Текст книги "Спутники смерти"

Автор книги: Гуннар Столесен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

7

Ночь выдалась беспокойная. Поэтому утром, когда я встал, я помнил только обрывок сна: на моей кухне сидел мальчик и уплетал бутерброд. Во сне это был вроде Томас, но только шестилетний и с глазами Яна-малыша – кричащими безучастностью.

Я позвонил в Хаукендален и попал на Ханса Ховика.

– У вас все в порядке?

– Малыш проснулся. Они с Сесилией завтракают.

– А мать… О ней ничего не слышно?

– Нет. Хочешь, дам Сесилию?

– Да. На пару слов.

Я подождал у трубки, пока Ханс звал ее к телефону, а потом услышал ее «Привет».

– Как спали?

– Я почти совсем не спала. Мне все время казалось, что стоит мне задремать, как он тут же попытается сбежать.

– Но он не пытался?

– Да нет, конечно. Спал как убитый. Правда, в какой-то момент ему приснилось что-то… страшное. Он стонал и дергал ручками. Но не проснулся. Хотя я присела на край кровати и гладила его по голове.

– А сейчас он как? Сказал что-нибудь?

– Нет. Все такой же отстраненный. Лучше ему не делается, так что следующая наша остановка – детский психиатр.

– Давай еще раз попробуем обратиться к Марианне. Я попытаюсь уговорить ее, чтобы она к вам приехала. А сам тем временем выясню, что с его матерью. Если удастся – с обеими.

– А ты узнал? Это тот самый мальчик, про которого ты говорил?

– Пока нет. Но в списке дел это у меня первый пункт. И самое главное: знает ли ребенок, что он усыновлен? Я, правда, в этом сомневаюсь. Если выяснится, что он действительно не знает…

– То значит, он имел в виду свою приемную мать, да?

– По логике вещей – да.

– А ты полиции рассказал?

– Нет. Пока нет.

– А почему?

– Пока я не уверен, не хочу сбивать с толку следствие.

– Понятно, ведь возможно, это убийство.

– Согласись, больше похоже на несчастный случай.

– Да, но все равно. Дело серьезное.

– До того как я сообщу о словах Яна-малыша, я хочу провести собственное расследование.

– Боже, какая непостижимая тяга к истине, Варг! Это уже переходит всякие границы… Иди в полицию, слышишь? Расскажи им все – они для этого и существуют.

– Я подумаю над твоим предложением.

– Или я сама пойду.

– Дай мне хотя бы несколько часов, хорошо?

– Уговорил, невозможный ты человек.

Я поблагодарил, и мы закончили разговор на том, что я пообещал перезвонить ей попозже – она оставалась присматривать за Яном-малышом.

Я отправился короткой дорогой: срезал угол до Ветрлидсалльменнинген и двинулся мимо Флёйбанен. Погода изменилась: на улице было холодно, морозец так и пощипывал лицо. Облака туго обтянули небо над Бергенской долиной, плотные, как кожа на барабане.

В конторе я зашел к Эльзе Драгесунд. С тех пор как мы виделись в последний раз, ее повысили в должности, но дверь ее кабинета была всегда открыта. Увидев меня, она жестом пригласила войти.

Я сразу перешел к делу:

– Ты помнишь, как летом семидесятого мы с тобой были на выезде в Ротхаугском жилом комплексе? Мальчик там был заброшенный совсем? Мать совершенно пьяная? А потом еще мужчина туда вломился. Помнишь?

– Да, – кивнула она не совсем уверенно, – припоминаю… Много подобных случаев было.

– Парнишку отдали приемным родителям, а те его усыновили.

– Ну да… что-то такое…

– Его звали Ян-малыш. В свидетельстве о рождении – Ян Элвис.

– Точно-точно! – улыбнулась она. – Вспомнила.

– У тебя случайно нет документов о его усыновлении? Мне кажется, мы с ним снова встретились и, похоже, в гораздо более серьезной ситуации.

И я рассказал ей о том, что произошло, рассчитывая на ее опыт и помощь: двадцать лет в службе охраны детства научили ее сохранять хладнокровие в любых обстоятельствах.

– Так вот оно что. «Это мама сделала». Он именно так и выразился?

– Да.

– Переговори с Катриной. Она найдет для тебя документы, но… Скажи, а что ты, собственно, хочешь выяснить?

– Прежде всего, тот ли это мальчик. А во-вторых… – Я пожал плечами. – Вообще-то, конечно, это дело полиции.

– Вот именно. Думаю, что в любом случае нам не стоит вмешиваться в расследование.

– Ну да, – неуверенно согласился я, поблагодарил за помощь и отправился к Катрине Лейвестад, которая сидела тремя кабинетами дальше.

Катрина была светловолосой красоткой, которая к работе относилась пока еще с таким же энтузиазмом новичка, как и я в 1970 году. Она не знала слова «нет», по крайней мере в том, что касалось работы. Было бы неплохо, если бы и в личном общении она была так же безотказна, но в этом у меня пока не было случая убедиться.

Она быстро отыскала нужную папку в шкафу с архивными документами и положила ее передо мной на стол.

Что ж, никаких сюрпризов там не было. На мгновение сердце у меня в груди ухнуло вниз, как свинцовое грузило в мутной воде, – я был прав: это он.

Бумаги были составлены бюрократически сухим языком. Первое, что сразу бросилось в глаза, – это новое второе имя мальчика.

Скарнес Ян Эгиль. Дата рождения 20.07.1967. Мать Ольсен Метте – дата рождения 23.03.1946, отец неизвестен. Усыновлен в июне 1971 г. Скарнесами Свейном – дата рождения 03.05.1938 и Вибекке – дата рождения 15.01.1942.

По документам выходило, что мальчик попал к приемным родителям в октябре 1970 года. В папке находились и два медицинских заключения. В первом, сделанном в августе 1970-го, говорилось, что ребенок был истощен и имел серьезные нарушения в эмоциональном развитии. Во второй бумаге, составленной в декабре 1973-го, отмечалось значительное улучшение физического состояния – нормализация веса, однако указывалось на многочисленные симптомы так называемых «адаптационных нарушений». Мальчик был беспокойным, гиперактивным, импульсивным и постоянно требовал к себе внимания.

Не надо было обладать мудростью царя Соломона, чтобы убедиться, что главными фигурами во всей этой истории были две его матери – настоящая и приемная. Вопрос был в том, удастся ли их разыскать. И с этим вопросом я отправился в наш с Сесилией кабинет, в котором, несмотря на то что он за нами числился, мы бывали довольно редко.

Первый звонок был в полицию. По моей просьбе к трубке позвали инспектора Мууса.

– Да, я слушаю.

– Это Веум. Есть новости?

– Что вам нужно? – спросил инспектор после короткой паузы.

– Я хотел бы узнать… Вы нашли ее? – И поскольку реакции никакой не было, мне пришлось добавить: – Вибекке Скарнес.

– А-а, Вибекке Скарнес! – протянул он с сарказмом. – Никак нет, Веум. Мы пока ее не нашли. Вы, насколько я понимаю, тоже.

– Нет, пока мне не удалось на нее выйти, и я…

– И слава богу, – перебил он меня. – Тем лучше для вас. Что вас еще интересует?

– Ничего. Пока.

– Ну а раз ничего, то я надеюсь, Веум, что вы теперь займетесь своими делами, – рявкнул он и бросил трубку.

А я стал набирать следующий номер в моем списке. Это был телефон Карин Бьёрге, моей подруги, работавшей в Департаменте регистрации населения. Как-то мне удалось найти ее сестру, которая сбежала в Копенгаген, и даже наставить девочку на путь истинный. С тех пор я могу к ней обращаться за любой помощью, как сказала Карин. А глаза ее при этом светились такой преданностью, что можно было подумать – на мне сошелся клином белый свет. И я не раз пользовался ее любезностью, и она делала все, что было в ее силах, – быстро, четко и старательно. Так что иметь верного друга в таком департаменте – совсем неплохо.

Она быстро выяснила, что Метте Ольсен живет теперь в доме на улице Дага Хаммаршёльда в районе Фюллингсдален, который от центра Бергена отделяет автомобильный туннель.

– Думаю, это многоэтажка, – добавила Карин.

– Слушай, а не поищешь мне еще адрес Терье Хаммерстена? – спросил я.

Через пару минут она ответила:

– Так. Последний адрес – окружная тюрьма Бергена. Но тут нет даты. А вот последнее место регистрации – Мёхленприс, улица Профессора Ханстена. И тут стоит отметка – «аннулировано».

– Ладно, я разберусь, спасибо большое.

После этого я позвонил в собес и нарвался на Беату.

– Ну что там у тебя еще? Послушай, Варг, у меня тут дел выше головы, давай после работы созвонимся.

– Я как раз по делу.

– Ах вот как? – язвительно отозвалась она.

– Да. Мы ищем человека, который, судя по всему, должен быть у вас в базе данных.

– Фамилия?…

– Хаммерстен, Терье. Можешь пробить его у себя?

Она глубоко вздохнула, но я услышал в трубке, как она встала из-за стола, а сразу после этого – звук открывающегося канцелярского шкафа и старательного перелистывания бумаг в толстых папках, как будто стая птиц тяжело захлопала крыльями.

– У него подписка о невыезде без особого разрешения властей.

– А адрес?

– Только доверенного лица.

– И кто же это?

– Метте Ольсен, улица Дага Хаммаршёльда.

– Спасибо. Увидимся.

– Ага. Давай.

– Будь здорова, – сказал я, но она уже не услышала – положила трубку.

Я подошел к окну и выглянул наружу. Снега по-прежнему не было, так что любоваться пришлось на черный, как рукав смокинга, асфальт. Не задерживаясь больше в конторе, я отправился в путь.

8

В квартире у Метте Ольсен на третьем этаже веселье шло полным ходом. Я услышал это еще на лестнице. На мой звонок открылась соседняя дверь, показалась пожилая женщина в коричневом пальто и серой шляпе. Я было подумал, что она просто собралась выйти из дома, но она окинула меня скептическим взглядом и раздраженно спросила:

– Что, тоже к ним пожаловали?

– Видите ли, я…

– В таком случае потрудитесь передать своим друзьям, что, если они немедленно не прекратят этот шум, я снова позвоню в полицию! Они тут с пяти утра сходят с ума.

– С пяти утра?

– Вот именно. Они разбудили меня, когда пришли. Я этого не потерплю, могу вам твердо это пообещать.

В этот момент дверь Метте Ольсен приоткрылась и музыкальный грохот вырвался на лестничную площадку. В проеме стоял небритый рослый дядька лет сорока, одетый в лучших традициях вечной классики из универмагов «Фретекс», а именно – дешево и сердито. Он попытался сфокусировать на мне взгляд.

– Чево надо?

– Метте Ольсен, – сказал я голосом, полным надежды. Мужик непонимающе уставился на меня. – Хозяйка. Она дома?

– Метте-то? А как же! А чево надо?

– Вы ее охранник?

– А твое какое дело? Ты из собеса что ли?

– Что-то в этом роде. Можно войти?

Вместо ответа он повернулся к комнате, откуда гремела неузнаваемая шведская танцевальная музыка, так громко, что скорее была похожа на пароходный гудок.

– Ме-е-е-етте! – раздался его рев как запоздалое эхо семидесятого года.

– Чево там? – ответил тонкий высокий голос откуда-то из глубины квартиры.

– Тут чувак какой-то с тобой хочет поговорить!

– Ну так пусти его!

Соседка тем временем подошла ко мне так близко, как будто она работала моим телохранителем, и громко фыркнула мне прямо в ухо:

– Вы действительно из социальных служб? Вы, я надеюсь, выставите ее отсюда? Потому что, сами видите, дольше так продолжаться не может.

– Вообще-то я по другому ведомству, – ответил я, но тут человек в дверном проеме повернулся ко мне лицом и кивнул.

– Слыхал, чё она сказала? Давай заходи!

Он даже подмигнул! Клянусь, меня еще никогда так радушно не встречали в подобных местах.

У соседки был настолько решительный вид, что можно было подумать, она тоже собирается войти, но она осталась стоять около порога. Здоровяк, не заставляя себя ждать, так грохнул дверью, что бедная тетка вынуждена была отскочить, чтобы ее не сдуло порывом ветра.

Из глубины квартиры, видимо из гостиной, доносилось неразборчивое жужжание нескольких голосов, которое яростно заглушала громкая музыка. В прихожую тянулся запах алкоголя и гашиша. Я попытался найти взглядом Метте Ольсен.

В гостиной было восемь человек, итого вместе с чудом-юдом, открывшим мне дверь, девять. Три женщины и шестеро мужчин. Самому старшему было на первый взгляд около шестидесяти, младшему – восемнадцать-девятнадцать лет. Я подумал, что он-то и курил гашиш, а остальным было уже довольно музыки. Лица у мужчин были небритые, заплывшие, лишенные какого-либо выражения, с бессмысленными глазами. Двигались они так вяло, что смотреть было жутко: впечатление такое, как будто нервная система у них была выжжена алкоголем. Все, что они делали, выглядело как в замедленной съемке, причем пленку крутил киномеханик, еще более пьяный, чем они сами.

Женщины, впрочем, выглядели не намного приличнее. У той, что постарше, были огненно-рыжие волосы с давно не крашенными седыми корнями. Степень ее опьянения не поддавалась описанию. У второй – черные, как у цыганки, волосы, но цвет, конечно, был ненастоящий; судя по произношению, она была с севера, возможно из Хордаланна. Третья была Метте Ольсен.

Она сидела, тяжело нависнув над столом, подперев кулачками маленькое худое личико. Она выглядела лет на десять старше, чем тогда, три года назад, когда я увидел ее впервые. Волосы осветлены беспорядочными прядями, а косметика, наложенная часов десять-пятнадцать назад, теперь превратилась в черные круги вокруг глаз и красный небрежный росчерк помады, как кривая ухмылка украшавший правую щеку. Блузка была наполовину расстегнута, так что виден был серый лифчик в пятнах от кофе или пива.

Метте сжимала стакан, в котором плескалось что-то явно неразбавленное, может, водка. Она медленно перевела взгляд на меня:

– Чего надо?

Я, признаться, и сам себя в этот момент спрашивал о том же. Но раз уж пришел…

– Не знаю, помните ли вы меня.

Она взглянула на меня, и слабая тень узнавания промелькнула в ее глазах.

– Где мы встречались?

– Я был у вас дома несколько лет тому назад. Служба охраны детства.

Настроение в комнате сразу изменилось. Даже музыка стихла, и теперь раздавалось только шипение: пластинка кончилась и игла проигрывателя скользила по гладкой наклейке. Общий разговор прекратился. «Охрана детства… он из охраны детства!» – говорили они друг другу, а один из мужчин встал и принялся угрожающе закатывать рукава рубашки. Другой, правда, тотчас усадил его обратно со словами: «Да ладно, потом с ним разберешься!»

Метте Ольсен смотрела на меня, губы ее дрожали.

– Из охраны детства? Но тут у нас нет детей! – Ее начала бить крупная дрожь. – Если вам дети нужны, вы сами давайте… идите…

Со всех сторон я чувствовал тяжелые враждебные взгляды.

– Да, но… я пришел поговорить о вашем сыне.

– О Яне-малыше? Что с ним? С ним что-нибудь случилось? – В ее глазах разлилась страшная тоска.

– Нет-нет. С ним все хорошо. Скажите, мы можем с вами поговорить где-нибудь наедине?

Она скользнула взглядом по комнате, попыталась сконцентрироваться, а потом произнесла:

– Я не знаю… – и добавила, обернувшись на дверь в соседнюю комнату: – Может быть, там.

Один из мужчин немедленно воскликнул:

– Ага, Метте, давай, веди его в спальню! Чтобы охране детства было чем потом заняться!

Дикий гогот наполнил комнату. Шутка удалась.

Метте Ольсен встала и нетвердыми шагами обошла стол:

– Не слушайте их. Пойдемте.

Она взяла меня под руку – скорее чтобы я ее поддерживал, чем из кокетства, – и с торжественным выражением лица повела в спальню. Неубранная кровать и разбросанные по всем углам и подоконникам вещи составляли первое и главное впечатление от этой комнаты. Я оставил дверь приоткрытой, чтобы не давать повода домыслам. За нашими спинами вновь царило оживление: кто-то сменил пластинку и музыка загремела с новой силой.

Остановившись у постели, она отпустила мою руку и неловко уселась. Во взгляде читалась странная смесь страха и презрения.

– Чего там с Яном-малышом?

Я серьезно посмотрел ей в глаза:

– Когда вы видели его в последний раз, Метте?

Ее глаза наполнились слезами, а на шее проступили крупные красные пятна.

– Когда видела?! Да тогда же, когда эти чертовы куклы забрали его у меня! И больше ни разу… Только в тот день, когда они пришли и забрали…

– И до сегодняшнего дня.

– Говорю же – ни разу!

– Но вы знаете, что его усыновили?

Метте прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Веки дрожали. Она взглянула на меня:

– Да, знаю. Какая-то фифа со своим мужиком. Сами-то не смогли детишек завести, вот и взяли моего. Родители! Черта с два! Ворюги они! Украли моего мальчика, вот что они сделали. Украли! Терье сказал, чтоб я в суд подала на них, а Йенс отговорил. Сказал, что меня бы это уничтожило. Как будто осталось, что уничтожать…

– Кто отговорил?

– Йенс Лангеланд! Адвокат. Вел мое дело…

– Лангеланд?

– Ну да. Тогда еще, когда мне предъявили… ну, в общем, давно. Я хипповала тогда. С парнями там разными. А Лангеланд-то тогда был – дитё дитём, только отучился. Сопляк, короче.

Она снова прикрыла глаза.

– Значит, с семидесятого года вы не общались ни с Яном-малышом, ни с его приемными родителями, так?

– Ну… Вообще-то мне разрешили его навещать. По праздникам. И к себе забирать тоже разрешили. Но пока он был у приемных родителей… эх, да что говорить – не пришла я ни разу. Будь я проклята, дура несчастная! Такая тварь, а? Не пришла. Да он и не хотел, вот как мне сказали. Йенс-то меня, конечно, пристроил туда… в Хьеллестад. Но разве ж этим поможешь? Мы и там дурь раздобывали, что вы думаете. Толкачи стояли в лесу под окнами и кидали прямиком нам в руки. И ведь в долг, за здорово живешь… Ну то есть, когда вышла, тут уж – ложись да ноги раздвигай. В уплату долга. Полгода трахали меня все кому не лень. На гроши какие-то жила. Так что приходилось вертеться… Ведь у меня ни сил, ни времени не было подумать о нем… О Яне-малыше то есть.

Из соседней комнаты раздался великолепный рев, который я тотчас же узнал:

– Ме-е-е-е-етте!

Это был голос Терье Хаммерстена.

– Она в комнате, Терье, – сказал ему кто-то.

– Ага. Трахается! – добавил женский голос, и немедленно раздался истерический хохот.

– Чего?! А ну пусть семенит сюда…

Дверь в спальню с грохотом распахнулась. Терье Хаммерстен стоял в проеме с выражением лица, которое никак нельзя было назвать дружелюбным. Я немедленно понял, что он в ярости и перед собой видит врага. Врагом был я, и в этот раз мне было не уйти.

9

Работая в службе охраны детства, первым делом учишься выходить из различных сложных ситуаций. Невозможно избежать столкновений между трудными подростками и их родителями или другими взрослыми.

Правда, на этот раз по ту сторону баррикад был далеко не ребенок, так что я и слова не успел сказать, как Терье Хаммерстен бросился на меня, выставив свои гигантские кулачищи.

– Чё, девку мою щупаешь?

Я поднырнул под него, обежал вокруг кровати и попытался объяснить. Но он не слушал. Он запрыгнул на кровать, та зазвенела всеми пружинами, а Метте Ольсен с криком повалилась на спину. Терье ринулся ко мне, и на этот раз от ударов я не ушел. Первый пришелся мне в плечо, как будто на меня обрушилась кувалда. Увидев, как мне в лицо несется кулак, я увернулся и дернулся в обратном направлении.

– Хаммерстен! – крикнул я. – Это нападение на официальное лицо при исполнении обязанностей!

Это слегка охладило его пыл. Он встал в стойку боксера-тяжеловеса:

– Да ты знаешь, кто я?

– Знаю, мы раньше встречались. Я из службы охраны детства, так что, если тронешь меня еще раз, снова окажешься за решеткой. А вот если успокоишься, то мы уладим наши разногласия…

– То есть ты на меня не настучишь? – перебил он меня, не вполне понимая, что я от него хочу.

– Точно. Даю слово.

– Вообще-то я тебя вот этими руками могу на запчасти разобрать. Улавливаешь?

– Не будь таким самоуверенным. Я, когда надо, и не таких ломал.

Он оценивающе смерил меня взглядом. Я стоял, опустив руки, готовый, однако, к отпору, если он снова полезет. Видимо, выглядел я внушительно, потому что ярость его слегка поуменьшилась.

Он перевел взгляд вниз, на Метте Ольсен, которая теперь сидела на полу, прислонившись к кровати, и тупо глядела на нас обоих.

– Ну-ка, скажи, Метте, кто он тебе, гусь этот?

– Мы просто разговаривали, – ответила она, качая головой. – У него новости о Яне-малыше.

– И какие?

– Новостей у меня нет, – ответил я за Метте. – Мне надо было узнать, когда вы виделись с мальчиком в последний раз.

– И ты ее об этом решил спросить? Да ей плевать на все это. – В его голосе не осталось и следа от былого гнева. – Пришли какие-то… да и забрали у нее парнишку.

– А вы, конечно, считаете, что вот это все – подходящее окружение для мальчика?

– Слушай, ты! – взревел он снова и сжал кулаки.

Я протестующе поднял руки.

– Хаммерстен! Вспомни, о чем мы только что договорились!

– Терье! Не надо! – подала голос Метте Ольсен. – Я больше не могу. Я так скучаю по нему! – Она заплакала.

Хаммерстен подошел ко мне:

– Знаешь, чё я сделаю? Я завтра к адвокату пойду. К Лангеланду, к адвокату ее. И мы жалобу составим на тебя, так и напишем, что ты, как там, черт тебя дери, твое имя…

– Веум. А к Лангеланду я сам пойду. Так что вы можете не беспокоиться. Пойду и поговорю.

– О чем это?

– О том, что… А впрочем, вас это не касается.

Хаммерстен зло уставился на меня, он явно колебался. Ему хотелось изувечить меня, но он чувствовал, что ослабел. Так что он стоял и трясся от пьяного гнева.

– Веум… – всхлипнула Метте Ольсен, – когда увидите Яна-малыша, передайте ему от меня привет. И скажите… я люблю его… И что мне так его не хватает! Ян-малыш мой, мой Ян…

Рыдания заглушили ее последние слова.

– Я обещаю вам, Метте. Я все ему передам.

Терье Хаммерстен с ненавистью посмотрел на меня. А я повернулся и ушел из этой убогой спальни, от этих нелепых людей.

В гостиной никто и не заметил, что я прошел мимо них. Соседки на лестничной клетке уже не было, чему я несказанно обрадовался. Так что я без приключений добрался до конторы, откуда позвонил журналисту Паулю Финкелю – моему бывшему однокласснику.

– Слушай, Пауль… Есть такой мужик, зовут Терье Хаммерстен. Знаешь о нем что-нибудь?

– До фига! А что, его снова выпустили?

– Да вроде. А за что сидел?

– Тяжкие телесные. На твоем месте я бы держался от него насколько возможно дальше.

– Спасибо за совет. А подробности какие-нибудь по нему у тебя имеются?

– Может, в таком случае, пинту пива проставишь?

– Ну, если только пинту.

– Мне больше и не надо. Захвачу кое-что тебе почитать, чтоб ты знал, с кем связался.

– Что, так уж опасен?

– Сказать «опасен» – ничего не сказать.

– Ну так он же не убил пока никого.

– По официальным сведениям, нет.

– Что ты имеешь в виду?

– А вот за пивом и расскажу.

– Где обычно?

– Где обычно.