Текст книги "Спутники смерти"

Автор книги: Гуннар Столесен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

45

Все эти годы я не забывал Яна Эгиля. Мне так и не удалось смириться с утверждением, что в его деле все обстоятельства учтены и вина неопровержимо установлена. Несколько раз я чуть было не позвонил Йенсу Лангеланду, который, насколько мне было известно, так и оставался его адвокатом, но каждый раз отбрасывал эту мысль. Зачем? – спрашивал я себя.

И вот теперь на скамейке у остановки автобуса передо мной сидела Сесилия, освещенная низким солнцем уходящего лета, и внимательно смотрела на меня сквозь круглые очки – она только что сообщила мне, что моя фамилия значится в списке приговоренных Яна Эгиля.

Я попросил ее:

– Давай поподробней, а?

– Расскажу все, что знаю, – согласилась она.

– Яна Эгиля выпустили?

– Да, он вышел в мае на свободу. Отсидел десять лет. Вышел бы и раньше, но заключенным он был не из примерных.

– Долго же они ждали, прежде чем его выпустить… Чем он занимается сейчас?

– Тут есть определенные проблемы. Служба надзора за освободившимися из мест лишения свободы пристроила его на работу в автомобильную мастерскую, но ему быстро там надоело. Потом он подрабатывал в разных местах, сошелся с другими отсидевшими срок парнями… Связи, которые они налаживают между собой за решеткой, часто сопровождают их и на свободе, и я боюсь, что он уже свой в преступной среде Осло.

– Понятно… Продолжай! – нетерпеливо сказал я.

– Он жил в хосписе на улице Эйрика у станции метро «Тёйен». Это что-то вроде частного приюта для социально неустроенных людей. А держит его наш с тобой старый знакомый – Ханс Ховик.

– Ханс! Так вот как у него жизнь сложилась. Он так и не смог бросить эту работу.

– Да, но давай все же о деле. В этот понедельник в его хосписе был найден мертвым один из постояльцев. Его забили до смерти, видимо, еще в выходные.

– Ну и что? А Ян Эгиль к этому какое имеет отношение?

– Тело обнаружил один из жильцов и оповестил об этом Ханса, который вызвал полицию. Согласно инструкции, полицейские стали обходить все комнаты, чтобы опросить, не слышал или не заметил ли кто-нибудь что-то необычное за последние дни. Яна Эгиля не было, но в его комнате они нашли… – она немного помедлила, а потом продолжила: – …окровавленную биту.

– У меня такое неприятное ощущение, что я об этом слышу уже не в первый раз.

Сесилия была со мной совершенно согласна.

– К тому же выяснилось, что убитый был знаком с Яном Эгилем. Другими словами… Ян, похоже, вновь попал в переплет. Пока его только допросили, но через несколько дней эта история попадет в газеты.

– Мне надо будет выяснить подробности. А что ты там сказала о списке приговоренных?

– Может, я немного сгустила краски, назвав это именно так. Мне об этом рассказала женщина – мать его ребенка.

– Когда же он успел обзавестись…

– Его отпускали на некоторое время. Знаешь, это называется «пробное освобождение» – попытка проверить, способен ли заключенный к социальной адаптации. Конечно, все освобожденные находятся под надзором.

– Знакомая история.

– Да, его ребенок повторяет его судьбу.

– Из этого порочного круга чертовски тяжело вырваться! Как ты думаешь, словам этой женщины можно доверять?

– Почему нет? Ее, кстати, зовут Силье.

– Силье? Это случайно не та самая девушка…

– Думаю, да.

– Боже мой! Дождалась, значит. А что конкретно она рассказала?

– Что Ян Эгиль много раз говорил, что должен прикончить по крайней мере двоих. Они больше остальных виноваты в том, что с ним произошло.

– Я-то чем перед ним провинился?!

– Ты работал в охране детства, когда его забрали у матери. Ведь так?

– Да, но это же не я…

– Ты стал своего рода символом ненавистной службы, которая в очередной раз вмешалась в его жизнь – теперь, когда мы опекаем его малыша. Ханс решил обязательно тебя об этом предупредить.

– Но, ты сказала, он говорил о двоих?

– Да. Вторым был как раз тот, кого нашли мертвым несколько дней назад. Его избивали битой, пока… – Она вздрогнула всем телом, будто ей внезапно стало холодно. – Пока он не стал совершенно неузнаваем.

– Но, как я понимаю, тело идентифицировали?

– Да, конечно.

– И кто же это?

На какое-то мгновение ее взгляд скользнул вниз, на фьорд. Затем, глядя мне в глаза, она решительно произнесла:

– Ты знаешь его, Варг, – и вновь замолчала. Я почувствовал, как в душе поднимается тревога.

– Говори, не тяни! Кто это? Это не…

– Терье Хаммерстен.

46

На следующий день была пятница, и мы улетели в Осло первым же утренним рейсом. Стюардессы с привычными улыбками разносили завтрак; плато Хардангервидда лежало под нами как черно-серо-коричневое лоскутное одеяло.

Сесилия сидела, пила маленькими глоточками кофе, а потом вдруг сказала:

– В тот раз в Фёрде, в восемьдесят четвертом…

– М-м-м?

– Ты познакомился с нашей коллегой – Грете Меллинген.

– Да. Но мы с ней больше не виделись. Только тогда.

– Она хорошо о тебе отзывалась.

– Ты с ней встречалась?

– Пару лет назад, на профессиональном семинаре.

– Ты же знаешь, как это бывает. С одними людьми ты продолжаешь общаться, другие исчезают из твоей жизни. А через десять лет поздно налаживать отношения, да и вряд ли получится.

– Ну, это ты зря… – покосилась она на меня. – А ты по-прежнему один, Варг? Можешь не отвечать, конечно. Просто интересно.

– Я сказал тебе правду: я не вернулся к ней в Фёрде, а она ни разу не появилась в Бергене. Вот я и решил: капризная принцесса из сказки.

– Я не хотела…

– Да ладно. Грете тогда рассказала мне интересную историю о человеке, которого прозвали Трудальский Мадс. Его осудили за убийство, которого он, возможно, и не совершал – по крайней мере, так она считает. Его посадили в тысяча восемьсот тридцать девятом на сорок два года.

– Сорок два! – Сесилия была потрясена.

– Такой срок был назначен, потому что он пообещал расправиться с родителями – они на него донесли. Поэтому он сидел в Аркерсхюсе, пока отец и мать не скончались, так что пришлось долго ждать. Я до сих пор не могу избавиться от мысли, что эта история напоминает историю Яна Эгиля.

Она с удивлением взглянула на меня:

– Так ты считаешь, он был невиновен?

– Единственное отличие в том, что в наши дни убийцы не сидят по сорок два года, примерно ведут себя и досрочно выходят на свободу. Быстрее, чем хотелось бы законопослушным гражданам… И теперь эта месть…

– Ты так и не ответил на мой вопрос. Ты действительно думаешь, что Ян-малыш не убивал? Что его осудили за то, чего он не совершил?

– Его и его мать.

– Ты имеешь в виду Вибекке Скарнес или…

– Да, Вибекке, приемную мать… Что, если все-таки она взяла на себя вину за убийство мужа, чтобы выгородить Яна-малыша?

– И села в тюрьму за его преступление?

– Да. Что, если и за двойное убийство пострадал невиновный?

– Вторая судебная ошибка?

– Да. – Я с вызовом посмотрел на нее. – Меня так до конца и не убедили в том, что убийство в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом совершил именно Ян Эгиль. У меня всегда было чувство, что мы что-то проглядели, не заметили что-то важное…

– Но ведь у полиции были веские основания для обвинения, в том числе и результаты экспертиз, разве не так?

– Так, Сесилия, так.

Мы подлетали к Форнебю. Стюардессы убрали остатки завтрака и попросили нас пристегнуть ремни.

– А как ты живешь, Сесилия? У тебя появился прекрасный принц?

– Ну, может, и не прекрасный принц… – улыбнулась она, – но возлюбленный у меня есть. Мы живем вместе вот уже четыре года.

– Видно, мне тоже надо в Осло переехать. Раз там люди встречают свою любовь.

– Давай, – легко согласилась она.

– Это означает, что я не могу рассчитывать на место на диване в твоей квартире?

– Думаю, это не встретит понимания.

– Ну что ж, тогда подамся я к Томасу.

– К сыну?

– Да. Он сейчас учится в университете, в кампусе Блиндерн. У них с Мари хорошая квартира – я смогу пристроиться на диванчике.

– Значит, все в порядке? – улыбнулась Сесилия.

– Ну, не все, конечно…

– Да. Ты прав. Все не может быть.

Мы медленно снижались над Осло, справа вырос Королевский замок с конной статуей короля Карла Юхана, чьи грязно-серые с зеленым контуры высились над лестницей; за статуей просматривалась перспектива до Центрального вокзала, а дальше – осенним пятнышком среди крон деревьев – виднелся Фрогнер-парк. Вскоре мы, слегка подпрыгивая на стыках плит, приземлились в Форнебю, которому уже недолго оставалось быть столичным аэропортом. Мы вышли из самолета и вскоре добрались автобусом до центра Осло.

Сесилия озабоченно посмотрела на меня:

– Ты уже решил, что будешь делать, Варг?

– В любом случае я должен попытаться найти Яна Эгиля быстрее, чем он меня.

– Но ты понимаешь, что это может быть опасно?

– Да. Но что еще можно предпринять? Просиживать штаны в Бергене, ожидая, пока он не появится с битой?

– Я должна скоро быть на работе… А ты? С чего начнешь?

– Сначала попробую оставить вещи у Томаса и Мари. Потом думаю разузнать кое-что об убийстве. Наверное, мне нужно разыскать Ханса, да?

– Он покажет тебе дом, где произошло убийство. Не знаю, можно ли сейчас зайти в саму квартиру.

– Вряд ли.

– Вот, возьми… – Сесилия открыла сумку, достала бумажник и вытащила визитную карточку. – Это визитка Ханса. Тут есть мобильный и рабочий телефоны…

– Спасибо. А твой?

– Я запишу тебе на обороте. – Она выудила из сумки шариковую ручку и записала номер.

Я взял визитку и проверил, разборчиво ли она написала, кивнул и положил ее во внутренний карман. Мы вышли у Национального театра и постояли минуту на тротуаре. Она серьезно посмотрела на меня:

– Будь осторожен, Варг!

– Я и не в таких переделках бывал, – успокоил я ее. – В том числе и в Осло.

Она порывисто обняла меня на прощание и пошла по направлению к Ратуше, а я позвонил, чтобы узнать, дома ли Томас, и взял такси до улицы Фрюденлунд.

Я нажал на звонок, к домофону подошел Томас, после чего щелкнул дверной замок, и я через большой двор направился к лестнице, ведущей на третий этаж. Он ждал меня у двери и, поздоровавшись, сказал:

– Было бы отлично, если бы ты сообщил мне заранее о том, что приедешь. Я вообще-то сейчас должен быть на лекции.

Я виновато улыбнулся.

– Прошу прощения, но все так внезапно произошло… И в этот раз у меня нет клиента, который бы снял мне номер в гостинице.

Он снисходительно кивнул:

– Ляжешь на диване, как в прошлый раз? Ну и отлично. Заходи!

Недавно они переехали из однокомнатной квартирки в центре города, недалеко от стадиона Бислетт, в трехкомнатную с ванной и кухней в пригороде Святого Хансхаугена. Томас быстро показал мне, где что лежит, вынес из спальни запасной ключ и сказал, что диван мы разложим прямо перед сном. Я поблагодарил, и он, шурша разноцветными опавшими листьями, умчался на велосипеде в Блиндерн.

Оставшись один, я немедленно позвонил Хансу Ховику.

– Варг! Так ты все-таки решил приехать… Это Сесилия с тобой связалась?

– Да. И снова речь идет о Яне Эгиле.

– Вечный Ян-малыш со своими проблемами.

– Я слышал, что ты работаешь все в той же области?

– Да, но теперь частным образом, Варг. Безо всяких других целей, кроме как помочь тем малым, чем я могу. Знаешь, мне тяжело дались события в Суннфьорде.

– И, похоже, история не закончилась.

– Ты думаешь…

– Да. Убийство. Ян Эгиль. Это произошло в твоем хосписе?

– Да. Это ужасно.

– Ты не возражаешь, если я туда заеду?

– В хоспис-то? Да-да, конечно!

– А у тебя есть доступ в ту комнату, где нашли труп?

– В принципе нет.

– Это как понимать?

– Ключей у меня никто не изымал. Давай договоримся, когда ты приедешь. У тебя адрес есть?

– Да, мне Сесилия дала визитку.

– Отлично. Тогда давай встретимся там в… Час дня подходит?

– Подходит.

На этом мы закончили разговор. Я взял свой запасной ключ и покинул квартиру.

47

До Тёйена я добирался кратчайшим путем. С улицы Улевольсвейен я прошел набережной Акер до старинной церкви Гамле Акер, а оттуда вниз по набережной Тельтхус мимо тесно стоящих, невысоких домиков. Спускаясь к улице Маридальсвейен, я наблюдал, как иммигранты, проживающие в этом районе, старательно готовили к зиме свои газоны. Я пересек речку Акерсельва по пешеходному мосту близ парка Куба и оттуда срезал угол через район Грюнерлёкка. В уличном ресторанчике у площади генерала Улава Рюэ все столики были заняты: перед посетителями стояли полупустые бокалы пива, кто-то, придерживая на коленях ребенка, в отставленной в сторону руке держал чашку кофе. Магазин одежды «Халленс» на углу улицы Торвальда Мейера выглядел так, будто время застыло в пятидесятых: там модную женскую одежду продавали в старинном интерьере, будто главными клиентами магазина были богатые антиквары.

Я еще раз срезал путь – по улице Йенса Бьельке мимо сада Гробейн и Ботанического сада. Миновав площадь Сёрли и жалкие остатки того, что когда-то было старинным районом Энерхауген, я наконец вышел к своей цели – улице Эйрика.

Эта улица была застроена четырехэтажными многоквартирными домами, выкрашенными недавно в цвета терракоты и охры. Многие фасады были изысканно украшены: полукружья лепнины над окнами и классический орнамент под крышей. В конце улицы было расположено здание полицейского отдела Грёнланда – как массивный барьер, отделяющий район Бьёрвик. В этом здании было так много окон, что я спиной ощутил, что нахожусь под пристальным наблюдением, а мне это сейчас было совсем не нужно.

Было пять минут второго. Увидев меня, Ханс Ховик вышел из черного «мерседеса», припаркованного на противоположной стороне улицы, пересек ее, пожал мне руку и одарил широкой добродушной улыбкой:

– Я рад видеть тебя, Варг. Ты вообще нисколько не изменился, чертяка.

– Ага, – согласился я и пригладил свои поседевшие волосы. – Ты тоже.

– Что, правда? Может, все же раздался слегка?

Ханс и всегда был нехилым парнем, а теперь прибавил несколько килограммов и из тяжеловеса превратился в толстяка. Волосы поредели, зато улыбка так и осталась жизнерадостной – от скорбного выражения, притаившегося в уголках рта во время нашего памятного разговора в Фёрде, не осталось и следа. Как только мы покончили с обычными дружескими приветствиями, он сказал с видом крайней озабоченности:

– Жуткая история, Варг! Этот парень, должно быть, родился под несчастливой звездой.

– Ты общался с ним, пока он был в тюрьме?

– Нет-нет. Ни разу. Но объявление о моем хосписе висит рядом с офисом Армии спасения, так что в один прекрасный день в мае он сам вдруг появился с вопросом, есть ли у меня для него комната. Кажется, увидев меня, он был так же удивлен, как и я. – Он указал на одно из желтых зданий на противоположной стороне. – У меня здесь маленький офис на первом этаже. Я тут и управляющий, и вахтер, и духовный пастырь – прямо как в старые времена…

– Так это твой дом? – Я обвел взглядом фасад.

– Да.

– Должно быть, у тебя появились деньги.

Ханс смутился:

– Ты не знаешь? Я же получил наследство.

– Так ты получил дом в наследство?

– Нет… Боже мой, Варг! Этот проклятый хутор там, в Аньедалене… Оказалось, что Кари и Клаус оставили завещание и отписали все именно мне! А из меня крестьянин, как из собачьего хвоста сито! Они наверняка это сделали назло сестре и ее мужу. Ну помнишь – из Альмелида, такие все из себя христиане, а Клаус-то особой религиозностью не отличался. Для меня хутор, хозяйство – столько хлопот… Короче, они у меня все выкупили. И я приобрел этот дом, а потом и соседний, под залог первого. В больших городах так и поступают. – Он улыбнулся, но тут же снова посерьезнел. – Но если уж быть честным до конца… Мне так тошно было, что я решил попробовать хоть кому-то действительно помочь. Поэтому я и открыл этот хоспис с минимальной оплатой – для людей, которые только пытаются вернуться обратно в общество. Завязавшие алкоголики, бывшие заключенные, соскочившие с иглы, находящиеся на лечении, ну и все такое прочее. Таков вот смысл существования для старого социального работника.

– А почему ты не купил дом в Бергене?

– Так много всего на меня навалилось. Мне просто необходимо было куда-то уехать. Далеко уехать!

– И ты перевалил через горы и оказался в Осло?

– Это достаточно далеко. В Бергене меня преследовали скверные воспоминания.

– Меня тоже.

– Я уехал, ты остался – вот такие мы с тобой разные, Варг.

Я пожал плечами и криво усмехнулся.

– Да, разные…

Перед тем как войти в дом, он посвятил меня во все подробности дела. Я подумал, что им двигало не просто желание заботиться о людях – он принимал все так близко к сердцу, как будто был третьим номером в списке Яна Эгиля.

Он придержал передо мной дверь, и я вошел в подъезд. Пахло свежей краской. Широкая лестница вела на верхние этажи. На двери слева висела табличка: «Офис». Тут, наверное, в прежние времена был магазинчик. Он отпер дверь и пригласил меня внутрь. Мы оказались в маленькой комнате с письменным столом в одном углу, диваном и креслами в другом. Вдоль стен стояли полки с огромным количеством папок, справочниками и изданием свода законов в красном кожаном переплете. На подоконнике тянуло к солнцу ветки какое-то растение в большом горшке. Над столом висел календарь с рекламой местного торговца автомобилями – там были изображены все модели марки «мерседес», выпущенные с 1926 года по сегодняшний день.

– Но ты же вряд ли на этом что-нибудь зарабатываешь? – спросил я, усевшись на диван.

– Конечно нет. Все это финансируется из доходов, которые приносит другое имущество.

– Теперь понятно. Расскажи мне, пожалуйста, про Яна Эгиля.

Он нахмурился:

– Я тебе уже сказал: он появился в мае и жил тут все это время.

– Я слышал, он работал в мастерской по ремонту автомобилей.

– Да, но из этого ничего хорошего не вышло. Он постоянно опаздывал. Да и задания он там получал мелкие, денег на жизнь не хватало, так что стал он подрабатывать в разных местах.

– Что он делал?

– Подменял кого-то, фургон водил, грузчиком в транспортной фирме… Всего-то я не знаю. За квартиру по крайней мере платил исправно. Тут никогда никаких проблем не было.

– А в преступной среде у него имеются знакомства?

– Это тебе кто сказал?

Я пожал плечами.

– После тюрьмы это обычное дело…

– Да, наши современные тюрьмы как привилегированные университеты – нужные связи на всю оставшуюся жизнь, – печально улыбнулся Ханс. – Я ничего такого не замечал.

– А ты все время здесь?

– Нет-нет. Только с десяти утра до двенадцати. Иногда бываю попозже, когда возникают какие-то хозяйственные проблемы – с водой, электричеством. Мне звонят, я приезжаю. Но что хорошо – чаще всего жильцы сами справляются. Правда, я регулярно связываюсь с охраной, чтобы подстраховаться на случай нарушений порядка.

– Значит, остаток дня у тебя свободный?

– Если бы. В остальное время я другими делами занимаюсь – жить-то на что-то надо.

– Ну и как тебе, нравится?

– Да. Но мы же не обо мне собирались говорить, а о Яне Эгиле.

– Да-да. Мы отошли от темы. Он стал отцом, как я слышал?

– Я смотрю, Сесилия тебя основательно проинформировала, – заметил Ханс и продолжил: – Да, у него родился ребенок, причем от той самой Силье, которую ты, конечно, помнишь.

– Разумеется.

– Не так уж много я о них знаю. У них малыш, его опекает служба охраны детства.

– А ты с Силье встречался?

– Нет. Она с ребенком никогда сюда не приходила.

– Откуда здесь взялся Терье Хаммерстен?

– Терье пришел сюда, узнав, что это мой хоспис, а их встреча с Яном Эгилем – случайное совпадение.

– Терье? Ты что, звал его по имени?

Ханс добродушно улыбнулся:

– Все-таки, оказывается, ты не все знаешь, Варг. Терье Хаммерстен изменился. Он обрел Иисуса, как он сам сказал.

– Боже мой! Кто бы мог подумать? Каждый раз, когда я с ним встречался, он меня так отделывал…

– У него была серьезная причина, чтобы уйти в религию: он потерял жену, Метте. Я уверен, ты ее помнишь…

– Так он женился на Метте Ольсен, матери Яна Эгиля?

– Да, но она умерла. У нее был рак матки, причем в такой стадии, что оперировать было уже поздно. Ей сделали химиотерапию, но она к тому времени была так плоха, что никаких результатов это не дало. Когда она заболела, он и ударился в религию.

– Они жили в Осло?

– Нет, в Клёфте. Ян Эгиль сидел в Уллерсмо, а Метте ведь всю жизнь старалась быть поближе к нему. Где бы сын ни оказывался – она тотчас переезжала следом. А там у нее даже появилась возможность его навещать. Я имею в виду, что она осталась единственным родственником: приемная мать давно исчезла из его жизни, а опекуны были убиты – им самим, если верить приговору суда.

– Вибекке Скарнес жила тоже где-то здесь, поблизости, если я правильно помню, она переехала под Осло сразу после тюрьмы.

– Возможно, но я никогда не слышал, чтобы они общались. А вот между Яном Эгилем и его родной матерью установились действительно теплые отношения, может, в первый раз в их жизни. С Терье не так. Я думаю, Ян Эгиль никак не мог смириться с тем, что они с его матерью поженились, а еще хуже стало, когда ему предоставили пробное освобождение: дома его ждал только Терье. Матери, с которой он стал по-настоящему близок, уже не было.

– Когда она умерла?

– Больше года назад. Она похоронена в Улленсакере. Еще одна безутешная душа, – сказал Ханс и тяжело вздохнул. Он стоял, опершись на край письменного стола.

– И как он реагировал, когда появился у тебя и узнал, что здесь уже живет Хаммерстен?

Ханс понимающе кивнул:

– Я решил, что лучше сразу ему об этом сказать: вдруг он предпочтет найти себе другое жилье. Но он не захотел, поэтому я заставил их пожать друг другу руки и пожелал быть добрыми соседями. Правда, было заметно, что особого удовольствия от встречи они не испытали, но чтобы случилось такое – этого я никак не мог предположить.

– Ты можешь рассказать, что произошло?

– Только без подробностей. Меня в тот момент не было, убийство произошло в выходные. Тело обнаружил наш жилец.

– Как его зовут?

– Норвальд Кристенсен. Он заметил, что Терье не видно с субботы, поэтому решил зайти проверить. Он постучал, а потом приоткрыл дверь, которая была не заперта. И тогда… Мда, Варг, могу тебя уверить: зрелище было не из приятных. Норвальд позвонил мне, я немедленно приехал, но все, что можно было сделать, – только вызвать полицию. Терье Хаммерстену было уже не помочь.

– А ты не можешь описать место преступления?

– Он лежал на спине, лицо измолочено просто в фарш. Если бы я не признал его по телосложению и одежде, опознать тело было бы невозможно. Кровь была по всему полу, а рядом с ним лежала его Библия – открытая, переплетом вверх. – Увидев мой вопросительный взгляд, он прибавил: – На протяжении долгого времени никто не видел Терье без Библии в руке. Я единственный раз зашел к нему – и тогда он тоже сидел, листал ее. Он непременно хотел прочитать мне вслух отрывок, который там выискал. Что-то вроде мантры, что должна была даровать ему утешение и прощение его многочисленных грехов.

– Скажи мне, он не посвящал тебя в какие-нибудь из своих грехов?

– Нет, но он мучился тем, насколько плохим отцом был своему сыну, который жил в Бергене. Не знаю, помнишь ли ты, что его сын был моим подопечным?

– Как я могу забыть? Ведь именно из-за этого ты смог подтвердить алиби Хаммерстена тогда, в восемьдесят четвертом.

– Как раз об этом ты можешь забыть. Ян Эгиль отсидел за двойное убийство, а теперь, черт меня возьми, ему придется отвечать еще за одно…

– Полиция, конечно, подозревает именно его?

Он мрачно взглянул на меня:

– Они нашли окровавленную биту в его комнате, Варг. К тому же парень бесследно исчез. Сначала был неясен мотив преступления, но потом они сделали несколько телефонных звонков, в том числе в Фёрде и в Берген, и тут уж сообразили. Я дал им адрес Силье. Там его тоже не было, и тогда полиция развернула розыск по полной программе, так что, надеюсь, скоро они до него доберутся.

– А можно мне тоже адрес Силье? Ее фамилия по-прежнему Твейтен?

– Да. Я его записал в регистрационной карточке Яна Эгиля, когда он сюда въезжал. Всегда хорошо иметь телефон близких родственников наших жильцов.

Он повернулся, открыл стол и вытащил небольшой пластиковый ящичек с картотекой, перебрал регистрационные карточки, дошел до нужной и протянул ее мне.

– Улица Серена Йобека?

– Да, это к северу отсюда, в районе Иладален, рядом с церковью.

– Найду как-нибудь.

– А что тебе от нее нужно?

– Хочу перекинуться с ней парой слов.

– Я все хотел спросить… Ты-то что собираешься предпринять? Ведь ты ведешь свое расследование?

– Да не расследование, так, что-то вроде профилактики преступления. Так что дальше мы займемся… У тебя ведь есть ключи от комнаты, где произошло убийство?

Он озадаченно посмотрел на меня:

– Да. Но вообще-то доступ в комнату запрещен полицией.

– Что, никак нельзя туда попасть?

– Лентой отгородили. Я не могу тебе предложить ничего лучшего, чем с порога взглянуть на то, что внутри.

– Но было бы неплохо осмотреть место преступления.

– Я все понять не могу… Это дело касается только полиции, Варг. Тут ни ты, ни я ничего поделать не сможем.

– Да. Но не мне тебе рассказывать, сколько душевных сил мы вложили в этого мальчика, когда он был еще Яном-малышом…

– Это верно.

– Ты знаешь, что Йенс Лангеланд по-прежнему его адвокат?

Он пожал плечами.

– Я так и думал.

– А ты по-прежнему общаешься с Лангеландом?

– Нет… Он, знаешь ли, слишком высоко летает над нами, простыми смертными. Ты же следил за ним по прессе, да? Звезда среди адвокатов – все сплошь громкие дела. Особняк в Хольменколлосене, шале в горах, у моря. Да, дела… Но ты можешь испросить его аудиенции, ты же с ним работал.

– Может, я так и поступлю.

– Удачи тебе в таком случае.

– Ну что, взглянем на квартирку?

– О'кей… Где-то здесь у меня были ключи. – Он открыл шкаф, достал ключ и кивком показал мне на дверь. – Но, честно говоря, мне это не нравится.

Мне тоже это не нравилось, но я поднялся вслед за ним на третий этаж, где находилась комната Терье Хаммерстена.