Текст книги "Спутники смерти"

Автор книги: Гуннар Столесен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Это снято в Копенгагене, в шестьдесят шестом, – объяснила она.

– А с кем это вы?

– С Давидом.

– Так звали вашего парня?

– Да, – кивнула она.

Я медлил, но понял, что она ждет моего вопроса. И спросил:

– Что тогда произошло?

Она скользнула взглядом вдоль стола, как будто ответ лежал где-то на клеенке. И я еще раз увидел невыразимую боль в ее глазах.

– Он умер, – сказала она почти шепотом.

– Отчего? – спросил я, немного подождав.

Внезапно она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза:

– Нас предали! Нанесли удар в спину.

Я ждал продолжения.

– Мы… Я встретила его перед этим самым летом, и мы были по уши влюблены друг в друга. Мы были молодые, глупенькие и уже собирались вместе возвращаться домой, в Берген. Найти жилье… Ну и нам предложили заработать – по-легкому. Мы заключили сделку, упаковали вещи и пошли на самолет. Но нас там уже ждали. Кто-то настучал, теперь я в этом уверена. И… – Она потянулась за своей чашкой и сцепила на ней пальцы, как будто это был спасательный круг. – Нас взяли.

Ей пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем она сумела продолжить:

– Давиду пришлось хуже всего. Все было у него в поясе… – Она провела руками вокруг талии. – У меня-то самой ничего не было. Но меня тоже арестовали – как сообщницу. И обыскали, свиньи. Если бы не адвокат, я бы точно попала в тюрьму.

– Адвокат Лангеланд?

– Йенс?

– Да.

Она сердито посмотрела на меня:

– Нет, это был Бакке. Адвокат Бакке. Старик, но Йенс там тоже был, правильно. Но только он был просто помощник адвоката. «Хваткий малыш», – подумала я тогда, как только мы познакомились. Вы же его знаете, да?

Я молча подтвердил наклоном головы.

– Он сказал… Только никому не рассказывайте, ладно?

– Все останется между нами, Метте.

– Он сказал, что мне надо все отрицать. И Бакке так сказал. Вроде как я и не знала, что Давид собирался что-то пронести. Мне надо было просто сказать, что я его встретила в аэропорту Каструп, в Копенгагене, и решила за ним увязаться – тут легавым не к чему было прицепиться. Ну, они это схавали. В суде, по крайней мере. Обратных показаний давать было некому. А Давид меня не выдал, на него можно было положиться.

– И сколько ему дали?

– Восемь лет за решеткой.

– Восемь лет!

– Ну, у нас столько с собой было, что… Но знаете, что было хуже всего? Чувство вины. Меня так и накрыло потом!

– Не без помощи ваших адвокатов, я думаю.

– Да, но все равно… Это же было нечестно. Я предала его, точно так же, как предали нас. А когда он повесился там, в тюрьме, мне как будто нож в грудь воткнули и проворачивали туда-сюда.

– Он повесился?

– Он не мог взаперти! У него была клаустрофобия. Он мне еще в Копенгагене сказал: «Если меня схватят, Метте, я лишу себя жизни. Я ни за что не смогу сидеть взаперти». Так он и сделал. В предвариловке он еще как-то вытерпел, а потом – всё. Как только узнал о приговоре – сунул голову в петлю. Нашли его только утром. Уже мертвого.

Она протянула руку за фотографией. Я отдал ей снимок.

– Так вот и пришел конец той, прежней Метте. И осталась мне одна дорожка – прямиком в преисподнюю.

Она зарыдала. Ее худое тело сотрясалось, она горестно завыла. Я дал ей выплакаться, а когда она немного утихла, осторожно спросил:

– И что, вы даже понятия не имеете, кто вас предал?

– Да какой-нибудь мудак из Копенгагена. Позавидовал, видать, что Давид с Принцессой уезжает. – И прежде чем я успел что-то спросить, она добавила: – Да, меня там все так звали. Принцесса Метте. Или просто – Принцесса…

– Но ведь кто-то потерял чертовски много денег из-за этого дела, а?

– Еще бы! Потеряли, конечно, свиньи такие.

– И что, вы никогда об этом не узнали?

– Да кто бы мне сказал? Я-то тут при чем? – Ее голос задрожал от горечи воспоминаний. – Я же с ним только в аэропорту и встретилась… Так на суде сказала. В Каструпе. Встретила и увязалась…

– Но кто-то же знал, что на самом деле вы были вместе…

– А то! Но у меня-то потом с этим никаких проблем не было. Я только надеюсь…

– На что?

– Что и того схватили, кто на нас стуканул.

– А вы уверены, что это «он»? Ведь если это кто-то, кто вам завидовал, то вполне может быть и женщина?

Она посмотрела на меня пустым взглядом, как будто у нее больше не было сил следить за нитью разговора. Снова настала тишина, словно нам обоим надо было справиться с собственными мыслями, прежде чем продолжить беседу. В конце концов я сказал:

– И у вас родился Ян-малыш…

– Да.

– И все могло бы быть хорошо, Метте.

– Когда родился Ян-малыш, я уже здорово подсела на это дело. Гашиш – это было только начало, потом пошла и кислота, и таблетки. Мне сказали потом, что он, когда родился, был под кайфом.

– И вы все равно его оставили?

– Я сделала все, что они сказали! Легла в больничку, соскочила с наркоты, нашла жилье – там, в Ротхаугене. Они мне уже работу должны были подыскать. Сами говорили: помогут с образованием. Но… Вместо всего этого я встретила Терье. И получила совсем другого рода помощь, если вы меня понимаете. Вот и вернулась прямиком в страну грез.

– Терье Хаммерстена?

– Да.

– Это имя постоянно всплывает при самых разных обстоятельствах.

– Каких? – Она непонимающе уставилась на меня.

– Метте, Терье Хаммерстен рассказал вам, что Ян-малыш переехал сюда. Вы переехали следом. Вы попытались связаться с ним?

– С Яном-малышом?

– Да.

– Нет, я… Я расскажу вам, что я сделала. Да, я нашла, где он живет, там – в долине.

– В Аньедалене.

– Точно. Ну, села я на автобус и поехала. Вышла – иду по улице, заглядываю за заборы. Потому что я же не знала, на каком хуторе он живет. Но тут подъехал школьный автобус, и из него вышли молодые люди. Парень и девушка. Это я так сказала – молодые люди. А они подростки. – Она смотрела прямо перед собой. – Я как раз проходила мимо них. Они с любопытством на меня посмотрели, кого, говорят, тетенька, вы тут ищете. И я ему в глаза посмотрела… прямо в глаза… стою, смотрю и молчу – а сказать ничего не могу! Он же совсем другой человек! Я же его в последний раз видела – ему три года было! А ведь стояла так близко – дотронуться до него могла.

– Почему вы думаете, что это был именно он?

– Да узнала я его. Он на отца похож. – Она шмыгнула носом. – А позже… Я туда много раз приезжала-то. Видела его, конечно, не всегда. Но несколько раз видела. А потом уже узнала, в каком дворе он живет. И видела тех, у кого он жил. Бабу эту и мужика. Крестьяне гребаные!

– Их убили. Обоих.

– Да? Ну дак что ж поделать. Это не я.

– Полиция считает, что это сделал Ян-малыш.

Она посмотрела на меня потемневшими глазами:

– А, считают! Вот что я вам скажу, Веум. Жизнь научила меня одной вещи: не всегда легавые оказываются правы. Далеко не всегда!

– Может быть. Вы по-прежнему общаетесь с Терье Хаммерстеном?

– До самого… – тут она осеклась и пробормотала: – Нет.

Я выжидающе посмотрел на нее.

– Вы ведь что-то другое хотели сказать. Вы сказали «до самого»…

– Да черт вас возьми! Сколько вы еще будете меня мучить?!

– А все же…

– Я имела в виду – всего пару дней назад.

– То есть совсем недавно, что ли?

Она беспомощно посмотрела на меня, как будто не могла точно вспомнить:

– По-моему, видела в понедельник.

– В этот понедельник?

– Да. До этого не говорила с ним полгода. Он, правда, приезжал. Но я не хотела с ним иметь ничего общего, так что велела ему убираться к чертям.

– Звучит убедительно.

Она скривила губы и повторила за мной с ударением на первом слове:

– Звучит убедительно. И вот внезапно он появился снова… Поздно вечером.

– Вечером в понедельник?

– Ну я же сказала! Вломился сюда. Сказал, что ему надо переночевать. Иначе, мол, изуродую тебя как бог черепаху. Ну, раньше-то он частенько это проделывал, так что я знала, он не преувеличивает. Вот. Ну… Я его оставила тут. Но черта с два он меня трахнул, вы не думайте! Хотя вы уже, конечно, так и подумали.

– Ну что вы! А он сказал, откуда он появился?

– Сказал, что из города, что там запахло жареным. Да у него вечно какие-нибудь неприятности. С Терье вечно какая-то ерундовина происходит.

– А может быть, он выглядел как-то… особенно взволнованным? Расстроенным?

– Взволнованный и расстроенный – эти слова не про Терье, это уж я вам точно говорю. Ему что в лоб что по лбу.

– Понятно… И он потом уехал, да?

– Уехал? Да он здесь еще, парень!

Внезапно я ощутил, как холодок прошел у меня по спине.

– Он по-прежнему тут? – Я непроизвольно посмотрел в окно. – Где?

– Не, сегодня он отправился навестить сестру. Труде. Она у него в Дале живет.

– Ну да, Труде. Она потеряла мужа. Лет десять назад.

Она пожала плечами:

– Скажи-ка! А я и не знала…

Я поднялся с места. Пора было уходить. Внезапно она схватила меня за руку:

– Послушайте, Веум…

– Да?

– Когда встретитесь с Яном-малышом… вы не могли бы передать ему кое-что от меня?

– Что именно?

– Что я его всегда любила. Скажите, что его мать думает о нем каждый божий день. Что так было с того самого дня, когда он появился на свет, и так будет до самой моей смерти. Вы можете ему это сказать?

– Я не знаю, удастся ли мне с ним увидеться.

– Но если!

– …Я подумаю об этом.

– Не думайте! Просто сделайте!

– Если получится.

Она отпустила мою руку и стала толкать к выходу.

– Иди! Иди давай! Знала я… Даже в этом нельзя на вас положиться. Засранцы вы все! Исчезни! Вали своей дорогой! К чертям!

Я так и поступил. Но поехал не к чертям. Вместо этого я отправился в Дале.

32

Когда я проезжал мимо Фёрде, я подумал, а не заскочить ли мне в офис ленсмана – вдруг там кто-нибудь по мне скучает. Но поскольку в положительном ответе на этот вопрос я сильно сомневался, то невозмутимо поехал дальше и тут же, как только все свернули с Хальбрендслиа на Слоттебаккен, оказался в пробке позади огромного многотонного грузовика. После Щильбрей я повернул на Бюстад, оставив на северо-западе Квамсхестен и Литлехестен – большие горные массивы, прочно приклеенные к местному пейзажу.

Я проехал Бюстад и повернул на Усен, чтобы оказаться к югу от Дальсфьорда. Весь отрезок пути от Бюстада до Усена я ехал вдоль нависающих серых скал, которые выглядели так, будто в любой момент собирались обрушиться на шоссе. Тут было так темно и мрачно, что я вспомнил: именно тут, в прибое, было найдено тело Ансгара Твейтена, застреленного из неизвестного оружия в начале 1973 года.

Дальсфьорд напоминал мне Йольстер, особенно горы, тесно прижавшиеся к воде. Видно, благодаря этим впечатляющим нагромождениям скал местность в давние времена назвали попросту Фьялар – «горы». Низкое солнце светило из-за горных хребтов, его лучи достигали противоположного берега фьорда, где подсвеченная листва играла осенними красками. Дорога была неширокая, да ее еще ремонтировали. Завидев встречные автомобили, я должен был юркнуть в специальный карман, а то и просто прижаться к обочине, чтобы с ними разминуться.

Я двигался на запад даже с некоторым нетерпением – в тех местах, как раз там, где фьорд встречается с морем, в крошечном хуторе Веум, недалеко от Хеллервика, родился и вырос мой отец. Потом, в двадцатые годы, он уехал в город на поиски работы. Но, к сожалению, в Веум я сегодня не доеду.

Дальше, у Лаукеландского водопада, пейзаж изменился. На севере возвышались горы Крингла и Хейлебергет. Между Нисхамартскими туннелями я проехал мимо небольшого мусороперерабатывающего завода, а за последним туннелем увидел Дале, утонувший в солнечном свете. А кругом, аж до самого Эйкенеса и Докки, высились горы.

Я припарковал машину у автобусной станции. Старый районный центр выглядел тихим и мирным. Двое шоферов стояли перед своими автобусами и курили самокрутки. Несколько школьников шагали домой со своими синими и красными ранцами на плечах. Из большого окна в доме, стоящем на перекрестке, на меня с любопытством смотрел пожилой человек. «Кто бы это мог быть? – думал, вероятно, он. – Не из наших он мест…»

Я направился на почту, которая находилась в здании администрации, внизу на набережной, надеясь, что там мне помогут узнать, где живет Труде Твейтен. Приветливый темноволосый человек изучающе взглянул на меня из-за решетчатого окошка почты и пустился в пространные объяснения. Я понял, что должен вернуться назад к главной дороге и после второй заправочной станции найти многоквартирный дом.

Я поблагодарил, забрал машину и поехал в указанном направлении.

Ее квартира была на втором этаже, а вход – с левой стороны здания. Я поднялся по лестнице и нашел дверь с ее фамилией. Какое-то мгновение я стоял и прислушивался. Из-за двери доносились голоса: мужской и женский. Я позвонил – и тут же все стихло.

Я нажал еще раз и немного попридержал кнопку звонка.

– Да-да-да! – раздраженно крикнул мужской голос. – Слышим!

Дверь рывком распахнулась, и Терье Хаммерстен уставился на меня.

– Кто таков? Какого хрена надо?

– Моя фамилия – Веум. Не знаю, помните ли вы меня, – заученно проговорил я.

Он подозрительно рассматривал меня. Он тоже постарел на десять лет, и это было заметно. Волосы стали жиже, а шея – толще. Но не узнать его было невозможно. Он был похож на мафиози, причем без всяких специальных усилий с его стороны. На нем были белая рубашка и коричневые брюки – обе вещи немного тесноватые, в обтяжку, а под рубашкой – красная футболка, видневшаяся из расстегнутого ворота. Засученные рукава рубашки открывали темно-синие татуировки: якорь на одной руке и плохо выполненная Венера на другой.

Медленно, со скрипом, он вытащил воспоминание обо мне из своего внутреннего архива. Я увидел по глазам, что он меня узнал.

– Ну. Помню я тебя. Ты из охраны детства, так?

– Больше нет. Но когда мы встречались – верно, я работал в службе охраны детства. Мы виделись дома у Метте Ольсен.

– Терье! – крикнули из квартиры – Кто там?

– Ну а сегодня я приехал побеседовать с вашей сестрой, Труде.

– Труде? А что ты от нее хочешь?

– Поговорить с ней, я уже сказал.

Он повернулся вполоборота в квартиру:

– Тут пришел один, по фамилии Веум. Говорит, хочет побеседовать с тобой.

– Ну так впусти его! А то что он там стоит и вякает?

Терье Хаммерстен неохотно посторонился и дал мне войти. Пройдя по маленькому коридорчику, я оказался в квартирке, которая состояла из двух комнат и кухни. Сигаретный дым тяжело повис между недорогой мебелью, заказанной по каталогу ИКЕА. Окна выходили на главную дорогу. На другой стороне фьорда виднелась гора Хейле, словно огромная серая стена.

Труде Твейтен оказалась маленькой костлявой женщиной, чем-то похожей на Метте Ольсен, только с темными волосами и более резкими чертами лица: высокими скулами и острым подбородком. Нос длинный и тонкий, широко распахнутые глаза – темно-синие, волосы коротко, почти по-мальчишески подстрижены. Силье на нее была совсем не похожа. На Труде были узкие джинсы и темно-синяя хлопковая рубашка, на плечи накинут светло-серый жакет.

Она поднялась с кожаного красно-коричневого дивана и ждала, когда я войду в комнату. Я подошел, протянул руку и представился. Руку она нерешительно пожала и вопросительно посмотрела на меня:

– В чем дело? Вы по технике безопасности?

– Нет-нет. Я работаю частным детективом.

– Чего? – тут же встрял Терье Хаммерстен. – Частный нюхач? И какого хрена ты тут вынюхиваешь?

Я повернулся к нему.

– Я только что был у Метте Ольсен. Она-то ни о чем не знает. Но я исхожу из того, что вы находитесь под подозрением.

– Это в чем же?

– В двойном убийстве в Аньедалене.

– Ах ты, хрен легавый! Да я понятия не имею, о чем речь.

– Терье! – предупреждающе сказала ему сестра. – Не надо… – Она вновь повернулась ко мне и кивнула: – Мы знаем о том, что случилось. Мне позвонили из офиса ленсмана. Относительно Силье.

– Я так и думал.

– Мне даже дали перекинуться с ней парой слов.

– А ты-то тут при чем, хотел бы я знать! – вмешался Хаммерстен.

Но я не обратил на него внимания.

– Думаю, с Силье все в порядке. Она под присмотром, – сказал я его сестре.

Она горестно посмотрела на меня.

– Я… я надеюсь, – сказала она слабым голосом, но… Давайте присядем. Так что вы хотели мне сказать? Терье! Пожалуйста, принеси кофейную чашку из кухни…

Хаммерстен гневно фыркнул, но послушался.

На столе появилась кружка, и Труде Твейтен наполнила ее из термоса, стоявшего на низком столике, выкрашенном под тиковое дерево.

Я сел на стул, она – на диван, Терье Хаммерстен, не спуская с меня глаз, – на второй стул. Он скрестил руки на груди, готовый начать драку в любой подходящий момент.

– Это ужасно, то, что произошло во вторник… Сказала Силье хоть что-нибудь, что может пролить свет на это преступление? – обратился я к Труде.

Она прикурила сигарету и ответила:

– Нет-нет. Мы вообще очень недолго говорили – всего несколько слов. Она успела только сказать, что с ней все в порядке, все хорошо.

– Так она ничего не рассказала вам о том, что этому предшествовало?

– Нет.

– Ничего о том, что она подверглась насилию?

– Что? В таком случае он будет иметь дело со мной! Я гарантирую! – Терье Хаммерстен сжал кулаки и стукнул ими по столу так, что Труде Твейтен непроизвольно отпрянула.

Я взглянул на Терье Хаммерстена и подумал о своем. Труде Твейтен я сказал:

– Насколько вы с ней близки?

Она медленно затянулась, взгляд ее сделался сосредоточенным.

– Не слишком. Я навещаю ее время от времени, но… Ее приемные родители со мной не очень-то любезны, так что мне там никогда не бывают рады. Да и весь Аньедален ополчился против меня.

– Но, когда вы навещаете ее, вы же о чем-то разговариваете? Она поверяет вам свои тайны?

Она взглянула на меня почти разгневанно:

– А вы сами как думаете? Ей было всего пять лет, когда погиб ее отец. И с тех пор она живет в разных местах. Сначала некоторое время в Наустдале, потом в Аньедалене.

– А что случилось?

– В каком смысле?

– Вы сказали, ваш муж погиб.

– Да. И для меня это был настоящий крах. Абсолютный. К тому же у меня не все в порядке было со здоровьем. – Рука с сигаретой задрожала. – Не то чтобы серьезные наркотики, но – таблетки. И алкоголь. – Она скривила губы и добавила: – Плохой коктейль, особенно если в доме дети.

– Его ведь убили, да?

– Зачем спрашивать, если вы знаете? – вспыхнула она.

Я задержал на ней взгляд, но краем глаза заметил напрягшегося Хаммерстена и сказал:

– Но ведь преступление так и не раскрыли.

Руки у нее задрожали так, что она уронила сигарету. Та упала на стол, и она схватила ее, да так неловко, что по столу разлетелись искры. Судя по отметинам на столешнице, такое случилось не впервые.

– Да пошел ты!.. Ты что, не видишь, что мучаешь ее! – Хаммерстен приподнялся со стула.

Я встретил его взгляд с деланным спокойствием.

– Может, вы знаете что-нибудь об этом деле?

Он встал во весь рост и резко отодвинул стул назад. Я сделал то же, и он как-то сразу уменьшился в размерах. Он был меньше меня ростом, но ярость, бушевавшая у него внутри, пугала больше, чем его кажущееся преимущество в габаритах. Мы стояли, уставившись друг на друга.

– Терье! Успокойся… – сказала Труде со своего дивана. – Будут только неприятности. Меня вообще могут выкинуть отсюда. А я больше этого не вынесу!

Внезапно она расплакалась. Он перевел взгляд на нее, потом обратно на меня. Было видно, как он выбирает между тем, чтобы оторваться на мне на полную катушку, и тем, что сказала ему сестра. Он подошел ко мне совсем близко и тихо произнес:

– Я тут ни при чем. Кто говорит другое – лжет. А кто клевещет на Терье Хаммерстена – играет с огнем. Запомни мои слова, Веум. Играет, черт возьми, с огнем!

Я смотрел на него не отрываясь, приготовившись дать отпор.

– Да все уже давным-давно должны были понять, что это ложь! – всхлипнула Труде. – Анегар и Терье были лучшими друзьями! Мы ведь так и познакомились. Они ходили вместе в море, знали друг друга с самой юности. Терье бы такого никогда не сделал. Я и легавому тогда сказала то же самое, и всем остальным, кто спрашивал.

– А правда, что Анегар был замешан в дело о контрабанде спиртного?

Я по-прежнему буравил взглядом Хаммерстена, и ему пришлось ответить:

– И что? При чем здесь это? С такой алкогольной политикой – да весь стриль[12]12
  Пренебрежительное название жителей прибрежных районов близ Бергена.


[Закрыть] в этом был замешан! Да для них это как социально-полезный труд – бухло возить!

Я усмехнулся.

– Полагаю, существуют разные мнения по этому поводу.

– Да одно там мнение! Денег много не бывает.

– А Клаус Либакк… – сказал я неожиданно.

На его лице отразилось заметное удивление, а выражение агрессивного азарта сменилось выжидающим прищуром.

– А что с ним?

– Вы знаете, кто это?

Он на секунду отвел взгляд:

– Это тот, кого застрелили, да? Вместе с его бабой?

– А вы, я смотрю, хорошо информированы.

Его темперамент тут же снова запросился наружу.

– Это ты к чему?

– Имена убитых полиция пока не разглашала.

За его твердым лбом пошла тяжелая работа.

– Но… легавый же сам сказал… Труде. Или она так поняла.

– Мы же знаем, где и с кем живет Ян-малыш, – объяснила Труде.

– Да, вы знали, – сказал я, внимательно глядя Хаммерстену в глаза. – Это же вы рассказали Метте Ольсен. Но откуда вы это узнали?

– Не твое собачье дело! – рявкнул он в ответ.

– Ладно. Вернемся к Клаусу Либакку. Он тоже принимал участие в контрабанде.

Труде прекратила плакать и подняла на меня внимательные глаза.

– Мог ли он быть причастным к убийству семьдесят третьего года, как вы думаете?

У Терье было каменное, никаких чувств не выражающее лицо. Но взгляд его был все такой же жесткий и злой. В конце концов он произнес:

– Да тогда бы я…

– Вы – что? Поступили бы с ним так же, как если б он был насильником Силье? А что, если это один и тот же человек? Получается, вы только что признали, что у вас целых два мотива для этого убийства. Вы сумели произвести на меня впечатление.

И тут… Проклятое самодовольство! Распетушился, внимание притупилось – потому-то и не успел закрыться от внезапного удара.

Его кулак шел мне прямо в лицо, но я инстинктивно увернулся, и удар мазнул по щеке и левому уху. Зато следующий был более точным. Он попал в грудь – я упал назад, опрокинул торшер, врезался в стену и медленно сполз по ней, пока не оказался на полу, ошалевший и оглушенный. Грудь тупо ныла, ухо саднило.

Надо мной стоял Терье Хаммерстен, готовый позаботиться обо мне, если я попытаюсь снова встать. Труде вскочила с дивана и схватила его за плечо, словно могла удержать.

– Терье! Не надо! Я же говорила! Меня выкинут отсюда…

Я посмотрел на них. Картинка перед глазами плыла. Какое-то мгновение, которое, впрочем, для меня длилось удивительно долго, мне казалось, что передо мной один человек с двумя головами, пришелец из неизвестных миров.

– Класс! – похвалил я. – Заявлять я на вас не стану, Труде, но только если вы сумеете успокоить этого… молотобойца.

Терье Хаммерстен опустил кулаки, сбросил руку сестры со своего плеча, отошел к окну и встал там спиной к нам, уставившись на дорогу, ведущую в центр Дале.

Все еще оглушенный, я медленно поднялся на ноги. Меня поташнивало, а перед глазами плясали серебристые точки. Да уж. Ну и кулачище у него. Я кивнул Труде – отчасти из благодарности, отчасти чтоб она не волновалась – я никому об этом не скажу.

– Как вы? – спросила она.

Я размял плечи, потер грудь и ответил:

– Могло быть хуже. – И, не глядя на Хаммерстена, добавил: – Думаю, мне пора.

– Так что вы на самом деле-то хотели?

Я посмотрел на нее:

– Не уверен теперь, что мне стоит быть честным с вами. Но кое-что важное для меня я узнал.

Терье Хаммерстен резко развернулся и снова подлетел ко мне. Но в этот раз я успел вскинуть кулаки, принять стойку и жестко посмотреть на него.

– Побереги здоровье, Веум, – прошипел он. – Будь, твою мать, осторожней!

– А то со мной произойдет то же, что и с Ансгаром Твейтеном? Вы это хотите сказать?

Труде втиснулась между нами:

– Все! Хватит!

На его лбу вздулись вены, а костяшки сжатых кулаков побелели. Но от удара в этот раз он удержался.

Не выпуская его из поля зрения, я дошел до двери, открыл ее и вышел из квартиры. Уже в коридоре я резко метнулся к лестнице – подумал, вдруг он бросится за мной. Но ничего не произошло, и я, все еще ощущая ломоту во всем теле, спустился вниз и вышел на белый свет. Над Далем раскинулось широкое белое небо, похожее на пластиковый потолок. На фоне горы Хейле парила на ветру горстка чаек и пронзительными голосами жаловалась на боль в пояснице, плохой улов или на что там чайки обычно жалуются.

Уже начало смеркаться, когда я доехал до Усена, где над фьордом невестиной фатой трепетал водопад Гэулар. Высоко над горами появилась Луна, бледный спутник Земли, далекая и одинокая, вечно кружащая над всеми здешними тревогами и хаосом. Мне пришло в голову, что она не одинока, что нас много таких, мы все кружим над тем же хаосом, теми же тревогами и ничего с ними поделать не можем. Мы все – спутники смерти.