Текст книги "Гром среди ясного неба"

Автор книги: Генри (1) Саттон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Итак, Гарган был тем человеком, которому следует позвонить. Однако Розенталя волновало другое. Он прекрасно знал, кому звонить и что сказать. Это было просто. Вопрос был в том, делиться ли с Томом некоторыми подозрениями, настолько серьезными, что он даже себе боялся в них признаться. На столике позади его письменного стола под стеклянным колпаком находилась единственная в лаборатории личная вещь Арнольда Розенталя – микроскоп его отца. Он никогда им не пользовался. Этот микроскоп совершенно не годился для исследований, которыми Розенталь сейчас занимался, ему требовалась электронная микроскопия. Кроме этого старого микроскопа, ничего не осталось от разбитой жизни отца. Так же, как и он, его отец сидел в лаборатории, исследуя под микроскопом тонкие срезы тканей, и проглядел более страшное зло, которое мог бы увидеть даже невооруженным глазом, стоило ему повернуться к окну и взглянуть на улицы Вены.

Нет, нет, он не мог поделиться своими подозрениями с Гарганом. Ведь он сам в них не уверен. Пока что нет. Надо просто начать проверку и ждать, что будет дальше.

Он поднял трубку и заказал разговор. Ожидая, пока их соединят, он принял компромиссное решение. Вреда не будет, если он попросит Тома соблюдать осторожность. Следует ли просить его, чтобы осталось в тайне, от кого получены сведения? Он мог бы, но вряд ли это целесообразно. Он может доверять Тому, как Поль доверяет ему.

13 ЧАСОВ 55 МИНУТ ПО ВОСТОЧНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Том Гарган вернулся к себе в кабинет, улыбаясь.

Бедный Арни, подумал он. Но обвинять его нельзя. У него достаточно причин для подобной нервозности. У Арни первоклассный ум, абсолютно первоклассный. Но даже при этом ему всегда чудились штурмовики под кроватью. И, несмотря на всю нервозность и беспокойство, которые Арни проявил,– беспокойство не за себя, а за Тома,– их разговор был простым, прямым и здравым. Проблема была серьезная. Если то, что Арни сказал, действительно произошло, если эпидемия была фактом, дело по-настоящему скверное. И если оно как-то связано с Дагуэем, это будет настоящей головоломкой. Сумасброды в биологическом отделе нашли штаммы болезней, стойких к обычной терапии. В этом суть дела. Предполагается, что над этим работает противник и поэтому над этим приходится работать армии в целях обороны. Все же безумие, что они небрежно обращаются с такими опасными игрушками.

Секретность дела все осложняла. Но, однако, он поднимал, что, если в Тарсусе эпидемия, необходимо преодолевать все бюрократические препоны. Устранить их каким-то образом, обойти. Его беседа с доктором Максвеллом обнадеживала. Максвелл, конечно, был удивлен, обеспокоен и пообещал тут же проверить услышанное. Гарган не сомневался, что Максвелл сможет позвонить начальнику медицинской службы армии, министру обороны, даже президенту, если понадобится, и выяснить, что же произошло на самом деле. После этого останется мобилизовать силы и средства и взять под контроль эту заразу, какой бы она ни была. Организовать все это будет нелегко. В каком-то смысле все было бы проще, если бы опасения, высказанные Арни, подтвердились: они бы тогда знали точно, против какой инфекции надо бороться, что за штамм и каковы наиболее целесообразные средства борьбы с ним.

Его приводило в бешенство то, что армия так долго ждала. Имеющиеся средства, люди и оснащение ничего не стоили, когда они бездействовали. Теперь это все будет исправлено. Покидая кабинет Максвелла, он видел, как тот брал трубку. Через двадцать – тридцать минут будет получен ответ. Гарган предвкушал разговор с Арни, которого теперь можно успокоить.

Но пока оставалось только ждать. И он ждал звонка Максвелла, ждал также свою секретаршу, которую послал за бутербродами. Он хотел быть на месте, чтобы сразу начать действовать, как только Максвелл сообщит ему что-нибудь определенное.,, Ожидание было нудным, чертовски напряженным, изнуряющим, но в то же время и возбуждающим. Том Гарган никогда не сомневался в правильности своего решения пойти работать в министерство здравоохранения. Он все еще верил, как в дни молодости, что профилактика лучше, чем лечение. Но бюрократию, бесконечную бумажную волокиту, бесконечные совещания, усыпляющую рутину повседневной работы над составлением планов вряд ли можно было назвать захватывающими.

Он посмотрел на часы с некоторым раздражением. Куда исчезла Джейн? Он умирал от голода. А позже, возможно, на бутерброды уже не останется времени. Дело нешуточное. Он решил позвонить домой и предупредить Мардж, что задержится. Да, это неплохая мысль. Может, потом не будет такой возможности.

Гарган поднял трубку и набрал домашний номер. Мардж не было дома. Ответила Флосси. Он передал прислуге:

– Скажите мисс Гарган, что у меня дела и, возможно, сегодня я вернусь домой поздно. Я постараюсь позвонить ей позже, но пусть она не беспокоится.

– Хорошо, сэр, я передам.

– Спасибо, Флосси,– сказал он и повесил трубку. Едва он положил трубку, раздался стук в дверь.

– Войдите, Джейн, я умираю от голода. Дверь открылась. Вместо Джейн, преданной и расторопной секретарши, на пороге появились двое мужчин.

– Доктор Гарган? – спросил один из них. – Да.

– Разрешите войти? Мы из управления обороны.

– Конечно,– сказал Гарган,– входите. Чем могу быть полезен?

Они подошли к столу, но не сели.

– Мы бы хотели поговорить с вами, если не возражаете, про дело в Тарсусе.

– О? У вас для меня есть какая-нибудь информация? – спросил Гарган.

Не отвечая на вопрос, мужчина, который был выше ростом, сказал:

– Мы так же обеспокоены этим делом, как и вы. И хотели бы знать, откуда вы получили сведения.

«Какая разница?» – подумал Гарган. Он намеревался произнести эти слова вслух, но тут до него дошло. Интуиция, приобретенная в суровом детстве, проведенном на улицах Южного Бостона, подсказала ему, что это полицейские. Как бы они ни были одеты, как бы себя ни называли, они полицейские. Он это почуял.

– Если все, что мне известно про Тарсус, правда, тогда не имеет значения, откуда я это узнал,– сказал он.

– Можете ли вы нам сказать, доктор, кому вы передали эту информацию, кроме доктора Максвелла?

– Не понимаю, почему я должен отвечать на ваши вопросы,– резко ответил Гарган.– Вообще, кто вы такие?

– Как я вам уже объяснил,– сказал тот, что повыше,– мы из управления обороны.– Он вытащил бумажник из кармана пиджака, раскрыл его и показал удостоверение личности и значок.

Гарган поднялся.

– Прежде чем ответить на вопросы, я хотел бы поговорить с доктором Максвеллом.

Второй, пониже ростом, до сих пор молчавший, вступил в разговор:

– В этом нет необходимости, доктор Максвелл знает, что мы здесь. Боюсь, что вам придется пройти с нами.

– Пройти с вами?! Куда? – спросил Гарган.– С какой стати? Что это значит?

Больше всего его беспокоило, как все это воспримет Арни. Неужели Арии прав? Просто безумие.

– Дело чуть-чуть сложнее, доктор, чем вы полагаете. Пойдемте с нами, и тогда мы сможем все обсудить.

Предложение было достаточно любезным, но Гарган отметил, что оба человека не сели, а продолжают стоять перед ним. Все это медленно доходило до его сознания, но наконец он понял. Эти люди пришли за ним. Если понадобится, они применят силу. Что он мог сделать? Драться? Кричать? Смешно. Никого никогда не похищали из министерства здравоохранения. Но даже если предположить самый худший вариант, что тогда? Скорее всего часа два ему предстоит провести не слишком приятно, но рано или поздно он добьется разговора с достаточно высокопоставленным лицом, которое разумно отнесется к его словам.

– Хорошо,– сказал он. Все трое вышли вместе.

Он знал, что если не возвратится примерно через час, Джейн начнет разыскивать его. Ведь она будет в недоумении, когда вернется с бутербродами и содовым напитком и увидит, что его нет. Она начнет спрашивать… Гаргана беспокоили слова мужчины пониже о том, что доктор Максвелл знает про этот визит. Могло ли такое быть правдой?

Молча они спустились в лифте и вышли через вращающиеся двери на улицу, залитую ярким августовским солнцем. Черный лимузин стоял прямо перед зданием, третий человек сидел за рулем.

Они не случайно сели так, что Гарган оказался между ними на заднем сиденье. Машина тронулась.

15 ЧАСОВ 00 МИНУТ ПО ВОСТОЧНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

На сей раз Джонатан Коулбрук возглавлял совещание, и на сей раз Истлейк был уверен, что они придут к какому-то решению. Ренчлер был в совершенном смятении. У него не хватало мужества не только взять на себя ответственность, но даже просто разобраться в сложившейся ситуации. Но Коулбрук был кошкой иной породы.

Что касается Истлейка, то после долгих раздумий он решил, что его поведение, мнение и манера держаться были абсолютно правильными. В конце концов, определять политику —дело гражданских лиц. Люди в мундирах здесь только для того, чтобы выполнять приказы и добиваться нужных результатов. В их компетенцию не входит эти приказы обсуждать и тем более ставить их под сомнение.

Полет прошлой ночью проходил не совсем так, как Истлейк рассчитывал. Однако не так уж и плохо. В конце концов, Коулбрук не отменил предыдущих приказов, следовательно, хотя бы на время одобрил ход событий. Конечно, эта история пришлась ему не по вкусу. Но кому она по вкусу? В этой комнате нет ни одного человека, который бы получал от всего этого удовольствие. Даже полковник Инглиш. Просто он мыслит так холодно и цинично, что это смущает таких людей, как Ренчлер и Пеннибейкер. Что касается доктора Максвелла… он, конечно, имеет право злиться. Такие вещи Истлейку тоже не понравились бы. Двое головорезов входят в ваш департамент и забирают одного из сотрудников перед самым вашим носом. Конечно, после этого вы вправе высказать недовольство.

– Если разрешите, я хотел бы прояснить один вопрос,– сказал Инглиш.– Мне непонятно, чего именно добивался от меня доктор Масквелл своим звонком. Да, я приказал забрать Гаргана и попросил созвать это совещание. Надеюсь, мне не надо вас уверять, что доктор Гарган находится в полной безопасности, пользуется всеми удобствами и ему не о чем волноваться. Я искренне сожалею о причиненном ему беспокойстве, но мне кажется, что интересы безопасности страны, по всей вероятности, оправдывают эту меру.

– Вы могли бы просто сказать мне, чтобы я побеседовал с ним и попросил молчать. Я бы это сделал. И он бы меня послушал…

– Мне не хотелось ставить вас в неловкое положение, доктор Максвелл. Доктор Гарган в полной безопасности. Поверьте моему слову.

– И моему тоже,– сказал министр обороны Коулбрук.

Они пересекли Потомак и ехали по полям Вирджинии… Водитель нажал на кнопку, и черные шторы автоматически закрыли окна автомашины. Одновременно темное стекло поднялось между сиденьем водителя и задним сиденьем. Было ли это одностороннее зеркало, Гарган не знал. Во всяком случае, он теперь не мог видеть, куда ехала машина. Она шла с большой скоростью, часто поворачивала вправо и влево и несколько раз возвращалась назад. Но, может быть, просто дорога так виляла? Однако в этом он сомневался. Просто они предпринимали все усилия, чтобы он не смог потом найти это место.

Здание, к которому они подъехали, выглядело как простой каменный фермерский дом, где-нибудь в… Вирджинии? Мэриленде? Во всяком случае, недалеко от Вашингтона. Он должен был признать, что они все умно придумали. С внешней стороны здание выглядело абсолютно безобидно и вполне естественно. Внутри это была крепость. Тюрьма. И то, и другое, а возможно, и еще что-то. Подземная часть занимала гораздо большую площадь, чем сам дом и соседний сарай. Двое сопровождающих– Райли и Горан – привели Гаргана в комнату, напоминавшую тюремную камеру или монашескую келью, закрыли дверь, заперли ее и ушли, не сказав ни слова. Через несколько часов они вернулись и представились, что было странно. Но, возможно, они выдумали свои фамилии. Скорее всего, так оно и было. Затем начался допрос…

Гарган на их вопросы не отвечал. Молчал и слушал. Не слушать было невозможно. Все происходящее было слишком невероятно, чтобы полностью отключиться. И, надо прямо сказать, страшно.

– Послушайте, доктор, вы умный человек. Иначе вы не закончили бы медицинский институт и не получили бы высокого звания. У вас есть опыт, вы знаете наши возможности. Вам прекрасно известно, какое лекарство прописать в таком случае и каков будет результат. Так зачем причинять нам столько хлопот? И еще больше создавать себе? Не проще ли сообщить нам то, что мы хотим знать. Кто говорил вам про Тарсус? Ему ничего не будет. Или им. Нам жизненно важно знать это. Все равно мы узнаем. Так почему не избавить нас от лишних забот и не сказать, а?

Возможно, они применят химические вещества, думал Гарган. Сделают ему укол пентотала или какую-нибудь смесь с пентоталом, которая сейчас в моде, и таким образом узнают фамилию Розенталя. Но, возможно, это просто запугивание, угрозы, чтобы он выдал источник информации. Ведь пока не ввезли столик, не появились ампулы и иглы. Они способны на это, он не сомневался. Но будут ли они это делать? В конце концов, он американский гражданин, правительственный чиновник, врач. Потом им придется отвечать. Уж он об этом позаботится. И они не могут этого не знать. Или их положение настолько отчаянно, что они готовы пойти на такой риск? Ну что ж, он посмотрит. А пока будет молчать.

Шлейман, конечно, был прав. Все объяснения не меняли того факта, что был отдан чудовищный приказ стрелять без предупреждения в этого беднягу. Полковник Инглиш объяснил, как это случилось, как распространили версию о Вторжении в Дагуэй и как совещание в Туэле, в свою очередь, привело к новой версии о «сбежавшем маньяке». Проявив осторожность, он сделал упор на то, что именно гражданские власти издали приказ «стрелять без предупреждения».

– Что, конечно, совершенно отвечает вашим собственным целям,– прервал его Шлейман.

– Нельзя сказать, что это совсем не отвечает нашим целям,– ответил Инглиш с олимпийским спокойствием.

– Я требую отменить приказ,– сказал Коулбрук.

– Но…

– Нам он не нужен. Больше не нужен. Если он сумасшедший, как все считают, никто не будет прислушиваться к его бреду.

– Это, конечно, верно,– согласился Инглиш.– Однако разрешите заметить, что Тарсус все еще существует. И «бред сумасшедшего», каким бы диким он ни казался, чистая правда. Стоит только кому-нибудь проверить – прокурору, репортеру,– все равно…

– Тогда мы должны заняться Тарсусом, а не Донованом,– заявил Коулбрук.

– Я все-таки настаиваю на том, что у нас нет выбора. Мы должны во всем признаться,– сказал Пеннибейкер. Он был похож на благородного и возвышенного Мел-вина Дугласа. Ведь не ему глотать эту пилюлю – военно-морской флот тут ни при чем.

– Кубинская версия…– начал Инглиш.

– Она уже не годится. Теперь слишком поздно. И мне она не нравится. Это увеличивает риск,– сказал Коулбрук.

– Однако надо же что-то предпринимать,– запротестовал Ренчлер. Теперь он стал активным, этот Ренчлер.

– Катастрофа! – сказал полковник Инглиш.

– Конечно, это катастрофа,– согласился Пеннибейкер.

– Самое лучшее, что мы можем сделать, это изменить вид катастрофы. Скрыть ее истинную сущность,– мрачно предложил Инглиш.

– А как вы предлагаете это сделать?—спросил Коулбрук.

Они вернулись. На некоторое время они исчезали, оставив Гаргана подумать. Но теперь они вернулись. Они хотели услышать ответ.

– Я думаю, что вы запугиваете меня,– сказал он.

– Нет.

– Хорошо. Но я все равно уверен, что вы меня запугиваете, и готов держать пари, что это так!

– Нам потребуется совсем немного времени, чтобы его выиграть,– сказал Горан. —Только кое-что согласуем в инстанциях. Уверяю вас, что мы не запугиваем. Не будем играть в прятки. Рано или поздно вы все скажете.

– Послушайте,– убеждал его Райли,– облегчите свое положение и положение вашего друга. Что, если он расскажет обо всем этом кому-нибудь еще? У него ведь есть друзья, не так ли? Что, если он им расскажет? Дайте ему возможность избежать этой оплошности.

– А что с нами случится?. Что случится со мной? И… с человеком или с людьми, от которых я получил информацию?

– Ничего.

– Тогда я смогу уйти?

– Через некоторое время – конечно.

– Почему я должен вам верить?

– А какой у вас выбор?

– Я могу выбрать молчание и придерживаться этой линии.

– Некоторое время – возможно,– сказал Горан.

– Пойдем,– сказал Райли.– Разрешение, наверно, уже получено.

– Пока,– кивнул Горан.

Возможно, они не запугивали. Но даже если и да, они могли держать его здесь столько, сколько хотели. Если б он только не просил Флосси передать Марж, чтобы она не беспокоилась! Его отсутствие теперь никого не встревожит…

– …В конце концов, несмотря на все ваши сумасбродные версии, которых вы будете придерживаться, несмотря на любую линию, которую вы будете проводить, несмотря на любую ложь, которую вы собираетесь выдавать за правду, там существует город,– говорил Пеннибейкер.– Там люди, там здания. Они существуют.

– Да, вот именно,– ответил полковник Инглиш.– Это именно то, о чем я думал сам. А что, если бы там не было города?

– Простите, что вы сказали? – переспросил министр.

Все наклонились вперед, все, как один, чтобы не пропустить ни слова. Их настроение было разным – воинственность Пеннибейкера, чувство вины Максвелла, раздражение Шлеймана, его собственное любопытство,– но они все слушали и, как полагал Истлейк, были готовы ко всему. Этот Инглиш прекрасно выбрал момент. Они действительно все пребывали в полном отчаянии, стараясь найти выход из этой каши.

– А что, если бы там не было города?

16 ЧАСОВ 00 МИНУТ ПО ВОСТОЧНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Ну хорошо, уже четыре часа. Подумаешь! Розенталь злился на себя за то, что явно играет в какую-то детскую игру. Отсутствие звонка Гаргана означало лишь то, что он еще ничего не выяснил и, вероятно, был занят проверкой. Сидя здесь, в Бостоне, трудно угадать, что Гарган делал в Вашингтоне, какие бюрократические препятствия требовалось преодолеть, какие трудности могли возникнуть. Ничего страшного не произошло. Существовало много всяких объяснений, почему Гарган до сих пор не позвонил ему.

С другой стороны, эти аргументы были не новы. Час назад Розенталь уже все их перебрал. Но тогда он сумел внушить себе, что волноваться рано, надо проявить выдержку. Он решил дать Гаргану еще один час. И до четырех часов не беспокоиться.

И вот уже четыре часа. И ничего не изменилось. Никакого сообщения не пришло. Однако это еще ничего не значило. Розенталь подумал, что он сейчас похож на сумасшедшего, который пытается всех убедить, что конец света наступит в четверг после обеда только потому, что пришел к выводу, что не вынесет больше ожидания. Но конец света не наступил. И сейчас ничего не происходит. Ведь никакого определенного времени он Гаргану не назначал. Это не казалось тогда уместным и нужным. Как только Гарган что-то узнает, он позвонит. Нечего усложнять дело. Он может позвонить в четыре часа пятнадцать минут, в четыре двадцать две… А после пяти? Розенталь в этом сомневался. После того как закроются конторы Вашингтона, вряд ли Том сможет что-нибудь узнать.

Глупо звонить, но в то же время глупо и не позвонить. За все послеобеденное время он ничего не сделал. Не мог сосредоточиться, работа не клеилась…

Черт с ним! Розенталь поднял трубку и набрал номер. Несколько секунд спустя его соединили с коммутатором министерства здравоохранения, и он подождал, пока ему дадут кабинет доктора Гаргана.

– Доктора Гаргана, пожалуйста,– сказал он секретарше, ответившей на звонок.

– К сожалению, он ушел на весь день. Кто его спрашивает, скажите, пожалуйста?

– Ушел?

– Да, сэр.

– Когда он ушел?

– Около часа… Пожалуйста, кто говорит? Розенталь мешкал. Это уже просто мания какая-то.

А может, нет? Куда, черт возьми, делся Том? Конечно, скорее всего он проверяет рассказ о Тарсусе. Но почему бы ему не выяснить все по телефону? Сидя в кабинете.

– Это говорит доктор Арнольд,– сказал он, чувствуя себя немного глупо.– Я раньше звонил и говорил с доктором Гарганом. Он должен был мне позвонить после обеда. Дело очень важное. У вас есть номер телефона, по которому его можно найти?

– К сожалению, нет,– сказала она.– Он ушел неожиданно. Я пошла за его завтраком, а, когда вернулась, его уже не было. И мне сказали, что он не вернется до конца дня, может быть, соединить вас с доктором Максвеллом?

– Нет, нет,– ответил Розенталь.– Сейчас только четыре часа. Он еще сможет мне позвонить оттуда, где находится. Благодарю вас.

– Пожалуйста.

Розенталь повесил трубку. Он сам удивился своему поведению. Доктор Арнольд? Смешно! Трудно будет объяснить Тому, тот еще долго будет об этом вспоминать. С другой стороны, Том покинул свой кабинет довольно странным образом. Розенталь перебирал в памяти то, что сказала ему секретарша. Она вышла не за своим, а за его завтраком. А он ушел? Без записки, без указания, где его искать. Значит, была экстренная причина. Но что могло с ним случиться?

Розенталь мог придумать довольно правдоподобное объяснение. Например, Том позвонил в контору генерала медицинской службы, и его пригласили на совещание. Это вполне возможно—и все же не очень убедительно. Вообще, он не очень сожалел, что назвал секретарше вымышленную фамилию. Ведь его звонок прошел через коммутатор. Ужасно, что он вынужден об этом думать.

Он все еще был уверен, или, во всяком случае, почти уверен, что рано или поздно все уладится. Надо просто подождать до получения объяснений. Что еще остается делать? По телефону он говорил с Полем Донованом, в этом не было никакого сомнения. Но… у людей бывают нервные расстройства. Напряжение последних месяцев после смерти Мариан могло отразиться на здоровье Поля. И если там не было катастрофы, не было эпидемии, то Гаргану нечего и выяснять в Вашингтоне.

Он взял телефонную книжку, нашел код Юты и набрал нужный номер: 802-555-1212.

– Справочный отдел. Какой город вам нужен? – Тарсус,– сказал Розенталь.

– Да, сэр. Кого вам нужно?

Что могло быть в Тарсусе? Что назвать? Аптеку Тарсуса? Бар Тарсуса? Тарсусский…

– Дайте почтамт.

Он был доволен собой. Конечно, там есть почтамт и на почтамте обязательно есть телефон. Телефонистка сообщила номер. Он поблагодарил, нажал рычаг телефона, затем отпустил его и, услышав характерный гудок, набрал номер. Он удивился, что раздались гудки. Но потом все прервалось, и послышался голос телефонистки.

– По какому номеру вы звоните? Розенталь повторил номер.

– К сожалению, этот номер временно не работает.

Надо ли спросить, сколько времени номер не работает?.. Когда опять начнет работать? Но что она могла ему сообщить? Он об этом знал больше телефонистки.

– Благодарю вас,– сказал он.

Затем медленно положил трубку. В лаборатории был кондиционированный воздух. Несмотря на это Розенталь вспотел.

Он должен сохранять спокойствие. Прежде всего надо продолжать рассуждать как можно более холодно, бесстрастно и логично. Гарган не раз подмечал в нем эти качества, и Розенталь знал, что он прав. Конечно, они у него есть. И бывают минуты, когда ими необходимо воспользоваться. Но сейчас?

Допустим на секунду, что сообщение Поля Донована правда, что Донован не бредил, не страдал от какого-нибудь нервного расстройства. Он просто точно передал то, что случилось. Допустим даже, что действительно виноват Дагуэй. В этом случае военные постараются все держать в секрете. Но как далеко они пойдут? Исчезновение Гаргана – если это в самом деле исчезновение – все больше беспокоило Розенталя. И вовсе не в общефилософском плане. Это скверно именно для него, для Арнольда Розенталя. Ведь он, в конце концов, был связующим звеном.

И все же он не хотел в это верить. Пока что нет. Иными словами, он должен сначала убедиться, прежде чем начать действовать. Он снова снял трубку, набрал код Вашингтона, нашел в своей записной книжке домашний телефон Гаргана и набрал номер.

– Алло.

– Мардж? – спросил Розенталь.– Это я, Арни из Бостона.

– Арни, это вы? Как поживаете? – спросила Мардж.– Давненько не слышала вас.

Он вздохнул с облегчением. Она не назвала его по фамилии. В Бостоне было сколько угодно Арни.

– Прекрасно,– сказал он.– У нас дома все в порядке. А у вас как дела?

– Хорошо,– сказала она.– У нас тоже все в порядке. Но Том будет расстроен, что не поговорил с вами. Его нет дома.

– О? Я пробовал поймать его сегодня в офисе. Но не застал. Я подумал, что он рано ушел домой.

– Нет, что-то произошло. Он позвонил, когда я уходила за покупками… Где-то около часу дня. Передал, что дома будет позже. А потом, после обеда, кто-то из отдела позвонил и попросил меня упаковать вещи Тома в сумку. Он улетел на Аляску.

– Аляска? – машинально переспросил Розенталь.

– Наверное, там вспыхнула какая-то эпидемия. Он поехал в Пойнт-Барро. И неизвестно, когда вернется…

Мардж продолжала болтать. Она говорила, что ей одной будет скучно, но что Том будет очень доволен снова поработать в полевых условиях. Розенталь не столько вникал в ее болтовню, сколько прислушивался к подозрительным щелчкам, которые время от времени раздавались в трубке.

– Том сам сообщил об отъезде на Аляску? – спросил Розенталь.

– Нет, это был кто-то из отдела. Он сказал, что Том уже улетел на самолете военно-транспортной авиации. У вас что-то срочное? Я могу постараться поймать его для вас. В офисе, наверное, знают, где он.

– Нет, нет, ничего срочного. Дело в том… я собирался приехать в Вашингтон через пару недель. Хорошо бы увидеться.

– Замечательно! Я думаю, мы это устроим. Надеюсь, что Том к тому времени уже вернется. Как только я с ним свяжусь, я скажу ему, что вы звонили.

– Спасибо,– сказал Розенталь.– Будьте здоровы.

– Привет Клэр,– сказала Мардж.

– Спасибо, и она вам передает привет.

Имя жены облегчит им его розыск. В Бостоне было сколько угодно Арнольдов. Но Арнольдов, женатых на Клэр? Ну что ж, все равно им потребуется время.

Однако по-настоящему его беспокоило то, что сказала Мардж. Пойнт-Барро? Том Гарган был специалистом городской профилактической медицины. Более неподходящего человека для посылки в Пойнт-Барро невозможно найти. Панама, Бейрут, Дамаск, Бомбей – все звучало бы правдоподобней. Но Пойнт-Барро? Кроме того, после своего последнего повышения в должности Том стал кабинетным чиновником. Теперь он занимался лишь координацией действий медиков-практиков и вовсе не был тем человеком, которого можно было послать делать прививку эскимосам.

Розенталь всему этому не верил ни одной секунды. Это была глупая, неуклюжая ложь. Но когда правительство врет, оно редко чувствует необходимость делать это умно. А Гарган, где же он мог быть? Если не на Аляске, то где?

Это не требовало долгих размышлений. Розенталь почувствовал острую жалость к другу. Он вспомнил одну беседу с Гарганом именно на эту тему. Они сидели поздно вечером в его доме в Тарбоксе. Розенталь объяснил, почему он никогда не присоединялся к движениям протеста, никогда не подписывал петиций, никогда не шумел. Вообще старался держаться вне политики и ни во что не вмешиваться. Гарган тогда, покачивая головой, посмеивался и говорил правильные и красивые слова об ответственности ученых.

– Нет,– возразил тогда Розенталь.– Ты ничего не понимаешь. Вопрос не в том, может это случиться здесь или нет. Ты не веришь, что это может случиться здесь, потому что не веришь, что это может вообще случиться. Но после того, как ты сам все видел собственными глазами, после того, как узнал, что это такое, после того, как удостоверился, что существует реальная возможность, уже не можешь не опасаться.

Том не согласился. Конечно, он не согласился. Но ведь невозможно отрицать эту тенденцию. Даже Гарган был вынужден признать существование черного списка научных работников в департаментах здравоохранения, образования и социального обеспечения. Для него это был просто анахронизм, пережитки времен маккартизма. Для Розенталя же это было напоминанием о постоянно существующей опасности. И теперь Гарган расплачивается за свою близорукость. Слишком много времени ему понадобилось, чтобы усвоить это. Столько же, сколько отцу Розенталя.

Розенталь, конечно, не допускал и мысли, что Гаргана могут отправить в газовые камеры. К тому времени, когда такие вещи начнутся, будет слишком поздно для всех. Пока тайно исчезают люди, внезапно отключаются телефоны, раздаются зловещие щелчки на телефонных линиях… Но подобные факты являются предостережением для тех людей, которые достаточно умны, достаточно бдительны и достаточно осторожны или, в каком-то смысле, достаточно мужественны, чтобы понять, что это значит. В конце концов, для этого необходимо своего рода мужество. Потому что рискуешь все время чувствовать себя дураком. Но в противном случае рискуешь своей собственной жизнью.

Розенталь повернулся на стуле, посмотрел на стоявший сзади столик и остановил свой взгляд на микроскопе отца. Из выпуклости стеклянного колпака на него смотрело собственное искаженное изображение. Пришло время смотреть правде в глаза. Вернее, это время уже прошло: он понял, что решение давно принято.

Он чуть дольше, чем обычно, собирал бумаги в портфель. Потом закрыл лабораторию на замок, спустился вниз, к стоянке, сел в свою машину и поехал домой. Машинально он отклонился на два квартала от обычного маршрута, проехал в потоке движения через площадь Харварда, чтобы остановиться у газетного киоска около станции метро.

Через открытое окно машины он позвал продавца и спросил, нет ли у него газет из Солт-Лейк-Сити. Продавец зашел за киоск к стенду, где у него висели иногородние газеты, и вернулся с газетой в руке.

– Тридцать пять центов,– сказал он.

Розенталь поискал в кармане мелочь, нашел две монеты по двадцать пять центов и отдал их продавцу. Сзади сигналили машины, и он не стал дожидаться сдачи. Он тронулся, свернул направо, а потом налево, к дороге на Массачусетс. У очередного красного светофора он остановился и взглянул на газету, лежавшую рядом с ним. Черным по белому там было написано: «Охота за сумасшедшим убийцей продолжается». Под этим крупным заголовком была помещена фотография Поля Донована.

Это была не галлюцинация. Это была реальность, прямо перед ним, на первой странице газеты «Трибуна» из Солт-Лейк-Сити. Розенталь удивился своему спокойствию. Он чувствовал только тихую грусть. У него здесь, в Штатах, была хорошая жизнь. Но он жил замкнуто, не пускал глубоко корни, всегда оставаясь готовым к перемене места жительства. Теперь уже нет никакой надобности думать о более разумном использовании недвижимого имущества и о возможности вложения капиталов в острова Карибского моря. У него есть дом в Сент-Андросе, двадцать две тысячи долларов в Ройял-банке на Багамских островах и профессиональная дружба, которую он предусмотрительно поддерживал с коллегами из больницы в Нассау… Он не ошибся. Он скажет детям, что едет в отпуск, который неожиданно подвернулся. Он повернул на главную магистраль, ведущую в Массачусетс, и поехал, соблюдая установленную скорость и осторожность. Он думал о Томе Гаргане и о Поле Доноване, желая им всяких благ. Один бог знает, как он им этого желал. Но он не мог ничего для них сделать. Он протянул руку к газете, лежавшей на сиденье рядом с ним, и перевернул ее, чтобы лицо Поля больше не смотрело на него печально и укоризненно.