Текст книги "Восстание в крепости"

Автор книги: Гылман Илькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

– Передам! Обязательно передам! С Улуханом мы часто видимся.

– Ну, ладно… Сегодня я допоздна буду в кузнице. Если что надо, заходите. А сейчас нам лучше распрощаться, Я пошел.

Они даже не обменялись рукопожатиями.

Глава двадцать третья

Когда Сирануш, купив у соседки молока, вернулась домой, ее муж еще лежал в постели. Она подошла, думая разбудить его, но увидела, что он не спит.

– Ты почему не встаешь? – удивилась она. – Или не собираешься на работу?

Ашот, протянув руку, снял с гвоздя карманные часы. Увидел, что еще половина восьмого, повернулся на другой бок.

– Я спрашиваю, ты почему не встаешь?

– Я утром не иду на почту.

– Тебе нездоровится?

– Я вполне здоров, жена, благодаря твоим заботам и хлопотам. Пристав велел мне явиться к нему сегодня утром. Скоро буду собираться.

На лице Сирануш отразилось беспокойство.

– Зачем ты понадобился приставу в такой ранний час? К добру ли это?

– Откуда мне знать, к добру или нет!.. Вызвал – и все. Надо идти.

Ашот натянул на голову одеяло, собираясь подремать еще немного. К приставу он должен был явиться к девяти часам.

Сирануш вскипятила молоко, поставила самовар, затем вышла во двор, подмела у крыльца, потрясла ветки тутовника. Белые, сочные ягоды посыпались на разостланный под деревом кусок холста. Это был последний тутовник. В соседних дворах все деревья уже обтрясли. Сирануш, зная, что муж ее любит полакомиться за завтраком тутовником, всякий раз трясла понемногу ягод.

Через полчаса стол был накрыт. Аккуратность хозяйки чувствовалась во всем. На блюде, рядом с тутовыми ягодами, лежали только что срезанные гроздья спелого винограда. Тут же стояла тарелка с медом. Стол поставили на веранде, здесь до самого полудня сохранялась прохлада, развесистое тутовое дерево заслоняло веранду от солнца.

Сирануш принесла кипящий самовар и позвала мужа.

Ашот уже встал. Выйдя на веранду, чтобы умыться, он увидел на столе тутовник и удивился:

– Откуда это?

– Странный вопрос! С нашего дерева, – улыбнулась Сирануш.

Ашот пожал плечами.

– А я думал, уже все ягоды оборвали. Если бы я знал… – Лицо у Ашота сделалось грустным, глаза прищурились; он положил в рот одну ягодку и добавил: – Прелесть какая! Сирануш, может быть, пригласим ее?

– О ком это ты?

– О Лалезар-ханум. Недавно она была на почте, и мы заговорили о ее муже. Она вспомнила, что Ордухан очень любил наш тутовник, часто говорил ей: "У Ашота тутовник особенный!" Это последние ягоды. Пусть учительница придет к нам и отведает их вместо Ордухана.

Сирануш понравилось предложение мужа. Она подошла к забору и пригласила соседку на завтрак.

Лалезар-ханум вначале отказывалась, но потом согласилась. Сирануш поставила на стол еще один стакан.

– Доброе утро, Лалезар-ханум, – с улыбкой встретил гостью Ашот. – Я помню наш недавний разговор на почте, поэтому сегодня сказал жене: ступай позови к нам учительницу, пусть вместе с нами полакомится тутовником.

Лалезар-ханум поблагодарила соседа за любезность и села к столу.

Ашот поставил перед ней блюдце, полное сочных ягод.

– Ашот Грантович, – обратилась к нему Лалезар-ханум, – я вижу, вы хорошо помните привычки и причуды моего Ордухана.

– Помню, помню…

– Он не переставал восхищаться ягодами с вашего дерева. Бывало, говорил: "Надо попросить у Ашота Грантовича черенок – посадить у веранды".

Ашот вздохнул.

– Замечательный был человек!.. Сейчас редко такие встречаются. На свои деньги покупал лекарства больным. Однажды я встретил его по дороге в село Мухач. Метель, буран… А он идет! Идет к больному. Другой бы на его месте в такую погоду и носа не высунул из дому! Он всегда шел, кто бы его ни звал – бедный ли, богатый ли. По возрасту он был намного моложе меня, но я всегда видел в нем старшего брата. Жаль человека! В наше время хорошие люди не часто встречаются, а вот дряни много!..

Лалезар-ханум перевела разговор на другую тему.

– Ашот Грантович, я вижу, вы сегодня дома. Уж не заболели? Обычно вы уже в семь часов на почте.

– Вы правы, соседка. Сегодня я приду на почту несколько позже. Нет, нет, я здоров, но вчера вечером мне сообщили, что господин пристав желает видеть меня утром. Они начинают в девять, поэтому я еще дома. Боюсь, не натворил ли чего брат жены… Скажу вам откровенно, я не рад был его приезду из Тифлиса. Праздный человек, нигде не работает, пользы от него людям никакой. – Ашот извлек из бокового кармана часы, взглянул на них и принялся надевать пиджак. – Извините, Лалезар-ханум, я пошел. А вы посидите, прошу вас!..

После ухода Ашота Сирануш и Лалезар-ханум долго беседовали. Сирануш прошла в сад и нарвала для учительницы букет свежих роз. Потом принялась расхваливать фасоль, которую посадила в своем огороде:

– В этом году фасоль особенно уродилась. Хорошо, что я не послушала Ашота, – говорит, будто наша земля не годится под фасоль. Я каждый день обрываю созревшие стручки, а они все растут и растут!..

– Интересно посмотреть, – сказала Лалезар-ханум. – Где она у вас высажена?

– На той стороне, у забора, как раз где двор господина пристава. Хотите я покажу?

– С удовольствием.

Женщины спустились в сад, за которым сразу начинался огород, и пошли по дорожке, раздвигая высокие стебли кукурузы, усыпанные утренней росой. Вот и забор, за которым начинался двор пристава. Здесь, вдоль забора, в три ряда была посажена фасоль. У каждого куста в землю воткнута была жердь, по которой вилось растение.

Прохаживаясь между кустами фасоли, Лалезар-ханум искренне восхищалась. Она тоже посадила у себя фасоль, но разве ее сравнишь с этой? Здесь с каждого куста можно собрать целый батман [20]20
  Батман – мера веса.


[Закрыть].

– Наверное, вы часто поливаете ее?

– Да нет, дело не в поливке, – ответила Сирануш. – Главное – надо разрыхлять землю. А поливаю я через день.

В эту минуту за соседским забором послышались голоса. Заборчик был невысокий, и женщины увидели, как с веранды в сад спустились жена пристава Тамара Даниловна и мужчина в офицерской форме.

"Да ведь это подполковник Добровольский! – изумилась, Лалезар-ханум. – Как рано он наносит визиты!"

Что касается Сирануш, то она нисколько не удивилась, так как привыкла видеть Тамару Даниловну с посторонними мужчинами.

Двор Сирануш был несколько выше, поэтому отсюда хорошо было видно все, что происходит у пристава.

Тамара Даниловна опустилась на скамейку под кустами красных роз. Добровольский с минуту постоял возле нее, покрывая поцелуями ее руки, затем сел рядом, закинув ногу за ногу. И тотчас же привлек к себе Тамару Даниловну и поцеловал прямо в губы.

Сирануш и Лалезар-ханум поспешили отвернуться.

– Видите? – тихо сказала Сирануш. – И это всегда так. Поэтому я не хочу, чтобы наш Ацатур приезжал на лето в Закаталы.

– При чем здесь ваш Ацатур?

– Ну как же! Не успеет он приехать, пристав присылает за ним, велит обучать его жену французскому языку. – Сирануш сокрушенно покачала головой. – А эта дурная женщина кого хочешь собьет с толку!..

– А как ее муж, ничего?

– Приставша – ловкая особа. Гости навещают ее, когда пристава нет. Впрочем, случается, что и муж бывает дома. Тогда она выводит своего гостя в сад. Сейчас господина Кукиева дома нет. Вы же слышали, он велел Ашоту явиться утром в полицейский участок.

– Сирануш!

Это Ашот вернулся и с веранды позвал жену.

Учительница попрощалась и ушла к себе.

По лицу Ашота было видно, что он чем-то расстроен. И от пристава пошел не на работу, а домой… Что это значит?

– Что случилось? Что тебе сказал пристав?

Ашот ходил по веранде, нервно заламывая пальцы.

– Самого пристава не было. Он на рассвете уехал в Нуху.

– У кого же ты был? С кем разговаривал?

– С его секретарем, знаешь, тощий в пенсне?

– Что же он сказал? Я вижу, ты не в себе. Отвечай же, не мучь меня!

Ашот сердито рубанул рукой по воздуху.

– Мерзавцы! Ты знаешь, что они предложили мне? Но я на это никогда не пойду! Я швырну им в лицо ключи от почты! Говорю тебе, я не смогу делать то, к чему они меня принуждают! Они хотят, чтобы я вскрывал письма и читал их. Этот скелет сказал мне, что вскрывать письма – дело государственной важности. А моя совесть? Скажи мне, что я отвечу моей совести? Они принуждают меня заняться кражей! Разве не кража – вскрыть и прочесть чужое письмо?

Сирануш пыталась успокоить мужа, но ничего не добилась.

– Я знаю, кто придумал все это! – продолжал негодовать Ашот. – Это предложение господина Тайтса! С самого первого дня, как он приехал сюда, нельзя было понять, чем он занимается. Если ты секретарь, так возись со своими бумагами и не суй носа во все дырки! Жаль, что он не околел тогда в мешке, мы бы вздохнули спокойно. Собачья душа! Рассказывают, что не так давно Гачаг Мухаммед чуть не пристукнул его на Балакендском шоссе. Напрасно он пожалел этого подлеца!..

Сирануш не понимала толком, о чем говорит муж. Она напряженно вслушивалась в его слова, думая, что сейчас он объяснит ей все.

– А чьи письма заставляют они тебя читать?

– Чьи письма, спрашиваешь? Да все!.. Ведь у каждого свои личные дела, свои секреты! Как я посмотрю людям в глаза? Разве это мужское дело – читать чужие письма?! Секретарь пристава назвал мне тех, чьи письма я должен вскрывать в первую очередь. Все они – уважаемые мною люди. Кстати, в их числе и наша соседка Лалезар-ханум!

– Ой! – воскликнул Сирануш, всплеснув руками.

– Тише ты! Учительница может услышать, некрасиво получится. Но знай, пусть ко мне явится сам бог, я и ему не дам прочесть письма Лалезар-ханум. Я уважаю эту женщину! Мы были друзьями с ее покойным мужем.

– В чем же ее вина? – шепотом спросила Сирануш. – Может, это все из-за мужа?

– Откуда я знаю, в чем ее вина! Эти типы подозревают самых лучших, самых достойных людей города. Взять хотя бы кузнеца Бахрама или Аршака, рабочего с табачной фабрики!.. Хотел бы я знать, что им плохого сделали эти люди, почему они их преследуют? Если бы не Бахрам и Аршак, рабочие во время забастовки камня на камне не оставили бы от фабрики Гаджи Хейри! Нет, или я спятил с ума, или с ума спятили пристав и его подручные! Брат – рабочий в Баку! Ну и что?! Неужели из-за этого надо распечатывать его письма? Следили бы за твоим беспутным братцем, это еще можно понять! Нет, я еще раз убедился, хороших людей у нас не ценят…

Как только Ашот заговорил об ее брате, Сирануш решила поскорей переменить тему. Это было ее вечной заботой – сохранять видимость дружбы и мира между мужем и братом.

– Так ты сегодня не пойдешь на работу? – спросила она.

– Непременно пойду. Из-за них-то я и не брошу теперь почту! Я не могу допустить, чтобы письма людей попадали в чужие руки. Только переступив через мой труп, они смогут добраться до этих писем!

– Успокойся, Ашот, перестань нервничать. Я вижу, ты не владеешь собой. На тебе прямо лица нет!

– Как же мне не нервничать? Эти мошенники могут свести с ума кого угодно! Подумать только – какой-то мерзавец приказывает мне уехать из родного города! Знаешь, что он мне сказал: убирайся вон из Закатал! Ты слышишь, Сирануш?! Я рад бы уехать, да что толку – этих подлецов везде хватает!..

Ашот взял портфель и отправился на почту.

Сирануш, закончив уборку в доме, пошла на огород собирать фасоль.

Жена пристава и подполковник Добровольский все еще флиртовали в саду. Немного погодя Сирануш увидела, что они направляются к дому. Через несколько минут штора окна, выходящего в сад, опустилась.

Сирануш в сердцах плюнула на землю.

Вернувшись домой, Лалезар-ханум начала собираться на базар. Она уже вышла на веранду с корзинкой, как вдруг в калитку постучали.

– Кто там? – спросила она.

Калитка открылась, и она увидела незнакомого человека.

– Вам кого?

Незнакомец, войдя во двор, остановился под зеленым навесом.

– Извините меня, пожалуйста, – сказал он. – Не сдается ли у вас комната?

Лалезар-ханум удивилась, так как к ней никто никогда не обращался с подобной просьбой.

– Я не сдаю комнат, – ответила она. – Кто прислал вас ко мне?

Незнакомец замялся.

– Никто, просто я захожу подряд в каждый дом и спрашиваю.

– У меня нет комнат для жильцов.

Незнакомец извинился и ушел.

Лалезар-ханум подумала, что, очевидно, это приезжий. Она спустилась во двор и заперла калитку на засов, затем через маленькую калиточку в саду прошла к Сирануш.

Та еще собирала фасоль. Учительница подошла к ней и поинтересовалась, не приходил ли к ним кто-нибудь снимать угол. Соседка ответила, что никого не было.

Лалезар-ханум задумалась: ведь незнакомец сказал, что он заходит в каждый дом. Она зашла к соседям, живущим напротив. Выяснилось, что и к ним никто не обращался.

"Как же это надо понимать? – размышляла Лалезар-ханум. – Незнакомец был только у меня. И явно соврал мне. Может быть, властям уже известно про листовки? Неужели кто-то выдал меня? Тогда надо сейчас же вернуться и спрятать их понадежнее. В городе что-то происходит, это ясно. В последние дни солдат не выпускают из казарм. Почему они и вернули листовки. Все это не зря. Что-то происходит".

Лалезар-ханум стояла на улице, не зная, на что решиться. В конце концов она подумала, что лучше пока не трогать листовки, спрятаны они надежно, а к ней в любую минуту могут нагрянуть с обыском.

Она направилась к базару.

Проходя мимо источника, учительница увидела того самого человека, который приходил к ней с просьбой сдать ему комнату. Он шел с урядником Алибеком и, улыбаясь, о чем-то говорил ему.

Лалезар-ханум поспешила завернуть за угол.

Итак, она не ошиблась в своих подозрениях. Очевидно, мужчина был подослан к ней с определенной целью.

На базаре учительница была недолго. Она твердо решила не трогать листовки. Тайник, в котором они были спрятаны, известен только пастушонку Азизу. А в этом пареньке она была уверена, как в себе.

Лалезар-ханум ждала до вечера. Никто не приходил.

Наступили сумерки. По улице прошло стадо. Пастушо-нок Азиз, загнав корову Сирануш в хлев, через внутреннюю калитку в саду прошел к Лалезар-ханум и передал ей записку, затем тем же путем вернулся на улицу.

Записка была от Бахрама. Он писал, что приставу сообщили о том, что в город тайно привезено оружие. "В городе идут обыски. Будьте осторожны", – писал он в конце, намекал на листовки.

Лалезар-ханум немного успокоилась. "Если они думают найти у меня оружие, пусть приходят. Самое главное, я должна уберечь листовки".

Ночью были произведены обыски в домах всех тех, чьи имена значились в списке Тайтса.

Обыск был произведен даже в доме лавочника, торгующего письменными принадлежностями, который был включен в злополучный список совсем недавно. Бедняга так перепугался, что ему потребовалось срочно выйти во двор. Его выпустили в одном нижнем белье. Шли минуты, а он не возвращался. Тайтс заподозрил недоброе и велел городовому осмотреть уборную. Городовой постучал, ему никто не ответил; он дернул дверцу и сорвал ее с крючка. Лавочник лежал в глубоком обмороке. Его вытащили во двор, где он вскоре пришел в себя.

Глава двадцать четвертая

Срочный отъезд пристава Кукиева в Нуху, вызов Тайтсом почтмейстера Ашота в участок, грубая слежка за подозреваемыми людьми и, наконец, ночные обыски – все это было связано с действиями подполковника Добровольского. Однажды в полночь командир батальона позвонил приставу Кукиеву домой и сообщил, что в город тайком доставлено оружие для подпольной организации. Он сказал также, что, очевидно, из Нухи скоро выедет еще один фургон с оружием.

Получив эти сведения, Кукиев призвал к себе Тайтса и еще кое-кого из доверенных лиц и сделал срочные распоряжения, возложив ответственность за их выполнение на Тайтса. При этом он сообщил, что сам должен отправиться в Нуху, так как подполковник Добровольский настаивает на его личном участии в поимке лиц, переправляющих оружие в Закаталы.

Надо сказать, что Добровольский направлял пристава в Нуху совсем по другой причине, имевшей отношение к сугубо личным делам, скажем точнее, к делам сердечным.

Бахрам потерял покой. Он решил, что люди, прятавшие оружие, проговорились кому-нибудь. Он разыскал их всех и начал расспрашивать. Но те поклялись, что ни с кем и словом не обмолвились об оружии. Бахрам немного успокоился. Тем не менее он продолжал доискиваться истины. Наконец он решил, что, очевидно, Дружин был схвачен на обратном пути.

Однако в ту же ночь он узнал: об оружии приставу сообщили из крепости. Это известие принес Аршак, один из родственников которого служил в полиции.

Бахрам был поражен, так как считал солдат-революционеров верными, стойкими людьми.

Как же случилось, что кто-то из них выдал тайну? Может быть, Азиз передал его записку не Виктору, а кому-нибудь другому? Едва ли, ведь Азиз хорошо знал Виктора в лицо, не мог спутать его ни с кем. Да и не было случая, чтобы мальчик подвел их.

Прошло два дня. Беспокойство не покидало ни солдат, томящихся в казарме, ни Бахрама и его товарищей. На третий день напряжение в городе начало ослабевать. Рассказывали, что пристав вернулся из Нухи сильно не в духе и якобы сожалел о том, что покинул Закаталы. Он даже сказал кому-то из городовых, что, попадись к нему в руки человек, пустивший слух об оружии, он, не задумываясь, расправился бы с ним. Подумать только, в каком смешном положении он оказался перед приставом соседнего города!

Словом, вернувшись из Нухи, Кукиев велел своим людям выбросить из головы мысль о том, будто бы в город привезено оружие, и при этом всячески поносил тех, кто распространяет нелепые слухи.

Что касается Тайтса, который больше всех проявлял рвение в этом деле, то он был несказанно разочарован – не представилась возможность отличиться.

А еще через три дня в городе появились солдаты. Правда, увольнительные получали лишь те, кто пользовался особым доверием начальства.

Ни Виктор, ни его товарищи пока не появлялись в городе, ибо были на подозрении. Лишь спустя неделю Виктор, Григорий, Демешко и другие получили увольнительные. Из осторожности Виктор в первый день не пошел ни к кому из своих городских знакомых. Он чувствовал: за ним еле-дят. На второй день он прошел мимо кузницы Бахрама. Убедившись, что Бахрам увидел его, Виктор спокойно направился к базару.

Его поведение дало Бахраму понять, что действовать надо осторожно. Кузнец переждал с полчаса, снял передник и тоже пошел к базару.

Он увидел Виктора в рядах, где торговали фруктами. Солдат стоял перед парнем, продающим сливы и просил сбавить цену. Бахрам подошел и спросил у парня, почем тот продает сливы. Парень назвал цену, которую Бахрам тоже нашел слишком высокой.

– Если сбавишь, я заберу все, – предложил он.

Парень не хотел уступать ни копейки.

Воспользовавшись моментом, когда продавец заговорил с какой-то старухой, Бахрам шепнул Виктору:

– Властям известно о прибывших арбузах. Кто-то из ваших сообщил.

– Что с Дружиным? – так же тихо спросил Виктор, укладывая на ладони пяток слив.

– Благополучно вернулся. Очень хотел видеть вас.

– Ладно, кончаем. Я вижу, вон там бродит кто-то из наших солдат…

И, громко сожалея о неудавшейся сделке, Бахрам отошел от продавца. Виктор же продолжал уламывать упрямого парня.

В этот момент к нему подошли двое солдат.

– Что покупаешь? – спросил один.

– Да вот, к сливам приглядываюсь, сладкие, сочные, да больно дорого просит и сбавить не хочет!

– Да, сливы ничего себе, – сказал второй солдат.

Они отошли.

"Что им надо? – подумал Виктор. – Ходят за мной с самого утра. Может, слежка?"

Ему вспомнилось предостережение Бахрама. Неужели среди них завелся предатель? Кто же он, этот человек, с которым они, можно сказать, едят из одной миски, лежат под одной шинелью, который клянется им в верности до конца жизни, а сам носит за пазухой нож, чтобы вонзить его в спину в удобный момент?

Виктор начал перебирать в уме своих товарищей. Который из них? Кто предатель? И почему он встал на путь предательства? Что его вынудило? Неужели он не боится суда товарищей?.. Они должны во что бы то ни стало разоблачить негодяя!

Нервы у Виктора были напряжены до предела. Он вернулся в казарму. "Который же из них? Кто, кто?" – продолжал он ломать голову. Наконец он решил открыться Григорию Романову, в котором был уверен, как в самом себе.

Когда они остались наедине, он сказал Романову:

– Есть неприятное известие, Гриша. Кто-то из наших – с гнильцой, продает нас.

Щеки Григория залило краской, ему показалось, что Виктор подозревает его.

Тот поспешил успокоить товарища.

– Ты думаешь, это относится к тебе? Очумел я, что ли?! Если бы я подозревал тебя, я никогда бы не сказал тебе об этом! Кто-то сообщил Добровольскому о том, что в город привезли оружие. Добровольский поставил в известность пристава, и в городе началась кутерьма. Ты понимаешь? Именно поэтому столько дней нам не давали увольнительных. Местные товарищи сообщают, что среди нас предатель.

Григорий помрачнел.

– Известие не из приятных… А мы-то недоумеваем: почему нас не выпускают в город. Как оружие?

– Оружие в надежном месте. Но местные товарищи вправе теперь не вполне доверять нам.

– Это понятно. Скажи, кому из наших ты говорил об оружии?

– Кроме тебя – троим. Демешко, Сырожкину и Попенко. Все трое, как ты знаешь, ребята верные, не раз проверенные в деле. Правда, одно время мы сомневались в Сырожкине, но помнишь, как он показал себя, когда наших ребят хотели послать в Марийский полк? За Попенко я ручаюсь. Демешко тоже вне подозрений. И все-таки среди нас предатель! Кто он?

– Будем искать, – ответил Григорий. – Кстати, Виктор, хочу поговорить с тобой о Розе. Понимаешь, она нравится мне, но любить ее – я не люблю… Роза же любит меня, это точно. Только не думай, будто я откровенен с ней во всем! Это не так, даю тебе слово! Листовки я ей передал только потому, что был в безвыходном положении. И я уверен, что она на третий день отнесла листовки Усубу!

– Отнести-то отнесла… – с сомнением протянул Бондарчук.

– Ты зря это! Я не жалею, что привлек Розу к нашему делу. Человек с чистым сердцем в любых условиях останется человеком! Одного только я боюсь… – Он улыбнулся, бросив на Виктора смущенный взгляд.

– Чего же?

– Боюсь, что полюблю ее! – ответил тихо Григорий, потупив глаза. Лицо у него сделалось строгим и задумчивым.

– Это твое личное дело, Гриша. Никто не может запретить тебе любить девушку. Только помни, наше революционное дело – превыше всего! У него свои святые тайны, которые мы обязаны крепко хранить в наших сердцах.

– Это понятно…

– Теперь поговорим о листовках. Надо как можно скорее распространить их среди солдат. Без них нам не поднять людей. Листовки надо пронести в казармы.

Григорий задумался.

– У меня есть план, – сказал он. – Листовки можно положить на дно корзин, в которых доставляют овощи и зелень. Фельдфебель сваливает корзины возле лавки и уходит к лавочнику рассчитываться. Случается, он по полчаса задерживается. Мы можем почти без риска спрятать листовки в корзины. Я и Демешко берем на себя это дело. Может, нам повезет, за овощами пошлют своих ребят. Тогда совсем просто!..

Виктору понравилась эта идея.

– Завтра после учений узнаем у Бахрама, где листовки. Это я сделаю сам.

На следующий день после учений Виктор взял увольнительную, намереваясь увидеть Бахрама. У ворот к нему подошел Сырожкин.

– Как оружие? – шепотом спросит он.

– Кажется, сыщики нашли его. Очень беспокоюсь.

Виктор хотел пошутить с Сырожкиным, посмотреть какую мину тот скорчит, а потом обрадовать: "Не беспокойся, оружие прибыло, находится в надежном месте". Но он не успел сказать этого, – Сырожкин, качая головой, отошел. Виктор выругал себя в душе за то, что так неудачно пошутил с товарищем, но догонять Сырожкина было уже поздно.

Пройдя два квартала, он оглянулся и заметил, что за ним идет какой-то солдат.

"Сегодня за мной тоже топают, – подумал он. – Этот тип, как и двое вчерашних, – из шестой роты, из крепостных казарм. Ясно, как только я выхожу в город, в крепость по телефону сообщают об этом и вслед за мной пускают солдат из шестой роты. Видимо, у них все продумано. Сегодня я должен во что бы то ни стало увидеть Бахрама, поэтому, дорогие сыщики из шестой роты, придется поиграть с вами в кошки-мышки!"

Виктор знал: возле мечети есть проходной двор. Дойдя до него, он быстро шмыгнул в ворота, бегом пересек двор и оказался на смежной улице. Дошел до угла, обернулся – преследователя не было видно.

Не теряя времени, Виктор пошел к Бахраму. Они договорились, что завтра Григорий Романов сядет в фаэтон Узуна Гасана и попросит прокатить его. Верх фаэтона будет опущен. В дороге Григорий сунет руку под тюфячок на сиденье и найдет там листовки. Они условились, что фаэтон Узуна Гасана будет весь день стоять на церковной площади.

Виктор простился с Бахрамом и, блуждая по переулкам, вышел на церковную площадь. Здесь, как всегда, было много гуляющих. Виктор смешался с толпой и немного погодя увидел того самого солдата из шестой роты, которого недавно обманул. Как ни в чем не бывало Виктор подошел к нему.

– Здорово, солдатик! Ну, как дела? Гуляешь? А ну, скажи, нравятся тебе местные девушки?

Солдат растерянно захлопал глазами, не зная, что ответить. Когда ему поручали следить за Бондарчуком, никто не предвидел, что тот может сам подойти к нему. Однако солдат решил, что это знакомство не принесет ему ничего, кроме пользы. Может, тот проговорится или еще что…

– Девушки, говоришь? – он усмехнулся. – Таких красоток я в России не встречал!

– Ты прав, дружище. Я вижу ты не прочь приятно провести время. Может, вместе поглазеем на кавказских пташек?

– Давай! – с радостью ответил солдат.

Они стали вместе прогуливаться по площади.

– А ты, милок, видать, мастер по этим делам. – сказал солдат. – Час назад я видел, как ты подошел к каким-то воротам, нырнул в них и пропал. Видно, там у тебя краля живет?

– Это возле мечети-то? – Виктор лукаво подмигнул солдату. – Однако у тебя глаз острый! Там живет такая красотка, каких на свете мало. Хочешь, покажу ее тебе? Сможешь даже познакомиться. Ну как?

Солдат с готовностью кивнул головой.

– Двинули!

Виктор взял его под руку и повел к мечети.

"Кажется, я неплохо придумал. Пусть вернется в крепость и расскажет, почему я так часто отпрашиваюсь в город. Слава бабника будет мне только на руку".

Вскоре они остановились у ворот рядом с мечетью.

– Вот в этом доме, – объяснил Виктор. – Как войдешь, справа окно, она часто перед ним стоит и смотрит во двор. Ты ей знаком дай понять, что хотел бы полюбезничать. Только будь осторожен. Мужья здешние страшно ревнивы. А мне в казарму пора, прощай.

– Я, пожалуй, провожу тебя, – предложил солдат.

Виктор улыбнулся.

– Что ж, спасибо.

Солдат проводил его до самой казармы, где они и распрощались.

На следующий день под вечер Григорий Романов пришел на церковную площадь и разыскал под чинарами фаэтон Узуна Гасана. Фаэтонщик дремал на сиденье.

– Свезешь меня к базару? – спросил Григорий.

– Пожалуйста, садись.

Солдат поднялся в фаэтон. Узун Гасан щелкнул кнутом, прикрикнул на лошадей, и они тронулись.

Григорий сунул руку под тюфячок и нащупал пачку листовок. Он вытащил их и, разделив на две части, спрятал за голенища сапог.

У базара фаэтон остановился. Григорий расплатился с фаэтонщиком и направился к овощной лавке, у которой были свалены корзины. Фельдфебеля не было.

Григорий сел под деревом, рядом с корзинами, делая вид, будто перематывает портянки. Спрятать листовки на дно корзин под листья чинар было делом одной минуты. Григорий опять надел сапоги и как ни в чем не бывало пошел прочь.

В этот день в городе произошел забавный казус.

Солдат из шестой роты, с которым Виктор познакомился накануне, вошел во двор у мечети и, увидев в окне полную женщину, начал подавать ей знаки, показывая этим, что не прочь поухаживать за ней. Женщина отошла от окна, из чего солдат заключил, что сейчас она спустится во двор. Потом женщина снова появилась в окне. Солдат улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй. Но не успел он отнять руку от губ, как дверь дома распахнулась и из нее выбежал мужчина в одеянии муллы. Лицо у него было искажено гневом. Солдат, ничего не замечая, продолжал подавать женщине знаки. Мулла подскочил к нему сзади и ударил кулаком по голове. Солдат обернулся и дал священнослужителю сдачи, да так, что тот рухнул на землю. Солдат, думая, что убил человека, испугался и бросился со всех ног на улицу. Вслед ему понеслось:

– Солдат убил муллу!

Вскоре городовым удалось задержать неудачливого ухажера. Солдата доставили в крепость. Подполковник Добровольский распорядился посадить сто в карцер на десять суток, дабы он не пытался впредь совращать жен мусульманских священнослужителей.

В тот же день было еще одно происшествие.

В крепости солдаты, работающие на кухне, опорожняя корзины с овощами, обнаружили на дне их листовки. Некоторые, сообразив, что открытое чтение листовок чревато бедой, поспешили спрятать их в карманы, другие же начали читать вслух.

Листовки призывали солдат к революционной борьбе, в них говорилось, что бакинские рабочие поддержат их в этом деле.

Листовки пошли по рукам. Никто и не поинтересовался, каким образом они попали в крепость. Через полчаса кто-то из солдат во дворе крикнул, что о листовках стало известно Добровольскому. Солдаты качали прятать их по карманам. Некоторые же побросали крамольную литературу на землю.

Во двор выбежал поручик Варламов со своими людьми и приказал очистить двор от листовок.

Солдаты караульного отряда подбирали разлетевшиеся по двору листовки и складывали их к ногам поручика Варламова. Капитан Гассэ приказал обыскать солдат. Тогда те, кто утаил листовки, начали бросать их на землю. Но от зорких глаз поручика Варламова ничто не ускользало. Он приказывал солдатам, у которых были листовки, выстраиваться справа от него.

Через несколько минут рядом с ним стояло человек тридцать.

Во двор вышел подполковник Добровольский и направился к тому месту, где стоял поручик Варламов. Тот хотел пойти навстречу командиру батальона, однако побоялся двинуться с места, так как ветер мог разнести по двору листовки, на которые он наступил ногой.

Варламов доложил Добровольскому о случившемся.

Подполковник нагнулся, поднял одну из листовок, прочел и опять швырнул на землю. У него было такое лицо, словно он прикоснулся к змее. Он тихо сказал что-то Варламову. Тот достал из кармана спички и поджег несколько листовок. Бумага вспыхнула, и скоро на земле осталась лишь горстка пепла.

– Вот эти скоты, господин подполковник, – сказал Варламов, указывая на солдат, стоящих справа от него, – не только читали листовки, но и решили сохранить их себе на память.

Воцарилась тишина.

– Поручик Варламов! – громко сказал Добровольский. – Эти солдаты будут стоять здесь до тех пор, пока я не передам вам свое распоряжение. Остальные могут быть свободны. Проследите за выполнением моего приказа.