Текст книги "Чаща"
Автор книги: Харлан Кобен
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Глава 22
Я помню, как в Италии нам показывали гобелены, которые казались другими, если смотреть на них под различным углом, с разных мест. Встанешь справа – и стол будет повернут вправо. Перейдешь влево – и стол сдвинется вслед за тобой.
Губернатор Дейв Марки являл собой живое воплощение такого вот эффекта. Когда он входил в комнату, у каждого из находящихся в ней возникало ощущение, что он смотрит именно на него. В молодости я видел, как Дейв покорял этим десятки женщин, не благодаря внешности, а потому, что у любой возникало ощущение, будто интересует его она и только она. Я помню слова одной знакомой лесбиянки из Ратжерса: «Когда Дейв Марки так смотрит на меня, я готова на ночь сменить ориентацию».
В моем кабинете его харизма действовала на женщин точно так же, как и везде. Джоселин Дюрелс, моя секретарша, хихикала, Мьюз краснела, даже Джоан Тарстон, федеральный прокурор, улыбалась, и, по моему разумению, той самой улыбкой, которая блуждала по ее лицу в седьмом классе после самого первого поцелуя.
Многие могли бы сказать, что тут имела значение его должность. Но я-то знал Дейва с молодости. Должность усиливала харизму, но не создавала ее.
Мы обнялись. Я обратил внимание, что у мужчин входит в моду при встрече обниматься, а не пожимать руки. Мне это нравилось – живой, человеческий контакт. Настоящих друзей у меня мало, поэтому те, с кем я обнимаюсь, очень мне дороги и я их всех люблю.
– Посторонние нам здесь не нужны, – прошептал мне Дейв.
Мы подались назад, он по-прежнему улыбался, но я все понял. Быстренько отправил всех за дверь кабинета. Задержалась только Джоан Тарстон. Ее я знал достаточно хорошо. Офис Тарстон находился через дорогу. Мы пытались помогать друг другу. Работы хватало обоим – округ Эссекс отличался высоким уровнем преступности, но Джоан интересовали только крупные дела. На текущий момент – терроризм и политическая коррупция. Если в поле ее зрения попадали другие преступления, она передавала такие дела мне.
Как только дверь закрылась и мы остались втроем, улыбка сползла с лица Дейва. Мы сели за стол для совещаний. Я – с одной стороны, он и Тарстон – с другой.
– Плохо? – спросил я.
– Очень.
Дейв посмотрел на Джоан Тарстон. Та откашлялась:
– Пока мы говорим, мои детективы проводят обыск в благотворительном фонде «Под опекой Джейн». У них есть ордер. Мы забираем всю документацию. Я надеялась, что все пройдет тихо, но кто-то предупредил прессу.
Я почувствовал, как пульс ускорился вдвое.
– Бред какой-то.
Оба промолчали.
– Это работа Дженретта. Он давит на меня, чтобы я дал поблажку его сыну.
– Мы знаем, – откликнулся Дейв.
– И что?
Он посмотрел на Тарстон.
– От этого обвинения не становятся ложными, – заметила она.
– О чем вы говорите, черт побери?
– Нанятые Дженреттом сыщики времени зря не теряли. Они нашли определенные нарушения. Обратили на эти нарушения внимание одного из моих лучших следователей. Он тоже провел расследование. По-тихому. Мы знаем, какой урон подобные обвинения, даже ничем не подтвержденные, могут нанести благотворительному фонду.
Мне все это не нравилось.
– Вы что-то нашли?
– Твой шурин снимал сливки.
– Боб? Быть такого не может!
– Он вывел из фонда как минимум сто тысяч долларов.
– Куда?
Она протянула мне два листа бумаги. Я их просмотрел.
– Твой шурин строит бассейн, не так ли?
Я промолчал.
– Пятьдесят тысяч пошло компании «Матин пулс» за различные работы, а проведены они как сооружение пристройки. Фонд «Под опекой Джейн» ведет какое-то строительство?
Я промолчал.
– Еще тридцать тысяч переведены «Баррис лэндскейпинг». За облагораживание окружающей территории.
Наш офис занимал половину двухэтажного отреставрированного особняка в деловой части Ньюарка. Мы ничего там не облагораживали. Нам не требовались новые площади. Мы собирали деньги на научные исследования, направленные на поиск новых методов лечения и разработку более эффективных препаратов. Занимались этим и только этим. Я хорошо знал: в подобных фондах бывают злоупотребления, а пожертвования не всегда идут на благие цели. Мы с Бобом постоянно говорили об этом. И разногласий у нас не наблюдалось.
Мне стало дурно.
– Мы не можем делать кому-то поблажки, – заметил Дейв. – Ты знаешь.
– Знаю.
– И даже если бы хотели не привлекать к этому внимание общественности, учитывая нашу дружбу, теперь ничего не получится. Средства массовой информации уведомили заранее. Джоан сегодня собирает пресс-конференцию.
– Ты намерена его арестовать? – спросил я Джоан.
– Да.
– Когда?
Она посмотрела на Дейва.
– Он уже взят под стражу. Час назад.
Я подумал о Грете. Подумал о Мэдисон. Бассейн. Боб украл деньги из благотворительного фонда моей жены, чтобы построить этот чертов бассейн.
– Ему уже предъявили обвинение? – спросил я Джоан.
– Нет. Предъявят минут через десять. Я здесь как друг, но мы договорились, что не будем оставлять такие дела без внимания. Я не могу одним разрешать все, а другим – ничего.
Я кивнул. Мы договорились. Но я не знал, что и думать.
Дейв поднялся. Тарстон последовала его примеру.
– Найди ему хорошего адвоката, Коуп, – сказала она на прощание. – Выглядеть все это будет отвратительно.
Я включил телевизор и наблюдал, как Бобу предъявляют обвинение. Нет, не по Си-эн-эн или «Фокс», а по «Ньюс-12», информационному каналу штата Нью-Джерси, вещавшему двадцать четыре часа в сутки. И я знал, что большие фотографии Боба появятся в «Стар леджер» и «Берген рекорд», крупнейших газетах штата. Что-то наверняка прозвучит и на других кабельных каналах.
Предъявление обвинения заняло секунды. На запястьях Боба защелкнули наручники. Он не опускал голову, не прятал лицо от камер. Выглядел, как и многие до него, по-детски удивленным. Меня чуть не стошнило. Я позвонил Грете – домой и по мобильнику. Мне не ответили. Я оставил ей сообщения.
Мьюз смотрела все вместе со мной. Подала голос, когда перешли к другому сюжету:
– Какая мерзость!
– Не то слово.
– Тебе бы попросить Флера защищать его.
– Конфликт интересов.
– Почему? Из-за этого процесса?
– Да.
– Не понимаю. Они же никак не связаны.
– Отец его клиента, Э-Джей Дженретт, заварил эту кашу.
– Ясно, – кивнула она. – Черт.
Я промолчал.
– Как насчет того, чтобы поговорить о Джиле Пересе и твоей сестре?
– Не возражаю.
– Как ты знаешь, двадцать лет назад в лесу нашли клочья их одежды и кровь.
Я кивнул.
– Кровь первой группы. Как и у обоих пропавших без вести. Первая группа у четырех из каждых десяти человек, так что неудивительно. Тогда проверку ДНК не проводили, поэтому узнать, чья это была кровь, возможности не было. Я проверяла. Даже если ни на что не терять времени, проверка на ДНК занимает не меньше трех недель. Скорее, больше.
Я слушал вполуха. Перед моим мысленным взором стояло изумленное лицо Боба, которому только что предъявили обвинение. Я думал о Грете, милой доброй Грете, о том, как все это раздавит ее. Я думал о моей жене, моей Джейн, о том, что ждет теперь благотворительный фонд, носящий ее имя. Я создавал его как мемориал жене, которую подвел при жизни, не уберег. И теперь снова ее подвел.
– Плюс при проверке ДНК нам нужен материал для сравнения. Мы можем взять твою кровь и сравнить ее с кровью твоей сестры, но чтобы разобраться с кровью Джила, нам нужно содействие кого-то из его родственников.
– Что еще?
– Анализ ДНК крови Переса мы можем не проводить.
– Почему?
– Фаррелл Линч состарил фотографию.
И она протянула мне два снимка. Первый – из морга, Маноло Сантьяго. Второй – фоторобот, полученный на основе снимка Джила Переса, который я ей передал.
Абсолютное сходство.
– Однако… – вырвалось у меня.
– Я нашла адрес родителей Переса. – Она протянула мне полоску бумаги.
Я на нее взглянул. Жили они в Парк-Ридже. Менее чем в часе езды.
– Ты собираешься встретиться с ними? – спросила Мьюз.
– Да.
– Хочешь, чтобы и я поехала?
Я отрицательно покачал головой. Люси уже настояла на том, что составит мне компанию. Я полагал, что больше нам никто не нужен.
– У меня возникла еще одна мысль.
– Поделись, – предложил я.
– Методы поиска похороненных тел теперь более совершенные, чем двадцать лет назад. Ты помнишь Эндрю Барретта?
– Из лаборатории в колледже Джона Джея? Болтливый и странный.
– Он еще и гений. Да-да. Он лучший специалист по работе с этой новой, просвечивающей землю машиной. Он сам ее изобрел и говорит, что может быстро обследовать большую территорию.
– Там территория слишком большая.
– Но мы ведь можем попытаться? Барретту не терпится испытать новую малютку в деле. Он говорит, что ему необходимо провести полевые испытания.
– Ты уже связалась с ним?
– Конечно. А ты против?
Я пожал плечами:
– Следователь – ты.
Посмотрел на экран. Уже повторяли предъявление обвинения Бобу. Он выглядел еще более жалким. Мои руки сжались в кулаки.
– Коуп!
Я повернулся к Мьюз.
– Мы должны идти в суд.
Я кивнул, молча поднялся. Она открыла дверь. Несколькими минутами позже я заметил в вестибюле Э-Джей Дженретта. Он специально встал у меня на пути. И улыбался.
Мьюз остановилась, попыталась заставить меня обойти его.
– Сворачивай налево. Мы сможем пройти через…
– Нет.
Я продолжал идти на него. Меня переполняла ярость. Мьюз торопливо догнала меня. Дженретт стоял столбом, ожидая, пока я приближусь.
Мьюз дотянулась до моего плеча:
– Коуп…
Я не сбавил шаг.
– Все хорошо.
Э-Джей по-прежнему улыбался. Я встретился с ним взглядом. Он стоял у меня на пути. Я остановился, когда наши лица разделяли лишь несколько дюймов. Этот идиот продолжал улыбаться:
– Я предупреждал тебя.
Я тоже улыбнулся и наклонился еще ближе к нему.
– Информация уже передана.
– Что?
– Любой заключенный, который заставит маленького Эдуарда обслужить его, получит право на условно-досрочное освобождение. Вашего мальчугана опустят ниже некуда.
И я пошел дальше, не дожидаясь его реакции. Мьюз поспешила за мной.
– Классно! – прокомментировала она.
Я продолжал шагать. Угроза, конечно, была ложной (грехи отца не должны отражаться на сыне), но если Э-Джей не сможет заснуть, представляя себе такое, почему не устроить ему это?
Мьюз преградила мне путь.
– Тебе надо успокоиться, Коуп.
– Я забыл, Мьюз, ты мой следователь или психоаналитик?
Она вскинула руки, признавая поражение, и пропустила меня. Я сел за свой столик, дожидаясь судью.
О чем, черт побери, думал Боб?
Бывают дни, когда одна из сторон пытается лишь затянуть процесс. Таким выдался и этот. Флер и Морт понимали: дела у них хуже некуда. Они пытались исключить порнографический DVD из вещественных доказательств на том основании, что мы ранее не ознакомили их с ним. Они пытались найти нарушения процессуальных норм. Они подавали ходатайства. Их помощники, должно быть, не спали всю ночь.
Судья Пирс слушал, сдвинув кустистые брови. Одной рукой подпирал подбородок и выглядел очень, очень… ну по-судейски. Ничего не комментировал. Использовал термины вроде «рассмотрим». Я не волновался. У них не было ни единой зацепки. Но у меня внезапно возникла, а потом уже не желала уходить из головы тревожная мысль. Меня пытались прижать к стенке. Негодяи приложили максимум усилий, чтобы прижать меня.
А если они давят и на судью?
Я всматривался в его лицо. Оно оставалось совершенно бесстрастным, но ведь это ни о чем не говорило.
Закончили мы в три часа. Я вернулся в кабинет, проверил сообщения. От Греты – ничего. Я вновь позвонил ей. И опять мне не ответили. Тогда позвонил на мобильник Бобу. Тот же результат. Оставил сообщение и ему.
Посмотрел на две фотографии – состаренного Джила Переса и Маноло Сантьяго. Потом позвонил Люси. Она ответила после первого гудка.
– Привет. – В отличие от прошлого вечера ее голос радостно звенел.
– Привет. – И пауза, которой мы оба, похоже, наслаждались. – Я достал адрес старших Пересов. Хочу еще раз повидаться с ними.
– Когда?
– Сейчас. Они живут недалеко от тебя. Могу сначала заехать к тебе.
– Я буду готова.
Глава 23
Выглядела Люси потрясающе.
В зеленом обтягивающем пуловере, который облегал тело где положено. Темные волосы она стянула в конский хвост. Выпавшую прядку запрятала за ухо. В этот день она надела очки, и они очень ей шли.
Сев в машину, она первым делом проверила мои диски.
– «Каунтинг Кроус».[32]32
«Каунтинг Кроус» – американская рок-группа, созданная в 1991 г. и добившаяся популярности в 1994 г.
[Закрыть]«Август, и все потом».
– Тебе нравится?
– Лучший дебютный альбом последних двадцати лет.
Я кивнул.
Она вставила диск в плейер. Зазвучала песня «Все вокруг». Мы ехали и слушали. Когда Адам Дуриц запел о женщине, говорящей тебе, что ты должен застрелиться, что стены рушатся ей на голову, я искоса взглянул на Люси. Ее глаза повлажнели.
– Ты как?
– Другие диски у тебя есть?
– А что ты хочешь?
– Что-нибудь страстное и сексуальное.
– Мит Лоуф. – Я протянул ей пластмассовую коробку с дисками. – «Крыса из ада».
– Ты помнишь?
– Никогда не отправлюсь в путь без этого диска.
– Господи, ты всегда был неисправимым романтиком!
– Как насчет «Рая при свете приборного щитка»?
– Хорошо, но пропусти ту часть, где она, перед тем как отдать самое дорогое, заставляет его пообещать, что он будет любить ее вечно.
– «Отдать самое дорогое», – повторил я. – Эта фраза мне нравится.
Она повернулась ко мне:
– А какой фразой ты воспользовался со мной?
– Наверное, той, что дает наилучший результат при соблазнении.
– Какой же?
Я добавил в голос жалостливости:
– Пожалуйста, дай мне, милашка, пожалуйста.
Она рассмеялась.
– Слушай, с тобой это сработало!
– Так меня вообще легко уговорить.
– Действительно, я забыл.
Люси игриво шлепнула меня по руке. Я улыбнулся. Она отвернулась. Какое-то время мы молча слушали Мита Лоуфа.
– Коуп?
– Что?
– Ты был у меня первым.
Я чуть не нажал на тормоза.
– Да, я притворялась, что все наоборот. Мой отец, я и этот культ свободной любви. Но я никогда… Ты был у меня первым. И единственным, кого я любила.
В салоне повисло тяжелое молчание.
– Разумеется, после тебя я спала со всеми подряд, – сообщила она.
Покачав головой, я посмотрел направо. Она вновь улыбалась.
Я повернул направо, подчиняясь самоуверенному голосу моего навигатора.
Пересы жили в кондоминиуме.
– Нас ждут? – спросила Люси.
– Нет.
– Откуда ты знаешь, что они дома?
– Я позвонил, перед тем как заехать за тобой. Мой номер на дисплее не высвечивается. Услышав «алло» миссис Перес, я изменил голос и попросил Гарольда. Она ответила, что я ошибся номером. Я извинился и положил трубку.
– Здорово у тебя это получается.
– Стараюсь не привлекать к себе внимания.
Мы вышли из автомобиля. Я оглядел ухоженную территорию. Воздух наполнял запах цветов. Возможно, лилий. Очень сильный, будто кто-то разлил дешевый шампунь.
Прежде чем я постучал, дверь открылась. На пороге возникла миссис Перес. Не поздоровалась, даже не кивнула. Смотрела на меня из-под тяжелых век и ждала.
– Нам нужно поговорить, – нарушил я затянувшееся молчание.
Ее взгляд сместился на Люси.
– Кто вы?
– Люси Силверстайн, – ответила она.
– Дочь Айры. – Миссис Перес закрыла глаза.
– Да.
Плечи миссис Перес поникли.
– Можем мы войти? – спросил я.
– А если я скажу «нет»?
Я встретился с ней взглядом:
– Я этого так не оставлю.
– Что не оставите? Тот мужчина не мой сын.
– Пожалуйста, – попросил я, – только пять минут.
Миссис Перес вздохнула и отступила. Мы вошли. В гостиной шампунем пахло еще сильнее. Слишком сильно. Она закрыла дверь и повела нас к дивану.
– Мистер Перес дома?
– Нет.
Из одной спальни доносились какие-то звуки. В углу стояли картонные коробки. Надписи на боковой поверхности указывали, что в них что-то связанное с медициной. Я осмотрел гостиную. В ней, если не считать коробок, царил идеальный порядок.
Я подошел к камину. Семейные фотографии на каминной полке. Ни одной родительской. Ни одной – Джила. Только два его брата и сестра.
Один брат сидел в инвалидном кресле.
– Это Томас. – Миссис Перес указала на улыбающегося мальчика в инвалидном кресле, сфотографированного на вечере выпускников Университета Кина.[33]33
Университет Кина расположен в штате Нью-Джерси. Основан в 1855 г.
[Закрыть] – У него ЦП. Вы знаете, что это такое?
– Церебральный паралич.
– Да.
– Сколько ему лет?
– Исполнилось тридцать три.
– А это кто?
– Эдуардо, – ответила она, и по тону чувствовалось, что других вопросов лучше не задавать.
Эдуардо выглядел как бандит. Джил говорил, что его брат состоит в какой-то уличной банде, но я ему тогда не поверил.
Я указал на снимок девушки:
– Джил о ней рассказывал. Она была на пару лет старше? Он говорил, что она пытается поступить в колледж.
– Гленда – адвокат, – пояснила миссис Перес. – Закончила юридическую школу Колумбийского университета.
– Правда? Как и я.
Миссис Перес улыбнулась. Вновь отошла к дивану.
– Томас живет в соседней квартире. Разделяющую стену мы снесли.
– Он может обслуживать себя сам?
– Я за ним ухаживаю. Есть и сиделки.
– Он сейчас дома?
– Да.
Я кивнул. Сел на диван. Не знаю, почему я задавал эти вопросы. Может, Томас знал о том, что произошло с его братом, знал, где он был последние двадцать лет?
Люси к каминной доске подходить не стала. Сидела тихо, как мышка, но впитывала в себя все, внимательно оглядывала гостиную, вероятно, оценивая ее как психолог.
Миссис Перес посмотрела на меня:
– Зачем вы приехали?
– Тело, которое мы нашли… это Джил.
– Я уже объясняла.
Я показал ей конверт из плотной бумаги.
– Что это?
Я сунул руку в конверт и вытащил верхнюю фотографию. Старую, из летнего лагеря. Положил на кофейный столик. Миссис Перес смотрела вниз, на своего сына. Я наблюдал за ее лицом, чтобы увидеть реакцию. Но лицо то ли оставалось бесстрастным, то ли я не уловил никаких изменений. А потом внезапно маска упала и на лице отразилось неподдельное горе.
Миссис Перес закрыла глаза.
– Зачем вы мне ее показываете?
– Шрам.
Глаза она не открыла.
– Вы сказали, что шрам у Джила на правой руке. Но посмотрите на фотографию. Он – на левой.
Она молчала.
– Миссис Перес?
– Этот человек не мой сын. Моего сына двадцать лет назад убил Уэйн Стюбенс.
– Нет.
Я вновь сунул руку в конверт. Люси наклонилась к кофейному столику. Фотографии, которую я достал из конверта, она еще не видела.
– Это Маноло Сантьяго, мужчина из морга.
Люси резко повернулась ко мне:
– Как его звали?
– Маноло Сантьяго.
Имя и фамилия, похоже, потрясли ее до глубины души.
– В чем дело? – спросил я.
Она молча покачала головой, и я продолжил:
– А вот это, – я достал из конверта последнюю фотографию, – компьютерный фоторобот, выполненный с помощью специальной программы, имитирующей старение. Другими словами, мои специалисты взяли фотографию Джила, сделанную двадцатью годами раньше, и состарили его на двадцать лет. Потом «побрили» череп и добавили усы, как у Маноло Сантьяго. – Я положил эту фотографию рядом со второй. – Взгляните, миссис Перес.
Она взглянула. Потом долго смотрела.
– Он выглядит как мой сын, возможно. Вот и все. А может, вы думаете, что все латиносы на одно лицо?
– Миссис Перес! – Люси впервые после прихода в квартиру напрямую обратилась к хозяйке. – Почему у вас нет ни одной фотографии Джила? – Она указала на каминную полку.
Миссис Перес не повернула голову.
– У вас есть дети, мисс Силверстайн?
– Нет.
– Тогда вы не поймете.
– При всем уважении к вам, миссис Перес, вы несете чушь.
Миссис Перес дернулась, словно ей отвесили оплеуху.
– Там стоят фотографии из того времени, когда ваши дети были маленькими, когда Джил был жив. Но только не фотография Джила. Я консультировала родителей, которые горевали. Все они держали фотографии утраченного ребенка на виду. Все. И вы солгали насчет шрама на руке. Вы не забыли. Мать такой ошибки не допустит. Вы видите лежащие перед вами фотографии. Они не лгут. И, наконец, Пол не привел главного аргумента.
Я понятия не имел, о чем речь. Поэтому молчал.
– Проверка на ДНК, миссис Перес. Мы получили результаты. Они предварительные, но выводы по ним сделать можно. Это ваш сын.
«Господи, – подумал я, – а она хороша».
– ДНК?! – прокричала миссис Перес. – Я не давала разрешения проводить проверку ДНК!
– Полиции ваше разрешение не требуется, – отрезала Люси. – Ведь вы сами заявили, что Маноло Сантьяго не ваш сын.
– Но… откуда они взяли мою ДНК?
На этот вопрос ответил я:
– Этого мы говорить не имеем права.
– Но вы… вы можете это сделать?
– Да, можем.
Миссис Перес откинулась на спинку. Долгое время молчала. Мы ждали.
– Вы лжете.
– Что?
– Или анализ ДНК дал ошибочные результаты, или вы лжете. Моего сына убили двадцать лет назад. Как и вашу сестру. Они умерли в летнем лагере вашего отца, потому что никто не приглядывал за ними. Вы оба гоняетесь за призраками, вот и все.
Я посмотрел на Люси, в надежде, что она найдется с ответом.
Миссис Перес поднялась:
– Я хочу, чтобы вы ушли.
– Пожалуйста, – обратился я к ней, – той ночью пропала и моя сестра.
– Я не могу вам помочь.
Я собирался сказать что-то еще, но Люси поднялась и потянула меня за собой. Я решил, что она права и ничего нам сегодня от миссис Перес не добиться.
Мы вышли за дверь.
– Больше не приходите сюда, – донеслось нам вслед. – Не мешайте мне скорбеть. Не нарушайте мой покой.
– Я думала, ваш сын уже двадцать лет как умер.
– Смириться с этим невозможно.
– Невозможно, – согласилась Люси. – Но покоя вам теперь не будет.
Люси повернулась и устремилась прочь. Я последовал за ней. Дверь закрылась.
– Что скажешь? – спросил я, когда мы вновь сели в машину.
– Миссис Перес, безусловно, врет.
– Отличный блеф, – заметил я.
– С проверкой на ДНК?
– Да.
Но Люси развивать эту тему не стала.
– Слушай, ты упомянул Маноло Сантьяго…
– Джил жил под этим именем. – Она молчала, переваривая мои слова, поэтому я спросил: – Что такое?
– Вчера я заезжала к моему отцу. В его… э… дом. Проверила книгу регистрации. Кроме меня в прошлом месяце у него был только один посетитель. Мужчина, которого звали Маноло Сантьяго.
– Ух ты! – вырвалось у меня. Я попытался сопоставить одно с другим. Не получалось. – Зачем Джилу Пересу приезжать к твоему отцу?
– Хороший вопрос.
Я подумал о словах Райи насчет того, что мы с Люси солгали.
– Сможешь спросить у Айры?
– Попытаюсь. Он не такой, как раньше. Мысли разбегаются.
– Все равно попробовать стоит.
Она кивнула. Я повернул налево и решил сменить тему:
– Почему ты считаешь, что миссис Перес лжет?
– Во-первых, она в трауре. Запах, помнишь? Это свечи. И она носит черное. Плюс глаза красные, плечи поникшие – все такое. Во-вторых, фотографии.
– А они при чем?
– Я не обманывала. Это очень необычно – выставлять фотографии всех детей за исключением умершего. Само по себе это, возможно, ничего не значит, но ты заметил, что расставлены фотографии очень уж широко? Будто раньше там их стояло больше. Мое предположение – она убрала фотографии Джила. На всякий случай.
– На случай, что кто-то придет?
– Точно сказать не могу. Но думаю, миссис Перес избавлялась от улик. Решила, что только у нее есть фотографии, пригодные для опознания. Она не подумала, что после того лета они могли остаться и у тебя.
Я обдумывал ее слова.
– Все ее реакции какие-то неестественные, Коуп. Она словно играет роль. Она лжет, – продолжила Люси.
– Отсюда вопрос: о чем она лжет?
– Если сомневаешься, останавливайся на самом очевидном.
– То есть?
Люси пожала плечами:
– Джил помог Уэйну совершить убийства. Это все объясняет. Полиция предполагала, что у Уэйна был сообщник… иначе он бы не сумел так быстро похоронить два тела. Но, возможно, хоронить пришлось только одно.
– Моей сестры.
– Точно. А потом Уэйн и Джил обставили все так, будто Джила тоже убили. Может, Джил всегда помогал Уэйну. Кто знает?
– Если это так, моя сестра мертва, – выдавил я.
– Увы.
Я промолчал.
– Коуп!
– Что?
– Ты ни в чем не виноват.
Я промолчал.
– Если кого и можно винить, так это меня.
Я остановил автомобиль.
– Почему ты так решила?
– Ты хотел остаться на дежурстве. Охранять лагерь. А я заманила тебя в лес.
– Заманила?
Она не ответила.
– Ты шутишь?
– Нет.
– У меня была своя голова на плечах, Люси. Ты меня не заставляла.
Она помолчала, потом повернулась ко мне:
– Ты все равно винишь себя?
Я почувствовал, как руки крепко сжали руль.
– Нет, не виню.
– Да, Коуп, винишь. И не надо никого обманывать. Несмотря на эту историю с Джилом, ты знаешь: твоя сестра должна быть мертва. Но ты все-таки надеялся. Надеялся на воскрешение из мертвых.
– Этот твой диплом по психологии… Он приносит дивиденды, так?
– Я не хотела…
– А как насчет тебя, Люси? – Вопрос прозвучал грубее, чем мне хотелось. – Ты винишь себя? Поэтому ты много пьешь?
Она не ответила.
– Не следовало мне так говорить.
– Ты ничего не знаешь о моей жизни, – едва слышно прошептала Люси.
– Знаю. Извини. Это не мое дело.
– Я давно не сажусь за руль в пьяном виде.
Я ничего не сказал. Она отвернулась от меня, уставилась в окно. Какое-то время мы ехали молча.
– Ты, наверное, права.
Она все смотрела в окно.
– Я еще никому об этом не говорил. – Я почувствовал, как покраснело лицо, а слезы начали жечь глаза. – После той ночи в лесу отец никогда не казался мне таким, как прежде.
Она наконец повернулась ко мне.
– Ты права: в какой-то степени я винил себя. Если бы мы не ушли… Если бы я оставался где положено… А может, на его лице отпечаталось горе, вызванное потерей ребенка? Но я всегда думал, что он винил меня. Это и видел в его лице.
Она накрыла мою руку своей:
– Ох, Коуп.
Я не сбавил скорости.
– Возможно, ты права. Возможно, мне нужно искупить грехи прошлого. Но тебе это зачем?
– Мне?
– Почему ты копаешься в прошлом? Что надеешься найти после стольких лет?
– Ты шутишь?
– Нет. Чего добиваешься ты?
– Жизнь, которую я знала, в ту ночь закончилась. Ты этого не понимаешь?
Я не ответил.
– Семьи погибших, включая твою, потащили отца в суд. Вы забрали все, что у нас было. Айра не мог держать такой удар. Стрессы не для него.
Я ждал продолжения. Но она вроде бы выговорилась.
– Это я понимаю. Но чего ты добиваешься теперь? Я, как ты и сказала, пытаюсь найти сестру. В худшем случае пытаюсь выяснить, что с ней произошло на самом деле. А что нужно тебе?
Она не ответила. Мы ехали дальше. Небо начало темнеть.
– Ты не знаешь, какой беззащитной я себя ощущаю.
Я не имел понятия, что на это сказать.
– Я никогда не причиню тебе вреда.
Она заговорила после долгой паузы:
– Отчасти причина в том, что у меня как бы две жизни. Одна – до той ночи, где все более или менее хорошо, а вторая – после, где все не так. Да, я знаю, как жалко это звучит. Но иногда возникает ощущение, что в ту ночь меня столкнули с вершины холма и с той поры я только и качусь вниз. Иногда мне удается остановиться, но склон такой крутой, что я не могу сохранить равновесие и качусь дальше. Поэтому… ну, не знаю, но, возможно, если я узнаю, что в действительности произошло той ночью, то извлеку из всего этого ужаса хоть какую-то пользу, перестану катиться вниз.
Она была ослепительно красивой двадцать лет назад. Я хотел напомнить ей об этом. Хотел сказать, что очень уж она все драматизирует, что она по-прежнему прекрасна, многого добилась в жизни и добьется еще большего. Но я знал, что прозвучит это как утешение. Поэтому сказал совсем другое:
– Я чертовски рад, что вновь повидался с тобой, Люси.
Она крепко закрыла глаза, словно я ударил ее. Я подумал о только что сказанных ею словах, о том, что она не хочет быть беззащитной. Подумал о студенческом сочинении, о том, что она так и не нашла новую любовь. Хотел взять ее за руку, но знал: наши новые отношения еще слишком хрупкие и даже такое прикосновение может их разрушить.
