Текст книги "Спутники смерти"

Автор книги: Гуннар Столесен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

4

Доктор психологии Марианна Стуретведт была немного старомодной, миловидной женщиной лет сорока. Волосы светлыми волнами лежали на плечах. Правильные черты лица, высокие скулы. Острый взгляд смягчали заметные морщинки вокруг глаз, какие бывают у часто улыбающихся людей. Одета она была просто: светлый кардиган, коричневая юбка, на шее – нитка жемчуга.

Ее кабинет находился в конце набережной Страндкайен, и из окон были видны Брюгген, башня Розенкранца и Хоконсхаллен, а с другой стороны – Скансен и Флёйен. Я бы сам не отказался от такого кабинета, будь у меня возможность выбирать.

На набережной, как обычно в это время дня, была пробка в сторону Осане. На склоне возле церкви Девы Марии виднелось новое здание музея, выстроенное на месте археологических раскопок после пожара 1955 года.

Марианна Стуретведт встретила нас в приемной, перед кабинетом. Она на секунду поймала взгляд Яна-малыша, который, после того как его усадили в автомобиль, снова сделался молчаливым, как канатоходец.

– Привет! – улыбнулась она нам и ласково положила руку ему на плечо. – Ну что, малыш, мы с тобой подружимся, а?

Он молча смотрел на нее с прежним каменным выражением лица.

Она повернулась к нам:

– Нам с мальчиком надо поговорить с глазу на глаз… Но, может, вы хотите мне что-нибудь рассказать?

– Да, – ответил я. – Пожалуй, сначала мы с вами побеседуем.

– А я пока посижу с Яном-малышом. Мы с ним журнальчик почитаем, правда? – улыбнулась Сесилия.

Она уселась вместе с парнишкой на диван в приемной и взяла со столика первый попавшийся еженедельник. Мы с Марианной удалились в ее кабинет.

Комната была обставлена в ее стиле, то есть очень просто: рабочий стол со стулом, напротив – мягкое кожаное кресло для посетителей, вдоль стены – кушетка для пациентов, которые предпочитают лежать во время консультации. Над ней висел небольшой, лишенный всякой претенциозности прелестный пейзаж: море, горы и покрытый лесом склон. Это был фрагмент йольстерской картины Аструпа,[3]3
  Николай Аструп (1880–1928) – известный норвежский художник, много писавший окрестности родного города Йольстер.


[Закрыть] всем известный сюжет «весенней ночи», где мужчина и женщина работают в поле, а вокруг цветут яблони, и на водной глади играют отблески лунного света. Мы не стали садиться. Она посмотрела на меня с легкой улыбкой:

– Итак?…

– Нам не так уж много известно. Они остались дома вдвоем с отцом, которого потом нашли мертвым внизу лестницы, ведущей в подвал. Когда пришла мать, мальчик стоял в углу и рыдал. И нам он не сказал ни слова, пока… – Я на секунду умолк.

– Да?

– Ну… пока мы не стали усаживать его в машину, чтобы ехать к вам. Тогда он сказал: «Это мама сделала».

– Вы сообщили полиции?

– Нет. Ведь мать сейчас в больнице: нервный срыв. После такого… ей, возможно, понадобится не один день, чтобы прийти в себя. К тому же…

– Еще что-то, что мне следует знать?

– Я должен проверить, но мне кажется, что Ян-малыш был их приемным сыном. Я видел его раньше.

И я рассказал вкратце все, что помнил о том июльском дне три с половиной года назад, когда меня прислали в квартирку в Ротхаугском жилом комплексе.

– Так. А о приемных родителях есть какая-нибудь информация?

– Нет. Фамилия их Скарнес. Свейн и Вибекке. Вот и все, что я знаю. Но жили они в особняке в районе Вергеландсосен, это говорит об уровне их доходов. Семья не из бедных.

– Они жили втроем? Родственники? Братья, сестры?

– Как я понял, нет.

– Ну что ж, давайте разбираться. Я посмотрю, удастся ли мне справиться с его замкнутостью. Но слишком давить на ребенка я тоже не хочу. Вы с Сесилией подождите, хорошо?

С этими словами мы вышли в приемную. За окном начало смеркаться. Зажглись уличные фонарика огоньки автомобилей стали похожи на разорванное жемчужное ожерелье. Одна жемчужина откатилась далеко к Осане. Первая попытка установить с мальчиком контакт Марианне не удалась, тогда она отвела его в кабинет и прикрыла дверь.

Мы с Сесилией остались вдвоем. Она сидела на диване и листала журнал, хотя он вовсе не отвечал ее вкусам. Я это понимал, потому что знал Сесилию с 1970 года: дамский журнальчик с названием «Сирена» никак не вязался с ее образом убежденной феминистки.

Выглядела она как типичный социальный работник: короткая стрижка, овальные очки в металлической оправе, лицо без косметики. На ней была простая белая блузка, светлый пиджак, темно-коричневые, слегка поношенные бархатистые брюки и черные туфли без каблуков. Судя по выговору, она родилась где-то на юге, в Рёдале, может, в Одде. У нас были прекрасные товарищеские отношения, которые приобрели новый смысл, когда Беата ушла от меня. С одной стороны, между нами установилось такое доверие, какое бывает лишь между старыми друзьями. И в то же время мы как будто отдалились друг от друга, так как в полном соответствии с женской солидарностью Сесилия считала, что права, безусловно, Беата. Жена жаловалась на то, что по долгу службы меня слишком часто не бывает дома по ночам. А ведь большинство этих ночей я провел именно с Сесилией, разыскивая по улицам убежавших из дома детей и подростков.

– Как ты думаешь, он сказал правду? – спросил я.

Она на мгновение встретилась со мной взглядом, будто хотела разглядеть там ответ, а потом пожала плечами:

– Не знаю. Скорее всего выдумал.

– А мы хоть что-нибудь знаем о его родителях?

– Нет, времени не было выяснять… Да нам и нужно просто-напросто доставить его в Хаукендален, разве нет?

– Да, но…

– Вечно ты хочешь копнуть поглубже, Варг, – мягко улыбнулась она.

– Такой вот я любопытный. К тому же… мне кажется, я уже с ним встречался.

– С Яном-малышом?

– Да. – И я рассказал ей о том, что произошло в июле 1970-го.

– В этом нам точно надо разобраться, – сказала Сесилия, когда я закончил. – Тут я с тобой согласна.

И она снова принялась рассеянно листать журнал. Я понял, что ей нужно поразмыслить обо всем этом, и принялся рассматривать картины, висевшие на стене. Вернее, фотографии: старые снимки Бергена, в основном района Воген, но были еще несколько изображений Мюребрюггена и Площади. Фотоаппараты тех лет не могли четко передавать движущиеся предметы, поэтому прохожие на этих снимках получились смазанными, с размытыми силуэтами – точь-в-точь привидения. Над гаванью виднелся лес мачт: в тот день там было тесно от яхт, а по набережной сновали посыльные и грузчики с мешками и бочками на плечах. Другой город, другое время и совсем другие проблемы.

Прошел почти час, прежде чем дверь в кабинет снова отворилась. Марианна Стуретведт осторожно вывела Яна-малыша в приемную. Она посмотрела на нас поверх его головы и покачала головой.

– Ян-малыш не хочет сегодня с нами беседовать, – сказала она дружелюбно, похлопывая его по плечу. – Дадим ему отдохнуть. Думаю, что больше всего ему сейчас нужно съесть сладкую плюшку и выпить чашку горячего шоколада.

Я кивнул и спросил:

– Можно от вас позвонить?

Она показала на кабинет:

– Пожалуйста.

Я вошел туда. Красивый письменный стол был аккуратно прибран, никаких записей, если она и делала их в ходе беседы с Яном-малышом, не было видно. Я полистал свою записную книжку и набрал номер Хаукендаленского детского центра, куда я в большинстве случаев и отправлял детишек, обнаруженных при подобных обстоятельствах.

Трубку снял сам заведующий – наш коллега Ханс Ховик. Я обрисовал ситуацию и сказал, что мы выезжаем. Он пообещал организовать к нашему приезду горячий обед для мальчика.

Я не упустил возможности заглянуть в телефонный справочник Марианны.

Имя Свейн Скарнес стояло без указания профессии. Его супруги Вибекке вообще не было. Зато рядом я нашел рекламу «Скарнес Импорт». Фирма была зарегистрирована по адресу их жилого дома, телефон – их домашний, около которого значилось: «Свейн Скарнес, генеральный менеджер». Что он там импортировал – оставалось неясным.

Я снова вышел в приемную. Марианна Стуретведт и Сесилия тихо говорили о чем-то, стоя у окна. Ян-малыш стоял неподалеку от них с прежним отсутствующим выражением лица. Я вошел и сразу встретился с ним взглядом. На мгновение мне показалось, что он хочет что-то сказать. Я ободряюще улыбнулся и кивнул ему, но он так и не произнес ни звука.

– Ты голодный? – обратился я к нему.

Он еле заметно кивнул.

– Поехали снова на машине?

Он кивнул энергичней.

– Я переговорил с человеком по имени Ханс. Он сказал, что, когда мы к нему приедем, он приготовит нам поесть, – повысил я голос, привлекая внимание обеих женщин.

– Я и сама не отказалась бы от бутербродика, – отозвалась Сесилия.

Марианна Стуретведт сказала, что будет ждать Яна-малыша, чтобы поговорить с ним, но только, как она выразилась, «когда у него самого будет такое желание». Мы поблагодарили, попрощались и отправились к автомобилю, который я припарковал на той стороне набережной, прямо напротив подъезда.

Вскоре после этого мы пристроились к хвосту длиннющей пробки на шоссе в сторону Осане, которой никак не могли избежать. Древняя, как мир, охота к перемене мест, бурлящая в крови у любого человека, – вот так, наверное, объяснили бы эту пробку антропологи.

Во время поездки мы были ну просто как одна семья, причем самая обыкновенная: никто из нас не проронил ни слова. Самому мне было о чем подумать. И еще я все пытался вспомнить (впрочем, тщетно) фамилию настоящей матери Яна-малыша. Его фамилию.

5

Хаукендаленский детский центр располагался в закоулках петляющей между скал улицы Хестхаугвеген, на высоком кряже прямо напротив Мюрдальского леса и Гейтанюккен – одной из гор, отделяющих Осане от моря. Этот район, который когда-то считался настоящим захолустьем, был в 1972 году при слиянии коммун присоединен к городу. Сегодня он был застроен коттеджными поселками, многоэтажками, здесь открылись торговые центры, работали школы. Окраины безудержно разрастались, а предложение расширить дорогу было признано местным управлением экономически невыгодным, и вместо этого решили строить шоссе. А пока эти планы оставались планами, мы тащились в пробке со скоростью пешехода: сначала вверх до конца Осавеген, а потом, все так же медленно, до съезда на Тертнес, так что, пока мы добрались до Хаукендален, Ханс Ховик уже несколько раз подогревал нам обед.

Ханс Ховик был здоровенным парнем лет тридцати пяти: под метр девяносто ростом, что называется, косая сажень в плечах. Вид при этом имел добродушнейший, особенно при встрече с теми, кто по разным причинам именно под его крылом вынужден был искать себе пристанище. Мечты Сесилии о еде были исполнены в лучшем виде: он накрыл стол для всех троих в столовой центра – светлом зале, серые бетонные стены которого были украшены жизнерадостными расписными тарелками. По дороге туда мы прошли мимо подростков, которые пинали мячик на парковке недалеко у входа. В игровой комнате, судя по звукам, сражались в настольный хоккей: шайба с громким стуком ударялась о борта и плоских пластмассовых спортсменов.

Угостили нас густым лапскаусом – национальным блюдом из мяса и картофеля – со свежим деревенским хлебом. Мы запивали еду водой из кувшина, а на десерт Ханс предложил горячий шоколад, кофе и домашнее печенье.

Ян-малыш ел совсем мало. Он сидел, ковырял у себя в тарелке, скептически разглядывал кусочки мяса, но кружочки нарезанных сосисок все-таки отправлял в рот. Мы старались не обращать на него внимания, но разговаривать о нем, пока он сидел с нами, конечно, не могли. Пришлось беседовать на профессиональные темы, ведь мы все были социальными работниками: у Ханса был десятилетний опыт, у нас с Сесилией поменьше, причем она начала работать года за два до меня.

Когда с едой было покончено, Ханс покосился на нас и сказал:

– Было бы неплохо, наверное, если бы кто-нибудь из вас побыл тут, пока мальчик не заснет.

Сесилия кивнула и посмотрела на меня.

– Я останусь, у тебя же…

– Она оборвала себя на полуслове.

Да, действительно. Тех, о ком она хотела сказать, больше не было в моей жизни. Дома меня никто не ждал.

– Прекрасно! – сказал Ханс.

Я посмотрел на Яна-малыша. Шесть – шесть с половиной. Томасу было два с половиной. Удивительно, что взрослый человек может быть настолько зависимым от этих крошечных существ! Вот вы общались с ним каждый день, а потом – все, пустота. Могут появиться другие привязанности, но это место в сердце никто не заполнит. Никогда.

Я вздохнул, и Сесилия взглянула на меня виновато, как бы прося прощения за свою оговорку.

– Ну что, я тогда поехал? – спросил я у нее.

В соседней комнате зазвонил телефон, и Ханс пошел снять трубку. Сесилия подошла ко мне:

– Прости, Варг. Я не хотела…

– Да брось! Все нормально.

Ханс вернулся со словами:

– Это из полиции. Просят кого-нибудь из вас.

– О'кей, я подойду, – ответил я на кивок Сесилии и вышел в коридор, где стоял телефон-автомат.

– Алло. Это Веум.

– Говорит инспектор Муус.

– Слушаю вас.

– Ситуация изменилась. Мы приехали в больницу, думали, что эта женщина, Вибекке Скарнес, пришла в себя и можно с ней побеседовать. Но ее там не оказалось.

– Что?

– Сбежала. Пустая койка, никаких следов.

– Вы начали ее искать?

– А вы как думаете? Короче, мы тут считаем, что за мальчиком надо приглядеть. Пока мы ее не найдем.

– Понимаю. Я поговорю с Ховиком. Если он не сможет, то я возьму это на себя. Держите нас в курсе.

– Хорошо.

Я повесил трубку и вернулся к остальным.

– Ну что, – улыбнулся я Яну-малышу, – не пора ли тебе ложиться спать? Как думаешь?

Он посмотрел на меня откуда-то издалека, из страны, куда взрослому дороги нет. Иногда я бы хотел там оказаться, но пути туда закрыты. Для большинства из нас – навсегда.

За те минуты, пока мы относили тарелки на кухню, я рассказал Хансу и Сесилии о том, что произошло. Мы пришли к единому мнению, что Сесилия должна остаться и даже переночевать в одной комнате с Яном-малышом, а Ханс предупредит охранников.

– Но как она может узнать, где мальчик? – поинтересовалась у меня Сесилия.

– Не знаю, но такая вероятность существует. Я вот что думаю – поеду-ка я обратно в Вергеландсосен на случай, если она вдруг там объявится.

– Но… – Она удивленно взглянула на меня. – Разве этим не полиция должна заниматься?

– Угу.

Вместо комментария Сесилия закатила глаза.

Ханс повел Яна-малыша показывать, где тот будет ночевать, а мы последовали за ними. Спальня находилась на другом этаже. Там помещались две кровати, стол со стульями посреди комнаты и двустворчатый шкаф. Окно выходило на горный склон. На стене висела одна-единственная картинка, которую я с трудом, но вспомнил: я видел ее, когда сам был маленький. Там были изображены ребятишки, прятавшиеся в лесу под гигантским мухомором, намного выше их ростом. Уж не знаю почему, но ни сейчас, ни в детстве мне это не казалось забавным.

Вид Яна-малыша вызывал у меня беспокойство. Он по-прежнему был пугающе безучастным, и я сказал Сесилии, что, если назавтра он не придет в себя, нам, видимо, придется свозить его к врачу. Она кивнула, причем довольно снисходительно, чтобы показать, что кому-кому, а ей я мог бы этого и не говорить.

Сесилия осталась с Яном-малышом наверху, чтобы уложить его спать. Сам я вслед за Хансом спустился вниз, в столовую. Звуки настольного хоккея утихли. Теперь из игровой комнаты был слышен работающий телевизор, правда, я не разобрал, что за программа.

Перед тем как уехать, я снова поднялся наверх, чтоб пожелать спокойной ночи мальчику. Ему выдали пижаму, а Сесилия нашла на полке книжку, которую уже принялась ему читать. Он лежал с открытыми глазами, но слушал или нет – было непонятно.

– Спокойной ночи, Ян-малыш, – тихо проговорил я.

Он не ответил.

Я ободряюще хлопнул Сесилию по плечу и снова спустился вниз.

Ханс проводил меня до машины и расплылся в улыбке, когда ее увидел.

– Как ты умещаешься в этой консервной банке, Варг?

– Лучше, чем ты думаешь, – ответил я. – А вот тебе тут места и впрямь не хватит.

Он стоял и смотрел, как я усаживаюсь в автомобильчик. Я взглянул на него, и мне показалось, что он чем-то озабочен.

– Что-то не так?

Он пожал плечами:

– Это можно назвать производственной травмой, Варг. Несколько лет в нашей профессии – и ты тоже почувствуешь нечто подобное.

– И на что это похоже?

– Потеря иллюзий. А еще мысль о том, с какой легкостью взрослые расстаются с детьми, которых они позвали в этот мир.

– Да.

Мы кивнули друг другу, и я завел мотор. Взглянув на него в зеркало заднего вида, я удивился, до чего он выглядел потерянным – как огромный плюшевый мишка, забытый ребенком. Ребенок давным-давно вырос и уехал, а мишка остался, и с ускользающим временем у него теперь всегда немного натянутые отношения.

Квартиру на Мёленприс я оставил Беате. Самому мне пришлось переехать в однокомнатную в районе Фьелльсиден, на Тельтхюссмёэт. Но туда я не поехал. Я, как и сказал тогда Сесилии, отправился в Вергеландсосен.

6

В тот год февраль выдался черным и бесснежным. Да и холода так и не настали. Зима была невиданно мягкой, а в январе над городом пронесся фён, порывистый ветер с гор; причем дул он так долго, что и у людей, и у животных появилось предчувствие весны задолго до положенного срока. Никто бы не удивился, если бы перелетные птицы вернулись на месяц или два раньше обычного.

Этим вечером в Вергеландсосен было необычно тихо, только изредка слышался шум проезжающей где-то далеко машины, иногда – самолета, пролетающего высоко над городом по направлению к аэропорту Флесланд, да злобное мяуканье кота в саду.

За живыми изгородями стояли полные мира и спокойствия дома. Я припарковался, вышел из машины и как можно тише прикрыл дверцу, потом немного постоял и огляделся по сторонам.

Улочка была узенькая, с аккуратными тускло-коричневыми кустиками по сторонам. Вдоль дороги стояло несколько автомобилей. Я наклонился посмотреть, не сидит ли кто хоть в одном из них, но никого не увидел.

Я двинулся вперед. Вокруг коричневого дома живой изгороди не было, зато рос огромный рододендрон, наверное, самый большой, который я когда-нибудь видел – лет двадцать ему было, не меньше. Я остановился у двери. Полиция огородила весь дом по периметру красно-белой лентой – предупреждение для любопытных. Я вгляделся в окна дома. Внутри было темно и тихо, даже уличный фонарь над крыльцом не горел.

Вдруг невдалеке захлопнулась автомобильная дверца. Я посмотрел в ту сторону – ко мне навстречу из темноты вышли двое. Оба были в обычной одежде, но я по походке понял, что это полицейские. Когда они подошли поближе, я их узнал: Эллингсен и Бёэ. Эллингсен был женат на моей бывшей однокласснице, а Бёэ я видел раньше в управлении.

– Вам нужна помощь? – спросил Бёэ. Он был старше напарника, сухощавый, с мелкими чертами лица.

– Я его знаю, – сказал Эллингсен. Этот был туповат, черноволос и выбрит до синевы.

– Здорово, Эллинг, – приветствовал его я. – Как дома дела?

– Ничего, спасибо.

– Так ты с ним знаком? – обратился к нему Бёэ.

– Шапочно.

– Ага. Жена у него… – начал я.

– Его бывшая одноклассница, – отрезал Эллингсен.

Я улыбнулся с таким видом, что знаю кое-что, о чем ему знать нежелательно.

– Ну и какого черта вы тут делаете в это время суток? – поинтересовался Бёэ.

Я посмотрел ему в глаза.

– Дело в том, что я тут уже был сегодня днем. По долгу службы. Охрана детства, если припоминаешь. А сейчас мне понадобилось узнать, как тут все выглядит по вечерам.

Эллингсен присвистнул, а сбитый с толку Бёэ уставился на меня:

– Как тут все выглядит по вечерам?!

Я уж было открыл рот, чтобы ответить, но тут на улочке показался автомобиль. Не доехав до нас, водитель остановился и выключил фары. На мгновение все затихло. Затем оба полицейских двинулись к машине. Насколько мне удалось разглядеть, это был «БМВ» спортивной модели, широкий и низкий, какого-то невнятного цвета, ближе всего, пожалуй, к оранжевому. Пока они приближались к машине, водитель успел открыть дверцу и выйти. Это был мужчина в короткой куртке, лица его с такого расстояния я разглядеть не смог.

Я двинулся вслед за Бёэ и Эллингсеном.

– Кто вы такие? Что вам нужно? – спросил мужчина резким голосом, в котором слышалась непоколебимая уверенность.

– Думаю, это мы должны задать вам этот вопрос, – сказал Бёэ и показал удостоверение.

– Я адвокат Лангеланд. Я представляю интересы семьи.

– Какой семьи?

– Скарнес, какой же еще.

У Эллингсена был сконфуженный вид.

– Но все же мы должны задать несколько вопросов…

– Не вижу в этом необходимости.

Полицейские представились. Лангеланд взглянул на меня:

– А это кто?

– Веум, – ответил я. – Охрана детства.

– Так это вы забрали сегодня Яна-малыша?

– Да, и он в надежных руках.

– Что ж, прекрасно. Где он?

– Не думаю, что могу разглашать эту информацию.

– Как я уже объяснил полицейским, я – семейный адвокат. Мне вы можете сказать все.

– Я слышал, что адвокатам как раз надо говорить как можно меньше.

Бёэ криво усмехнулся:

– Может, вам лучше пригласить Веума покататься на машине? Сделайте ему предложение, от которого он не сможет отказаться.

– А, ты тоже смотрел этот фильм?[4]4
  Имеется в виду фильм «Крестный отец», фразы из которого повторяются в этом диалоге.


[Закрыть] – спросил я.

– Так в чем проблема? – задал вопрос Лангеланд.

– Какая проблема?

– Которая привела вас сюда.

– А я хотел об этом у вас спросить. Может, вы ждете свою клиентку?

Он окинул меня ледяным взглядом:

– Какую клиентку?

– Вибекке Скарнес. Вы же сказали, вы семейный адвокат, не так ли?

– Да, но… Разве она не в больнице?

– В таком случае отчего вы приехали сюда? Гораздо разумнее с вашей стороны было поехать проведать ее там!

Оба полицейских со значением посмотрели на Лангеланда, видимо, разделяя мое мнение.

Он смерил нас недовольным взглядом:

– Я явился сюда, чтобы представить, как развивалась ситуация. О том, что произошло, я узнал только сегодня вечером. Уезжал в Кинсарвик, у меня было там дело, – добавил он, быстро взглянув на полицейских. – Насколько я понимаю, однако, здесь мне делать нечего.

– Никогда не говори «никогда», – посоветовал ему я.

– И что это должно означать?

Я снова повернулся к Бёэ.

– Не знаю, нужно ли мне посвящать вас в подробности, так что препоручаю ваше любопытство нашим друзьям-полицейским.

Бёэ уставился на Лангеланда, а потом коротко сообщил:

– Дело в том, что фру Скарнес исчезла.

– Как исчезла? Из больницы?

Никто не ответил, лишь Бёэ молча кивнул.

На какое-то мгновение Лангеланд замер в удивлении, затем произнес:

– Так вот оно что! – После чего повернулся ко мне: – А вам что известно обо всем этом?

– Ничего сверх того, что уже было сказано.

Адвокат то ли растерялся, то ли напряженно задумался: вид у него был такой, что я даже на минуту отвлекся. Но потом он взял себя в руки.

– Я, пожалуй, поеду туда и сам во всем разберусь. – Затем он метнул взгляд на полицейских: – А вы чем займетесь?

Бёэ, слегка прищурясь, посмотрел на него.

– Мы продолжим выполнять задание по наблюдению за домом. На случай, если она появится. А Веум отправится домой и ляжет баиньки.

– Ну, пока Эллинг здесь, я, пожалуй… – подмигнул я Эллингсену.

Он густо покраснел:

– Веум! Я тебя предупреждаю!

– Ага. Думаешь, напугал?

– Когда-нибудь я тебе так двину, что…

– Что попадешь в газету? – Я перевел взгляд на второго полицейского. – У меня вон и свидетель есть. Лангеланд, возьметесь за это дело?

– Так-так-так! – засуетился Бёэ. – Поскольку никакой официальной причины вашего нахождения здесь не существует, предлагаю вам покинуть это место, причем немедленно!

– Отлично, – сказал я и уставился на темную живую изгородь, окружавшую соседний дом.

– Я отправляюсь в больницу, – сказал Лангеланд.

Я дошел вместе с ним до машины, которую он поставил впритык к моей. Получилось что-то вроде наглядной демонстрации разницы наших доходов. «Мини» краснел всеми своими ржавыми пятнами и, когда я подошел, будто демонстративно отвернулся в другую сторону.

Прежде чем сесть в свой отполированный экипаж, Лангеланд повернулся ко мне:

– А все-таки, почему вы не хотите рассказать, где сейчас Ян-малыш?

– Да ради бога, Лангеланд. Подумаешь – важность. Он находится в Хаукендалене, в детском центре.

– У Ханса Ховика?

– Да. Вы его знаете?

– Мы с ним старые друзья. Со студенческих времен.

– Ну, в таком случае вы знаете, как его найти. Но пока вы еще не уехали, Лангеланд, скажите, ведь Вибекке и Свейн Скарнес ему неродные мать и отец?

– Откуда вам это известно?

– Не забывайте, где я работаю. Я встречал Яна-малыша, когда ему было года два. Он жил тогда в другой семье.

Он посмотрел куда-то поверх крыши автомобиля:

– Что ж… Отрицать не могу. Но Вибекке и Свейн его усыновили и имеют на мальчика все положенные родителям права. – Он на мгновение задумался, а затем пробормотал: – Ах, да. Я же собирался к Вибекке.

– А ребенок знает, как вы считаете?

– Что его усыновили? Сомневаюсь. Вам надо спросить у самой Вибекке. А почему вы этим интересуетесь?

– Да так… Просто…

– М-да. Ну ладно, я вас покидаю. – С этими словами он кивнул мне, сел в машину, захлопнул дверь, завел мотор и отъехал от тротуара. Автомобиль двигался так тихо, что было слышно, как шуршат шины об асфальт. Я немного постоял, смотря ему вслед, а затем полез в свою тачку.

«Это сделала мама», – сказал он.

Интересно знать, которая из двух.