Текст книги "Восстание в крепости"

Автор книги: Гылман Илькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

"Видать, задал ему поручик перцу", – подумал Сырожкин и постучался.

За дверью послышалось: "Да-да!"

Он вошел.

Варламов сидел за столом и вытирал платком потную шею.

Увидев вошедшего, он откинулся на спинку стула и уперся руками в край стола. На лице у него появилась искусственная улыбка.

– А-а, Сырожкин! Что скажешь нового?

Поручик прищурился. Его длинные ноги высунулись из-под стола, почти касаясь сапог солдата.

Сырожкин попятился. Интонация голоса поручика сбила его с толку, и он не сразу нашелся, что ответить.

Переминаясь с ноги на ногу, Сырожкин напряженно думал, соображал, прикидывал, как начать разговор.

– Ну, что молчишь? Или есть новые сведения? Смелее! – Варламов внимательно изучал заросшее щетиной лицо солдата. – Не беспокойся, мы по достоинству оценим твое усердие. Итак, что ты хочешь еще рассказать?

Сырожкин понял: поручик ждет от него новые имена.

– Пока ничего нет, ваше благородие.

– Словом, ты утверждаешь, что заметил, как Дружин прятал книжку за голенище. И все?

Варламов тронул пальцами тоненькие усики и хитро прищурился.

– Так точно, ваше благородие.

– А может быть, ты слышал чье-нибудь приказание, чтобы он спрятал ее в сапог? Конечно, я понимаю, сам ты не бываешь на собраниях, где отдаются такие приказания. В этом я уверен… Ну, Сырожкин, что скажешь?

– Я ничего не слышал, ваше благородие.

– Одно словечко, одно-единственное слово. Вспомни! Может быть, когда они шептались, или просто так вырвалось у кого-нибудь словцо…

Сырожкин покачал головой.

– Нет, ваше благородие, я не слышал.

Варламов вытащил из-под стола ноги, встал, прошелся по комнате и замер у окна, искоса поглядывая на солдата.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Учти, ради тебя мы не тронули Погребнюка.

– Что? – удивленно вскинул голову Сырожкин.

– Да, да, не тронули. Именно ради тебя.

– Это почему же? – пробормотал Сырожкин, не понимая, куда поручик клонит.

Варламов подошел к столу.

– Простак! Арестуй я его, подозрение сразу пало бы на тебя. Ведь по рассказам твоих товарищей, вы только двое выходили из казармы перед обыском. Спасая тебя, мы не тронули Погребнюка. Да, да, его нельзя арестовывать Хотя… – Варламов опять хитро посмотрел на Сырожкина. – Кто знает, может быть, он хотел спрятать брошюру куда-нибудь в другое место, да не удалось? А? Как ты думаешь? Сам Дружин не стал из осторожности этого делать, поручил ему. Словом, ты видишь, у нас есть все основания для ареста Погребнюка, но мы его не трогаем! Исключительно ради тебя. Нет, нет, мы сделаем так, чтобы тебя никто не мог заподозрить. Будь в этом уверен и спокойно работай. – Варламов сунул руку в карман, вынул новенькую рублевку и протянул солдату: – Возьми пока, на мелкие расходы…

Сырожкин взял деньги.

Вот уже несколько дней солдаты батальона – члены РСДРП, по указанию Бондарчука, избегали разговаривать и общаться друг с другом. Ищейки Варламова вовсю развили деятельность, установив неотступную слежку за наиболее «неблагонадежными».

Известие о том, что у одного из солдат седьмой роты нашли запрещенную литературу, взбудоражило весь батальон. Дружин не выдал никого из товарищей. Он стойко переносил побои и оскорбления, которым его подвергали в карцере. "Я ничего не знаю!" – было на все его единственным ответом.

До сих пор оставалось тайной, кто выдал Дружина. Подозревали Погребнюка, так как многие видели, что в ту злосчастную ночь он куда-то отлучался из казармы, накинув на плечи шинель. "Наверно, ходил доносить!" – говорили солдаты.

Сначала Погребнюк недоумевал, почему солдаты, с которыми он прежде был дружен, сторонятся и избегают его. Но потом, перебирая в памяти события той ночи, он догадался, что товарищи подозревают его в предательстве, связывая с этим его кратковременную отлучку из казармы.

Погребнюк потерял покой, перестал спать по ночам. Он искал человека, которому мог бы излить душу и заверить, что он ни в чем не виноват.

Настороженность и холодность товарищей приводили его в отчаяние. Неужели он не найдет человека, который выслушает его? Почему никто не хочет поговорить с ним хотя бы пять минут, чтобы установить истину? Неужели слово "предатель" навсегда станет его вторым именем? Почему Бондарчук, которого он уважал больше всех и считал самым толковым парнем в батальоне, тоже поверил этой клевете и сторонится его? Погребнюк неоднократно пытался подойти к нему, объясниться, но тот всякий раз под каким-нибудь предлогом спешил от него уйти.

"Они думают, я предатель! – терзался солдат. – Получается, я продал своего товарища тем, кого я так ненавижу? Если от меня отворачиваются даже близкие друзья, с кем же мне разговаривать, кому открыть душу? Уж не поручику ли Варламову?"

Шли дни, ненависть к Погребнюку стала в казармах всеобщей. От него отвернулись даже солдаты других рот. При виде его они хмурились и презрительно сплевывали на землю.

Для ведения следствия по делу Дружина из Тифлиса прибыл военный следователь. По батальону ходили различные слухи. Тайком, а иногда в открытую поговаривали, будто Дружина ежедневно истязают в карцере; добиваясь признания, что он не один занимался распространением запрещенной литературы среди солдат батальона.

Слухи эти доходили и до Погребнюка. Тот еще больше мучился, страдал, не зная, куда деться от солдатских глаз, сверкавших ненавистью и гневом.

Наконец, когда ему стало уже совсем невмоготу, Погребнюк решил во что бы то ни стало поговорить с Бондарчуком и принялся упорно искать случай остаться с ним наедине, чтобы рассказать о своих переживаниях, переубедить, доказать несправедливость презрительного отношения к нему товарищей, с которыми он живет под одной крышей и ест из одного котла.

Легко сказать: остаться наедине! В условиях батальонной жизни после всего случившегося это оказалось невозможным.

Однажды утром Погребнюк решительно сказал себе:

"Сегодня!"

На плацу он ни на минуту не выпускал Бондарчука из поля зрения. Но едва учения кончились и солдаты пошли на обед, Виктор куда-то исчез.

Погребнюк начал его искать, кинулся туда-сюда, но тот словно сквозь землю провалился. Рассспрашивать товарищей он не осмеливался. "Подумают еще, что выслеживаю".

А в это время Бондарчук, не подозревая, что его ищут, сидел на деревянном токарном станке в чулане мастерской Усуба и ждал Бахрама. О встрече было условлено заранее через портного.

Бахрам запаздывал.

Посланный на разведку Фарман, вернувшись, сообщил, что кузнец уже более получаса как ушел из кухни.

Отправив сына с подручным Хамдией на базар, уста Усуб вошел в каморку к Бондарчуку и тихо сказал:

– Не беспокойся, сейчас придет. Наш Бахрам человек аккуратный. Он хоть и молодой, а свое дело знает. Не волнуйся, Бахрам осторожен, как горный тур. Его врасплох не застанешь. Он за три версты чует опасность. Не тревожься… Уверен, с ним ничего не стряслось. Что бы ни было, он сейчас явится.

Уста Усуб вышел из чулана в мастерскую, чтобы посмотреть, не идет ли Бахрам.

Он глянул сначала в одну сторону, туда, где улица взбегала вверх на бугор, затем в другую, где тянулись ряды лавок медников и бакалейщиков. Его внимание привлекла одинокая фигура солдата, бредущего по правой стороне. Солдат останавливался перед каждой лавочкой и, вытягивая длинную шею, заглядывал через порог внутрь. Видно, он или хотел что-то купить, или кого-то искал.

Уста Усуб насторожился. Он снова прошел к Бондарчуку и рассказал о солдате.

"Может, за мной кто увязался, когда я шел из крепости, а теперь потерял след и шарит по всем лавкам?" – подумал Виктор.

– Станьте у входа в мастерскую, – попросил он портного. – займитесь чем-нибудь для виду. Когда солдат подойдет, заговорите с ним. Я из-за занавески посмотрю, кто это. Так мы его обхитрим.

Уста Усуб взял большой утюг, который грелся на железной подставке, и, выйдя за порог, начал им размахивать.

Солдат, продолжая заглядывать в двери лавок, приблизился к портняжкой мастерской. Уста Усуб как ни в чем на бывало размахивал утюгом, мурлыча что-то себе под нос. Он сделал вид, будто не замечает солдата. Тот, заглянув в мастерскую и увидев, что там никого нет, хотел двинуться дальше. Но портной преградил ему дорогу.

– Почему не зайдешь, солдат? Может быть, что надо сшить, залатать? Для вас делаю по дешевке! Входите! Или… – Уста Усуб понизил голос: – Или есть что-нибудь продать? Что ж, давайте посмотрим. Не стесняйтесь.

Солдат махнул рукой.

– Ничего у меня нет… – И, не став слушать портного, пошел дальше, вертя головой во все стороны.

– Погребнюк… – прошептал Виктор, наблюдавший эту сцену через дыру в закопченной занавеске.

Лицо у него омрачилось. Он опять прошел в чулан и прикрыл за собой дверцу. "Значит, правда, что он выдал Дружина?! А теперь меня выслеживает. Да, чужая душа – потемки. Но что его толкнуло? Продался?.. Непохоже. Отец – учитель, каждый месяц присылает ему деньги. Парень не жадный, часто давал взаймы, да и так давал, без возврата. Офицеры к нему не благоволят. И сам он вроде терпеть их не может, всегда отзывался с ненавистью. На учениях каждый, кому не лень, от фельдфебеля до подполковника, считал своим долгом задеть, оскорбить его В чем же дело? Почему он теперь переметнулся на их сторону? Нет, здесь что-то не так! Видно, не обошлось без участия Варламова. Не иначе ему как-то удалось заманить Погребнюка в свои сети".

Виктор вспомнил, как мучился Погребнюк, получи" известие, что его невеста окончила университет"

"Может быть, Варламов сыграл именно на "том? Пообещал месячный отпуск или, того больше, посудил устроить их счастье? Ведь все знают: ради встречи с невестой Погребнюк готов полмира отдать. Да, похоже, что поручик исхитрился, нашел ключ к его сердцу. И вот результат: Дружин – в застенке, теперь Погребнюк меня выслеживаете.

Из задумчивости Виктора вывел уста Усуб, заглянувший в чулан.

– Ну, разглядел солдата?

– Разглядел.

– Подозрительная рожа, да? Я ведь следил за ним. Ни одной лавки не пропустил, рыжий черт!

Заметив, что Бондарчук неожиданно помрачнел, уста Усуб тревожно спросил:

– Что с тобой? Думаешь, и в самом деле шпионит?

Бондарчук, не глядя в лицо обеспокоенному портному, печально кивнул головой:

– Кажется, да… Надо быть с ним поосторожней. Сейчас командир батальона идет на все. Они ничем не побрезгуют. Будут натравлять солдат друг на друга, пользоваться подкупом, обманом.

На пороге мастерской послышались чьи-то шаги.

Уста Усуб вышел из-за занавески и увидел Бахрама. Кузнец тяжело дышал.

– Что случилось? – спросил портной.

В ответ Бахрам кивнул головой на занавеску:

– Пришел?

– Конечно, пришел. Уж больше получаса сидит и ждет тебя. Можно ли так долго заставлять ждать человека? В такое время… Проходи.

– Не торопись, уста! Лучше возьми в руки какое-нибудь шитье, и давай разыграем с тобой сценку: портной и заказчик.

Усуб быстро влез на прилавок, сел, поджав под себя ноги, снял со стены почти готовый архалук и принялся пришивать к нему пуговицы.

Бахрам опустился на скамейку у двери.

– Будет еще одна просьба, уста, – тихо зашептал он. – Поглядывай чаще на улицу. Здесь поблизости шляется рыжий, конопатый солдат. Уже минут двадцать взбивает пыль сапогами на вашей улице. Очень странно себя ведет. Ведь он и к тебе заглядывал. Кажется, сейчас пойдет назад по той стороне.

– Неужели он еще не ушел? – шепотом спросил уста Усуб. – Какого дьявола ему здесь надо? Ты, наверно, потому и задержался? Не хотел у него на глазах входить в мастерскую? – Он тревожно покачал головой.

– Ну да, – озабоченно сказал Бахрам, разглядывая и вертя во все стороны первый попавшийся под руки кусок материи. – Сейчас он пройдет по той стороне. Обрати внимание, будет он пялить глаза на твою лавку или нет? Подозрительный!

Порывшись в лоскутках, лежащих грудой на прилавке, портной извлек из-под них старые очки в черной оправе с одной-единственной дужкой и стеклами, ставшими почти матовыми от многочисленных царапин, и водрузил их себе на нос. Затем подвинулся к окну и, продолжая проворно работать иглой, посмотрел на улицу.

По противоположной стороне шел тот же самый рыжеволосый солдат, по-прежнему заглядывая в дверь каждой лавки.

– Да, я хорошо его вижу, – тихо заговорил уста Усуб. – Сюда не смотрит. По-моему, он сам не знает, что ему нужно. И ко мне заглядывал только что. А зачем, спрашивается? Чего ищет? Вчерашний день? – Портной умолк, стараясь разглядеть солдата, потом вдруг на лице его мелькнула веселая улыбка. – Заладили: странный, подозрительный! Да какой дурак станет так выслеживать? А лицо-то какое у бедняги?! Словно только что родителей схоронил. Вот-вот заплачет!.. Это не шпион!

Бахрам поднялся и прошел в чулан.

– Ну и заставил ты меня поволноваться! – сказал Виктор, пожимая кузнецу руку. – Что случилось?

– Тут какой-то подозрительный солдат бродит. Думаю, может, он видел, как ты сюда вошел? Вот я и задержался. Ждал, когда он уберется.

– Я тоже его видел. Из нашей роты, Погребнюк. Все считают, что это он выдал Дружина.

– А знаешь – похоже! После всего, что случилось в батальоне, солдат свободно разгуливает средь бела дня по улицам. А ведь я слышал, у вас сейчас строгости – следят за вами!

– Вот поэтому и отпускают в город. Выпустят, а сами следят – хотят напасть на след. А с Погребнюком… Тут бабушка надвое сказала. Либо он открыто встал ка путь измены, либо они считают, что он связан с подпольщиками, и хотят воспользоваться его простотой, поймать сокола с помощью вороны. Откровенно говоря, этот Погребнюк для меня загадка. Ну, ладно, давай о деле!

И Бондарчук рассказал Бахраму, что слух об истязании Дружина в карцере взволновал и возмутил не только черноморцев, но и пехотинцев, что группа членов РСДРП в батальоне решила провести среди солдат работу с тем, чтобы они потребовали показать им Дружина, дабы самим убедиться, избивают его или нет. Он рассказал также, что недовольство постепенно охватывает весь батальон, солдаты тайком шепчутся и даже пятая и восьмая роты, считавшиеся у командования наиболее благонадежными, возмущены произволом подполковника Добровольского.

– Мы с товарищами пришли к выводу, что этой ситуацией надо воспользоваться, – сказал Виктор. – Решили связаться с вами. Поэтому-то я сегодня здесь. Как говорится, куй железо, пока горячо! Для нас очень важно, что в настоящий момент Добровольским возмущены не только моряки, но и пехотинцы, на которых он опирается. Если слух об истязании Дружина подтвердится, произойдет такой взрыв, что Добровольский долго будет раскаиваться в своем самоуправстве. Но мы нуждаемся в вашей помощи…

– Можете всегда на нас рассчитывать, – поспешил заверить его Бахрам. – Говорите, что вам нужно!

– Листовки! Листовки с требованием показать солдатам Дружина! Хотя бы по пятку на роту. В наших условиях это организовать невозможно. Поможете?

– Поможем, – улыбнулся Бахрам. – Сделаем! Через два дня листовки будут у вас.

Договорившись обо всем, они начали прощаться.

– Меня одно беспокоит, – вздохнул Бахрам. – Не сломят ли Дружина побои и пытки?

Бондарчук взглянул на кузнеца спокойно и грустно:

– Нет, в Дружина я верю. Он умрет, но не выдаст товарищей. Это кремень. Хорошо, что я послушался Демешко и передал брошюру именно Дружину. Другой бы мог не выдержать.

Пора было расходиться.

Уста Усуб, как обычно, вышел с утюгом за порог и, размахивая им, оглядел улицу. Не заметив ничего подозрительного, он сделал условный знак головой.

Первым мастерскую покинул Бондарчук. Он направился в сторону казарм. Не оглядываясь, пересек внизу церковную площадь и свернул в тихий переулок.

Солнце палило нещадно. В улочке, сплюснутой с боков глиняными заборами, было жарко, как в аду. Мимо рысью промчался всадник, подняв густое облако пыли. Виктору пришлось остановиться, так как в двух шагах ничего не было видно. Запершило в горле, защекотало в носу.

Когда пыль рассеялась, опустившись серым тюлевым покрывалом на близлежащие дворы и фруктовые деревья, выглядывающие из-за заборов, Виктор отряхнул рубаху и, опасаясь очередного всадника, который в любой момент мог появиться на дороге, ускорил шаги, стараясь поскорее миновать это скопище пыли.

Не успел он сделать и ста шагов, как его сзади окликнули. Виктор узнал голос Погребнюка, но продолжал идти, не оборачиваясь.

Через минуту за его спиной послышалось прерывистое дыхание.

– Виктор, – сказал Погребнюк, – ведь я тебя зову…

Теперь они шли рядом.

Бондарчук даже не повернул головы. Он по-прежнему быстро шагал, сосредоточенно глядя прямо перед собой.

– Я давно тебя ищу. Мне надо с тобой поговорить, Виктор! – говорил Погребнюк, не отставая от него ни на шаг.

– Ищешь или выслеживаешь?.. – Виктор взял правее и пошел в тени забора; лицо его оставалось холодным и суровым. – Одного выдал, теперь за мной ходишь по пятам? Видно, пообещали жирный кусочек! Иначе не осмелился бы рыскать за мной, как легавая…

Злая усмешка на губах у Виктора и издевка, прозвучавшая в его голосе, причинили нестерпимую боль Погребнюку. А он-то воображал, что Бондарчук спокойно, внимательно выслушает его до конца и поверит все же в его, Погребнюка, невиновность. Выходит, Бондарчук еще бессердечнее, еще безжалостнее других. Он не только не хочет выслушать его, но еще и хлещет обидными словами.

Видя, что Виктор не останавливается и продолжает идти, не отрывая глаз от дороги, Погребнюк в отчаянии схватил его за руку.

– Нет, постой! Ты не сделаешь ни шагу, пока не выслушаешь меня! Я тебя не пущу!.. Ты ничего не знаешь! Тебе налгали…

Виктор поразился. Всегда мягкий, робкий Погребнюк сейчас стоял перед ним полный решимости, бледный, с трясущимися от гнева губами. Глаза у человека налились кровью. Казалось, он сейчас кинется на него, как бешеный.

– Что с тобой? Чего ты хочешь? – спокойно спросил Бондарчук.

– Я ничего от вас не хочу! Вы чего от меня хотите?! Я спрашиваю, почему вы отворачиваетесь от меня? Что я – зачумленный? Со мной не хотят даже поговорить. Почему? Скажи, почему?

Виктор не имел ни малейшего желания разговаривать с Погребнюком на эту тему. Надо было как-то избавиться от назойливого преследователя.

– Если твои товарищи бегут от тебя, – ответил он, пожимая плечами, – у них и спрашивай о причине. Я-то откуда знаю?

– Нет, ты знаешь! – не унимался Погребнюк. – Вы все сговорились! Вы избегаете меня. Но я хочу, чтобы ты и все остальные знали – я не предатель!

Голос у Погребнюка задрожал, к горлу подступили рыдания.

– Ну и что? Почему ты ходишь за мной по пятам? – вставил Бондарчук, желая пресечь неприятное объяснение.

– Хочу поговорить с тобой. Ребят послали чинить шоссе, а мне удалось улизнуть… Искал тебя везде… Сырожкин сказал, что видел тебя по дороге на базар, посоветовал: ищи там!

Виктор вскинул голову и пристально посмотрел в глаза Погребнюку. В темно-голубых глазах, подернутых слезами, не было ничего похожего на двуличие и коварство. Вид у солдата был жалкий, измученный. Одно грубое, резкое слово – и он зарыдал бы. Но у Виктора не поворачивался язык произнести это слово. Тревожные мысли проносились у него в голове: "Сырожкин послал Погребнюка к базару! Странно… Ведь, кроме меня, никому не известно, что мастерская Усуба – место наших встреч. Почему же Сырожкин направил Погребнюка именно туда? Зачем он это сделал?"

Виктор вспомнил, как он задворками, пустынными, безлюдными улочками пробирался к лавке портного, оглядываясь на каждом шагу. Нет, хвоста за ним не было. Каким же образом Сырожкину удалось догадаться, что Он шел именно в эту сторону? Неужели за ним все-таки следили?

Виктор пришел к убеждению: если даже Сырожкин не знает точно, что лавка портного является явкой, тем не менее что-то ему известно о его встречах с местными революционерами в районе базара.

"Неужели Сырожкин предатель? Может, он специально послал за мной следом Погребнюка? Может быть, они используют его как ищейку, а сами следят за ним?.." Мысли Виктора оказались в тупике. Было ясно одно: любое, неосторожно брошенное слово, малейший необдуманный шаг могли потом обойтись ему очень дорого, Виктор решил избавиться от Погребнюка.

– Отвяжись, – сказал он, поморщившись. – Чего тебе от меня надо?

Резкий голос Виктора словно подстегнул Погребнюка.

– Мне надо, чтобы вы поняли, что я не предатель! Только это, больше ничего!

Бондарчук иронически усмехнулся.

– Хорошо, не предатель. Но при чем здесь я? Да и потом, кто тебя назвал предателем?

– Кто назвал? Верно, никто не называл. Я ни от кого не слышал этого слова. Но об этом говорят ваши глаза, ваши губы, сжимающиеся при моем появлении, ваши спины? Это еще мучительнее. Уж лучше бы слова…

Бондарчук вместо ответа махнул рукой и зашагал по улице, спеша поскорее добраться до своей роты, которая занята была починкой шоссе недалеко от казарм.

Погребнюк не отставал от него.

– Вы мне не верите, – твердил он. – Хорошо? Пусть! Увидим! Я вам приведу живого свидетеля. Да, приведу! Он подтвердит, что я не предатель!..

Впереди показались двое прохожих.

– Хватит! Люди идут!.. – одернул Виктор Погребнюка.

– Пусть! Мне теперь все равно! Да, да, у меня есть свидетель! Он сам вам скажет. Тогда вы поверите! А не поверите – не надо!

"Сырожкин… – думал Виктор. – Неужели предатель?.. А казалось – надежный человек… Что ему известна о наших делах?.. К счастью, немногое… – И твердо решил: – С Сырожкиным надо держать ухо востро: в дела организации временно не посвящать, выждать, присмотреться, проверить".

Однако о подозрениях своих он решил пока никому не говорить.