Текст книги "Восстание в крепости"

Автор книги: Гылман Илькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Глава семнадцатая

На заре со стороны крепости донесся звук горна, играющего подъем. Дневальные начали поднимать солдат.

Обычный сигнал, будивший их каждое утро, сегодня прозвучал как-то особенно тревожно… Он пронесся над городом и растаял в сером небе. Горизонт запылал, будто его подожгли. Из ярко-красного он становился огненно-желтым. Наконец из-за гор показался край раскаленного диска, и по улицам города помчались первые солнечные лучи, веселые я благодатные.

Скачала со стороны базара долетели редкие негромкие возгласы. Потом, звуча все чаще и громче, они наконец вылились в глухой монотонный гул, который все крепчал и рос.

Солдаты седьмой роты еще не опомнились от ночного происшествия. Медленно поднимаясь в гору от церковной площади к крепостной равнине, они тихо обменивались мнениями о том, как будет похоронен Погребнюк. Устроит ли Добровольский похороны рядовому солдату? Солдатам трудно было предвидеть дальнейшие события. Одни считали, что подполковник ни в коем случае не разрешит похорон, другие же, все еще продолжавшие не верить Погребнюку, допускали возможность торжественных похорон, исходя из того, что покойный-де оказывал услуги командованию батальона.

Но когда взводы под барабанный грохот выстроились на плацу, все эти предположения и домыслы солдат словно мгновенно развеял ветер.

Сразу же выяснилось, что сигнал горна, несколько отличный от того, который каждое утро поднимал солдат на учения, не имел никакого отношения к похоронам Погребнюка. Распорядок дня в батальоне ни в чем не изменился. Все шло по раз навсегда установленному расписанию.

Батальон выстроился на плацу буквой П. Бой барабанов не умолкал.

И все же кое-что не могло не обратить на себя внимания солдат. Старших офицеров на плацу не было. Обычно они вместе с солдатами ждали появления подполковника, но сегодня их еще до рассвета вызвали к нему на квартиру. Там шел военный совет.

Томительно тянулось время.

Видя, что офицеры задерживаются, фельдфебель вышел вперед и закричал:

– Снять шапки! К утренней молитве готовьсь!

Солдаты обнажили головы. "Спаси, господи, люди твоя и благослови достояние твое… Победы благоверному нашему императору Николаю Александровичу…"

Крепостную равнину оглашал монотонный гул сотен голосов.

Едва солдаты кончили молиться, как в воротах крепости показалась группа офицеров.

– Сми-и-ирно! – скомандовал фельдфебель.

Глухой стук множества солдатских каблуков – и на плацу воцарилась такая тишина, что слышен был даже скрип сапог офицеров, ступающих по влажной от росы траве.

Офицеры выстроились перед ротами. Вперед вышел высокий плечистый штабс-капитан, дежурный по батальону, Он развернул сложенный трубочкой лист бумаги, откашлялся, вскинул голову и принялся размеренно, с выражением читать приказ командира батальона.

В вводной части говорилось об "опасных мыслях и преступных действиях" отдельных солдат, Затем шел непосредственно сам приказ. Дойдя до этого места, штабс-капитан сунул палец за воротник, оттянул его, вертя шеей, словно думал тем самым придать голосу больше силы, и провозгласил:

"Учитывая вышеизложенное, приказываю:

1. Солдата Дружина за распространение внутри батальона вредных мыслей и нарушение устава и законов армии его императорского величества предать Кавказскому военно-полевому суду.

2. После семи часов вечера увольнительные солдатам давать только с моего ведома.

3. Ответственность за исполнение сего приказа возложить на командира караульного взвода поручика Варламова.

Командир 1-го Особого Лебединского батальона подполковник Добровольский".

После зачтения приказа, как обычно, производились учения. Солдат удивляло отсутствие на плацу Варламова.

Где бы он мог быть?

– Наверно, хоронит Погребнюка со своими караульными, – высказал кто-то предположение. – Для них, что собаку закопать, что человека, – все одно. Раз, два – и готово!..

Унтер-офицеры разводили взводы по своим местам на плацу.

Бондарчук чувствовал, что поручик Варламов отсутствует неспроста. "Видно, что-то затевается, – думал он. – Но что именно?"

– Степан, – окликнул он шагавшего справа Демешко. – Как по-твоему, почему не видно Варламова?

Демешко пожал плечами и, не оборачиваясь к Виктору, разразился по адресу поручика забористой бранью. Затем добавил:

– Черт их знает, кому они еще петлю готовят!

Один из солдат в последнем ряду идущего слева взвода случайно услышал их разговор. Он замедлил шаги, оглянулся по сторонам и, выждав, когда товарищи отойдут подальше, торопливо сказал Бондарчуку:

– Вчера вечером Варламов уехал в Лагодехи. Хотят этой ночью тайком отправить Дружина в Тифлис. Из Лоринского полка затребовали несколько солдат для конвоя. Нашим не доверяют…

Солдат хотел было побежать к своему взводу, но Бондарчук схватил его за руку.

– Постой. Ты это точно знаешь?

– Спрашиваешь! – усмехнулся парень. – У меня дружок в караульном взводе. Он-то и сказал. Пользуется у Варламова большим доверием. Ему известны все тайны батальона. Но сам он – душа-человек, золотое сердце.

Солдат бросился догонять своих.

Предположения Виктора подтверждались: Дружин был в опасности.

Глава восемнадцатая

Вот уже два дня жена рабочего Кара Насира, сломавшего ногу на табачной фабрике, не могла застать Гаджи Хейри в конторе.

Наконец сегодня после полудня ей сказали, что хозяин вернулся из Нухи. Женщина опять поплелась к конторе, села у дверей и принялась ждать.

Гаджи Хейри отдыхал с дороги и поэтому заявился в контору только часа через три. Поднявшись с земли, женщина вошла вслед за ним в контору и стала терпеливо ждать, забившись в угол комнаты, пока хозяин кончит разговаривать с мужчинами.

Когда те ушли, Гаджи Хейри обернулся к ней и, недовольно поморщившись, спросил:

– Эй, арвад [13]13
  Арвад – женщина; слово употребляется в обращении.


[Закрыть], ты опять пришла? Видно, не отвяжешься от меня, пока не ограбишь!

Женщина опустила на подбородок край платка, прикрывающий ее рот, и робко забормотала:

– Гаджи, если бы муж не сломал ногу, я бы не стала вас беспокоить. Будь это рука, он смог бы ходить по дворам и просить милостыню. Но ведь нога…

– Он сломал себе ногу, при чем здесь я? – грубо оборвал ее Гаджи. – Где были его глаза, когда он поднимал тюк? Смотрел бы лучше! Два месяца валяется дома, а я должен ему платить?! С какой стати? Или мой отец был должником его отца?! Объясни это мне!..

– У него же дети, Гаджи: голые, босые… Пожалейте их.

– Я при чем, что у него дети? Чем он рассчитывал их кормить, когда плодил? Или думал, что он будет плодить, а другие за него выкармливать? А? Нет у меня лишних денег, чтобы бросать их на ветер. Нет!

– Что же с нами будет, хозяин? Есть нечего…

Гаджи Хейри яростно хлопнул себя руками по бедрам.

– Мать моя, сестра моя, что ты у меня спрашиваешь? Пойди спроси у своего братца Гачага Мухаммеда! Он грабит прохожих на большой дороге. Неужели пожалеет немного денег для детей родной сестры?!

У женщины по щекам текли слезы. Она приложила к глазам край платка.

– Клянусь аллахом, Гаджи, вот уже год, как мы не видели Мухаммеда. Не знаем даже, жив ли…

Гаджи захихикал, придерживая руками большой круглый живот, словно боясь, что он лопнет от смеха.

– Они не знают, где Гачаг Мухаммед!.. Хи-хи-хи!.. Зато бедный пристав не имеет от него покоя ни днем, ни ночью! Твой брат, как невидимка, появляется то здесь, то там. А вы ничего не знаете… Так я и поверил! Мухаммед пропал! Кто же тогда средь белого дня грабит людей? Может, я?

– Да перейдут твои болезни ко мне, Гаджи. Мухаммед не грабитель. Он ни у кого не отнял и куска хлеба. Не слушайте, что болтают люди, хозяин…

– Не слушайте, не слушайте! – с издевкой передразнил Гаджи женщину. – Мы заткнем себе уши, а твои братец будет спокойно грабить нас? Так, что ли? Можно не поверить одному, другому, но ведь об этом говорят все. Нет у меня денег для сестры разбойника!

Бедная женщина долго еще умоляла хозяина, просила помочь, но Гаджи Хейри был непреклонен. Вертя в одной руке маленькие перламутровые четки, он другой то листал толстую конторскую книгу, то принимался щелкать костяшками счетов, ворча себе что-то под нос. Его огромное красное лицо было холодным и непроницаемым.

Наконец женщина, потеряв всякую надежду, достала из-под платка маленький, сложенный вчетверо коврик и расстелила его на полу перед Гаджи.

– Купите хоть это, хозяин. Дети голодают… Я не могу вернуться домой с пустыми руками.

Гаджи Хейри бросил взгляд на коврик, сотканный из тонкой мягкой шерсти. На нем был изображен эпизод из "Лейли и Меджнуна" [14]14
  «Лейли и Меджнун» – поэма великого азербайджанского поэта Низами.


[Закрыть]. Нагой Меджнун сидел в окружении диких зверей. Чуть выше из маленького окошечка выглядывала головка Лейли. Четыре бейта [15]15
  Бейт – двустишие.


[Закрыть]узорчатой каймой обрамляли рисунок.

Желая приуменьшить ценность коврика, Гаджи пренебрежительно отвернулся.

– Хорошо. Брось за перегородку. Сгодится подстилать в фаэтон.

Затем сунул руку в кассу, вынул оттуда новенькую трешницу и швырнул женщине.

Та подняла бумажку, повертела в руках. Неожиданно ее печальные, полные слез глаза гневно засверкали.

– Разве это цена, хозяин?!

Гаджи Хейри равнодушно посмотрел на женщину и пожал плечами.

– Мать моя, сестра моя, товар твой, поступай как знаешь. Хочешь оставь, хочешь унеси домой. Зачем он мне? Говоришь, дети голодают, я потому и покупаю…

Женщина некоторое время смотрела на Гажди Хейри ненавидящими глазами, затем повернулась и вышла из конторы, бормоча проклятия.

Гаджи через открытую дверь следил за ней и, когда она скрылась за углом, схватил с пола коврик и начал его внимательно разглядывать, поглаживая рукой мягкий, как шелк, ворс. Он не верил своим глазам. Какая тонкая работа!

Такой коврик можно купить только в Исфагане или Кашане. Что за краски! Горят как рубины!

В этот момент на пороге конторы показалось несколько рабочих.

Гаджи Хейри поспешно свернул коврик, положил на стоящую рядом кассу и хмуро взглянул на вошедших.

– Это еще что за новости? Чего шляетесь в рабочее время?

Вперед вышел Аршак, снял с головы шапку, стиснул желтыми от табака руками и сказал:

– Хозяин, мы пришли с вами поговорить.

Гаджи поднялся с тюфячка.

– Говорить приходите после работы.

– Нет, Гаджи, мы хотим поговорить сейчас.

Смелость молодого рабочего возмутила хозяина фабрики.

– Ты что, Аршак, опять взялся за старое? Долго будешь народ мутить?!

– Успокойтесь, Гаджи, – хладнокровно ответил Аршак. – Мы сейчас уйдем. Пришли кое о чем вас спросить. Вы знаете, хозяин, что семья Кара Насира голодает? Он сломал ногу здесь, на вашей фабрике! Разве в этом виноваты его дети? Почему же вы не хотите им помочь?

Гаджи Хейри стал терять терпение.

– Эй, Аршак, не читай мне наставлений! – процедил он сквозь зубы, теребя аккуратно подстриженные усики. – Говори короче. У меня и без тебя много дел. Очень мне нужно любоваться на твою рожу!

– Я хочу сказать, Гаджи, что вы должны помочь Кара Насиру! Таков закон…

– Довольно! – оборвал Гаджи Аршака, нервно перебирая пальцами камешки четок. – Я только что дал его жене деньги. Отстанете вы от меня?!

В разговор вмешался молодой смуглолицый парень.

– Гаджи, вы ей заплатили за коврик. Мы же говорим совсем о другом. Кара Насир стал калекой. Лежит дома, не может подняться. Вы обязаны помочь его семье.

– Да вы что, сговорились, что ли? Разве я его должник? Завтра я упаду на улице, сломаю себе ногу. Что же, я, по-вашему, должен схватить пристава за глотку, мол, гони монету, господин Кукиев, я упал в твоем городе и стал калекой? Кто же так поступает? Нет у меня лишних денег, и точка! А когда будут, я вам сообщу.

– Мы пришли говорить серьезно, Гаджи!

– А вы думаете, я с вами шучу? Тоже мне, ровня нашлась! Повторяю, ступайте работать! Я не собираюсь бросать деньги на ветер. Для чего аллах дал Кара Насиру глаза? Смотрел бы получше, так и нога была бы цела. А сломал – пусть теперь терпит. Сам виноват!

Один из рабочих сделал шаг к хозяину, намереваясь что-то сказать, но тот замахал рукой.

– Идите, идите!.. Не желаю вас слушать!..

Аршак метнул на Гаджи суровый взгляд:

– Смотрите, хозяин, потом пожалеете!

Гаджи Хейри уперся кулаками в бедра и подскочил к Аршаку, задирая голову, как петух.

– Пугаешь, армянское отродье?! Что ты мне можешь сделать? Убьешь? Или пожалуешься своему богу, чтобы меня в рай не пустили?! Идите, идите…

Рабочие, видя что с хозяином нет смысла спорить, вышли из конторы и направились к фабрике.

У ворот Аршак столкнулся с портным Усубом.

– Усуб-даи? – удивился он. – Каким ветром тебя сюда занесло?

Портной глянул по сторонам, переждал, пока товарищи Аршака войдут в фабрику, и тихо сказал:

– Ищу вас.

– Что случилось?

Уста Усуб еще больше понизил голос:

– Приходил Бондарчук. Есть срочное дело. Не могу нигде найти Бахрама. Или он куда уехал?..

Аршак знал, что Бахрам не мог покинуть Закаталы, не предупредив об этом его.

– Не беспокойся, Усуб-даи, – сказал он. – Бахрам в городе и не собирается никуда уезжать. Наверно, пошел к кому-нибудь из заказчиков.

– Тогда разыщи его после работы, и вместе приходите ко мне в мастерскую. Буду ждать.

Заметив на пороге конторы хозяина фабрики, портной громко воскликнул:

– Сколько можно тянуть, дорогой?! Раз я выполнил заказ, вовремя за ним приходи. У меня ведь тоже семья. Она есть хочет. Эх, народ! Какое мне дело, что у тебя нет денег?! Не надо было тогда заказывать!

– Успокойся, Усуб-даи, – в тон ему ответил Аршак. – Потерпи еще дня два. Если даже не разживусь деньгами, влезу в долг, а заказ заберу.

– Хорошо, но предупреждаю: если через два дня не придешь, ждать не буду, продам. У тебя нет денег, а мои дети должны голодать?! Эх, народ!

В этот вечер уста Усуб в своей мастерской с закопченным низким потолком долго ждал Бахрама и Аршака.

Стемнело. Прохожих на улице становилось все меньше. Вот она совсем опустела. А друзья все не появлялись.

Торговцы по соседству давно позакрывали лавки и разошлись по домам. Только двери портного Усуба были распахнуты настежь.

Наконец стало так темно, что уста Усубу пришлось зажечь лампу. "Бог знает что могут подумать!" – тревожился он. – Чего, скажут, он сидит?.. Кого ждет?"

И в самом деле, кто-то из знакомых, заметив с улицы склонившегося над шитьем портного, шутливо спросил:

– Эй, уста Усуб! Выручку сосчитать не можешь? Если надо, помогу!

Портной поднял голову, но шутника уже и след простыл.

"Что бы ни было, подожду еще часок! – решил он. – Но почему ребята так запаздывают? Хотя бы Аршак пришел. Я же ему лично сказал… Может быть, с обоими стряслась какая-нибудь беда?"

Неожиданно в дверях выросла фигура квартального. Защищая глаза рукой от яркого света керосиновой лампы, он оглядел мастерскую, увидел портного и, фыркнув в усы, хрипло спросил:

– Чего не закрываешь? Или заснул?

Уста Усуб вскочил с места и внимательно посмотрел поверх очков на городового.

– Сейчас закрою. Сейчас… Вот приберу только…

Городовой расправил усы, подтянул старенький сползающий ремень, на котором висела шашка, и погрозил пальцем:

– Поздно, поздно! Живо закрывай и иди домой спать. Слышишь?

– Сию минуту, господин городовой, сию минуту!

Квартальный вобрал в плечи и без того короткую бычью шею, важно заложил за спину руки и двинулся вниз по улице, грузно переваливаясь с боку на бок.

Усубу хорошо был известен нрав этого старого городового. Он знал, что через несколько минут страж порядка вернется назад и проверит, закрыта мастерская или нет. Итак, оставаться здесь было нельзя.

Он убрал под прилавок куски материи, недошитые шаровары, весь свой нехитрый портняжный инвентарь, потушил лампу и вышел из мастерской.

Кроме маячившей неподалеку фигуры городового, на улице никого не было. Фигура эта то исчезала в темноте, то появлялась, попадая в неяркие полосы света, падающего из окон домов.

Уста Усуб повесил на дверь мастерской замок и на минуту задумался. На сердце у него было неспокойно. Что делать? Куда идти? Где искать друзей?

Мастер решил пойти к Бахраму домой. "Может, Айше-гары что-нибудь знает? – подумал он. – Наверно, Бахрам говорит матери, куда уходит. Нет, но где же эти парни могли пропасть? Что они, цыплята, которых можно украсть на улице?"

Уста Усуб переходил с тротуара на тротуар, вглядываясь в лица одиноких прохожих. Те испуганно шарахались в сторону, не понимая, что от них надо постороннему человеку. Портной извинялся: "Простите, я обознался!" – и шел дальше. Он миновал ряды лавок и стал подниматься наверх.

Улочки верхней части города были темны и пустынны. Ни в одном из окон не горел свет. Жизнь здесь замирала почти сразу же с наступлением сумерек.

Когда Уста Усуб проходил по узенькому переулку, усыпанному мелким гравием, со стороны церковной площади донесся глухой цокот подков. Он остановился, прислушался и определил, что едут несколько всадников. Им овладело любопытство. Всадники приближались. Портной прибавил шагу, вышел к церковной площади и остановился у большой чинары.

Четверо конных проехали мимо церкви и стали подниматься по каменистой тропе к крепостной равнине, Одного из них уста Усуб узнал: это был поручик Варламов, высокомерный офицер, который часто появлялся на улицах города, возглавляя военный патруль, и которого солдаты батальона изрядно побаивались. Остальных он не разглядел.

Судя по тому, как кони медленно и тяжело поднимались по тропе, ведущей к крепости, портной заключил, что они прибыли издалека. Ему вспомнился сегодняшний разговор с Бондарчуком, и он понял, что это как раз и есть тот конвой, что прибыл из Лагодехи за Дружиным, томящимся в карцере.

Сердце у него сжалось. Выходит, он не успел вовремя передать Бахраму просьбу солдата. "Если всадники увезут этой ночью Дружина, я буду мучиться до конца дней своих!" – подумал уста Усуб и почти бегом припустился к дому кузнеца.

Но Бахрама и дома не оказалось. Мать была одна. Она сидела на тюфячке в углу и при свете небольшой керосиновой лампы щипала шерсть. Старушка сказала портному, что Бахрам вместе с Аршаком два часа назад поехал в село Мухаг на свадьбу к одному из своих друзей и, очевидно, там заночует.

Услыхав это, портной облегченно вздохнул и привалился к косяку двери: "Разумеется, свадьбы никакой нет. Ясно, они отправились выполнять просьбу Бондарчука. Но кто им передал ее? Откуда они узнали?.. – раздумывал Усуб. – Ведь с Аршаком мне не удалось толком поговорить! Несомненно одно: если бы они не знали о просьбе Бондарчука, они пришли бы ко мне в мастерскую. Значит, им все известно. Но знают ли они про конный конвой, только что прибывший из Лагодехи? – Им опять овладело беспокойство. – Может быть, заключенного увезут не под утро, как предполагает Бондарчук, а раньше? Тогда все рухнет".

Простившись со старой Айше, уста Усуб вернулся домой. Но до самого рассвета он не сомкнул глаз, ворочаясь с боку на бок.

Глава девятнадцатая

В то время как портной Усуб, томясь беспокойством, ждал Бахрама и Аршака у себя в мастерской, друзья были уже далеко от города и пробивались во тьме звериными тропами по лесу, который не имел конца-края и покрывал склоны Кавказского хребта.

Бахрам шел впереди, припоминая дорогу, которой его несколько недель назад везли люди Мухаммеда. Хотя у него тогда и были завязаны глаза, но эту местность он хорошо знал с детства и поэтому легко ориентировался. По рассказам дровосеков ему было известно, что в последние дни Гачаг Мухаммед опять разбил лагерь в этом лесу.

Аршак шагал за Бахрамом следом, с берданкой в руках, все время держа палец на спусковом крючке и чутко прислушиваясь к малейшему шороху: в горах водились хищные звери.

В ночном лесу было мрачно и сыро. Все труднее стало продвигаться вперед. Порой тропинка совсем терялась в дремучих зарослях. Длинные ветви огромных карагачей, сплетаясь, образовывали непроходимую стену. Толстые стебли дикого Плюща, как крючки, хватали путников за ноги, за плечи, за голову. Из-под земли то здесь, то там вырастали каменные глыбы, поросшие густым мхом, которые могли послужить укрытием целому войску.

Зловещий вой волков и шакалов леденил кровь. Из кустов то и дело выпархивали ночные птицы и исчезали в непроглядной тьме.

Близилась полночь.

Бахрам и Аршак выбились из сил, но продолжали идти ее дальше в глубь гор.

Скоро небо начало как будто светлеть.

Аршак задрал голову и пробормотал:

– Странно, до утра, кажется, еще далеко. В чем же дело?

– Сейчас появится луна, – объяснил Бахрам. – Она на ущербе и поздно встает. Видишь, верх горы будто в вареве.

Вдруг где-то впереди заквакали лягушки. Запахло гнилью. Бахрам остановился и несколько раз жадно потянул носом воздух.

– Болото! – радостно воскликнул он. – Значит, мы верно идем! Сейчас будут камыши.

Бахрам не ошибся. Не прошли и ста шагов, как начались камышовые заросли. Лягушки встретили их дружным кваканьем. Аршак, с детства не переносивший эти звуки, заткнул пальцами уши. Затем нагнулся, поднял с земли камень и швырнул в болото. Лягушки тотчас замолчали. В лесу воцарилась таинственная тишина.

Немного передохнув, друзья двинулись по правой стороне болота, раздвигая руками хрустящие камыши. "Да, я не ошибся, – думал Бахрам. – Скоро выйдем на поляну".

Наконец из-за горы выплыла луна. На узенькую тропу, по которой двигались Бахрам и Аршак, легла узорчатая сетка, сотканная из лунного света, падающего сквозь густую листву деревьев. В камышовых зарослях по левую сторону, словно осколки разбитого зеркала, поблескивали лужицы стоячей воды.

По сырой земле идти стало легче, хотя к подошвам сапог прилипали тяжелые куски глины.

Тропинка взяла круто вправо, и болото осталось позади.

Неожиданно справа, в густом кустарнике что-то зашуршало. Бахрам и Аршак вздрогнули. Аршак быстро направил берданку на кусты. Бахрам, не спуская глаз с зарослей, отвел рукой ствол ружья вниз и приложил палец к губам, делая товарищу знак молчать.

Шорох прекратился. Но сейчас же совсем с другой стороны раздался окрик:

– Ни с места! Кто такие?

Бахрам и Аршак замерли. Кричали не из-за кустов, а откуда-то сверху.

– Я спрашиваю, кто такие? – повторился окрик. – Отвечайте, не то стрелять буду!

Голос шел из густой кроны стоящего у тропинки дуба. Бахрам задрал голову, пригляделся и увидел в ветвях дерева человеческий силуэт.

– Нам нужен Мухаммед, – сказал он. – У нас к нему дело.

– Сколько вас?

– Двое.

– За вами никто не идет?

– Нет, не беспокойтесь. Нам нужен Мухаммед. Хотим поговорить.

Послышался другой голос, на этот раз из-за кустов, за которыми друзьям почудился минуту назад шорох:

– Бросьте ружье и отойдите на пять шагов назад!

Бахрам кивнул Аршаку. Тот положил берданку на траву. Оба отошли назад.

Через минуту из зарослей вышел высокий мужчина в большой овечьей папахе, надвинутой на самые глаза. Бахраму показалось, что это Гачаг Мухаммед.

Подойдя ближе, мужчина грубо спросил:

– Так кто вы такие?

– Я – кузнец Бахрам, а это – мой товарищ Аршак.

– А-а-а! Араз-оглы! Выслеживаешь нас?

Только сейчас Бахрам понял, что перед ним не Мухаммед, а Расул.

– Может быть, ты привел за собой солдат? Чего тебе здесь надо? Или понравилось у нас?

– Солдат я за собой не привел, – спокойно ответил Бахрам. – Нам нужен Мухаммед. У нас к нему дело.

Расул тихонько свистнул. Раздался треск веток. Гачаг, сидевший на дереве, спрыгнул вниз и по приказу Расула обыскал ночных гостей. В карманах у Бахрама и Аршака ничего не оказалось. Гачаги повели их перед собой.

Луна скрылась за облаками. Шли они долго. В темноте трудно было ориентироваться, но Бахрам сообразил, что Расул уводит их в сторону от поляны, на которой он не так давно подковывал гачагам лошадей.

"Может быть, они переменили место стоянки? – подумал он. – Нет, едва ли… Да и дозор выставлен на старом месте.

В сердце Бахрама закралось подозрение. Он остановился и повернулся к прозожатым.

– Чего стал? Шагай!.. – сердито приказал Расул.

– Мы идем совсем в другую сторону, – ответил Бахрам. – Доставь нас немедленно к Мухаммеду.

– Ого, Араз-оглы! Да ты, кажется, и место нашей стоянки знаешь? – В голосе Расула прозвучала угроза. – Или захотел, чтобы твоя мать проливала по тебе слезы? Как ты смеешь так разговаривать?! Иди, иди, не задерживайся.

Бахрам твердо решил не двигаться с места. Он тронул за руку недоумевающего друга и шепнул:

– Ни шагу, Аршак. Они нам ничего не сделают.

Видя, что кузнец и его товарищ продолжают стоять, Расул опять прикрикнул на них, на этот раз тише. Бахрам почувствовал: гачаг сдерживает себя, словно опасаясь, что их кто-то услышит. Это придало ему смелости.

– Видно, Мухаммед где-то рядом, – снова шепнул он Аршаку. – Боятся его… – И закричал что было силы. – Ведите нас к Мухаммеду! К Мухаммеду! У нас к нему срочное дело!

Казалось, лес вздрогнул и проснулся от этого возгласа, Высокая старая липа зашумела листвой у них над головами.

Расул растерялся. Ему хотелось броситься на этого упрямого кузнеца, свалить на землю и зажать рот рукой. Но он ограничился тем, что зло прошипел:

– Заткнись!

Воцарилась тишина.

Бахрам увидел, что Расул пригнулся к своему товарищу и что-то шепчет. Почуяв недоброе, он опять хотел громко крикнуть, но не успел. Рядом в зарослях можжевельника раздался пронзительный свист, Расул сунул в рот пальцы и дважды коротко свистнул в ответ.

Через минуту весь лес огласился разбойничьим свистом, похожим на завывание волчьей стаи. Стало ясно, что они окружены.

Когда свист смолк, Бахрам услышал справа от себя шорох и треск валежника. Кто-то шел по лесу в их сторону.

Скоро на тропинке появилось несколько человеческих фигур.

– Что случилось? Кто такие? – спросил на ходу рослый мужчина в бурке.

Бахрам узнал приятный голос Гачага Мухаммеда. Боясь, как бы Расул не стал плести про них какие-нибудь небылицы, он поспешно сделал несколько шагов навстречу и сказал:

– Это мы, Мухаммед! У нас к тебе важное дело.

Атаман сдвинул на затылок большую лохматую папаху и некоторое время внимательно разглядывал пришельцев.

– А-а-а, это ты, Араз-оглы! – узнал он наконец кузнеца. – Здравствуй, здравствуй! Зачем пожаловал к нам? Кто это с тобой?

Голос Мухаммеда звучал ласково и приветливо, словно он встретил старого приятеля.

– Это Аршак. Да ты, наверно, знаешь… Сын цирюльника Айказа.

– Как не знать? Покойный часто скреб своей тупой бритвой вот эту щетину, – пошутил Мухаммед и добавил: – Славный был человек! – Затем пригляделся к Аршаку и участливо спросил: – Кажется, у него было три сына?

– Да, я старший, – ответил Аршак.

Гачаги, слушавшие издали этот разговор, на всякий случай держали ружья наготове. Расул, который только что кричал на ночных гостей и угрожал им винтовкой, не смел теперь даже приблизиться.

– Ну, выкладывай, Араз-оглы, – сказал Мухаммед. – Зачем пришел? В чем дело? Что тебя к нам привело в такой поздний час?

Бахрам бросил взгляд на людей Мухаммеда.

– Я хочу поговорить с тобой наедине.

– О-о-о! Видно, у тебя серьезное дело. Что ж, идем!

Мухаммед двинулся вперед. Бахрам и Аршак последовали за ним.

Они шли узенькой каменистой тропой между кустов можжевельника, под высокими развесистыми грабами.

Скоро Бахрам увидел знакомую поляну, которая в свете вновь вынырнувшей из-за облаков луны показалась ему гораздо шире и просторнее, чем в прошлый раз.

Вот уже более получаса Мухаммед разговаривал с ночными гостями, сидя на пеньке под низеньким, сплетенным из веток навесом. Пахло свежескошенной травой и полынью.

Атаман был задумчив. Он колебался.

Неподалеку, на расстеленных бурках и архалуках, лежали человек пять гачагов и вполголоса переговаривались. Никто не спал. Очевидно, все ждали конца беседы предводителя с двумя пришельцами, неожиданно и неизвестно с какой целью пожаловавшими к ним в лес.

Желтовато-рыжая луна, похожая на большой лимон, заливала поляну молочным светом. На другом конце поляны паслись стреноженные кони, фыркая, отгоняя хвостами назойливых москитов. Когда завывание волков и шакалов раздавалось совсем близко, они тревожно прядали ушами, тихо ржали и били о землю копытами спутанных передних ног.

Наконец очнувшись от раздумий, Мухаммед поднял голову и спросил Бахрама:

– А ты точно знаешь, что конвой будет состоять только из трех-четырех солдат?

– Да, абсолютно точно. – Вопрос Мухаммеда Бахрам воспринял почти как согласие и сразу приободрился. – Ведь не станет же одного арестованного сопровождать целая армия.

Мухаммед через плечо испытующе посмотрел на Бахрама. Лицо у кузнеца, казавшееся при свете луны еще более бледным и утомленным, было спокойно и сосредоточенно, а глаза светились такой страстью, таким непоколебимым упорством, что атаман не выдержал и улыбнулся.

– А чем этот солдат провинился? – спросил он после небольшой паузы. – Какое совершил преступление?

– А чем провинился ты, Мухаммед? Его вина точно такая же. У всех нас одно горе. Жизнь тяжелая. Разве не так? Он учил солдат, что беда идет не от аллаха, а от царя. Довольно, говорит, терпеть, давайте объединимся, станем плечом к плечу, сбросим царя с трона, тогда, говорит, все мы вздохнем свободно, заживем счастливой жизнью!

Мухаммед удивленно посмотрел на Бахрама.

– Смотрите, какой смелый! – улыбнулся он. – Но ведь царь-то далеко, до него не доберешься. А он хочет его с трона спихнуть!

– Ты прав, до царя добраться трудно. Но это если человек один. А когда сплотятся все вместе, – тогда другое дело! Сначала объединятся и поднимутся здешние солдаты. К ним примкнут солдаты других городов. Народ станет на сторону солдат. Так, глядишь, и до Петербурга доберутся. Царь и глазом не успеет моргнуть, как слетит с престола. Говорят, если вздохнуть всем народом – ветер будет. А от стрельбы из-за угла, в спину – толку мало. Этим делу не поможешь. Тут надо стать в круг, как это делают быки в момент опасности. Тогда только и можно подцепить волков на рога.

– А что он говорил, когда его заковали в цепь? Продолжал опять на своем? Или…

– Конечно, стоял на своем. Иначе и быть не может. Уж таковы революционеры.

– Значит, не отказывается от своих слов. Хоть убей! Так, что ли?!

Бахрам кивнул головой.

– Именно так. Каждый день побои, пытки, морят голодом, но он тверд как скала.

– А если ему петлю на шею накинут? Что тогда? Устоит? По-прежнему будет твердить, мол, давайте свергнем царя?

– Устоит, обязательно устоит! По мы, его товарищи, не хотим, чтобы ему на шею накинули петлю. Мы хотим, чтобы такие, как он, жили и сами набрасывали петлю на шеи господ.

Наступило молчание. Мухаммед опять задумался. Гачаги не слышали их разговора, но по озабоченному виду Мухаммеда догадывались, что речь идет о чем-то серьезном и атаман никак не может принять окончательного решения.

Наконец Мухаммед поднял голову и решительно сказал:

– Хорошо. Я согласен. Только знайте, горе тому, кто вздумает устроить Мухаммеду западню! Я разыщу предателя хоть на дне морском, и вот эта рука покарает его без пощады!..