Текст книги "Спутники смерти"

Автор книги: Гуннар Столесен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

10

Контингент в «Бёрс-кафе» менялся в зависимости от времени суток. Днем здесь собирались рослые грузные выпивохи: моряки на побывке и работяги из порта. Вечером же можно было встретить кого угодно: от мелких урок до студентов колледжа торговли, которые «вышли в народ». Около полудня, когда мы с Паулем решили встретиться, там собралась толпа молодых парней, предпочитавших кухню «Бёрс-кафе» своей собственной стряпне. Женщин здесь много никогда не бывало, зато те, кого сюда все же пригласили, были воодушевляюще замечательны. Поэтому на нас с Паулем и наши скромные бокалы с пивом никто и внимания не обратил. Пауль испытующе уставился на меня:

– Что происходит, Варг? В сыщиков решил поиграть, не иначе?

– Да нет. Это по работе. Пришлось одного мальчишечку забрать. А мать его вроде как сожительствует с этим Терье Хаммерстеном. Вот почему я, собственно, им и заинтересовался.

– Ах ты господи! Сожительствует… вот бедная девка.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что удар у него, как у молотобойца, а сам тупой, как кувалда.

– Это я уже понял. Когда мы в первый раз их посещали, года три-четыре назад, он чуть было не бросился на нас.

– Похоже на него. Опасный у парня темперамент.

– А на что ты намекал-то?

– В смысле?

– По телефону. Ты сказал, что в неофициальной обстановке расскажешь.

– А. Ну это, конечно, только слухи, которые бродят у нас, в журналистской среде. Что тут правда, а что нет – сказать не могу. Было такое дело о контрабанде спиртного в Суннфьорде с год назад. В начале семьдесят третьего. Таможенный катер потопил шхуну в одном из проливов между Верландет и Атлёй. Шхуна по самый планширь была загружена спиртным, которое, судя по всему, должны были продать тут же – жителям фьорда. Один из причастных к этому делу был найден пару дней спустя убитым. Застрелили его то ли из ружья, то ли из чего-то еще. Говорили, что он и был стукач, а уж с ним разобрался именно Терье Хаммерстен. Специально за этим вроде из Бергена и приезжал. Чисто Чикаго, как видишь.

– А почему они сами его не пристрелили? Те, кто за всем этим стоял?

– Так почти все уже сидели к тому времени. И по своим каналам отправили на волю сообщение. Довольно прозрачного свойства – мол, кое-кого надо вскрыть. Но самое забавное… – Пауль глотнул пива.

– Ну?

– Этот парень, которого пристрелили… – Пауль выложил на стол блокнот и открыл его. – Некто Ансгар Твейтен… Короче, это его родственник.

– Чей? Хаммерстена?

– Ага. Муж его сестры, Труды.

– Ах вот как. И что она на это сказала?

– История об этом умалчивает, – хитро улыбнулся он, – но на такие вещи Терье никогда особого внимания не обращал.

– Ну что ж, спрошу его самого при следующей встрече.

– Давай. А я тебе на могилку цветочки принесу.

– А ты знаешь, с кем он тут дружбу водит, в городе?

Пауль оглянулся вокруг:

– Вон там, в углу, видишь? Готовые головорезы. Вот таких ребят набрал себе в группировку Биргер Бьелланд, новая шишка. Сам он из портового города Ставангера. Поговаривают, что Хаммерстен входит в число его людей. Думаю, так оно и есть.

– Биргер Бьелланд?

– Да. Тут про него ничего никто не слышал, но в Ставангере он известен всякими милыми делами вроде липовых фирм с липовой же бухгалтерией. Понимаешь, о чем речь?

– Не очень, но основной смысл ухватил. Только вот как в эту картину вписывается Хаммерстен?

– Он у них что-то вроде сборщика дани. Отправь за деньгами Терье Хаммерстена, и народ на коленях будет умолять тебя забрать наличку.

– Надеюсь, ко мне он вряд ли заявится.

– Я тоже на это надеюсь, Варг.

Мы заказали еще пива и выпили. После чего прямая дорога мне была к адвокату Лангеланду.

11

Контора Йенса Лангеланда находилась в самом центре, на Торнпласс – площади Башни, через улицу от бергенской ратуши – Тингхюсета. Так что, когда башенные часы отбивали первый час, он, видно, смотрел на ручной хронометр, спускался вниз по лестнице, пересекал площадь и оказывался в зале заседаний прямо пред светлыми очами окружного судьи.

Рабочий день заканчивался. Я поднялся на третий этаж, где находился офис, который он делил с двумя коллегами и одной секретаршей. Секретарша как раз направлялась к выходу, одетая как будто для похода на верблюдах по Восточной Монголии. Заглянув ей под капюшон, я убедился, что она блондинка.

– Адвокат Лангеланд на месте?

– Мы уже закрылись, – сказала она не без раздражения.

– Ничего. Думаю, он изменит свои планы.

Она скептически посмотрела на меня и произнесла:

– Он наверху. С клиентом.

– Не могли бы вы позвонить и сказать, что я хотел бы видеть его. Буквально на пару слов. Скажите, речь идет о Яне-малыше.

– Ну… – раздираемая непреодолимыми противоречиями, она подошла к столу и набрала номер. – Тут с вами мужчина пришел поговорить. О каком-то, как он выразился, Яне-малыше. Да. Нет. Я спрошу.

Она повернулась ко мне:

– Как ваше имя?

– Веум. Из службы охраны детства.

Она сообщила Лангеланду, выслушала, что он ей сказал, а потом метнула на меня слегка удивленный взгляд:

– Он сейчас выйдет.

– Спасибо большое.

– Не за что, – ответила она ледяным тоном.

У двери раздались шаги, Лангеланд вышел в приемную и закрыл за собой дверь. На нем был темный твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях и темно-коричневые брюки.

Секретарша обратилась к нему:

– Можно мне уйти? Я должна успеть на пятичасовой автобус.

– Да-да, Бригитта. До свидания. Увидимся завтра утром.

Она попрощалась со мной коротким кивком и ушла.

– Так в чем дело? – спросил Лангеланд. – Вам наверняка сказали, что я занят с клиентом.

– Да… Надеюсь, это не Метте Ольсен?

– Метте Ольсен? О чем вы?

– Или ее гражданский муж, Терье Хаммерстен, он собирался вас навестить.

– Я даже не слышал ни о нем, ни о ней.

– Речь о Яне-малыше.

– Это я уже понял.

– Вы не сказали мне вчера, что вы адвокат его матери. Его настоящей матери, я имею в виду.

– А почему это я должен перед вами отчитываться? И что все это вообще означает? Охрана детства уже и уголовными расследованиями занимается? Знаете, есть четкие разграничения полномочий, так что давайте их соблюдать. Ваше дело – благополучие ребенка. Вот им и занимайтесь.

– Вы связались с Хаукедаленом?

– Да. Я разговаривал с Хансом, – ответил он натянуто. – Ваш коллега, какой-то там Странд, находился там неотлучно, пытался за мальчиком ухаживать, но без особого успеха, как Ханс мне сказал. Так что я предложил, пока не поздно, отправить ребенка к медикам.

– Мы уже пригласили психолога. Доктора Стуретведт.

– Ну да, конечно. Секретарь сообщила, что вы хотели мне что-то сказать?

– Да. Все о той же Метте Ольсен.

– И что же?

– Она сказала, что вы отговорили ее подавать в суд. Отговорили бороться за право остаться матерью ее ребенка.

Он задумался.

– Ну… это не совсем так. Впрочем, я имею право давать конкретные советы своим клиентам.

– Так почему вы все-таки отсоветовали идти в суд?

– У нее не было никаких шансов. Никаких. Да и о благополучии мальчика я не мог не думать. Там, куда его отправили, ему было намного лучше.

– Она сказала, что вы были ее адвокатом еще раз. Много лет назад. Она была замешана в каком-то деле в шестидесятые.

– Да-да. Это было во время моей адвокатской практики.

– Она так и сказала, что вы тогда только закончили учиться.

– Ну да. Она тоже была совсем другой, знаете, молодая, хорошенькая. И впуталась тогда в такие дела…

– В какие?

– Ее и еще одного человека арестовали при попытке ввезти большую партию гашиша. Но нам удалось добиться ее освобождения. Она потом прочно подсела на наркотики, а когда случилась эта история с Яном-малышом, снова обратилась к нашей конторе. Дело досталось мне. Но дело это было такого свойства… в общем, интересы мальчика я изначально ставил выше, чем интересы его матери.

– И к тому же вы в то время были адвокатом Свейна и Вибекке Скарнес.

– Нет-нет. Тогда еще нет. Я был знаком со Свейном и Вибекке с университета. Это Свейн обратился к нам – тут это могут подтвердить. У него было сложное дело о возмещении ущерба, и ему посоветовали обратиться ко мне. Простая случайность.

– А чем он занимался?

– Копировальными машинами. Не то чтобы крупный бизнес, но его фирма составляла неплохую конкуренцию тут на рынке. И в Бергене, и во всем Вестланде.

– И то, что вы были адвокатом Метте Ольсен, не помешало вам работать на Скарнесов?

– Нет конечно. С какой стати? Это было дело об установлении прав… Сегодня, конечно, ситуация изменилась. Для обеих сторон. И все же главное для меня – сделать так, чтобы Яну-малышу было лучше. На этом, Веум, позвольте попрощаться, времени у меня больше на вас нет. Я должен вернуться к…

– А Вибекке Скарнес с вами связалась?

На мгновение в его глазах промелькнуло что-то вроде паники, но он быстро овладел собой.

– Я не понимаю, Веум, вам-то какая разница?

– Такая, что ее разыскивает полиция и хочет задать несколько вопросов.

– В таком случае пусть полицейские обратятся ко мне с запросом, пока не поздно.

– Пока не поздно? Значит, она все-таки с вами связалась?

– Веум! Я вынужден вас выставить вон. – С этими словами он схватил меня за плечо и подтолкнул к двери.

– Постойте, еще один вопрос… – протестовал я по дороге к выходу.

– Нет, Веум, нет. – Он покачал головой, выпроводил меня за дверь и, перед тем как захлопнуть ее, произнес: – Займитесь, Веум, своими делами.

Я, конечно, услышал, что он сказал. Но в этот день я по разным причинам был несговорчив. Так что я прошел немного вперед по направлению к улице Кристиана Михельсена, устроился в ближайшей подворотне и приготовился ждать – я твердо решил поиграть еще немного в сыщиков.

Долго ждать не пришлось. Меньше чем через полчаса Лангеланд вышел на улицу, и был он не один. С ним была женщина, так что секретарша не соврала, когда сказала, что он наверху беседует с клиентом. На ней была светло-коричневая дубленка, волосы убраны под вязаную шапку. Я без труда узнал Вибекке Скарнес, потому что видел ее фотографию у нее в прихожей.

12

Из своей подворотни на Торнпласс я проследил взглядом за Йенсом Лангеландом и Вибекке Скарнес, пока они не пересекли площадь по направлению к улице Фортунен. Они прошли будто между Сциллой и Харибдой: по одну руку от них находился Тингхюсет, а по другую – Винная монополия.[5]5
  Сеть винных магазинов. В Норвегии спиртное продается только там.


[Закрыть] В ратуше сидит городская администрация и управляет твоей жизнью, в монополии торгуют тем, что выбивает почву из-под ног, да так, что ты летишь кувырком. Конечно, все зависит от личного выбора и прочих обстоятельств.

Странная это была пара. Он высокий, похожий на цаплю, она – маленькая и быстрая, с целеустремленной походкой. Глядя на нее, никогда и не подумаешь, что ее разыскивает полиция.

Я проследил за ними, пока они не остановились у машины, припаркованной в самом начале улицы Марквеен. Машину я узнал сразу – это был апельсиновый «БМВ» Лангеланда. Он открыл спутнице дверь, и она села, он обошел машину с другой стороны и оглянулся по сторонам.

Он как будто медлил, прежде чем сесть в машину. Мне даже показалось на мгновенье, что он меня увидел. Я спрятал лицо в воротник и отвернулся. А когда повернулся обратно, машины уже не было.

Я дошел до ближайшей телефонной будки на Страндкайен и открыл справочник. Йенс Лангеланд жил в шикарном месте, в районе Фьелльсиден. (Профессор теологии Уле Иргенс был заметной общественной фигурой, видным членом Общества озеленения, да и вообще – душой и сердцем всей Фьелльвейен. В благодарность за это его именем назвали одну из улочек, поднимающихся от Фьелльвейен в респектабельный район Старефоссен. Там и жил Йенс Лангеланд.)

Я доехал до Скансемюрена и прошелся дальше пешком. Дойдя до улицы Уле Иргенса, я нашел нужный дом и увидел, что не ошибся: у подъезда коричневого с белым цокольным этажом дома стоял оранжевый автомобиль.

В доме было шесть квартир. Судя по табличкам с именами жильцов, Лангеланд жил на втором этаже. Я посмотрел на окна. Шторы были слегка приоткрыты, но света в квартире не было. Только с торца дома светилось одно окно, освещая по-зимнему темные кусты. Я догадался, что обитатели расположились в кухне.

Я открыл калитку и прошел по лестнице к главному входу с задней стороны дома. Дверь была открыта. Я поднялся на второй этаж. Перед квартирой Йенса Лангеланда я немного помедлил: стоял и прислушивался, но кругом было тихо. Тогда я позвонил в дверь.

В следующее мгновение лицом к лицу со мной стоял Йенс Лангеланд, и конечно, увидев меня на пороге своей квартиры, он совсем не обрадовался, мало того, его лицо выражало крайнюю степень неприязни, что, правда, нисколько не поколебало мою уверенность.

– Веум…

– Я бы хотел поговорить с фру Скарнес.

– Да как вы себе позволили сюда явиться!

– Предупреждаю, Лангеланд! Я видел вас на Торнпласс и знаю, что она здесь. – Я кивнул в глубь квартиры.

– Да, – ответил он с прежним выражением лица, – у меня сейчас встреча с клиентом. Но я не обязан вам докладывать, кто это.

– Конечно нет. Но, как только я позвоню в полицию, она тут же перестанет быть вашим клиентом.

– Это почему же?

– Она свидетель преступления, непреднамеренного убийства.

– Ошибаетесь, Веум. Это был несчастный случай. Человек упал с лестницы и сломал себе шею.

Я криво усмехнулся:

– Так вы отрицаете, что она имеет отношение к этому делу? – Он не ответил. – Но не отрицаете, что в вашей квартире сейчас находится Вибекке Скарнес? – Он молча смотрел на меня. – Вы же понимаете, что если вы сейчас меня не впустите, то у меня останется единственный выход – позвонить в полицию. Разрешите воспользоваться вашим телефоном? Или мне побеспокоить соседей?

Он тяжело вздохнул, развел руками и отошел в сторону:

– Заходите. Я никак не могу взять в толк, что вам нужно, но… Она на кухне.

Прихожая была небольшая. Кажется, недавно тут был ремонт. Квартира вообще производила такое впечатление, будто хозяин только что сюда переехал. В гостиной стояло совсем мало мебели, картин на стене еще не было, книги лежали большими стопками прямо на полу.

Кухня была отделана в светлых тонах и на современный лад. На красной лаковой плите скворчала сковорода. У стола стояла Вибекке Скарнес с большим ножом в руке. Перед ней лежала разделочная доска и гора овощей: порей, морковка и корень сельдерея. На Вибекке была рубашка в сине-белую полоску, которую она, вероятней всего, прихватила из больницы, и черная юбка, облегавшая стройные бедра.

– Привет, – сказал я и кивнул на сковородку, – хорошего гостя принято встречать хорошей едой.

Она непонимающе переводила взгляд с меня на Лангеланда и не ответила.

– Это парень из охраны детства, Веум. Я тебе говорил о нем…

Она кивнула и изумленно посмотрела на меня.

Я ободряюще улыбнулся и представился полным именем, после чего сразу перешел к делу:

– Я хочу заверить вас, что Ян-малыш в надежных руках.

– В надежных? – Казалось, она не вполне понимает, о чем речь.

– Да, но нам всем очень бы помогло, если бы вы рассказали, что все-таки произошло.

– Произошло? – Она по-прежнему была в шоке.

– Я имею в виду…

Йенс Лангеланд сделал шаг вперед и встал рядом с ней:

– Моя клиентка вовсе не должна рассказывать вам о чем бы то ни было.

– Нет, я расскажу! – вдруг с жаром отозвалась она. – Я должна…

Лангеланд вздохнул, на лице его читалось: «Я умываю руки». Она отложила нож и села на стул. Я остался стоять напротив кухонного окна, в котором виднелось мое отражение.

Лангеланд отвернулся и демонстративно принялся собирать нарезанные овощи в миску, а потом снял со сковородки крышку. Запах горохового рагу напомнил мне, что я ужасно голоден.

– Ян-малыш несколько дней был совершенно невыносим. Он отказывался идти гулять, а мне непременно нужно было съездить по делам, так что Свейн…

Она замолчала, и из ее глаз покатились слезы.

– Не надо, Вибекке! – вмешался Лангеланд. – У него нет никакого права тебя допрашивать. Я твой адвокат, дай мне…

– Вы сами знаете, что это единственный возможный выход, Лангеланд, – сказал я. – Нет никакой уверенности, что они проявят такое же понимание. Я знаю, – добавил я, повернувшись опять к Вибекке, – как тяжело вам об этом сейчас говорить.

– Да, – кивнула она, – ужасно… представить, что этот малыш…

Лангеланд снова сделал ей знак, чтобы она прекратила рассказ. Я молчал. Через минуту она продолжила:

– Свейн остался с ним дома до моего возвращения. Я всегда старалась поскорее вернуться, но тогда… я думала, что раз уж они оба дома… Когда я пришла, то позвонила в дверь. Однако мне не открыли, так что я отперла дверь своим ключом, и вот… – Она подняла голову и смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. – Первым я увидела Яна-малыша. Он стоял в коридоре прямо перед… – Она перевела дыхание и продолжила: – …перед лестницей в подвал. Я ничего не могла понять: у него был такой странный вид. Он просто стоял и смотрел на меня, как будто не узнавал. Совершенно без всякого выражения, я бы сказала. И тогда я спросила: «Ян-малыш, что случилось? Где папа?» – подошла к нему и тут увидела, что дверь в подвал открыта. Я догадалась: что-то произошло, спустилась на несколько ступенек… и тут заметила его. Он лежал на последней ступеньке, скрюченный, а затылок… – Она непроизвольно дотронулась до своего затылка, а потом договорила из последних сил: – Он… Я тотчас поняла… по тому, как он лежал… Он был мертв. Я бросилась вниз, попробовала его поднять, перевернула, но уже поняла: он умер. Умер, умер, умер…

Она разрыдалась, и я решил не мешать ей выплакаться. Йенс Лангеланд негодующе посмотрел на меня, склонился над ней и обнял. Она повернулась к нему и уткнулась лицом в его плечо, продолжая плакать. Он успокаивающе похлопывал ее по спине:

– Ну-ну, Вибекке… ну-ну…

Что я мог сделать? Только подойти к плите и заглянуть в сковородку, чтобы убедиться, что еда не пригорела. Там все было в порядке.

Когда я снова повернулся к Лангеланду и Вибекке Скарнес, она уже сидела за столом, подперев голову руками и уставившись в столешницу пустым взглядом.

– Думаю, что вы можете идти, Веум, – сказал Лангеланд.

Я кивнул:

– Наверное, нам стоит поговорить в другой раз.

Она молча наклонила голову, соглашаясь.

Лангеланд проводил меня до выхода. У двери я тихо спросил его:

– А… полиция?

– Я сам с ними свяжусь, Веум. Вам незачем об этом беспокоиться. Я просто хочу дать ей время прийти в себя. Вы же видите, в каком она состоянии.

– И не без причины, я боюсь. – Он вопрошающе уставился на меня. – Когда мы увозили Яна-малыша вчера… Прямо перед тем как сесть в автомобиль… Единственная фраза, которую он сказал за весь день… «Это мама сделала».

Он оглянулся, как будто хотел проверить, не подслушивает ли нас Вибекке, а потом переспросил, понизив голос:

– Что?

– И он не мог иметь в виду свою другую маму, ведь так?

– Не знаю. Так же как и не могу быть уверенным в том, что это Вибекке…

– Может, вернемся и спросим?

– Нет. Не теперь. Если она что-нибудь скажет, я вам позвоню. Обещаю.

– Положа руку на адвокатское сердце?

– Да.

Я помедлил секунду, а потом сказал:

– Есть еще одна вещь, на которую я обратил внимание. Наверняка вы тоже.

– О чем вы?

– Она не спросила, как там Ян-малыш. Ни разу.

Он молча кивнул и задумался. Затем пожал плечами, подошел к двери, открыл и выпустил меня на улицу. Оказавшись в саду, я глубоко вздохнул и стал думать, что мне теперь делать. Но прежде всего нужно было перекусить.

Из телефонной будки в Скансемюрен я позвонил Сесилии. Но ее дома не было. Тогда я позвонил в Хаукендален и услышал голос Ханса Ховика. Она была там. Поговорить с Яном-малышом ей все еще не удалось.

– Может, приедешь и сам попробуешь с ним поболтать, Варг? – спросил Ханс и добавил фразу, которая определила мое решение: – У нас тут, между прочим, от ужина кое-что осталось.

13

Окна Хаукендаленского детского центра уютно светились. Я вышел из машины и двинулся к подъезду. Снова начал падать снег, теперь хлопья были покрупнее. Эдакое лживое обещание, которое зима рассыпала перед местными любителями лыжных прогулок. Но настоящего холода так и не было, так что снег мог в любой момент превратиться в дождь.

Ханс Ховик встретил меня в вестибюле. Он выглядел встревоженным.

– Никаких изменений, Варг. Думаю, нам не обойтись без врачей.

Я кивнул.

– А Сесилия все еще здесь?

– Она там, – он показал на дверь в столовую.

Мимо нас прошли несколько подростков со своим воспитателем. Они с любопытством взглянули на меня и скрылись в гостиной. А я в сопровождении Ханса отправился в столовую.

Там сиял яркий свет. Сесилия и Ян-малыш сидели за тем же столом, что и вчера вечером. Перед ними стояли тарелки с едой: вареная картошка, овощное рагу, цветная капуста, запеченная свинина с соусом. Рядом – кувшин с водой.

Сесилия ела. Ян-малыш сидел без движения на стуле, скрестив руки.

Я подошел к ним.

– Привет, Ян-малыш. Как дела?

Что-то мелькнуло в его глазах. Он слегка повел головой и, не оборачиваясь, посмотрел в моем направлении. Веки его задрожали, как будто он передавал зашифрованное послание: «Помогите! Я в плену! Освободите меня!..»

Я взглянул на его тарелку с нетронутой едой.

– Знаешь, ты лучше поешь. На улице идет снег, так что, когда подкрепишься, мы сможем пойти поиграть в снежки или во что-нибудь в этом роде.

Он беззвучно открывал и закрывал рот, как пойманная рыба. А у меня внезапно пересохло в горле – от жалости к этому крошечному существу, жизнь которого начиналась так непросто.

Я сел на стул, предназначенный для меня.

– Не знаю, как ты, а я голоден как волк!

С этими словами я принялся наполнять свою тарелку. Сесилия и Ханс следили за мной с видом оскорбленных диетологов. Но я продолжал:

– А знаешь, что такое быть голодным как волк? Серый волк – зубами щелк! Да и имя у меня подходящее. Варг. Поэтому я и голодный как волк.

Тут он мной слегка заинтересовался, даже смотрел на меня не так отчужденно, как прежде.

– А ты… Ты, я уверен, голодный как маленький волк. Волчонок. Да?

Он кивнул.

Сесилия разулыбалась, а Ханс одобрительно закивал головой.

– Ну тогда я просто-напросто положу тебе по-новой. Так… Вот горячая свинина. Горячий соус. Вот… где наши мохнатые волчьи лапы? Ничего нет лучше для голодных волков и волчат, чем немного картошечки к мясу. А теперь бери нож и вилку. Ты же уже достаточно взрослый, чтобы уметь обращаться с ножом и вилкой. Вот еще немного подрастешь – и машину будешь водить. А это посложнее будет, чем ножом и вилкой-то орудовать. Все, кто умеет водить машину, – все до единого умеют есть с ножом и вилкой. Для них это пара пустяков.

Осторожным движением он взял сначала нож, потом вилку, медленно отрезал кусочек картошки, обмакнул его в соус и поднес ко рту как заправский дегустатор.

Так, по-прежнему не говоря ни слова, он начал потихоньку есть. Постепенно, кусок за куском, исчезла с его тарелки свинина, и я положил ему еще порцию.

– Ребята, которые голодны как волки, всегда съедают две порции, – сказал я при этом. – А иногда и побольше!

Теперь я мог и сам приниматься за еду, пока он уплетал второй, а потом и третий кусок свинины. Ханс присел за соседний столик с чашкой кофе. Сесилия поймала украдкой мой взгляд и тепло улыбнулась:

– Ни дать ни взять веселая семейка, а, Варг?

– А то!

Она была права. Если бы кто-нибудь заглянул в окно, то наверняка подумал бы, что перед ним семья: мать, отец и дядюшка Ханс, заглянувший в гости и присоединившийся к ужину. Больше никто из нас не произнес ни слова, но, боюсь, так обычно и бывает за семейным столом. Когда мы с Беатой и Томасом ели вместе, мы тоже не часто разговаривали. Еда была вкусная, а больше нам ничего в тот момент и не надо было.

Наконец мальчик наелся. Он тяжело отвалился от стола, и на его лице промелькнуло удовлетворение. У нас появилась надежда, что к нему скоро вернется душевное равновесие.

– Десерт? – предложил Ханс.

– А что у нас на десерт?

– Кисель из чернослива с молоком и сахаром.

– Звучит приятно. Что скажешь, Ян-малыш?

Он кивнул, и его плотно сжатые губы растянулись в улыбке.

– Слышали, что Ян-малыш сказал? – спросил я. – От киселя мы не откажемся!

Принесли кисель, мы с Сесилией быстро с ним справились. Даже Ханс попросил себе тарелку. Потом, уже не спрашивая, он налил мне и Сесилии кофе из термоса. Семейная идиллия была такой совершенной, что все катастрофы, о которых твердит статистика, были от нас невероятно далеки.

Мы трое сидели и беседовали, пока Ян-малыш доедал свой кисель. А когда он закончил, я спросил:

– Ну а теперь чем займемся, Ян-малыш?

На этот раз он повернул голову и даже посмотрел мне прямо в глаза, обиженный на то, что я мог забыть свое обещание.

– Ты же сам сказал… – тихо произнес он. – Поиграем в снежки…

– Ну конечно! Ты правда хочешь?

Он кивнул.

– А можно Ханс с Сесилией с нами пойдут?

Он перевел взгляд сначала на него, потом на нее и снова кивнул. Они широко улыбнулись, обрадовавшись, что их приняли в игру.

Мы вышли на улицу. Снегопад уже закончился, но снега было достаточно. Снежки, правда, получались некрепкие и разваливались, когда их кидали. Но это нам не помешало играть, пока Ян-малыш не устал. А уж когда ему удалось угодить снежком мне прямо в нос, он громко расхохотался и, по всему видать, остался очень доволен.

Когда игра сама собой закончилась и мы вернулись в здание, я положил ему руку на плечо и спросил:

– Здорово было?

– Угу, – ответил он и кивнул

– Ну а теперь чего ты хочешь?

Внезапно он серьезно посмотрел на меня:

– Я хочу домой.

Ханс и Сесилия затаили дыхание, а я сказал:

– Я вот думаю, а не найдется ли у Ханса для нас чашечки хорошего горячего какао, а?

Ханс утвердительно закивал головой.

– Ну так пошли, выпьем какао и заодно обо всем поговорим, идет?

Он взглянул на меня не без колебания, а потом неохотно кивнул.

Мы вернулись в столовую, и Ханс немедленно исчез в кухне, а мы уселись за тот же столик, где сидели за ужином.

Я осторожно похлопал его по ручонке и спросил:

– Ян-малыш, ты знаешь, почему мы сюда приехали?

Он отрицательно покачал головой.

– Мы приехали сюда вчера, помнишь? – Он никак не отреагировал, поэтому я прибавил: – На моей машине. Это-то ты точно должен помнить.

Он кивнул.

– А ты помнишь, что случилось до этого?

Он глядел на меня большими, совершенно пустыми глазами.

– Нет?

Он опять покачал головой, на этот раз еще медленнее.

– Не помнишь, значит… А как ты остался дома с папой?

И снова его веки затрепетали, как будто он подавал сигнал бедствия. Он моргал, моргал, но не произнес ни слова.

– Ты не помнишь, что случилось несчастье?

– Не… – начал он, но осекся и вновь настойчиво покачал головой. – Нет.

Из кухни вернулся Ханс с горячим шоколадом. Сесилия придвинула чашку к мальчику, который схватил ее и немедленно поднес к губам.

– Осторожней! – вскрикнула она. – Очень горячее!

Он сделал большой глоток и ни звуком не показал, что обжегся, – только по его тельцу пробежал быстрый озноб. Ян-малыш отставил чашку, а я продолжал его спрашивать:

– А ты помнишь, как домой вернулась мама? Ты сам мне вчера рассказывал.

Его лицо снова стало непроницаемым.

– Нет, – произнес он и опустил глаза.

Сесилия бросила на меня встревоженный взгляд.

– Ну, раз нет, то и не будем об этом больше говорить, – сказал я самым беззаботным тоном. – Шоколад-то вкусный? Как раз для голодного волчонка?

Он снова поднял на меня глаза. В них читались изумление и страх – как будто он ожидал чего-то ужасного, а это не случилось. Но это выражение сразу исчезло, и он просто молча кивнул, поднес чашку ко рту и сделал еще глоток, на этот раз очень осторожно.

– Ну что ж…

Я жестом позвал Ханса в вестибюль, а Сесилия осталась с Яном-малышом.

– Я слышал, сюда звонил адвокат Лангеланд.

– Да… Мы дружили еще студентами. Оба были такими… умеренными бунтарями, – сказал он с легкой улыбкой.

– Он все тебе рассказал?

– Да. Всю историю. Я даже и не знал, что приемными родителями малыша были Свейн и Вибекке. Мы ее называли Каланча.

– Так вы все были друзьями?

– Да. Вибекке и Йенс даже более того.

– У них был роман?

– Да. Непродолжительный, правда. А потом мы потеряли связь друг с другом.

– Но с Лангеландом она продолжала общаться. Он же их семейный адвокат, он сам мне говорил.

– Да, я уже это понял.

– А вот ты, значит, с ними не общался.

– С Вибекке и Свейном – нет. Но с Йенсом мы иногда встречались за кружкой-другой пивка. Очень редко. Мы с ним, так сказать, развивались в совершенно разных направлениях. Он стал такой законопослушный, а я…

– Злостный нарушитель?

– Да нет, – усмехнулся он, – просто… знаешь, как это бывает, Варг: правила порой просто приходится нарушать.

– Конечно. Ты совершенно прав, – сказал я. – А Вибекке он что-нибудь сказал?

– Нет. Он интересовался Яном-малышом. Все ли у мальчишки в порядке.

– А как ты сам считаешь? Паренек-то вроде немного оттаял?

– Ты был просто молодец, Варг. Но я по-прежнему думаю, что нам придется отправить его к медикам.

– Давай подождем еще одну ночь, ладно?

– Хорошо.

Мы вернулись к Сесилии и Яну-малышу.

– Ну что, пора в кровать? – спросил я.

Сесилия кивнула:

– Мы еще дочитаем ту интересную книжку, что начали вчера. Про Винни-Пуха.

– Я вас провожу.

На лестнице я спросил ее:

– Может, эту ночь я подежурю?

– Ты правда хочешь?

– Ну, одному из нас все равно нужно быть здесь. А последнюю ночь отдежуришь ты.

– Да уж, – обрадовалась она, – было бы здорово попасть домой, хотя бы переодеться.

Но она все равно помогла Яну-малышу умыться и почистить зубы. А когда он уже улегся в кровать, она присела рядом и спросила:

– Ну, может быть, тебе Варг почитает?

Он посмотрел на меня.

– До чтения я жаден как волк! – заверил я.

Он натянуто кивнул, и Сесилия уступила мне место.

– Мы остановились здесь, – показала она, и я начал читать.

– «Лучший друг Винни-Пуха, крошечный поросенок, которого звали Пятачок, жил в большом-пребольшом доме, в большом-пребольшом дереве. Дерево стояло в самой середине леса, дом был в самой середине дерева, а Пятачок жил в самой середине дома. А рядом с домом стоял столбик, на котором была прибита поломанная доска с надписью, и тот, кто умел немножко читать, мог прочесть: ПОСТОРОННИМ В…»

Сесилия сидела на соседнем стуле, пока у Яна-малыша не начали слипаться глазки. Когда нам обоим показалось, что мальчик заснул, мы кивнули друг другу и вышли из комнаты.

Мы стояли на лестничной площадке. Из разных частей дома до нас доносились всякие звуки: на первом этаже смотрели телевизор, кто-то ходил по коридорам, в одной из комнат яростно спорили два фальцета.

– Как ни странно, это был прекрасный день, правда? – сказала она.

Я кивнул и улыбнулся.

Она подошла ко мне и обняла за шею. Я чувствовал ее горячее легкое тело, как вдруг дверь позади нас со скрипом отворилась. Мы отпрянули друг от друга, как будто нас застали на месте преступления, и обернулись.

В дверях стоял Ян-малыш. Мгновение спустя он с невидящим взглядом быстро подошел к нам, крикнул: «Нет!» – и ударил меня головой в живот. Секунду или две я качался, пытаясь сохранить равновесие, а потом упал спиной в лестничный пролет.