Текст книги "Человек из Вавилона"

Автор книги: Гурам Батиашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Послушай меня, Занкан, этих людей интересует, как этот рос склонил тебя на свою сторону, что ты получил взамен за то, что скрыл его недуг и нанес удар нашей стране! – Голос высокого напоминал Занкану воронье карканье.

«Абуласан может прибегнуть и к другому средству: соберет народ – в основном горожан, – внедрит в нее своих людей, они и будут изнутри управлять толпой, и перед лицом этой массы заставит меня сказать то, что ему нужно… Все так устроит, что… царица и амирспасалар… узнают, но не от него, а от толпы, как Занкан предал свою царицу и свою страну…»

– Похоже, он вместе с водой проглотил свой язык! Ты будешь говорить?! – разозлился хрипун.

Высокий повернулся к нему:

– Дай ему подумать, это не так-то просто сделать! – Потом обратился к Занкану: – Вспомни все, Занкан, особенно, какую цену заплатил Боголюбский за твое молчание. – Тут он снова обратился к хрипуну: – Разве сам ты не был покорным слугой роса? Впрочем, обещай он мне столько благ, и я бы не отказался!

«Нельзя лгать ни царице, ни амирспасалару… Возьми я на себя всю вину, я развяжу тем самым руки Абуласану. А сколько еще вреда может он принести Грузии! Надо было с самого начала отказать ему, помешать проворачивать свои делишки…»

– Занкан! – рявкнул высокий, потеряв терпение и грозно сверкнув глазами.

Занкан снова уставился на него укоряющим взглядом.

– Я тебе прямо скажу, – тихо, со значением произнес тот, – ежели ты не выполнишь волю господина…

«Началось», – подумал Занкан и сощурил глаза.

Высокий дрогнул под этим взглядом.

– Я не хотел этого, Занкан, о тебе я ничего, кроме хорошего, не слыхал, и Господь свидетель, я этого не хотел.

Занкан улыбнулся, и высокий увидел в его улыбке жалость к нему. Наступила пауза.

– Занкан! – произнес высокий и, не услышав ответа, повторил: – Занкан-батоно!

Занкан продолжал смотреть на него с состраданием даже тогда, когда высокий сделал несколько шагов к нему и занес правую руку. В глазах Занкана мелькнул ужас. «Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой!»

Высокий нанес ему косой удар по шее, и Занкан без чувств рухнул на тахту.

– Раздень его и брось в колодец! – нехотя приказал он.

– Раздеть, что он невеста? Так и брошу, в одежде теплее будет!

– Как хочешь, можешь не раздевать, только убери его отсюда.

Хрипун взвалил Занкана на спину, вынес во двор, подошел к колодцу и бросил вниз.

Плюхнувшись в ледяную воду, Занкан тут же пришел в себя. Почувствовал под ногами землю, скорее камни. Дно колодца было усеяно валунами. Он попытался встать на один из них. Нога заскользила по склизкой, поросшей мхом поверхности, но он не упал, успел ухватиться за стенку колодца.

Вода доходила ему до колен, вокруг царила кромешная тьма – хоть закрывай глаза, хоть открывай – все одно.

– Э-ээ! – закричал Занкан.

– Чего-нибудь желаете, Занкан-батоно? – раздался сверху голос высокого.

– Иха! Чего он хочет? – Это уже голос хрипуна.

– Что вы творите, Бога не боитесь? – крикнул Занкан и тут же разозлился на себя – разве можно заговаривать с ними о Боге?

– Вот этот молодой человек последит за тобой. Коли вспомнишь, как Боголюбский просил тебя сохранить его честь, позови. Ты должен вспомнить и то, что получил за эту услугу. А нет, так кричи сколько влезет, ты упал в колодец, и никто тебя не услышит, а если и услышит… – высокий рассмеялся.

Занкан напряг всю свою волю. Он раскрыл руки, пытаясь определить ширину колодца. Правая уперлась в камни, левая – в корни дерева. Он замер. Ежели корни крепкие, может быть, удастся вылезти?!

«Интересно, что это за дерево?» Стал шарить по стене, нашарил корни, они были мелкие, ломкие. «Здесь должен быть и толстый корень». Он продолжал шарить, но не нашел. Стало холодно. «Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой!»

Холод лютым зверем накинулся на него. Он стал притоптывать ногами по мшистому камню и не переставал взывать к Господу: «Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой! Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой! Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой!»

– Что ты бормочешь? – крикнул сверху хрипун.

– Хуша лекезрати, адонаи, текушати!

– Что? Я не понял!

Занкан успокоился, а в спокойствии – сила.

– Дрожишь? – спросил хрипун.

– Не очень… А вот ты зря убиваешь себя на этом холоде… зря студишь яички, молодому человеку это ни к чему.

– Что ты там говоришь, я не слышу!

– Молодому человеку негоже студить яички, это очень вредно! Ну, бросили вы меня в колодец, а дальше что? Что будете делать теперь? – Он умолк.

«Что другое остается Абуласану? Либо лишить меня жизни, либо же отдать себя на заклание, в лучшем случае покинуть Грузию… В Грузии ему уже не жить… Но собой так не жертвуют… Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой!»

Мечурчлетухуцеси

Когда высокий привлекательный, исполненный гордости и высокомерия Абуласан, с таким изяществом носивший грузинский национальный костюм вошел к амирспасалару Саргису Мхаргрдзели, тот, подавив улыбку, отодвинул мутаки, встал с тахты и предложил гостю кресло. Сам снова опустился на тахту, придвинул к себе мутаку и, опершись о нее локтем, воззрился на главного казначея. На губах его блуждала едва заметная улыбка, но взгляд говорил о том, что он весь внимание. Абуласан не заставил себя ждать – сдвинув брови, он осведомился, какая судьба ждет Занкана Зорабабели, какова будет кара за то, что он, можно сказать, одурачил царский дарбази и саму царицу.

– Ты ведь помнишь, – доверительно напомнил он, – как он предстал перед вельможами, как нахваливал русского княжича, утверждая, что о лучшем зяте и помечтать нельзя, но ты не знаешь, как он превозносил Боголюбского в беседах со мной!

Амирспасалар, который вдруг прикрыл глаза, так что у Абуласана невольно закралось сомнение, уж не задремал ли он, вскинул голову и сказал, да, он не знает об этом и, может быть, Абуласан расскажет ему поподробнее, но, не дождавшись ответа гостя, выпрямился, положил мутаку на колени и спросил:

– Разве это он пел хвалу Боголюбскому?

– А откуда мы прознали об этом росе! Зорабабели ездит по разным странам, повсюду имеет своих людей, он и привез нам известие о нем. Сперва внушил мне симпатию к нему, а потом стал умолять меня дать ему выступить перед дарбази: такую радостную весть сообщу, что вы, де, расщедритесь на пять деревень – не меньше – в подарок мне.

Амирспасалар какое-то время не отрывал от Абуласана пристального взгляда, затем опустил голову и долго не поднимал глаз, словно внимательно изучал каждый цветок на паласе. Главный казначей опять было подумал – не задремал ли он, но амирспасалар поднял голову и как бы между прочим заметил:

– Что-то я стал забывчив, уже и не вспомню, по-моему, ты знал Зорабабели со времен Двинского сражения, в котором ты снискал себе славу. Он и тогда любил приврать?

Абуласан улыбнулся, поправил платье и проникновенным тоном произнес:

– Вас обычно мало волнуют заслуги других людей, я принимал участие не только в Двинском сражении, но и в тысяче других, верой и правдой служил своему отечеству. Молодые люди сегодня думают, что только они могут размахивать саблями, а у людей постарше она проржавела. А кто создавал это огромное государство? Сегодня об этом не помнят! – На лице Саргиса Мхаргрдзели вновь промелькнула улыбка, так настораживающая Абуласана.

– Почему же ты ему поверил, Абуласан, сам говоришь, почти не знал его, почему же ты так легко доверился незнакомому человеку?

Абуласан поднялся и стал над амирспасаларом, подавив сухощавого невысокого Мхаргрдзели своими габаритами.

– О-о, это хороший вопрос, амирспасалар, – Абуласан, по обыкновению, не спешил, – хороший, но разве ты не знаешь, кто еще претендовал на руку нашей солнцеликой царицы? Алексей Комнин – племянник императора, изгнанный из Византии, но тем не менее византиец. Стало быть, снова отдавать Грузию на милость Византии? Не хватит ли? Византийцы только и могут, что повелевать и указывать, я не забыл ни Василия Второго, ни Константина Восьмого! Довольно, сколько терзали они грузинскую землю! Мы ничем не хуже их, и сабля у нас так же остра, и мысль мудра! А кто такие росы сегодня? Слабосильные, никому не ведомые… впрочем, завтра, возможно, Русь заявит о себе как новая Византия.

– Ты правильно мыслил, Абуласан, если все так и было, все верно! – с улыбкой отвечал амирспасалар. Он хотел было похлопать его по плечу, но до плеча не достал и похлопал пониже лопаток.

– Конечно, так и было! Нам надо действовать, Саргис! Я слышал, Зорабабели бежал из города, думает укрыться от гнева царицы. Надо спешить, может быть, он еще не успел выбраться за пределы города, надо послать людей, найти его!

– А где искать? Может быть, посоветуешь, где именно? – Амирспасалар устремил на него такой простодушный взгляд, что Абуласан замер – ему очень хотелось разгадать его намерения. «Неужели он не искал его? Неужели ему все равно? Не может быть, не может быть, чтобы он не знал о его исчезновении, но почему он притворяется, что бездействует?» Абуласан не знал, что ответить амирспасалару. «Я должен заставить его искать беглеца, пусть ищет, пусть потрудится, пусть его люди собьются с ног. Он, он сам должен объявить: предатель родины, царицы сбежал, затаился».

– Укрылся, верно, среди своих соплеменников, где же еще! – наконец ответил Абуласан, а про себя подумал: «Хорошо бы перетрясти дома нескольких иудеев… Чем сильнее они перетрусят, тем активнее будут действовать против Зорабабели».

– Ежели он сбежал, тут уж ничего не поделаешь, – услышал он обреченный голос амирспасалара. Тот все еще производил впечатление дремлющего человека. Главный казначей Грузии, способный предугадать умысел кота, никак не смог понять намерений амирспасалара.

– Нет, мы должны найти его, должны вернуть, он обязан ответить за свои действия перед царицей и царским дарбази. – Амирспасалар широко зевнул. «Он дурачит меня, – подумал Абуласан, – по всему видно, дурачит». Абуласан ничего не понимал. А вслух сказал: – Ежели Боголюбский страдал каким-либо недугом, его имя вообще не должно было упоминаться в царском дарбази, а ежели об этом стало известно позднее, Занкан обязан был поставить нас в известность.

– Ты прав, – коротко согласился амирспасалар и снова зевнул, а потом лениво добавил: – Может быть, ты его поищешь?

«Почему он это сказал? – мелькнуло в голове у главного казначея. – Сам не хочет искать? Не хочет или делает вид, что не хочет?»

– Согласен, батоно, – после паузы проговорил Абуласан, – ежели он не оставил город, я его найду, но ваши люди справятся с этим гораздо быстрее! Не зря вы несете на своих плечах всю мощь нашей страны!

– Ну о чем ты говоришь, какая еще там мощь! Мы обыкновенные люди. – Саргис Мхаргрдзели снова зевнул. «Что-то часто он зевает, – подумал Абуласан, – уж не спазм ли у него?» – Ладно, раз ты считаешь, что лучше этим заняться мне, пошлю своих людей. Стало быть, ты говоришь, что он находится среди иудеев? – продолжил амирспасалар.

– Мне сказали, что он исчез из города – скрывается от гнева царицы, но я думаю, а вдруг он еще в городе? А ежели в городе, наверняка прячется у своих.

Амирспасалар закрыл глаза. Через некоторое время открыл и сказал:

– А не может быть наоборот? Он знает, среди евреев его легко найти, и предпочел укрыться у своих грузинских друзей?

– Может быть, и так. Скорее всего, так и есть! Он уж постарался бы запутать след, но я все же думаю, что он среди иудеев.

– А может, он у тебя? – спросил вдруг амирспасалар, широко открыв глаза и с улыбкой глядя на Абуласана.

– Нет! – вскрикнул пораженный Абуласан.

– Что ж, нет так нет, – тихо проговорил амирспасалар и поднялся. Какое-то время постоял молча, затем сказал: – Только вот ты посидишь пока здесь в переднем покое, – и, взяв Абуласана под руку, он не спеша препроводил его туда.

Выкупленный или отбитый?

Занкан Зорабабели потерял счет времени, он не знал, сколько часов прошло с тех пор, как его бросили в колодец. Было темно – хоть глаз выколи, наверху ни звезд, ни луны.

Он вновь обратился к Господу. Мысль о Боге придавала ему силы. Он чувствовал себя не таким одиноким, зарождалась надежда на спасение.

Вдруг издали донесся какой-то шум, казалось, где-то вдали, за горами бушевала огромная толпа народу. Гул становился все отчетливее. Он перестал призывать Бога и прислушался. Звук шагов, негромкие выкрики, отдельные фразы – все говорило о том, что толпа людей подступила к калитке. У Занкана сжалось сердце.

– Выходите, вы, разбойники! – послышался чей-то голос.

– Выдайте нам Занкана, не то разнесем здесь все в щепки!

Наступила тишина, но ненадолго.

– Разбойники! Головорезы!

– Всех перебьем!

И в дверь домика, сложенного из речной гальки, полетел первый камень. Потом они посыпались, как град во время грозы.

Занкан понял, евреи пришли вызволять его, но по голосу никого не узнавал.

Что-то упало ему на голову, он поднял глаза, но ничего не увидел.

– Хватайся за веревку, быстрее! – Это был высокий.

Занкан схватился за веревку. Его вмиг вытащили из колодца.

– Нагнись, нагнись, я сказал, а то получишь камень в голову! – Занкан пригнулся. – Сюда, сюда, бегом, бегом! – приказал высокий и рванул за дом. В руке у высокого сверкнул кинжал. «Надо подчиняться, иначе мне конец, – подумал Занкан, – но толпа ведь знает, что я здесь?!»

– Быстрее, тебе говорят! – хрипун сзади толкнул его в спину, Занкан увидел, что и у него в руке кинжал. «Убьют, тело спрячут, потом скажут, никого здесь не было!» – пронеслось у него в голове.

Они забежали за дом. «Здесь тоже есть выход?» – подумал Занкан, и тут раздался рев толпы:

– Вон они!

– Разбойники, куда тащите Занкана?!

– Они окружили нас! – прошептал высокий.

– Похоже на то, – откликнулся хрипун.

– Сюда, бегом, бегом! – приказал высокий и, схватив Занкана за рукав, бросился к дому.

Мерклый свет лучины по-прежнему освещал комнату.

– Ну что, явились твои спасители? – с улыбкой произнес высокий.

– Ничего, скоро и к нам подойдет подмога, переждем здесь.

В комнату ввалились два латника, те самые, которых высокий оставил сторожить подступы к дому.

– На что это похоже? Так вы нас охраняли? – взвился высокий.

– А что нам было делать, нас поймали, связали, целая армия напала на нас!

– Раззявы!

– Плохи дела, если мы сейчас же не выпустим Занкана, они все здесь разнесут, и нам не поздоровится.

– Они послали человека к амирспасалару, Занкана, де, похитили, помогите!

– К амирспасалару?! – Высокий со злостью вонзил кинжал в столешницу.

– Прирежем его сейчас же! – прорычал хрипун.

– Дурак, не смей его трогать! – крикнул высокий и, обращаясь к остальным двум, спросил: – Сколько их там?

– Дом окружен с четырех сторон, но во двор они не заходят, ждут людей амирспасалара. Ежели, говорят, выдадите нам Занкана, мы вас не тронем. Надо спешить!

– Уходи, – высокий открыл настежь двери, – давай убирайся!

– Ты что – спятил? – хрипун бросился к двери, захлопнул ее. – А господину что ответишь?

– Заткнись, придурок! – высокий отшвырнул хрипуна на тахту и вновь повернулся к Занкану: – Я сказал тебе, иудей, уходи!

Занкан не трогался с места. Высокий подскочил к нему, схватил за руку и стал тащить к двери:

– Убирайся, еще есть время, сгинь отсюда!

– Нет, – спокойно отвечал Занкан.

– Что-о? – опешил высокий. – Что ты сказал?

– Сегодня ты лишил меня свободы и теперь уверен, что моя жизнь принадлежит тебе. Если сейчас я получу свободу с их помощью, – Занкан протянул руку в сторону двора, за оградой которого толпилась масса людей, – завтра ты попытаешься вернуть себе то, что эти люди у тебя отняли.

Высокий ничего не понимал. Он смотрел на Занкана в полном недоумении.

– Чего ты хочешь, иудей?

– Хочу купить свою свободу!

– Чего-о?

– Продай мне мою свободу!

– Их вправду не поймешь! – Высокий повернулся к хрипуну: – Что ему нужно?

Хрипун поднялся с тахты.

– Я уже сказал тебе, что нужно делать: прирежем его здесь же и дадим деру. Его нельзя оставлять в живых.

– А я сказал: нет! Такой грех на себя не возьму!

– А господину что скажешь? Какой ответ дашь?!

– Не знаю, но убивать не стану!

– Оставишь его в живых, навредишь господину…

– Поспеши мне на помощь, Господи…

– Если мы его прирежем, он ничего уже не скажет…

– Уходи, иудей, не испытывай судьбу! – Занкан не шевельнулся. Высокий бросился к нему: – Убирайся, сгинь отсюда!

– Я не желаю, чтобы ты завтра пытался вернуть себе то, что сегодня отнимает у тебя этот народ.

– Нет, никто тебя больше не тронет!

– Продайте мне мою свободу. Сколько серебра хотите? Я предпочитаю отнятому купленное.

– Люди амирспасалара вот-вот будут здесь! – В голосе латника звучала тревога.

– Не уходит он, так уйдем мы! Поспешим!

Высокий бросился к двери, распахнул ее и крикнул в темноту:

– Эй, иудеи! Оставляем вам вашего Занкана, а мы уходим, дайте нам пройти!

Именно в этот момент хрипун рванулся к Занкану. В занесенной руке у него сверкнул кинжал, но Занкан был начеку, он сделал несколько шагов ему навстречу и схватил хрипуна за правую руку. Тот не ждал этого выпада, и Занкан скрутил ему руку, как белье после стирки.

– Прирежьте его, прирежьте, говорю вам! – кричал хрипун.

– Идиот! – Высокий вырвал у него из руки кинжал.

– Мы вам свое сказали, остальное нас не касается, – один из латников направился к двери, но выйти не успел, в комнату ворвались люди амирспасалара.

– Ни с места! Не шевелиться!

Латники амирспасалара мгновенно приставили всем к горлу кинжалы, никто даже пикнуть не успел.

– Кто из вас Занкан? – спросил один из латников.

– Я, – тихо ответил Занкан и наконец отпустил хрипуна.

Люди амирспасалара разоружили высокого и его компанию и приказали им следовать за ними.

Латники пошли впереди пленных. В дверях высокий остановился и обернулся к Занкану:

– И все же я не жалею, что не убил тебя.

Они вышли, и Занкан остался в комнате один. Мерклый свет лучины уже не казался таким зловещим. С его одежды все еще стекала вода.

– Занкан, Занкан! – звали его иудеи.

– Где ты, Занкан, покажись!

А у Занкана не было сил сделать шаг к двери.

Амирспасалар

Абуласану, похоже, придется провести всю ночь в переднем покое. Он должен знать, что происходит здесь. Удобно устроившись в кресле, он видел всех посетителей амирспасалара. Вот прошествовал молодой человек в рясе. «Странный человек, этот амирспасалар! То рясофоры ходят к нему, то монахини!» Но тут его внимание привлекло выражение лица амирспасалара – еще несколько минут назад зевающий, почти дремлющий Саргис Мхаргрдзели сурово отчитывал молодого рясофора – глаза его, казалось, метали искры. Но вдруг лицо его озарилось улыбкой. «Кого он увидел?» – подумал Абуласан и приметил в конце коридора чью-то фигуру. В бледном свете свечей, укрепленных на стенах, он не мог узнать идущего. Абуласан напряженно вглядывался в медленно приближавшуюся фигуру. И тут его как громом поразило. Он даже приподнялся в кресле, но чья-то рука легла ему на плечо. Над ним стояли два молодых человека в рясах. И один из них не просто положил ему руку на плечо, а надавил с такой силой, что у главного казначея потемнело в глазах. Тем не менее он продолжал вглядываться в фигуру. Да, это был он, Занкан Зорабабели!

Высоко подняв голову, широко улыбаясь, Занкан приближался к амирспасалару. Амирспасалар также с улыбкой приветствовал его. Зорабабели покорно склонил перед ним голову, приложился к его плечу. Амирспасалар, в свою очередь, приложился к плечу Занкана, что-то сказал, а потом точно так же взял его под руку, как некоторое время назад – Абуласана.

Оба направились в конец коридора. Шли не спеша, о чем-то беседуя, порой даже останавливаясь ненадолго. Дойдя до конца коридора, повернули обратно и направились к приемному покою, где над головой главного казначея Грузии стояли два молодых рясофора.

«Что за черт, где я нахожусь, в Сиони или во владениях амирспасалара?» – вертелось в голове у Абуласана. Он злился на себя, не время сейчас думать об этих глупостях, черт с ними, с этими рясофорами, но никакая другая мысль не шла в голову.

Беседующие подошли к приемному покою и на пороге остановились, беседа продолжалась, негромкая, неторопливая. На лицах отражались то улыбки, то удивление.

С чем только не сталкивался Абуласан в течение своей долгой и тревожной жизни, какие только испытания не преодолевал, но такое бессилие, такую растерянность и полное отсутствие способности соображать он никогда не испытывал. Бессилие едва не подвигло его на дерзость – он решил наброситься на тех двоих, что стояли на пороге покоя, и разрубить кинжалом на куски. Он глазами измерил расстояние, разделявшее их, даже провел рукой по рукояти кинжала. И уже собрался было вскочить и с гиканьем, как на поле боя, наброситься на сладко беседующих хозяина и гостя, как молодой человек в рясе с улыбкой спросил:

– Что? – и ничего больше. Второй, стоящий слева, промолчал, только бросил на Абуласана презрительный взгляд.

«Не скрывает своего презрения. И руку держит на рукояти кинжала. Знак того, что боится меня. А трус страшнее храбреца – храбрец не действует сгоряча, а на что может толкнуть страх, никому не ведомо. Этот, – Абуласан посмотрел в другую сторону, – стоит молча, не шевелясь, не поймешь, трус он или храбрец».

Молодой человек, державший руку на кинжале, которого Абуласан причислил к трусам, улыбнулся ему. Абуласан ответил улыбкой на улыбку… и неожиданно принял такое решение, что в иной ситуации оно очень развеселило бы его. Сунув руку за пазуху, он нащупал мошну, полную серебра, и развязал ее. «Кто польстится на серебро, тот мне не страшен. Я справлюсь с тем, кто останется со мной. А если оба бросятся за серебром? Прекрасно! Амирспасалар и иудей будут моими!» – Абуласан вынул из-за пазухи мошну и бросил на пол. Она упала в пяти шагах от него и горсть монет рассыпалась по полу. Ни один из его стражей не дрогнул. Они только с улыбкой переглянулись.

– Серебро! – беспомощно протянул Абуласан.

– Сейчас соберешь или попозже? – тихо спросил тот, кто держал руку на рукояти кинжала. Абуласан не шевельнулся. Он сидел неподвижно, уставившись в одну точку, еле сдерживая ярость, словно то, что сейчас происходило в этом доме, его не касалось. В бледно освещенном коридоре показались два силуэта, которые, приближаясь, сливались в одно целое. Кто они?

Абуласан напряг зрение. Вот они приблизились, медленно, шаг за шагом. Ах! Абуласан узнал Парнавазисдзе и Джорджикисдзе. Вельмож сопровождали два молодых рясофора. Вельможи выглядели потерянными, поникшими. Абуласан почувствовал головокружение. Комната медленно поплыла, потом закружилась. Молодые люди в рясах как будто стали пританцовывать. Главный казначей прикрыл глаза, схватился за ручки кресла и взмолился Господу: не дай мне упасть! Нет, лучше он заколет себя, пронзит кинжалом, чем допустит, чтобы амирспасалар и Занкан увидели его распростертым на полу! Да и соратники его находятся здесь же!

Сколько времени он держал глаза закрытыми? Он не мог сказать… Наконец открыл их, но лучше бы он продолжал пребывать во мраке. Убеленный сединами Парнавазисдзе в полной растерянности медленно снимал с себя пояс с саблей и кинжалом, вот он снял его и, не поднимая головы, передал парням амирспасалара. Джорджикисдзе же стоял, заложив руки за спину, насмешливо глядя на Парнавазисдзе. Амирспасалар негромко произнес несколько слов – Абуласан не расслышал, но увидел, как Джорджикисдзе, убрав с лица насмешливую улыбку, начал снимать с себя пояс с оружием. Рясофоры куда-то унесли сабли и кинжалы соратников Абуласана. А амирспасалар протянул руку Занкану.

«Похоже, прощаются, – подумал Абуласан и бросил косые взгляды на молодых людей, стоявших по бокам, – может быть, настал момент обнажить саблю? Оружие унесено. Если я крикну, Джорджикисдзе не будет стоять сложа руки. Я возьму на себя амирспасалара и Зорабабели, обоих свяжем…»

И, недолго думая, Абуласан с оглушительным криком «Бей его!» вскочил с места, выхватил саблю и с воплем помчался на амирспасалара. Тот повернулся к нему лицом, на губах у него играла усмешка – его обрадовало, что главный казначей голодным диким зверем с занесенной саблей несется на него, но Абуласан так и не добежал до амирспасалара – один из рясофоров сорвался с места и прыгнул ему на спину – тот самый, кто стальными пальцами недавно впился ему в плечо. И сейчас он поступил точно так же, чертов сын! Вскочил ему на спину и, как гиена, схватил его за горло.

Нет, не добежал Абуласан до амирспасалара, у самых дверей рухнул на колени, как бык с вырванным горлом. Не выдержал наскока молодого парня в рясе, его железной хватки. Лежа на полу, он увидел, как Саргис Мхаргрдзели вкладывает кинжал в ножны, а Занкан с грустью смотрит на него. Нога парня в рясе давила ему на спину, прижимая к полу, когда Саргис Мхаргрдзели прощался с Занканом.

Шаги Зорабабели стихли в конце коридора, и воцарилась тишина. Вельможи продолжали стоять молча, опустив головы. Амирспасалар бросил долгий взгляд на лежавшего на полу Абуласана – глубоко сидящие глаза его метали искры гнева. «Ты же умирал, как хотел спать, все зевал и зевал, как столетний старец… Чуяло мое сердце, ты хитрый лис, но я не поверил самому себе».

До слуха Абуласана донесся голос амирспасалара:

– Поднимите его!

Абуласан присоединился к своим понурившимся соратникам, но стал в стороне и головы не опустил.

– Бросьте их в яму!

Абуласан окинул надменным взглядом Джорджикисдзе и Парнавазисдзе.

– Чего носы повесили! Мы остановили Византию на пороге Грузии!

Амирспасалар улыбнулся, услышав его:

– Бедная Византия!

– Дай мне поговорить с царицей!

– Царица не священник, чтобы выслушивать твою исповедь!

– Я, главный казначей Грузии, желаю видеть царицу!

– Ты уже не главный казначей. Ты предатель Грузии! – Амирспасалар перевел взгляд на понурившихся вельмож. – Царица вовсе не желает наказывать вас, но она твердо уверена: государство, не карающее своих предателей, больно, а царице нужна здоровая Грузия, – и он снова обернулся к Абуласану: – Пояс с оружием сам снимешь?

– Никогда!

– А я советую снять самому, так будет проще.

– С меня снимут оружие предатели Грузии, и я напомню тебе об этом, когда ты станешь бывшим и будешь валяться у меня в ногах.

Амирспасалар сделал знак молодому рясофору. Тот подошел к нему, подождал, но Абуласан даже не дрогнул. Тогда он взялся за его пояс, не отрывая при этом от него пристального взгляда. Абуласан не двигался. Смотрел перед собой застывшими глазами. Рясофор снял с него оружие и стал в сторонке.

– Увести, приговор будет завтра! А этого – в яму с водой, – амирспасалар указал на Абуласана.

По знаку рясофоров пленные, волоча ноги, пошли по коридору. Сделав несколько шагов, Парнавазисдзе остановился.

– Амирспасалар Саргис! – Мхаргрдзели повернулся к нему. – Могу я передать несколько слов для царицы?

– Говори! – после паузы тихо ответил амирспасалар.

Парнавазисдзе заговорил не сразу.

– Старый Парнавазисдзе, – наконец негромко произнес он, – переживший правление не одного истинного государя, поздравляет царицу Тамар с действительным восшествием на престол. Доныне царский двор был вынужден мириться со своеволием непокорных вельмож. Сегодня Тамар положила этому конец.

По лицу Абуласана скользнула ироническая улыбка. Парнавазисдзе бросил на него враждебный взгляд и продолжил путь. Он шел, заложив руки за спину, шел тяжело, так, словно, кроме него, никого в коридоре не было.

Джорджикисдзе следовал за ним, высоко подняв голову.

Перед мысленным взором Абуласана предстали его предки с отсеченными головами, выколотыми глазами, вырванными языками, и он чувствовал, как тоненькая струйка холодного пота стекает у него по спине.