Текст книги "Восстание в крепости"
Автор книги: Гылман Илькин
Жанры:
Историческая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
Глава двадцатая
Приезд Улухана имел свои результаты: связи Бакинского комитета с революционными солдатами в Закаталах укрепились. На следующий же день листовки, привезенные Улуханом, через Гарая и Бахрама попали к Григорию Романову.
В то утро, когда Тайтс исчез, пристав Кукиев, считая его убитым, приказал произвести обыск в доме Гарая. Но обнаружив там тела Тайтса, урядник Алибек и городовые начали обыскивать другие дома на этой улице. Постепенно они приблизились к лавке письменных принадлежностей, к которой в это время подходил Григорий Романов.
Заметив городовых, солдат поспешил войти в лавочку и сделал вид, будто собирается что-то купить. Он не сводил глаз с дверей. Увидев, что городовые приближаются к лавке, он решил, что они идут за ним, и был охвачен одной мыслью: куда спрятать листовки, полученные им полчаса назад. Улучив момент, он вытащил из кармана пачку листовок и сунул их под тетради, лежавшие в стороне на прилавке.
Но Алибек и городовые прошли мимо лавки, даже не заглянув в нее.
Григорий облегченно вздохнул. Лавочник не смотрел в его сторону. Григорий вытащил пачку листовок из-под тетрадей и снова спрятал их в карман. Но одна листовка так и осталась между тетрадей.
Купив у лавочника конверт, Григорий направился к себе в казарму. Здесь его подстерегала новая неожиданность: он увидел перед воротами поручика Варламова.
"Странно, что ему здесь надо? – подумал Григорий. – Варламов зря не приходит".
Он замедлил шаг, пропустив вперед нескольких солдат. Когда те подошли к воротам, Варламов остановил их и начал обыскивать.
"Все ясно, надо уходить! – решил Григорий. – Но куда я пойду, где спрятать листовки? Несомненно, кто-то донес, что сегодня в казармы будут принесены листовки. О них знают только четверо: Виктор, Демешко, Сырожкин и я. Кто же из этих троих мог донести? Хорошо, что один только Виктор знает, что листовки в казармы должен принести я. Поэтому и обыскивают всех. Значит, Виктор не предатель. Остаются двое. Кто же из них? Сырожкин? Однажды Виктор говорил мне, что подозревает его, а я не придал его словам значения. Меня сбил с толку сам же Виктор: на другой день сказал, что раскаивается в сказанном. А вдруг не Сырожкин? Выходит, Демешко? Нет, Демешко не сделает этого, за него я ручаюсь! Этот не выдаст даже под угрозой смерти".
Казармы остались позади. Куда идти – Григорий не знал. Бродить по улице с листовками было опасно. Надо их кому-то передать.
Он вспомнил о портном Усубе и сразу пошел разыскивать его мастерскую. Но в мастерской оказался тучный городовой, мастер Усуб шил ему новый китель.
Григорий пошел дальше. Куда – он и сам не знал. И тут ему вспомнилась Роза. "Вот кто выручит меня! Эта не подведет".
Он ускорил шаги. Вот и духан. Глянув по сторонам, Григорий вошел. Народу было мало.
Роза увидела его, просияла, потом подошла и, приветливо улыбнувшись, поздоровалась.
– Не думала, что вы такой… забывчивый… – с грустью сказала она. – Все ждала вас… Ну, ладно, что будете есть? Чем угостить?
– Ничего не нужно. Мне надо поговорить с тобой наедине.
Роза обрадованно взглянула на него.
– Ты помнишь, как пройти ко мне со двора? Иди туда. Сейчас я освобожусь и приду.
Григорий вышел из духана и через двор по старой деревянной лестнице поднялся в комнату Розы. Здесь все было по-прежнему: тот же спертый воздух, тот же закопченный потолок и открытки с обнаженными женщинами на стене. Все так же капала в тазик вода из умывальника.
Григорий приподнял занавеску на окне, выходящем во двор. Во дворе никого не было. Взглянул на ходики. Гирька на конце цепочки вот-вот должна была коснуться пола. Григорий подтянул ее. Начал разглядывать открытки и вырезанные из журналов картинки, расклеенные по стене.
Скрипнула дверь, он обернулся. На пороге стояла Роза. Скрестив руки на груди, она смотрела на него и улыбалась.
– Карточки мои смотришь? Ну как? Правда, хороши?
Она подошла к нему, обняла за шею и ласково заглянула в его голубые глаза.
– А разве я сама не хороша? Ты пришел – значит, я тебе нравлюсь!
Она хотела пригнуть к себе его голову, поцеловать, но Григорий воспротивился. Он взял ее лицо в свои ладони и пристально посмотрел ей в глаза.
– Ты поможешь мне, Роза?
– Готова умереть за тебя! Я говорю правду. Я могла бы умереть за тебя.
Григорий пожал ее маленькие руки.
– Я благодарен тебе, Роза. Ты – верный друг. Никогда не забуду тебя.
– Вправду, не забудешь? – Роза прижалась губами к его щеке. – Я буду самой счастливой на свете! Ты любишь меня, Григорий?
– Роза, милая, мы после поговорим об этом! Сейчас дорога каждая минута.
– Что? Снова офицеры? Эти пьянчуги? Почему хороших людей вечно притесняют, а дрянь делает что хочет, и их никто не трогает.
– Роза, послушай, тут, под рубахой, у меня листовки! Если их найдут, меня отправят на каторгу!
– Вот почему ты пришел!.. А я думала… Но все равно – я не хочу, чтоб тебя отправили на каторгу. Не хочу!
Глаза Розы наполнились слезами, она прижалась головой к груди Григория.
– Я не хочу… Я не отдам им тебя!..
Григорий погладил ее вздрагивающие плечи, ее волосы.
"Кажется, она и правда любит меня… – подумал он. – А я ей – о листовках!.. Но что же делать?"
– Роза, я хочу передать тебе эти листовки. Спрячешь их?
Роза вскинула на него глаза, в них был упрек.
– Конечно, спрячу. Ведь они твои!
– Понимаешь, это такие нужные листовки!..
– Я понимаю, что они твои! И что я… нужна тебе только, чтоб… листовки прятать…
Григорий прижал к себе ее голову, погладил. От этой ласки Роза заплакала еще сильнее.
– Не надо, Роза, успокойся.
– Почему ты ничего не скажешь мне?
– Что, Роза?
– Одно слово. Только одно слово – и я уже буду счастлива!
Григорий взял девушку за плечи и заглянул в ее мокрое от слез лицо.
– Скажу, Роза. Обязательно скажу! У нас еще будет время! Я тороплюсь, милая…
Роза утерла глаза, попыталась улыбнуться.
– Где твои листовки?
Григорий достал из кармана пачку листовок и передал девушке.
– Но помни, Роза, если это попадет в руки городовых, всем нам будет худо, и тебе в том числе!
– Я все понимаю.
– У меня еще одна просьба к тебе: если я не появлюсь в течение двух дней, ты должна отнести эти бумаги в одно место.
– Куда?
– На главной улице, у большого карагача есть портняжная мастерская…
– Знаю, ее хозяин – худой такой, лет пятидесяти, на косу у него всегда очки…
– Правильно. Его звать Усуб. Так вот, если я два дня не приду, на третий день рано утром отнеси эти листовки ему. Только будь осторожна, смотри, чтоб не выследили!
Роза спрятала листовки в матрас.
– А теперь принеси стакан водки! – попросил Григорий.
Роза бросила на него удивленный взгляд.
– Водки?
– Да, да, водки! Сегодня я должен выпить, от меня обязательно должно пахнуть водкой!
– Ага, понимаю! Я сейчас! – Роза проворно выскользнула за дверь.
Григорий слышал, как скрипели ступеньки, пока она спускалась.
Скоро девушка вернулась. Под передником у нее были спрятаны бутылка водки и соленый огурец.
– Вот это тебе.
Она наполнила стакан.
Григорий залпом выпил и закусил огурцом. Пора было уходить. Он приподнял занавеску, выглянул во двор. У ворот стояла хозяйка духана.
– Что она там делает? – спросил Григорий.
Роза подошла к окну.
– Меня ищет. Пойду, иначе она сюда заявится.
Роза быстро пошла к двери. Григорий видел, как она выбежала во двор. Они о чем-то заговорили с Агвой, оживленно жестикулируя, потом ушли.
Подождав немного, он спустился во двор и, прижимаясь к стене дома, выскользнул на улицу. В казарму он шел, выбирая самые глухие переулки, чтобы не встретиться с патрулем.
Вдали показались казармы. Григорий решил, что, столкнувшись с Варламовым, должен прикинуться пьяным.
Он понимал, что это грозит карцером. "Ну и пусть. Иначе меня могут заподозрить в другом. Лучше карцер!"
У ворот казармы стоял только один часовой, который к тому же оказался приятелем Григория. Когда Григории подошел, тот, боязливо оглянувшись, сказал ему, что Варламов производит обыск в казармах.
В этот момент за воротами послышались шаги, калитка с треском распахнулась, и Григорий увидел поручика Варламова. Лицо у него было потное и злое.
Притворно покачиваясь, Григорий сделал к нему шаг и что-то забормотал.
– Молчать, сукин сын! – набросился на него Варламов.
Продолжая бормотать, Григорий громко икнул и шагнул за ворота.
В дверях казармы стояли солдаты, наблюдая за ними. Среди них был и Бондарчук, которому поведение Григория подсказало, что у того нет с собой ничего запретного.
Не обращая внимания на поручика, Григорий, нетвердо ступая, направился к своей казарме.
Поручик Варламов подбежал к нему и схватил за воротник. Взмахнув руками, Григорий навалился на него. Тот резко оттолкнул солдата и поморщился.
– Нализался уже где-то, свинья! Обыскать его!
Сопровождавшие поручика Варламова два солдата начали выворачивать карманы Григория, но там ничего не оказалось, кроме огрызка соленого огурца.
– В карцер! – приказал Варламов. – Держать до моего распоряжения!
Солдаты схватили Григория под руки и повели в карцер.
Романов был последним из солдат, которых отпускали с увольнительными. Поручик Варламов направился прямо к Добровольскому и доложил о результатах обыска. В конце он сообщил, что велел посадить в карцер солдата, который напился в городе.
Добровольский распорядился не выпускать "гуляку" из карцера пять суток.
– А Григорий-то молодчина, перехитрил Варламова! – шепнул Виктор, подойдя к Демешко.
Но беспокойство не покидало их: "Куда Григорий дел листовки?"
Демешко высказал предположение, что Григорий уничтожил листовки, однако Виктор не мог этому поверить.
"Не похоже на Григория… – думал он. – Наверняка листовки в целости и сохранности. Но где? Кому он мог передать их?"
Виктор и Демешко долго размышляли над этой загадкой. В конце концов они решили: раз листовки не были обнаружены в карманах у Григория, значит, они в надежных руках.
Спустя два дня Виктору стало известно следующее: Тайтс, находясь в больнице, написал подполковнику Добровольскому письмо, в котором сообщал, что из Баку в Закаталы прибыл подозрительный человек с запрещенной литературой и что, по его, Тайтса, предположению, об этом узнали некоторые солдаты батальона. Получив это письмо, подполковник Добровольский решил принять кое-какие меры; прежде всего он распорядился, чтобы солдат, возвращавшихся из увольнительной, обыскивали.
Но эта мера не дала результатов. Как обычно, Добровольский начал срывать гнев на командирах роты. Он распорядился в течение нескольких дней не отпускать в город ни одного солдата без его разрешения.
Распоряжение Добровольского озадачило Виктора и его товарищей. Это мешало реализации плана, задуманного ими, после того как связь с Бакинским комитетом была восстановлена.
Демешко, по обыкновению, очень бурно воспринял неприятное известие.
– Сколько времени я твержу вам одно и то же: пока мы не уберем подполковника, будем связаны по рукам и ногам! Можете со мной соглашаться или нет, я это сделаю! Я все беру на себя.
– Старая музыка, Демешко, – возражал ему Виктор. – Убьем одного человека, от этого ничего не изменится.
Но Демешко стоял на своем:
– Давайте попробуем. Разрешите мне азять это дело на себя. Убрать этого дьявола! Не верю я, что найдется еще хоть один такой же, как Добровольский. Ради своего престижа этот палач готов погубить весь батальон! Чего вы ждете? Скоро он всем нам набросит на шеи веревки!..
Виктор хлопнул ладонью по столу.
– Ладно! Пора кончать с подобными разговорами! Террор – не наше оружие. Мы никогда не согласимся с тобой, Демешко!
Глава двадцать первая
Роза ждала Григория два дня. На третий день утром, наведя в духане порядок, она сказал хозяйке, что должна сходить на почту, и отправилась в город.
Роза быстро разыскала портняжную мастерскую Усуба. Девушке пришлось немного подождать, так как в портняжной были люди. Как только клиенты ушли, она отворила дверь.
Уста Усуб, увидев Розу, сделал удивленное лицо и отставил в сторону утюг, которым проглаживал штанину. Где он видел эту девушку? Кажется, она прислуживает в духане грузинки Агвы…
– Что вам угодно, ханум?
Роза решила, что сначала нужно убедиться, тот ли это человек, о котором говорил Григории.
– Вы портной Усуб? – спросила она.
– Да, он самый. Чем могу служить?
"Надо еще спросить, знает ли он Григория, – подумала Роза. – Если не знает, я не передам ему листовки".
– Вам знаком солдат по имени Григорий?
Мастер Усуб никак не ожидал подобного вопроса. На мгновение он растерялся. Что это? Уж не подослали ли к нему эту особу?
– О каком солдате вы говорите, ханум? Какой такой Григорий?
Роза молчала в замешательстве. "Хорошо, что я сразу не показала ему листовки! Но ведь портного зовут именно так, как сказал Григорий. Что же делать?"
– Меня прислал к вам один солдат… Мне надо с вами поговорить…
Роза никак не решалась сказать о листовках.
Портной Усуб, явно обеспокоенный, снял с носа очки и пристально посмотрел на стоящую перед ним молодую женщину.
– Скажите, с этим солдатом что-нибудь случилось? – В голосе его прозвучала тревога.
– Нет, нет, ничего не случилось! Просто… Он велел мне прийти к вам. Дал мне поручение…
– Какое поручение? Мне сказали вчера, что их не выпускают в город.
Расставаясь с Григорием, Роза слышала от него, что, возможно, он не сможет прийти к ней, поэтому была почти уверена, что с ним не произошло ничего страшного.
– Очевидно, их действительно не выпускают, – сказала она. – Я видела этого солдата три дня назад. Он велел мне разыскать вас, если сам не придет ко мне в течение двух дней.
– Что он просил передать? – Лицо мастера Усуба по-прежнему выражало тревогу.
Роза почувствовала, что этот человек связан с солдатами, и решила, что нет надобности скрывать причину своего прихода. Она достала из-под кофты перевязанную шпагатом пачку листовок и протянула портному.
– Григорий просил передать вам это.
Мастер Усуб быстро сунул листовки под прилавок и бросил настороженный взгляд на дверь.
– Как случилось, что он передал это вам?
– Кажется, он нес их куда-то, за ним начали следить, тогда он забежал ко мне.
– Скажите, видел ли вас кто-нибудь, когда вы входили сюда?
– Нет, никто не видел. Я выждала, пока люди, что были у вас, отошли подальше, потом вошла.
– Григорий ничего больше не просил сказать мне?
– Нет. Это все.
– Вам не следует задерживаться у меня. В мою мастерскую женщины не ходят. Вас могут увидеть здесь, и это покажется подозрительным.
Роза попрощалась и ушла.
Мастер Усуб достал из-под прилавка принесенную ею пачку, развязал ее, просмотрел листовки и опять перетянул их шпагатом. Следовало спрятать листовки в надежном месте. Усуб положил их в старую водопроводную трубу, которая выходила из его мастерской наружу, а отверстие трубы завалил комьями земли. Теперь он был уверен: листовки в безопасности.
В полдень, идя домой обедать, уста Усуб зашел к Бахраму и рассказал ему о листовках, принесенных Розой.
Вначале Бахрам удивился, но потом, приняв во внимание необычную обстановку, в которой находились в последнее время солдаты батальона, одобрил действия Григория.
– Я уверен, Усуб-киши, если бы девушка, работающая в духане, не внушала доверия, Григорий не обратился бы к ней, – сказал ок. – Наверное, у него была уже возможность испытать ее.
– Но что я буду делать с листовками? Ты сам понимаешь, – в мастерской их нельзя долго держать! Опасно.
– Да, ты прав. У тебя листовкам не место. Завтра, как только Азиз пригонит стадо, я пошлю его к тебе. Передашь ему листовки.
– Хорошо, буду ждать.
На следующий день мастер Усуб дотемна задержался в мастерской. Соседние лавочки давно закрылись, а он все не уходил, продолжая работать при свете керосиновой лампы. Он успел сделать даже то, что собирался докончить утром, но Азиза все не было.
Мальчик пришел очень поздно. Уста Усуб прикрыл дверь и передал Азизу пачку листовок, которую тот сунул себе под рубаху. Затем Азиз вышел из мастерской.
Вот тогда-то Тайтс, стоящий за деревом, и бросился догонять мальчика. Азиза выручил из беды Гачаг Мухаммед, который возвращался из города, куда прискакал, чтобы передать Вейсалу-киши папаху убитого Расула.
В тот же вечер пастушонок Азиз пришел к учительнице Лалезар-ханум и, как велел Бахрам, передал ей листовки.
Когда он вернулся домой, бабушка, начавшая уже беспокоиться, долго отчитывала его. Старушка ворчала до тех пор, пока он не потушил лампу и не лег в постель. Азиз, хорошо знавший нрав бабушки, не огрызался. Да и по правде говоря, сегодня у него не было охоты вступать с ней в пререкания. Происшествие на Балакедском шоссе слишком взволновало его.
"Может, мне следовало сейчас же пойти к Бахраму и рассказать ему обо всем? – думал он. – Нет, не стоит беспокоить человека, утром расскажу".
Бабушка решила, что внук уснул, и перестала ворчать, А Азиз еще долго лежал с открытыми глазами. "Что, если тот тощий запомнил меня? Что тогда будет?! Проклятый черт!"
Утром голос бабушки разбудил Азиза. Солнце уже заглядывало в окно. Азиз понял, что проспал.
Чайник стоял на столе, рядом лежала краюха хлеба.
Но Азиз не стал сразу завтракать. Он подбежал к старому почерневшему зеркалу, что висело на стене напротив двери, отыскал в нем маленький островок, в котором еще можно было увидеть лицо, взял ножницы и начал кромсать сзади свои волосы.
Старушка вошла в комнату и, увидев, чем занимается ее внук, изумилась:
– Азиз, детка, нашел время прихорашиваться! Солнце высоко, а ты еще дома! Или хочешь, чтобы тебе досталось от людей? С чего ты вздумал подрезать свои волосы?
Прежде чем надеть на голову папаху, Азиз еще раз оглядел себя в зеркале. Да, лицо его сильно изменилось.
– Бабушка, где мои новые рубаха и штаны? – спросил он.
Старушка бросила на него сердитый взгляд.
– Зачем тебе новая одежда? Идешь пасти коров – не к невесте!..
– Эй, бабушка, ничего ты не понимаешь… Скажи, куда ты положила их, я сам возьму.
Старуха махнула рукой в сторону старенького сундука.
– Там они лежат. Бери! Только потом не проси у меня обновки!
Азиз открыл крышку сундука и достал из него аккуратно свернутые рубаху и штаны, от которых шел какой-то странный запах.
Пока он переодевался, бабушка продолжала ворчать.
– Что это ты вздумал наряжаться? Бедняк так и останется бедняком, коли у него разума мало!..
Азиз молчал. Разве мог он объяснить старой бабушке, зачем надевает новую одежду, отправляясь пасти стадо?
Переодевшись, Азиз сунул в торбу кусок хлеба и головку лука и вышел из дому.
Люди давно выгнали скотину из дворов и ждали пастушонка. Коровы мычали.
Азиз погнал стадо по улице. Но сегодня он несколько изменил дорогу, так как решил повидать Бахрама. Завернул к кузнице.
Бахрам с трудом узнал Азиза в новой одежде, как-то странно подстриженного…
Азиз рассказал кузнецу о вчерашнем происшествии.
– Мне кажется, – сказал Бахрам, – сыщик не успел разглядеть в темноте твоего лица. Однако старайся не попадаться ему на глаза.
"Кто же этот всадник, пришедший на помощь Азизу? – думал Бахрам, когда пастушонок ушел. – Азиз говорит, что не знает его, – значит, он Не из местных. Кто же это мог быть? Говорят, будто вчера в городе был Гачаг Мухаммед. Промчался по улицам, как вихрь. Что ему понадобилось в городе? Непонятно… Но, сдается мне, Азиза спас именно он. Приметы сходятся".
Глава двадцать вторая
Через пять дней, выйдя из карцера, Григорий рассказал Виктору Бондарчуку, как ему пришлось поступить с листовками.
Виктор нахмурился.
– Напрасно ты думаешь о Розе плохо, – сказал Григорий, угадав причину его недовольства. – Она верный человек. Работает в духане?.. Ну и что? Ей несладко живется. Уверяю тебя, у этой трактирной служанки чистая душа. Можешь не сомневаться. И она наверняка передала листовки Усубу!
Солдат еще не выпускали в город, поэтому после учений остаток дня они проводили в казарме. Это были трудные дни для Виктора и его товарищей. Уже много дней они не имели возможности связаться с местными революционерами. Им не терпелось узнать, выполняется ли обещание Улухана, приезжавшего в Закаталы по поручению Бакинского комитета. Если Бакинский и Тифлисский комитеты пришлют им оружие, восстание может стать реальностью. По каким образом это узнать?
В последнее время пристав и его люди развивали активную деятельность, а меры, принятые подполковником Добровольским, еще более сковывали действия солдат-революционеров. В будущем их положение могло еще более осложниться, и вооруженное восстание оказалось бы под угрозой срыва.
Дни сменялись днями, но все оставалось по-старому. Учения и казармы, казармы и учения – вот и вся солдатская жизнь. Учения проводились вдали от города, на правом берегу реки Талачай. Командиры взводов и рот свирепствовали.
В один из дней, когда рота Виктора, выйдя из города, направлялась к месту учения, ей встретилось по дороге стадо коров. Пастух-подросток сидел на камне у обочины, прижавшись щекой к пастушьему посоху. Казалось, он дремлет.
В действительности же Азиз внимательно вглядывался в лица приближающихся солдат. Глаза его искали Виктора Бондарчука. Он видел Виктора дважды, поэтому был уверен, что сразу узнает его.
Вот солдаты совсем рядом, и наконец Азиз разглядел того, кто был ему нужен. Виктор шагал в последнем ряду, это было на руку Азизу.
Послышался недовольный возглас ефрейтора.
Азиз вскочил на ноги и сделал недоуменное лицо. Ефрейтор, бранясь, крикнул ему, чтобы он убрал стадо с дороги.
Пастушонок замахал палкой, закричал на коров, которые разлеглись на дороге. Животные медленно поднимались и отходили к обочине.
Как только образовался проход, солдаты двинулись дальше.
Азиз стоял на дороге, и солдаты проходили совсем рядом, порой даже задевая его своим снаряжением. Виктор шел вторым с краю. Когда они поравнялись, Азиз вытащил из сумки кусок хлеба и протянул его Виктору.
– На солдат, возьми, – тихо сказал он. – Свежий хлеб, мягкий…
Виктор недоуменно покосился на пастушонка, но хлеба не взял. Азиз засеменил рядом с ним, продолжал совать в его руку хлеб.
– Возьми, возьми, вкусный такой, попробуй.
Солдат, шагавший рядом с Виктором, сказал:
– Бери, чего там!.. Они пекут хлеб по-своему. Понравится.
Вдруг Виктор вспомнил, что где-то видел этого парня.
"А кажется, дело вовсе не в хлебе!.." – смекнул он и, быстро протянув руку, взял у Азиза хлеб.
Солдаты засмеялись.
– Попробуем, – усмехнулся Виктор. – Может, хлеб и вправду вкусный. Спасибо, паренек.
Он поднес хлеб к носу, понюхал и положил его в карман. Теперь Виктор почти не сомневался, что в хлебе что-то спрятано. Напрягая память, он старался припомнить, где встречал этого парня, и наконец вспомнил: он видел его дважды стоящим на карауле у дома, где происходила встреча с местными революционерами. Виктор не смог сразу узнать Азиза только потому, что мальчик этим утром немало постарался, чтобы изменить свою внешность.
Когда солдаты скрылись за ореховой рощей, Азиз погнал стадо к подножию гор.
Рота добралась до места учения, и Виктор искал возможность посмотреть, что спрятано в хлебе. Опасаясь, как бы кто-нибудь из солдат не подглядел, он начал крошить в кармане хлеб. Пальцы его нащупали бумажку. Он еще не знал, что там написано, но ему вдруг сделалось удивительно весело. «Молодец, пастух! – думал он. – Деловой паренек!»
Виктору не терпелось прочесть записку. Предчувствие говорило ему, что известие из добрых, ибо скверная весть давно сама дала бы о себе знать.
Когда солдатам дали пятиминутную передышку, Виктор отошел подальше, вынул бумажку из кармана и стал читать, делая вид, будто свертывает цигарку.
Действительно, предчувствие не обмануло его. Во-первых, он узнал, что листовки попали в надежные руки, во-вторых, в записке сообщалось, что на этих днях из Баку в Закаталы прибудет оружие.
Виктор насыпал в бумажку махорки, свернул цигарку и с наслаждением закурил.
По возвращении в казарму Демешко первый заметил, что настроение у Виктора неожиданно изменилось. Всю последнюю неделю он ходил хмурый, а тут вдруг лицо его озарилось радостью, глаза стали веселыми и задорными. Если бы Демешко шел с ним утром в одном ряду, возможно, он догадался бы кое о чем. Когда они возвращались в город с учений, он обратил внимание на то, что Виктор весело шутит с идущими рядом товарищами. Все сильно устали и едва передвигали ноги, а он казался бодрым и свежим. Что это должно было означать?
Григорий тоже обратил внимание на непонятное оживление Виктора, но разве он мог догадаться, что товарищ получил приятное известие от пастушонка, встретившегося им по дороге?
А в это время из Евлаха в Закаталы ехал фургон, груженный арбузами. Управлял фургоном русский мужчина средних лет, с бородкой, какие носят местные молокане Он не выпускал изо рта большой черной трубки, которая без конца дымила. В его слегка прищуренных глазах затаилась грусть, однако движения были быстры и решительны. Он то и дело принимался что-то тихонько напевать.
Большие арбузы были переложены сеном, которое торчало сквозь деревянные ребра фургона. Видимо, молоканин ехал на утренний базар и поэтому нисколько не торопился. Возможно, ему было даже удобнее приехать в город ближе к ночи, чтобы разогретые жарой арбузы к утру поостыли.
Спины лошадей в лучах солнца отливали бархатом. Выехав из Евлаха, фургонщик ни разу не стегнул кнутом по их гладким бокам, поэтому трудно было думать, что лошади прошли столь долгий путь. Крупы их не были в поту, на губах не белела пена.
Со стороны казалось, что человек выехал на прогулку. Раз десять он останавливался, кормил лошадей овсом.
Когда же осталась позади Нуха, лошади пошли совсем медленно, – не было даже надобности давать им передышку.
Начало смеркаться. Верстовой столб показывал, что до Закатал еще десять верст.
Вот и ореховая роща осталась позади. Фургон двигался вдоль зарослей ежевики и малины.
Навстречу показался всадник, фургонщик тотчас узнал его. Всадник же, не обратив на него внимания, проехал мимо.
– Эй, добрый человек, есть хорошие арбузы!
Всадник даже не обернулся.
Фургонщик остановил лошадей и опять крикнул:
– Эй, милок, я тебе говорю! Иди отведай арбузика, прохладись! Я и денег не возьму с тебя.
Всадник будто не слышал.
– Мухаммед! – позвал фургонщик.
Всадник резким движением осадил серого коня, повернул его и подъехал к фургонщику. Тот насмешливо смотрел на него, поглаживая пальцами рыжую бородку.
– Не узнаешь? – рассмеялся фургонщик.
Мухаммед удивленно смотрел на русского, который знал его по имени. Он не помнил, чтоб они когда-нибудь встречались.
Фургонщик продолжал улыбаться. Вдруг Мухаммед спрыгнул с седла и, раскинув в стороны руки, шагнул К нему.
– Дружин! – воскликнул он, обнимая старого знакомого. – Не узнал тебя! Откуда, думаю, этот бородатый русак знает меня!
– Ты тоже изменился. И глаза грустные. Не случилось ли чего?
– Да нет, все по-старому.
Мухаммед отступил назад и оглядел Дружина с головы до ног.
– А ты заделался настоящим крестьянином. Решил навсегда поселиться в наших краях? Арбузами торгуешь? Ну и как, выгодно?
– Да, живем понемногу! – Дружин глянул по сторонам. – Слушай – не годится старым знакомым стоять на дороге, давай свернем в кусты, потолкуем чуток.
Дружин направил фургон меж кустов в небольшую рощицу. Мухаммед последовал за ним, ведя коня в поводу. Они опустились на траву под деревом. Мухаммед рассказал о городских новостях. Дружин поведал ему о том, где ему пришлось побывать за это время и чем он занимался. Он угостил Мухаммеда спелым арбузом.
Когда они расставались, Дружин отвалил в сторону несколько арбузов, приподнял солому и показал Мухаммеду спрятанные на дне фургона винтовки.
– Ну как, нравятся тебе эти арбузы? В моем огороде растет и такое!
– Торгуешь винтовками? – удивленно спросил Мухаммед.
Дружин покачал головой.
– Да нет же! Везу товарищам. Или ты забыл, я тебе еще тогда, в лесу, говорил, что буду до конца жизни помогать моим товарищам. Это и есть моя помощь. Винтовки помогут им добыть свободу.
– Но как ты им передашь их?
– Пока мы припрячем в укромном месте, а как будет нужно, они найдут их там.
– Да, я вижу, ты крепко предан своим товарищам. Проделать такой большой путь с оружием!.. Человек, который решился на это, должен обладать львиным сердцем!
На прощание они расцеловались. Мухаммед двинулся в сторону Кахи, Дружин – к Закаталам.
Дружин очень обрадовался, что Мухаммед не сразу узнал его. Это был хороший признак, – значит, в Закаталах его тоже не узнают. А ему очень хотелось повидать кого-нибудь из старых товарищей.
В город он въехал под покровом ночи. Лавки и базар были уже закрыты. Как было договорено, он направил свой фургон к кузнице Бахрама, якобы для того, чтобы подковать лошадей.
Перед кузницей сидели двое. Дружин обратился к ним:
– Скажите, люди добрые, могут ли мне здесь подковать лошадей?
Один из сидевших поднялся.
– Почему же нет? Только придется ждать до утра.
– До утра? А можно оставить здесь фургон?
– Чего ж нельзя!.. Заезжай за кузницу.
Дружин направил фургон за кузницу и остановился под большими развесистыми вербами. К нему подошли те двое, и они втроем принялись сгружать арбузы на землю.
Спустя два часа все оружие было перенесено в надежное место. Дружин опять нагрузил фургон арбузами.
Он встал на рассвете и поехал на базар. Там было еще немноголюдно. Дружин расположился в средних рядах не на видном месте. Он думал, что закончит торговать арбузами только к вечеру и за день ему удастся увидеть на базаре кого-нибудь из своих товарищей. Но все сложилось иначе. Во-первых, он распродал арбузы очень быстро, еще до полудня, во-вторых, от местных жителей он узнал, что вот уж неделю солдат не выпускают в город.
Когда торговля была закончена, к нему подошел Бахрам.
– Арбузы есть?
– Нет, опоздал, дорогой. Надо было раньше приходить!
Бахрам, понизив голос, сказал:
– Большое зам спасибо за подарок. Меня звать Бахрам.
Дружин приветливо улыбнулся.
– Могу ли я повидать кого-нибудь из моих товарищей? – спросил он.
Бахрам с сожалением покачал головой.
– Это невозможно. Уже восьмой день их не выпускают в город.
– Как бы я хотел встретиться с ними!
– Нельзя. Ваше желание понятно, но оно может привести к беде. Когда вы обратно собираетесь?
– Сегодня вечером.
– Правильно. Не задерживайтесь здесь. Сейчас в городе очень опасно. Если хотите передать что-нибудь своим торищам, скажите мне.
– Сказать хотелось бы многое. Но еще больше я хотел бы их увидеть.
– Никак нельзя. Невозможно. Передайте бакинским товарищам наш большой привет. Если увидите моего брата, – вы, кажется, знакомы с ним, – скажите, чтобы о матери не беспокоился, сейчас ей лучше. После того как Улухан ушел, городовые обшарили полгорода. Они и сейчас не прекратили поиски.