Текст книги "Чаща"
Автор книги: Харлан Кобен
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Глава 38
Я отключился.
Так мне сказали. Но какие-то смутные воспоминания у меня остались. Помню, как Айра свалился на меня с разнесенным пулей затылком. Помню крик Люси. Я помню, как смотрел вверх, на синее небо, по которому плыли белые облака. Вероятно, в тот момент я лежал на спине на носилках и меня несли к «скорой помощи». Потом воспоминания оборвались. На синем небе. На белых облаках.
А теперь, когда меня охватывали умиротворение и спокойствие, мне вспомнились слова Айры: «Твоя сестра мертва…»
Я покачал головой. Нет. Гленда Перес сказала мне, что Камилла вышла из леса. Айра не знал. Не мог знать.
– Мистер Коупленд?
Мои глаза открылись. Я лежал на кровати. В больнице.
– Я доктор Макфадден.
Мой взгляд сместился ему за спину. Я увидел Йорка.
– Вас ранили в бок. Рану мы зашили. Все будет хорошо, но какое-то время…
– Док?
Макфадден говорил нараспев, успокаивающим тоном, и явно не ожидал, что его так рано прервут.
– Что?
– Жить я буду, так?
– Да.
– Тогда мы можем обсудить это позже? Мне очень нужно поговорить с этим детективом.
Йорк скрыл улыбку. Я ожидал, что придется настаивать. Гонору у врачей еще больше, чем у адвокатов. Но Макфадден возражать не стал, лишь пожал плечами:
– Конечно. Пусть медсестра даст мне знать, когда вы закончите.
– Спасибо, док.
Он ушел, более не произнеся ни слова. Йорк шагнул к кровати.
– Как вы узнали про Айру? – спросил я.
– В лаборатории определились с ворсинками ковра, которые нашли на теле этого… – Йорк замялся. – Мы еще не закончили с опознанием, но, если хотите, будем называть его Джилом Пересом.
– Буду вам признателен.
– Мы выяснили, что эти ворсинки с коврика очень старого автомобиля. Мы также нашли запись камеры наружного наблюдения около того места, где оставили тело. Она зафиксировала желтый «фольксваген». Мы узнали, что один из таких автомобилей зарегистрирован на Айру Силверстайна, и поспешили сюда.
– Где Люси?
– Диллон задает ей вопросы.
– Не понимаю. Айра убил Джила Переса?
– Да.
– Сомнений нет?
– Никаких. Во-первых, мы нашли кровь на заднем сиденье «фольксвагена». Готов спорить, это кровь Переса. Во-вторых, сотрудники дома престарелых подтвердили, что Перес, он записался в регистрационной книге как Маноло Сантьяго, приходил к Силверстайну за день до смерти. Сотрудники также подтвердили, что на следующее утро Силверстайн уехал на «фольксвагене». Первый раз за шесть месяцев.
Я поморщился:
– Они не подумали, что надо сказать об этом дочери?
– Сотрудники, которые видели, как он уезжал, не работали в тот день, когда Люси Голд приехала к отцу в следующий раз. И потом – они неоднократно говорили мне об этом – ни один суд не признавал Силверстайна недееспособным. Он имел полное право уезжать и приезжать в любое удобное ему время.
– Не понимаю. Почему Айра его убил?
– Полагаю, по той же причине он пытался убить и вас. Вы оба спустя двадцать лет пытались восстановить события той ночи в лагере. Мистер Силверстайн этого не хотел.
Я попытался сложить два и два.
– То есть он убил Марго Грин и Дуга Биллингэма?
– Возможно.
– А как же Уэйн Стюбенс?
– Можно предположить, что они действовали в паре. Не знаю. Мне известно одно – Айра Силверстайн убил моего парня. И еще: пистолет, из которого Айра ранил вас. Он того же калибра, как и тот, из которого стреляли в Джила Переса. Мы проводим баллистическую экспертизу, но результат я и так знаю. Плюс кровь на заднем сиденье «жука», пленки камеры наружного наблюдения… Этого более чем достаточно. Но, как вы знаете, Айра Силверстайн мертв, а покойника очень трудно судить. Что же касается того, что сделал или не сделал Айра Силверстайн двадцатью годами раньше… – Йорк пожал плечами. – Да, мне это тоже интересно. Но вести это расследование будет кто-то другой.
– Вы поможете, если возникнет необходимость?
– Конечно. С удовольствием. А когда вы со всем разберетесь, почему бы вам не приехать в город? Я угощу вас обедом со стейком.
– Договорились.
Мы пожали друг другу руки.
– Я должен поблагодарить вас. Вы спасли мне жизнь.
– Да, поблагодарить вы можете. Но не думаю, что ваш спаситель – я.
Я вспомнил глаза Айры, его решимость убить меня. Йорк это тоже видел. И спас меня скорее голос Люси, чем пистолет Йорка.
Детектив отбыл. В больничной палате я остался один. Если на свете и есть более тоскливые места, то я таких не знаю. Я подумал о Джейн, моей храброй, мужественной Джейн, которую приводило в ужас только одно – одиночество в больничной палате. Я оставался с ней на ночь. Спал на кресле, которое раскладывалось, превращаясь в самую неудобную кровать на земле. Только тогда Джейн дала слабину – в первые две недели, проведенные в больнице. Она схватила меня за руку и, прилагая все силы, чтобы изгнать из голоса отчаяние, прошептала: «Пожалуйста, не оставляй меня здесь одну».
Я не оставил. Тогда. Это произошло гораздо позже, когда она вернулась домой, где и хотела умереть, потому что сама мысль о возвращении в такую вот больничную палату убивала…
Теперь пришла моя очередь. Я лежал в палате один. Меня это особенно не пугало. Моей жизни ничто не угрожало. А если бы? Кто оказался бы рядом в критический момент? Кого бы я, открыв глаза, хотел увидеть у больничной койки? Прежде всего в голове сверкнули два имени: Грета и Боб. Когда в прошлом году я полоснул себе ножом по руке, Боб отвез меня в больницу, а Грета взяла на себя заботы о Каре. Они были моей семьей, единственными оставшимися у меня близкими родственниками. Но теперь наши пути разошлись.
Я вспомнил, что в последний раз лежал в больнице в двенадцать лет. После ревматической атаки. Такое и в те времена случалось редко, сейчас – еще реже. Я провел в больнице десять дней. Ко мне приходила Камилла. Иногда она приводила с собой подружек, поскольку знала, что меня это отвлечет. Мы много играли в боггл.[48]48
Боггл – настольная игра, в которую играют обычно два человека, составляя слова из имеющихся у них букв и записывая их на бумаге. Игровой лоток насчитывает 16 костей, на каждой грани которых написана та или иная буква.
[Закрыть] Мальчикам Камилла нравилась. Она приносила с собой кассеты, которые они записывали для нее, и в палате звучала музыка таких групп, как «Стили Дэн», «Супертрэмп» и «Добби Бразерс». Камилла говорила мне, какие группы – классные, а какие – отстой, и я равнялся на ее вкус, как на Святое Писание.
Страдала ли Камилла в ту ночь?
Этот вопрос не давал мне покоя. Что с ней сделал Уэйн Стюбенс? Связал ее и мучил, как Марго Грин? Она сопротивлялась, и он изрезал ее ножом, как Дуга Биллингэма? Похоронил ли он ее живой, как тех своих жертв в Индиане и Виргинии? Какую боль пришлось вытерпеть Камилле? Насколько мучительной была ее смерть?
А теперь… возник новый вопрос: неужели Камилле удалось выбраться из леса живой?
Я подумал о Люси. Подумал, что она испытывала, наблюдая, как любимый отец пускает себе пулю в рот, гадая, почему так вышло. Мне хотелось быть с ней, что-то сказать, как-то утешить.
В дверь постучали.
– Войдите.
Я ожидал увидеть медсестру. Но вошла Мьюз. Я ей улыбнулся. Рассчитывал на ответную улыбку, но ее лицо более всего напоминало каменную маску.
– Почему ты такая мрачная? – спросил я. – У меня все хорошо.
Она подошла к кровати. Выражение лица не изменилось.
– Я же говорю…
– Я виделась с врачом. Он сказал, ты можешь даже не оставаться на ночь.
– А отчего такое лицо?
Мьюз пододвинула стул к кровати, села.
– Нам нужно поговорить.
Видеть такое лицо у Лорен Мьюз мне уже приходилось.
Оно выглядело так, когда охота близилась к завершению. Его выражение означало: «Сейчас я прижму говнюка». Оно словно говорило: «И не вздумай врать, я тебя раскушу». Я видел, как Мьюз смотрела на убийц, насильников, угонщиков автомобилей и бандитов. А теперь точно так же – и на меня.
– В чем дело?
Ее лицо не смягчилось.
– Как прошла встреча с Райей Сингх?
– Мы не ошиблись в предположениях. – Я пересказал ей наш разговор с Райей, хотя последующие события отодвинули красотку на второй план. – Но есть новость поважнее: ко мне приходила Гленда Перес. Она сказала, что моя сестра жива.
Я увидел, как что-то изменилось в ее лице. Она, конечно, старалась ничем себя не выдать, но я по праву считал себя хорошим физиономистом. Говорят, правда отражается на лице с десятую долю секунды. Но я уловил этот момент. Мои слова не удивили Мьюз, но определенно потрясли.
– Что происходит, Мьюз?
– Сегодня я разговаривала с шерифом Лоуэллом.
Я нахмурился:
– Он еще не на пенсии?
– Нет.
Я собирался спросить, для чего она вышла на шерифа, но, как человек дотошный, она просто не могла не связаться с тем, кто вел расследование тех убийств. Возможно, этим отчасти объяснялась и ее подозрительность по отношению ко мне.
– Позволь высказать догадку. Он думает, я солгал относительно событий той ночи.
От Мьюз я не услышал ни «да», ни «нет».
– Это странно, не так ли? То, что ты ушел с дежурства именно в ночь убийства.
– Ты знаешь почему. Ты прочитала эти сочинения.
– Да, прочитала. Ты ушел в лес со своей подружкой. А потом ты не хотел втягивать ее в неприятности.
– Совершенно верно.
– Но в этих сочинениях сказано о крови на твоей одежде. Это тоже правда?
Я всмотрелся в нее:
– Что, черт побери, происходит?
– Я пытаюсь представить, что ты не мой босс.
Я попробовал сесть. Заштопанный бок ужасно болел.
– Лоуэлл сказал тебе, что я был подозреваемым?
– Он мог и не говорить. И я задаю тебе эти вопросы не потому, что подозреваю тебя. Ты солгал насчет той ночи…
– Я оберегал Люси. Тебе это известно.
– Мне известно то, что ты мне говорил. Но встань на мое место. В этом расследовании главное для меня – объективная позиция. Никаких пристрастий или предвзятости. На моем месте ты бы не задал этих вопросов?
Я задумался.
– Все понял, выкладывай. Спрашивай, о чем хочешь.
– Твоя сестра беременела?
Я только молча таращился на нее. Вопрос просто лишил меня дара речи от изумления. Возможно, она этого и добивалась.
– Ты серьезно?
– Да.
– Почему ты спрашиваешь?
– Пожалуйста, просто отвечай.
– Нет, моя сестра не беременела.
– Ты уверен?
– Думаю, я бы знал.
– Неужели?
– Не понимаю. Почему ты об этом спрашиваешь?
– Иногда девушки скрывают беременность от близких. Ты это знаешь. Помнится, девушка, фигурант одного нашего дела, не знала, что беременна, пока не родила. Помнишь?
Я помнил.
– Послушай, Мьюз. Я задаю вопрос как начальник. Почему ты спрашиваешь о беременности моей сестры?
Она всмотрелась в мое лицо, ее взгляд полз по коже, как склизкий червь.
– Заканчивай с этим, – бросил я.
– Это не твое дело, Коуп. Ты это знаешь.
– Ничего я не знаю.
– Знаешь-знаешь. Парадом по-прежнему командует Лоуэлл. Это его расследование.
– Лоуэлл! Да он не ударил пальцем о палец с того момента, как восемнадцать лет назад арестовали Уэйна Стюбенса.
– И однако это его расследование. Он им руководит.
Я не знал, как мне все это понимать.
– Лоуэллу известно, что Джил Перес был жив все эти годы?
– Я изложила ему твою версию.
– А почему ты вдруг засыпаешь меня вопросами о беременности Камиллы?
Она промолчала.
– Ладно, поступай как считаешь нужным. Но учти, я пообещал Гленде Перес, что постараюсь, насколько возможно, обойти ее семью стороной. Скажи об этом Лоуэллу. Может, он позволит тебе и дальше участвовать в этом деле. Тебе я доверяю гораздо больше, чем сельскому шерифу. И самое главное – Гленда Перес утверждает, что моя сестра вышла из леса живой!
– А Айра Силверстайн сказал, что она умерла, – напомнила Мьюз.
Ее лицо более не напоминало каменную маску. Я пристально посмотрел на нее. Она пыталась выдержать мой взгляд, но все-таки отвела глаза.
– Что, черт побери, происходит, Мьюз?
Лорен встала. За ее спиной открылась дверь. Вошла медсестра. Поздоровавшись, надела мне на руку манжету аппарата для измерения давления, начала накачивать воздух. Мне в рот она сунула термометр.
– Я сейчас вернусь, – сказала Лорен и вышла.
Термометр торчал у меня изо рта. Медсестра считала мой пульс. Должно быть, сердце билось чаще положенного. Я попытался позвать даже с термометром во рту.
– Мьюз!
Беременна? Могла ли Камилла быть беременной?
Что я упустил? Начал вспоминать. Она носила просторную одежду? Как долго длилась беременность… на каком она была месяце? Отец наверняка бы это заметил… он же много лет проработал акушером-гинекологом. Сестре не удалось бы утаить от него беременность.
Но, возможно, никакой беременности и не было.
Я бы мог сказать, что все это ерунда, моя сестра никак не могла быть беременной, если бы не одно «но». Я не знал, что произошло, а Мьюз определенно знала больше, чем говорила. Ее вопросы возникли не на пустом месте. Иногда хороший прокурор использует такую тактику: задает вопрос, взятый как бы с потолка, отталкиваясь от совершенно невероятной версии. Просто ради того, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Прозондировать ситуацию.
Медсестра закончила манипуляции. Я взял с тумбочки телефон и позвонил домой, чтобы узнать, как там Кара. К моему удивлению, трубку сняла Грета и ее «алло» звучало радушно.
– Привет, – поздоровался я.
Радушие исчезло.
– Я слышала, ты поправишься.
– Так мне сказали.
– Я сейчас с Карой. – Голос стал деловым. – Если хочешь, могу на ночь взять ее к себе.
– Буду тебе очень признателен.
Короткая заминка.
– Пол?
Обычно она называла меня Коуп. Такая перемена мне не понравилась.
– Что?
– Мне очень важно благополучие Кары. Она по-прежнему моя племянница. По-прежнему дочь моей сестры.
– Я это понимаю.
– А ты, как понимаешь, для меня пустое место.
И она положила трубку.
Я откинулся на подушку, дожидаясь возвращения Мьюз, пытаясь как-то упорядочить сведения, которыми теперь располагал. Голова раскалывалась. Я решил продвигаться шаг за шагом.
Гленда Перес сказала, что моя сестра вышла из леса живой.
Айра Силверстайн утверждал, что моя сестра умерла.
Кому верить?
Гленда Перес выглядела нормальной, а Айра Силверстайн – свихнувшимся.
Очко в пользу Гленды Перес.
Я также понимал, что Айра хотел, чтобы все оставалось как прежде. Он убил Джила Переса (и намеревался убить меня), поскольку желал, чтобы мы перестали раскапывать прошлое. Он мог предположить, что я не успокоюсь, пока буду считать сестру живой. Не остановлюсь, несмотря на последствия, пока останется шанс вернуть Камиллу домой. Айра определенно этого не хотел.
Вот и мотив для лжи – поэтому он заявил, что Камилла умерла.
Гленда Перес, со своей стороны, тоже хотела, чтобы я прекратил копаться в прошлом. Ее семье грозила серьезная опасность, пока продолжалось расследование. Обман суда и другие правонарушения могли выплыть наружу. То есть не в ее интересах было, чтобы я ворошил дела давно минувших дней. И по логике вещей ей следовало убеждать меня в том, что официальная версия деталей произошедшего соответствует действительности. Тем не менее она прямо заявила, что моя сестра жива.
И тем самым заработала еще очко.
Я чувствовал, как в сердце растет надежда (опять это слово!).
Лорен Мьюз вернулась в палату и плотно закрыла за собой дверь.
– Я только что говорила с шерифом Лоуэллом.
– И что?
– Как я и сказала, это его расследование. Я не могла кое-что с тобой обсуждать, не получив его разрешения.
– Почему ты стала спрашивать о беременности?
Мьюз осторожно опустилась на стул, словно боялась, что он под ней развалится. Сложила руки на груди. Я не верил своим глазам. Обычно Мьюз жестикулировала, как закинувшийся амфетамином сицилиец, которого едва не сбил промчавшийся на огромной скорости автомобиль. Я никогда не видел ее такой подавленной. Она не поднимала глаз. Я ее даже пожалел. Она старалась действовать правильно. Как и всегда.
– Мьюз?
Она посмотрела на меня. И мне не понравилось выражение ее лица.
– Что происходит?
– Ты помнишь, что я послала Эндрю Барретта в старый лагерь?
– Конечно. Барретт хотел опробовать какую-то новую машину, просвечивающую землю. И что?
Мьюз молчала. Я увидел, что глаза у нее влажно заблестели. Потом она кивнула. Никогда мне не доводилось видеть более печального кивка.
Я почувствовал, как рушится мой мир.
Надежда. Надежда мягко поглаживала мое сердце. А теперь отрастила когти и впилась в него.
– Неподалеку от того места, где лежали два других тела, нашли останки.
Я покачал головой. Не сейчас! Только этого мне сейчас и не хватало.
– Женщина, рост пять футов семь дюймов. Пролежала в земле от пятнадцати до тридцати лет.
Я все качал головой. Мьюз молчала, дожидаясь, когда я возьму себя в руки. Я старался, но получалось не очень. Мысли путались. Но потом я кое-что вспомнил:
– Подожди, ты спрашивала о беременности Камиллы. Ты говоришь мне, что тело… Можно определить, что она была беременна?
– Не только беременна, – ответила Мьюз. – Она рожала.
Я застыл. Сказанное Мьюз не укладывалось в голове. Одно дело – услышать о том, что моя сестра забеременела. Такое могло случиться. Она даже могла сделать аборт втайне от меня. Но чтобы она отходила весь срок и родила… а главное, узнать, что она мертва…
– Выясни, что случилось, Мьюз.
– Выясню.
– И если где-то есть ребенок…
– Мы разберемся и с этим.
Глава 39
– У меня новости.
Алексей Кокоров, по-прежнему крепкий мужчина, хотя ему давно перевалило за восемьдесят, до падения стены, которое полностью изменило их жизнь, работал у Соша в «Интуристе». В СССР оба служили в КГБ. С 1974 года – в составе группы «Альфа». Это подразделение создавали для борьбы с терроризмом и преступностью, но холодным рождественским утром 1979 года «Альфа» взяла штурмом президентский дворец в Кабуле. Вскоре после этого Соша перевели в «Интурист» и отправили в Нью-Йорк. Кокоров, с которым Сош не очень-то ладил, тоже оказался там. Семьи остались в Советском Союзе. Так тогда было принято. Нью-Йорк мог соблазнить любого. Туда отправляли самых проверенных. Но даже их не оставляли без присмотра. Этим занимались не менее проверенные, которые с радостью подсидели бы коллегу по работе. И даже самым проверенным приходилось помнить, что их близким придется несладко, если они сделают неверный шаг.
– Говори.
Кокоров пил. Всегда. Но в молодости спиртное даже шло в какой-то мере ему на пользу. Сильный, умный, от выпитого он становился еще и злобным. Выполнял полученный приказ как собака. Теперь годы брали свое. Дети выросли и забыли про него. Жена давно ушла. Он являл собой жалкое зрелище, но значения это не имело. Они с Сошем не любили друг друга, но их накрепко связывало общее прошлое. Сош мог положиться на верность Кокорова, а потому платил ему жалованье.
– В тех лесах нашли тело.
Сош закрыл глаза. Он этого не ожидал, но не очень-то удивился. Павел Коупленд хотел раскопать прошлое. Сош надеялся его остановить. Иногда человеку лучше всего не знать. Гавриила и Алину, брата и сестру Соша, похоронили в общей могиле. Не поставили даже надгробного камня. Соша это никогда не волновало – умерли и умерли. Но иногда он задавался вопросом: а вдруг придет день и Гавриил восстанет из мертвых, чтобы указать перстом на своего младшего брата, который шестьюдесятью годами раньше украл у него кусочек хлеба? Очень маленький кусочек. Сош знал, что кусочек этот ничего бы не изменил. И однако Сош вспоминал о содеянном, об этом украденном кусочке хлеба, каждое утро своей жизни, едва открывал глаза.
Та же история? Мертвые требуют отмщения?
– Как ты это узнал? – спросил Сош.
– После последнего визита Павла смотрю местные новости, – ответил Кокоров. – Еще и Интернет. Об этом уже сообщили.
Сош улыбнулся. Два старика, ветераны КГБ, используют американский Интернет для сбора информации. Ирония судьбы!
– Что нам делать? – спросил Кокоров.
– Делать?
– Да. Что нам делать?
– Ничего, Алексей. Прошло столько лет.
– Подобные преступления в этой стране не имеют срока давности. Начнется расследование.
– И что выяснится?
Кокоров промолчал.
– Все в прошлом. Нет необходимости защищать комитет или страну.
Молчание. Алексей поглаживал подбородок, смотрел в сторону.
– Что такое?
– Тебе недостает тех дней, Сош? – спросил Алексей.
– Мне недостает молодости. Ничего больше.
– Люди нас боялись. Все дрожали, когда мы проходили мимо.
– И что, это было хорошо, Алексей?
Улыбка Кокорова скорее пугала. Зубами, очень мелкими для такого рта, он напоминал грызуна.
– Не притворяйся. Мы обладали властью. Мы были богами.
– Нет, мы были громилами, выполняли грязную работу богов. И властью обладали они. Мы боялись, а потому заставляли остальных бояться еще больше. Вот откуда это ощущение крутизны – мы запугивали слабых.
Алексей отмахнулся:
– Просто ты постарел.
– Мы оба старики.
– Не нравится мне, что все это возвращается.
– Тебе не понравилось и возвращение Павла. Потому что он напоминает тебе своего деда, так?
– Нет.
– Человека, которого ты арестовал. Старика и его престарелую жену.
– Думаешь, ты был лучше, Сош?
– Нет. Знаю, что не был.
– Решение принимал не я. Ты знаешь. На них донесли, мы отреагировали.
– Именно так. Боги отдали тебе приказ. Ты его выполнил. И по-прежнему чувствуешь себя крутым?
– Дело не в том.
– Как раз в этом.
– Ты сделал бы то же самое.
– Да, сделал бы.
– Мы шли на все это ради высокой цели.
– Ты когда-нибудь в это верил, Алексей?
– Да, и сейчас верю. До сих пор удивляюсь, как мы могли допустить такие ошибки. Неужели не способны были просчитать, какую опасность несла с собой свобода?
– Я не удивляюсь. Мы были головорезами.
– И что произойдет теперь? – спросил Кокоров после долгой паузы. – После того как нашли тело?
– Может, ничего. Может, умрет кто-то еще. А может, Павел наконец-то получит шанс узнать свое прошлое.
– Разве ты не говорил ему забыть об этом? Не говорил, что не следует тревожить покой мертвых?
– Говорил, – ответил Сош, – но он не послушал. И еще непонятно, кто из нас окажется прав.
В палату заглянул доктор Макфадден, сказал, что мне крупно повезло: пуля прошла навылет, не задев ни одного жизненно важного органа. Мне всегда хотелось смеяться, когда в фильме героя ранили, а он продолжал идти по жизни, словно ничего не случилось. Но, по правде говоря, многие пулевые ранения заживали быстро. Лежать или сидеть на кровати я мог и дома.
– Меня больше беспокоит удар по голове, – признал доктор.
– Но я могу ехать домой?
– Поспите немного, хорошо? Посмотрим, как вы будете себя чувствовать, когда проснетесь. Думаю, ночь вам лучше провести здесь.
Я уже собрался возразить, но что я выгадывал, требуя отправки домой? Чувствовал себя скверно, да и выглядел, наверное, соответственно. Только напугал бы Кару.
В лесу нашли еще одно тело. Я все еще не мог сжиться с этой мыслью.
Мьюз факсом отправила в больницу предварительное заключение коронера. Многого они еще не знали, но мне уже с трудом верилось, что это не моя сестра. Лоуэлл и Мьюз еще раз проверили список женщин, пропавших в этом районе, и ни одна не соответствовала найденному скелету. За исключением моей сестры.
Пока коронер не определилась с причиной смерти. Удивляться не приходилось, учитывая состояние скелета. Если жертве перерезали горло ножом или похоронили заживо, установить причину смерти не представлялось возможным. На костях-то никаких следов не было. Хрящи и внутренние органы давно исчезли, став легкой добычей обитающей в земле живности – например червей.
Я сосредоточился на ключевом моменте – углублении на лобковой кости.
Жертва рожала.
Вновь задумался. Могло ли такое быть? При обычных обстоятельствах я бы лелеял надежду, что это не моя сестра. Но если из земли вырыли не ее скелет, то чей? Неужели в тех же местах и в то же время убили и зарыли в землю девушку, никоим образом не связанную с лагерем?
Такого просто не могло быть.
Что-то я упускал. Что-то важное.
Я достал мобильник. Нашел телефон Йорка и набрал его на аппарате, который стоял в палате.
– Есть что-нибудь новое? – спросил я.
– Вы знаете, который час?
Я не знал. Посмотрел на часы:
– Начало одиннадцатого. Есть что-нибудь новое?
Он вздохнул:
– Баллистики подтвердили то, что мы и так знали. Силверстайн пользовался одним и тем же пистолетом, когда стрелял в вас и убил Джила Переса. И хотя анализ ДНК займет несколько недель, известно: кровь на заднем сиденье «фольксвагена» и кровь Переса – одной группы. Поэтому, пользуясь спортивной терминологией, можно сказать, что игра закончена.
– Что сказала Люси?
– По словам Диллона, она нам ничем не помогла. Пребывала в шоке. Сказала, что ее отец был не в себе, вот, вероятно, и вообразил что-то.
– Диллона это устроило?
– Конечно, почему нет? В любом случае наше дело закрыто. Как вы себя чувствуете?
– Погано.
– Диллона тоже однажды подстрелили.
– Только однажды?
– Зато ранили тяжело. Но теперь он показывает шрам каждой женщине, с которой встречается. Говорит, их это возбуждает. Запомните.
– Уроки соблазнения от Диллона. Спасибо.
– Знаете, что он говорит им, показав шрам?
– «Эй, крошка, хочешь взглянуть на мой пистолет?»
– Черт, откуда вам это известно?
– Куда поехала Люси после разговора с вами?
– Мы отвезли ее в кампус.
– Ладно, спасибо.
Я положил трубку, тут же снял и снова набрал номер Люси. Включился автоответчик. Я оставил сообщение. Затем позвонил Мьюз.
– Где ты? – спросил я.
– Еду домой, а что?
– Я подумал, ты едешь в Университет Рестона, чтобы допросить Люси.
– Уже съездила.
– И?..
– Она не открыла дверь. Но я видела, что в квартире горит свет. Она дома.
– Как она?
– Откуда мне знать?
Мне это не нравилось. Ее отец умер, а она одна в своей квартире.
– Далеко ты от больницы?
– В пятнадцати минутах.
– Как насчет того, чтобы заскочить за мной?
– А тебе разрешат уехать?
– Кто меня остановит? И потом, я же скоро вернусь.
– И ты, мой босс, просишь, чтобы я отвезла тебя к дому твоей подружки?
– Нет, я, прокурор округа, прошу отвезти меня к дому человека, сыгравшего важную роль в спасении твоего босса от верной смерти.
– В любом случае я за тобой подъеду.
Никто не остановил меня, когда я выходил из больницы.
Чувствовал я себя неважно, но бывало и хуже. Я тревожился из-за Люси, и осознавал, что это не просто тревога.
Мне ее недоставало.
Недоставало, как недостает человека, которого любишь. Я мог бы сказать, что это преувеличение, мог бы как-то смягчить фразу, объяснить ощущение чересчур бурными событиями этого дня, ностальгией по тем счастливым временам, когда родители были вместе, сестра – жива. Черт, даже когда Джейн еще не болела, а радовала тех, кто рядом, и радовалась сама! Но это были бы отговорки.
Мне нравилось находиться рядом с Люси. Нравились те чувства, которые она во мне пробуждала. Нравилось, что с ней я ощущал себя влюбленным. Дальше можно не объяснять.
Мьюз вела машину, маленькую и тесную. Я не очень-то разбирался в автомобилях и не знал, что это за модель, но салон провонял табачным дымом. Мьюз, наверное, заметила выражение моего лица.
– Моя мать курит без перерыва.
– Понятно.
– Она живет у меня. Временно. Пока не найдет мужа номер пять. Я запрещаю ей курить в моей машине.
– А она тебя игнорирует.
– Нет-нет, думаю, мои запреты побуждают ее курить еще больше. То же самое и с моей квартирой. Я прихожу домой, открываю дверь, и у меня возникает ощущение, будто я глотаю золу.
Мне хотелось, чтобы она ехала быстрее.
– К завтрашнему дню оклемаешься? Тебе же идти в суд.
– Думаю, да.
– Судья Пирс ждет представителей обвинения и защиты в своем кабинете.
– По какому поводу?
– Понятия не имею.
– В котором часу?
– Ровно в девять.
– Я там буду.
– Заехать за тобой?
– Да.
– Взять служебный автомобиль компании?
– Мы работаем не на компанию. Мы работаем на округ.
– Взять служебный автомобиль округа?
– Скорее да, чем нет.
– Круто. – Она какое-то время молчала. – Очень жаль, что так обернулось с твоей сестрой.
Я промолчал. Никак не мог отреагировать. Может, мне требовалось официальное подтверждение. А может, подобающих эмоций не осталось: я и так скорбел двадцать лет. Или, что наиболее вероятно, я сдерживал эмоции – ведь умерли еще два человека.
Что бы ни произошло в этих лесах… может, местная ребятня говорила правду: пропавших подростков съел монстр или утащило привидение. Тот, кто убил Марго Грин, Дуга Биллингэма и, по всей видимости, Камиллу Коупленд, все еще жил, дышал и забирал чужие жизни. Может, этот кто-то спал двадцать лет. Или отправился в другие леса, в другие штаты. Но теперь монстр вернулся… и я дал себе слово, что не позволю ему скрыться.
Здание, где жили преподаватели, нагоняло тоску. Из темного кирпича, плохо освещенное, с подслеповатыми окнами.
– Посидишь в машине? – спросил я у Мьюз.
– У меня есть одно дельце, – ответила она. – Скоро вернусь.
Я пошел по дорожке. Свет в окнах не горел, но я слышал музыку. Песню узнал: «Кто-то» в исполнении Бонни Макки.[49]49
Макки, Бонни Ли (р. 1984) – американская актриса и певица, автор песен.
[Закрыть] Жутко депрессивная, об идеальной любви – она есть, но ее не найти. Но Люси обожала такие рвущие душу песни. Я постучал в дверь. Мне не ответили. Нажал на кнопку звонка, постучал еще. Никакой реакции.
– Люси!
Ничего.
– Люси!
Я постучал вновь. Действие болеутоляющего, которое дал мне доктор, сходило на нет. Швы в боку давали о себе знать. Каждое движение, казалось, рвало кожу.
– Люси!
Я попробовал ручку. Дверь заперта. Подошел к каждому из двух окон. Ничего не разглядел. Ни одно не открывалось.
– Отзовись. Я знаю, что ты дома.
За спиной послышался шум подъезжающего автомобиля. Мьюз. Она остановила автомобиль, вышла.
– Вот.
– Что это?
– Мастер-ключ. Взяла в службе безопасности кампуса.
Она протянула мне ключ и направилась к автомобилю.
Я вставил его в замок, постучал еще раз, повернул. Дверь открылась. Я переступил порог, закрыл за собой дверь.
– Не зажигай свет.
Люси.
– Оставь меня одну, Коуп, хорошо?
Заиграла следующая песня. Алехандро Эсковедо[50]50
Эсковедо, Алехандро (р. 1951) – американский музыкант.
[Закрыть] спрашивал, какая любовь убивает.
– Знаешь, тебе пора выпустить альбом «Самые депрессивные песни всех времен».
Я услышал короткий смешок. Мои глаза привыкли к густому сумраку. Наконец я увидел, что Люси сидит на диване. Шагнул к ней.
– Не надо.
Но я ее не послушал. Сел рядом. В руке она держала бутылку водки. Наполовину пустую. Я осмотрел квартиру. Ничего личного, ничего нового, ничего яркого и счастливого.
– Айра… – выдохнула она.
– Мне жаль, что так вышло.
– Копы сказали, он убил Джила.
– А что думаешь ты?
– Я видела кровь на заднем сиденье. Он стрелял в тебя. Да, конечно, я думаю, он убил Джила.
– Почему?
Она не ответила. Глотнула водки прямо из горлышка.
– Почему бы тебе не отдать мне бутылку? – спросил я.
– Потому что я такая, Коуп.
– Нет, не такая.
– Я тебе не подхожу. Ты не сможешь меня спасти.
Я перебрал несколько ответов, но от всех за милю несло штампом. Поэтому промолчал.
– Я тебя люблю, – продолжила Люси. – Я хочу сказать, не прекращала любить. У меня были мужчины, отношения. Но ты присутствовал всегда. В комнате с нами. Даже в постели. Глупо, конечно, тогда мы были еще детьми, но так уж вышло.
– Я понял.
– Они думают, что Айра, возможно, убил Марго и Дуга.
– А ты думаешь, нет?
– Он просто хотел, чтобы прошлое не возвращалось. Понимаешь? Слишком много оно причинило боли. А потом, увидев Джила, он, должно быть, решил, что это призрак, который вернулся, чтобы напоминать ему о прошлом.
