярко-рыжими.

– Тебе нужно принять душ, – говорю я. Она бросает на меня взгляд, похоже, обиженная тем, что я сменил тему.

Мне есть что сказать, и я позабочусь о том, чтобы она это услышала, но только когда я почувствую, что могу говорить без желания одновременно засунуть язык ей в горло.

Прочистив горло, она встает и начинает протискиваться мимо меня, но моя рука ложится на плоскую поверхность ее живота, останавливая ее на месте.

Я поворачиваю голову, в моей груди разгорается огонь, когда я слышу, как из ее рта вырываются тоненькие струйки, а по ее плоти бегут мурашки.

– Позволь мне помочь тебе с этим, bella ladra – прекрасная воровка.