Текст книги "Как стать ярлом (СИ)"

Автор книги: Геннадий Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава 19

– Привет, Андрюш, – я постаралась хоть немного пригасить разочарование. – С наступающим.

– И тебя, Жень. Послушай, а может, ты приедешь в клуб завтра? Там частная вечеринка будет, но нам разрешили «плюс один». Потом поедем ко мне.

– А что за клуб? – вдруг пришло в голову, что это может оказаться все тот же самый «Черный лис». Ну тогда мне точно туда лучше не соваться, при любом раскладе.

Но Андрей, к моему облегчению, назвал какой-то незнакомый клуб. Наверно, сейчас был самый подходящий момент, чтобы все закончить, но я не смогла. Вот так – по телефону, да еще и накануне праздника? Нет, достаточно того, что я все для себя решила. Поговорю со всеми троими уже в январе.

– Извини, Андрюш, не получится. У нас тут… семейное сборище намечается.

На всякий случай я скрестила за спиной пальцы, хотя под семейным сборищем вполне можно было понимать и нас с Аленой.

– Ну что делать, семья – это святое. Ладно, увидимся в новом году.

Отложив телефон, я села на диванчик в холле и прислушалась к себе. Ощущения были… странные. С одной стороны, неловко и, пожалуй, даже больно. Всегда тяжело разрывать отношения, особенно если человек не сделал тебе ничего плохого. Наоборот, я была благодарна Андрею за то, что помог выбраться из депры после развода. Мне было хорошо с ним, но за три года мы так и не стали по-настоящему близкими, иначе не появились бы Витя и Костя – как дополнение.

С другой… Я приняла решение, и это было пусть болезненное, но все же облегчение. Даже если с Ником у нас ничего не получится… ой, нет, пожалуйста, пожалуйста, пусть получится! Так вот, если ничего не выйдет, мне равно уже не нужны будут эти… костыли.

Я покосилась в угол, где стоял настоящий костыль из травмпункта. И тут же вспомнила, как Ник принес его.

Черт, кажется, я и правда втюрилась, как дурочка, на старости лет, если без конца только о нем и думаю.

А еще мне вдруг стало ясно, почему Ник так резко сдернул вчера. Нет, конечно, стопроцентной уверенности в том, что он поехал именно к своей подруге, у меня не было, но я почти в этом не сомневалась. А если так – она ведь наверняка рассчитывала встречать Новый год с ним. Может, даже в его клубе, с его друзьями. И если он предложил это мне – значит, тоже принял решение. В такой ситуации откладывать на потом уже было нереально.

Мне даже стало ее жаль. И его тоже. Я побывала по обе стороны баррикады: уходила сама, уходили от меня. Поэтому знала: и то и другое тяжело. Даже трудно сказать, что тяжелее.

– Елку собираешься ставить?

Вздрогнув, я обернулась. Алена стояла в коридорчике между холлом и своей комнатой.

– Да. Хочешь, вместе будем наряжать?

– Давай, – она улыбнулась, и улыбка эта, бледная, слабая, была первой с тех пор, как она вернулась домой.

Забравшись на стремянку, Алена достала с антресолей и подала мне сначала коробку с разобранной елкой, потом чемоданчик с игрушками. С этим чемоданчиком, тогда наверняка модным и элегантным, дедушка в сорок седьмом вернулся из Германии. С женой и годовалой дочерью, моей тетей Алевтиной. Мама появилась у них только через десять лет.

Мы с Аленой всегда наряжали елку вдвоем, с ее двухлетнего возраста. Это был наш ритуал, который нарушился лишь однажды – когда на Новый год я угодила в больницу с гриппом. Мы знали наперечет каждую игрушку, и для каждой у нас было свое место. Часть досталась мне от бабушки: когда она умерла, мы с мамой поделили их. Некоторые из них чудом пережили блокаду, а одному ангелу было уже больше ста лет, его маленькому дедушке подарила крестная – кока Мила.

Я доставала игрушки, Алена вешала. Молча, с грустной, едва заметной улыбкой и влажно блестящими глазами. Наверно, думала о том, что могла бы сейчас вот так же наряжать елку вдвоем с Виталиком. Последним занял свое место извлеченный из пластикового кофейного стакана ангел. Ну и финальные штрихи: шпиль с дождиком и гирлянда. Ах, да, и Дед Мороз, конечно. Его роль у нас играла икейская лягуха в колпачке Санты, набитая для устойчивости мелкими монетками.

Алена включила гирлянду, и мы сели на диванчик – полюбоваться. Как всегда. Я обняла ее за плечи, она вздохнула тяжело, уткнулась носом куда-то мне под мышку.

– Ма… ты ведь хочешь пойти, да? В клуб? – спросила глухо.

– Да, – я не стала врать.

– Значит, пойдем.

– Но ты же ведь не хочешь?

– Если бы я сказала, что хочу, ты бы поверила? – усмехнулась она. – Встречать Новый год с кучей незнакомых людей, когда больше всего хочется забиться в дупло и никого не видеть. Но ведь если я не пойду, ты тоже не пойдешь, правда? Я, конечно, могу сказать, что иду к Светке, по улицам побродить, а потом домой вернуться. Но ты же ведь все равно будешь беспокоиться, так?

Я молчала. Что тут можно было сказать?

– В общем, не хочу портить тебе праздник. Пойдем. Может, как раз и ничего, что незнакомые. Никто не будет лезть с сочувствием, а про себя злорадничать: ага, обломалась Мерцалова. Надеюсь, там найдется чего пожрать и выпить.

– Кстати, про пожрать. Может, печенье испечем?

– Мерзкое? – уточнила Алена.

– Ну конечно, мерзкое, какое же еще.

Это тоже было нашей новогодней традицией: печенье, которое омерзительно долго и нудно пеклось, а затем так же омерзительно быстро съедалось.

– Давай испечем.

Мы нашли по телевизору новогоднюю комедию и занялись делом. Я раскатывала песочное тесто и штамповала из него тоненькие кружки, Алена промазывала готовые джемом, собирала башенки и украшала. Между двумя партиями я позвонила Нику и сказала, что мы придем.

– Хорошо, – ответил он, – буду ждать.

И так это прозвучало, что я чуть не запищала.

Поужинали печеньем с чаем, и только в одиннадцатом часу я вдруг спохватилась, что так и не написала проду от Нины. ***

Когда текст пёр, я могла написать стандартные пять килознаков проды за полчаса. Ну минут за сорок – с учетом пауз и оперативного исправления слов-мутантов. Это означало, что она уже у меня в голове, продуманная, готовая на выход. Иногда на старом ноуте на такой скорости даже клавиши вылетали и пробел не срабатывал.

Если не шло… тогда не шло.

Время подкатило к полуночи, а на экране тосковали три абзаца. Тридцатое пока еще декабря, писательница Женя-Нина пишет книгу о писательнице Ире, и в Ириной книге тоже тридцатое декабря, и она пишет книгу о писательнице, которая…

Интересно, до какого уровня можно развить эту рекурсию – бесконечные отражения, как в зеркальном коридоре? И, кстати, у Ириной героини, которой я даже имя поленилась придумать, книга тоже не получается, потому что Ира пытается писать про них с Киром, но не выходит каменный цветок, ну никак не выходит.

Казалось бы, в таком настроении новогоднего предвкушения только и писать – но нет. Потому что это было мое настроение. Получилось как с той неудавшейся эротической сценой. Передать свои чувства к выдуманному герою – запросто. Нашпиговать выдуманную героиню кусками своей жизни, своими мыслями и эмоциями – проще прощего. Написать о себе – нет. И неважно, что события другие. Да и где там другие? Все равно ведь придет Кир к Ире в новогоднюю ночь, и…

И что? Будут в шашки играть?

Черт…

Да нет, какой там черт. Слабо, слабо. Блядь – это уже ближе. И всякий прочий зол глагол.

Я сдалась и все это выплеснула в текст. Все свои авторские мысли о том, что о выдуманных героях писать могу, о себе – нет. Вложив их в уста Иры, разумеется. Почти на целую проду хватило. А довеском – звонок Кира, заявившего, что вот – стою у твоего дома, с елкой и мандаринками, можно подняться?

Стоп, стоп, куда ты прешься так рано? Еще же не новогодняя ночь. Всю романтику испортил. Ладно, придется подправить. Это у меня тридцатое… то есть уже тридцать первое началось, а у Ирки пусть будет вечер тридцать первого.

Сидит она за компом, вся такая несчастная, одинокая, еще полубольная. В спортивном костюме и фигой на голове. Вместо елки – кактус с мишурой, вместо оливье – салатик «Столичный» в коробочке от «Окея», шампанское… Без шампанского обойдешься, ты ж болеешь, курица. Теплое? Какая гадость это ваше теплое шампанское! Это ж не водка, которую теплую, да в жару, да на пляже, да из мыльницы – с удовольствием. Ладно, ладно, пусть Кир и шампанское принесет. Хоть пробку понюхаешь.

Разумеется, Ира сказала: «Поднимайся» – и побежала в ванную хотя бы причесаться, ноги побрить все равно не успеет. И на этом я – Клотильда, дубль два! – с читателями попрощалась до следующего года. Разумеется, поздравив и пожелав всех благ. Ну сволочь же! А что делать? Четыре дня – это достаточно длинные каникулы. Без такого вот крючка читатель может заскучать и пойти других авторов искать. И не факт, что вернется. А для нас каждый – на вес золота.

Первым утренним настроением было детское – сегодня! Дождаться бы!

Потом немножко холодной воды: а что, если Алена в последний момент передумает? Не трагедия, конечно, буду ждать Ника первого, но хочется-то встретить Новый год вместе!

Алена сидела за столом, одетая и даже причесанная, строя какой-то график в ноуте.

– Привет, – пробормотала, не оборачиваясь. – Я не готовила ничего, бутер съела. Но чайник горячий. Мне тут задачи скинули для зачета, десятого сразу и пересдача, и экзамен. Хочу сейчас побольше сделать.

Божечки, спасибо, спасибо! Пусть сидит задачки решает, все лучше, чем по Витале страдать.

Позавтракав, я выудила из хаоса в голове еще две проблемы, которые требовали немедленного решения. И для начала позвонила Нику.

– Жень, все в порядке? – спросил он с беспокойством.

– Да, все в силе, – «надеюсь», добавила я про себя. – Тут такое дело… Хочу попросить кое о чем. Давай без подарков, ладно?

Блин, может, он и не собирался мне ничего дарить, а я тут вылезла!

– Ну… хорошо, – после паузы сказал Ник. – Только чисто для интереса, почему?

– Я тебя еще слишком мало знаю и понятия не имею, что бы тебе понравилось. И для того чтобы спросить, чего бы ты хотел, тоже. А дарить какую-нибудь ненужную фигню не хочется.

– Принято, – он коротко усмехнулся. – А день рождения у тебя когда?

– В феврале.

– Ок. Слушай, мы где-то около десяти стартуем вечером, но вы приезжайте как получится. Позвонишь – я встречу.

– Хорошо, – я улыбнулась своему страшному отражению в полированном боку чайника. – До вечера.

В десять… Это как раз было связано с другой проблемой. Мама жила на противоположном конце города, на Ленинском. На машине самым коротким маршрутом я добиралась до нее где-то за час, если не было пробок. На метро немного быстрее. К ней, а оттуда в клуб не получалось – она уходила обычно часов в восемь. Ехать раньше, вернуться домой, а потом в клуб… Весь день убить на чертову езду туда-обратно. Вообще не поехать? Ну как-то… такое… Хоть у нас с мамой и не было никогда близких отношений, а после моего второго развода тем более все стало прохладно, не поздравить ее с Новым годом – это уж совсем было пойти на конфликт.

Я сидела и думала, что делать, пока не зазвонил телефон.

Мама?

Интересно.

– Женечка, ты извини… – голос звучал виновато. – Не обидишься, если мы числа второго-третьего увидимся?

– А что такое? – я еще боялась поверить, что вселенная так оперативно отреагировала на мой запрос.

– Да Нюся в этот раз решила на даче Новый год отмечать. Попросила меня приехать пораньше и помочь. Через час уже иду на электричку.

– Ну что делать, – лицемерно вздохнула я, чувствуя себя свиньей. – Надо так надо. С наступающим, мам. И Нюсю поздравь.

Вот бы все проблемы решались так просто, сами собой.

Прихватив с блюда печенину, я пошла изучать недра шкафа.

Глава 20

Ближе к вечеру, когда ноги были уже побриты, а брови откорректированы, начало понемногу потряхивать. Почему-то только сейчас до слоупока дошло, что в клубе будет полно народу, которым Ник представит меня как свою… кого?

Я убеждала себя, что страшнее, чем знакомство с друзьями и родными Захара, точно уже не будет. Тогда все, поголовно все, считали меня стервой, которая увела его от милой и прекрасной Лилечки. Хотя я не сделала – и не сделала бы! – ни единого шага в этом направлении. Еще неизвестно, кто кого увел.

А может, кто-то подумает точно так же и сейчас – если знает прежнюю пассию Ника? Или я уже слишком загоняюсь? Наверно.

В половине девятого я заглянула к Алене. Она стояла перед шкафом с таким выражением, что у меня в животе мгновенно заледенело. Сейчас скажет: ма, прости, но я все-таки не пойду.

– Блядь, не знаю, что надеть, – пробормотала она.

В ее возрасте я временами не то что говорила, думала матом. Но в устах своего ребенка – это всегда корежит. Есть же правило: не выражаются мужчины при женщинах, женщины при мужчинах, взрослые при детях, а дети при взрослых. А для родителей ребенок всегда дитё. Но и обещать помыть язык с мылом было уже как-то глупо.

– Исходи из того, что идешь в клуб и там будет молодняк твоего возраста. Не из Форбса, но и не маргиналы.

– Не знаешь, что выбрать, – придерживайся медианы, – вздохнула Алена, вытаскивая черные узкие брюки и сиреневую шелковую блузку. – А ты в чем?

– Та же фигня, Джульетта.

Я страдала на эту тему полдня, в финал вышли La Petite Robe Noire, как у Одри Хепбёрн в «Завтраке у Тиффани», и свободный брючный костюм из бирюзового шифона.

Заставив меня надеть то и другое по очереди, Алена – будущий хоть и не одежный, но все же дизайнер – задумчиво наморщила лоб.

– Смотря чего ты ждешь от этого вечера.

Хм… что-то я вовсе не горела желанием обсуждать это с собственной дочерью. И вообще ни с кем.

– Ма, ты извини, конечно, за такой вопрос, но… насколько все это серьезно и на какой стадии?

Почему-то вспомнилось, как на первое свидание с Серегой я запихнула ей в сумку упаковку презервативов. На всякий случай. «Я что, проститутка?» – возмутилась она. Понадобились резинки или нет, история деликатно умолчала. Во всяком случае, обратно она мне их не отдала.

– Не знаю, – буркнула я, лихорадочно, едва ли не истерично наглаживая рукой шелковый пояс брюк. – Мы знакомы-то месяц. Даже меньше.

– Да какая разница, месяц или год. Обычно уже через две минуты знаешь, чего хочешь от мужика. Одно дело, если так, на время. А вот если всерьез… Пролететь третий раз подряд было бы уже не просто обидно, но и глупо.

Это кто мне говорит? Вздорная девчонка, от которой к девятнадцати годам сбежали уже два парня? Но напоминать ей об этом сейчас точно не следовало.

– Ладно, ма, дело твое, – Алена махнула рукой. – Разберешься. Черное тебе идет больше, но… к нему нужны брюлики или хотя бы натуральный жемчуг. Иначе для твоего возраста это слишком просто. Костюм… мешковатый маленько, но вполне секси, особенно пояс под грудь. Топ какой наденешь? Подожди-ка.

В шкафу на вешалках и в ящиках осталось довольно много одежды, которую Алена не забрала, переехав. Я туда даже не совалась, хватало своего. Она открыла ящик и вытащила опасно вырезанный белый топ.

– Ты что? – возмутилась я. – Под него даже лифчик не наденешь, все торчать будет.

– Ма-а-ать! – Алена закатила глаза. – Какой лифчик? Что ты как бабка? У тебя вполне еще приличные сиськи. Вряд ли ты со своей ногой станешь латину танцевать. А если будешь сидеть спокойно, ничего не вывалится. Давай, надевай.

Ежась под ее оценивающим взглядом, я сняла жакет и лифчик и натянула топ. Подумала, что выгляжу как Эльвира, и попыталась спрятать грудь поглубже. Конечно, лет двадцать назад носила и не такое, но сейчас было здорово не по себе.

– Жакет! – скомандовала Алена. – Ну вот, норм. Эротишно, но не вульгарно. Летчик твой помрет.

– А ты поможешь мне спрятать труп? – скептически поинтересовалась я, продолжая запихивать бюст куда-то под мышки.

– Ну уж нет, – фыркнула она. – С трупом ты как-нибудь сама. Давай волосы тебе заколю.

Ловко, как заправский парикмахер, Алена уложила их в низкий тяжелый узел, выпустив сверху на щеку один длинный локон, побрызгала лаком. Пока она одевалась, я накрасилась, вытащила из шкатулки идеально подходящий под костюм индийский сет из серебра и бирюзы: серьги и узкое ожерелье. Отец привез его из Калькутты, там была еще и налобная тика, но ее я ни разу не надевала. Последний штрих – духи. Не на себя, а в воздух. И пройти через облако.

– Красота! – одобрила Алена, расчесывая перед зеркалом ресницы. – Не знала бы, сколько тебе, сказала бы, что лет тридцать от силы.

За всей этой возней из дома мы выбрались только в половине десятого. Пока дошли от парадной до такси, мороз успел прихватить за задницу и за коленки. Пробки уже рассосались, ехали быстро.

Что-то прямо все подозрительно гладко идет, подумала я, поглядывая на Алену. И она согласилась, и мама уехала, и вообще… Это что – хороший знак или, наоборот, предвестник чего-то нехорошего? Хотелось верить в первое, но и второе из виду упускать не стоило. Поэтому на всякий случай я поздравила всех, кого вспомнила, в воцапе и отключила в телефоне звук, а потом позвонила Нику и сказала, что уже подъезжаем.

– Через главный вход заходите, – ответил он. – Сейчас выйду.

Никакой очереди, никакого охранника у входа не было. Вообще никого. Ну ясень пень, частная вечеринка. Видимо, дела у Ника шли неплохо, если мог позволить себе закрыть клуб в самую хлебную ночь года.

Дверь распахнулась перед нами, как по волшебству. Мелочь, но приятно.

– С наступающим! – Ник поцеловал меня в щеку, кивнул Алене. – Дамы, вы прекрасны.

Да он и сам выглядел… очень даже ничего. Любопытно, сколько я видела его в костюме, и каждый раз рубашка оказывалась темнее. Видимо, ему нравился именно такой баланс. Сейчас Ник был без пиджака, синяя рубашка придавала тот же оттенок глазам. Но дело было не в одежде. Что-то изменилось. Неуловимо – я бы не смогла сказать, что именно, но чувствовала. Как будто отбросил все сомнения, и теперь – только вперед. От его взгляда по спине побежали мурашки. Я не любила подобные выражения в книгах, уж больно затасканные, но это были именно они. Табун муравьев с щекотными мохнатыми лапками.

Мы разделись в пустом гардеробе, а когда подошли к входу в зал, навстречу вышел парень лет двадцати.

– Владимир, мой сын, – представил его Ник. – Это Евгения и Алена.

Я бы и так догадалась, хотя внешне они были совсем не похожи. Володя – тоже высокий, но по-юношески тонкий, изящный. Аккуратно подстриженные светло-русые волосы, короткая бородка, голубые глаза. Пожалуй, только в их разрезе и в очертаниях скул было что-то схожее. Да и в целом… Ник – жесткий, словно стальной, я поняла это еще при первой встрече. Он мог быть и другим, но точно не для всех и не всегда. А Володя… Есть такие люди – пройдут мимо, и тебе хочется улыбаться. Светлые, теплые. И все же было в них обоих что-то общее. Даже если бы я не знала, что они отец и сын, подумала бы так, едва взглянув на них вместе.

– Ну, пойдем к нашим? – спросил он Алену. – Не бойся, тебя никто не съест.

– Надеюсь, – улыбнулась та, и они ушли.

Я задержалась у зеркала, поправляя волосы. Ник стоял сзади и смотрел на мое отражение.

– Симпатичный у тебя сын, – сказала я, пристраивая на место выбившуюся шпильку.

– Да, – кивнул он. – Хороший парень. С припиздью, конечно, но в этом возрасте они все такие. Не волнуйся за свою, я предупредил: он за нее головой отвечает.

– Суровый папаша.

Я хотела посмотреть, не вылезла ли из топа грудь, но вместо этого поймала в зеркале взгляд Ника.

– Женька… – он положил руки мне на плечи, и меня бросило в жар. – Может, не пойдем?

– Ну… неудобно. Ты ж тут главный.

Нервно хихикнув, я сделала шаг к залу, но Ник, поймав меня за руку, попросил смущенно:

– Минутку подождем, ладно?

– Хорошо, что у женщин это не настолько очевидно, – пробормотала я себе под нос, но так, чтобы он наверняка услышал.

Ник сильнее сжал мою руку, но тут же отпустил.

Правильно. А еще лучше – глаза закрой. И подумай о счетах за коммуналку.

– Все, пойдем, – сказал он, подталкивая меня к проему.

Зал выглядел сейчас совсем по-другому. На сцене богемного вида дядечки играли что-то фоновое, в духе Глена Миллера, вполне новогоднее. Посреди танцпола стояла наряженная елка, словно отделяя одну компанию от другой. Ник подвел меня к составленным столам, за которыми, как мне показалось, сидела уйма народу. Ну, человек тридцать точно.

– Секунду внимания, – попросил он. – Хочу вам представить Евгению.

Он не уточнил, кто я, но по его тону все наверняка и так догадались и заинтересованно загудели.

– Штрафную за знакомство, – предложил толстячок с пушистыми кудряшками вокруг празднично сияющей лысины.

Ник пододвинул мне стул и, не спрашивая, налил красного вина. Я чокнулась с теми, до кого удалось дотянуться, дальше снова побежал общий разговор, то и дело распадающийся на отдельные ветки, но меня при этом внимательно изучали.

– Все хорошо, не волнуйся, – шепнул Ник мне на ухо и плотно прижал ногу к моей – от бедра до лодыжки. Это немного успокоило – правда, только в одном смысле. В другом – совсем наоборот.

Вино развязало язык, я потихоньку начала участвовать в общей беседе, хотя больше слушала. С Ником мы почти не разговаривали, да это сейчас было и ни к чему. Сейчас у нас шел с ним иной разговор: чувствовать друг друга рядом и то, что мы вместе, причем у всех на виду. Прикосновения – тяжело и горячо под столом, едва заметно, легко, словно случайно – над водой. Улыбки, короткие взгляды, которые так непросто отводить, но надо – мы же не одни.

Время будто остановилось, мне казалось, что мы сидим вот так уже всю ночь, но часы у Ника на запястье уверяли, что едва перевалило за одиннадцать.

– Всех с наступающим, – поднялся подтянутый пожилой мужчина в смокинге. Вряд ли ему было меньше семидесяти, но язык не поворачивался назвать его стариком. – Нам, к сожалению, уже пора. Такси ждет.

– С наступающим, пап, – встав и обогнув стол, Ник поцеловал его и даму в вишневом бархате, которая одарила меня царственной улыбкой.

Пап?!

Ой, мамочки…

– Это твои родители были? – очумело спросила я Ника, когда он вернулся, проводив их. – И ты мне не сказал?

– Ну вот поэтому и не сказал, – он пожал плечами. – Чтобы ты не дергалась. Успеешь еще с ними познакомиться. Если захочешь.

– Ты просто монстр! – прошипела я.

– М-м-монстр… – повторил он так, что у меня перехватило дыхание.

Свет в зале был притушен, мигала гирлянда на елке и всякая прочая цвето-свето-дребедень, и как раз на его лицо упал красный отблеск – как тогда, в лесу.

– Простите, Ольга… – обратилась ко мне сидящая напротив брюнетка и запнулась, словно ей наступили на ногу.

Краем глаза я заметила, как жестко прищурился Ник.

– Евгения, – поправила с улыбкой – надеясь, что получилось не очень резиново.

– Простите, – она порозовела. – Евгения, я хотела спросить, чем вы занимаетесь. Если не секрет.

– Статьи пишу. Для журналов, для сайтов.

– Журналистка? Как интересно.

Рука Ника плотно легла мне на колено, словно говоря: все Ольги идут лесом, вот что интересует меня сейчас. И только это.

Ольга, значит? Ну и ладно. Вот она – та самая ложка дегтя, без которой ну никак, но я ее оперативно выковыряю и выброшу, чтобы не загадила всю бочку меда.

Все, проехали.

И тут время спохватилось. Мощный рывок – и год оказался у финишной черты. Шампанское лилось в бокалы, за елкой громко начали обратный отсчет.

«Пусть у нас будет ВСЁ», – загадала я под бой курантов.

Именно вот так – ВСЁ. Не расшифровывая.

Молодняк за елкой вопил, как бешеный. Обитатели нашего стола, вроде вполне солидные, не отставали. Все вокруг кричали «ура», обнимались и целовались так, словно весь год боялись, что следующий уже не наступит.

Поставив бокал на стол, Ник наклонился и поцеловал меня.