Текст книги "Как стать ярлом (СИ)"

Автор книги: Геннадий Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 9

Когда в разговоре пытаешься избегать личного, он напоминает минное поле. Туда нельзя, сюда нельзя… Может, вообще ничего не спрашивать, только отвечать на вопросы?

Я понимала, что если мы пойдем дальше, рано или поздно эта тема все равно встанет во весь рост. Но сейчас… да, сейчас касаться ее не стоило.

– А можно нескромный вопрос? – после третьего бокала я приотпустила тормоза. – Можешь не отвечать, если не хочешь.

– Ну давай.

У него как-то невероятно получалось улыбаться одними глазами, оставаясь предельно серьезным. И от этого тоже слегка познабливало. Как будто заходишь в озеро, и холодные струйки воды мешаются с теплыми.

– Почему ты ушел на пенсию так рано? Я помню, ты говорил, что это невеселая история…

– И ты вообразила какую-то страшную драму? Нет, на самом деле все гораздо проще. Хотя… все-таки не без драмы, потому что решение было непростым. И неприятным. Альтернатива… нет, дилемма. Дослужить полный срок и с большой вероятностью уволиться по инвалидности – или уйти на минималку.

Он поднял бокал, задумчиво глядя сквозь золотистое вино, отпил немного, отщипнул виноградину.

– Из Североморска меня сначала отправили в Сирию на полгода, потом оставили под Питером. Заходил на посадку, в двигатель втянуло птицу. Это такая зараза, ее никак не предусмотришь. Есть защита, но она не сработала. Сетка сломалась, части попали внутрь, двигатель загорелся. Коротнуло электрику, вырубился второй. Пошел в завал. Катапультировался на ста метрах, это ниже безопасной высоты. Но повезло, приземлился штатно. Тряхануло, конечно, но обошлось без переломов. Прошел миллион разборов по катастрофе, медкомиссию. Готовился ко второй командировке. И тут резко вступило в поясницу. Снова обследовали и на МРТ разглядели компрессионный перелом позвоночника. Сначала-то жалоб никаких не было, но когда пошли нагрузки, тут все и вылезло.

Он замолчал, покусывая губу. Я не торопила, ждала продолжения.

– Два месяца отлежал в госпитале, в корсете. Еще через два разрешили сидеть. В общей сложности лечился полгода. Еще раз прошел комиссию, допустили к полетам. Но один старый опытный врач сказал: дослуживай двадцать льготных, парень, и вали на пенсию, иначе в сорок пять тебя на нее вывезут. В инвалидном кресле. Если уж в позвоночнике что-то сломалось, хоть как лечи, изменения будут только накапливаться, тем более при таких перегрузках.

– А что говорили другие врачи? – осторожно спросила я.

– Другие врачи говорили, что я могу летать, но… риск действительно высокий. Вероятность инвалидности к пятидесяти годам – где-то сорок процентов. Сначала ерепенился – мол, плевать, это все когда-нибудь, не сейчас, а как же я без неба-то? Сорок процентов же, не сто. Но потом сел, подумал… А если все-таки попаду в эти сорок? С женой уже развелись. Грузить собою сына или родителей, которым самим нужна будет помощь? Ну свинство же.

– Но ведь можно было, наверно, остаться на какой-нибудь должности без полетов?

– Не все так просто. Медкомиссия дала заключение: на данный момент к полетам годен. Извольте в самолет, товарищ подполковник. Что там будет через пять-десять лет, никому не интересно. Был вариант пройти медико-психологическую экспертизу: мол, не могу летать после катастрофы, писаюсь от страха, как только вижу самолет, но…

– Слишком унизительно?

– Люблю умных женщин, – усмехнулся Ник. – Хотя с ними и непросто. И потом так было бы еще тяжелее – рядом с самолетами, но не летать. Нет, уходить – так сразу. Это как с отношениями. Если понимаешь, что ничего уже не исправить, лучше закончить одним махом.

– У тебя… так и было? С женой?

Все-таки мы пришли к личному, пусть и окольными путями. Но это было личное из прошлого – то, что далеко от той точки, где мы находились сейчас.

– Нет, – поморщился он. – Наоборот. Долго и тяжело. Поэтому и знаю, что так не нужно. А у тебя как?

– В первый раз так же, – я подумала, что вино, похоже, довольно крепкое и третий бокал, наверно, был лишним.

– В первый?

– Да. В двадцать лет вышла замуж, в двадцать девять развелась. Фактически разрыв тянулся год, даже больше. Пока не набралась храбрости и не подала заявление. Зато второй раз все было быстро. Муж пришел домой и сказал: «Дорогая, я ухожу, собери, пожалуйста, мои вещи. Квартира тебе, машина и дача мне».

Конечно, все было не совсем так, но по сути верно. Через месяц мы уже получили свидетельства о разводе, а вот отходила я от этого больше года. Видимо, прилетела ответочка за первый раз.

– По-деловому, – оценил Ник, и тут зазвонил его телефон.

Посмотрев на экран, он сдвинул брови, встал и вышел в зал. Говорил тихо, да и музыка играла, но одну фразу я все же услышала:

– Извини, не сегодня.

Разумеется, это было сказано не мне, но я тоже приняла на свой счет. Не то чтобы прямо рассчитывала на томное продолжение вечера… Просто вдруг стало предельно ясно: все будет либо серьезно, либо никак. Поэтому, наверно, мы еще не одну встречу будем кружить друг вокруг друга на мягких лапках.

Музыканты доиграли и раскланялись, люди начали расходиться, зал почти опустел. Я посмотрела на часы: половина двенадцатого.

– Как-то не очень ночной клуб.

– До последнего посетителя или до четырех утра. Иногда бывает, что и в четыре не выставить.

– Я бы тоже потихоньку пошла.

– Ладно, – не стал возражать Ник. – Сейчас вызову такси.

Когда он назвал водителю мой адрес, я подумала, что о чем-то хотела спросить, но мысль снова вылетела из головы, потому что рука оказалась в его руке.

Это была такая банальность, общее место, которое у меня встречалось если не в каждой первой, то в каждой второй книге точно. Но сейчас все оказалось иначе – тепло и уютно, и я всю дорогу молча улыбалась, как глупая школьница.

– Подождите немного, – попросил Ник водителя, когда такси въехало во двор и остановилось у парадной.

Он помог мне выйти и довел до двери, так и держа за руку.

– Снег идет… – сказала я, и в этот момент огромная лохматая снежинка упала на щеку.

Ник осторожно смахнул ее, наклонился и поцеловал меня. Так же мягко и спокойно, как тогда в лесу.

* * *

Мелькнули и исчезли под аркой два гранатовых зерна – габариты. Как тогда, в лесу, когда стояла и смотрела вслед.

Вытянув ладонь, я поймала несколько мохнатых снежинок, провела холодными пальцами по губам. Они горели – хотя это был всего один поцелуй, такой же легкий и невесомый. Но я вдруг почувствовала ими жар, скрытый за сдержанностью Ника, и вспомнила огненные блики на его лице, в глазах.

Аварийка?

Иногда самые обыденные вещи вдруг вскрывают тайную суть происходящего. В буквальном смысле высвечивают, подчеркивают.

О боже, каким же он может быть, если отбросит свою холодную чопорность?

Я прислонилась к кирпичной стене и то ли засмеялась, то ли захныкала.

– Вам… нехорошо? – деликатно поинтересовался пожилой мужчина, завершивший позднюю прогулку с пуделем.

– Все в порядке.

Позорно шмыгнув носом, я зашла за ними в парадную, машинально проверила почтовый ящик, поднялась к себе на пятый этаж. Привычный до автоматизма ритуал: переодеться, включить компьютер, навестить холодильник. Сегодня как раз проснулся психический жор. Открыв дверцу, я оглядела внутренности так, словно искала альтернативную форму жизни, соорудила гигантский бутерброд, подошла к окну.

По правде сказать, у меня не было любимого времени года. Мне нравилась комфортная погода, которая у нас в Питере гость нечастый. Снег? На снег я любила смотреть из окна. Вечером, в свете фонарей, это напоминало фон к рождественской мелодраме. И тогда так сладко мечталось, что в наше садоводство проложат нормальную дорогу, я напишу бестселлер, заработаю хреналион денег, перестрою дом под зимнее жилье, заведу спутниковый интернет и составлю компанию бабкам-отшельницам. Ну и собаку, может, куплю наконец. Буду сидеть в кресле у камина, положив ноги на ее теплый бок, пить глинтвейн с солеными сушками и писать, писать…

Вот только почему эти сладкие мечты всегда отдавали какой-то грустинкой? Может, потому, что они были… одноместными, как люкс в гостинице?

Но сейчас… Вокруг фонаря вились снежинки, с бутерброда в тапки сыпались крошки, а я улыбалась шире двери. Если бы захотела выйти из кухни, так и застряла бы в проеме.

Пискнул телефон.

Воцап. Ник.

«Спокойной ночи, Женя!»

«Спокойной ночи», – ответила я, не с первого раза попав по стрелочке отправки.

Вино? Да нет, вино давно выветрилось. Просто… просто…

А кстати, я вспомнила, о чем дважды начинала думать – и дважды меня что-то сбивало.

Чтобы случайно ехать мимо моего дома, надо было сначала узнать, где я живу. Неважно каким образом. А зачем узнавать, если есть телефон и можно позвонить? Наиболее очевидный ответ: чтобы якобы случайно проехать мимо моего дома, остановиться и позвонить. Ему повезло, что я и правда живу по этому адресу, да еще и оказалась дома. То есть рядом с домом, но это уже неважно. Тут как раз и была единственная случайность.

Это показалось таким нелепым и таким забавным, что… твою мать, у меня треснула губа. Не резиновая ведь, чтобы ее так растягивать.

Слизывая кровь, я села за компьютер – и тут улыбка свернулась сама собой.

Это что? Блядь, что это такое, а?!

Когда тебя любят читатели, это зашибись как приятно. Но кормят автора все-таки продажи. А продажи – это циферки. Вот циферки и двинули мне под солнышко. Таких ужасных за первые два дня у Нины еще не было. Даже без рекламы. Обычно любая книга за неделю влет набирала тысячи полторы, а то и две библиотек и вылезала в первую сотню жанра. Конечно, топы над этим посмеялись бы, но Нинка не была топом и не писала в тренды. Нас с ней вполне устраивало.

Сейчас библы застыли на условно красивой цифре 222 – даже меньше, чем было утром. Рейтинг умер на рубеже второй тысячи. Поглавная статистика намекала, что читатели заглядывают и убегают, теряя тапки.

«Леш, – написала я таргетологу, – а чего у нас за пиздец такой творится?»

«Да хз, – тут же прилетело в ответ. – Не идет что-то. Третий раз объявление меняю, и все мимо. Может, тебе начало переписать?»

Это мы уже проходили. У Жанки была одна провальнейшая книга, на которую даже подписку не удалось открыть. Так и писала бесплатно, потом подала на продажу уже готовую. Четыре раза переписывала пролог – не помогло. Покупали ее только по скидке, по одной-две штуки. Наверно, это величайшая загадка самиздата: почему одну книгу даже без рекламы рвут из рук, а другая, вполне цашная, не заходит от слова совсем, сколько бабла в нее ни вбухай.

«Так, ладно. Поменяй еще разок и крути самое удачное. До конца недели. Потом тормознем до подписки и продолжим. Если что – запишем в плановые убытки».

Свифт, описавший войну между тупоконечниками и остроконечниками, обзавидовался бы, узнав о будущей дискуссии сетераторов на тему «удалять – не удалять». Одна партия уверяла, что книгу, не набравшую за первые три дня триста (пятьсот, восемьсот, тысячу) библиотек, надо сносить и писать новую, потому что впахивать три месяца для двух десятков реальных читателей – потеря времени и финансовый убыток. Другие считали, что подобные фокусы подрывают доверие к автору, а заодно и к чтению в процессе в целом.

Я полностью поддерживала партию «не удалять» и дописывала неудачную книгу, пусть даже для полутора упертых землекопов. Но у меня финансовые потери Нины и Жанны компенсировались доходами Джо и Аркаши. Эта парочка чутко реагировала на спрос и выдавала соответствующий продукт, тогда как Нина и Жанна олицетворяли компромисс между читательским и авторским «хочу». Иными словами, мы с ними писали то, что требовала аудитория, но так, чтобы не приходилось ломать себя через колено. Это не приносило много денег и популярности, зато доставляло удовольствие.

Тогда почему я так расстроилась из-за этих несчастных двухсот двадцати двух библиотек?

Да потому что это прошито в каждого автора, даже если его единственный фанат он сам: быть читаемым и любимым. И никакие доводы разума и здравого смысла ничего с этим поделать не могут.

Глава 10

Мое утро сделал фидбек на свежевыложенную третью главу. Ту самую, где Ирина распугала шакалят в подворотне, а потом они с Кириллом сидели в ресторане.

Читательский отклик – вещь такая… Если его нет, кажется, что пишешь в пустоту. Если он есть… ну, тут свои нюансы.

Когда я только начала писать, часто сталкивалась с мнением, которое выдавали за аксиому: автор должен быть благодарен любой критике и просто обязан ей радоваться.

Так вот… не должен и не обязан. Потому что профессиональные критики, кстати, тоже далеко не всегда объективные, на сетературу свой взор обращают редко. Девяносто девять процентов всех отзывов в сети – это сугубо оценочное мнение, оно же вкусовщина. А автор ничем не отличается от кошки, которой доброе слово приятно, а недоброе, соответственно, нет.

Разумеется, я не могла нравиться всем, это было бы странно. Однако знание того факта, что кому-то мое творчество не зашло, вовсе не повышало качество как моих книг, так и жизни в целом. Когда-то я сильно расстраивалась из-за каждого негативного отклика. Любой автор знает: один такой нежданчик в плане эмоционального воздействия весит больше, чем десять позитивных комментариев. Пришлось приучить себя к тому, что любое упоминание имени в сети – это бесплатная реклама.

«Мама, я в телевизоре». Да будет хайп!

Мои постоянные читатели знали, что я пишу с реактивной скоростью, делаю миллион опечаток и рожаю монстров с головой от одного слова и хвостом от другого. Все это, конечно, при вычитке выпалывалось, но иногда что-то пробегало мимо глаз. Чужие ошибки я ловила на лету, свои могла и не заметить, углубившись в содержание. Тех, кто подбирал их и нес мне в клювике, готова была обцеловать с ног до головы. Еще, например, могла перепутать имя второстепенного героя или цвет его глаз. Когда тыкали в это носом, тоже была крайне признательна. А вот говноязыких «критиков», пишущих: «автор бездарь, герой мудак, героиня дура», сладострастно кидала в черный список, где они могли давиться ядом до скончания века.

Однако самая мерзкая порода хейтеров – это убитые из пушки в голову фанаты других авторов. Даже если обходить их кумира по дуге в триста гигабайт, запросто может прилететь только за то, что тебя любят читатели, отозвавшиеся о нем без пиетета.

Я легко могла вообразить, как такая обожательница с лупой просматривает мой текст, находит пропущенную опечатку, делает скрин и бежит, размахивая им, как флагом.

«Вот тут Солод советуют, я зашла ознакомиться. Она просто жутко неграмотная. Хоть бы орфографию проверяла, если денег нет на корректора. Когда увидела «как никак», стыдно за нее стало».

«А свежеСмолотый кофе?!»

«Все прям пищат, а я сломалась уже на названии».

«Спасибо, девочки, что предупредили, теперь точно не пойду».

Причем тащится это не под книгу, откуда, скорее всего, уже мои читатели вынесут вперед ногами, а в общую беседку, где делятся отзывами о прочитанном.

Спасибо, дорогие. Может, кто-то обо мне еще не слышал, а так заглянет проверить, почему же Солод рекомендуют, если у нее все настолько ужасно.

Впрочем, сегодня меня почтила посещением еще и поборница нравственности. Такие ко мне забегали нечасто.

«Героиня шлюха что ли? предупреждать надо, автор! фу какая мерзость повелась на юмор».

Я даже не сразу сообразила, что это про Ирину, и поинтересовалась, где был анонсирован юмор. Тут же прилетел ответ:

«причем тут юмор! я про вашу героиню! я глазам своим не поверила! проститутки и то честнее а тут просто грязь какая-то спать с несколькими мужчинами! другие авторы пишут предупреждения чтобы не вляпаться!»

А, ну да. У Ирки же, как и у меня, три любовника. Фу такой быть.

Попрощавшись с читательницей, я отправила ее в бан, где она могла вести дальнейшую беседу в формате никому не видимого монолога.

А не надо автора злить с утра. Эльвира, значит, темпераментная, а Ирка – шлюха? Не нравится – закрой и иди лесом, читай про скрепы. Тем более начало книги бесплатное, материально не пострадала, а потраченное время с лихвой компенсировала написанием гневных комментариев.

«Эй, прохожий, проходи, эх, пока не получил».

Закончив с уборкой, я вернулась к привычному ритуалу: таймер авторской группы, чатики, личка ВК, общение с рекламщиком. Сначала всегда занималась мелкой технической рутиной, чтобы потом не отвлекаться от прод. Но не в этой жизни. Похоже, добродетельная читательница разбудила вселенную, и та решила пошутить.

Все трое моих мужчин напомнили о себе одновременно. Пока я желала позвонившему Косте скорейшего выздоровления, в воцап свалились сообщения от Андрея и Вити. Оба интересовались моими планами на ближайшие дни.

А планы мои подвисли в неопределенности. Похоже, Ник был не из тех, кто при прощании договаривается о новой встрече. А я на нее очень даже рассчитывала, потому что после вчерашнего не хотела видеться больше ни с кем – пока не прояснится перспектива.

Ответила правду… почти правду: что у меня только что стартовали две книги, поэтому со временем пока полный караул. И тут же засела за проды, чтобы на всякий случай освободить вечер.

Жанкины василиски отчаянно сражались с напавшими на них драконами, но проигрывали по причине устаревшей системы вооружения. Чтобы обратить противника в камень, им требовалось несколько секунд пристального взгляда, тогда как огнеметы драконов действовали молниеносно и не нуждались в подзарядке. Я без тени сожаления сдала короля в плен, рассчитывая, что придумаю причину его асексуальности, пока Клотильда будет выручать супруга из беды.

Неугомонная Эльвира тем временем сначала делала юному стюарду эротический массаж своими силиконовыми губами и сиськами, а потом обучала технике сквирта, пока в дверь каюты не постучали. На этом глава закончилась, оставив читателей в неведении, кто там в коридоре: миллиардер, референт, капитан или просто уборщица. Впрочем, кого бы ни принесло, шансов избежать участия в оргии у него все равно не было.

После этого вечер Ирины и Кирилла в клубе с прощальным поцелуем у парадной показался бледным и пресным.

А ты еще удивляешься, что не зашло, презрительно хихикнула Джо. Кому нужны твои детсадовские поцелуйчики? Люди хотят в книгах секса. Много подробного правильного секса. Чтобы от него шевелилось в правильных местах.

Ну не знаю, возразила я. У меня в правильных местах шевелится, когда рядом правильный мужчина. А дрочить на тексты… Что ж, наверно, это настоящие филологи. Не то что я.

Тут в монодиалог вклинился телефон, я посмотрела на экран – и да, в животе вполне так шевельнулось.

– Как насчет вечера? – спросил Ник.

– В твоем клубе?

– Если хочешь, можем и в другое место пойти. Тебя пугает хип-хоп?

– Я слишком стар для всего этого дерьма, – скривилась я.

– Да ладно, – он наверняка улыбался. – Не наговаривай на себя. Ты вполне еще бодрая старушка.

Ах так? Ну хорошо, Николай Владимирович, держитесь!

– А ты вообще танцуешь?

– Специально не учился, но… в принципе, да.

– Отлично, – аж коленки задрожали от предвкушения. – Заедешь за мной? Часов в семь?

– Хорошо. Куда поедем?

– Увидишь, – загадочно пообещала я, вспоминая, где могут быть туфли для латины.

Конечно, это его «в принципе» вовсе не означало, что он реально знаком с сальсой или бачатой. Может, вообще имел в виду вальс или что-то вроде. Но я и сама не танцевала больше шести лет. А если человек «в принципе» умеет двигаться, подстроится без проблем. В «Эль Пульпо» никто ни на кого не смотрит. Ну, если, конечно, не лезть на середину, как мы с Захаром.

Туда мы ходили регулярно, любовь к латине была у нас общей. Строили планы, как поедем в отпуск в Аргентину и уж там отожжем по полной. Но так и не отожгли, потому что как раз в «Эль Пульпо» познакомились с Региной, к которой Захар в итоге и ушел. Так что… пусть этот вечер станет жирной точкой на прошлом – и, возможно, началом чего-то нового.

Я позвонила в ресторан и заказала столик, а потом подошла к шкафу. Туфли нашлись на антресольной полке. Потрепанные, в боевых шрамах, как две старые акулы, но вполне крепкие. Набойки не стесаны, супинаторы не разболтаны. Нормально.

Теперь одежда. Широкая черная юбка-кармен с красным поясом, черный низко вырезанный лонгслив. Надела, застегнула ремешки туфель, полюбовалась собою в зеркале. Прошла по комнате, притоптывая каблуками.

Сорок, говорите? Бодрая старушка? Окей!

Хоть я и была занята, все равно казалось, что время сломалось. То и дело поглядывала на часы, а где-то с половины седьмого, уже полностью готовая на выход, прилипла к кухонному окну. Черный Хайлендер вполз во двор без одной минуты семь.

Вот это пунктуальность!

Не дожидаясь звонка, я положила туфли в пакет, оделась и спустилась вниз. Ник стоял у машины и что-то читал в телефоне. Поцеловал коротко, открыл передо мной дверь и так же коротко бросил, заводя двигатель:

– Командуй.

– На Некрасова. «Эль Пульпо». Знаешь?

Молча покачав головой, Ник забил цель в навигатор и отъехал от поребрика. Я пыталась угадать его настроение, но никак не получалось. Он был непроницаемо спокоен, но что пряталось за этой маской? Чем-то расстроен? Встревожен? Или просто задумался? Вчера, рассказывая о катастрофе и травме, Ник неожиданно раскрылся, я почувствовала это. Но сейчас снова был закрыт на все замки, закован в броню. Неужели мне не удастся сквозь нее пробиться?

Вдруг показалось, уже не в первый раз, что не хватает воздуха. Совсем немного, на половинку вздоха. Или на четвертинку. Как тогда, в лесу, когда он подошел и спросил, нет ли у меня троса. Снег, алые всполохи на его лице, мягкие обертоны голоса… Метель, низкое давление.

Нет, не поэтому. Только теперь я поняла, в чем дело. Между нами с самой первой минуты завязался странный безмолвный разговор, где-то очень глубоко, глубже Марианской впадины. Не постоянно, а словно волнами – они накатывали, замирали на мгновение и снова уходили. И было в этом диалоге что-то очень тонко, неуловимо эротичное.

Как нижняя нота духов, рождающая шлейф. Как послевкусие дорогого вина. Как тающая нега на подушечках пальцев, когда погладишь мех, бархат или шелк. Немного напряженно. Немного тревожно. Тот флёр, который превращает банальный секс в мистический, волшебный ритуал.

Остановившись на светофоре, Ник поймал мой взгляд и точно так же – едва заметно, неуловимо – улыбнулся, краешками губ, но больше глазами. И мне вдруг стало страшно. Это был тот самый мучительно сладкий, томительный страх, как во время поцелуя в лесу.

Предвкушение, заставляющее балансировать на краю, прежде чем сделать шаг вперед.

Я призналась себе, что хочу его. Не просто абстрактно – а могу представить, как это может быть… как это будет. И неважно, когда все случится – сегодня, через неделю, через месяц. Тогда, когда будет нужно.

Хотя… латина – она такая, опасная. Это тоже эротика – растворенная в звуках, в ритме, в горячих прикосновениях и взглядах глаза в глаза. Случайно ли я выбрала «Эль Пульпо» – или мне подсказало желание из той самой глубины, темной, как пульсирующая в висках кровь?

В ресторане за шесть лет многое поменялось. Я слышала, что он закрывался на ремонт, интерьер почти полностью стал другим. Ну и отлично – меньше ассоциаций.

– Эль пульпо? – положив перед нами меню, официант дежурно предложил коронку.

– Будешь? – спросила я Ника. – Осьминога на углях?

– Да нет, спасибо. Пока подумаем, – он открыл меню и быстро пролистал страницы. – Мы что, есть сюда пришли? Может, большой морской коктейль на двоих и минералки? Кстати, роскошно выглядишь.

– Спасибо. Коктейль – годится.

Мы таскали с блюда мелких морских гадов, болтали о чем попало, а я прислушивалась к музыке, прикидывая, с чего начать. Вечеринка набирала обороты, на танцполе уже стало тесно. Здесь танцевали в основном клубное, да я и не сильна была в классических самбе или румбе. Бачата и кизомбе попроще, но для первого раза слишком чувственно, это будет мешать. Наверно, лучше сальсу, уж ее-то трудно испортить, лишь бы с ритма не сбиться.

– Женя, мы так и будем сидеть?

Музыканты после короткого перерыва заиграли снова, Ник поднялся и подал мне руку.

Меренге?! Ну, блин, ты сам напросился, потом не жалуйся.