Текст книги "Спутники смерти"

Автор книги: Гуннар Столесен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

24

Я заплатил за такси и подошел к своему автомобилю. Какой разительный контраст по сравнению со вчерашним вечером: сейчас мой «мини» был единственной тачкой во дворе, он стоял одиноко, будто лодка, налетевшая на мель. Я ободряюще похлопал по кузову, чтобы показать, что он своего дождался: сейчас заведемся и поедем.

Аньедален в этот день казался совсем другим: несмотря на облака, лежащие между горами, при дневном свете он выглядел веселее, чем вчера. Раскинувшиеся по долине леса были открыты взгляду. Здесь, согласно карте, которая лежала у меня в машине, сходились горы Сандфьеллет и Скруклефьеллет с севера и Тиндефьеллет с юга. Наверху уже лежал первый в этом году снег, как напоминание о зиме, которая вот-вот войдет в силу.

Хутора были разбросаны повсюду – некоторые в самом низу долины, другие повыше. У двора Либакков – я узнал его по фотографии в газете – я увидел множество припаркованных автомобилей, среди которых была и полицейская машина. Два человека в белых халатах, видимо криминалисты, отнесли свои коробки из жилого дома в автомобиль и снова вернулись. Где тут хутор под названием Альмелид, определить было невозможно, но тот, что расположен наискосок от дома Либакка, должно быть, был Лиа.

Повсюду царило удивительное спокойствие – будто все шло своим чередом, без всяких драматических событий. Но в то же время я почувствовал какое-то напряжение, словно все вокруг затаило дыхание перед следующим несчастьем. Я был уверен, что я не единственный человек, следящий за полицейским автомобилем у двора Либакков: за каждым забором в Аньедалене почти наверняка люди всматривались в окна жадными взглядами, чтобы узнать, не уехала ли полиция.

В городе мне заняться было нечем, кроме как осесть в кафе и основательно поковыряться в салате. Я сел в машину, развернулся и покатил прямиком в Фёрде.

Из телефонной будки я позвонил в Берген Сесилии. Она, как выяснилось, насторожилась, еще только заглянув в утренние газеты, но, когда я подтвердил ее опасения, была потрясена случившимся.

– Спасибо, Варг, что позвонил.

– Не за что… А ты бы не могла для меня кое-что разузнать?

– Что именно?

– Попробуй узнать, как поживает мать Яна-малыша. Где она и что с ней, ладно? И сообщили ли ей о случившемся.

Она помедлила немного и ответила:

– Метте Ольсен, да?

– Точно.

– Ладно, попробую.

– И еще одно. У тебя есть под рукой телефон Ханса Ховика?

– Сейчас.

Я услышал, как она открыла телефонную книгу, и через короткое время уже записывал его телефон в свой блокнот.

– Спасибо большое. Я перезвоню тебе примерно через час.

Я повесил трубку и вытащил еще несколько монеток, чтобы позвонить Хансу Ховику. Он по-прежнему работал в детском приюте в Осане, но на месте его не оказалось.

– Он в Фёрде, – доложил мне его коллега, – выехал сразу, как только узнал о происшествии.

– О каком происшествии?

– Не знаю, могу ли я об этом говорить.

– Ладно, забудь. Я знаю, в чем дело, – сам сейчас в Фёрде. А ты знаешь, где он тут остановится?

– В одном из отелей.

– О'кей. Мне нужно с ним встретиться. Будь здоров.

Я вышел из будки. Облачность, и без того низкая, похоже, спустилась еще ближе к земле. Среди бела дня кругом потемнело. Стало ясно, что скоро снова польет дождь.

Я вернулся в офис ленсмана и спросил, на месте ли Грете Меллинген. Дежурный ответил утвердительно, и после нескольких минут хождения туда-сюда по вестибюлю я получил разрешение войти.

Грета встала со стула и улыбнулась.

– Варг… – Она подошла и обняла меня. – Рада тебя видеть.

– Спасибо, я тебя тоже. Как там?

Она стояла так близко от меня, что мне тяжело было сфокусировать взгляд.

– Она сейчас на допросе. Адвокат с ней.

– Да, я слышал, что ей пригласили какого-то. Неизвестного. И что, она по-прежнему настаивает на своем?

– Думаю, да.

– А родители?

– Их допрашивают в другом кабинете.

– Да, тут уж будет ребятам работы. Скажи мне, как прошла ночь?

– Имеешь в виду ее жалкие остатки? – криво улыбнулась Грете. – Ну… Мне в Альмелиде отвели диван с пледом. Ленсман попросил, чтобы я была рядом на случай критической ситуации. Но ничего такого не было. Я даже вздремнула полчасика, так мне, по крайней мере, показалось. А вот Силье разбудить было очень непросто. Поэтому-то мы так и опоздали.

– А родители? Как они все это восприняли?

– Родители в шоке. Сам подумай: они же не только о несчастье с Клаусом Либакком и его женой узнали, но и слышали, что Силье сказала… Они, кажется, так до конца и не могут понять, поверить, что это правда. Да. Еще одну вещь тебе надо знать.

– Какую?

– Силье им не родная. Она тоже приемный ребенок.

– Что?!

– Да. – Грете несколько раз кивнула, подтверждая свои слова.

– Тогда, выходит, у них с Яном Эгилем похожие судьбы?

– Во многом похожие.

Я выжидающе смотрел на нее.

– Ее настоящий отец тоже был убит лет десять-одиннадцать назад. Какое-то громкое дело с контрабандой спиртного.

Я похолодел.

– И как его имя?

– Ансгар Твейтен.

25

Грете заинтересовалась:

– Что, знакомое имя?

– Боюсь, что да. И это еще больше все усложняет.

– Ты занимался тем делом?

– Нет, мне рассказывали, правда, только в общих чертах. Тогда же – десять лет назад.

– В связи с чем?

– Веришь или нет, но в связи с Яном Эгилем.

Теперь настала ее очередь удивляться.

– Подумать только!

– Если мне память не изменяет, Ансгар Твейтен был застрелен где-то в этих местах.

– Недалеко от Бюстада, в глубине Дальсфьорда, – кивнула Грете. – Его нашли на берегу, в старом лодочном сарае.

– Насколько помню, это было в семьдесят третьем?

– Да, примерно в это время. Убийцу так и не нашли. В криминальном сообществе решили, что это была месть.

– Да-да. И главным исполнителем был, как говорят, парень из Бергена, Терье Хаммерстен. Тебе это имя о чем-нибудь говорит?

– Нет.

– Родственник Твейтена: убитый был женат на его сестре. Имени ее я не помню, но могу узнать.

– Труде, – подсказала она, – мать Силье.

– Как тесен мир! Интересно, какие еще совпадения в их судьбах мы выясним? Где сейчас находится эта Труде?

– Думаю, живет в Далене. По крайней мере, это последнее, что я о ней слышала. Она не пыталась вернуть Силье, даже не навещала ее.

– Вот как?

– Да, даже и не пыталась что-нибудь предпринять. Когда ее мужа убили – Силье тогда было пять лет, – она уже была не способна заботиться о дочери.

– Примечательное совпадение.

– Ты о чем?

– Этот Терье Хаммерстен в семидесятых был гражданским мужем родной матери Яна Эгиля. А Силье он приходится дядей. Именно его подозревали в убийстве отца Силье.

– И что?

– В семьдесят четвертом приемная мать Яна Эгиля, Вибекке Скарнес, была осуждена на два с половиной года за то, что столкнула мужа с лестницы, да так, что тот сломал шею. Сейчас она давно уже на свободе.

– А Терье Хаммерстен какое к этому имеет отношение?

– Вообще никакого, как мне кажется.

Грете растерянно смотрела на меня:

– Ты меня совсем запутал, Варг!

– Да-а… Но могу тебя утешить, что я и сам запутался… Эти двое детей, с такими схожими судьбами, встречаются в конце концов тут, в Аньедалене, а сегодня Яна Эгиля, вероятно, обвинят в убийстве…

– Ты хочешь сказать, что между всеми этими событиями – в Бюстаде, Бергене и Аньедалене – есть какая-то связь?

– Пока не знаю, но если тут и есть общее звено, то это, без сомнения, Терье Хаммерстен.

– Тебе обязательно надо рассказать об этом ленсману.

– Конечно, – кивнул я, – но предварительно я должен все обдумать и сделать собственные выводы.

Мы помолчали, и я сменил тему:

– Ленсман назвал тебя «фру», ты замужем?

Она криво усмехнулась:

– Да, назвал, но я больше не замужем. Хотя фамилию мужа сохранила.

– Что ж, значит, и у нас с тобой тоже много общего. Что может быть хуже, чем развод…

– Да что угодно! Жестокое убийство на здешнем хуторе…

Больше она ничего не сказал, а я не спрашивал. Со стороны стойки дежурного до нас донесся знакомый голос: Ханс Ховик присоединился к нашей компании.

Я не видел его уже несколько лет, за которые он успел прибавить несколько килограммов. В остальном он не изменился, однако сейчас был явно взволнован. Он поздоровался с нами обоими, пожал руку Грете и произнес, глядя на меня:

– Кошмар какой, а? Тебе известно, что там на самом деле произошло?

– Об убийстве я знаю из газет. Но этой ночью я участвовал в аресте Яна-малыша. Яна Эгиля. По какой-то причине он именно меня вызвал для переговоров.

Он скривил лицо и кивнул:

– У него о тебе остались хорошие воспоминания. Я приехал, как только смог. Грете позвонила мне вчера. Но знаешь, что хуже всего?

– Что?

– Я навещал их на прошлые выходные. Теперь буду основным свидетелем по этому делу.

– Ты приезжал к ним?

– Да. Не знаю, помнишь ли ты, но Клаус-то был моим троюродным братом. Так что все это время я с ними общался, год за годом следил, как шли дела у Яна Эгиля. Я страшно удивлен, что он оказался способен на такое.

Я развел руками.

– Да уж… Я тоже подумывал приехать к нему, но мне было неловко… Кто бы мог подумать!

– Да, никто и предположить не мог, что тут что-то не то происходит. Как ты знаешь, это я предложил Клаусу и Кари взять к себе мальчишку, так что представляешь, как я себя сейчас чувствую?

– Ты не должен себя винить.

– Умом-то я понимаю, но… Он так быстро здесь выправился. Ты, конечно, помнишь, каким он был. Я привез его сюда в сентябре, а потом навещал по меньшей мере раз в шесть месяцев, а в первые годы еще чаще, чтобы видеть самому, как у них складываются взаимоотношения. И все было просто отлично. Конечно, место тут довольно глухое, особенно зимой, да и ребятишек его возраста тут не так много. А потом он с этой девочкой-соседкой познакомился, еще с какими-то детьми, после того как в школу пошел… Не думаю, что Клаусу и Кари было с ним легко – сорванец-то им попался беспокойный. Гиперактивный, как теперь говорят, с серьезными эмоциональными проблемами, что вполне естественно, если иметь в виду его психологические травмы. Досталось ему и в родном доме, если так можно его назвать, и потом… Ну, ты все это знаешь. Но ведь ему становилось лучше и лучше, а в последний год он даже пошел учиться дальше, на электрика, если не ошибаюсь.

– Так, значит, ты был у них недавно?

– Да. Я приехал в пятницу после работы и вернулся в воскресенье вечером. До этого я у них с самой Пасхи не был, а тут собрался и… – Он развел руками. – А теперь рад, что доехал до них тогда. Получилось, видел их в последний раз. Кари и Клауса.

– И что, ты ничего особенного не заметил?

– Нет. Ничего.

– А ночевал ты у них?

– Да. Я всегда там оставался на ночь. Единственное, что могу сказать… В тот раз Яна Эгиля дома почти и не было. Только в пятницу вечером, но он тогда сразу после ужина ушел к себе в комнату, сказал, у него какие-то дела. В субботу он был на празднике и вернулся поздно ночью – я слышал, как он поднимался по лестнице.

– На каком празднике?

– Да в молодежном клубе что-то было у них.

– А в воскресенье?

– Встал он поздно, только к обеду. Поел и опять исчез. Сказал, что пойдет к Силье.

– Это было в воскресенье после обеда?

– Да. И больше я его не видел. Уехал я в восьмом часу, чтобы вернуться домой не слишком поздно. К тому времени он еще не приходил. Так что можешь себе представить, в каком я был шоке, когда Грете позвонила мне во вторник и рассказала…

– Да, я тоже. А Силье ты в выходные видел хоть раз?

– Ни разу.

– А что у них за отношения? Любовь?

Он слегка покачал головой и пожал плечами:

– Возможно. Они дружат с самого детства. Ходили в одну школу, если не в один класс. Да ты спроси у… – Он осекся, но я догадался, что он хотел сказать. Да, У Клауса и Кари мы больше ни о чем не сможем спросить.

– А ты знаешь, что она… – начал я и оборвал сам себя. Как сказал Ханс, скорее всего он будет основным свидетелем, так что мне не стоило слишком много болтать, и я перешел к интересующим меня вопросам:

– Что за человек был твой троюродный брат?

– Ну, что сказать? Самые обычные люди – и он, и она. Вели хозяйство. Кари еще по ночам подрабатывала помощницей санитарки в Фёрде, в центральной больнице.

– По ночам?

– Ну да. Так удобнее всего, если есть свое хозяйство.

– А чем они занимались?

– Овец выращивали, коров, бычков. Фрукты-ягоды. Главным подспорьем, конечно, для них были «молочные субсидии».[10]10
  Государственные субсидии, направленные на ограничение производства молочной продукции.


[Закрыть] Но как-то сводили концы с концами. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Так, значит, Клаус и Ян Эгиль часто оставались дома одни? – ответил я вопросом на вопрос. – По ночам, я имею в виду.

Его взгляд стал жестким.

– Я надеюсь, ты ни на что такое не намекаешь, Варг?

– Я вообще ни на что не намекаю. Но опыт подсказывает, что все убийства имеют тот или иной мотив, и я…

– Да-да, – перебил он меня, – я все понял, можешь не углубляться. Но объясни тогда, почему он застрелил Кари?

– Да, непонятно. Но тем более… Тут должны быть замешаны сильные чувства.

Ханс тяжело вздохнул и беспомощно посмотрел по сторонам.

– Не знаю. – Он перевел взгляд на Грете. – А ты что думаешь?

Она вздохнула:

– И я не знаю, Ханс. Ничегошеньки.

Мы сидели в тишине, а потом я взглянул на часы и поднялся.

– Извините, я покину вас на минутку. Пойду спрошу, не разрешат ли мне отсюда позвонить.

Я вышел к дежурному, и он позволил мне, не требуя никаких объяснений, позвонить по его телефону на стойке:

– Только быстро!

Я набрал номер Сесилии и, когда она ответила, сказал:

– У меня совсем мало времени. Ты что-нибудь нашла?

– Ты не поверишь, Варг. – У меня скрутило живот. – Метте Ольсен два года назад переехала из Бергена в Суннфьорд.

– В Суннфьорд! – громко удивился я.

Дежурный с упреком посмотрел на меня: мол, вы что, не знаете, где находитесь?

– У их семьи там было какое-то заброшенное хозяйство.

– Ну да, хозяйство, родной сын – и все в Суннфьорде. А где именно?

– В Йольстере. У меня есть подробное описание, как туда добраться. Хутор называется Лейтет и находится у Щёснесфьорда. С шоссе надо повернуть на Сундте.

– Я знаю, где это.

– Там ты ее и найдешь.

– Если по прямой, то это не дальше двух-трех километров от того места, где ее сынок прожил все последние годы… Ну спасибо тебе! А больше ты ничего не нашла?

– Ты не просил, но я проверила Терье Хаммерстена.

– А он где?

– Он по-прежнему живет в Бергене.

– О'кей. Спасибо большое. Ты молодчина.

Я положил трубку, и тут дежурный повернулся ко мне:

– Я не мог не слышать, о чем вы тут говорили. Вы должны об этом рассказать Стандалю. – И он показал на аппарат внутренней связи.

– Разумеется. Следователи из Крипос приехали?

– Да, – кивнул он, – но они отправились на место преступления.

– Понимаю. Передайте, пожалуйста, Стандалю, что я готов с ним поговорить, как только у него будет время.

Медленным шагом я вернулся к Грете в кабинет. Еще одно ошеломляющее известие, которое надо обдумать… Но прежде чем я успел что-то сказать, из двери, расположенной дальше по коридору, вышли один за другим Силье и, как я догадался, ее родители, женщина, которая, судя по всему, была ее адвокатом, женщина в полицейской форме, Рейдар Русет, ленсман Стандаль, еще двое полицейских и замыкающий – Йенс Лангеланд.

Стандаль внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Ян Эгиль заявил, что хочет поговорить с тобой, Веум. Наедине.

26

Йенс Лангеланд подошел ко мне, и мы пожали друг другу руки.

– Веум… Давненько не виделись. Я слышал о том, что вы сделали вчера. Такое впечатление, что вы предотвратили катастрофу.

– Да нет. Просто по какой-то причине он ко мне привязался.

– Нам не хотелось бы, чтобы вы с Яном Эгилем беседовали без представителей власти, – вмешался в наш разговор Стандаль, – но он настаивает, да с таким упорством, что, учитывая вчерашнее, мы решили рискнуть.

– Я должен выслушать, что он хочет сказать. Но можно мне перед этим поговорить с Лангеландом с глазу на глаз?

Стандаль скептически посмотрел на меня и произнес:

– Ах, ну да, он же его адвокат…

– Мне нужно выяснить кое-какие подробности, прежде чем я пойду к Яну-малышу.

Стандаль кивнул, и мы с Лангеландом отошли в сторону.

Он по-прежнему был похож на болотную птицу: высокий, худой и немного сгорбленный, да еще приметной формы нос – загнутый крючком. Волосы стали пожиже, появились большие залысины, а на висках виднелась первая седина.

Я все эти годы не терял его из виду. Он сделал блестящую карьеру. Его талант, который я видел в действии, когда он защищал Вибекке Скарнес, позже достиг полного расцвета. Он получил широкую известность в 1978 году после так называемого «дела Хиллерена». Хиллерен был на основании собственного признания обвинен в убийстве соседа. Он показал, в каком месте утопил тело в море, но тело так и не нашли. И Лангеланд добился, чтобы Хиллерена признали невиновным. Под конец и обвиняемый отказался от своих признательных показаний. Последнее выступление Лангеланда на этом процессе вошло в историю юриспруденции как образцовая защитительная речь, в которой адвокату удалось практически избежать упоминания о центральных категориях юриспруденции – преступлении и наказании. Лангеланд все внимание слушателей – и особенно присяжных – переключил на то, что в истории норвежского суда бывали судебные ошибки, повлекшие за собой смерть невиновных, от повторения каковых ошибок он и предостерег суд, выиграв таким образом дело.

После этого Лангеланда пригласили в крупную столичную адвокатскую контору, и его карьера защитника круто пошла вверх. Сегодня он принадлежал к юридической элите, был среди тех, кому считают честью передать многообещающее судебное дело. В этом смысле двойное убийство в Аньедалене было, конечно, необычным, с этакой пикантной деталью – ведь десять лет назад он был адвокатом приемной матери сегодняшнего подсудимого. Но все-таки для такой важной птицы это дело было недостаточно сенсационным.

– Я хотел спросить вас, Лангеланд… Как сложилась дальнейшая судьба Вибекке Скарнес?

– Я знаю об этом очень немного, Веум. Мне удалось поговорить с ней сегодня утром, чтобы рассказать ей, что произошло, до того как она узнает обо всем из газет.

– Вы встретились с ней?

– Нет, мы говорили по телефону. Она живет в Ски, совсем рядом с Осло.

– А когда она вышла?

– Ее выпустили через полтора года, и с тех пор, насколько мне известно, она ни разу не нуждалась в услугах адвоката.

– Так это не она пригласила вас сюда?

– Вовсе нет. Я ведь давно уже считаюсь адвокатом Яна Эгиля, еще с прошлого раза. Кстати, должен вас уверить: то дело было юридически довольно сложным. То, что Вибекке Скарнес вынесли обвинительный приговор, не лишило ее родительских прав и статуса приемной матери. Однако она решила не настаивать на том, чтобы этот статус был реализован, прежде всего из соображений благополучия самого Яна Эгиля. Она посчитала, что это было бы для него невыносимо – уехать к новым приемным родителям на время, а потом вернуться, как только она отбудет наказание. Поэтому она попросила меня заняться этим делом, его юридической стороной, ну и приглядеть за малышом. Я тогда сам приезжал сюда, в Фёрде, чтобы познакомиться с его новыми родителями и посмотреть, где он будет жить.

– Так вы встречались с убитыми?

– Да, правда, только один раз. В сентябре тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. В течение последовавших лет ни они, ни Ян Эгиль в моих услугах не нуждались… До сегодняшнего дня. Похоже, что мое имя значится где-то в местном отделении службы охраны детства, так что вчера вечером они позвонили мне и поставили в известность о том, что случилось.

– Вы хотите сказать, что официально считаетесь адвокатом Яна Эгиля?

Он улыбнулся:

– Как бы там ни было, я возьмусь за это дело, Веум. Я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь этому мальчику.

– Хорошо. Значит, нас уже двое. Так что если вам понадобится мое содействие…

Он кивнул и изучающе посмотрел на меня:

– Давайте вернемся к этому, когда ситуация более или менее прояснится. Вы просто должны учесть, что судьба мальчика мне небезразлична.

– А кому в настоящее время принадлежат родительские права? – поинтересовался я.

– Формально – по-прежнему Вибекке Скарнес. Я только что упомянул, что ее не лишили прав после осуждения. Она всегда утверждала, что действовала в целях самозащиты и что это был несчастный случай.

– Ах да. Ну, она нам не помощница… Ян-малыш… Он же был, как мы знаем, единственным, кто был дома, когда произошла трагедия у Скарнесов. И сейчас: случилось двойное убийство, и Ян-малыш… нет, Ян Эгиль снова единственный, кто находился в доме…

– А вот в этом мы с вами не можем быть уверены. Сам он утверждает обратное.

– Что именно?

– Он вам сам расскажет. К тому же вину за преступление признал другой человек.

– Это я как раз знаю. Поэтому и хочу вас спросить: а не могло ли в семьдесят четвертом произойти что-то похожее?

– Нет. Я с этим не согласен.

– Не могло быть так, что мать взяла на себя вину сына, пусть приемного сына, чтобы избавить его от наказания, точно так же, как сегодня его вину берет на себя другая женщина?

– Нет-нет. Это все спекуляции, Веум.

– Последний вопрос, Лангеланд. Яну Эгилю известно, что Вибекке Скарнес ему не родная мать?

– Этого я не знаю. Единственный человек, который может ответить на этот вопрос, – он сам. И я сомневаюсь, что сейчас подходящее время ему его задавать.

– Ну да. Но тогда… Хорошо, давайте поговорим позже, Лангеланд.

– Договорились.

Я кивнул и повернулся к нему спиной. Силье и ее родители перешли в другой кабинет, а вместе с ними Грете, женщина, которую я определил для себя как ее адвоката, и женщина в полицейской форме. Стандаль и Русет стояли и ждали, когда мы закончим разговор.

– Ну, Веум, – сказал Стандаль, – вы готовы?

– Готов.

– Вчера вечером вы отлично поработали там, в горах, поэтому я разрешаю вам с ним поговорить. Но я жду и от вас кое-чего в ответ.

– Чего же?

– Его признания, Веум. Будет хорошо, если вам удастся его добиться.

За нашими спинами предостерегающе кашлянул Йенс Лангеланд:

– Думаю, Стандаль, вам не стоит отдавать приказы Веуму.

Стандаль кисло посмотрел на знаменитого адвоката. Он представил себе, что его ожидает, когда они встретятся в зале суда.

– Ну что ж, господин адвокат, приму к сведению.

Он величественно подвел меня к дверям и, ничего не сказав, впустил к Яну Эгилю.