Текст книги "Черные гремлины (СИ)"

Автор книги: Григорий Райхман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

Глава 10. Красное море

   Все началось с одинокого пения, к которому постепенно присоединялись новые голоса, вливаясь в один мелодичный хор. Хор живо набирал силу, и вскоре его грустная мелодия окутала весь остров, навевая печаль и меланхолию. Я не понимал, о чем она, ведь песня состояла из непонятных и шипящих слов, но я запомнил эти слова с точностью до звука.

   Пели зеленые гремлины.

   Они заполонили улицы и куда-то дружно шагали, продолжая горестно напевать. Зеленые гремлины разрисовали свою шерсть белой краской, из-за чего казалось, будто их кости выступают поверх кожи. Их уши, ноздри и губы были пробиты острыми побрякушками, а на шее и хвосте красовались кольца и обручи, позвякивающие при ходьбе. У большинства за спиной висели большие, сшитые из линялой шерсти конверты. В одном из этих конвертов мне удалось рассмотреть обгоревшее тело.

   "Сегодня будет траур, – объяснил пять-раз-Швепс, прежде чем мы расстались: – Зеленые отнесут трупы своих близких и друзей на один большой помост, а потом подожгут его. Черные не привыкли к такому и всю ночь будут следить за ними. Лучшее время, чтобы угнать корабль".

   "Горе" держали на стоянке переделанных кораблей у подножия Скайдла Борд, и рядом с могучими фрегатами черных гремлинов наспех сбитый самоход Бурошкура казался неуклюжим карликом. У стоянки дежурили двое сонных боевичков, топчущихся на морозе. Всего лишь двое – потому что никому не могло прийти в голову красть корабль сейчас, когда единственным теплым местом был скайдл Борд.

   Никому, кроме нас.

   Неожиданно в отдалении грохнул взрыв, и в небо устремились клубы черного дыма. Двое боевичков побежали к месту взрыва, поднимая тревогу. Бурошкур хмыкнул.

   – Погнали, – покинул укрытие серый пират, когда боевички пропали из вида. Мы с Мышонком поспешили за ним. Миновав периметр, мы прокрались к "Горю" и шустро в него забрались. Бурошкур погрузил завернутую в теплое покрывало и мирно сопящую Ниро в корабль и, усевшись спереди, схватился за рычаг.

   – Заклинило, – пропыхтел он.

   Я и Мышонок попробовали крутить ручки на задних сиденьях, но не смогли сдвинуть их и на коготь. Бурошкур перегнулся через бортик и выругался:

   – Сцепили, заразы, – он вылез и начал что-то отламывать от передних колес. Я спрыгнул, чтобы помочь, и увидел, что передние колеса были скручены железной цепью. Серый пират бил по цепи когтями и рвал ее лапами, но она не поддавалась.

   – Можно же просто снять колесо, размотать цепь и поставить обратно, – предложил Мышонок.

   – Башковитый? – буркнул Бурошкур, но внял совету младшего брата. Вскоре мы вновь залезли в "Горе" и уселись за ручки. На этот раз корабль послушно скрипнул и сдвинулся с места.

   Сзади раздались гневные вопли. Оглянувшись, я увидел несущихся к нам вприпрыжку боевичков, грозно размахивающих двузубцами. Бурошкур оскалился, приналег на ведущий рычаг – и самоход пошел вперед. Мы с Мышонком тоже закрутили ручки, разгоняя "Горе" по холодной глади Белого моря. Не прошло и нескольких вздохов, как мы ушли в отрыв от проваливающихся в холодный пепел черных гремлинов.

   – Они не снарядят погоню? – забеспокоился я. Мы планировали украсть корабль тихо и без шума, чтобы пропажу заметили как можно позже, но запланированный Бурошкуром отвлекающий маневр в виде взрыва все испортил. Я до сих пор не понимал, где серому пирату удалось раздобыть бомбу, а он не хотел об этом распространяться.

   – У них своих забот по пасть, – хохотнул Бурошкур. Свобода и скорость привели его в хорошее расположение духа: – Куда держим курс, капитан?

   – На Обсидиановый остров, пожалуйста, – попросил я.

   – Надо командовать не "пожалуйста", а "смердящие шкуры"! – снисходительно поправил Бурошкур.

   – Ага, брат знает, как капитанить! – подтвердил Мышонок.

   – На Обсидиановый остров, смердящие шкуры, – неуверенно приказал я.

   Бурошкур нахмурился.

   – Ладно, как раньше говори, – после недолгих раздумий буркнул он.

   Все сильней мы отдалялись от скайдла Борд, который издалека казался маленькой побрякушкой по сравнению с невообразимо огромной Мегастеной. Сейчас, когда пеплопад прекратился, ее ужасающие размеры поражали еще больше: она уходила высоко в небо и терялась где-то в бесконечной выси. Казалось, что у Мегастены вообще нет конца.

   Лапы и спина заныли от нагрузки. Мы откроем Мегастену. Мы попадем на другую сторону и найдем теплый и сытный остров. Мы выживем.

   – Зачем поперли розовую с собой? – поинтересовался Бурошкур, когда мы отъехали далеко от скайдла.

   – Она умеет говорить в голове, – объяснил я. – Даже если ты очень далеко.

   – О-о-о, – многозначительно заворчал серый пират.

   – А долго ехать? – поинтересовался Мышонок.

   – Три перехода, – сощурился Бурошкур. – Ух и пограбим черных! Ежели там что завалялось, понятное дело.

   На привале мы перекусили скромными запасами зефира и улеглись спать, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Ниро все еще дремала, но я надеялся, что она проснется к прибытию на Обсидиановый остров.

   Розовая владычица воли обладала удивительной способностью передавать свои чувства другим при соприкосновении. Ниро снилось что-то уютное, мирное и приятное, поэтому все мы заснули с глупыми улыбками на мордах. Я уже и забыл, когда последний раз улыбался.

   Проснувшись, мы съели еще немного зефира, и оказалось, что взяли его с собой слишком мало – едва ли хватит на обратный путь.

   – Не хочу есть, – соврал я и разделил свой завтрак между братьями и Ниро. Бурошкур с Мышонком недоверчиво переглянулись, но зефир съели. Владычица воли все еще спала, и я кормил ее с лап, кроша зефир в пасть и следя за тем, чтобы она не подавилась. Я действительно не так сильно нуждался в еде после того, как меня изменил безвкусный зефир с нижних этажей Железного острова.

   – Еще пару переходов, и будем на месте, – облизнулся Бурошкур, когда мы вновь сели за рычаги и отправились в путь: – Ты уверен, что морской дьявол нас не грохнет? Он пиратов на дух не переносит.

   – Он мой друг, а вы больше не пираты. Вы члены нашей команды.

   – Лады, – вздохнул Бурошкур. – Хуже не будет.

   – Как тебе удалось подружиться с морским дьяволом? – поинтересовался Мышонок.

   – Не знаю, – я никогда об этом не задумывался.

   – Морской дьявол топил все корабли, которым не посчастливилось с ним встретиться, – объяснил маленький гремлин. – Я даже не думал, что он умеет разговаривать.

   – Меня он тоже пытался убить, – это были грустные воспоминания.

   – В открытом море?

   – Конечно.

   – И у него... не получилось? – округлил глаза Мышонок.

   – Конечно получилось. Жаль, что я умер, – пошутил я, но маленький гремлин испугался еще больше: – Шутка.

   Бурошкур зароготал, чуть ли не давясь от смеха. По крайней мере, его мне удалось рассмешить.

   Дальнейший путь мы провели в тишине. Мышонок вытянул заднюю лапу, дотронувшись подушечкой до хвоста Ниро, и до самого привала ехал с глупой улыбкой. Я ему немного завидовал.

   – Она такая хорошая. Неудивительно, что ее все любят, – сказал он, когда мы остановились.

   – Ты много знаешь о Ниро?

   – Она второй самый главный гремлин Черного Архипелага после адмирала Чаро, но адмирал злой, а она добрая. Адмирал силой всех заставляет подчиняться, а Ниро всегда мирно договаривается. Наверное, благодаря им двоим Черный Архипелаг такой сильный.

   – Если б не розовая, черные с зелеными до сих пор бы грызлись, – сплюнул Бурошкур.

   – Они воевали? – удивился я.

   – Откуда ты вылез? – заворчал Бурошкур. – Об этой бойне только глухой не слышал.

   – Я затворничал некоторое время, – смутился я.

   – Зеленошерстные объявились через полцикла, как черные вломили пиратам Тысячи Островов. Они назвались Изумшером и начали втюхивать черным свою веру, а когда не вышло, пустили кровушку. Мало того, что зеленых много, – Бурошкур невесело хохотнул каламбуру: – они еще и шарят в забытой механике. Зеленые поклоняются побрякушкам и клепают с них всякие вредные штуки. Дерутся бестолково, но отчаянно: сами подохнут, но и тебя с собой на дно утащат. А с этими механическими штуковинами вообще стали опасными психами. Война затянулась, и если бы не Ниро, сейчас что от черных, что от зеленых – горстка бы осталась.

   – Она в одиночку отправилась к главным Изумшера и заставила их встретиться с адмиралом Чаро, – воодушевленно добавил Мышонок. – А после переговоров они заключили перемирие! Правда, черные и зеленые до сих пор друг друга недолюбливают, зато не дерутся.

   – Откуда они взялись? У них тоже был плавающий остров?

   – У них были летучие корабли, – взмахнул лапами Мышонок. – Которые парили на больших-пребольших круглых шарах. Только когда похолодало, они перестали на них летать, потому что замерзали наверху, падали и тонули.

   – Ничего себе. Я столько пропустил.

   – Наверстаешь еще. Что за хрень с горизонтом? – прищурился Бурошкур. – Малой, ну-ка глянь, у тебя глаз зорче.

   Мышонок перебрался на нос корабля и начал всматриваться вдаль. Я проследил за его взглядом – действительно, какая-то белая и высокая полоса тянулась вдоль всего горизонта.

   – На стену пара похоже, – удивленно сказал Мышонок.

   – Снова появилась? Мы тогда до острова черных хрен дойдем, – почесал ухо Бурошкур. – Пора дрыхнуть, завтра разберемся.

   – Верно, – согласился я и улегся на бок, взяв Ниро за лапу. Настроение сразу поднялось, словно я оказался дома, в тепле и безопасности.

   – Интересно, как там остальные, – зевнул Мышонок, устраиваясь рядом: – Их ведь не поймали?

   – Они прячутся лучше всех, – заверил его я. – Когда вернемся, они уже починят Ежи и откроют двери.

   – И помирятся с черными? – с надеждой спросил маленький гремлин.

   – Конечно.

   – Здорово! – обрадовался Мышонок и уснул. И я тоже.

   Я проснулся первым и, зевнув, огляделся по сторонам. Мир вокруг был мутным и расплывчатым, а воздух – плотным и густым, как вода. Подумав, что еще сплю, я замахал лапами и подул, пытаясь разогнать густой воздух, но только перебудил остальных.

   – Какого хрена? – удивился Бурошкур, протирая глаза.

   – Ничего не видно, – пожаловался Мышонок.

   И действительно, поверхности Белого моря не было видно в двух прыжках от корабля. Этот густой воздух оказался неожиданно противным и едким, и после следующего вздоха я закашлялся. Зашлись в кашле и братья.

   – Псик, – чихнула Ниро и уселась, щуря слепые глаза. Сморщив носик, она чихнула еще раз: – Псик.

   – Ты проснулась, – обрадовался я.

   – Вы испортили весь воздух же, – пожаловалась Ниро. – Я похищена?

   – Вовсе нет, – я попытался ее успокоить. – Только если немножечко.

   – Мы в этой бане хрен найдем остров, – сплюнул Бурошкур.

   – Зато теплее стало, – добавил Мышонок.

   Действительно, стало теплее. Теперь нам по крайней мере не грозила смерть от холода. Я взял Ниро за лапу и попросил:

   – Не могла бы ты позвать Йокту? Он плавает под водой и обязательно нам поможет открыть двери в Мегастене.

   Вместо ответа Ниро задумчиво понюхала мою пятерню. Потом она пожмякала ее, облизнула и даже собралась попробовать на вкус.

   – Не надо меня кусать, – отдернул я лапу.

   – Твоя лапа не пахнет, – объяснила Ниро. – Совсем. Как так?

   – Ну ты глупая, – засмеялся Мышонок. – Он же призрак!

   – Сам ты глупая, – ответила Ниро. – Призраков не бывает же.

   Мышонок хотел что-то ответить, но у него исчезла пасть. Он изумленно потрогал себя за морду, а Ниро сделала вид, что она тут ни при чем. Бурошкур насупился.

   – Надо найти Йокту, – повторил я. – Ты не могла бы поговорить у него в голове, чтобы он приплыл?

   – Я ничего не делаю просто так, – серьезно сказала Ниро: – На самом деле делаю, но сейчас я хочу кое-что взамен.

   – Что?

   – Твое настоящее имя же, – она подошла и начала ощупывать мою морду: – Ты необычный.

   Никогда не называй мастерам воли свое настоящее имя.

   – Меня зовут Лак-Лик, – смирился я.

   – А меня Ниро! – обрадовалась розовая владычица воли. – Что передать подводному другу?

   – Скажи Йокте, чтобы он плыл к скайдлу Борд, нашел под ним трещину, ведущую на другую сторону Мегастены, и попробовал открыть ворота изнутри.

   – Псик, – зачихала она меня с лап до головы. – Хорошо.

   – И еще скажи, что я прошу прощения.

   Глаза Ниро вспыхнули, и что-то невидимое и неощутимое разлетелось во все стороны. На мгновение мне показалось, что я слышу ее голос у себя в голове.

   – Крутяк, – уважительно покачал головой Бурошкур.

   – Я все сказалу-а-а-а, – зевнула розовая гремлинша. – Но это не значит, что все услышано.

   – Спасибо.

   Что-то зашипело, и запах стал еще более едким, чем раньше. Потерев слезящиеся глаза, я свесился с бортика и посмотрел вниз. Шипели колеса, медленно разъедаемые плавящимся Белым морем, чья поверхность пошла трещинами, которые росли и ширились прямо на глазах.

   – Разворачиваемся, – сглотнул я, но остальные только растерянно на меня посмотрели: – Белое море тает.

   – Есть, капитан! – рявкнул Бурошкур и схватился за руль.

   Мы бросились к рычагам и закрутили их изо всех сил, но только пробуксовали на месте, разбрызгивая мягкую слякоть. Шипение усилилось, а воздух стал еще более густым и противным. Что-то хрустнуло, и передняя часть "Горелой" ухнула вниз – это колеса провалились под воду.

   – Тонем! – с ужасом проорал Бурошкур.

   Ниро растопырила лапы и сделала два резких взмаха – что-то невидимое и огромное схватило самоход и подняло в воздух. Ниро развернулась в полкорпуса и растопырила когти, она выглядела сосредоточенной и серьезной. Повинуясь ее воле, парящая "Горелоя", медленно набирая скорость, понеслась в обратную сторону – прочь от едкого тумана и плавящейся кислотной тверди.

   – Мы летим, – сказал я, с ужасом глядя туда, где мгновение назад стоял наш корабль. Холодная корка моря обваливалась, а там, где оно вновь становилось жидким, рождались пузыри, которые миг спустя лопались облачком густого воздуха, освобождая место для новых пузырей

   Белое море кипело.

   Мы ускорялись, пока не вырвались из объятий едкого тумана. Впереди показались очертания огромной Мегастены. "Горелоя" летела с невероятной скоростью.

   – Мы далеко? Больше не могу, – хрипло выдохнула Ниро. Ее лапы дрожали, а глаза слезились.

   – Мы в безопасности, – поспешил ответить я, и "Горелоя" резко пошла вниз. Корабль грохнулся о твердь Белого моря, и во все стороны полетели обломки и щепки. Я спрятался в лапы и закрыл глаза, чтобы не пораниться, но все равно несколько раз ударился о бортики. Вздох спустя самоход резко остановился, и мы кубарем полетели в пепел.

   Сначала поднялся Бурошкур и первым делом откопал своего брата, рыжая половина которого торчала из сугроба.

   – В поряде? – тревожно спросил серый пират.

   – Угу, – простонал Мышонок.

   – Я тоже в поряде, – сказал я, отряхиваясь от пепла. Ребра и плечи ныли, но не так сильно, чтобы жаловаться: – А где Ниро?

   Ниро лежала позади меня и плакала, держась за заднюю лапу, вывернутую под неправильным углом. Я бросился к ней и осмотрел рану, с ужасом понимая, что это перелом. Чуть ниже коленки торчал обломок кости, под которым обрывки розовой шерсти смешались с лужицей красной крови. Ниро хныкала и изредка лизала рану, но кровотечение не останавливалось. Это было страшно, и я почувствовал, как меня охватывает паника.

   – Больно, больно, – из слепых глаз Ниро катились слезы. Бурошкур скрипнул зубами, а Мышонок замер, словно парализованный.

   Я вспомнил. Эта рана была почти такой же, как у гремлина, свалившегося с мачты на Обсидиановом острове. Я задвинул страх и отвращение куда-то далеко внутрь себя, настолько далеко, пока они не исчезли совсем, пока лапы не перестали трястись, а из голоса не пропала боязливая дрожь. Остались только концентрация и воспоминания.

   – Бурошкур, надо покрывало, – сказал я.

   Бурошкур сорвался искать покрывало среди обломков корабля.

   – И две маленьких крепких доски, – добавил я Мышонку, и он понесся за досками.

   Я дотронулся до Ниро, и меня обожгла ее боль. Мою лапу словно выпотрошили двузубцем, а потом оплавили раскаленным железом. Боль яростным ураганом превратила мои мысли в мешанину бессвязных воплей. Я взял это чувство и поместил внутрь себя, туда, где все исчезало.

   И боль ушла. Ниро часто дышала, но больше не плакала.

   – Держи, – отдал покрывало Бурошкур.

   – Такие пойдут? – спросил Мышонок и положил рядом две маленьких крепких доски.

   Я распотрошил покрывало на нитки и веревки, пытаясь воссоздать те предметы, которые лежали в отнорке врачевателя Вонга несколько циклов назад. В памяти возникали его движения, их последовательность, их плавность. Вправить кость, остановить кровотечение, наложить шину. Ниро застонала – на смену старой боли пришла новая. Я заставил себя действовать правильно и быстро, не обращая внимания на то, что мои лапы были заляпаны чужой кровью, на то, что Ниро побледнела и потеряла сознание и на то, что с каждым вздохом где-то позади таяло Белое море.

   В ушах надоедливо звенело. Наложив шину на сломанную лапу и убедившись, что кровотечение остановилось, я обернулся к Бурошкуру:

   – Возьмешь Ниро на лапы? Ты самый сильный.

   – Угу, – ошарашенно буркнул он и бережно поднял розовую гремлиншу.

   Я оглянулся на высокую стену пара позади. "Горелоя" напоминала груду обломков – целой осталась только платформа, но без колес и рычагов от нее не было толку. На починку времени не оставалось. Мы застряли посередине замерзшего моря практически без припасов, зажатые между холодом пепельной равнины и жаром кипящей кислоты.

   – Пора идти, – сказал я. – Мы должны вернуться на скайдл Борд.

   – А как же морской дьявол? – робко поинтересовался Мышонок.

   – Ниро все сказала. Он услышит и обязательно приплывет.

   – Капитан, – вдруг серьезно рыкнул Бурошкур. – Есть вопрос.

   Я молча ждал, что он скажет.

   – Ты ведь даже не подумал о том, чтобы бросить розовую, так? – угрожающе наклонился серый пират. – Даже мысли такой в башке не появилось? Несмотря на то, что она нас затормозит и хрен знает, выживет ли вообще. Розовая груз.

   – Ты чего?.. – опустил уши Мышонок.

   – Тихо, малой, пускай капитан отвечает.

   Я вновь ощутил исходящую от серого пирата угрозу. Он был головорезом, и всю жизнь занимался тем, что грабил и убивал. Бурошкур умел нагнать страха. Ниро в его лапах беспокойно зашевелилась.

   – Никто среди нас не груз. Я понесу ее один, если ты не хочешь, – ответил я.

   – А если бы я сломал лапу, меня бы тащил?

   – Да, – просто сказал я.

   – Вопросов больше нет, – неожиданно успокоился Бурошкур и зашагал в сторону Мегастены. Розовая гремлинша в его лапах тревожно сопела.

   – Брат всегда серьезен, когда дело касается команды, – пожал плечами Мышонок.

   Отыскав запасы зефира среди останков корабля, мы нагнали Бурошкура и последовали за ним. Шли молча, прислушиваясь к прерывистому дыханию Ниро и изредка оглядываясь на стену пара – она не отставала, не оставляя времени на отдых. Надеюсь, мы успеем вернуться на остров, прежде чем упадем от изнеможения.

   Я размышлял о том, почему Белое море начало кипеть. Может, это огненные осколки солнца раскалили его глубины? Но те осколки, что обрушились на скайдл Борд, быстро остыли. Как долго будет двигаться эта стена пара? Если она дойдет до острова, то там все задохнутся. Надо предупредить черных гремлинов, чтобы они успели подготовиться к ядовитому воздуху. Они наверняка что-нибудь придумают.

   Когда Бурошкур устал, Ниро понес я. Розовая самка показалась мне легкой, как комок шерсти. Хорошо, что она начала дышать спокойнее, а ее рана больше не кровоточила. Однако теперь ее способность передавать чувства при соприкосновении стала настоящим проклятием – я ощущал ее боль, словно это я сломал лапу, а не она, и даже начал прихрамывать.

   – Старайся не лапать ее, – понимающе сказал Бурошкур, заметив мою хромоту: – Под перевязь бери и свои лапы обмотай. И поменьше думай о ней.

   Это действительно помогло, и я благодарно кивнул серому пирату. Пока мы шли, я часто ловил на себе его задумчивый взгляд, но не решался спросить, что стало причиной перемены в отношении ко мне. Долгое время спустя мы все-таки остановились, чтобы перекусить.

   – Не хочу есть, – свою зефирку я скормил Ниро, раскрошив ее розовой самке в пасть.

   – Ты взаправду призрак, – буркнул Бурошкур.

   – Почему?

   – Ниче не жрешь.

   – Ты тоже так думаешь? – спросил я Мышонка.

   Вместо ответа он опустил взгляд.

   – Может, так и есть, – сказал я, разглядывая собственные лапы. Они стали тонкими, словно состояли из одних жил и костей, обтянутых бледной потрескавшейся кожей и грязной темно-коричневой шерстью, поредевшей, ломкой и сухой. В животе ныло так, что я готов был съесть целую гору сладостей: – Тогда вам достанется больше зефира.

   – Не склеишь подушечки? Я две туши не утащу.

   – Все в порядке, – обнадежил я здоровяка. – Пора идти.

   – Уже? – пожаловался Мышонок.

   – Надо успеть, прежде чем нас догонит тепло.

   Встать оказалось тяжело: лапы дрожали и подкашивались от напряжения, а спать хотелось так, что я клевал носом и едва различал, куда иду. Все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы переставлять лапы: левую, правую, левую, правую. Но все же мы шагали и подбадривали друг друга, чтобы не уснуть.

   Если мы уснем, то сначала замерзнем, а потом сваримся.

   Мы шли долго. Три ночи? Пять? Иногда я рассеянно посматривал на часы на запястье. Мы продолжали измерять время в сутках, хотя солнце уже давно не поднималось на небосвод и царила вечная ночь. Ниро несли по очереди. От голода внутри пасти все высохло, и никто больше не разговаривал. Мы шли и шли, а остров еще даже не появился на горизонте, а по Мегастене, всегда занимающей половину неба, невозможно было сказать, насколько мы приблизились к цели.

   Меня начали одолевать приступы страха. Они приходили неожиданно, дышать становилось тяжело, а от ужаса сжимались внутренности. Хотелось спрятаться или стать невидимым, но страх мешал сконцентрироваться, и у меня ничего не выходило. Я шагал и еле слышно повторял, что все в порядке, что все хорошо, пока паника не отступала.

   Мы не успевали. До скайдла Борд было безнадежно далеко. Нам нельзя было останавливаться, приходилось нести раненую Ниро, а запасы уже давно подошли к концу. Иногда я ловил вопросительный взгляд Бурошкура – он понимал, что мы обречены, но все равно следовал за мной, бурча и поскрипывая клыками. Я старался не думать о смерти и продолжал смотреть вниз, на замерзшую поверхность Белого моря. У меня все еще была надежда. Я надеялся на друга, который когда-то несколько циклов подряд проплавал в коридорах Железного острова просто потому, что беспокоился за меня. Ниро сказала свое слово, а он его обязательно услышит и приплывет.

   Поэтому я очень обрадовался, когда увидел мелькнувший под водой силуэт.

   – Йокта, – упав на колени, я замолотил лапами по застывшей тверди: – Йокта, мы тут.

   Силуэт показался еще раз, а затем еще и еще, пока я не понял, что это не одно существо. Под нами проплывала целая стая, и для гремлина у этих созданий были слишком крупные и округлые очертания.

   Неожиданно одно из существ стремительно приблизилось и врезалось в замерзшую поверхность под моими лапами. Она тут же пошла трещинами, и я испуганно отскочил в сторону.

   – Какого?.. – рявкнул Бурошкур и покатился кубарем, потому что море под ним взорвалось осколками. Продолговатая морда клацнула челюстью в месте, где только что стоял серый пират, и вновь скрылась под водой. Я успел заметить белые усики в месте, где должны были находиться глаза. Падая, серый пират уронил Ниро, и от удара она проснулась.

   – Ну что за дела, – простонала она, копошась в холодном пепле.

   Это были те самые звери, что когда-то чуть не съели меня на корабле черных гремлинов. У опасных тварей не было имени, их скопища называли просто живым морем, потому что мертвое море опасно только для оступившихся, а живое – даже для уверенно шагающих.

   – Не шевелитесь ведь, – сказала Ниро. – Они чуют ваши шевеляки.

   Мы замерли и начали ждать. Хищники кружились под нами, изредка мягко стукаясь головой о замерзшую кору.

   – Ниро, ты можешь позвать на помощь со скайдла Борд? – поинтересовался я, почувствовав, как хвост начинает мерзнуть.

   – Не-а, я устала и лапа болит, – покачала головой розовая гремлинша, аккуратно ощупывая перевязанную коленку. Вдруг она помахала мне хвостом и слабо улыбнулась: – Спасибо.

   – И че, так и будем шерсть протирать? – рыкнул Бурошкур.

   Раздался удар, затем еще один, а миг спустя удары посыпались градом, словно снизу замолотили десятки кузнечных молотов. Хищники штурмовали кусочек Белого моря, на котором мы находились, выбивая в нем трещины и дыры. Во все стороны полетели осколки. В груди все сжалось, когда замерзшая гладь подо мной задрожала и накренилась.

   – Голодные потому что, – объяснила Ниро, ее голос был едва различим среди грохота и шума: – Скинут и скушают потом. Я бы тоже покушала чего-нибудь.

   Один из осколков ударил меня по затылку, и я упал на хвост, ошарашенно мотая головой. Не успел я прийти в себя, как море слева от меня лопнуло, и из него выпрыгнуло чудовище. Я неуклюже заслонился лапами от приближающейся зубастой пасти, которая вдруг стала очень большой. Такими клыками оно меня на части растерзает.

   Хищник замер в хвосте от меня, а вздох спустя его тушу что-то скрутило, сломало и швырнуло обратно в воду, разорвав пополам. Другие монстры тут же набросились на издыхающего собрата и начали рвать его на куски.

   – Я владыка воли вообще-то, – сообщила Ниро. Из ее носа и ушей шла кровь: – Очень сильная.

   Ее внимание привлек вопль Мышонка, придавленного другим монстром. Чудище пыталось его укусить и стащить в воду. Ниро поймала тварь невидимыми лапами, с хрустом выжала ее, как тряпку, что у нее вылезли внутренности, и скинула тушу в провал. Остальные хищники вцепились в труп и начали жадно потрошить.

   – Займет их на немножко, – сказала Ниро и кашлянула. Ее слепые глаза потрескались и кровоточили. Ниро склонилась над поверхностью моря, роняя капли крови на белый пепел.

   Твари действительно забыли про нас, но они с такой скоростью рвали туши собратьев, что их вряд ли хватило бы надолго. Я огляделся. Ровная гладь моря превратилась в изрытые нагромождения дрейфующих и сталкивающихся островков. Покрытый ожогами от кислоты Мышонок корчился на краю одного из таких островков, а едва удерживающий равновесие Бурошкур медленно к нему подбирался. Ниро тяжело дышала и роняла капли крови в пепел. Как только живое море закончит с едой, оно скинет нас в кислоту и поглотит.

   Я мог стать невидимым, но теперь этого было недостаточно. Надо было стать неощутимым, чтобы моя поступь не сотрясала воздух. Нужно было стать бесплотным. Как мантру, я начал повторять про себя важные слова, выкидывая все остальное из головы. Меня не должны смущать переживания, меня слишком отвлекает страх.

   Незаметно, невидимо. Я сделал шаг, и две твари хищно оскалились в мою сторону. Беззвучно, неслышно. Я шагнул во второй раз, и злобные монстры поплыли ко мне. Мягко, невесомо.

   Третий шаг я не ощутил. Твари вцепились в кусочек островка, где я недавно стоял, и размолотили его в пыль. Меня они не замечали, для них я перестал существовать.

   Аккуратно, стараясь не потерять концентрацию, я направился к Мышонку. Обожженный, он стонал, копошился и привлекал слишком много внимания. Я едва прошел половину расстояния, как одна тварь ринулась в сторону маленького гремлина и выпрыгнула из воды.

   В хищника с ревом врезался Бурошкур. Пират бортанул его с такой силой, что монстр отлетел на несколько хвостов в сторону, визжа и размахивая усиками. Вырвав клок опаленной брызгами шерсти, Бурошкур схватил брата в охапку и понесся к Ниро. Но не успел он сделать и двух прыжков, как новый хищник бросился ему на спину.

   Не успев долететь до серого гремлина, хищник врезался во что-то невидимое, а потом разлетелся брызгами внутренностей и костей.

   Ниро зашлась в приступе хриплого кашля и упала на бок. Ее розовая шерсть потемнела от выступившей крови. Казалось, что каждая пора розовой самки начала кровоточить. Бурошкур положил Мышонка рядом с ней и неуклюже потормошил задыхающуюся владычицу воли.

   Яростная атака Бурошкура привлекла хищников. Еще мгновение, и они ринутся к нему и скинут, разорвут, съедят, чтобы наполнить свои ненасытные утробы, а я никак не мог их остановить.

   Но мне и не надо было их останавливать. Я упал на колени и заколотил, заскреб по поверхности изо всех сил, стараясь издавать столько шума, сколько мог. Десятки безглазых морд повернулись ко мне, чтобы вздох спустя сорваться с места. Я поднялся и побежал.

   Твердое море трещало, ходило ходуном и норовило выскользнуть из-под лап. Я бежал, едва удерживая равновесие, но силы быстро покинули меня. Слишком долго длилось истощение, слишком долго не отдыхал. Лапы подкосились, и я упал, больно ударившись носом. Я постарался вновь стать невидимым, но не смог. В голове гудело, мир плыл и двоился, мышцы жгла ноющая боль, и я постоянно проваливался в короткие сны, от которых едва удавалось очнуться. Спать хотелось так сильно, что достаточно было чуть-чуть ослабить бдительность, чтобы забыться дремой. Гудение усиливалось, и я, помотав головой, оглянулся на преследователей.

   Хищники замерли, неуверенно кружась в трех прыжках от меня. Что-то их остановило. Не осмеливаясь приближаться, они тревожно выли и скулили. Гул продолжал усиливаться, пока под скопищем тварей не появился грозный черный силуэт – кто-то большой всплывал со дна. Испуганно завизжав, хищники бросились наутек, мгновенно исчезнув в кислотной глубине.

   Над поверхностью моря показалась металлическая поверхность железного корабля. Огромные лопасти Космоса замедлились, и гул утих. Из двух люков высунулись два встревоженных Раг-Бага. Я еще раз помотал головой, и два Раг-Бага слились в одного. Оглядевшись, старший механик Железного острова одним прыжком преодолел расстояние до островка, на котором я лежал, схватил меня в охапку и потащил к кораблю.

   – Я знал, что ты жив, – произнес он, забираясь наверх.

   – Помоги, – просипел я, указав на приближающегося Бурошкура с Ниро в одной лапе и с Мышонком в другой.

   – Все на борт! – приказал Раг-Баг.

   Коричневый великан помог раненым забраться внутрь и задраил люк. Меня он усадил на полку и сунул в лапы две зефирки. Истекающую кровью Ниро положили на пол, постелив коврик из коричневой шерсти. Со всех сторон на меня глазели соплеменники: среди них был и дерганый Хек-Хак, и всегда пристающий ко мне Бок-Мок, и когда-то толстая Уми-Уби, которая стала совсем худой, но сейчас в их взглядах читались лишь удивление и сопереживание. Их осталось совсем немного, меньше десяти, хотя с Железного острова отплывали больше двух десятков гремлинов.