Текст книги "Спутники смерти"

Автор книги: Гуннар Столесен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

27

Когда мы вошли, полицейский в форме встал и Стандаль кивнул ему:

– Все в порядке, Ларсен. Веум поговорит со свидетелем наедине. Но я бы хотел, чтобы ты находился прямо за дверью. И, Веум, если вам по какой-то причине понадобится помощь, дайте знать.

Я кивнул. Оба полицейских покинули кабинет и закрыли за собой дверь.

Наконец-то я смог разглядеть Яна-малыша как следует. Вчера вечером в горах Трудалена его лицо срывал капюшон, а когда мы возвращались в Аньедален, его посадили в другой автомобиль. Теперь я видел перед собой рослого семнадцатилетнего парня, которого ни за что бы не узнал, если б встретил на улице. Он казался выше меня, даже когда сидел, а руки у него были непропорционально длинные. Вокруг рта и на шее краснели пятна от выдавленных прыщей. Подбородок покрывал светлый пушок, который делал его похожим на недовольного цыпленка. В крепко сжатых губах читалось: «несправедливость» – я узнал это выражение. Он смотрел на меня исподлобья, и где-то в глубине его глаз я разглядел прежний агрессивный взгляд Яна-малыша. Он сидел, согнувшись над столом, положив на него обе ладони, словно в любую секунду был готов вскочить. Как только Стандаль и второй полицейский закрыли за собой дверь, мне показалось, что напряжение в его теле немного ослабло. Он поднял голову и изучающее посмотрел на меня, возможно, в такой же попытке «пробить» меня по своей внутренней базе данных, как только что проверял его я.

Мы находились в комнате для допросов. Через маленькое окошко высоко под потолком мы видели лишь небо над Фёрде. Капли дождя бились о стекло и сползали маленькими слезинками по преграде между нами и остальным миром. Мы жадно вслушивались в отдаленные звуки города: проезжали автомобили, кричали дети на Щюркьевейен – «церковной дороге».

Я подошел к столу и протянул руку.

– Привет еще раз, Ян Эгиль.

Он удивленно посмотрел на мою руку, но не сделал даже попытки поздороваться.

Я пожал плечами, улыбнулся, желая дать понять – это ничего, я не в обиде, пододвинул стул и сел напротив него.

Он снова перевел глаза на мое лицо. Взгляд был настороженный, выжидающий, как будто он был готов к отпору.

– Мне сказали, ты хотел со мной поговорить.

Ян Эгиль слегка дернул головой и отвел взгляд. Потом снова посмотрел на меня и утвердительно кивнул.

– Ну, так что у тебя на сердце, Ян Эгиль?

Я увидел, как заходили у него желваки, набухли вены на лбу, как он залился краской.

– Ничего, – пробормотал он, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– Да есть, конечно. И тебе надо сейчас обо всем этом хорошенько подумать. – Я сделал паузу, но поскольку он молчал, я продолжил: – Вчера ты тоже сказал, что хочешь разговаривать только со мной. Я приехал из Бергена, чтобы помочь тебе. Сегодня я пришел второй раз – и снова по твоей просьбе. Адвокат Лангеланд приехал из Осло. Грете из охраны детства тоже здесь и Ханс Ховик. Все мы хотим тебе помочь, можешь не сомневаться. Никто из нас не верит в то, что говорит полиция. Мы хотим все услышать из твоих уст. – Я помолчал и добавил: – Обо всем.

Он снова не ответил, тогда я произнес:

– Силье уже высказала свою версию. Там, в горах Трудалена, вчера ночью.

Его губы дрогнули, но он по-прежнему молчал.

– Ты знаешь что-нибудь о Трудальском Мадсе?

– Слышал кое-что. В школе, – кивнул он.

– Если бы его судили сегодня, то вряд ли он попал бы в тюрьму. Я имею в виду, будь у него хороший адвокат, его бы оправдали: тело того торговца ведь так и не нашли. И кто знает, как там все было на самом деле? Так что вполне может быть, что это судебная ошибка. Их в прошлом веке было полно. Дело Хетле. Ты о нем наверняка тоже слышал. – Он подтвердил движением головы, и я продолжил: – Вполне может быть, что дело обстоит совсем не так, как кажется на первый взгляд. Вот поэтому так важно выслушать все субъективные версии.

– Субъе?…

– Версии всех, кто замешан в деле.

Он тяжело кивнул. В его взгляде я заметил первый проблеск понимания.

– А вот скажи… Ты же помнишь… Я видел тебя в последний раз уже лет десять тому назад. Тогда, в сентябре семьдесят четвертого, тебя привезли сюда, к Клаусу и Кари, в Аньедален. Тебе тут было хорошо?

Он неопределенно дернул головой:

– Отлично было.

– Они к тебе хорошо относились?

– Отлично было, – повторил он, как будто я в первый раз не расслышал.

– Замечательно. Ты пошел в школу. А теперь, я слышал, решил учиться дальше, на электрика?

– …лектрика, – закивал он.

– Это же хорошо.

– Угу.

– И ты познакомился с Силье.

Он не ответил.

– Как долго вы знакомы?

– С детского сада.

– Она ведь тоже приемный ребенок… Так что у вас много общего, как ты считаешь?

– Угу, – выдавил Ян Эгиль.

– Она твоя девушка?

Он опять покраснел, губы у него дернулись, но сейчас это было похоже скорее на непроизвольно вырвавшуюся улыбку.

– Ну, вроде да.

– Значит, ты не тащил ее вчера насильно в горы?

Он помрачнел:

– Нет, это вранье. Это ленсман выдумал.

– Да-да. Я в это не верю. Я сразу понял, что никакой она не заложник, когда вас там увидел.

– Ну да!

Я подождал, пока он успокоится, и продолжил:

– Она сказала там, в горах…

В его взгляде вновь появилась настороженность.

– Да ты и сам слышал: «Это я сделала». Ты можешь что-нибудь объяснить?

Он сжал губы, и я увидел шестилетнего Яна-малыша, каким он был десять лет назад.

– Она жаловалась на Клауса. Сказала, что все это из-за него, – произнес я тихо.

Он не ответил.

– Она говорила тебе что-нибудь об этом?

В глазах его сверкнула ярость, и я увидел, как он борется с собой, пытаясь не выпустить наружу слова, уже готовые сорваться с его губ. Опасаясь, что он взорвется, я непроизвольно напрягся, чтобы быть готовым вскочить на ноги, если потребуется.

Но он взял себя в руки, нахохлился, опустил голову, уставился в стол и пробормотал:

– Не знаю.

Я вздохнул.

– Наверное, нам стоит начать с самого начала, Ян Эгиль. Расскажи мне, пожалуйста, что произошло позавчера, в понедельник.

– Меня не было дома! – вскрикнул он.

– А где же ты был?

– У Силье!

– Всю ночь?

– Да! – Он вызывающе посмотрел на меня. – Мы уже достаточно взрослые!

– Ну да, а ее родители тоже так считают?

Тут вид у него стал почти довольный.

– Да они и не слышали ничего. А мы вместе спали с ней всю ночь.

Я понимающе улыбнулся.

– Ночь на вторник?

– На понедельник!

– Хорошо. Но тебе же в школу надо было в понедельник с утра?

– Ну да… Я только заскочил за сумкой. Домой в Либакк.

– И… что случилось?

Ян Эгиль посмотрел мне в глаза:

– Ничего.

– Ты с ними разговаривал?

– Нет. Я позвал их, но они не ответили. И я подумал, что они на поле ушли. Собрал себе еды в школу и пошел к школьному автобусу. А когда вернулся – после обеда, – тогда их и нашел.

– Так это ты их нашел! Где же?

– В спальне. Клаус в постели, Кари на полу у окна. Застреленные…

Он сказал об этом таким спокойным тоном, будто они сидели каждый на своем стуле и читали газеты.

– А оружие?

– На полу лежало, прям у двери. Клаусова винтовка, он с ней на оленя ходил.

Я посмотрел на него. Понять, правда это или нет, по выражению лица было невозможно – оно стало каким-то плоским, почти неподвижным. Таким же, как тогда, в семьдесят четвертом году.

– Значит, в понедельник после обеда…

Он молча кивнул.

– А в полицию ты не позвонил…

– Не, я-то знал, куда это заведет! Кто у них будет виноватым… Да так оно и вышло.

– Но о чем ты думал? Ты что, просто оставил их вот так лежать?

Он не ответил, только сжал губы и пожал плечами.

– А Силье ты рассказал или нет?

Он отрицательно покачал головой.

– Ты что, вообще с ней не разговаривал?

– После школы – нет.

– Скажи мне… Ты говоришь, что провел с ней всю ночь. А могла она, пока ты спал, встать и уйти в Либакк?

Он опять вспыхнул:

– Это не она!

– Но кто тогда?

– Не знаю я! Грабитель, может, какой…

– Хорошо… Посмотрим, что скажут криминалисты. Что было дальше? Расскажи, что произошло в четверг.

– В школу я не пошел.

– Так, а что ты делал?

– В поле пошел. Вечером в понедельник и во вторник утром тоже. Надо ж за скотиной-то смотреть.

Я кивнул.

– Так ты умеешь доить?

– У нас аппарат.

– Ну да, разумеется. А потом что ты делал?

– Просто сидел дома и ждал, что будет дальше.

– А Клаус и Кари так и лежали наверху? Мертвые?

– Ну да. А потом Силье пришла. Потому что в автобусе-то меня не было. – Он помолчал немного. – Тогда я ей рассказал.

– И как она себя вела?

– Да испугалась до смерти, ясно дело.

– Но все-таки она ведь сказала…

– Ну сколько раз еще повторять? Не она это!

– Не она, значит. Силье сказала тебе, что надо позвонить в полицию?

– Ага, сказала.

– А ты что?

– Так он тогда и пришел! Я испугался. Я ж знал, что они сразу на меня подумают, так и вышло. Схватил винтарь и потащил Силье на задний двор и наверх, в Трудален.

– Помощник ленсмана сказал, что ты в него стрелял.

– Ну да, когда он заорал, чтоб я остановился. Я останавливаться-то не хотел, знал, что они скажут, а теперь… А теперь сижу я здесь ни за что, виноватый в том, чего не делал!

– Ты сказал, что взял винтовку. Спальня-то на втором этаже, разве не так?

Он кивнул.

– А ты сидел на первом и, как ты сам сказал, ждал, что будет дальше.

– Ага.

– Ты принес винтовку вниз?

– Так надо же было чем-то защищаться, если он вернется!

– Кто?

– Разбойник!

– Но пришел полицейский…

– Да! Остальное вы знаете. Я укрылся наверху, в Трудалене, вместе с Силье. Я бы и не сдался никогда. Сидел бы там аж до… Так что пусть бы подстрелили меня, если б захотели.

Мы оба как-то разом замолчали. Что-то в этой истории было не так. Я никак не мог себе все это представить: два мертвеца, Клаус в кровати, Кари у окна, тела их прошиты пулями. Кто это мог сделать? Силье? Нет, она же еще девчонка! Ян Эгиль мог бы, если у него были веские причины так поступить. Но с таким же успехом это мог сделать кто-то другой. Грабитель, как говорит Ян. Однако ведь ничего не было украдено, да и следов взлома не обнаружили. Что же могло послужить мотивом?

Преступник, стоящий у кровати перед двумя умершими или умирающими жертвами. О чем он – или она? – думал? Что он делал? Убежал? Уехал? Может, той ночью кто-нибудь заметил незнакомую машину во дворе или на дороге в долину? Или все же это были Ян Эгиль и Силье? Они прибежали обратно в Альмелид и, пока никто не заметил, спрятались в спальне, прижимаясь друг к другу?

Может, все было именно так?

А если Силье сказала правду – тогда у нее был мотив для убийства! В таком случае, нет ничего удивительного в том, что она доверилась любимому человеку, который ко всему прочему жил с возможным насильником в одном доме, не будучи ему родным сыном. А может быть, они сговорились, и она им руководила, а он был лишь исполнителем? Значит, они хотели убить Клауса, а Кари просто не повезло – она оказалась с ним в одной комнате. Или, допустим, Кари знала, что произошло, и стала, таким образом, сообщницей. Во всяком случае, в глазах ребят.

И когда у них не оставалось другого выхода, как сдаться, Силье сделала все, что могла, чтобы вывести его из-под удара, и взяла всю вину на себя…

Да уж, приходится признать, что, пока не будет доказано что-либо другое, именно такое развитие событий – самое вероятное.

Я кашлянул, чтобы привлечь его внимание. Он поднял глаза от стола.

– Послушай, Ян Эгиль. Ночью Силье назвала Клауса старым мерзавцем. Мы догадываемся, что она имела в виду. И если бы эти убийства совершил ты или она… то, вполне возможно, из-за этого? Может, он к ней приставал?

Он отрицательно покачал головой:

– Я не видел. И она ничё такого мне не говорила.

– Ну, так часто бывает. Человек до последнего все держит в себе. Как ты думаешь, мог ли он это сделать, а ты бы об этом не знал?

Он пожал плечами:

– Все может быть, что ж.

– А к тебе он никогда не приставал?

– Нет! – Он разгневанно посмотрел на меня. – Вы ваще за кого меня держите?

– Насильникам часто все равно, какого пола их жертва. Я должен был задать этот вопрос, извини.

Тут я вспомнил, о чем просил ленсман: добиться признания или отчетливых показаний. Но еще когда я входил в кабинет, у меня уже было такое чувство, что об этом и речи быть не может.

Я пристально посмотрел на него и осторожно начал:

– Теперь о другом, если можно, Ян Эгиль. Я хочу тебя попросить вспомнить, что произошло десять лет назад.

Его глаза сузились, и он как будто затаил дыхание.

– Мы же с тобой именно тогда и подружились, и поэтому я сейчас здесь. Нам было так хорошо вместе – тебе, мне и Сесилии?

Он ответил мне выжидающим взглядом.

– Ты помнишь, что тогда произошло?

Он продолжал молча смотреть на меня. Черт! Только бы его не спугнуть!

– Твой отец упал с лестницы и сломал шею. Твоя мать заявила, что это случилось во время ссоры. Но перед этим отец и ты оставались дома одни. Ты помнишь это?

Он сомкнул губы и еле заметно, но все же утвердительно кивнул.

– Я думаю, ты играл своим паровозиком.

– Мой паровозик. Он у меня сохранился! – оживился на секунду Ян Эгиль.

– Он был такой классный! – подхватил я.

– И позвонили в дверь… – медленно произнес он.

Я подался вперед, затаив дыхание в надежде, что он продолжит, но он замолчал.

– И позвонили в дверь, – повторил я.

– Да. Кто-то пришел. Я слышал, как они ссорились, но продолжал играть в паровозик. Я не хотел их слышать!

– Они ссорились? Мама и папа?

– Это была не она! Это был мужчина. Мужской голос.

Меня как будто ударило молнией.

– Что?! Как ты сказал?

Он непонимающе уставился на меня:

– Мужской голос. Потом ничего не помню, а потом – я стою на лестнице, а он там внизу лежит. И звонок в дверь – мама пришла. Она громко кричала и так на меня смотрела, будто это я его… Но это же не я! Всегда я во всем виноват!

Он закрыл глаза. На мгновение мне показалось, что ему снова шесть лет и его сейчас накажут за то, чего он не делал.

– Последнее, что помню, – как она кричала. И все. А потом уж – как мы у Ханса в снежки играли.

Меня будто захлестнуло волной, которая наконец достигла берега. Дышать было нечем. Почему он ничего тогда не сказал? Почему не нашлось никого, кто бы его спросил? Или его спросили, а он не ответил? Может быть, он сейчас впервые рассказал об этом? У меня голова закружилась от налетевших вихрем мыслей. Что скажет Йенс Лангеланд? Вибекке Скарнес не попала бы в тюрьму, если бы мы знали об этом загадочном мужчине тогда, в семьдесят четвертом! И… имеет ли эта информация какое-то отношение к тому, что произошло сейчас, десять лет спустя? Действительно ли смерть ходит за ним по пятам, или это просто чудовищные совпадения?

Я глубоко вздохнул и развел руками.

– Ну, думаю, хватит на сегодня, Ян Эгиль. Или ты хочешь мне еще что-нибудь сказать?

– Да! – Внезапно он выбросил руку вперед и схватил меня за запястье, отчаянно, как борющийся с безжалостной стихией утопающий хватается за проплывающую ветку. – Помоги мне, Варг! Ты должен мне помочь! – Его глаза вдруг наполнились слезами. – Это не я! И тогда, и сейчас – не я!..

Я похлопал по его руке своей, той, что была свободна.

– Обещаю тебе, Ян Эгиль! Я сделаю все, что в моих силах. Тебе здорово повезет, если всплывут доказательства того, что ты мне сейчас рассказал: улики, свидетельские показания, не знаю, что еще… Но в одном ты должен быть совершенно уверен: мы поможем тебе. Все мы.

– Помоги мне, Варг! Ты! Ты должен мне помочь! – умолял он.

– Да. Да. – Я был в замешательстве – насколько, оказывается, он доверял именно мне. – Я помогу тебе, Ян Эгиль. Я тоже. Всем, чем смогу.

Больше я ничего не мог ему пообещать. Я сомневался, что у меня даже это получится, но был готов к гораздо более обстоятельному разговору с Йенсом Лангеландом, и не только о двойном убийстве в Аньедалене, но и – с не меньшим интересом – о несчастном случае, который произошел десять лет назад в Вергеландсосене…

Он медленно отпустил мою руку, настойчиво, с мольбой вглядываясь мне в лицо.

Еще мгновение мы сидели молча, а потом я кивнул, поднялся, помахал ему рукой и пошел к двери. Перед тем как открыть ее, я обернулся.

– Держись…

Он не ответил – опять смотрел не на меня, а в стол.

Я тихо открыл дверь и вышел.

28

Увидев меня, помощник ленсмана, который дежурил возле двери, встал, коротко кивнул и вошел в кабинет, где остался Ян Эгиль. Я слышал, как он что-то спросил, прежде чем за ним закрылась дверь. Почти сразу же он вновь появился на пороге и крикнул в коридор:

– Он голодный! Принесите кто-нибудь пиццы и колы!

Стандаль услышал, вышел в коридор и отдал приказ полицейскому принести еду.

Йенс Лангеланд и женщина, которая, очевидно, была адвокатом Силье, сидели у стола в приемной. Когда я вошел, оба поднялись со своих мест и выжидающе на меня посмотрели.

Меня представили коллеге Лангеланда – женщине с короткими темными волосами, маленькой и живой, похожей на француженку, в короткой серой юбке и черном обтягивающем свитере. Судя по выговору, она была из Центральной Норвегии, может, из Трёнделага.

– Ойгунн Бротет, – представилась она с легкой улыбкой. – Я адвокат Силье.

– Да я и сам догадался. Варг Веум, частный детектив.

Сзади меня тихо фыркнул Стандаль. Я повернулся к нему.

– Ну, Веум, чего он от тебя хотел?

– Не уверен, что могу вас в это посвящать. Но должен вам признаться, что никакого признания я от него не получил. Скорее наоборот.

– Другими словами, он наврал вам, так же как и нам?

Лангеланд отреагировал молниеносно:

– Я попросил бы вас воздержаться от подобных выражений, господин ленсман! Полиция пока не предоставила ни единой улики против моего клиента, и мы знаем, что признательные показания дал другой человек.

– Хочу заметить, что этим показаниям не верит ни один из нас! – резко сказала Ойгунн Бротет.

– Вот именно! – согласился Стандаль. – Мы только что допросили юную даму… Силье Твейтен. Находимся, так сказать, под сильным впечатлением. На вопрос, какие действия она произвела с винтовкой, ответ мы получили весьма расплывчатый. Она не имеет ни малейшего понятия, как снимать ружье с предохранителя и как его заряжать. Спросить меня – так эта девочка в жизни своей в руках оружия не держала.

– А вы уверены, что орудие убийства – та самая старая винтовка «маузер»? – поинтересовался я у него.

– В самое ближайшее время криминалисты и патологоанатомы закончат экспертизу. И я очень удивлюсь, если это не «маузер».

– Единственное, что можно утверждать об этом оружии, – что именно его взял с собой Ян Эгиль, когда убежал в горы.

– Да, точно! Убежал. Почему, хотел бы я знать, если он, как вы считаете, невиновен?

– Потому что у него травмированная психика, – напомнил я. – И я вам вчера об этом говорил.

– Да-да. Вы рассказывали, Веум, но…

– К тому же Грете Меллинген сообщила мне подробности, которых я раньше не знал, – об убийстве отца Силье в семьдесят третьем году.

Лангеланд утвердительно кивнул:

– Да-да, адвокат Бротет тоже со мной поделилась. Ходили слухи, что Клаус Либакк был замешан в убийстве родного отца Силье. Месть – очень сильный мотив. Достоверный мотив, должен сказать.

– Какие у вас основания делать такие выводы, осмелюсь спросить? – разгневанно посмотрел на него ленсман. – Девочке было тогда пять лет!

– Да, но тем не менее… – В голосе Лангеланда появились назидательные нотки, как будто он уже выступал на заседании суда. – Двойное убийство здесь, убийство в тысяча девятьсот семьдесят третьем, несчастный случай, повлекший за собой смерть, в семьдесят четвертом. И оба ребенка замешаны в этих жутких событиях.

– Так же, как и Терье Хаммерстен, – добавил я.

Стандаль, казалось, сейчас взорвется.

– А это еще кто такой, черт возьми?!

– Терье Хаммерстен был в местном розыске по делу об убийстве в семьдесят третьем году. Вы не в курсе? – подлил я масла в огонь.

– Тогда я еще тут не работал. Но документы я, разумеется, подниму.

– Так вы еще этого не сделали? – язвительно спросил Лангеланд.

– У нас есть и другие дела! – злобно буркнул ленсман.

– А в семьдесят четвертом Терье Хаммерстен сожительствовал с родной матерью Яна Эгиля, Метте Ольсен.

Стандаль уставился на меня:

– А при чем здесь?…

– В том году был убит приемный отец Яна-малыша.

– Но дело раскрыто, Веум, – резко сказал Лангеланд. – С ним все ясно.

Я встретился с ним глазами.

– Вы уверены? А вот мне известно совершенно новое объяснение тому, что тогда произошло. От самого Яна-малыша! Может быть, Вибекке Скарнес вовсе и не должна была сесть тогда в тюрьму.

Лангеланд побледнел:

– Что вы сказали? Что он…

Я многозначительно взглянул на него.

– Давайте вернемся к этому чуть позже.

– Ну что ж. Да мне и неинтересны давно раскрытые дела. – Лангеланд с благодарностью посмотрел на меня и сделал знак указательным пальцем: у нас договор.

Я обернулся к Ойгунн Бротет и спросил:

– Как Силье и ее родители?

– Они как раз сейчас возвращаются домой.

– Вы что, и сегодня ее отпустили? – с удивлением обратился я к Стандалю.

Он озабоченно взглянул на меня:

– Она же еще ребенок… Мы посоветовались с адвокатом Бротет и фру Меллинген и решили: учитывая, что никто из нас не верит в ее показания, отпустить ее домой. Но с ними постоянно находится сотрудница нашего отдела, так что при первой же необходимости Силье доставят в отдел.

– Но это явная дискриминация! – заметил Лангеланд. – Или вы и Яна Эгиля собираетесь отпустить?

– Теперь у него нет дома, в который он мог бы вернуться, – холодно ответил Стандаль. – К тому же он по-прежнему наш главный подозреваемый, и, если вы не имеете ничего против, господин адвокат, я предлагаю вернуться к нему и продолжить допрос.

Лангеланд вздохнул:

– Ну что ж, действительно пора. Поговорим позже, Веум. Вы тоже остановились в Суннфьорде?

– Да. Свяжитесь со мной, когда вернетесь.

Лангеланд кивнул. Во взгляде Стандаля явно читалась надежда больше никогда со мной не встречаться. Они вместе отправились в комнату для допросов.

Мы с Ойгунн Бротет остались одни, ощущая себя как потерпевшие кораблекрушение после того, как стихла буря.

– Мне надо вернуться к себе в офис. Здесь атмосфера все накаляется. Еще увидимся, – сказала она.

– Да, скорее всего. И если вам понадобятся услуги частного сыщика…

– То я знаю, к кому обратиться, – закончила она, улыбнулась и ушла за своим коротеньким, не длиннее, чем юбка, пальто.

Когда я проходил мимо дежурного, он окликнул меня:

– Веум? Вам записка.

– Да? Спасибо.

На бумажке для заметок было послание от Грете: «Поехала домой, хочу выспаться. Позвоню позднее».

Когда я вышел на улицу, Ойгунн Бротет уже не было. И я пошел обедать в отель. Один.