Текст книги "Чаща"
Автор книги: Харлан Кобен
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Глава 2
Иной раз профессору Люси Голд – она защитила докторские диссертации по английской литературе и психологии – нравилась кабинетная работа.
В такие моменты ей представлялась возможность побыть один на один со студентами и получше их узнать. Она отдавала предпочтение спокойным учащимся, которые сидели у стола, наклонив голову, что-то записывали, как на лекции, а волосы падали им на лицо, как защитный занавес. И она внимательно их выслушивала, если они поднимали на нее глаза и порой открывали душу.
Но по большей части, как и сейчас, к ней приходили студенты, не чуждые лести, полагающие, что их оценка зависит от активности в общении с преподавателем: больше отнял у него времени, больше и получил.
– Профессор Голд! – Сильвия Поттер уселась перед ее столом, преданно заглядывая в глаза.
Люси представила девушку в школе. Приходя в класс перед важной контрольной, она наверняка верещала, что никогда ее не напишет, но быстро все делала, получала пятерку с плюсом и в оставшееся на уроке время что-то усердно записывала в дневник.
– Да, Сильвия?
– Вы меня так тронули, когда читали в классе то стихотворение Китса. Не просто читали, а декламировали. Как профессиональная актриса…
Люси Голд так и подмывало сказать: «Ладно, пора остановиться», – но она лишь продолжала улыбаться. Задача не из легких. Потом взглянула на часы, и ей стало стыдно. Сильвия в принципе не делала ничего плохого. Приспосабливалась к жизни, старалась выжить, как все. И, возможно, Сильвия была мудрее многих.
– И я с удовольствием написала то сочинение.
– Я рада.
– О том… ну, как я в первый раз, если вы понимаете, о чем…
Люси кивнула:
– Все сочинения без подписи. Помнишь?
– Это хорошо. – Теперь Сильвия опустила глаза. Люси задалась вопросом: и что же это значит? Раньше такого с Сильвией не случалось.
– Может, после того как я прочитаю все сочинения, мы сможем поговорить о твоем, – предложила Люси. – Наедине.
Девушка не поднимала голову.
– Сильвия!
– Хорошо, – едва слышно ответила та.
Занятия закончились. Люси не терпелось пойти домой. Но из чувства долга она спросила:
– Хочешь поговорить сейчас?
– Нет.
Сильвия все не поднимала головы.
– Ладно. – Люси вновь посмотрела на часы. – Через десять минут у меня заседание кафедры.
– Спасибо, что поговорили со мной.
– Я рада, что ты заглянула ко мне, Сильвия.
Судя по выражению лица девушки, она хотела сказать что-то еще. Но не сказала. Пять минут спустя Люси стояла у окна и смотрела на небольшую площадь между корпусами кампуса. Сильвия вышла из двери, вытерла лицо, вскинула голову, приклеила к губам улыбку, двинулась через площадь. Помахала рукой другим студентам, смешалась с какой-то группой, растворилась в толпе.
Люси отвернулась. Поймала свое отражение в зеркале, и увиденное ей не понравилось. Девушка звала на помощь?
«Скорее всего, Люси, а ты не отреагировала. Отличная работа, ты крупный спец».
Она села за стол, выдвинула нижний ящик, где лежала бутылка водки. Водка – это хорошо. Водку не унюхают.
Дверь кабинета открылась. Вошел парень с длинными волосами, забранными в конский хвост, несколькими серьгами в ухе и трехдневной щетиной, как модно; симпатичный такой стареющий рокер с серебряным штырем в подбородке, рассеянным взглядом, в джинсах с низкой талией, перехваченных широким ремнем, и татуировкой на шее: «Спариваюсь часто».
– Ты выглядишь фантастически привлекательной. – И он ослепительно улыбнулся Люси.
– Спасибо, Лонни.
– Нет, я серьезно. Фантастически привлекательно.
Лонни Бергер был ее ассистентом, хотя родились они чуть ли не в один год. Он постоянно чему-то учился, защищая очередную диссертацию, болтаясь по кампусу, но морщинки вокруг глаз все явственнее выдавали возраст. Студентки Лонни уже поднадоели, он все чаще устраивал вылазки за пределы кампуса, пытаясь уложить в постель любую попавшуюся на пути женщину.
– Тебе надо бы носить что-нибудь с большим вырезом и бюстгальтеры, приподнимающие грудь, – добавил Лонни. – Тогда парни в аудитории обращали бы на твои слова больше внимания.
– Да, именно это мне и нужно.
– Серьезно, босс, когда ты в последний раз этим занималась?
– С того знаменательного момента минуло восемь месяцев шесть дней и примерно… – Люси сверилась с наручными часами, – четыре часа.
Он рассмеялся:
– Разыгрываешь меня, да?
Она молча смотрела на него.
– Я распечатал сочинения.
Анонимные, конфиденциальные сочинения.
В университете Люси читала курс «Творческое мышление». Среди прочего разбирались и психологические травмы в контексте писательского мастерства и философии. По правде говоря, курс этот Люси нравился. Вот и сейчас студенты получили задание написать сочинение о травмировавшем психику событии в их жизни, о том, чем они никогда бы ни с кем не поделились. Разумеется, без имен и фамилий. И если студент в конце сочинения делал особую приписку, Люси собиралась обсудить такие работы на семинаре. Опять же при полной анонимности автора.
– Начал читать? – спросила Люси.
Лонни кивнул и сел на стул, совсем недавно освобожденный Сильвией. Он положил ноги на край стола.
– Все как всегда.
– Примитивная эротика?
– Скорее, мягкое порно.
– В чем разница?
– Если б я знал. Я рассказывал тебе о моей новой цыпочке?
– Нет.
– Восхитительная.
– Само собой.
– Я серьезно. Официантка. Самая темпераментная женщина из всех, с кем я встречался.
– Мне надо это знать?
– Ревнуешь?
– Вот-вот. Должно быть. Лучше дай мне эти распечатки.
Лонни протянул ей несколько листков, и они углубились в чтение. Через пять минут Лонни покачал головой.
– В чем дело? – спросила Люси.
– Сколько лет большинству из этих деток? – спросил Лонни. – Двадцать, так?
– Так.
– И их сексуальные эскапады всегда длятся… сколько? Пару часов?
Люси улыбнулась:
– Богатое воображение.
– Парней на столько хватало, когда ты была молодой?
– Сейчас точно не хватает.
Лонни изогнул бровь.
– Все потому, что ты такая темпераментная. Они не могут себя контролировать. Так что вина – твоя.
– Гм-м… – Она постучала ластиком карандаша по нижней губе. – Ты не в первый раз это говоришь, да?
– Думаешь, мне уже нужно что-то новенькое? Как насчет: «Такого у меня никогда не было, честное слово!»
Люси фыркнула:
– Извини, незачет.
– Черт.
Они продолжили чтение. Лонни свистнул и покачал головой:
– Может, мы выросли не в ту эпоху.
– Определенно.
– Люси! – Он посмотрел на нее поверх распечатки, которую читал. – Тебе это просто необходимо.
– Да-да.
– Я готов помочь, знаешь ли. Без всяких условий.
– А как же Восхитительная Официантка?
– Мы не давали друг другу обет верности.
– Понимаю.
– Речь идет только о физическом процессе. Взаимное стравливание энергии, если ты уловила, к чему я клоню.
– Ш-ш-ш. Я читаю.
Намек он понял. Лишь через полчаса Лонни наклонился вперед и всмотрелся в лицо Люси.
– Что теперь?
– Прочти-ка вот это. – Он протянул ей листок.
– Зачем?
– Просто прочти, хорошо?
Люси пожала плечами, отложила сочинение, которое читала, – еще одна история девушки, выпивавшей с новым бойфрендом, а закончилось все в постели с двумя парнями. Люси частенько приходилось читать о сексе втроем. И всегда такое случалось под действием алкоголя.
Но через минуту она об этом забыла. Забыла вообще обо всем. О том, что живет одна, что у нее нет семьи, что она профессор колледжа, что окна ее кабинета выходят на площадь кампуса, что перед ней сидит Лонни. Люси Голд исчезла. Ее место заняла другая женщина, моложе, если на то пошло – девушка, с другими именем и фамилией, стоящая на пороге взрослой жизни, но все равно еще очень юная:
Это случилось со мной в семнадцать лет. В летнем лагере. Я работала там помощницей вожатого. Получить работу мне труда не составило, потому что лагерь принадлежал моему отцу…
Люси остановилась. Посмотрела на первую страницу, на последнюю. Разумеется, ни имени, ни фамилии. Студенты присылали сочинения по электронной почте. Лонни их распечатывал. Вроде бы вычислить автора не представлялось возможным. И это способствовало откровенности. Никаких отпечатков пальцев, всего лишь анонимное щелканье мышкой по кнопке «Отправить».
Это было лучшее лето в моей жизни. По крайней мере до последней ночи. Даже теперь я знаю, что уже никогда не смогу так хорошо проводить время. Странно, не правда ли? Но я знаю. Знаю, что никогда, никогда не буду так счастлива. Никогда. Улыбка у меня теперь другая. Более грустная, словно сломалась и починить ее нет никакой возможности.
Тем летом я любила юношу. Для этой истории я назову его П. Он был на год старше и числился младшим вожатым. Вся его семья работала в лагере. И сестра, и отец, врач лагеря. Но я едва обращала на них внимание, потому что в тот самый момент, когда увидела П., у меня учащенно забилось сердце.
Я знаю, что вы думаете: обычный летний роман. Как бы не так! Я боялась, что уже никогда никого не полюблю, как любила его. Звучит глупо. Вот что думают все. Может, они правы. Не знаю. Я все еще молода, но ничего такого больше не ощущаю. Словно мне выпал один-единственный шанс стать счастливой, и я его упустила.
В сердце Люси будто возникла дыра, которая начала увеличиваться.
Как-то ночью мы пошли в лес. Этого делать не разрешалось. В лагере существовали строгие правила. И никто не знал этих правил лучше меня. В этом лагере я проводила лето с тех пор, как мне исполнилось девять лет. Именно тогда мой отец купил этот лагерь. П. выпало ночное дежурство. И, поскольку лагерь принадлежал отцу, в дежурные попала и я. Ловко, правда? Поручить охрану спящего лагеря двум влюбленным! Вот уж насмешили!
Он не хотел со мной идти, поскольку полагал, что должен дежурить, но я знала, как его уговорить. Разумеется, теперь я об этом сожалею. И вот мы отправились в лес. Вдвоем. Только он и я. Лес был огромный. Заблудиться в нем не составляло труда. Я слышала о детях, которые уходили в чащу и больше не возвращались. Некоторые говорили, что они там живут как животные. Другие считали, что они умерли или их съели. Сами знаете, какие истории рассказывают у костра в летних лагерях.
Обычно я над подобными историями смеялась. Они никогда меня не пугали. Теперь я содрогаюсь от одной мысли о таких ночных прогулках.
Мы шли и шли. Дорогу я знала. П. держал меня за руку. В лесу царила тьма. В десяти футах мы уже ничего не видели. В какой-то момент услышали шуршание и поняли, что в лесу есть кто-то еще. Я застыла, но помню, П. улыбнулся и как-то странно покачал головой. Видите ли, обитатели лагеря встречались в лесу только по одной причине. Вы понимаете – чтобы пообжиматься, и не только. Корпуса юношей находились с одной стороны лесного выступа, корпуса девушек – с другой. Дальше объяснять не нужно. П. вздохнул.
«Надо бы проверить», – сказал он. Или что-то в этом роде. Точно я не помню.
Но я ничего не хотела проверять. Мне хотелось побыть с ним вдвоем.
Батарейки моего фонаря сели. Я помню, как быстро билось мое сердце, когда мы лавировали между деревьями. Окутанная темнотой, я держала за руку парня, которого любила. Если бы он прикоснулся ко мне другой рукой, я бы растаяла. Вам знакомо это чувство? Ты не можешь расстаться с ним даже на пять минут. На все пытаешься смотреть его глазами. Делаешь что-то и задаешься вопросом: «А что он об этом подумает?» Это ни с чем не сравнимое чувство. Удивительное и при этом доставляющее боль. Ты так уязвима, что становится страшно.
«Ш-ш-ш, – прошептал он, – остановись».
Мы так и сделали. Остановились.
П. увлек меня за дерево. Взял мое лицо в свои руки. Руки у него были большие, мне нравились их прикосновения. Он чуть приподнял мое лицо и поцеловал. Сладостная дрожь возникла в сердце и распространилась по всему телу. Он убрал руку с моего лица и положил мне на грудь. Я знала, что за этим последует. С губ сорвался громкий стон предвкушения.
Мы продолжали целоваться. Нас переполняла страсть. Мы не могли насладиться друг другом. Все мое тело горело. Он сунул руку мне под блузку. Больше я ничего об этом говорить не буду. Мы забыли про шорохи, которые слышались неподалеку. Но теперь-то я знаю. Нам следовало окликнуть тех, кто был рядом. Остановить, предупредить, что не надо бы углубляться в лес. Однако мы этого не сделали. Вместо этого ласкали друг друга.
Я полностью растворилась в своих ощущениях и поначалу не услышала крики. Думаю, и П. не услышал.
Но крики продолжались. Вы знаете, как люди описывают состояние между жизнью и смертью? Что-то похожее мы испытали в тот самый момент. Но только вроде бы мы продвигались к чему-то светлому и яркому, а крики оказались тем, что тянуло нас назад, хотя возвращаться мы совершенно не хотели.
Он перестал целовать меня. И это самое ужасное.
Он больше никогда меня не поцеловал.
Люси перевернула страницу, но текст закончился. Подняла голову.
– Где остальное?
– Это все. Ты же просила посылать частями, помнишь? Больше ничего не прислали.
Она вновь посмотрела на распечатку.
– Люси, тебе нехорошо?
– Ты разбираешься в компьютерах, не так ли, Лонни?
Он приподнял бровь.
– С женщинами у меня получается еще лучше.
– Ты полагаешь, я сейчас в настроении шутить?
– Все понял, в компьютерах я разбираюсь. В чем вопрос?
– Я хочу знать, кто это написал.
– Но…
– Мне необходимо выяснить, кто это написал.
Он встретился с Люси взглядом. Какие-то мгновения не отводил глаз от ее лица. И она знала, что он хочет сказать. Они читали ужасные истории, например однажды о порочной связи отца с дочерью, но никогда не пытались установить имя автора.
– Хочешь рассказать мне, что все это значит?
– Нет.
– Но ты готова рискнуть доверием студентов?
– Да.
– Так тебе это действительно нужно?
Она молча смотрела на него.
– Ну и ладно, – пожал плечами Лонни. – Посмотрю, что можно сделать.
Глава 3
– Говорю вам, это Джил Перес, – повторил я.
– Тот парень, которого убили вместе с вашей сестрой двадцать лет назад?
– Очевидно, его не убили.
Не думаю, что копы мне поверили.
– Может, его брат? – предположил Йорк.
– С кольцом моей сестры?
– Эти кольца не редкость, – вставил Диллон. – Двадцать лет назад по таким сходили с ума. Вроде бы моя сестра носила такое же. Если не ошибаюсь, получила в подарок в шестнадцать лет. Ваша сестра выгравировала на кольце свое имя?
– Нет.
– Тогда полной уверенности у нас нет.
Мы еще какое-то время поговорили, но уже как-то ни о чем. Да и не хотел я ничего знать. Они пообещали связаться со мной. Сказали, постараются найти семью Джила Переса, окончательно установят его личность. Я не знал, что мне делать. Чувствовал себя совершенно потерянным, внутри все словно онемело.
Мои блэкберри и мобильник звонили не переставая. Я опаздывал на встречу с адвокатами защиты в самом большом процессе моей карьеры. Двух богатых студентов-теннисистов, проживающих в Шот-Хиллсе, одном из самых богатых городков на территории округа Эссекс, обвиняли в изнасиловании шестнадцатилетней афроамериканки из Ирвингтона, которую звали Шамик Джонсон. Суд уже начался, потом его отложили, и теперь я надеялся, что адвокаты защиты пойдут на сделку с прокуратурой и согласятся на признание своих клиентов виновными в обмен на уменьшение тюремного срока, причем без возобновления процесса.
Копы подвезли меня к моему офису в Ньюарке. Я знал, что адвокаты сочтут мое опоздание попыткой надавить на них, но ничего поделать не мог. Когда вошел в кабинет, оба адвоката уже ждали меня.
Один из них, Морт Пьюбин, вскочил и заорал:
– Сукин ты сын! Ты знаешь, который час? Знаешь?
– Морт, ты похудел?
– Не пудри мне мозги.
– Подожди, нет, не похудел. Ты вырос. Это бывает с мальчиками.
– Совесть у тебя есть, Коуп? Мы ждем тебя битый час!
Второй адвокат, Флер Хиккори, просто сидел, положив ногу на ногу, уйдя в свои мысли. Серьезно я воспринимал именно Флера, а не крикливого, беспардонного, показушного Морта. Флера я боялся, как никакого другого адвоката защиты. От него постоянно приходилось ждать подвоха. Помимо прочего Флер (он клялся, что это его настоящее имя, но не развеял моих сомнений)[4]4
У английского слова fleir много значений – в т. ч. способность, склонность, вкус, своеобразие, талант, дар.
[Закрыть] был геем. Ладно, нет в этом ничего удивительного, геи среди адвокатов не редкость, но Флер был воинствующим геем, как дитя любви Либерейса[5]5
Либерейс, Уолтер (Владзиу) у Валентино (1917–1987) – самый высокооплачиваемый американский пианист и музыкант; свою принадлежность к геям категорически отрицал.
[Закрыть] и Лайзы Минелли, которое воспитывалось исключительно на песнях Барбры Стрейзанд и музыке из фильмов.
В зале суда Флер и не пытался скрывать свою нетрадиционную ориентацию – сознательно ее выпячивал.
Он позволил Морту побушевать еще пару минут. Сгибал и разгибал пальцы, любовался своими ухоженными ногтями. Потом поднял руку и небрежно ею взмахнул, оборвав очередную тираду Морта:
– Достаточно.
На совещание он пришел в фиолетовом костюме. Вернее, в сиренево-голубом или красновато-лиловом. Я не силен в точном определении оттенков. Рубашка была того же цвета. И галстук. И носовой платок. Даже – о Господи! – туфли такие же. Флер заметил, что я обратил внимание на его прикид.
– Нравится? – спросил он.
– Барни[6]6
Динозаврик Барни (то ли лиловый, то ли фиолетовый) – герой детских телешоу с 1987 г.
[Закрыть] присоединяется к «Виллидж Пипл».[7]7
«Виллидж Пипл» – американская группа, успешно выступающая с конца 1970-х гг.
[Закрыть]
Флер нахмурился.
– Да? – Он поджал губы. – Наверное, ты можешь предложить и еще какие-то затертые попсовые сравнения?
– Хотел упомянуть фиолетового Телепузика, но не смог вспомнить его имени.
– Тинки-Винки. И все равно неактуально. – Он скрестил руки на груди, вздохнул. – Раз уж мы собрались в этом гетероориентированном кабинете, можем мы снять обвинения с наших клиентов и поставить точку?
Я встретился с ним взглядом.
– Но они это сделали, Флер.
Адвокат и не подумал возражать.
– Ты действительно собираешься вызвать эту чокнутую стриптизершу-шлюху в зал суда для дачи свидетельских показаний?
Я собирался представлять ее интересы, что не составляло для него тайны.
– Да.
Флер попытался сдержать улыбку.
– Я ее уничтожу.
Я промолчал.
И он уничтожил бы. Я это знал. Флер мог кромсать свидетеля, рвать на куски, но при этом не вызывал отвращения к себе. Мне доводилось видеть, как он это делает. Казалось бы, среди присяжных не могло не быть гомофобов, и уж им-то полагалось относиться к воинствующему гею с ненавистью или страхом. Но с Флером это правило не срабатывало. Женщинам-присяжным хотелось отправиться с Флером в поход по магазинам и рассказать ему о недостатках мужей. Мужчины не принимали его всерьез и думали, что уж он-то никоим образом не сможет их провести.
Вот почему обвинению приходилось туго.
– Что ты предлагаешь? – спросил я.
Флер улыбнулся:
– Значит, нервничаешь?
– Просто хочу уберечь жертву насилия от твоих издевательств.
– Moi?[8]8
Моих? (фр.).
[Закрыть] – Он приложил руку к груди. – Я оскорблен.
Я просто смотрел на него. И пока смотрел, открылась дверь и в кабинет вошла Лорен Мьюз, мой главный следователь. Примерно моего возраста, от тридцати пяти до сорока, она при моем предшественнике, Эде Штейнберге, занималась только расследованием убийств.
Мьюз села, не произнеся ни слова, без приветственного взмаха руки.
Я вновь повернулся к Флеру:
– Так чего вы хотите?
– Для начала хочу, чтобы мисс Шамик Джонсон извинилась за то, что едва не уничтожила репутацию двух славных, честных парней.
Я молча смотрел на него.
– А потом мы согласимся на немедленное снятие всех обвинений.
– Мечтать не вредно.
– Коуп, Коуп, Коуп… – Он покачал головой, цокая языком.
– Я сказал, нет.
– Ты восхитителен в образе мачо, но тебе это уже известно, не так ли? – Флер повернулся к Лорен Мьюз. Лицо его перекосилось как от боли. – Господи, как ты одеваешься?
Мьюз вся подобралась:
– Что?
– Твой гардероб. Словно новое шокирующее реалити-шоу канала «Фокс»: «Когда женщина-полицейский одевается сама». Боже! И эти туфли…
– Они удобные.
– Дорогая, первое правило моды: слова «туфли» и «удобные» в одном предложении не употребляются. – И тут же, без малейшей паузы, Флер сменил тему: – Наши клиенты соглашаются на наименее опасное преступление, а ты просишь для них условный срок.
– Нет.
– Могу я процитировать тебе только два слова?
– И эти слова уж точно не «практичные туфли».
– Нет, они куда страшнее для тебя. Кэл и Джим.
Он выдержал паузу. Я посмотрел на Мьюз. Она заерзала на стуле.
– Всего два коротеньких имени, – напевно продолжил Флер. – Кэл и Джим. Просто музыка для моих ушей. Ты знаешь, о чем я говорю, Коуп.
Я на приманку не клюнул.
– В заявлении так называемой жертвы – ты читал ее заявление, не так ли? – в заявлении она однозначно указывает, что насильников звали Кэл и Джим.
– Это ничего не значит.
– Видишь ли, сладенький, и постарайся обратить внимание на мои слова, потому что они могут иметь немалое значение для всего процесса… Наших клиентов зовут Барри Маранц и Эдуард Дженретт. Не Кэл и Джим. Барри и Эдуард. Разве эти имена звучат как Кэл и Джим?
На этот вопрос ответил Морт Пьюбин, широко при этом улыбнувшись:
– Совсем не так, Флер.
Я молчал.
– И сам видишь, так сказано в заявлении потерпевшей, – продолжил Флер. – Это же прекрасно, ты не находишь? Подожди, дай-ка я его найду. Хочу зачитать. Морт, заявление у тебя? Ага, вот оно. – Адвокат нацепил очки для чтения, откашлялся и изменил голос: – «Двое парней, которые это сделали. Их имена – Кэл и Джим».
Он опустил бумагу и посмотрел на меня, словно ожидал аплодисментов.
– В ней нашли сперму Барри Маранца.
– Да-да, но юный Барри – симпатичный малый, между прочим, и мы знаем, это имеет значение. Он признает, что занимался сексом с похотливой юной Джонсон тем же вечером, только раньше. Мы все знаем, что Шамик побывала в их общежитии… Это ведь не обсуждается?
Мне не нравился наш разговор, но пришлось ответить:
– Да, не обсуждается.
– Фактически мы оба согласны с тем, что она побывала там и неделей раньше, показывала стриптиз.
– Исполняла экзотические танцы.
Флер какое-то время смотрел на меня. Потом продолжил:
– И вот она вернулась. Уже не для того, чтобы получать взамен деньги. Мы оба можем с этим согласиться, так? – Ответа он ждать не стал. – И мы сумеем найти пять-шесть парней, которые подтвердят, что мисс Джонсон очень благоволила к Барри. О чем мы тут говорим, Коуп? Ты же все понимаешь. Она стриптизерша. Она несовершеннолетняя. Она прокралась на вечеринку в общежитие колледжа. На нее обратил внимание симпатичный богатый юноша. А потом забыл про нее, не позвонил или что-то в этом роде. Она расстроилась.
– И заработала много синяков, – вставил я.
Морт хряпнул по столу здоровенным кулаком.
– Она просто хочет срубить бабки.
– Не сейчас, Морт, – остановил его Флер.
– Не хрена. Мы все знаем, в чем дело. Она написала заявление, потому что у этих парней полно денег. – Морт прострелил меня взглядом. – Ты же знаешь, что эта шлюха на учете в полиции? Ша-мик… – он специально растянул ее имя, чем разозлил меня, – тоже завела себе адвоката. Собирается как следует тряхнуть наших парней. Для этой коровы весь вопрос только в бабках. Вот и все. Она хочет сорвать жирный куш.
– Морт! – ввернул я.
– Что?
– Ш-ш-ш, сейчас говорят взрослые.
Морт фыркнул:
– И ты ничуть не лучше, Коуп.
Я ждал продолжения.
– Ты хочешь посадить их только по одной причине – потому что они богатые. И ты это знаешь. И в прессе разыгрываешь карту «богатые против бедных». Не притворяйся, будто это не так. И знаешь, почему меня от этого тошнит?
Одного я утром чуть не достал, второго затошнило не без моего участия. Славный выдался денек.
– Не представляю, Морт.
– Потому что это обычное дело в нашем обществе.
– Что именно?
– Ненавидеть богатых. – Морт вскинул руки, кипя от ярости. – Только и слышишь: «Я его ненавижу, он такой богатый». Чего стоит дело «Энрона» и другие корпоративные скандалы. Ненависть к богатым поощряется. Скажи я: «Ненавижу бедных», – меня распнут. Но за спиной припечатывать нехорошими словами богатых имеешь полное право. Всем разрешено ненавидеть богатых.
Я смотрел на него.
– Может, им организовать группу поддержки?
– Так приступай, Коуп.
– Нет, я серьезно. Трамп, эти парни из «Халлибартон».[9]9
«Халлибартон» – крупнейшая американская нефтесервисная компания; негативную реакцию многих политиков вызвало ее решение перевести штаб-квартиру в Дубай.
[Закрыть] Я хочу сказать, мир относится к ним несправедливо. Группа поддержки. Вот что им необходимо. Может, она устроит телемарафон или что-то в этом роде.
Флер Хиккори поднялся. Разумеется, он привлек всеобщее внимание. Я даже подумал, что сейчас мы увидим реверанс.
– Думаю, мы закончили. Увидимся завтра, красавчик. А ты… – Он посмотрел на Мьюз, открыл рот, закрыл, содрогнулся.
– Флер?
Он повернулся ко мне.
– Я насчет Кэла с Джимом. Это доказывает, что Шамик говорит правду.
Флер улыбнулся:
– В каком смысле?
– Парни умные. Называли себя Кэлом и Джимом, вот она так и сказала.
Он приподнял бровь.
– Ты думаешь, это проскочит?
– А иначе зачем она так написала, Флер?
– Не понял?
– Если бы Шамик хотела просто подставить клиентов, почему бы ей не использовать их настоящие имена? С какой стати выдумывать диалог Кэла и Джима? Ты же читал ее заявление. «Поверни ее сюда, Кэл». «Наклони ее, Джим». «Ух ты, Кэл, как же ей это нравится». Зачем ей все это выдумывать?
Морт ответил без запинки:
– Потому что она охочая до денег шлюха с куриными мозгами.
Но я видел, что зацепил Флера.
– Нелогично, знаешь ли.
Флер повернулся ко мне:
– Знаешь, Коуп, логика тут не главное. Ты это понимаешь. Возможно, ты прав. Возможно, тут что-то не так. Но, видишь ли, это только запутывает дело. А путаница – прекрасная основа для сомнений. – Он улыбнулся. – У тебя, возможно, и есть какие-то улики. Но если ты пригласишь эту девочку как свидетеля, я сдерживаться не буду. Это будет подача на гейм, сет, игру. Мы оба это знаем.
Они направились к двери.
– Пока, друг мой. Увидимся на корте.
